Невеста для графа Линден Кэролайн

Глава 9

Элиза старалась пореже думать о лорде Гастингсе, но не очень-то получалось. У нее никогда не возникало подобных проблем с другими партнерами отца. Возможно, все дело в том, что они не отличались ни красотой, ни обаянием, в то время как граф в избытке обладал и тем и другим, но, кажется, были и иные причины… Мистер Гринвил постоянно приносил ей сладости, когда она была ребенком, а сэр Дэвид частенько говорил, что она очень похожа на мать, но при этом никакого особого интереса она для них не представляла, а вот граф – совсем другое дело… Он интересовался ее жизнью. Он расспрашивал о Вилли. Более того, казалось, что она интересовала его даже больше, чем их с отцом дела. Хм… очень странно и необычно. Но, возможно, все объяснялось очень просто: граф беседовал с ней лишь из вежливости. Вот и Джорджиана говорила ей, что аристократы, то есть истинные джентльмены – такие, как ее жених виконт Стерлинг, – обладают исключительным чувством такта и прекрасными манерами. Надо думать, граф Гастингс в этом смысле ничем не отличался от виконта Стерлинга, а в чем-то возможно, даже превосходил.

Увы, сколько бы Элиза ни убеждала себя в том, что за вежливыми словами и комплиментами ничего не стояло, эти его вежливые слова и комплименты все равно доставляли ей несравненное удовольствие. И грезить наяву, вспоминая, как граф на нее смотрел и что говорил, было куда приятнее, чем думать о вещах реальных. Тем более что в реальном мире дела обстояли совсем не так хорошо. Подруги Элизы давали ей немало поводов для беспокойства. Софи оказалась в эпицентре скандала, разразившегося вокруг игорного клуба «Вега». Играя в «Веге», Софи зарабатывала себе на жизнь. Знали об этом немногие, а знавшие молчали, но случилось так, что герцог Вэр, сев играть за один стол с Софи, поднял ставку до немыслимой суммы. Джорджиана любила пошутить на тему влюбленности в Софи младшего брата герцога, игрока и повесы лорда Филиппа. Права была в своих предположениях Джорджиана или нет, но ей очень хотелось думать, что лорд Филипп действительно любит Софи. Софи же лишь смеялась и отшучивалась: говорила, что от лорда Филиппа одни неприятности, – и Элизабет была согласна с подругой. Она считала, что у Софи хватит здравого смысла не терять голову ни из-за лорда Филиппа, ни из-за его старшего брата. Как бы там ни было, но Софи почему-то вдруг перестала отвечать на письма Элизы, и это не могло не вызвать беспокойства. Не придумав ничего лучшего, Элизабет обратилась за помощью к отцу, и тот обещал разузнать все, что сможет. Когда же отец сообщил, что Софи давно не появлялась в Лондоне, Элиза всерьез забеспокоилась.

Так что же стряслось с ее подругой? И, что еще важнее, как ей помочь? Лучше всего Элизе думалось в саду. Вот и сейчас она пыталась найти решение, срезая цветы для букета невесты – замуж выходила сестра камеристки Элизы. Венчание Джейн Харби назначили на завтра, и церковь решено было украсить сиренью. Мэри, камеристка Элизы, уже нарезала полную корзину разноцветной сирени и подошла к хозяйке спросить, не нужна ли ей помощь. Элиза подняла голову – и едва не выронила садовые ножницы, увидев направлявшегося к ней лорда Гастингса.

Вилли, который нежился на солнышке, тотчас вскочил и помчался к графу. Тот ласково потрепал пса по голове. Он вновь застал ее за работой в саду – с той лишь разницей, что сейчас вид у нее был вполне презентабельный. Когда лорд Гастингс подошел достаточно близко, Элиза сделала реверанс; сердце ее при этом бешено колотилось.

