Контакт Саган Карл
— Пора сделать перерыв, Вилли, — добавил один из них. — Все снимают густые сливки на измерениях светимости квазаров. А у нас дело затянется до бесконечности, если нам будут оставлять только два процента времени для наблюдений.
— Конечно. Ты прав, Джек.
— Вилли, мы заглядываем во времена рождения Вселенной. И наша программа тоже сулит многое… Мы-то знаем, что Вселенная существует, но ты едва ли можешь поручиться, что в ней найдется хоть один зеленый человечек.
— С подобными вопросами обращайтесь к доктору Эрроуэй. Она охотно выслушает ваше мнение, — несколько кислом тоном отвечал тот.
Дежурный вошел в помещение. Быстро оглядел дюжину телевизионных экранов с результатами измерений. Только что закончили прослушивать созвездие Геркулеса. Они заглянули в самое сердце великого роя галактик за пределами Млечного Пути, скопления Геркулеса, удаленного от Земли на сто миллионов световых лет; прослушали М—13, рой примерно из трехсот тысяч звезд (если не учитывать гравитационно-двойные), обращающийся вокруг галактики Млечного Пути в 26 тысячах световых лет от нас; изучили Рас Альгети, двойную звезду, а еще Дзета и Лямбда Геркулеса — звезды, отличающиеся от Солнца и похожие на него, но находящиеся неподалеку. Звезды, которые мы видим невооруженным взглядом, удалены от нас не более чем на несколько сотен световых лет. Они тщательно просмотрели сотни небольших секторов неба в созвездии Геркулеса на миллионе различных частот и не услышали ничего. В минувшие годы они изучали созвездия, лежащие к западу от Геркулеса: Змеи, Северной Короны, Волопаса, Гончих Псов… но и там ничего не услышали.
Несколько телескопов, как мог видеть дежурный, добирали какие-то пропущенные данные в Геркулесе. Остальные целились в прилежащий участок неба, в следующее созвездие к востоку от Геркулеса. Несколько тысяч лет назад жителям восточного Средиземноморья показалось, что оно напоминает струнный музыкальный инструмент, его связывали с греческим мифологическим героем Орфеем. Созвездие называли Лирой… Лира.
Компьютеры повернули телескопы, чтобы следить за звездами Лиры от восхода до заката. Теперь они будут накапливать радиокванты, управлять поведением телескопов, представлять результаты человеку в удобном для осмысления виде. Даже один дежурный в сущности был излишеством. Последовательно миновав банку с конфетами, кофеварку, записанное рунами эльфов изречение Толкиена на распечатке из Станфордской лаборатории искусственного интеллекта и наклейку на бампер со словами «ЧЕРНЫХ ДЫР НЕ ВИДАТЬ», Вилли подошел к пульту управления. Он мило кивнул дежурному дневной смены, собравшему бумаги, чтобы отправиться на обед. Поскольку результаты измерений этого дня светились янтарем на главном экране, необходимости задавать вопросы Вилли не ощущал.
— Сам видишь, ничего особенного. Был какой-то проблеск… по крайней мере похоже было… на сорок девятом, — сказал он, махнув куда-то в сторону окон. — Бригада специалистов по квазарам освободила десятые и двадцатые около часа назад. Кажется, у них очень интересные данные.
— Да, слыхал. Они не понимают…
Вдруг его голос затих, на пульте ярко замигал сигнал тревоги. На дисплее под надписью «Зависимость интенсивности от частоты» возник резкий вертикальный пик.
— Ну-ка, похоже на монохроматический сигнал!
На другом экране с надписью «Зависимость интенсивности от времени» слева направо за пределы экрана шествовала цепочка импульсов.
— Числа, — слабо промолвил Вилли. — Кто-то передает числа.
— Быть может, кто-то из ВВС. Где-то в районе 16-й сотни часов[5] я заметил самолет дальнего обнаружения, наверное, из Киртленда. Забавляются ребята.
При всеобщем безмолвном согласии ряд радиочастот был зарезервирован для радиоастрономии. Но именно потому, что они представляли собой свободный канал, военные просто не могли удержаться от искушения. Если бы дело дошло до всеобщей войны, первыми о ее начале узнали бы именно радиоастрономы. В радиоокна, открытые в космос, повалили бы приказы боевым и наблюдательным спутникам на геосинхронных орбитах, трансляции кодовых распоряжений на удаленные аванпосты. Однако и без военных передач, прослушивая сразу миллион диапазонов, приходилось быть готовым к помехам. Молнии, зажигание в двигателях автомобилей, передающие спутники — все порождало радиопомехи. Но в компьютеры были заложены все их параметры, и при обработке данных такими помехами пренебрегали, сомнительные сигналы компьютер выслушивал с большим вниманием, проверяя на соответствие заложенным в память параметрам. Время от времени в порядке разминки над ними пролетали самолеты электронной разведки с радарной установкой, кокетливо замаскированной под летающее блюдце, тогда радиотелескопы «Аргуса» мгновенно обнаруживали несомненные признаки разумной жизни. Впрочем, эта жизнь всегда принадлежала к вполне определенной разновидности, наводящей на грустные размышления. Она действительно была в известной мере разумной, но только чуточку внеземной. Несколько месяцев назад самолет F—29E с современными установками электронного противодействия пролетел в 80.000 футах над обсерваторией и вызвал тревогу на всех телескопах. С точки зрения штатских астрономов, радиосигналы были достаточно сложны и могли принадлежать внеземной цивилизации. Но потом они обнаружили, что самый западный телескоп принял радиоволны минутой раньше восточного, и стало ясно, что их породил объект, перемещающийся в окутывающем Землю тонком покрывале атмосферы, а не какая-то невообразимо чужая цивилизация из космических глубин. Наверное, история повторяется.
Пальцы правой руки Элли были вставлены в пять равномерно расположенных гнезд в невысоком ящичке, находящемся на столе перед нею. Изобретение экономило полчаса в неделю. Но большой необходимости в нем не было, поскольку тратить эту половину часа все равно было не на что.
— Я рассказала обо всем миссис Ярборо. Ее кровать теперь рядом с моей, после того как от нас ушла миссис Вертхеймер. Не хочу зазнаваться, но в твоих успехах есть и моя доля.
— Да, мама.
Элли поглядела на ногти и по их блеску решила, что необходима еще минута, может быть, полторы.
— Я вспомнила тот день, когда ты была в четвертом классе. Помнишь, с утра все лил дождь и ты не хотела идти в школу? Ты просила, чтобы на следующий день я написала записку в школу, что ты не могла выйти в тот день, потому что прихворнула. А я не согласилась и сказала тебе: «Элли, на свете после красоты самое важное — образование. Красива ты или нет — зависит не от тебя, но знания — дело твоих собственных рук. Иди в школу. Откуда знать, что ты услышишь там сегодня?» Разве я была не права?
— Да, мама.
— Именно так я тебе и сказала тогда.
Четыре ногтя уже великолепно блестели, но большой еще оставался немного матовым.
— И я принесла тебе галоши и желтый плащ, тот блестящий, ты в нем была настоящим бутончиком, и прогнала тебя в школу. Это было в тот день, когда на уроке математики ты не сумела ответить на вопрос мистера Вейсброда. После чего ты разозлилась, отправилась в библиотеку колледжа и читала, читала, пока не узнала больше мистера Вейсброда. На него это произвело впечатление. Он говорил мне об этом.
— Он тебе говорил? Я не знала. А когда ты разговаривала с мистером Вейсбродом?
— На родительском собрании. Он сказал мне: «А у вас растет дерзкая девчонка». Или что-то в этом роде. «Она так разозлилась на меня, что действительно разобралась в этом вопросе». «Действительно разобралась». Так он и сказал. Я же говорила тебе об этом.
Ноги Элли покоились на ящике стола, она откинулась назад во вращающемся кресле, удерживая равновесие лишь кончиками пальцев, вставленных в лакировочную машину.
