Остров спокойствия Робертс Нора
– Ты забыла меня.
– О, чушь собачья. – Симона резко отвернулась. – Чушь собачья.
– Нет. Раньше ты включала меня в свою жизнь. Ты всегда была с Ми и Тиш, но вы брали меня с собой. Они были и моими друзьями. А после того, что случилось, ты обо мне забыла. Была только с Ми.
– Иисусе! Тиш умерла, а Ми несколько недель лежала в больнице.
– Я знаю, знаю. Мне было четырнадцать, Сим. Ну, пожалуйста, пожалей меня хоть немного. Я думала, что она умерла. Когда я тащила маму за стойку, я думала, что она умерла. Я думала, ты погибла. Мне долго снилось, что ты погибла. Погибли все, кроме меня. Тиш была и моим другом. А Ми… мне казалось, что ты выбрала ее своей сестрой вместо меня. Знаю, это глупо и эгоистично. Вы уехали сюда, когда Ми вышла из больницы. В дом Сиси. И я все мучилась: «Почему они меня бросили?»
– Я была ей нужна…
«Я считала, что Натали не ранена», – мелькнула мысль в голове Симоны. Но, конечно, раны остались. Конечно, остались.
– Я не думала, – выдавила из себя Симона, – не думала, что оставляю тебя. Мне просто хотелось сбежать. От всего. От репортеров, полиции, разговоров, взглядов. Мне было шестнадцать, Натали. И я была сломлена.
– Потом ты всегда была только с Ми. Вы поддерживали друг друга. А я ведь тоже была сломлена.
– Прости. – Симона потерла руками лицо. – Мне очень жаль. Я этого не замечала. Может, не хотела замечать. У тебя были мама и папа, Сиси, твои друзья. Ты была увлечена школой, своими проектами.
– Это помогало мне не зацикливаться на случившемся. Помогало прогонять кошмары. Но я хотела быть с тобой, Симона. Я слишком злилась, чтобы это тебе сказать. Не злилась, – поправила она себя, – скорее, было обидно. Потом вы с Ми уехали в Нью-Йорк, в колледж. Ты начала красить волосы в странные цвета, носить одежду, которую мама терпеть не могла. Поэтому я тоже ее терпеть не могла. Я хотела, чтобы моя сестра вернулась. Только ты была не такой, какой, по моему мнению, ты должна быть. Потом ты вроде как стала такой… но мне это не понравилось. – Натали села, вздохнула и издала озадаченный смешок. – Я только сейчас поняла. Мне не нравилась Симона, которая носила деловой костюм и встречалась с этим… как его звали?
– Джеральд Уорт, да к тому же «четвертый».
– О да! – Натали фыркнула. – Ты мне не нравилась ни в той ипостаси, ни в другой, потому что ты не была той старшей сестрой, которую я знала до того, как мир для нас изменился. Ты бросила колледж и вернулась в Нью-Йорк, потом уехала в Италию, и я уже вообще не знала, кто ты, черт возьми, такая. Ты почти не приезжала домой.
– Прием там был не слишком теплый.
– Ты тоже не прилагала усилий.
– Наверное, – кивнула Симона. – Наверное.
– То, что я сказала на прошлой неделе… я это чувствовала. Я в это верила. Я была не права, но была искренней. Я был не права, ожидая, что ты… ну, не знаю, останешься такой, как раньше, до того, как мы все изменились в тот вечер. Я дурно поступила, наговорив все это Сиси, самому любящему и удивительному человеку в мире, и мне всегда будет за это стыдно.
– Она не захотела бы, чтобы тебе всегда было стыдно.
– И это еще одна причина для стыда. Я здесь из-за Гарри, потому что он делает меня лучше. – Ее голубые глаза вновь наполнились слезами. – С ним я хочу стать лучше. Ты была эгоистичной, Симона. Я тоже. Но ты такая как есть, и я тоже. Я постараюсь стать той, кого видит Гарри, когда на меня смотрит. Я постараюсь стать лучшей сестрой. Это единственный способ исправить то, что я сделала.
