Где Цезарь кровью истекал… Стаут Рекс
– А, это вы!
– Мистер Пратт? – Вулф слегка поклонился. – Я Ниро Вулф.
Молодой человек встал. Пожилой по-прежнему хмурился.
– Знаю. Племянница мне сказала. Я, конечно, наслышан о вас, но, будь вы хоть президент Соединенных Штатов, вы не имели права находиться на моем пастбище после того, как вам велели его покинуть. Что вам там понадобилось?
– Ничего.
– Зачем же вы туда забрались?
Вулф поджал губы, а затем спросил:
– Племянница рассказала вам, что с нами приключилось?
– Да.
– Вы считаете, она солгала?
– Почему? Конечно нет.
– Значит, вы думаете, что я солгал?
– Нет, – растерялся Пратт.
Вулф пожал плечами:
– Тогда мне остается только поблагодарить вас за оказанное гостеприимство – за телефон, пристанище, освежающие напитки… Пиво мне очень понравилось. Ваша племянница любезно предложила отвезти нас в Кроуфилд… Вы не возражаете?
– Ни в коей мере. – Тугодум все еще хмурился, затем скрестил руки на груди и сказал: – Нет, мистер Вулф, я ни в коем случае не считаю, что вы солгали, но тем не менее хотел бы кое-что выяснить. Сами понимаете, ведь вы детектив, и вас могли нанять… От них всего можно ожидать. Меня уже замучили до полусмерти. Сегодня ездил с племянником на ярмарку в Кроуфилд, так мне и там прохода не давали. Пришлось сбежать домой, чтобы избавиться от них. Так вот я спрашиваю напрямую: вы залезли на пастбище, потому что знали, что бык там?
– Нет, сэр! – ответил Вулф с несколько озадаченным видом.
– Ваш приезд сюда как-нибудь связан с быком?
– Нет! Я приехал выставить свои орхидеи на Североатлантической ярмарке.
– Значит, вы выбрали мое пастбище случайно?
– Мы его не выбирали. Все дело исключительно в геометрии. Кратчайший путь к дому ведет через пастбище. Так нам показалось, – добавил Вулф с горечью.
Пратт кивнул. Он посмотрел на часы, встал и повернулся к молодому человеку, складывавшему бумаги в портфель.
– Ладно, Пейви, езжай шестичасовым поездом из Олбани. Передай Джеймсону, чтобы он ни в коем случае не спускал цену ниже двадцати восьми долларов. С прошлого года аппетит у людей не ухудшился. Только запомни – больше никаких пирогов…
Он еще прочел наставления по поводу расценок на некоторые блюда, напомнил о каких-то новых контрактах в Бруклине и напоследок крикнул вдогонку Пейви, почем следует закупать салат. Затем наш хозяин вдруг спросил Вулфа, не хочет ли тот выпить чего-нибудь крепкого. Вулф ответил, что он предпочитает пиво, но мистер Гудвин, без сомнения, не откажется пропустить стаканчик. Пратт что было мочи заорал:
– Берт!
На крик откуда-то вынырнул грязнощекий и принял заказы. Когда мы расселись, трио из угла террасы присоединилось к нам со своими стаканами.
– Ты позволишь? – обратилась мисс Пратт к дяде. – Джимми мечтает познакомиться с нашими гостями. Мистер Вулф, мистер Гудвин, а это мой брат Джим.
Я учтиво привстал, и тут до меня дошло, что Вулф затеял какую-то непостижимо отчаянную игру, так как вместо того, чтобы извиниться, как обычно, за то, что не отрывает свою многопудовую тушу от стула, он поднялся во весь рост. Мы все сели, а блондинка Лили раскинулась в кресле-качалке с таким расчетом, чтобы мне было удобнее любоваться ее изящными ножками.
– Я, конечно же, наслышан о вас, – повторил Пратт Вулфу. – Даже знаю кое-какие подробности. Мой друг Пит Хатчинсон рассказывал, что несколько лет назад вы отказались расследовать дело, связанное с его женой.
– Я стараюсь не браться за дела семейного характера, – подтвердил Вулф.
– Поступай, как тебе нравится, – вот мой девиз, – изрек Пратт, отхлебнув глоток из стакана. – Это ваш бизнес, и вы вправе поступать как хотите. Насколько мне известно, вы не прочь вкусно поесть. Мой бизнес как раз питание, а точнее – общественное питание. На прошлой неделе мы ежедневно продавали в Нью-Йорке в среднем сорок две тысячи триста девяносто два ланча. Я вот к чему клоню – сколько раз вы обедали в моих праттериях?
– Я?.. – Вулф не спешил с ответом, пока наливал себе пива. – Ни разу.
– Ни разу?
– Я всегда обедаю дома.
– Вот как… – Пратт не мог отвести взгляд от Вулфа. – Конечно, иногда можно неплохо поесть и дома. Но лучше все же… Мое имя прогремело, когда я пригласил в праттерию и накормил по выбору из меню пятьдесят представителей высшего света. Видели бы вы, как они восхищались. Своего успеха я достиг благодаря, во-первых, качеству, а во-вторых, рекламе. – Он поднял два пальца.