— Мам, мне надо идти.
— Я уверена, что все тебе уже рассказывала. Ты просто никогда не слушаешь меня. А мистер Вейсброд был чудесным человеком. Ты просто тогда не могла разглядеть его с лучшей стороны.
— Мам, меня действительно вызывают. Мы поймали какой-то призрак.
— Призрак?
— Ну, мам, что-то вроде сигнала. Я тебе говорила.
— Таковы мы обе: вечно одна не слушает другую.
— Пока, мам.
— Хорошо, только потом перезвони.
— Хорошо, мам, обещаю.
Во время всего разговора одиночество матери и потребность ее в собеседнике вызывали у Элли желание побыстрее закончить разговор… убежать. Она ненавидела себя за это.
Элли торопливо вошла в зал управления и приблизилась к главному пульту.
— Вилли, Стив, привет. Посмотрим. Хорошо. А куда вы затолкали график амплитуд? Хорошо. А интерферометрическое положение определили? О'кей. Теперь посмотрим, есть ли там какая-нибудь звезда. Боже мой, да мы нацелились прямо на Вегу. Ближняя соседка.
Элли говорила, а ее пальцы сновали по клавиатуре.
— Так, звезда всего в 26 световых годах от нас. Ее не раз уже прослушивали, только всегда безрезультатно. Я сама изучала ее в первый год работы на Аресибо. Какая абсолютная интенсивность сигнала? Боже. Сотни янских[6]. Да его можно принимать в среднечастотном диапазоне на домашний приемник.
— О'кей. Итак, имеем призрак, расположенный на небе неподалеку от Веги. Частота около 9,2 гигагерц, сигнал близок к монохроматическому. Сигнал линейно поляризован и состоит из двух наборов импульсов, различающихся по амплитуде.
В ответ на набранные команды компьютер показывал теперь ориентацию всех радиотелескопов.
— Сигнал принимают 116 радиотелескопов. Определенно он не является результатом неисправности одного или двух из них. О'кей, займемся временной базой. Смещается ли источник относительно звезд? Может быть, это спутник или самолет электронной разведки?
— Могу подтвердить величину сидериального[7] перемещения, доктор Эрроуэй.
— О'кей, весьма убедительно. Значит, источник сигнала не на Земле и не на орбите «Молнии», последнее придется проверить. Вилли, попробуй связаться с НОРАД[8], интересно, что скажут они… нет ли над нами спутника. Если его нет, останутся две возможности: или это подделка, или кто-то действительно передает нам сообщение. Стив, запиши сигнал вручную несколькими радиотелескопами по отдельности — сигнал достаточно сильный для этого — и проверь возможность фальсификации: что, если какой-то шутник решил доказать вздорность наших занятий?
Вокруг главного пульта собралась горстка ученых, инженеров и техников, сбежавшихся по сигналу тревоги, поданному компьютером «Аргуса». На лицах блуждали улыбки. Никто не мог еще всерьез воспринять сам факт передачи сообщения из космоса, но вокруг царило возбуждение школьников, узнавших об отмене урока; наступал многообещающий перерыв в общей скукоте, к которой все уже успели привыкнуть…
— Если кто-нибудь может привести иное объяснение, кроме внеземного сигнала, я хочу слышать его мнение, — произнесла Элли, признавая присутствие собравшихся закономерным.
— Разве этот сигнал может идти от Веги, доктор Эрроуэй? Ее системе лишь несколько сотен миллионов лет. Планеты находятся в стадии формирования. Разумная жизнь там просто не могла так быстро возникнуть. Источник скорее всего проецируется на этот участок, это какая-то фоновая звезда… или галактика.
— В таком случае мощность передатчика становится невероятно огромной, — возразил один из специалистов по квазарам, вернувшийся, чтобы посмотреть, что происходит. — Надо провести точные измерения собственного смещения радиоисточника, проверить, следует ли он за Вегой.
— Ты прав, Джек, это нужно сделать, — сказала Элли. — Но есть еще одна возможность. Быть может, не Вега породила их, просто они к ней прилетели.
— Ничуть не лучшее предположение. Вокруг этой звезды полным-полно всякого мусора. Планетная система или еще не сформировалась, или же пока находится на ранней стадии развития. Стоит покрутиться там подольше, и в корабль что-нибудь да угодит.
— Ну значит, они только что прилетели. А может быть, умеют испарять подлетающие метеориты. Или менять орбиту, когда крупный камень подлетает по чреватой столкновением траектории. И, может быть, они просто летают не в плоскости кольца, а по полярной орбите. Возможностей — миллион. Но ты совершенно прав. Зачем гадать, где располагается источник, если мы можем легко определить это. Сколько времени потребуется на определение собственного движения? Кстати, Стив, твоя смена закончилась. По крайней мере предупреди Консуэлу, что опоздаешь к обеду.
На лице Вилли, только что говорившего по телефону около соседнего пульта, блуждала отсутствующая улыбка.
— Вот что, я пробился к майору Брейнтри из НОРАД. Он клянется всеми святыми, что в небе нет ничего, что может дать подобный сигнал, тем более на девяти гигагерцах. Конечно, они всегда так отвечают на любые запросы. Во всяком случае, он утверждает, что ни одного космического аппарата с прямым восхождением и склонением, соответствующими положению Веги, они не обнаруживали.
— А как насчет «темных»?
К этому времени в космосе накопилось уже достаточно «темных» спутников, имевших умеренный радиопоперечник и почти не заметных для радаров; до поры незаметные и неслышные, они кружили вокруг Земли без всякого шума. И только если случится ядерная война, если вдруг выйдут из строя штатные спутники, предназначенные для подобных целей, в небе появятся дублеры спутников обнаружения запусков ракет или связи… Изредка один из «темных» оказывался в поле зрения больших астрономических радаров. Тогда все страны единодушно принимались отказываться от объекта, а астрономы с трепетом приступали к обсуждению… неужели и впрямь на земную орбиту залетел корабль инопланетян? Приближалось новое тысячелетие, и культ НЛО расцветал пышным цветом.
— Интерферометрия свидетельствует против принадлежности сигнала аппаратам типа «Молния», доктор Эрроуэй.
— Дело идет все лучше и лучше. Теперь глянем повнимательнее на эти «марширующие» импульсы. Если это двоичная система, никто не пересчитал, что будет в десятичной? Что это за последовательность чисел, а? Хорошо, прикинем в уме… 59, 61, 67, 71… Но ведь это простые числа?
Легкий ропот удивления обежал пультовую. На миг нечто затаенное промелькнуло и на лице Элли, но выражение это быстро сменилось трезвым расчетом — опасением… ведь так легко увлечься, забыться, потерять лицо перед подчиненными.