– Не знаю, можем ли мы измениться, но мне очень жаль. Мне жаль, что я не была рядом с тобой. Жаль, что я не замечала, что я не рядом с тобой. Мы можем попробовать начать с того, кем мы являемся сейчас.
– Да. Да. – Слезы потекли по лицу Натали. Она поднялась и шагнула вперед.
Ее взгляд упал на скульптуру, и она увидела то, чего не видела раньше.
– Это Тиш…
– Да.
– Боже мой, боже мой. Это Тиш! Я никогда не замечала… не хотела видеть… – Дрожа, Натали опустила руку, и когда Симона встала, она увидела в лице сестры глубокое горе. – Ты создала что-то такое красивое, а я… Ты, должно быть, почувствовала, что она снова умерла. О, Симона…
– Да, это я и чувствовала. – Она подошла к рабочему столу и поняла, что готова и хочет обнять Натали. – Но я могу ее вернуть. Я могу ее вернуть, – проговорила она, не сводя глаз с глины. – Теперь.
Часть вторая
Страстная цель
Богатство утрачено – что-то утрачено,
Честь утрачена – что-то утрачено,
Смелость утрачена – все утрачено.
Иоганн Вольфганг фон Гёте
Глава 11
Рид и Чаз Бергман любовались игрой лунного света на глади залива. Каждый держал в руке по бутылке светлого эля – нарушение правил, но Рид рассудил, что в два часа ночи на уединенном участке побережья никто их все равно не увидит.
Чаз сразу после колледжа переехал в Сиэтл, но они не теряли связь и время от времени переписывались. Личные встречи, как правило, ограничивались приездом Чаза на Рождество и редкими летними выходными.
– Извини, не смог прийти раньше, – сказал Рид, когда они сели на камни.
– Полицейские дела?
– Да.
– Поймал плохого парня?
Рид кивнул и сделал первый большой глоток.
– Поймал и арестовал.
– Детектив Квотермейн… Все никак не привыкну.
– А я давно привык – верховный компьютерный гик Чаз Бергман. – Рид сделал еще глоток из бутылки. – Не ожидал снова увидеть тебя этим летом. Ты был здесь в июле.
– Да. – Чаз отпил из своей бутылки, поправил очки на носу.
По-прежнему худой и нескладный, он все же нарастил немного мускулов. Длинные волосы были собраны в хвостик. И даже маленькая «джазовая» бородка под нижней губой не маскировала в нем компьютерного гика.
Глядя на воду, Чаз пожал плечами:
– Моя мать очень хотела, чтобы я прилетел на шоу Макмаллен. Пожалуй, я тоже отчасти этого хотел. Не для того, чтобы вспоминать и говорить об этом, а просто увидеть людей, которые тогда спрятались в магазине.
– Тот мальчишка, – вспомнил Рид. – Ему было лет двенадцать, а теперь учится на врача.
– Да, и беременная женщина. У нее родились близнецы.
– Ты спас их, братан. – Рид чокнулся своей бутылкой с бутылкой Чаза.
– Наверное. Кстати, как Брэди Фостер?
– Прекрасно. Учится в старших классах, играет в школьной команде по бейсболу. У них теперь есть еще один ребенок, знаешь? У Лизы и Майкла.
– Да, ты говорил.
– Девочка. Ей пять. Камилла. Страшно умная и очень похожа на маму. Лиза – потрясающая женщина. Ей приходится жить с этим каждый день, но она не позволяет травме диктовать ей правила. Я смотрю на эту семью, вижу, чего им стоил тот вечер, и вижу, что они не просто его пережили, не просто преодолели, они, ну… они сияют, понимаешь? Вот как эта луна.
– Слушай… ты когда-нибудь туда возвращался? В торговый центр?
– Да. – Рид отмечал на схемах точки атаки, расположение убитых и раненых, их передвижения, количество. – Там все здорово переменилось.
– А я не могу заставить себя туда зайти. Даже мимо не люблю проезжать. Специально согласился на работу в Сиэтле, чтобы уехать подальше, – мне не приходили предложения с Аляски или Гавайев. – Помолчав, он добавил: – Работа отличная, хорошая компания, но главным было расстояние.
– Ясно.
– Могу не вспоминать об этом месяцами. А потом возвращаюсь сюда, и меня опять как ошпарит… Господи, мы же были детьми, Рид.