– Надеюсь, вы простите мне мою дерзость, мисс Кросс, – сказал граф, немного щурясь от солнца, и за эти лучики в уголках его глаз Элиза готова была простить ему любое преступление. – Видите ли, ваш дворецкий любезно разрешил мне пройти в сад, чтобы встретиться с вами здесь, на свежем воздухе, а не в гостиной. День выдался на редкость погожий.

– Да, милорд, замечательный день. А папа, наверное, немного задерживается? Он предупредил меня, что сегодня вернется домой рано.

Элиза догадалась, что отец ждал с визитом лорда Гастингса, так как он счел нужным предупредить ее о том, что будет дома к ленчу.

– Мы договорились встретиться в два часа, – подтвердил ее догадку граф. – Вы не станете возражать, если я подожду его здесь? Надеюсь, он скоро появится.

Элиза улыбнулась. Беспокойство о судьбе подруги отступило на второй план.

– Разумеется.

Лорд Гастингс подошел к ней вплотную. Вилли залаял и, подбежав к графу, понюхал носки его туфель, а потом затрусил к цветущему кусту сирени и принялся тщательно его обнюхивать.

– Я чувствую, что последнее время слишком часто навязываю вам свое общество, мисс Кросс. Прошу простить меня за это.

– Что вы, милорд!.. – с жаром воскликнула Элиза, тотчас же почувствовав, как наливается жаром лицо. Ей сделалось нестерпимо стыдно за свои глупые грезы. – Из всех папиных партнеров вы самый обаятельный… и вовсе не навязчивый.

Граф рассмеялся.

– Вы слишком добры ко мне, мисс Кросс. Представляю, как утомительно изо дня в день принимать у себя гостей – партнеров вашего отца. Но о чем же они с вами говорят? О паровых двигателях? О полетах на воздушном шаре? Об акциях и биржах?

– Честно говоря гостей бывает не так уж много, – сказала Элиза, потупившись. И тут же спросила: – А вы инвестируете производство паровозов? Папа называет их машинами-убийцами – из-за взрывоопасности.

– Я, пожалуй, с ним соглашусь, – лукаво подмигнув девушке, ответил граф. – Но если производить их так, чтобы они не взрывались… Тогда у этих машин большие перспективы.

– Да уж… – буркнула Элиза. – Не убивать всех, кто рядом, – это ли не прогресс?

Гастингс вновь рассмеялся, и от этого его смеха сердце Элизы так и ринулось в пляс.

А граф вновь заговорил:

– На территории принадлежащего мне поместья в Корнуолле предположительно залегает медь. Ваш отец предложил мне помощь в разработке этого месторождения. – Хью поморщился и добавил: – Ведь я совершенно не разбираюсь в добыче руды…

– И я тоже. Но я слышала, что в Корнуолле красиво.

– Да, очень красиво. А та часть полуострова, что принадлежит мне, необычайно красива, – добавил граф с такой нежностью в голосе, что сразу же стало ясно: он любит свое поместье и гордится им. – А вы когда-нибудь бывали в Корнуолле?

– Нет, но мне хотелось бы туда съездить. Папа бывал там много раз – по своим коммерческим делам. Он всегда мне говорил: «В тех местах, где я бываю, ужасно грязно и мрачно, и женщинам там делать нечего».

– Что ж, тогда… – Хью улыбнулся. – В таком случае вам не надо ехать туда с отцом. Но я мог бы показать вам самое красивое место на земле – усадебный дом в моем поместье Розмари. Он стоит на высоком обрыве, над живописной бухтой залива Плимут-Саунд, неподалеку от Солтэша. Мой отец перестроил дом, но сохранил древние развалины нормандского замка. Из окон видно море, а в саду есть зеркальный пруд, который в ясные ночи можно принять за подробную карту звездного неба.

– Как там, должно быть, замечательно! – воскликнула девушка.