— Хорошо, проверим интерпретацию результатов. Сделаем это простейшим способом. Будьте добры, проверьте, не упускаю ли я чего-нибудь. Имеем очень сильный, почти монохроматический сигнал. Вне границ диапазона не слышно ничего, кроме белого шума. Он имеет линейную поляризацию, словно его передавали радиотелескопом. Частота сигнала около девяти мегагерц, она близка к частотам, соответствующим минимуму галактического фона. Такими частотами целесообразно пользоваться, если хочешь, чтобы тебя услышали на большом расстоянии. Мы измерили сидериальное движение источника, он движется так, словно находится среди звезд, а не исходит от какого-то близкого радиопередатчика. НОРАД не знает таких спутников — ни наших, ни чужих, — что отвечали бы положению источника… интерферометрия позволяет исключить возможность передач с околоземной орбиты. Стив проверил данные в ручном режиме, результаты проверки свидетельствуют, что можно исключить и программную ошибку, которую некто с извращенным чувством юмора мог бы ввести в компьютер. В изучаемой области неба находится Вега, карликовая звезда главной последовательности класса А-нуль. Она немного похожа на Солнце, находится в 26 световых годах от нас и окружена протопланетным облаком. Есть ли у нее планеты, нам неизвестно, но вокруг Веги могут обращаться любые спутники. Сейчас мы проводим измерения собственного движения источника, чтобы определить, не расположен ли он за Вегой. Через несколько недель, если полагаться на собственные силы, или несколько часов, если удастся организовать интерферометрические измерения с большой базой, мы узнаем ответ. Наконец, мы как будто бы принимаем длинную последовательность простых чисел, которые, как известно, делятся без остатка лишь на единицу и на себя. Ни один астрофизический процесс не в силах породить последовательность простых чисел, и поэтому я могу утверждать… следует, конечно, соблюдать осторожность… но я все же скажу, что по всем имеющимся у нас критериям ситуация похожа на долгожданный сигнал. Странно, что сообщение послано с планеты, обращающейся вокруг Веги, тогда этим ребятам пришлось эволюционировать невероятно быстро. Ведь самой звезде всего лишь около четырехсот миллионов лет. Несколько неожиданное место для ближайшей цивилизации. Поэтому крайне важны результаты измерения собственного перемещения источника. Но я бы хотела еще раз убедиться в невозможности фальсификации.
— Ну-ка, — начал один из державшихся на втором плане специалистов по квазарам. Он кивнул головой на запад — розовое свечение точно указывало на место, где Солнце только что опустилось за горизонт. — Через пару часов Вега сядет. В Австралии она, кажется, уже взошла. Не позвонить ли нам побыстрее в Сидней, чтобы они понаблюдали за ней одновременно с нами, пока здесь Вега еще не села?
— Хорошая идея. Там еще только близится вечер. При такой базе совместные измерения дадут хорошую точность. Дайте мне полную распечатку, и я отправлю ее телефаксом в Сидней из моего кабинета.
Решительная и деловая Элли оставила сгрудившихся вокруг пультов сотрудников и вернулась в свой кабинет. Дверь за собой прикрыла весьма тщательно.
— Боже мой, Боже! — прошептала она.
— Будьте добры, Яна Бродерика. Да. Это Элинор Эрроуэй из обсерватории «Аргус». Очень важно. Благодарю, я подожду… Хелло, Ян! Быть может, все окажется вздором, но у нас здесь пошел призрак, мы бы хотели, чтобы вы проверили его вместе с нами. Частота около девяти мегагерц, ширина полосы несколько сотен герц… параметры передаю по телефаксу… У вас уже все готово к работе на этой частоте? Удачно… Да, Вега прямо в самой серединке. Мы сейчас принимаем нечто вроде последовательности простых чисел… на самом деле. О'кей, я подожду.
Она вновь подумала, насколько же захолустен еще мирок радиоастрономического сообщества. Общая компьютерная база данных еще не создана, а ведь только для асинхронной телесвязи…
— Послушайте, Ян, когда развернете телескоп, взгляните, пожалуйста, на зависимость амплитуды от времени. Назовем импульсы малой амплитуды точками, а большой — тире… Получаем… да-да, эту же картину мы наблюдаем уже полчаса… Может быть, ничего более достоверного нам не попадалось за все пять лет… Конечно, я не забыла дурацкий промах русских в 1974 году со спутником «Биг Бэрд». Да, как я понимаю, тогда США проводили альтиметрическое картографирование Советского Союза для наведения крылатых ракет… Да-да, картографирование. А русские принимали сигналы этого спутника ненаправленными антеннами. Они не могли даже понять, откуда исходит сигнал. Им было только известно, что ранним утром в определенное время регистрируется одна и та же последовательность сигналов. Их разведывательные службы уверяли, что Америка здесь ни при чем, и они решили, что виной тому инопланетяне… Нет, конечно, мы уже исключили возможность подобной ошибки. Ян, можно попросить вас проследить за объектом, пока он на вашем небе? Проблемы интерферометрии обсудим позже. Я хочу попросить о том же другие радиообсерватории, благо по долготе они распределены равномерно… Да, но я не знаю, легко ли дозвониться в Китай. Я хочу послать телеграмму Международного астрономического союза… Отлично. Весьма благодарна, Ян.
Элли замерла в дверях зала управления — в этом названии была некоторая ирония, поскольку всем управлял компьютер, расположенный в другой комнате, — и невольно восхитилась крохотной группой ученых, оживленно переговаривающихся, пересмеивающихся, изучающих на дисплеях природу сигнала. Ну стиля в них нет, подумала Элли. По обычным понятиям они даже не слишком хорошо выглядят. Но было в них нечто безошибочно привлекательное. Они были великолепны за своим делом и, совершая открытие, полностью отдавались работе. Заметив ее, коллеги умолкли, выжидательно поглядывая в ее сторону. Теперь числа из двоичной системы в десятичную преобразовывались автоматически… 881, 883, 887, 907… знакомые простые числа.
— Вилли, раздобудьте карту мира. И свяжите меня с Марком Ауэрбахом в Кембридже, штат Массачусетс. Он, наверное, будет дома. Отправьте ему это сообщение телеграммой Астрономического союза для рассылки во все обсерватории мира, но в первую очередь во все крупные радиообсерватории. И проверьте, не уточнит ли он имеющийся у нас телефонный номер Пекинской радиообсерватории… А потом свяжите меня с советником президента по науке.
— Вы собираетесь обойти Национальный научный фонд?
— После Ауэрбаха я прошу связать меня с советником президента.
В разноголосице, наполнявшей ее ум, уже слышались радостные тона.
Телефоны, велосипеды, грузовики, пешие почтальоны разнесли этот крохотный абзац в астрономические центры всего мира. В большие радиообсерватории Китая, Индии, Советского Союза, Голландии текст сообщения был отправлен телетайпом. Когда выключалось печатающее устройство, офицер безопасности или оказавшийся рядом астроном пробегал текст глазами, отрывал от барабана и, не скрывая любопытства, нес в соседнюю комнату. Вот что гласило это сообщение:
«АНОМАЛЬНЫЙ ИСТОЧНИК РАДИОИМПУЛЬСОВ С ПРЯМЫМ ВОСХОЖДЕНИЕМ 18 ЧАСОВ 34 МИНУТЫ, СКЛОНЕНИЕМ ПЛЮС 38 ГРАДУСОВ 41 МИНУТА ОБНАРУЖЕН ПРИ СИСТЕМАТИЧЕСКОМ ПРОСМОТРЕ НЕБА ОБСЕРВАТОРИЕЙ „АРГУС“. ЧАСТОТА СИГНАЛА 9,24176684 ГИГАГЕРЦ, ШИРИНА ПРИМЕРНО 430 ГЕРЦ. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ АМПЛИТУД БИМОДАЛЬНО — ПРИМЕРНО 174 И 179 ЯНСКИХ. С ПОМОЩЬЮ АМПЛИТУД ЗАКОДИРОВАНА ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ПРОСТЫХ ЧИСЕЛ. СРОЧНО НЕОБХОДИМО ПОЛНОЕ ПОКРЫТИЕ ПО ДОЛГОТЕ. ПРОСЬБА ОБРАЩАТЬСЯ ЗА ИНФОРМАЦИЕЙ ДЛЯ КООРДИНАЦИИ НАБЛЮДЕНИЙ.
Э.ЭРРОУЭЙ. ДИРЕКТОР ОБСЕРВАТОРИИ «АРГУС»
СОКОРРО, НЬЮ-МЕКСИКО, США».