Чаз сделал еще глоток.
– Когда я слышу о какой-нибудь новой стрельбе, все сразу накатывает.
– То же самое.
– Я уехал в Сиэтл, а ты – на передовой.
– Ты нашел отличную работу, друг. Построил карьеру.
– Кстати, спрашиваешь, почему я вернулся? Переезжаю в Нью-Йорк. Взял небольшой отпуск, чтобы посмотреть несколько квартир, которые выбрала компания. Мне предложили возглавить там отдел цифровой безопасности.
– Возглавить? Ну и дела, Чаз! – Рид радостно толкнул его в бок. – Ну, ты даешь, чертов ботаник!
Чаз улыбнулся, но покачал головой и поправил очки на носу.
– Я был готов отказаться, ведь Нью-Йорк намного ближе, чем Сиэтл. Но я не мог позволить тому проклятому вечеру, проклятому торговому центру – как ты его называешь? – определять мою жизнь. Так что в ноябре я перееду в Нью-Йорк.
– Поздравляю, дружище!
– Ну а ты, справляешься? Я имею в виду, значок, пистолет и на линии огня каждый гребаный день?
– Работа детектива – это в основном расследования, гора бумаг и беготня. Не то, что показывают по телевизору. Не автомобильные погони и перестрелки.
– Скажешь, никаких приключений?
– Ну, пара автомобильных погонь…
– Перестрелки?
– Не так, как в боевиках, Чаз.
Чаз молча смотрел на него из-за толстых линз.
– Ладно, бывал я в паре ситуаций, когда в нас стреляли.
– Ты боялся?
– Еще бы.
– И все же продолжаешь это делать. Вот что меня в тебе восхищает, Рид. Ты смотришь в лицо опасности и не отступаешь, и так было всегда. Нью-Йорк – это, конечно, не какой-то гад с пистолетом, но для меня – что-то вроде того. – Чаз помолчал и улыбнулся. – Плюс повышение по службе и хорошая прибавка к зарплате.
– Счастливчик. Могу поспорить, в твоей машине стоит упаковочка пива в сумке-холодильнике?
– Я же бойскаут. Всегда готов. Но я за рулем, так что все.
– Так давай ко мне. Завтра… ну, уже сегодня – воскресенье, у меня выходной. Можешь лечь на диване.
– Давай. А ты по-прежнему живешь на той свалке?
– Ну, не так уж там плохо. И потом, поговаривают о джентрификации[4]. Не успеешь оглянуться, будет престижный район. Но я все равно там не задержусь. Завтра днем смотрю дом, и, судя по видеотуру, он идеальный. Хороший двор, новая кухня…
– Ты ведь не готовишь.
– Неважно. Большая спальня и так далее. Если удастся немного сбить цену, я смогу себе это позволить, не беря взяток. – Рид поднялся с камней. – Пойдем со мной завтра, сам посмотришь.
– Завтра мне нужно заехать к бабушке с дедушкой. Обещал. А в понедельник в Нью-Йорк – выбирать жилье.
– Ну, тогда поехали, прикончим твою упаковку.
Рид проспал до полудня, потом, ради гостя, приготовил кофе и омлет. И попрощался с Чазом, пообещав приехать на выходные в Нью-Йорк, как только тот устроится.
Он принимал душ чуть теплой водой – видимо, водонагреватель в доме снова сдох – и думал, как хорошо было провести время с Чазом. И поговорить о вещах, о которых Чаз раньше избегал говорить.
Рид одевался в спальне, глядя на стену, которую использовал как импровизированную доску для заметок. Он прикрепил на нее фотографии каждого из выживших в перестрелке в «Даун-Ист», тех, кто потом погиб, с обозначением вида смерти над каждой группой: «несчастный случай», «естественные причины», «убийство», «самоубийство». Еще там были карты с обозначением места, где находился каждый из них в момент смерти, с указанием имени, даты и времени.
Он перепроверил их всех, отметил травмы, полученные в вечер 22 июля 2005 года.
«Слишком много. Слишком много».