– Розмари – самое тихое место на свете, там все дышит покоем, – продолжил граф. – И названо поместье в честь моей матери. Роза у моря… – Хью осмотрелся и добавил: – Но должен признать, что сад у меня в поместье не такой ухоженный, как ваш, мисс Кросс. Могу лишь догадываться, каким чудесным стал бы мой сад, если бы вы смогли приложить к нему руки. Вы настоящая волшебница.

Элиза радостно улыбнулась. Ей было очень приятно это слышать.

– Ах, милорд, спасибо за комплимент, но ничего волшебного в моем увлечении нет, – проговорила девушка. – Я просто сажаю то, что хочу видеть, глядя в окна, и слежу, чтобы все хорошо росло.

– Нет-нет, не говорите, что это не волшебство! – с горячностью возразил граф, и Элиза с удивлением на него посмотрела.

Его темные глаза таинственно блестели, и если кто из них двоих и умел колдовать, то никак не она, а лорд Гастингс. Взгляд его завораживал.

– Поверьте, я способен распознать истинную красоту, и в вашем саду ее больше, чем где бы то ни было.

Девушка понимала, что граф ей беззастенчиво льстил, но все равно радовалась его комплиментам.

– Это потому, что ирисы зацвели, – сказала Элиза. – Ирисы… вот и все.

– Нет-нет. – Граф энергично покачал головой. – Я сейчас не об ирисах.

Не об ирисах? Тогда о чем? Не о ней же? Элиза не знала, что и думать. Она отвела глаза и, увидев возвращавшуюся с пустой корзиной камеристку, нашла в ней свое спасение.

– Вы не будете возражать, если я продолжу срезать цветы, милорд? Одна из местных девушек завтра выходит замуж, и я обещала передать ей цветы – для букета и для украшения алтаря.

– Нисколько не возражаю. Эта девушка ваша подруга?

– Нет, она сестра моей горничной Мэри. Она выходит замуж за корабельного плотника из Дептфорда. – Элиза забрала у Мэри корзину и отпустила камеристку.

– Вы делаете невесте весьма щедрый подарок, мисс Кросс, – заметил лорд Гастингс.

Они неспешно прогуливались по тропинке. Элиза засмеялась и замахала руками.

– Ну что вы! Какая же тут щедрость? Вы же видите, как много здесь цветов. Мне нисколько не жалко цветов для такого знаменательного события. Церемония должна быть красивой, а без цветов какая красота? Пожалуй, незабудок и анютиных глазок для букета невесты уже достаточно. Нужны еще только лилии для алтаря… и еще, пожалуй, несколько ирисов для большей выразительности.

Лорд Гастингс взялся нести корзину, в которую Элизабет складывала срезанные цветы. С лица ее не сходила улыбка. Корзина все тяжелела, а Элиза все срезала и срезала понравившиеся ей цветы.

– Спасибо за помощь, – все с той же глуповато-счастливой улыбкой сказала она, когда места в корзине совсем не осталось.

– Это я должен вас благодарить, – ответил граф.

Сняв садовые перчатки и поправив на плечах шаль, Элиза протянула руку за корзиной, но, взявшись за ручку, едва не уронила ее. Лорд Гастингс, продемонстрировав отличную реакцию, вовремя успел подхватить корзину. При этом он приблизился к девушке почти вплотную.

– Ох, простите… – пробормотала она и взялась за корзину обеими руками.

Но граф не торопился отпускать ручку.

Элиза подняла на него глаза – и от его взгляда у нее перехватило дыхание, сердце пустилось в галоп, руки затряслись.

– Мисс Кросс, – проговорил граф, – простите мне мою бесцеремонность, но я… Я очень рад, что ваш отец сегодня задержался.

Элиза замерла – словно окаменела, – даже моргнуть не могла.

А он протянул руку, поправил соскользнувшую с ее плеча шаль и тихо спросил:

– А вы?

– Что я?.. – прошептала Элиза. Все окружающее сейчас было для нее словно в тумане.

Лорд Гастингс улыбнулся, и в уголках его глаз вновь собрались так странно действовавшие на нее лучики морщинок. В глазах же плясали лукавые искры. Может, он с ней шутит?