5. Алгоритмы дешифровки
О говори, мой светозарный ангел…
Уильям Шекспир. «Ромео и Джульетта»
Комнаты для гостей теперь были заняты, точнее говоря, набиты до отказа избранными светилами мирового сообщества ПВЦ. Из Вашингтона уже начали прибывать официальные представители; оказалось, что в «Аргусе» их разместить негде, пришлось заказывать места в мотелях в недалеком Сокорро. Единственное исключение было сделано для Кеннета дер Хиира, советника президента по науке. Он появился на следующий день после открытия, откликнувшись на настоятельную просьбу Элинор Эрроуэй. Официальные представители Национального научного фонда, Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства (НАСА), Министерства обороны, Президентского научно-консультативного комитета, Совета национальной безопасности прибывали поодиночке в течение нескольких следующих дней. Приехало несколько правительственных чиновников, чья служебная принадлежность оставалась невыясненной.
Вчера вечером некоторые из них стояли возле радиотелескопа № 101 и впервые в жизни смотрели на Вегу. Бело-голубой огонек мерцал радостно и признательно.
— Хочу сказать, что я уже видел ее, но никогда не знал, как она называется, — заметил один из них. Вега казалась самой яркой звездой на небе, но в остальном едва ли была достойна внимания. Просто одна из нескольких тысяч видимых невооруженным глазом звезд.
Ученые вели непрерывный исследовательский семинар о природе, происхождении и возможном смысле радиоимпульсов. Приемный зал в обсерватории, который в связи с всеобщим интересом к проблемам поиска внеземного интеллекта был обширнее, чем в прочих радиоастрономических учреждениях, пришлось отвести для размещения официальных лиц меньшего ранга. Каждый новый гость требовал подробных пояснений. Элли приходилось информировать важных гостей, следить за непрекращающимися исследованиями и реагировать на скептическую реакцию некоторых весьма агрессивно настроенных коллег. Она чувствовала себя изможденной. Со дня открытия Элли не смогла позволить себе такой роскоши, как спокойно проспать всю ночь целиком.
Сначала все пытались сохранять спокойствие. В конце концов нельзя же быть абсолютно уверенным в том, что сообщение имеет внеземную природу. Преждевременная или ошибочная публикация возымела бы катастрофические последствия. И что хуже всего, она могла бы повлиять на истолкование результатов. Там, где объявляется пресса, наука всегда страдает. Вашингтон, как и сам «Аргус», предпочитал помалкивать. Но ученые дома разговаривали с женами, телеграммы Международного астрономического союза разлетались по всему миру и рудиментарные системы астрономической информации в Европе, Северной Америке и Японии разносили по обсерваториям весть об открытии.
Хотя и был задуман ряд мер, поэтапно ограничивающих публикацию результатов, обстоятельства застигли «Аргус» врасплох, так что авторитеты составили по возможности безобидное заявление и распространили его, когда иного выхода уже не оставалось. Конечно, оно вызвало сенсацию.
В нем ученые просили общественность соблюдать спокойствие, понимая при этом, что много времени им не дадут, и пресса вот-вот нагрянет со всей силой и мощью. Они пытались отпугнуть репортеров, заявив, что обсерватория не получает никакой реальной информации, только одну и ту же нудную последовательность простых чисел, все повторяющуюся и повторяющуюся. Но отсутствие определенности будоражило прессу. «Что тогда нам остается — менять количество кавычек в предложении „Что есть простое число?“ — настаивал по телефону один из репортеров.
Экипажи телевизионщиков в крылатых такси и нанятых геликоптерах начали кружить над радиотелескопами, создавая весьма заметные помехи. Вечерами репортеры осаждали представителей Вашингтона в мотелях. Наиболее предприимчивые из них пытались пробраться в обсерваторию незамеченными — на пляжных автомобильчиках багги, на мотоциклах, один даже прибыл верхом на коне. Элли пришлось поинтересоваться, во что обойдется стоимость ограды по всему периметру «Аргуса».
Сразу же после прибытия дер Хиир ознакомился с ранним вариантом ставшего с тех пор стандартным комментария, в котором Элли подчеркивала удивительную интенсивность сигнала, совпадение его источника со звездой Вега и природу импульсов.
— Да, я советник президента по науке, — пояснил дер Хиир, — но я всего лишь биолог. И поэтому не торопитесь. Я понимаю, что радиоисточник удален на 26 световых лет, что сообщение послали 26 лет назад. Какие-нибудь забавные человечки с ушками торчком решили, что мы обожаем простые числа. Но ведь простые числа — элементарная вещь. Едва ли они хвастаются своими познаниями азов арифметики. Может быть, нам следует обидеться?
— Нет, — отвечала Элли с улыбкой. — Понимать это надо следующим образом. Мы принимаем сигнал маяка. Нас окликают, чтобы просто привлечь наше внимание. Естественные источники — квазары, пульсары, радиогалактики и так далее — посылают на Землю сложные импульсы неправильной формы, но последовательность простых чисел имеет совершенно особый, достаточно искусственный вид. Например, четных простых чисел, кроме двойки, не существует. Трудно себе представить, чтобы плазменное облако или взрывающаяся галактика ни с того ни с сего разродились чисто математической последовательностью. Простые числа всего лишь должны привлечь наше внимание.
— Но для чего? — с некоторым недоумением спросил советник.
— Не знаю. Пока нам следует сохранять терпение. Быть может, простые числа скоро уступят место чему-нибудь иному, скажем наполненному информацией сообщению, а пока остается слушать.
Труднее было объяснить прессе, что у сигналов нет ни смысла, ни содержания. Ученые записывают несколько сотен простых чисел, потом передача повторяется, представляя в двоичном виде последовательность 1, 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, 29, 31… Нет, девять не простое число, объяснила она (кроме 9 и 1 оно, конечно, делится еще и на три). Десять тоже не простое число, потому что делится на 5 и 2, как и на 10 и 1. Одиннадцать уже простое, так как делится лишь на единицу и на самое себя. Но зачем передавать простые числа? Она подумала о гениальных идиотах, личностях, испытывающих затруднения в словесной или социальной сфере жизни. Иные из них способны достичь головокружительных успехов в области устного счета… например, после секундных раздумий они могли сказать, каким днем недели будет первое июня 11977 года. Умение ничего не давало им, кроме удовольствия, и ни на что большее они не были способны.
Она понимала, что сообщение было принято только несколько дней назад, но уже успела ощутить усталость и глубокое разочарование. Впервые за столько лет люди получили что-то похожее на сигнал — правда, бессодержательный, невнятный и непонятный. Ей хотелось бы сейчас записывать Галактическую энциклопедию.
Но мы овладели средствами радиоастрономии всего лишь несколько десятилетий назад, напоминала Элли себе, и в нашей Галактике средний возраст звезды составляет многие миллионы лет. Трудно рассчитывать на сообщение от цивилизации, подобной нам самим по уму и способностям. И если они даже чуть-чуть отстают от нас, у них просто нет технологических возможностей для связи. Поэтому, вероятнее всего, этот сигнал послан куда более развитой цивилизацией. Быть может, любой из инопланетян способен написать полную фугу и ее мелодическое зеркальное отражение — контрапункт, тему записанную наоборот. Такая вещь, несомненно, требует гениальности и превосходит собственные возможности Элли, но вполне укладывается в способности человека. Некоторые, скажем Бах и Моцарт, даже преуспели в этом искусстве.
Она попыталась шагнуть дальше, понять невероятно высокий разум, на целые порядки превосходящий способности не только ее и Драмлина, но и Эда, молодого нигерийского физика, только что удостоенного Нобелевской премии. И не сумела представить себе ничего, кроме последней теоремы Ферма или гипотезы Голдбаха в нескольких строчках уравнений. Она могла представить, что существуют проблемы, значительно превосходящие наши возможности, тогда как для них они являются пустяками. Но проникнуть в разум чужаков она не могла — как может человек представить себе мышление существа куда более разумного, чем он сам? Чему же тут удивляться? Чего она ожидала? С тем же успехом можно пытаться вообразить себе новый элементарный цвет или мир, в котором знакомых узнаешь только по запаху. Об этом можно говорить, но испытать это нельзя. По определению невозможно представить себе мотивы действий существа куда более смышленого, чем ты сам. Но все же, все же… зачем им понадобились простые числа?