Конечно, Эсси права, говоря о разнообразии оружия и методов убийств, но он чувствовал, что здесь есть закономерность. Просто еще не проявившаяся.
Он собрал протоколы вскрытия, показания свидетелей, копии бесед полиции с ближайшими родственниками, статьи и заметки за десяток лет, вплоть до спецвыпуска шоу Макмаллен.
Рид удивился, увидев там сестру Хобарта. Патрисия Хобарт, бледная, с запавшими глазами, выглядела старше своих двадцати шести лет. Хотя, если учесть, что ее брат убил десятки людей, мать под действием алкоголя и наркотиков взорвала свой дом – как говорилось в отчете следователя по поджогам, – а отец сел за руль пьяным и погиб, убив при этом женщину и ребенка, то раннее старение не так уж удивительно.
«Она не плакала», – вспомнил Рид, глядя на ее фотографию на стене. Зато горбит плечи, скрещивает пальцы, дергает себя за одежду. Невзрачный костюм, старушечьи туфли. Живет с бабушкой, которая передвигается с ходунками после перелома бедра, и дедушкой, который перенес два инсульта.
Бабушка и дедушка по отцовской линии – весьма состоятельные – лишили наследства своего придурковатого сына, у которого в доме было столько оружия, что трое идиотов-подростков смогли вооружиться и убить девяносто трех человек.
Выходя из квартиры, Рид достал телефон и позвонил Эсси – позвонил, потому что сообщение она могла не заметить.
– Еду смотреть дом мечты, договорился о встрече с Рене, моим риелтером. Поехали со мной, оценишь. Бери всю свою банду.
– Ох, сегодня так жарко и лениво…
– Тем лучше! Затем пойдем в парк, собака и малыш побегают. И я угощу вас всех пиццей, чтобы отметить покупку. Я правда думаю, что нашел свой идеал.
– Ты ровно так же отзывался о том чудном викторианском доме три месяца назад.
– Мне понравился чудной викторианец, но когда мы в него вошли, мне показалось, что в нем плохая атмосфера.
– Да, да, не те вибрации… У тебя нездоровое пристрастие к осмотру домов, Рид.
Поскольку это вполне могло быть правдой, он уклонился от ответа.
– Пошли, будет весело. От тебя всего-то в паре кварталах.
– Больше полумили.
– Хорошая воскресная прогулка! А потом парк и пицца. И даже бутылочка вина.
– Это нечестно.
Рид засмеялся.
– Пошли. Кто же меня отговорит, если дом плох?.. Чертов водонагреватель опять сломался. Мне пора выбираться из этой квартиры.
По ее долгому вздоху он понял, что победил.
– Во сколько вы встречаетесь?
– В два. Я уже в пути.
– Пак и Дилан не откажутся побегать в парке. А мы с Хэнком не откажемся от вина. Но сначала мне нужно всех собрать. Не принимай решения, пока мы не приедем.
– Конечно. Спасибо. До встречи.
Он оглянулся на свой дом. Какой-то юный граффитист добавил несколько свежих надписей с грамматическими ошибками. Явный знак, что пора переезжать.
С другой стороны, неподалеку открылась приличная кофейня, а кто-то купил соседнее здание и собирается делать там шикарный ремонт.
Джентрификация вполне может случиться.
И все равно это лишь еще одна причина покинуть район. Он был бы рад увидеть окрестности нарядными и ухоженными, но не хотел прожить здесь всю свою жизнь.
За рулем Рид представлял, как поставит гриль на своей новой задней веранде. Он умеет готовить на гриле… ну, немного. А со временем научится готовить что-нибудь, кроме яичницы, жареного сыра и бутербродов с беконом. Может быть.
Будет устраивать вечеринки во дворе летом или зимой в большой гостиной, возле газового камина. Одну из трех спален сделает гостевой комнатой, а другая станет его настоящим домашним кабинетом. Купит большой – громадный – плоский экран, повесит на стену и подпишется на все, какие есть, кабельные спортивные каналы.
«То, что надо», – подумал Рид, въезжая в выбранный район. Старые дома? Что ж, приятно смотрятся. Тем более многие перестроены с учетом популярной концепции открытых пространств, с шикарными ванными комнатами и современными кухнями. Много семей? Тем лучше. Может, познакомится с симпатичной матерью-одиночкой. Детей он любит, дети – не проблема.