– Вы считаете меня бесцеремонным? – Он тоже перешел на шепот. – Только говорите что думаете – я переживу.

– Нет, милорд, не считаю… – услышала Элиза собственный шепот, хотя ей казалось, что она эти слова прокричала.

Что-то незнакомое промелькнуло во взгляде графа за миг до того, как опустились его ресницы. И тут он вдруг взял ее за руку – и поднес к губам. Элиза на мгновение зажмурилась; ей казалось, что весь мир вокруг нее рушится. А граф медленно и очень нежно провел губами по костяшкам ее пальцев. Рука Элизы была в перчатке, и пальцы ее выглядели по-детски маленькими в его крупной и крепкой руке. Он обжег ее быстрым взглядом, словно проверяя реакцию, а затем прижался губами к запястью.

Элиза тихонько вскрикнула. «Что это?» – промелькнуло у нее. Ох, наверное, ей напекло голову весеннее солнце. Или… может, ей вообще все это снится? Может, все происходящее – продолжение тех грез, в которых граф являлся к ней и смотрел на нее своими завораживающим взглядом, от которого сердце рвалось из груди? Но нет, все это происходило с ней наяву! И сердце ее рвалось из груди вовсе не во сне. Ведь лицо графа было так близко… А его красивые губы…

– Доброго дня, лорд Гастингс! – Голос мистера Кросса разрушил чары.

Элиза вздрогнула от неожиданности и при этом задела корзину, так что цветы посыпались на тропинку. Лорд Гастингс выпустил ее руку и поставил корзину на землю. Вилли же с радостным лаем бросился встречать хозяина дома.

– Я бы извинился за то, что заставил вас ждать, сэр, но я вот уже минут двадцать как дома, а то и больше, – проговорил мистер Кросс, подошел к молодым людям и ласково улыбнулся дочери.

– Вы были дома? Боже мой! – воскликнул граф с виноватой улыбкой. – А я совсем забыл, зачем пришел. Мисс Кросс любезно согласилась провести со мной время до вашего приезда.

Отец девушки прищелкнул языком.

– Ну, тогда я не могу ставить вам в вину то, что вы забыли обо мне. Ее общество приятнее моего!

Хью с благодарностью взглянул на Элизу.

– Не могу с вами не согласиться, мистер Кросс, – ответил он.

«О боже, что происходит?» – думала Элиза. Голова ее шла кругом, и она боялась поверить своему счастью.

– Я всегда рада видеть лорда Гастингса, и проводить время с ним мне приятно – не то что с некоторыми твоим партнерами, папа, – проговорила девушка.

Отец ответил громоподобным смехом.

– Да уж, я в этом не сомневаюсь. Ну что же, пора переходить к делу. Пройдемте в дом, Гастингс?

Граф бросил на Элизу быстрый взгляд, и та, беспомощно пожав плечами, улыбнулась. «Похоже, он говорил правду, когда признался, что находиться в моем обществе ему приятнее, чем в обществе отца», – подумала она.

– Хорошего вам дня, лорд Гастингс, – сказала Элиза на прощание. – Спасибо, что помогли с корзиной.

– Это вам спасибо, мисс Кросс. – Граф поклонился и отправился в дом следом за хозяином.

Элиза смотрела им вслед, пока дверь за графом не закрылась. И лишь затем тихонько застонала. Опустившись на колени, девушка принялась складывать упавшие цветы в корзину. Не хватало еще, чтобы Вилли их затоптал! Ведь это цветы на свадьбу, цветы для украшения церкви, в которую она приходила каждым воскресным утром с самого детства. В детстве она представляла себя невестой в белом платье у алтаря… А жених, стоявший с ней рядом, клялся, что будет любить и беречь ее, пока смерть не разлучит их. И этот жених в ее грезах подозрительно походил на одного знакомого графа с бездонными темными очами и лучистой, лишь ей предназначенной улыбкой.