– Всепобеждающее сочетание, – пробормотал Вулф. Мне захотелось лягнуть его под столом. Он буквально лизал пятки этому деревенщине. Но Вулф пошел дальше. – Ваша племянница немного рассказала мне о вашей феноменальной карьере.
– В самом деле? – Пратт взглянул на нее. – У тебя пустой стакан, Каролина. – Он повернул голову и громко позвал Берта, затем вновь обратился к Вулфу: – Что ж, она неплохо разбирается в моих делах. Два года работала у меня. Потом увлеклась гольфом, добилась кое-каких успехов, и я решил, что племянница-чемпионка послужила бы мне хорошей рекламой. Так и вышло. Этим она принесла мне куда больше пользы, чем от сидения в конторе. А вот ее братцу далеко до нее. Единственный мой племянник – и ни на что не годен. Да, Джимми?
– Совершенно верно, – ухмыльнулся юноша.
– Сам-то ты, конечно, так не считаешь. Если бы твои родители не умерли, когда ты был еще ребенком, ни за что бы на тебя не тратился. Пожалуй, это моя единственная слабость. Стоит мне только подумать, что после моей смерти все достанется тебе и твоей сестре, больше ведь некому, и я начинаю мечтать о бессмертии… Мне плохо делается, когда я представляю себе, на что ты пустишь мое состояние… Позвольте спросить, мистер Вулф, как вам нравится мой дом?
– Очень нравится.
Джимми гоготнул.
Не обращая на него внимания, Пратт покосился на Вулфа:
– В самом деле? А ведь его выстроил мой племянник. Строительство завершилось только в прошлом году. Я-то сам здешний, родился и вырос на этом самом месте, в старой лачуге. И как только это вышло у Джимми, ума не приложу…
Он продолжал разглагольствовать, а Вулф потихоньку откупорил очередную бутылку пива. Да и я не терял времени даром, благо пил не виски в праттерии. Я расправлялся уже со второй порцией, устроившись так, чтобы было удобнее поглядывать на блондинку. Я перестал слушать Пратта, размышляя, что ценнее в девушках – привлекательная внешность или умение спасти человека от бычьих рогов. Вдруг приятный поток моих мыслей был бесцеремонно нарушен. Из-за угла неожиданно появились четыре незнакомых субъекта, которые с решительным видом протопали на террасу. Вспомнив слова хозяина о преследовании на ярмарке и разглядев недоброе выражение на лицах незваных пришельцев, я сунул было руку за пистолетом, но вовремя спохватился и сделал вид, что собирался почесать плечо.
Пратт вскочил и, наморщив узкий лоб, злобно уставился на вновь прибывших. Один из них, приземистый крепыш с острым носом и пронзительными глазками, выступил вперед:
– Ну, мистер Пратт, надеюсь, теперь мы сумеем договориться?
– Нам не о чем договариваться. Я вам уже говорил.
– Но нас это не устраивает. – Остроносый обвел взглядом присутствующих. – Позвольте объяснить, что мы…
– Вы зря тратите время, мистер Беннет. Я повторяю…
– Позвольте мне! – перебил голос, явно привыкший командовать. Он исходил от широкоплечего, отлично сложенного мужчины, в потрясающем сером спортивном костюме и в автомобильных перчатках – это в теплую-то погоду! – Вы Пратт? Лу Беннет втравил меня в эту историю, а я очень спешу в Кроуфилд, чтобы успеть в Нью-Йорк. Меня зовут Каллен.
– Дэниел Каллен, – услужливо добавил Беннет.
– О! – благоговейно произнес Пратт. – Это честь для меня, мистер Каллен. В моем скромном доме… Присаживайтесь, пожалуйста. Что-нибудь выпьете? Джимми, принеси стулья для гостей. Познакомьтесь с моей племянницей, мистер Каллен…
Пратт начал суетливо представлять всех друг другу. Оказалось, что Лу Беннет занимал пост секретаря Национальной лиги по разведению скота гернзейской породы. Долговязого мужчину с жидкими волосами и усталым лицом звали Монт Макмиллан, Дэниел Каллен нуждался в рекомендациях не больше, чем, скажем, Джон Морган. Четвертый гость, выглядевший еще более уставшим, чем Макмиллан, оказался председателем совета Североатлантической ярмарки по имени Сидни Дарт.
Берта послали за выпивкой. Лили Роуэн подвинулась, чтобы освободить место, и к ней подсел Джимми Пратт. Было видно, что вновь прибывшие мало интересуют девушку.
Разговор вновь начал Лу Беннет:
– Мистер Каллен торопится, и я уверен, что вы, мистер Пратт, сумеете оценить, что он делает для всех нас. Уверяю, вы и цента не потеряете. Дело закончится к всеобщей…
– Это же просто произвол! – не выдержал Каллен, уставившись на Пратта. – Судить таких надо! Какого черта…
– Извините, – поспешно влез Беннет, – но мы уже обсуждали этот вопрос с мистером Праттом, и у него свое мнение на этот счет. Слава богу, что вы пришли нам на помощь. – Он повернулся к Пратту. – Дело в том, что мистер Каллен великодушно согласился выкупить у вас Гикори Цезаря Гриндона.