У двухэтажного кирпичного дома Рид отметил, что ему больше по душе чудаковатая странность викторианца, чем традиционный стиль. Зато прежние хозяева дома определенно приложили усилия, чтобы придать ему привлекательности с помощью растений. И новые ворота в гараже.
Гараж ему пригодится.
Выйдя из машины, он взглянул на припаркованную машину. Шагая по кирпичной дорожке, которая скоро будет его, чисто по привычке обратил внимание на номерной знак.
Не успел он надавить на звонок, как дверь открылась.
– Здравствуйте! Вы, наверное, Рид? – Симпатичная блондинка в элегантной красной рубашке и белых брюках протянула руку. – Я Макси, Макси Уолтерс.
– Привет. Я должен встретиться с Рене.
– Она попросила приехать меня. Непредвиденная семейная ситуация. Ее мать попала в небольшую аварию… ничего серьезного! – быстро добавила она. – Рене не хотела откладывать осмотр, тем более что мы получили внутреннюю информацию: завтра продавцы снижают цену на пять тысяч.
– Это не повредило бы. – Он вошел внутрь и оглядел фойе с высокими потолками, которым восхищался, просматривая видеотур.
– Я уже знакомилась с домом. В нем немало замечательных особенностей. Старинный паркетный пол, и, на мой взгляд, его отлично отреставрировали. А как вам нравится просторный холл? – спросила она, жестом приглашая пройти вперед.
– Да, приятное впечатление.
Рид вошел в гостиную – хорошо подготовленную к показу, заметил он, поскольку успел насмотреться на все уровни подготовки домов к показу, – и представил себе на стене громадный экран.
Ему понравилось, что из гостиной просматривалась кухня – с широкой барной стойкой, полноценной обеденной зоной и раздвижными стеклянными дверями, которые вели на заднюю веранду.
– Значит, вы работаете с Рене?
Он сам не понимал, зачем это спросил – тем более, знал всех, кто работает с Рене. Голубоглазая блондинка лет двадцати пяти, примерно метр шестьдесят и пятьдесят с небольшим килограммов. Хороший мышечный тонус.
– Мы дружим, – ответила блондинка, направляясь к кухне. – Если честно, она мой наставник. Я получила лицензию всего три месяца назад. Столешница из гранита, – добавила она. – Вся техника новая.
«Странный голос», – подумал Рид. Что-то странное сквозило в ее голосе.
Не дойдя до задней веранды, он остановился с другой стороны барной стойки.
– Вы готовите?
– Вообще-то нет.
Какая-то неестественная улыбка…
Она шагнула ближе к стойке.
– Полицейский детектив… Интересная работа! Вы не женаты?
– Нет.
– Отличный дом для семьи, когда женитесь.
Она слегка переменила позу. Все инстинкты в нем насторожились. Глаза, волосы, даже форма рта казались другими, однако голос…
Он ее узнал и пригнулся. Но она уже подняла пистолет и дважды выстрелила, попав в бок и в плечо.
Рид грохнулся на отреставрированный паркетный пол за стойкой с гранитной столешницей, и его тело охватила ужасающая боль.
– Хороший же ты коп… – Она со смехом обогнула стойку, намереваясь прикончить его выстрелом в голову. – Ты лучше защищал тогда маленького дурачка, чем сейчас себя. Прощай, герой.
Потом удивление смыло с ее лица насмешку. Он выстрелил трижды, левой рукой, поскольку правая вышла из строя.
Она вскрикнула, и он подумал, что попал, что хотя бы одна пуля попала в нее. Потом услышал, как она бежит к входной двери.
– Ублюдок! – крикнула она на бегу.
Ему пришлось ползти, удерживая в левой руке пистолет, чтобы обогнуть стойку. Дверь осталась открытой. Завели двигатель, машина сорвалась с места.
«Она может вернуться». Стиснув зубы, Рид заставил себя сесть, привалившись спиной к стойке, потянулся за своим телефоном.
Все вокруг потемнело, и он чуть не отключился от боли. Хотел набрать «девять-один-один», потом вспомнил об Эсси и ее семье.
Она ответила после второго гудка.
– Мы идем! Пять минут.
– Нет, нет. Не надо. Оставайся там. Меня подстрелили. Подстрелили.
– Что? Рид!
– Нужна «Скорая помощь». Нужно подкрепление. Черт, опять теряю сознание… Нужно объявить в розыск…
– Рид! Рид! Хэнк, стой здесь, стой с Диланом.
– Эсси, что…
Но она уже бежала с телефоном в одной руке и пистолетом в другой.
– Офицер ранен, офицер ранен! – крикнула она в телефон.
Хэнк взял сына на руки и крепко сжал поводок Пака.
Она пробежала последнюю четверть мили меньше чем за две минуты. Жители соседних домов, работавшие у себя в саду, замирали, глядя на нее.
– Я офицер полиции! Уходите с улицы!
Она взбежала на крыльцо двухэтажного кирпичного дома. Держа перед собой пистолет, осмотрела холл, лестницу до самого верха, вошла в гостиную.
И увидела Рида.
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…
Сначала проверила пульс, потом схватила тканевые салфетки, искусно сложенные на обеденном столе, накрытом для большой компании. Когда она прижала их к ране на его боку, Рид от боли пришел в себя.
– Выстрел…
«Шок», – подумала она.
– С тобой все будет в порядке. Не двигайся. «Скорая» уже едет. Подкрепление тоже.
– Она может вернуться. Где мой пистолет?
– Кто? Кто – она? Нет, нет, нет, не отключайся, говори со мной! Кто это сделал?
– Хобарт, сестра. Черт, черт, не могу… Патрисия Хобарт. За рулем…
– Не отключайся. Смотри на меня! Говори со мной, черт возьми!
– За рулем последней модели «Хонда-Сивик». Белой. Номера штата Мэн. Черт, не могу…
– Можешь. Слышишь? Слышишь сирены? Помощь уже близко. – Она не могла остановить кровь. – Номера?
Он тяжело дышал, стараясь не потерять сознание. Стараясь остаться в живых.
– Четыре-семь-пять-Чарли-Браво-Ромео.
– Хорошо, хорошо, очень хорошо. Сюда! Сюда! Скорее, черт вас побери. Кровь хлещет.
Врачи оттолкнули ее, уложили Рида на пол, принялись за работу.
За ними ворвались копы с оружием наготове.
Она вскинула вверх левую руку, почувствовала, как кровь Рида стекает по запястью.
– Я коп. Мы копы.
– Детектив Макви! Это Бык. Господи Иисусе, Рид!.. Кто, черт возьми, это сделал?
– Нападавшая – Хобарт, Патрисия, лет двадцати пяти, каштановые волосы, карие глаза. За рулем белой «Хонда-Сивик» последней модели, номера штата Мэн. Четыре-семь-пять-Чарли-Браво-Ромео. Я не знаю ее адреса – живет с бабушкой и дедушкой. Передайте всем постам. Найдите эту суку.
– Детектив, – сказал один из офицеров. – На улице следы крови. Она, похоже, ранена.
Эсси посмотрела на Рида и подумала, что очень на это надеется.
– Оповестите больницы и клиники. Двое – на осмотр дома. Быстро, быстро!
Патрисия гнала машину. Невероятно, мерзкий ублюдок ее подстрелил!
Пусть бы он сдох в муках! Она не могла остановиться, чтобы посмотреть, но знала, что пуля вошла чуть ниже левой подмышки. Надо надеяться, навылет. Это называют «сквозным ранением», вспомнила она, смахивая слезы боли и ярости.
Если ублюдок проживет достаточно долго, он ее опознает. Плюс она оставила следы крови, а значит, у них будет ее ДНК.
Подъезжая к дому бабушки и дедушки, Патрисия в ярости стукнула кулаком по рулю угнанной машины. Надо взять деньги, поддельные документы, оружие и дорожную сумку. Угнанную машину оставить здесь – пока она не сможет от нее избавиться – и взять свою.
Она готовилась к возможному побегу. Она все спланировала. Просто не ожидала, что придется бежать с пулевым ранением.