Разве можно запретить девушке мечтать? Нет, нельзя. Как нельзя остановить безумный полет разыгравшегося воображения.

Глава 10

Хью предчувствовал, что вскоре двум параллельным измерениям, в которых он существовал, предстоит слиться воедино.

В одном из этих двух измерений Хью ухаживал за Элизабет Кросс, и там все шло гладко, даже лучше, чем он изначально предполагал. К Эдварду Кроссу он по-прежнему не питал теплых чувств, но Элиза нравилась ему все больше. Отец ее всегда просчитывал абсолютно все и беззастенчиво пользовался каждой ошибкой конкурента или партнера – для Кросса дружбы в делах не существовало, – обращая чужой просчет в собственную выгоду. При этом дочь его была напрочь лишена меркантильности. Выращенные собственными руками цветы она, нисколько об этом не жалея, отдавала сестре своей горничной, чтобы у той была красивая свадьба. Ее отец сплел хитрую сеть интриг, чтобы выдать дочь замуж за аристократа, а она принесла домой щенка-дворняжку, которого нашла под придорожным кустом. Добродушная, щедрая, честная, она, хоть и не блистала остроумием, понимала шутки и сама могла пошутить, насмешив, но не обидев.

Теперь Хью понимал, что ему очень приятно видеться с этой девушкой. Более того, он с нетерпением ждал очередной встречи с ней. С трудом верилось, что Элиза приходилась Кроссу родной дочерью. Чем больше времени Хью проводил с ней, тем меньше видел сходство между отцом и дочерью. «Может, и Кросс когда-то нашел Элизу под кустом на обочине, и никакого кровного родства между ними нет», – с мрачным злорадством подумал граф.

Что касается другого измерения, в котором протекала его жизнь, то здесь все было несколько сложнее. Как он и предполагал, его присутствие в ложе Кросса не осталось незамеченным. После того вечера в Королевском театре не прошло и суток, а слухи уже докатились до его матери.

– Я слышала, ты был вчера в театре, – отводя сына в сторонку, сказала графиня.

– Да, был. Эдит рекомендовала мне одну оперу, и я решил сам посмотреть, так ли она хороша, как о ней говорят.

– Но Эдит совсем не понравилась это представление… – в недоумении проговорила вдовствующая графиня.

– Неужели? – Хью изобразил удивление. – Хм… должно быть, я что-то перепутал и пришел не на ту постановку…

– И случайно забрел в ложу Эдварда Кросса? – Мать смотрела на него с укоризной. – Кросс – человек не нашего круга, мой дорогой.

Хью не чувствовал себя обязанным хорошо отзываться об этом субъекте и потому тотчас закивал.

– Да-да, совершенно с тобой согласен, мама. Но Кросс уверен, что в Розмари залегает медная руда и горит желанием это проверить. – Презрительно поджав губы, Хью поспешил успокоить мать. – Но у него ничего из этого не выйдет, так что не беспокойся.

– В Розмари? – в ужасе воскликнула графиня, схватившись за горло. – Ты ведь не позволишь этому человеку изрыть наше поместье вдоль и поперек? Мало того, что мы сдали его внаем, тогда как могли бы сами жить там, где мы с твоим отцом всегда были так счастливы… – Губы матери задрожали, а на глаза навернулись слезы.

– Нет-нет, мама. Я уверен, что до этого не дойдет, – поспешно проговорил Хью. – Пожалуйста, не переживай понапрасну.

– Я знаю, Хью, что ты этого не допустишь, – с мольбой глядя на сына, сказала вдовствующая графиня. – Не только ради меня, но и ради всех нас, ради тех, кто будет после нас. Розмари – гордость нашего рода.

