Ошибка ликвидатора Самаров Сергей
Микроавтобус легко проехал по гаревой дорожке до асфальта, по нему без проблем миновал небольшой лесок. Он остановился около двухэтажного здания, построенного из силикатного кирпича, как и штабной корпус. Над ним высились только тарелки спутникового телевидения, и не было никаких антенн связи. Из чего я сделал вывод, что мы приехали в казарму.
Дмитрий Евгеньевич сразу провел меня на второй этаж, открыл своим ключом комнату и заявил:
– Твое временное обиталище. Тащи сюда сейф и рюкзак. Думаю, что ты хотя бы ночь для начала здесь проведешь, а дальше будет видно.
– Я вообще-то человек непривередливый, могу даже на лестнице уснуть.
Сейф и рюкзак я принес одним рейсом, продемонстрировал, что радикулитом моя спина не страдает, да и руки еще на что-то способны. По крайней мере, если выгонят из армии, смогу работать в магазине грузчиком. Я слышал, что такая вот трудовая деятельность считалась весьма престижной в советские времена. Однако сейчас ее значимость сошла на нет. Ну да ничего. Я найду себе и другое применение. Например, открою собственный фитнес-клуб и стану там тренером, буду по сходной цене избавлять дамочек от лишнего веса.
– Переодевайся. Сразу на полигон поедем. Там вся группа занимается снайпингом. Сейчас дневные стрельбы, с наступлением темноты – ночные. Оружие бери свое, чтобы рука привыкала, ствол стал ее продолжением.
– Через две минуты буду готов, – заявил я.
Основная часть этого времени у меня ушла на то, чтобы зашнуровать берцы.
Настоящим снайпером я себя никогда не считал. Более того, всегда утверждал, что для каждой военной специальности человеку требуются особые, тщательно наработанные навыки. Тем не менее представление о снайперской стрельбе я, разумеется, имел, умел пользоваться лазерным дальномером, прицельной маркой, знал, что такое параллакс и угловая минута. Мне были известны и еще некоторые тонкости этого военного ремесла. Однако повторю, что профессионалом в этом деле я не являлся.
Тут не было никакой беды. Никто не обнимет необъятного. Каждый военный человек должен заниматься своим делом. Я не мог, например, сравниться с солдатом-сапером в знании минного дела, хотя был знаком с ним не понаслышке. При необходимости я не раз и ставил, и обезвреживал различные взрывные устройства.
Собрался я быстро, как привык в армии. Свой более-менее приличный экземпляр экипировки «Ратник» я по привычке отправил в шкаф на вешалку. Новую экипировку подтянул, где требовалось, ремнями и пряжками, но не туго. Я не стал загонять себя, как делают некоторые, в жесткий панцирь, в котором трудно бывает пошевелиться.
Машина ждала нас на дороге против дверей, там где мы ее и оставили. Чтобы добраться до стрельбища, не требовалось выезжать за территорию воинской части. Ехали мы минут сорок, все по лесной неровной дороге. Даже на малой скорости укатили мы достаточно далеко.
Этот факт говорил о том, что хитрое подразделение, именуемое «сектор Эль», занимало весьма большую территорию. Хотя я сразу предположил, что тут базируются и другие воинские части. Об этом говорило присутствие тут людей в десантной форме и даже представителей инженерных войск.
Надо сказать, что на костюме от «Ратника», который я получил на складе, не было вообще никакой эмблемы. Не имелось ее и на рукаве у майора Апухтина. Но спрашивать что-то ради выяснения ситуации я не стал. Когда нужно будет, возникнет необходимость, мне все растолкуют и сообщат. А если нужды нет, то и суетиться не стоит.
Когда мы прибыли на стрельбище, майор Апухтин предложил мне придумать позывной. Он сказал, что люди в группе не знают ни имен-отчеств, ни фамилий друг друга.
Я ответил, долго не думая:
– Волкодав.
– Привязка!.. – строго напомнил мне Дмитрий Евгеньевич.