Пратт кашлянул, помолчал немного и спросил:
– А что он будет с ним делать?
Беннет казался шокированным.
– Он ведь владеет едва ли не лучшим в стране стадом гернзейской породы.
Каллен сердито взглянул на Пратта:
– Поймите, Пратт, мне ваш бык не нужен. У моего лучшего производителя Махуа Галанта Мастерсона сорок три чистопородные телки. Еще три молодых производителя сейчас проходят отбор. Я покупаю Цезаря исключительно в интересах нашего животноводства и лиги по разведению гернзейской породы!
– Мистеру Каллену действительно ни к чему ваш бык, – подхватил Беннет. – Им движут самые благородные побуждения, но не согласен платить за Цезаря всю ту сумму, что вы уплатили Макмиллану. Конечно, бык теперь ваш, но согласитесь: сорок пять тысяч долларов – это сумма несуразная. Сам Голдуотер Гранде был продан за тридцать три тысячи в тысяча девятьсот тридцать втором году, а Цезарю далеко до Гранде. Гранде – отец ста двадцати семи племенных телок и пятнадцати первоклассных бычков. Так что наши условия таковы: мистер Каллен платит вам тридцать три тысячи долларов, а Макмиллан возвращает двенадцать тысяч из суммы, которую вы ему заплатили. Так что ничего не теряете. Мистер Каллен тут же выпишет вам чек и вечером пришлет за Цезарем людей и фургон. Если бык не потерял формы, то мистер Каллен выставит его в четверг на ярмарке. Надеюсь, он в порядке. Насколько мне известно, вы держите его на выгоне?
Пратт напустился на Макмиллана:
– Еще сегодня вы клялись, что с этим делом покончено и вы не станете участвовать в любых попытках сорвать нашу сделку!
– Вы правы. – Макмиллан слегка дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол. – Но они пристали ко мне с ножом к горлу… Они так давили… А ведь я старый гернзеец, мистер Пратт…
– Вы опорочили честь гернзейцев? – взорвался Каллен. – Я бы вообще исключил вас из лиги гернзейцев! Вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станет с быком после продажи!
– Конечно, – уныло кивнул Макмиллан. – Вам легко говорить, мистер Каллен. У вас денег куры не клюют. А у меня же после кризиса осталось одно стадо, и больше ничего. А тут еще сибирская язва месяц назад… Из всего стада уцелели четыре теленка, шесть коров, один бычок и Цезарь. Даже породистую телку купить было не на что! Как мог я содержать Цезаря в таком положении? Вот я и разослал телеграммы дюжине крупнейших скотопромышленников, включая и вас, сэр. И что я получил в ответ? Все знали, что я на мели, вот никто и не предложил больше девяти тысяч. Девять тысяч за Гикори Цезаря Гриндона! А тут ко мне пришел мистер Пратт. Он не скрывал, для чего ему понадобился Цезарь. Затея была невероятная, но соблазн велик… Особенно когда у тебя ни гроша за душой. Вот я и решил от него отделаться и заломил неслыханную цену – сорок пять тысяч! – Макмиллан взял свой стакан, заглянул в него и отставил в сторону. – Мистер Пратт, не моргнув глазом, вытащил чековую книжку и, не сходя с места, выписал мне чек. А ведь вы, мистер Каллен, не предложили мне и девяти тысяч. Насколько я помню, ваша цена была семь с половиной…
Каллен пожал плечами:
– Я в нем не нуждался. Впрочем, теперь вы получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их из денег, уплаченных Праттом. Считайте еще, что вам чертовски повезло. Во мне вдруг проснулся филантроп. Я беседовал по телефону с управляющим и даже не уверен, нужна ли мне линия Цезаря в стаде. Всегда были быки лучше Цезаря и всегда будут…
– Но только не ваши, черт побери! – Голос Макмиллана задрожал от ярости. – Дилетант паршивый! – Внезапно он умолк, обвел глазами присутствующих и провел ладонью по губам. Потом нагнулся к Каллену и горячо заговорил: – Да кто вы вообще такой, чтобы судить о быках и коровах – даже самых завалящих?! Не говоря уже о Гикори Цезаре Гриндоне! Цезарь был лучшим из племенных быков! – Он снова провел по губам ладонью. – Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он еще и не ваш, мистер Каллен. И ведь он внук самого Берли Великого. Он зачал пятьдесят одну чистопородную телку и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. – Макмиллан показал свои руки, которые едва заметно дрожали. – Вот эти пальцы он сосал, будучи шести часов от роду. Он получил девять главных призов на выставках. Последний – на национальной, в прошлом году в Индианаполисе. Двенадцать его дочерей дают больше тринадцати тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов молочного жира каждая. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, черт вас побери, он вам и не достанется! Мои руки теперь развязаны. – Он повернулся к Беннету. – Мне самому пригодятся эти двенадцать тысяч, Лу. И из вашей игры я выхожу.