Поместье было заложено и перезаложено – все до последнего гвоздя. Новое крыло с великолепной лепниной потолков, с шелковыми обоями стен, с мебелью, обитой дорогущей парчой, с хрустальными канделябрами – все было сделано за счет приданого Эдит. За ландшафтный парк и сад с ажурными беседками Джошуа расплатился приданым Генриетты, а двести акров земли, купленные отцом пять лет назад, дабы ничье соседство не мешало любоваться заливом, могли бы обеспечить безбедную жизнь его вдове до самой глубокой старости. Хью испытывал к поместью сложные чувства. Даже при жизни отца он не чувствовал себя там как дома, а после смерти и подавно.

«А как бы распорядилась поместьем Элиза?» – неожиданно подумал Хью. В ее собственном саду царило буйство красок. Ажурные беседки и пергалы оплетали розы, а над скромными папоротниками гордо вздымали свои нарядные головы ирисы и лилии. Хью не кривил душой, когда говорил, что ему нравился ее сад даже больше, чем сад в Розмари. При всей своей красоте и ухоженности сад в Розмари чем-то напоминал огород с прямоугольными грядками – на одной растут огурцы, на другой петрушка.

– Я стану образцовым землевладельцем, мама, обещаю. Розмари будет в надежных руках.

– Я верю в тебя, дорогой, ты так похож на своего отца, – с благодарной улыбкой сказала графиня и, приподнявшись на цыпочки, потянулась губами к щеке сына.

Хью прикрыл глаза. Его грудь распирало от возмущения и обиды. Он устал выслушивать панегирики своему отцу от тех, кто даже не представлял, что тот натворил.

Впрочем, на этой волне возмущения ему было проще сказать матери то, что должно.

– Хочу признаться, мама, что у меня был и иной повод остаться в ложе Кросса. С ним была его дочь, и она пригласила меня составить ей компанию.

– Его дочь? – переспросила графиня, с тревогой заглядывая в глаза сыну. – Ты ведь не хочешь сказать, что…

– Знаешь, мама, – взяв графиню за руку, доверительно проговорил Хью, – я и сам был удивлен, но его дочь совсем не такая, как он. Я думаю, она бы тебе очень понравилась, если бы ты познакомилась с ней.

– Ты считаешь, мне может понравиться дочь человека, желающего обезобразить отраду моей души, мой Розмари? Ты думаешь, что мне следует принять ее в нашем доме?

Хью сделал вид, что не заметил реакции матери.

– Ты не доверяешь моему выбору? – спросил он с кривой усмешкой. – Я, знаешь ли, поумнел с тех времен, когда с пеной у рта доказывал тебе, что Роберт Фэрфилд – самый скромный и послушный мальчик на свете и никак не способен на шалости.

Расчет Хью оказался верным. Взгляд матери сразу потеплел.

– Ах, дорогой, вы же оба были мальчишками… Разве есть мальчики, которые не шалят? А если какая-то из женщин считает, что ее дети всегда будут послушными, то Господь непременно посылает ей сыновей. К тому же я знакома с его матерью.

– Мне помнится, ты говорила другое, когда мы устроили пожар в прачечной нашего классного наставника, – со смехом проговорил Хью. – Но теперь ты можешь довериться мне без опаски.

– Хорошо, я тебе доверяю, – сказала графиня и чуть помолчав, добавила: – Но прошу, подумай хорошенько о возможных последствиях перед тем, как вводить в наш круг девушку вроде дочери Кросса.

– Господи, я ведь не предлагаю тебе ее удочерить! – с шутливым возмущением воскликнул Хью. – Я всего лишь сказал, что она, возможно, тебе понравится, если когда-нибудь случится с ней познакомиться.

– Я прекрасно понимаю, что это значит, – отрезала графиня, словно хотела поставить на место своего уже вполне взрослого сына. – Я говорила что-то очень похожее своим родителям, когда познакомилась с твоим отцом.

– Мама, что с тобой? – удивился Хью. – Ты пытаешься сказать, что я настолько безнадежен? Полагаешь, я не способен понять, с кем имею дело?

– Дочь простолюдина, пусть даже разбогатевшего, – весьма странный выбор для моего сына, – веско заметила графиня. – Надеюсь, ты не принял временное увлечение за настоящее чувство.