За несколько дней радиоастрономы «Аргуса» значительно преуспели. Движение самой Веги было известно: и его компонента, направленная к Земле или от нее, и боковое перемещение звезды по небу относительно удаленных звезд. Телескопы «Аргуса» совместно с радиообсерваториями в Западной Виргинии и Южной Австралии позволяли утверждать, что источник излучения движется вместе с Вегой. С доступной им точностью они установили, что сигнал не только всегда исходит из точки, где находится Вега, но и разделяет характерные особенности ее движения. Если здесь не крылась титанических размеров афера, то источник простых чисел действительно находился в системе Веги. Движение передатчика не сопровождалось дополнительным допплеровским эффектом, быть может, он располагался на планете, обращающейся вокруг Веги. Орбитальное движение внеземляне компенсировали. Возможно, из чистой любезности.
— Эта растреклятая штука — наиболее удивительное из того, о чем мне приходилось слышать. И не имеет абсолютно ничего общего с нашей лавочкой, — заявил представитель Агентства перспективных научных исследований в области обороны, собираясь назад в Вашингтон.
Раз открытие уже сделано, Элли выделила несколько радиотелескопов на исследование Веги в других диапазонах, и конечно, они обнаружили тот же самый сигнал, ту же монотонную последовательность простых чисел, писком разносившуюся в космосе и на водородной линии 1420 мегагерц, и на гидроксильной линии 1667 мегагерц, и на многих других частотах. По всему радиочастотному спектру, словно хор электромагнитных инструментов, Вега непрерывно повторяла этот ряд простых чисел.
— Непонятно, — заявил Драмлин, поглаживая пряжку пояса. — Мы не могли пропустить этот сигнал. Вегу слушали все. Годами. Десять лет назад Эрроуэй сама занималась ею в Аресибо. И вдруг в прошлый вторник Вега включает эту передачу… Простые числа? Но почему именно сейчас? Чем хорош данный момент? Как случилось, что передача появилась почти сразу после того, как «Аргус» начал слушать небо… всего через несколько лет?
— Быть может, выключали передатчики на пару столетий для ремонта, — предположил Валериан. — И как раз только что включили. Или же передачу на нас они ведут только один год из каждого миллиона. Есть же еще и другие кандидаты-планеты, на которых может оказаться жизнь. Наверняка Земля — не единственный подросток в нашем квартале.
Но Драмлин с явным неудовлетворением лишь покачал головой.
Хотя по своей натуре Валериан не был подозрительным человеком, в последнем вопросе Драмлина он уловил некий намек. А не решились ли от отчаяния и безнадежности ученые «Аргуса» на фальсификацию, чтобы избежать досрочного прекращения работ? Это было невозможно. Валериан качнул головой. И появившийся дер Хиир застал обоих главных экспертов по поиску внеземных цивилизаций в глубоком раздумье качающих головами.
В отношениях между учеными и чиновниками отмечались некоторая неловкость, взаимное неприятие, столкновение фундаментальных основ. Один из специалистов по электронике назвал это рассогласованием импедансов. С точки зрения бюрократов, ученые проявляли излишнюю склонность к теоретизированию и доверие к результатам количественных измерений; кроме того, они были чересчур бесцеремонны в обращении. Ученым, напротив, казалось, что чиновники лишены воображения или рассматривают проблему только в общих чертах и не слишком общительны. Элли, и в особенности дер Хиир, во всю пытались навести мосты, но течение дел все время уносило понтоны.
Той ночью повсюду дымились сигареты и чашечки кофе. Небрежно одетые ученые, официальные лица из Вашингтона в легких, но строгих костюмах, даже военные чины адмиральского ранга наполняли пультовую, зал семинаров, небольшую аудиторию, выбирались под открытое небо: там в свете звезд и сигарет кое-где продолжалась дискуссия, пожалуй, даже излишне резковатая. Чувствовалась напряженность.
— Доктор Эрроуэй, это Майкл Китц, помощник министра обороны от Си-куб-ай.
Стоя на шаг позади Китца, дер Хиир представлял его, излучая редкостную смесь эмоций, нечто вроде любопытства, едва сдерживаемого, словно намекая на что-то. Он так и напрашивался, чтобы Элли его осадила. С чего это он решил, что она будет опрометчивой? Си-куб-ай — обозначало командно-контрольные, коммуникационные и разведывательные службы, особенно важные именно теперь, когда Соединенные Штаты и Советский Союз с обоюдной кротостью начали поэтапное сокращение своих стратегических ядерных арсеналов. Такая служба — для осторожных людей.
Китц уселся в одно из двух кресел перед столом Элли, наклонился вперед и прочел цитату из Кафки. Заметного впечатления она не произвела.
— Доктор Эрроуэй, позвольте мне перейти прямо к сути дела. Нас беспокоит, отвечает ли распространение этой информации интересам Соединенных Штатов. Когда мы в си-куб-ай узнали, что вы разослали телеграммы по всему миру, то вовсе не пришли в восторг.
— Куда же не следовало посылать — в Китай? В Россию? В Индию? — Она очень старалась сдержаться, но голос прозвучал достаточно резко. — Быть может, ваша служба полагает, что начало ряда простых чисел представляет секрет? Или же, мистер Китц, ваш отдел решил, что внеземляне собираются общаться только с американцами? Вам не кажется, что послание от другой цивилизации принадлежит всему миру?
— Следовало бы сперва посоветоваться с нами.
— Рискуя при этом потерять сигнал? Видите ли, совершенно невозможно рассчитывать, что Вега станет передавать абсолютно неповторимую уникальную информацию только тогда, когда она находится над Нью-Мексико, а не Пекином? Это ведь не телефонный разговор между двумя абонентами в Штатах. Возможно, они обращаются не к Земле. Не исключено, что мы подслушиваем чужой разговор, и адресатом нынешней передачи может оказаться любая планета нашей Солнечной системы. Понимаете, мы просто вовремя подняли телефонную трубку.
Дер Хиир вновь старательно изучал что-то. Пытается на что-нибудь намекнуть? Например, что лично ему сравнение нравится, но за Китца он поручиться не может.
— В любом случае, — продолжала Элли, — теперь слишком поздно. Все уже знают, что в системе Веги существует какое-то подобие разумной жизни.
— Слишком поздно не бывает никогда, доктор Эрроуэй. Вы ожидаете передачу, насыщенную информацией. Доктор дер Хиир, — он сделал паузу, словно ожидая реакции, — доктор дер Хиир утверждает, что, по вашему мнению, простые числа только лишь объявление, сигнал, который должен привлечь наше внимание. И если сообщение будет получено вами — пусть оно даже будет искуснейшим образом закодировано, так что прочие страны не смогут и заподозрить о нем, — я хочу, чтобы вы в первую очередь показали его именно нам.
— Мистер Китц, все мы чего-то хотим, — как бы помимо собственной воли произнесла она, не замечая, что дер Хиир неодобрительно вскинул брови. С ее точки зрения, в манерах Китца было что-то раздражающее, просто провокационное. Возможно, ее собственные манеры тоже кого-нибудь… — Я, например, хочу узнать и смысл этого сигнала, и что делается на Веге, и что сулит Земле это сообщение. Не исключено, что ключ к про чтению сумеют подобрать ученые других стран. Быть может, нам понадобится информация, которой они располагают. Возможно, нам понадобятся их умы. По моему убеждению, проблема окажется слишком трудной для одной страны.
Теперь дер Хиир казался, пожалуй, несколько встревоженным.
— Ах, доктор Эрроуэй. Предложение помощника министра Китца вполне обосновано. Конечно, нельзя исключить, что потребуются усилия других стран. Он ведь просит вас только о том, чтобы информация представлялась нам в первую очередь… если вы получите с Веги что-нибудь содержательное.