Что тут началось! Беннет, Дарт и Каллен – все втроем обрушились на Макмиллана. Если отбросить в сторону ненужные детали, то смысл сводился к тому, что Макмиллан нарушил слово, чего не имел права делать, что на карту поставлен престиж Национальной лиги по разведению гернзейской породы и всего американского скотоводства, что случившееся подорвет престиж ярмарки, что тридцати трех тысяч Макмиллану хватит с лихвой и так далее. Макмиллан, мрачный и злой, сидел, упрямо не раскрывая рта.
От внезапного, как взрыв бомбы, возгласа Пратта все замолчали.
– Оставьте его в покое! Он здесь ни при чем. Я не возьму никаких отступных! Мне нужен только бык, и он уже мой, и у меня в сейфе хранится купчая. И баста!
Все уставились на Пратта.
– Но это невозможно, – залопотал Беннет. – Подождите… Я же объяснил…
– Я не отступлюсь, – упрямо процедил Пратт. – Сделка есть сделка. Приготовления уже идут полным ходом. Я позвал сотню гостей…
– Проклятье! Да после всего, что мы… – Беннет вскочил, так яростно размахивая руками, что я решил на всякий случай проверить, легко ли вынимается пистолет. – Вы не смеете! – вопил Беннет. – Мы не допустим! Вы просто сумасшедший, если надеетесь, что вам это сойдет с рук! В Кроуфилде меня ждут двенадцать членов лиги. Мы такое придумаем, что вы горько пожалеете о своем решении!
Остальные тоже поднялись с мест.
– Вы мерзкий маньяк, Пратт! – выкрикнул Дэниел Каллен и повернулся к выходу. – Беннет, Дарт, пошли. Я должен успеть на поезд.
Он решительно двинулся прочь. Беннет и Дарт отправились следом, и вскоре вся троица скрылась за углом дома. После некоторого молчания морщины на лбу Пратта разгладились, и он взглянул на Макмиллана:
– Знаете, Макмиллан, мне не нравится этот Беннет. И то, что он говорил, тоже не нравится. Ему ничего не стоит пробраться на пастбище, а мой сторож – полный растяпа. Я понимаю, что за сорок пять тысяч вы мне ничем не обязаны, но, учитывая…
– Конечно. – Макмиллан встал, неуклюжий и долговязый. – Пойду взгляну. Мне… мне и так хотелось посмотреть на него.
– Вы можете задержаться немного?
– Вполне.
Скотовод ушел.
Мы остались сидеть. Племянник с племянницей казались встревоженными, Лили Роуэн зевала, а Пратт хмурился. Вулф подавил вздох и допил пиво.
– Ну и кутерьма, – пробурчал Пратт.
– Подумать только, – кивнул Вулф, – из-за какого-то быка. Словно вы хотите зажарить его и съесть!
– В том-то и дело, – кивнул в ответ Пратт. – Из-за того они и бесятся.
Глава 3
Так вот где собака зарыта! Молодежь и глазом не моргнула, но я вытаращился на нашего хозяина в немом изумлении. И по тому, как дернулась голова Ниро Вулфа, я понял, что и он по-настоящему удивлен, а это с ним случается крайне редко. Он выдал свое удивление еще и тем, что переспросил, а подобное наблюдалось не чаще.
– Вы хотите съесть быка, мистер Пратт?
Пратт снова кивнул:
– Да. Вы, должно быть, заметили яму, которую роют у дорожки? Это для барбекю. Быка зажарят на вертеле. Пир состоится через три дня, в четверг. Племянница с племянником и мисс Роуэн приехали на это торжество. Я пригласил около сотни гостей, в основном из Нью-Йорка. Быка забьют завтра. Пришлось вызвать мясника из Олбани – местные отказались.
– Потрясающе! – сказал Вулф, по-прежнему держа голову высоко поднятой. – Полагаю, в таком гиганте чистого мяса семьсот, а то и восемьсот фунтов. Сорок пять тысяч поделить… выйдет долларов шестьдесят за фунт. К тому же вы используете только самые лакомые куски, а многое пропадет… Можно посчитать и по-другому: если у вас сто гостей, то каждая порция обойдется в четыреста пятьдесят долларов.
– Если так рассуждать, это и впрямь выглядит дико. – Пратт потянулся за стаканом, увидел, что он пуст, и громко позвал Берта. – Но согласитесь – истратив те же сорок пять тысяч на рекламу в газете или еще где, что вы получите? А на радио ваши деньги вообще проглотят в мгновение ока. А вот моя затея оправдает все расходы. Вы разбираетесь в психологии?
– Я? – Вулф подавился, затем твердо ответил: – Нет.
– А следовало бы. Так вот послушайте. Представляете, какая поднимется шумиха, когда станет известно, что знаменитого быка, чемпиона гернзейской породы, зажарили на вертеле и подали в виде бифштексов сборищу эпикурейцев? И кто это сделал? Том Пратт, владелец знаменитых праттерий! И знаете, что из этого получится, не говоря уже о рекламе? В течение многих месяцев посетители праттерий, жуя сэндвич с ростбифом, будут подсознательно чувствовать во рту вкус великого Гикори Цезаря Гриндона! Вот что значит психология.