«Нет, мамочка, все совсем не так…» – мысленно ответил Хью. Настоящее чувство он испытывал к своим родным и своему наследию, и ради этих вечных ценностей готов был пожертвовать многим, даже и личным счастьем.

– Не беспокойся, мама. Ты ведь меня знаешь. – Поцеловав мать в щеку, Хью объявил: – Я в клуб. Вернусь поздно.

Перед матерью граф продолжал разыгрывать роль беззаботного повесы, и она принимала все за чистую монету. По выражению лица уходящей матери Хью видел: она нисколько не сомневалась в том, что он осознал свою ошибку, поэтому решительно покончит со скандальным знакомством. Оставалось лишь надеяться на то, что добросердечие и искренность Элизы растопят лед недоверия к тому моменту, когда придется сообщить матери о том, что он намерен жениться на этой девушке.

Элиза никак не ожидала подарка от графа. Он прислал ей цветы: совсем небольшой букет, перевязанный шелковой лентой, – а к нему прилагалась записка. Прочитав ее, Элиза решила, что либо она сошла с ума, либо с ума сошел весь мир.

«Пусть эти скромные цветы ничто в сравнении с красотой вашего сада, но они заставляют меня думать о вас.

Ваш покорный слуга

Гастингс».

Только после пятнадцатого прочтения Элиза наконец убедилась: все происходящее не сон, записка настоящая, и мир не сошел с ума, она – тоже. Букетик она поставила в вазу, которую поместила на подоконник возле пианино. Теперь, сидя за инструментом, Элиза могла любоваться этим букетом. Она села за пианино, но пальцы не слушались и ей оставалось лишь одно – не мучить клавиши и закрыть крышку.

Карточка с запиской от лорда Гастингса лежала рядом с пюпитром. Элиза взяла ее и в очередной раз перечитала. Элиза и раньше получала цветы в подарок. Во время сезона отец снял дом в самом центре столицы, чтобы ей было удобнее посещать балы и прочие светские мероприятия, а также ездить с джентльменами на прогулку в парк. И они не заставили себя ждать: приглашали ее танцевать, пройтись пешком, покататься в коляске. Некоторые присылали цветы. Но при всей своей неопытности Элиза очень быстро поняла, что каждого из этих господ влечет к ней только одно – ее приданое.

Один джентльмен сделал ей предложение на второй день знакомства. Еще один баронет называл ее своей дорогой Эмили. Бравый армейский капитан прислал ей сонет, в котором прославлял ее черные очи. Даже один из партнеров отца – к счастью, молодых просил ее руки. По его же признанию, он решил, что из них выйдет «отличная пара, потому что с вашим, мисс Кросс, отцом мы отлично ладим».

Когда же Элиза стала решительно осаждать всех охотников за приданым, кавалеров у нее сильно поубавилось. Теперь ее застенчивость усугублялась еще и подозрительностью: она весьма неохотно общалась с джентльменами, искавшими ее общества, и они подходили к ней все реже, а потом и вовсе перестали подходить. Когда сезон закончился, Элиза наконец-то вздохнула с облегчением и с радостью вернулась в Гринвич.

Лорд Гастингс отличался от тех ее кавалеров во многих отношениях. Во-первых, он носил графский титул и уже в силу этого обстоятельства мог бы при желании жениться на девушке с богатым приданым из своего круга. Во-вторых, увидев ее в самом непритязательном виде, способном отвратить любого, он не перестал искать с ней встреч. Ему удалось невозможное, то, чего не удавалось никому – отучить ее от противного нервного смешка. Удалось благодаря его непревзойденному обаянию.

Но чего он добивался, посылая ей цветы? Что хотел ей сказать?

Вечером того же дня Элиза, будто невзначай, рассказала о цветах отцу.

Тот замер с вилкой у рта, потом спросил:

– Неужели? А красивые?..