Тон его успокаивал и предостерегал. Элли вновь внимательно посмотрела на дер Хиира. Он не относился к числу патентованных красавцев, но лицо его было добрым и интеллигентным. Он был одет в синий костюм с накрахмаленной оксфордской рубашкой. Серьезное, невозмутимое выражение смягчала теплая улыбка. Что он все вступается за этого типа? Или это входит в его обязанности? А может быть, Китц в известной степени прав?
— Ну в любом случае это отдаленная перспектива, — вздохнув, Китц поднялся. — Министр обороны будет приветствовать любой жест сотрудничества с вашей стороны. — Он хотел уйти победителем. — Согласны?
— Я подумаю, — отвечала Элли, прикасаясь к его протянутой руке, словно к дохлой рыбине.
— Майк, я догоню тебя через пару минут, — приветливо промолвил дер Хиир.
Положив руку на раму двери, Китц ненадолго задумался, потом извлек из внутреннего кармана документ и, вернувшись к столу, осторожно положил его на самый уголок. — Вот, забыл. Это копия приговора по делу Хаддена. Возможно, вы слыхали о нем. Речь идет о праве правительства ограничивать распространение любой информации в интересах безопасности Соединенных Штатов.
— И вы собираетесь засекретить простые числа? — сделав удивленные глаза, насмешливо спросила Элли.
— Я подожду тебя снаружи, Кен.
Она заговорила, едва Китц вышел из кабинета.
— Чего он добивается? Ему нужны какие-нибудь лучи смерти? Или уже опасается козней веганских злодеев? В чем, собственно, дело?
— Он просто осторожен, Элли. Я вижу, вы не понимаете, что все не так просто? О'кей. Предположим, что получено некоторое послание, обладающее определенным смыслом, и в нем содержится нечто оскорбительное для мусульман… ну для методистов, если угодно. Как, по-вашему, не следует ли проявить осторожность в его публикации, чтобы Штаты не получили фингал под глаз?
— Кен, не дурачьте меня. Этот человек — помощник министра обороны. Если бы наверху беспокоились о мусульманах и методистах, сюда приехал бы помощник государственного секретаря или же… один из этих фанатиков, восседающих возле президента на молитвенных завтраках. Он — советник президента по науке. А что вы ей посоветовали?
— Я ничего не советовал президенту. С тех пор как я оказался здесь, мне лишь однажды довелось недолго переговорить с нею по телефону. И буду откровенен с вами. Никаких указаний о засекречивании информации она пока не давала. Думаю, что Китц вышел за рамки предоставленных ему полномочий. По-моему, он действовал по собственной инициативе.
— А кто он?
— Насколько мне известно, адвокат. Был одним из высших руководителей в электронной промышленности, пока не перешел в министерство. Си-куб-ай он действительно знает, но знаний в прочих областях от этого не прибавляется.
— Кен, я верю вам. Едва ли это вы рекомендовали ему пригрозить мне этим вот приговором по делу Хаддена, — Элли помахала перед собой документом и заглянула ему в глаза. — Вы слыхали уже, Драмлин обнаружил, что сообщение закодировано изменениями поляризации сигнала?
— Простите?..
— Несколько часов назад Дейв закончил предварительное статистическое исследование поляризации. Обычное стоксово рассеяние на сферах Пуанкаре, получен настоящий фильм… очень интересная зависимость от времени.
Дер Хиир глядел на нее, не проявляя признаков интереса. Разве биологи не используют поляризованный свет в своих микроскопах, подумала Элли.
— Когда вы воспринимаете световую волну — видимый свет, радиоволны, любое электромагнитное излучение, то направление колебаний лежит под прямым углом к линии вашего зрения. Если колебания повернуть, то, как говорят, свет эллиптически поляризован. Если они повернуты по часовой стрелке, поляризацию считают правой, если против — левой. Понятно, что такое определение несколько туманно. Но, во всяком случае, с помощью двух видов поляризации можно передавать информацию. Чуточку вправо — нуль, шажок налево — единица. Вы понимаете? Подобный способ нетрудно использовать. Правда, мы, земляне, в технике используем амплитудную и частотную модуляции, а вот поляризационную наша цивилизация обычно не применяет. Так вот, мы, кажется, обнаружили, что сигнал с Веги модулирован поляризационно. И сейчас проверяем. Дейв уже успел обнаружить, что в общем степень левой и правой поляризации не одна и та же. Сигналов с левой поляризацией меньше. Не исключено, что с помощью поляризации закодировано еще одно сообщение. Вот почему я столь недоверчиво отнеслась к вашему другу. Китц дает мне совет не из личного благородства или дружеских побуждений, он прекрасно знает, что мы напали на верный след.
— Элли, не надо волноваться. Вы не спали четыре дня. И все время то наука, то правительство или пресса. Вы совершили одно из самых важных открытий столетия и, если я понимаю вас правильно, находитесь на грани еще более крупного. С его стороны просто неприлично угрожать подчинением работ армейским требованиям. И я вполне понимаю ваши чувства. Но в словах Китца есть смысл.
— Вы с ним знакомы?
— Просто встречались на совещаниях, едва ли я могу сказать, что знаю его. Элли, если существует такая возможность, если действительно получено настоящее сообщение, разве не стоит ограничить к нему доступ?
— Конечно. Передайте мне, пожалуйста, эту вашингтонскую гирю.
— О'кей. Но если забудете этот документ в собственном столе, кто-нибудь непременно залезет в него и сделает неправильные выводы. Советую спрятать его подальше.
— Вы хотите помочь мне?
— Я помогу, если ситуация и дальше будет развиваться подобным образом. Ведь наши усилия станут менее эффективными, если эта работа получит гриф.
Улыбнувшись, Элли склонилась над своим небольшим рабочим сейфом, набрала шестизначную комбинацию — 314159 и мельком бросила взгляд на заглавие; крупные, черные буквы гласили: «СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ПРОТИВ „ХАДДЕН КИБЕРНЕТИКС“. Положив документ, она заперла сейф.
Их собралось человек тридцать: инженеры и ученые, работающие по проекту «Аргус», несколько старших правительственных чиновников, включая заместителя директора Разведывательного управления Министерства обороны, облаченного в штатский костюм. Были также Валериан, Драмлин, Китц и дер Хиир. Элли, как всегда, оказалась единственной женщиной в этой компании. Возле дальней стены разместили телепроекционный экран размером два на два метра. Элли говорила, одновременно набирая команды на клавиатуре компьютера.
— За эти годы мы обстоятельно подготовились к компьютерной дешифровке разных вариантов сообщений. И мы только сейчас узнали из выполненного доктором Драмлином исследования, что полученный сигнал модулирован по поляризации. Замеченная быстрая смена поляризаций с правой на левую и обратно должна нести некий смысл. Подобные изменения сигнала не могут оказаться случайными. Когда мы бросаем в воздух монетку, она падает вверх орлом или решкой. Если решка выпадает в два раза чаще, можно заключить, что монета искусственно обработана, а в нашем случае это означает, что модуляция поляризации выполнена преднамеренно… Поглядите-ка! Компьютер только что выдал еще более интересную информацию. Последовательность выпадения орла и решки периодически повторяется. Она достаточно объемиста, видимо, сообщение имеет весьма важное значение, и передающая цивилизация хочет точно передать его. Здесь — видите? — сообщение начинает повторяться. Сейчас мы рассматриваем первый блок. Каждый бит информации, иначе говоря точка или тире, идентичен тому, что содержится в последнем блоке. Сейчас мы подсчитываем точное число битов. Тут более десяти миллионов. Отлично, просто здорово! Это число равно произведению трех простых.
Драмлин и Валериан сияли, но, как показалось Элли, ощущали при этом противоположные чувства.
— Ну и что? Зачем тут снова эти простые числа? — задал вопрос гость из Вашингтона.