Да, он был прав. Привязка ощущалась потому, что спецназовцев ГРУ и внутренних войск часто называют волкодавами.
– Привязка только в том, что у меня дома живет ирландский волкодав.
– Значит, двойная привязка. Как еще ирландских волкодавов называют, если уж тебе так хочется с собакой себя связать?
– Ивушка. Первые две буквы совпадают с названием породы.
– Вот и стань Ивушкой. Капитан Ивушка. Это звучит. Особенно без звания. Будешь просто курсант Ивушка. Ты ведь теперь снова курсантом сделался.
– Надо мной люди смеяться будут. Скажут, что баба. Или решат, что командирше нашей угодить хочу, под нее подстраиваюсь.
– Тогда будешь просто Ив. На французское имя похоже. У тебя, случаем, нет лягушачьих корней?
– Не заводил. Не уважаю кваканье.
– Вот и хорошо. Пусть будет Ив. Устроит?
Майор говорил настойчиво, и у меня не было причин отказываться.
– Согласен. Вполне устроит.
Группа, к которой мы присоединились, состояла из восьми человек. Майор Апухтин был здесь самым старшим во всех отношениях. Он оказался единственным, кто отзывался на имя-отчество, фамилию и звание. Все остальные, когда майор меня представил, назвали только свои позывные.
Из этого я сделал вывод, что майор Апухтин командует только учебным подразделением и не готовится участвовать в предстоящей операции. То есть он вообще держится в стороне от основной работы «сектора Эль».
Группа сидела на пригорке. Инструктор по снайпингу, немолодой старший лейтенант с впалыми щеками, поросшими седоватой щетиной, объяснял своим подопечным, как провести отстройку параллакса оптического прицела с помощью лазерного дальномера.
Я это все знал отлично, поскольку уже проходил такое обучение сначала на курсах повышения квалификации при Военно-дипломатической академии, потом на занятиях по снайпингу, организованному специально для командиров рот бригады. После чего я сам натаскивал по этой части командиров взводов своей роты, чтобы они, в свою очередь, обучали солдат.
Это значило, что знания у меня по данному вопросу были. Но я никак не показывал этого. Надо ли рисоваться, если сразу может возникнуть вопрос насчет того, где я эти знания получил? Как ими пользовался? Тогда откроется прямой, хорошо заметный след, ведущий к командиру роты спецназа ГРУ Максиму Викторовичу Онучину.
Потом начались практические занятия. Они проходили в группе, но индивидуально. Инструктор осматривал прицел на пистолете-пулемете каждого курсанта, проверял заводские и индивидуальные настройки и регулировки. Потом он указывал цель, расстояние до которой требовалось определить лазерным дальномером, и отстроить параллакс. После чего инструктор сам прикладывался к прицелу глазом, смещался вправо и влево, чтобы смотреть не напрямую. С помощью специального барабанчика, расположенного слева от трубки прицела, он делал такую настройку, какая требовалась в данном случае, и объяснял свои действия.
Я оказался единственным в группе, кто все сразу сделал правильно, практически идеально и предельно быстро.
Инструктор внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Снайпером служил?
Я в ответ только отрицательно помотал головой.
– А где научился? – Данный вопрос был откровенной проверкой на вшивость.
Это я понял уже по тому, что майор Апухтин немедленно шагнул ко мне и остановился за моей спиной.
– Да так. Показывали знающие люди.
Этот ответ показался инструктору исчерпывающим. Больше вопросов не последовало.
Я сразу понял, что в «секторе Эль» соблюдение режима секретности ставится превыше всего. Может быть, даже боевой подготовки. Здесь не рекомендовалось делиться собственными знаниями и боевым опытом.
Это, на мой взгляд, было в корне неправильно. Раскрытие режима секретности возможно тогда, когда группа, выполняющая задание, провалится. При отсутствии должной подготовки такой вариант вполне возможен. Тогда вопрос сохранения тайны будет зависеть только от страха бойцов за свою семью, за то, что ее ждет.