– Вы упомянули про эпикурейцев…
– Кое-кто ожидается. В основном, конечно, я пригласил друзей и влиятельных знакомых, а также газетчиков. Но будут и несколько эпикурейцев. – Пратт неожиданно вскочил на ноги. – Кстати, вы ведь известный гурман. Вы еще будете в Кроуфилде? Не пожелаете ли составить нам компанию? В четверг, в час дня.
– Благодарю вас, сэр. Не думаю, что вкусовые качества Цезаря окажутся чемпионскими, но, пожалуй, попробую.
– Еще бы! Я собираюсь вечером звонить в свое нью-йоркское агентство. Вы позволите сказать газетчикам, что Ниро Вулф будет в числе гостей?
– Да, пожалуй. Конкурс орхидей закончится в среду, после чего я, вероятно, отправлюсь домой. Впрочем, вам не возбраняется говорить о моем визите. Еще один вопрос. Мне любопытно, вы не испытываете угрызений совести из-за того, что собираетесь умертвить быка столь благородного происхождения?
– С какой стати? – отмахнулся Пратт. – Они тут наговорили про многочисленное племенное потомство Цезаря – это их главный аргумент. А что это значит, вам известно? Корову объявляют племенной, если она дает определенный средний удой молока нужной жирности в течение года. В нашей стране около сорока тысяч племенных коров гернзейской породы, и только пятьдесят одна из них от Цезаря. А если послушать эту шайку из Кроуфилда, то можно подумать, что я намереваюсь вырезать все поголовье гернзейского скота. Я уже получил больше сорока телеграмм, в которых мне угрожают расправой. Это все Беннет! Он науськивает на меня скотоводов.
– Видимо, они убеждены в своей правоте.
– Конечно, как и я в своей! Хотите еще выпить, мистер Гудвин? А вы, мисс Роуэн? Эй, Берт! Берт!
Грязнощекий, надо отдать ему справедливость, исполнял свои обязанности довольно проворно. Три хайбола превышали мою обычную норму, но после столкновения с деревом и корриды на пастбище я решил, что лишний бокал мне не повредит. Утомленный разговорами о чемпионе-быке, я придвинулся к чемпионке-племяннице и принялся любезничать с ней. Мои ухаживания были восприняты весьма благосклонно. Через несколько минут я заметил, что блондинка то и дело стреляет в меня глазами, и, улучив момент, улыбнулся ей. Я мог бы действовать и поактивнее, но впереди меня ожидали отнюдь не розовые перспективы. Мне предстояло до наступления сумерек доставить Вулфа, багаж и орхидеи в Кроуфилд, в забронированный для нас номер отеля, распаковать вещи, обеспечить Вулфа едой, которую он сможет проглотить, не подавившись, выслушать назидание за мое неумение водить машину и рекомендацию объезжать встречные деревья, согласиться со всем этим вздором и еще час-другой сидеть и прислушиваться к его вздохам. Я уже раскрыл рот, чтобы напомнить племяннице о ее обещании отвезти нас в Кроуфилд, так как время перевалило за пять часов вечера, как вдруг услышал нечто из ряда вон выходящее. Пратт пригласил моего шефа остаться на ужин, и Вулф дал согласие. Я злобно посмотрел на него, мстительно надеясь, что еда окажется отвратительной, поскольку знал, что после наступления темноты устроиться в Кроуфилде на ночлег будет практически невозможно, и тогда никаких человеческих сил не хватит, чтобы сладить с Вулфом. Он заметил мой неласковый взгляд и прикрыл глаза, я же притворился, что не замечаю его, и сосредоточил все внимание на племяннице. По-моему, она была премиленькая и довольно сообразительная, но уж больно сильная. По мне, так девушка должна быть девушкой, а спортсменка – спортсменкой, хотя возможны и промежуточные варианты.
В ответ на приглашение Каролины я сказал, что с радостью составил бы ей компанию на теннисном корте, да вот рука болит – повредил при покорении забора (отъявленная ложь). И тут вдруг на террасу заявился еще один отряд нападающих во главе с исключительно симпатичной особой лет двадцати двух – двадцати трех, с золотисто-карими глазами и мягким чувственным ртом. Она была без шляпки, в полотняном платье с пояском. По пятам за ней следовал высокий стройный парень, чуть моложе меня, в коричневых брюках и пуловере. Замыкал шествие субъект, которому явно надлежало пребывать в ином месте, а именно в зоне, ограниченной Сорок второй улицей и Девяносто шестой – с юга и севера, Лексингтон-авеню и Бродвеем – с востока и запада. Там подобные типы находятся в родной стихии, но здесь, в провинции, их роскошные костюмы, непременным атрибутом которых являются жилеты, сшитые на заказ модные рубашки и кричащие галстуки, просто режут глаз.
Атмосфера сразу наэлектризовалась. У нашего хозяина от изумления отвисла челюсть. Джимми покраснел и вскочил на ноги. Каролина что-то пробормотала, а Лили Роуэн нахмурилась.