— Возможно, это означает, что нам прислали картинку. Вы видите перед собой объемистое сообщение, составленное из многих битов информации, и общее число их равно произведению трех меньших чисел, то есть представляет собой число, умноженное на другое число и на третье. Можно сказать, что сообщение приобретает три измерения. Имеются две возможности: или нам передают единственное и неподвижное, но объемное изображение, что-нибудь вроде статической голограммы, или же двумерную изменяющуюся во времени картинку — кадры фильма. Хорошо бы кино. На дешифровку голограммы уйдет куда больше времени. И на первый случай у нас есть отличный алгоритм дешифровки.
На экране появилась неясная картинка — дрожащий набор черных и белых пятен.
— Вилли, подключите какую-нибудь из программ, интерполирующих контраст. Любую, которая есть под рукой. И попробуйте повернуть изображение на 90 градусов против часовой стрелки.
— Доктор Эрроуэй, здесь оказался вспомогательный канал, что-то вроде звуковой дорожки.
— Подключайте и его.
Элли всегда считала, что простые числа могли бы найти широкое применение в криптографии, в частности для соблюдения коммерческих и государственных тайн. Так что эти числа могли нести звездные вести земным тупицам и скрывать информацию от людей, обладающих умеренным интеллектом.
Элли вглядывалась в лица. Китц нервничал. Быть может, он опасался какой-нибудь инопланетной диверсии или же ситуации еще худшей: вдруг на экране возникнет чертеж сверхсекретного сокрушительного оружия, о котором и знать не должны всякие там астрономы. Очень серьезный Вилли то и дело нервно сглатывал. Картинка — это вам не ряд простых чисел. Ожидание подлинной и наглядной депеши со звезд вселяло в сердца собравшихся смутные страхи и опасения. На лице дер Хиира застыло необыкновенное выражение; в этот миг он казался не столько чиновным бюрократом, советником президента, сколько ученым.
Ко все еще неразборчивой картинке добавилось раскатистое глиссандо, скользнувшее вверх до среднего «до», а потом застывшее примерно на октаву ниже. И вдруг все поняли, что слышат слабую музыку. Картинка повернулась, выпрямилась, обрела четкость.
Перед Элли оказалось зернистое черно-белое изображение… массивной трибуны, украшенной колоссальным орлом. В твердых когтях орла…
— Обман! Подделка! — в голосах слышались изумление, недоверие, насмешка и легкая истерия.
— Ну видишь? Одурачили тебя, одурачили, — с облегчением выкрикнул Драмлин. Он улыбался. — Весьма изощренный розыгрыш. Ты всегда тратишь понапрасну наше общее время.
Теперь она видела четко… в когтях орла была зажата свастика. Камера взмыла вверх: над орлом появилось улыбающееся лицо Адольфа Гитлера, он махал скандирующей толпе. Простой и скромный мундир без знаков отличия. Густой баритон диктора наполнил комнату звуками немецкой речи. Дер Хиир подошел к ней.
— Вы знаете немецкий? — шепнула она. — Что он говорит?
— Фюрер, — медленно перевел тот, — приветствует весь мир, собравшийся в германском отечестве на открытие Олимпийских игр 1936 года.
6. Палимпсест
А если сами охранители несчастливы, кто же тогда может радоваться?
Аристотель. «Политика», кн.2, гл.5
Когда самолет вышел на крейсерскую высоту, оставив Альбукерке более чем в сотне миль за собой, Элли лениво разглядывала небольшую белую карточку, прямоугольник с синими печатными буквами, что был приколот к конверту с авиабилетом. Теми же самыми словами, не изменившимися со времени ее первого полета, он извещал: «Настоящий документ не является багажным билетом (квитанцией), соответствующим 4-й статье Варшавской конвенции». Почему все авиакомпании так беспокоятся, чтобы пассажиры не приняли эту небольшую картонку за билет Варшавской конвенции? Что из себя представляет этот самый билет? Почему она ни разу не видела его? Или их хранят в другом месте? Не иначе, за этими словами скрывается важнейший пункт в истории коммерческой авиации: какая-нибудь невнимательная авиакомпания некогда позабыла про эти слова и разорилась оттого, что разгневанные пассажиры настояли на соблюдении условий Варшавской конвенции. Несомненно, какие-то экономические причины для подобного беспокойства во всемирном масштабе имелись, думала Элли. Во всем прочем Варшавская конвенция себя не проявила. Подумать только, сколько полезного можно было бы напечатать вместо двух дурацких строчек — например, историю познания мира, научную информацию, хотя бы среднее расстояние полета до авиакатастрофы в расчете на одного пассажира.
Ей не пришлось бы размышлять об этом, если бы она воспользовалась предложением дер Хиира и отправилась на военном самолете. Но такой жест слишком обязывал бы к дальнейшему сотрудничеству с армией. Они решили лететь обычным рейсом. Едва Валериан устроился поудобнее на своем сиденье возле нее, глаза его закрылись. Особенно спешить не было необходимости, правда, в последний момент пришлось ознакомиться с некоторыми подробностями: тщательный анализ свидетельствовал, что в луковке оказался еще один слой. Они успели на рейсовый самолет, прибывающий в Вашингтон задолго до утреннего совещания, так что времени должно хватить и на сон.
Она поглядела на свой телефакс — аккуратный кожаный чемоданчик стоял в ногах перед ней. Этот действовал быстрее на несколько сотен килобитов в секунду, чем старенький, принадлежавший Питеру, и шрифт был более четким. Итак, завтра утром ей придется объяснять президенту Соединенных Штатов, какое отношение к Веге имеет Адольф Гитлер. Если честно, Элли несколько волновалась. Ей никогда прежде еще не приходилось встречаться с президентами, нынешний же по стандартам конца XX века был не так уж и плох. Времени причесаться и заняться косметикой не оставалось. Пусть — в Белый дом она летит не для того, чтобы производить впечатление.
Что теперь скажет отчим? Неужели все-таки будет твердить, что наука не ее дело. А мать, прикованная сейчас к инвалидному креслу в приюте для престарелых? Удалось лишь мельком переговорить с ней сразу после открытия — это было уже неделю назад, и она обещала позвонить утром.
И снова чуть ли не в сотый раз Элли заглянула в окошко и попыталась представить, что думал бы внеземной наблюдатель, пролетая над Землей на той же высоте — в 12 или 14 километрах над поверхностью планеты, если, конечно, зрение его подобно нашему. Просторы Среднего Запада были как будто вымощены тесно уложенными квадратами, прямоугольниками и кругами городов и сельскохозяйственных угодий, здесь же, на юго-западе, через пустыни и горы к горизонту лишь изредка устремлялась прямая линия дороги — единственное свидетельство деятельности разума. Значит, чужие миры, принадлежащие более развитым цивилизациям, окажутся полностью геометризованными, перестроенными их обитателями? Или же подлинно развитая цивилизация вовсе не оставляет следов? Смогут ли они, так сказать, на глазок определить, на какой ступени великой эволюционной последовательности развития интеллекта находится наша планета?
Что они могут увидеть? По степени синевы неба можно грубо оценить число Лошмидта — количество молекул в кубическом сантиметре воздуха на уровне моря: приблизительно 3*1019. По размерам теней на земле можно оценить высоту облаков. Если они знают, что облака состоят из водяных паров, то смогут приближенно определить профиль изменения температуры в атмосфере — там над облаками температура падает до —40 градусов Цельсия. Эрозия ландшафта, сливающиеся и петляющие реки, озера, источенные ветром вулканические конусы — все свидетельствовало о древнем поединке тектонических и эрозионных процессов. Действительно, даже в глаза бросается, как стара эта планета и юна ее цивилизация.
В большинстве своем планеты Галактики, конечно, преклонного возраста, они не знают техники, а скорее всего и жизни. Изредка должны попадаться цивилизации и постарше нашей. Миры, где технологическая цивилизация только формируется, едва ли часто встречаются в космосе. В этом-то и состоит, быть может, вся уникальность Земли.
К ленчу ландшафт под крылом начал становиться более цветущим: они приближались к долине Миссисипи. Во время современных воздушных путешествий собственного движения не ощущаешь, думала Элли. Она поглядела на дремавшего Питера. Перспективу перекусить в самолете он отверг с негодованием. Рядом с ними, в кресле через проход, путешествовало совсем юное существо месяцев трех от роду, уютно посапывавшее на руках у отца. Как воспринимают младенцы воздушные путешествия? Сперва тебя куда-то увозят, потом вносят в большую узкую комнату, уставленную креслами, где и рассаживаются. Потом комната начинает дрожать, гудеть… и так часа четыре. Потом встают и выносят тебя. Человечек волшебным образом оказывается в другом месте.
Как все это случилось, младенцу не понять, но идея элементарно проста, и чтобы догадаться, что произошло, вовсе не обязательно быть знатоком уравнений Навье — Стокса.
Около полудня они уже кружили над Вашингтоном, ожидая разрешения на посадку. Между памятником Вашингтону и мемориалом Линкольна Элли смогла различить огромную толпу. Как прочла она час назад в телефаксе Таймс», там происходила внушительная демонстрация темнокожих американцев, протестующих против экономического неравенства. Учитывая справедливость их претензий, думала она, можно только удивляться их терпеливости. Элли подумала, как-то отнесется президент к демонстрации и сообщению с Веги: завтра ожидались официальные заявления по обоим вопросам.
— Кен, что вы имеете в виду под словами «они уходят»?
— Госпожа президент, я хочу сказать, что наши телевизионные сигналы покидают нашу планету и уходят в космос.
— И насколько далеко они туда заходят?
— Госпожа президент, дело обстоит не совсем так.
— А как?
— Сигналы распространяются от Земли сферическими волнами, словно рябь на поверхности пруда. Они путешествуют со скоростью света — это 186000 миль в секунду — и уносятся в бесконечную даль. Чем чувствительнее приемник у инопланетной цивилизации, тем на большем удалении от Земли он сумеет принимать наши телевизионные передачи. Мы и сами уже в состоянии обнаружить мощную телевизионную станцию вблизи любой из ближайших звезд.
На миг президент выпрямилась, заглянув через французские двери в Розовый сад. Потом она повернулась к дер Хииру:
— Вы хотите сказать… там увидят все? Весь телевизионный вздор? Автомобильные аварии? Борьбу? Порнофильмы? Вечерние новости?
— Все-все, госпожа президент, — с подчеркнутым сожалением покачал головой дер Хиир.
— Если я правильно понимаю вас, дер Хиир, и мои пресс-конференции, и дебаты, даже инаугурационная речь теперь путешествуют в пространстве?
— Вот это как раз и отлично, госпожа президент. Плохо то, что их предваряют телевизионные выступления вашего предшественника и, скажем, Дика Никсона… И советских руководителей. К тому же ваш конкурент наговорил о вас целую кучу всякого вздора. Так что непонятно — радоваться или нет.
— Боже мой! Хорошо, продолжайте, — президент отвернулась от французских дверей и принялась углубленно рассматривать мраморный бюст Тома Пейна[9], недавно возвращенный сюда от подножия Смитсонианского института, куда его выставил предыдущий хозяин Белого дома.
— Все объясняется так: эта коротенькая телевизионная передача, буквально несколько минут, была отправлена в эфир в 1936 году из Берлина с открытия Олимпийских игр. Хотя ее принимали только в Германии, она была первой, пусть и слабой, передачей с Земли. В отличие от обычного радиовещания 30-х годов телесигналы пробили ионосферу и ушли в космос. Может быть, там, на Веге, они смогли принять только приветствие фюрера.
— Значит, с их точки зрения, появление Гитлера на экране свидетельствует, что разум на Земле достиг необходимого совершенства. Я не пытаюсь иронизировать. Смысл передачи им не понятен, поэтому они просто записывают ее и транслируют нам. Скажем так: «Привет, мы вас услышали». Чистая любезность, не более. Кстати, вы, кажется, говорили, что потом до окончания второй мировой войны никто не занимался телепередачами?
— Мелочи, ничего достойного упоминания. В Англии состоялась трансляция коронации Георга VI и еще кое-что в этом же роде. По-настоящему телевидение началось только в конце 40-х годов. И все сигналы тех лет уносятся от Земли со скоростью света. Представьте себе, что Земля здесь, — ткнул пальцем в воздух дер Хиир, — и в 1936 году от нее побежала слабенькая сферическая волна. Она расширяется и удаляется от Земли со скоростью света. Рано или поздно волна достигает ближайшей цивилизации. Та оказывается на удивление близко, всего в 26 световых годах отсюда, на одной из планет вблизи Веги. Передачу записывают и ретранслируют обратно несколько кадров. Но чтобы кадры с Берлинской олимпиады вернулись на Землю, нужно еще 26 лет. Поэтому веганцы и не думают заниматься ее расшифровкой. Они готовы, оборудование настроено. Им нужны лишь телесигналы. Но если они уже не побывали у нас хотя бы сотню лет назад, откуда им знать, что мы в состоянии изобрести телевидение? Поэтому доктор Эрроуэй считает, что эта цивилизация следит за всеми ближайшими планетными системами. Ждет, когда молодые соседи достигнут нужного технологического уровня.
— Кен, здесь есть над чем подумать. Вы уверены, что эти — как вы назвали их — веганцы? — не понимают смысла телепередач.
— Сомневаться в их интеллекте у нас нет оснований, госпожа президент. Переданный в 1936 году сигнал был очень слабым. Надо обладать фантастически чувствительными приемниками, чтобы его выделить. Но я не допускаю даже возможности, чтобы им был понятен смысл передачи. Даже облик этих существ может весьма отличаться от нашего. У них и другая история, и другие обычаи… как им узнать, что для нас означает свастика и кем был Адольф Гитлер?
— Адольф Гитлер! Кен, я просто вне себя! Сорок миллионов человек отдали жизни, чтобы уничтожить этого одержимого, и вдруг он является нам в первой передаче со звезд? Чтобы представить нас им. И их нам. Воистину сбылись самые бредовые идеи этого безумца.
Она остановилась и продолжила более спокойным тоном.
— Знаете, мне всегда казалось, что Гитлер был не в ладу с нацистским приветствием. Он никогда не вытягивал руку перед собой, вечно тыкал куда-то в сторону. А потом выдумал этот пикантный жест: стал сгибать руку в локте и помахивать ею. Если бы его «Хайль Гитлер» исполнял кто-то другой, беднягу наверняка заслали бы на русский фронт…
— Все-таки есть разница. Он отвечает на приветствия, а не выкрикивает: «Хайль Гитлер».
— Ошибаетесь, — возразила президент и жестом пригласила дер Хиира из Розового кабинета в коридор. Там она вдруг остановилась и поглядела на своего советника по науке.
— И что было бы, если бы нацисты не изобрели телевидение в 1936 году? Что бы произошло тогда?
— Ну тогда место Берлинской олимпиады заняла бы коронация Георга VI или одна из передач со Всемирной выставки в Нью-Йорке в 1939 году, если только сигналы в то время были достаточно сильными, чтобы достичь Веги. А потом любая другая программа конца 40-х — начала 50-х годов. Сами понимаете. Здра-здра, Милтон Берль, и слушания по делу Маккарти — все это чудеснейшим образом характеризует уровень интеллекта на нашей планете.
— И эти проклятые программы представляют нас в космосе… хороши же посланцы Земли. — Она на мгновение умолкла, смакуя про себя фразу. — Посол должен представлять все лучшее, а мы сорок лет забиваем космос всяким мусором. Хотелось бы знать, как воспримут эту мысль телевизионные корпорации. И надо же такому случиться — безумец Гитлер оказался первым человеком Земли, о котором узнали там! Что теперь о нас подумают?