Но ведь вариантов семейных отношений существует ровно столько же, столько и людей. Иной раз муж и жена люто ненавидят друг друга и не знают, как одному от другого избавиться. В этом варианте развития событий человек в состоянии даже умышленно подставить свою вторую половину. Но я понял, что мужчине очень сложно что-то понять там, где правит ум женщины. Да, это я про полковника Самокатову.
Однако главным и тут было то самое обстоятельство, которое я учитывал уже давно. Оно являлось реальным и обязательным во всех сложных жизненных ситуациях. Нельзя лезть со своим уставом в чужой монастырь! Тем более мне, человеку новому, только-только появившемуся здесь, не успевшему еще присмотреться и определить для себя, что здесь правильно, а что нет.
Эти наши дневные занятия завершились, как и полагается, учебной стрельбой. Здесь, даже при всем своем умении пользоваться оптическим прибором, я, к сожалению, не смог показать лучший результат. Конечно, я старался, точно выполнял все правила, но в итоге оказался только где-то в середине списка, хотя всегда считался отличным стрелком.
Тогда-то у меня и зародилась мысль о том, что все бойцы группы умели управлять настройкой параллакса оптики, но никто, кроме меня, не показал, что способен это делать. Наверное, свои тайны здесь следовало сохранять даже от инструкторов.
Глава 3
После стрельб все мы отправились на обед. Он оказался таким, какой по сытости и калорийности и не снился никому даже в линейных частях спецназа ГРУ. А ведь там людей кормят по высшим десантным и высокогорным нормам.
Вслед за обедом проводились занятия по экстремальному вождению автомобиля. Эта тема в общем ее понимании – мой конек на всех курсах повышения квалификации офицеров спецназа ГРУ, которые мне доводилось проходить. Но в повседневной, самой основной работе командиров взводов и роты навыков экстремального вождения не требовалось. Мы, к сожалению, не учили этому своих солдат.
Тема нашего занятия касалась того, как должен управлять машиной водитель-телохранитель в случае реальной угрозы преследования с, мягко говоря, недобрыми намерениями. Я сначала не понял, зачем оно нам надо, и только потом догадался о причине такого подробного изучения данных аспектов.
Я уже знал, что «сектор Эль» – это ликвидаторы. А как нам работать всерьез, если мы не знаем особенностей действий охраны в случае возникновения какой-либо опасности для клиента?
Если спецназ ГРУ и изучал какую-либо систему охраны, то только ту, которая применялась на воинских объектах вероятного противника, в его штабах, на складах горюче-смазочных материалов, радиолокационных станциях и прочих подобных местах. До нас, например, доводились особенности несения караульной службы в армиях каждой отдельной страны НАТО. Вот и все.
Именно поэтому офицеры спецназа ГРУ, вышедшие в запас, как правило, весьма неохотно идут на работу в качестве телохранителей, хотя стреляют лучше любого киллера и в рукопашной схватке дадут фору самому крутому профессиональному бойцу любого стиля. Но они обучены быть диверсантами, то есть уничтожать, а не защищать.
Здесь же, на базе «сектора Эль», подход к делу был иным. Нас обучали именно преодолевать систему защиты, нейтрализовать телохранителей. В том числе и на дороге общего пользования. Для этого и изучалось экстремальное вождение.
Простейшие уловки телохранителей, применяемые на трассе, знает любой военный разведчик, хотя мы и не изучаем специально работу в городских условиях. Можно, например, предельно разогнаться перед идущей впереди машиной или еще лучше троллейбусом, автобусом. В самый последний момент, не забывая про контроль левой полосы движения, без включения сигнала резко повернуть. Если ваш преследователь слегка зазевается или отвлечется на разговор, то он имеет возможность врезаться в то транспортное средство, которое вы подставили ему под удар.