Подойдя к столу, уставленному пустыми стаканами, девушка обвела присутствующих взглядом и сказала:
– Нам, наверное, следовало позвонить?
Ее разуверили. Послышались приветствия. Субъекта в модном костюме видели в доме Праттов впервые, и он отрекомендовался как мистер Бронсон. Девушку звали Нэнси Осгуд, а стройный оказался ее братом Клайдом. В очередной раз кликнули Берта. Мисс Осгуд принялась уверять, что они не хотели портить нашу вечеринку, случайно заскочили на минутку по пути с ярмарки и задержаться не могут, ну разве только на одну минутку… Клайд Осгуд, на шее которого болтался бинокль, подошел к Пратту и вызывающе сказал:
– Монт Макмиллан прогнал нас с пастбища, а ведь мы хотели только взглянуть на вашего быка.
Пратт с делано безразличным видом кивнул, но жилы на его висках вздулись.
– Чертов бык доставляет массу хлопот. – Он посмотрел на Нэнси Осгуд, потом перевел взгляд на ее брата. – Молодцы, что заехали. Очень приятный сюрприз. Я видел сегодня вашего отца в Кроуфилде.
– Да, он говорил. – Клайд вдруг замолчал, потом стал разворачиваться медленно, но уверенно, словно влекомый какой-то неведомой силой. Он сделал четыре шага и остановился прямо перед Лили Роуэн.
– Как поживаешь? – спросил он.
– Прекрасно. – Она запрокинула голову назад, чтобы лучше видеть его. – А у тебя все в порядке?
– Да, вполне.
– Очень рада. – Лили зевнула.
Этот диалог, видимо, чем-то задел Джимми Пратта, ибо он зарделся еще сильнее, хотя смотрел все время на Нэнси Осгуд, беседовавшую с Каролиной. Каролина настаивала, чтобы гости задержались и пропустили по стаканчику. Мистер Бронсон, которого, по-видимому, утомил проведенный на ярмарке день, присел. Клайд внезапно повернулся спиной к Лили, подошел к Пратту и опустился в соседнее кресло.
– Можно вас на минутку?
– Да, мой мальчик?
– Понимаете, мы зашли с сестрой, чтобы повидать вас.
– Что ж, очень приятно. Теперь, когда я выстроил этот дом, мы ведь снова соседи, не так ли?
Клайд нахмурился. Он походил на избалованного ребенка, который то и дело капризно выпячивает губы.
– Соседи? – переспросил он. – Да, пожалуй. Формально, во всяком случае. Я хотел поговорить с вами насчет быка. Я знаю, зачем вы это затеяли… Все только это и обсуждают. Вы хотите унизить моего отца… Отстань, Нэнси, я знаю, что делаю…
Нэнси вцепилась ему в плечо:
– Клайд, нельзя же так…
– Оставь меня в покое! – Он стряхнул ее руку и снова накинулся на Пратта: – Вы хотите сделать из отца посмешище, зарезав быка, который намного превосходит лучшего из осгудовских. Впрочем, одного у вас не отнимешь: вы выбрали лучшего быка для своей цели. Гикори Цезарь Гриндон… Представляю, какая будет сенсация. Я сужу не по его показателям, а потому, что немного разбираюсь в скоте… или, вернее, разбирался. Я просил отца купить его, еще когда Цезарь был молоденьким бычком. Вы и впрямь думаете, что вам удастся зарезать его?
– Есть у меня такая задумка. Только с чего ты взял, будто я хочу обидеть твоего отца? Чушь какая! Это всего лишь реклама для моего бизнеса.
– Черта с два! Я вас раскусил. Вы хотите насолить отцу… Отстань, сестра!
– Ты ошибаешься, мой мальчик, – терпеливо произнес Пратт. – Я не преследую злого умысла. Послушай, у меня есть деловое предложение. Насколько мне известно, лучший бык из вашего стада уже состарился. Так вот, если твой отец придет ко мне и попросит быка, которого я недавно приобрел, то я, пожалуй, отдам ему быка в подарок. Клянусь честью!
– Так я вам и поверил! – Клайд кипел от негодования. – Вот что я вам скажу. Весь Кроуфилд только об этом и говорит. Естественно, мой отец, как член гернзейской лиги, тоже в курсе дела. Он с самого начала понимал, что план, который разработал Беннет вместе с Калленом и Макмилланом, обречен на провал. Он слишком хорошо знает вас. Но моей сестре взбрело в голову приехать сюда и попытаться вас уговорить, а я сдуру согласился. По дороге мы встретили Беннета и компанию, которые обо всем рассказали. И все же мы приехали – зачем, одному Богу известно. А вот теперь я хочу предложить вам пари. Вам случалось заключать пари?
– Ну, вообще-то, я этим не увлекаюсь, – пожал плечами Пратт, – но иногда не против дружеского пари. Даже сорвал небольшой куш во время муниципальных выборов в тысяча девятьсот тридцать шестом.
– Тогда как насчет дружеского пари со мной? Скажем, на десять тысяч долларов?