– Да, красивые.

– Они тебе понравились?

– Конечно!

– Тогда в чем проблема? – спросил отец и, подцепив еще один кусок рыбы, отправил его в рот и принялся жевать, глядя на дочь.

– Нет никаких проблем, папа, – нахмурившись, ответила Элиза. – Я просто удивилась…

– Я думал, тебе нравится этот джентельмен.

Элиза раскрыла рот и тут же закрыла, так ничего и не сказав. Ей действительно нравился граф. Очень нравился. Она вдруг почувствовала жажду и одним махом выпила почти целый бокал – словно забыла, что в нем вино, а не вода.

– Он очень обаятельный, – пробормотала она. – У него изысканные манеры.

– И это все? – Отец резко подался вперед, налегая на стол и сверля Элизу взглядом. – Если он тебе не по вкусу…

– Нет! – воскликнула девушка. – Напротив, он мне очень нравится. Он милый и остроумный, но я ошеломлена, что граф прислал мне цветы.

С облегчением выдохнув, отец откинулся на спинку стула, понимающе усмехнулся и произнес:

– Значит, ошеломлена, говоришь?.. А я вот нисколько не удивлен.

Элиза в напряжении замерла, заподозрив подвох.

– Почему же ты не удивлен?

– Да потому что ты просто не могла его не очаровать. Лучше девушки ему не найти. А то, что он послал цветы, говорит лишь о том, что Гастингс далеко не дурак.

– Папа, перестань. Ты же понимаешь, что говоришь глупости, – укоризненно глядя на отца, сказала Элиза.

– Нет, не понимаю! – с жаром возразил отец. – Да, он обаятельный, но с чего ты взяла, что он не может тобой восхищаться?

Элиза поставила бокал на стол.

– Мы сейчас не о восхищении говорим, и ты, папа, об этом знаешь. Мы говорим о том, зачем такой мужчина – граф – станет посылать мне цветы.

– Послушай меня, детка… – ткнув в ее сторону вилкой, сказал отец, внезапно оставив шутливый тон. – Даже думать не смей, что титул делает одного человека лучше другого. Что он сделал для того, чтобы заслужить титул? Ничего. Он родился от мужчины, который также получил его по наследству. Сбей с него спесь, и окажется, что он такой же, как все, ничуть не лучше.

– Все так, да не так, – возразила Элиза. – Он мог бы жениться на дочери другого графа или герцога, в общем – на ком угодно…

– Герцог Эксетер женился на простолюдинке, – напомнил Элизе отец. – Почему бы графу не жениться на тебе?

Элиза опасалась, что в поисках аргументов отец вот-вот обратится к непререкаемому авторитету – Шекспиру. Но теперь, когда он произнес вслух то, о чем она боялась даже подумать, вся нелепость подобного предположения стала очевидной.

– Лорд Гастингс вовсе не собирается на мне жениться, – заявила девушка.

– Почему же? Никто не помешает ему это сделать, – пожав плечами, ответил отец.

– Очень жаль, что я об этом заговорила, – не скрывая раздражения, сказала Элиза. – Подумаешь, букет… Не исключено, что он каждый день всем своим знакомым девицам шлет по букету.

– Если бы мне предложили пари, я бы поставил на то, что он букетами не разбрасывается, – осторожно заметил отец и, хитровато прищурившись, добавил: – Поживем – увидим, идет?

Глава 11

Хью в задумчивости поднимался по лестнице. Он прекрасно понимал, что как только пригласит Элизу Кросс на танец, а затем будет вальсировать с ней на глазах у всего Лондона… Ох, тогда уже ретироваться будет сложно.

Бал давал его добрый приятель виконт Тейн. Они были знакомы еще со времен Итона, где учились в одном классе, но, что еще важнее, Хью в свое время оказал другу услугу, и теперь, когда пришло время ответной услуги, Тейн по просьбе Хью уговорил свою жену отправить приглашение Кроссу и его дочери.