Еще стоит двигаться за троллейбусом по второму ряду, вроде бы параллельно, поскольку он всегда идет по первому. И вдруг вы перед самым носом троллейбуса сворачиваете на ближайшую улицу направо. Водитель троллейбуса испугается и резко затормозит. Но при вашем умении правильно рассчитывать скорость двух транспортных средств и при соответствующих данных двигателя вашего автомобиля, то есть возможности разгона с места, аварии не произойдет. Правда, от резкого торможения могут пострадать пассажиры, но в данном случае о них речь вообще не идет. В конце-то концов для того и существуют в общественном транспорте поручни, чтобы за них держаться. А машина-преследователь повторить маневр не успеет, поскольку поворот уже будет перекрыт массивным корпусом троллейбуса.
Мы изучали и другой вариант. Что должен делать водитель-телохранитель, когда увидит перед собой достаточно тяжелую машину, вставшую вдруг поперек дороги? Естественно, он пойдет на таран. Но простой удар принесет мало пользы. Две машины остановятся в месте аварии. Этот факт как раз и обеспечит успех покушения.
Тут не все так просто. При этом следует считать, что водитель-телохранитель имеет необходимый опыт. Он знает, что при скорости ровно в шестьдесят километров в час даже легкий «Матиз» сможет развернуть массивный «шестисотый» «Мерседес» носом в обратную сторону. Для этого надо нанести удар в его заднюю часть, примерно на шестьдесят сантиметров позади колеса. Пока «Мерседес» будет разворачиваться, чтобы продолжить преследование, ситуация в состоянии измениться в корне. Если водитель «Мерседеса» вдруг пожелает продолжить погоню задним ходом, то флаг ему в руки и кучу машин для столкновения.
Нас обучали противодействовать умению водителя-телохранителя. В ожидании столкновения ваша машина должна стоять обязательно с включенным двигателем и на задней передаче. В нужный момент вам останется только отпустить педаль сцепления и чуть-чуть надавить на акселератор. Это при наличии механической коробки передач. При автоматической требуется включить реверс, нажав педаль тормоза, и ждать. Потом вы перебрасываете ногу на педаль акселератора.
Удар придется машине в бок. Он в состоянии повредить оба автомобиля, но уже точно не развернет «Мерседес» против движения. Результат, необходимый вам, снова будет достигнут.
После часа теоретических занятий нас всех усадили в тот же микроавтобус и куда-то повезли. Я знал, что где-то в этих местах находится полигон Федеральной службы охраны. Там любой человек за соответствующую оплату может посещать занятия по экстремальному вождению. Я предполагал, что нас доставят именно туда. Но оказалось, что «сектор Эль» имеет собственный автодром.
Сначала меня это удивило. Я подумал, что у ГРУ слишком много свободных средств, которые эта структура может вложить во что угодно, по своему усмотрению. Но потом я понял, что наше командование просто не желает раскрывать личности бойцов и методы их обучения. Тем более перед ФСО. Ведь мы наверняка рано или поздно будем работать против тех персонажей, которых охраняет именно эта контора. Такова специфика действий «сектора Эль».
На полигоне нам были предоставлены битые-перебитые машины, у которых порой даже крыша была помята. Значит, здесь наверняка отрабатывалась и техника переворота.
Мне довелось заниматься этим на курсах повышения квалификации. Для совершения управляемого переворота легковой машины требовался только трамплин, который обычно используют в своих выступлениях всякие циркачи из «Автородео», когда им требуется поставить автомобиль на два колеса. Точно так же для начала поступали и мы, а потом резким поворотом руля во внутреннюю, приподнятую над дорогой сторону опрокидывали машину.
Она несколько раз перекатывалась через крышу и останавливалась там, где требовалось водителю. Это место определялось заранее. Скорость и особенности управления достаточно легко просчитывались специалистами.
При желании легко можно было направить машину и так, чтобы она свалилась с дороги. Здесь сложность состояла только в том, чтобы автомобиль оказался в таком положении, которое вам нужно в данный момент – на крыше или на колесах. Но и это поддавалось достаточно точному просчету. Он делался на основе собственных навыков, частой практики и определенных формул.
Я вот лично всегда, сколько себя помню, с самого детства любил автомобили. Еще дедушке своему, будучи совсем ребенком, помогал ремонтировать его старенькую «Победу М-20». Он больше возился с ней, чем ездил. Я постоянно проводил время у него в гараже, специально пачкал себе лицо и руки так, чтобы, в моем понимании, это выглядело красиво и убедительно для мальчишек нашего двора.
Автомобили я к подростковому возрасту уже знал достаточно хорошо, даже гордился тем, что могу что-то подсказать профессиональным водителям. Да и ездил, как сам я считал, совсем неплохо. Поэтому занятия по экстремальному вождению на автодроме «сектора Эль», пусть и много лет спустя, пришлись мне по душе.
После них один из двух наших инструкторов отметил:
– Курсант Ив на дороге даст фору любому из нас.
– Да, он неплохо справляется с машиной, – холодно констатировал майор Апухтин, который, как я уже заметил, на похвалу был человеком скупым.
Я только не понял, откуда инструктор по экстремальному вождению, человек без погон, возможно, даже гражданский, знал мой позывной. Ни я, ни другие члены группы этому человеку не представлялись. Но ему этого, похоже, и не требовалось. Однако я даже не пытался разгадать эту загадку. Меньше знаешь, крепче спишь.
Таким вот образом прошли занятия уже по двум дисциплинам. Я в обоих случаях чувствовал некоторое свое преимущество перед другими членами группы. Хотя, честно говоря, не был уверен в нем полностью.
У меня складывалось впечатление, что здесь принято скрывать свои реальные навыки. Но я не понимал, почему так сложилось. Видимо, сказывался стиль руководства.
Никто не рвался ввести меня в курс дела, что мне не совсем нравилось. Впрочем, как офицер спецназа, я умел встраиваться в любую поведенческую модель, стоило только к ней присмотреться. Вот этим я пока и занимался.
Следующие два часа по расписанию были отведены изучению ситуации, на данный момент сложившейся в Дагестане. Полковник Самокатова уже предупредила меня, что работать мне предстоит именно там. Она говорила, что я имею возможность поделиться с другими членами группы впечатлениями от республики. Если захочу.
Уже после знакомства с новыми сослуживцами я подумал, что такая фраза была брошена Алевтиной Борисовной вовсе не случайно. Вероятно, она тоже являлась частью проверки на вшивость. Влившись в группу, я обязательно должен был ощутить тот дух закрытости, который буквально царил в ней и вокруг нее.
Приму я его или нет – это прямо покажет мое поведение. Если не захочу, то буду рассказывать о Дагестане. Да, налицо, несомненно, проверка с одновременной учебой.
Мне стоило вести себя осторожно, хотя я не знал, чем мне грозил прокол в такой ситуации. Ведь я, по сути дела, не нарушал никакого правила. Более того, всегда мог сослаться на слова полковника Самокатовой, которые воспринял как рекомендацию поделиться информацией. Это было бы вполне естественным явлением.
Но я уже упоминал о том, что меня смущала одна фраза Алевтины Борисовны. О том, что я могу захотеть или нет делиться информацией. Приказы, как и обстоятельства, тоже следует уметь читать между строк или фраз. В этом, очевидно, и состояла проверка моей персоны, которую проводила полковник Самокатова.
Поэтому на занятиях я сидел, молчал и слушал инструктора, который часто выдавал настоящую чушь, от которой меня воротило. Я видел, что он был буквально нашпигован той самой политикой, которая предельно далека от реалий. Меня несколько раз просто подмывало вставить пару-тройку фраз, но я как-то сдерживался.
Я стал слушать инструктора с интересом только тогда, когда он повел рассказ о различных национальных особенностях народов Дагестана. Речь шла о компактном проживании суннитов и шиитов, о том, как в респуб-лике мирно соседствуют христианские церкви и мечети. В северных районах, где есть калмыцкое население, к ним добавляются буддийские храмы.