– По какому поводу?
Тут их прервали. Послышалось: «Ах вот вы где!» – и на террасу поднялся Монт Макмиллан. Он вздохнул с облегчением и приблизился к Пратту:
– Они околачивались возле забора. Я показал им от ворот поворот, и они куда-то исчезли. Я далек от мысли подозревать младших Осгудов в намерении похитить быка, но все же…
– Присядьте и выпейте, – прервал его Пратт. – Берт! Берт! Куда он запропастился, черт возьми?! – Он повернулся к Клайду: – Так по какому поводу ты предлагаешь пари?
Клайд пригнулся к нему поближе:
– Бьюсь об заклад на десять тысяч долларов, что вам не удастся зарезать Гикори Цезаря Гриндона.
– Клайд! – воскликнула Нэнси.
Вулф прикрыл глаза. Послышались оживленные возгласы, даже Лили Роуэн встрепенулась. Макмиллан, собиравшийся сесть, так и замер на полпути к сиденью и потом медленно опустился.
– А что же мне помешает? – спокойно осведомился Пратт.
Клайд поднял обе руки ладонями вверх:
– Принимаете пари или нет?
– Десять тысяч долларов, что я не зарежу Гикори Цезаря Гриндона?
– Да.
– За какое время?
– Скажем, за эту неделю.
– Должен предупредить, что я консультировался у юриста. Бык – моя собственность, и по закону я вправе сделать с ним все, что мне заблагорассудится, – чемпион он или нет.
Клайд молча пожал плечами. Застывшее на его лице выражение я частенько наблюдал у игроков в покер.
– Что ж… – Пратт скрестил руки на груди. – Это становится занятным. Как считаете, Макмиллан? Могут они выкрасть быка с пастбища?
– Не представляю, кто может отважиться на такое, – пробормотал скотовод. – Вот если здесь дурной умысел… Вот если бы его в сарай…
– У меня нет сарая. – Пратт снова обратился к Клайду: – Еще один вопрос. Что будем ставить? Чеки?
Клайд вспыхнул:
– Банк не оплатит мой чек. Вы это прекрасно знаете. Но не волнуйтесь. Если я проиграю, то заплачу. Наличными.
– Так ты предлагаешь джентльменское пари? Мне?
– Можете это так называть. Да, джентльменское пари.
– Мой мальчик, я, конечно, польщен твоим доверием, но не могу принять такие условия, когда на карту поставлены десять тысяч. Боюсь, что не смогу заключить пари, пока не выясню, действительно ли ты платежеспособен.
Клайд рванулся из своего кресла. Я тут же подобрался для прыжка, но Нэнси сумела удержать брата. Она попыталась даже увести его, лопоча что-то насчет того, что им нужно спешить, но Клайд вырвался, оттолкнул ее и свирепо уставился на Пратта:
– Негодяй! Как вы смеете сомневаться в слове Осгуда? Ну ладно, придется отобрать у вас деньги, раз они столько для вас значат! Поручительство отца вас устроит?
– Так ты и впрямь хочешь держать пари?
– Еще как!
– На десять тысяч долларов? В присутствии всех свидетелей?
– Да.
– По рукам. Если отец за тебя поручится, пари принято.
Клайд резко повернулся и, не прощаясь, зашагал прочь. Бронсон отставил стакан и последовал за приятелем. Нэнси чуть задержалась, чтобы вежливо попрощаться со всеми. Едва она исчезла из виду, Монт Макмиллан поднялся и обратился к Пратту:
– Я знаю этого молокососа сызмальства. Пойду-ка попробую уговорить его не делать глупостей. – И вышел следом.
– Тут попахивает какой-то грязной игрой, – задумчиво произнесла Лили Роуэн. Взглянув на меня, она похлопала по сиденью кресла, только что покинутого Джимми Праттом. – Идите сюда, Эскамильо. Сядьте и объясните мне, что нас ждет.
– Дело обстоит так, – начал я. – Какое-то время вы будете счастливы, потом, однажды, путешествуя под водой, натолкнетесь на лысого незнакомца, сидящего верхом на бурой водоросли. Вы, естественно, решите, что это Уильям Бибе[2], но он обратится к вам по-русски. Хотя русский вам неведом, вы подумаете, что поняли, о чем он толкует, а потом, к своему ужасу, убедитесь, что жестоко заблуждались. Дайте-ка другую ладонь для сравнения…
Тем временем Джимми Пратт страстно наставлял своего дядю:
– …обозвал вас негодяем, и это сошло ему с рук! Да я готов был растерзать его! На вашем месте я бы так ему врезал!
– Ладно, Джимми, – примирительно сказал Пратт. – Ты бы не посмел поднять руку на Осгуда. Успокойся, мой мальчик. Кстати, уж коль ты так воинственно настроен, может быть, поможешь нам постеречь быка? Боюсь, что придется всю ночь глаз с него не спускать.
– Вообще-то, дядя… – замялся Джимми, – дело в том… Я уже говорил, что не одобряю вашей затеи… Такой бык… Как-никак чемпион…
– Так ты отказываешься?
– Я не хотел бы в этом участвовать, дядя Том.
– Что ж, ладно. Надеюсь, мы и сами справимся. Как считаете, мистер Вулф, имею я право съесть собственного быка?
Вулф пустился в пространные философские разглагольствования о писаных и неписаных законах, моральной ответственности и бычьей генеалогии. Слушатели его напыщенной и возвышенной речи уже начали недоумевать, что совсем недавно переживали из-за таких пустяков, как ссора Пратта с Осгудом, поглощение бифштексов или пари на десять тысяч долларов. Закончив монолог, Вулф обратился ко мне со следующим предложением: поскольку мы приняли любезное приглашение мистера Пратта отужинать с ним, нам не мешало бы переодеться, для чего следовало доставить из машины наши вещи. Джимми предложил было свои услуги, но Каролина настояла на своей кандидатуре, поскольку именно она подрядилась отвезти нас в Кроуфилд. С террасы мы ушли вместе, пересекли широкую лужайку, миновали кусты и цветочные клумбы и вышли по усыпанной гравием дорожке к гаражу, в котором стояла знакомая нам желтая машина по соседству с большим закрытым автомобилем. Увидев поодаль, под деревьями, свежую земляную насыпь и разбросанные кирки с лопатами, я остановился. Я заметил груду земли, еще когда нас везли к дому, но тогда не задумался о ее назначении.
– Это и есть яма для барбекю? – поинтересовался я.
Каролина кивнула:
– Я лично считаю, что все это ужасно, но не могу придумать подходящей отговорки, чтобы отказаться от участия в этом пиршестве. Залезайте в машину.
Когда мы выехали на дорогу, я спросил:
– Конечно, это не мое дело, но привычка копаться в человеческих натурах делает мой вопрос непраздным: что все это значит – погоня за рекламой или попытка утереть нос Осгуду-старшему?
– Не знаю. Извините, меня сейчас другое беспокоит…
Я замолчал. Минуту спустя мы прибыли на место аварии. Каролина развернула машину перед останками нашей. Я выбрался наружу. Деревья и телеграфные столбы, озаренные последними лучами заходящего солнца, отбрасывали длинные тени на зеленый ковер пастбища. Вдалеке, на другом конце пастбища, я разглядел Монта Макмиллана, который внимательно смотрел в нашу сторону. Недалеко от валуна величественной поступью прогуливался бык, казавшийся еще крупнее, чем прежде. Теперь, когда мне ничего не угрожало, я готов был признать, что он красавец.
Перетащив два чемодана, оба саквояжа, опрыскиватель и корзины с орхидеями, я запер машину, мысленно распрощался с быком, которого в следующий раз мог увидеть лишь в виде бифштексов по цене четыреста пятьдесят долларов за порцию, и занял свое место возле мисс Пратт. Я по-прежнему не раскрывал рта, выжидая, пока к моей спутнице не вернется доброе расположение духа. Прошла целая минута, прежде чем Каролина повернула голову и заговорила:
– Хотите знать, о чем я думала? – (Я вежливо кивнул.) – О Лили Роуэн.
– Она называет меня Эскамильо. Поведала, что завтра вы собираетесь на ярмарку, и пригласила отобедать с ней вдвоем.
– И что вы ответили?
– Вежливо отказал, поскольку не умею себя вести за столом. К тому же не люблю желающих угоститься за мой счет.
– Она не из таких, – фыркнула Каролина. – Лили сама оплатила бы чек. Она богата. Несметно. Быть может, даже миллионерша, точно не знаю. Но она вампир. Держите ухо востро.
– Она впивается в горло и пьет кровь?
– Понимайте, как знаете. Прежде разговоры об опасных женщинах я считала романтическими бреднями. Но Лили Роуэн и впрямь опасная женщина. Не будь она столь ленива, то погубила бы многих мужчин. Я могу назвать как минимум троих, кому она вскружила голову. Вы сегодня видели Клайда Осгуда. Он, конечно, не прирожденный аристократ, но человек вполне приличный. Ему двадцать шесть лет, как и мне. Многие поколения Осгудов владели этой землей, да и сейчас у них несколько тысяч акров. Окончив колледж, Клайд обосновался здесь и принял дела своего отца, который ударился в политику. Говорят, Клайд поначалу неплохо справлялся. Но два года назад во время поездки в Нью-Йорк он познакомился с Лили Роуэн. Видно, он ей приглянулся. Но она вовсе не впилась ему в горло. Просто проглотила вместе с потрохами. А прошлой весной выплюнула. Согласна – это не пример изящной словесности, но можно ли изящно описать повадки жабы? С тех пор Клайд сюда не возвращался. Он слонялся по Нью-Йорку, то пытаясь ее увидеть, то, наоборот, пытаясь ее не увидеть. Не знаю, чего он сюда прикатил? Быть может, прослышал, что Лили здесь. – Она умолкла.
– Об этом вы и думали всю дорогу?
– Нет, это только вступление. – Она пристально посмотрела мне в глаза. – Вы ведь детектив, так?
Читать бесплатно другие книги:
