Свиданий не будет Незнанский Фридрих

Глава 10. ОБЕД БЕЗ ДЕСЕРТА

У меня когда свинина — всю свинью давай на стол, баранина — всего барана тащи, гусь — всего гуся!

Н. Гоголь. Мертвые души, V

К счастью, Володя был дома. Он вызвался повидаться немедленно, и через пятнадцать минут они с Гордеевым уже знакомились на площади возле городского театра.

Хотя Володя учился в Усть-Басаргинском мединституте, в Булавинске он бывал регулярно, изменяющийся город знал прекрасно и решил, что их запоздалый обед может пройти в каком-нибудь кафе Купеческого сада — так здесь по привычке называли большой сквер в центре города, хотя в советское время он носил длинное название — парк культуры и отдыха имени Маяковского.

Поместились в летнем кафе, главное преимущество которого было в том, что все столики в нем стояли под отдельными полотняными зонтами-грибками. Лида решила ограничиться салатом, чашкой бульона с пирожком и мороженым, Володя уже пообедал, а специально для Гордеева заказали уху «Золотой таймень», пельмени «Три медведя», морс из морошки и местное пиво для всех, которое называлось тоже громко — «Землепроходец», но напоминало «Жигулевское». Впрочем, и весь обед по вкусу был прост, хотя, вероятно, повара старались.

За то время, как Володя позвонил Лиде в Москву, ему удалось узнать кое-что поподробнее. Он проходил практику на городской «Скорой помощи», исполняя обязанности фельдшера, и благодаря этому завел кучу полезных знакомств. Видно было, что он неравнодушен к Лиде и старается не только дружески поддержать ее, но и чем-то помочь.

Все, по мнению Володи и тех людей, с которыми он говорил, началось еще в прошлом году, когда при неясных обстоятельствах около городского полиграфического комбината погиб главный редактор городской газеты «Булавинские ведомости» Лев Чащин.

Эта газета была основана или, точнее, восстановлена недавно, в годы перестройки. Под таким названием выходила она до девятнадцатого года, когда была закрыта красными за поддержку правительства адмирала Колчака, а может быть, как добавил Володя, просто потому, что была независимой и попала под общие репрессии большевиков против старой российской печати. В ее здании стала помещаться новая партийная газета «Светоч революции», которую переименовали вскоре в «Правду Булавинска».

Собственно, Чащин и начинал как журналист в этой газете: готовил в ней молодежный вкладыш, потом заведовал отделом информации. Когда началась перестройка, сотрудники газеты разделились на две большие группы. Как и по всей стране, здесь были свои «демократы» и свои «консерваторы». Конечно, Чащин не удержался бы в газете со своими, как их здесь нередко называли, диссидентскими взглядами, но его поддерживал бывший однокурсник, горбачевец Костюков, ставший первым секретарем горкома партии. Поддерживал, не делая, однако, попыток снять главного редактора Залужного. Чащин писал о современных проблемах Булавинска, но его печатали обычно в московских газетах, а в «Правде Булавинска» ему удавалось вести лишь краеведческую страницу — о прошлом города.

Споры и конфликты продолжались вплоть до дней ГКЧП, когда Залужный тиснул в газете все документы путчистов, а Чащин собирал митинги в поддержку Горбачева и Ельцина. Костюков в это время был в отпуске, но вернулся вовремя — «то есть утром того дня, когда путчисты были арестованы», не без иронии заметил Володя.

И тогда наконец Костюков предложил Чащину должность главного редактора. Однако тот отказался. Он и еще несколько журналистов добились раздела имущества газеты и стали издавать «Булавинские ведомости». Детище Чащина быстро стало популярным, а «Правда Булавинска» тоже приобрела нового главного — из тех, кто не принимал ни одну из сторон в перестроечном редакционном конфликте. Ее возглавил Толик Порохов — так все в городе звали бывшего центрфорварда местной команды «Скрепер», который некогда окончил филфак в местном пединституте и после травмы стал пописывать для отдела спорта…

Володя рассказывал образно, с подробностями. Гордеев не удивился бы, узнав, что и он сотрудничал с газетой, конечно, чащинской.

А обратился будущий врач к столь долгой предыстории недавних событий потому, что после смерти Чащина с новой силой по городу стали расходиться слухи о еще одной запутанной истории.

Должны были состояться выборы мэра Булавинска. И вот незадолго до них в «Булавинских ведомостях» появилась большая статья «Скажи, Серега» с подзаголовком «Станет ли криминальный авторитет нашим мэром?». Ее автором был Лев Чащин, который шаг за шагом проследил путь, идя по которому трижды судимый Сергей Вялин чудесным образом оказался кандидатом в мэры.

— Трижды судимый! — воскликнул Гордеев. — И за что же его судили?

Володя развел руками:

— Я пытался найти этот номер газеты. Ничего не вышло. Из всех библиотек он исчез, а в редакции самой газеты сгорел вместе с архивом…

— Был пожар?

— Да, уже после смерти Чащина. Такой маленький аккуратный пожар в комнатке архива, который пожарные быстро погасили, но водой и пеной оказались безнадежно испорчены все бумаги и, конечно, сами подшивки газет.

— Еще бы он был не аккуратный! — в сердцах сказала Лида. — Ведь редакция «Ведомостей» помещается на первом этаже, а на втором и третьем — редакция этой нашей «Правды».

Гордеев не без изумления обнаружил, что она, даже сделавшись «столичной штучкой», немало знала о происходившем в родном городе.

— Ну вот, — продолжал Володя. — Поиски этого номера газеты ни к чему не привели. Конечно, он есть у кого-то дома, но я таких людей не нашел.

— Неужели и у папы он не сохранился? — воскликнула Лида, даже привстала с места, словно хотела броситься бежать к себе на квартиру.

— Если не свистнули любители алкогольных напитков с большим содержанием сахара, — мрачно произнес Юрий Петрович.

Володя недоуменно посмотрел на него.

— Кстати, Володя. — Гордеев чуть помедлил. — Я вижу, вы в Булавинске повсюду свой человек. Мне надо будет сделать несложную экспертизу. Определить состав одной жидкости. По ее остатку. А я начинаю опасаться, что в криминалистической лаборатории местного управления внутренних дел недостаточно стерильные условия.

Володя подумал всего мгновение:

— Сделаем на дому! Только…

— Наверное, вы хотите напомнить мне, что официально адвокат не имеет права на производство экспертизы. Что он может только ходатайствовать об этом перед следствием, прокурором, судом…

— Я… — начал было Володя.

— То есть вы согласны, что иногда и адвокату, ради пользы дела, можно немного нарушить рамки. Тем более что опыт следственной работы у меня в наличии…

— Нет, Юрий Петрович, дело не в юридических тонкостях…

— Нужны какие-то препараты?

— Нет. Дело в том, что человек, которого я могу об этом попросить, — гениальный химик…

— Ну вот и хорошо.

— Понимаете… Сказал бы, что он химик от Бога, если бы… Если бы Женик не был наркоманом.

— Да, это хужее… — протянул Гордеев.

— Но он сейчас в завязке, уже больше четырех месяцев, я знаю точно.

— Понятно. Однако такой личности проболтаться — ничего не стоит.

— Наверное, да. Но сейчас это — кремень. Понимаете, он из тех наркоманов, которые считают себя какими-то высшими людьми. Путешественники в нирвану.

— В ад! — зло сказал Гордеев. — Впрочем, сию минуту пока нужды нет. И потом: ведь даже для гения можно сочинить что-нибудь невинное. В связи со скорой помощью и, скажем, с выходными днями. Мол, лаборатория закрыта… Тем более что действительно из этого сосуда выпив, никто не отравился, и наверняка окажется что-то невинное, но винное, — скаламбурил он. — А гению с наркотической зависимостью неполезно владеть излишней информацией: кому да почему.

— Сделаем, — бодро сказал Володя. — Про Чащина досказывать?

— Всенепременно. Значит, напечатал он статью…

— Напечатал. Вышла она, скажем, в четверг, а в пятницу приезжают в редакцию омоновцы с ордером на обыск. «Что такое?» «Есть информация, что вы незаконно храните оружие». Чащин им — газовый пистолет на стол и разрешение на его ношение, а они все равно проводят обыск и, конечно, находят.

— Не только оружие, — догадался Гордеев.

— Не только. То есть пистолетов не находят, зато обнаруживают в залежах газет и бумаг две ручные гранаты и мину с магнитным держателем, знаете, такую можно под днище машины прицепить и так далее…

— Ну, допустим, то, что мину ему подсунули, это понятно, но вот гранаты — это уже грубо. Зачем журналисту гранаты?! Террористов вооружать наемных? Или рыбу глушить на речке? Смешно!

— Смешно. Было бы. Но они там еще и кокаин нашли. И здесь они его здорово поддели! Дело в том, что, когда Чащин вел в газете краеведческую страницу, он как-то опубликовал статью о поэте-декаденте, уроженце наших мест — Пьере Алконосте. То есть никакой он, конечно, не Алконост и даже не Пьер, а Петр Птицын. У него была поэма «Кокаиновый вихрь». И вот Гущин печатает статью «Певец кокаиновых вихрей», где рассказывает о судьбе этого Алконоста, который во время гражданской войны зверствовал в булавинской ЧК, пока однажды, нанюхавшись кокаина, не застрелил свою подругу и не застрелился сам. Лев-то вел к тому, что среди этих пламенных революционеров было немало наркоманов, и не только Зимний брали под марафетом… Но! Вот как обернулось!

— Значит, возбудили дело?

— Приложили усилия. Лев, правда, себя грамотно повел, смог даже о провокационности всей этой операции что-то в Москве напечатать. Да только у нас сами знаете, пресса какая. В другой московской газете — противоположная информация под заглавием «Эрозия демократии», что ли. Коротко, без комментариев сообщалось, что, мол, арестовали главного редактора новой газеты, который в погоне за наживой связался с криминальными кругами и торговцами наркотиками.

— А что это за газеты? Тоже не сохранились?

— Я, собственно, к этому и веду. Все подробно должен знать, наверное, Борис Алексеевич, и обязательно — Коля Новицкий.

— А это кто такой?

— Репортер нашего телевидения, — пояснила Лида. — Областная знаменитость. Басаргинский Невзоров, только, думаю, несколько других политических взглядов.

— Да уж, — сказал Володя. — Коля — это, скорее, Гиляровский. Замечательный мужик. Вот его и стал защищать Борис Алексеевич. На этом и погорел. Как погорел Коля, защищая Чащина.

— Погодите, — остановил Володю Гордеев. — Давайте все же по порядку. Чащину подсунули в кабинет всякое фуфло, возбудили уголовное следственное дело.

— Да, дело попытались открыть, только немного опоздали. Одновременно с выбором мэра у нас должны были состояться выборы в городскую думу, и Чащин был зарегистрирован кандидатом. А это значит: юридическая неприкосновенность, его не имели права привлечь к ответственности.

— Или, говоря по-современному, война компроматов! — отчеканила Лида.

Гордеев стал замечать, что эта девушка может быть не только растерянной, но и острой в суждениях, серьезной и не оглядывающейся на принятые правила приличия.

— Война, да не компромата, — возразил Володя. — Это у Льва был настоящий компромат, а они что могли на Чащина навесить? Только клевету.

— Но тем не менее, — заспорила Лида. — Зачем Лев полез в политику? В депутаты?

— Думаю, хотел получить больше возможностей для работы, — неуверенно предположил Володя.

— Не будем гадать, — остановил начинающийся спор Гордеев. — Как развивались события дальше?

— Недолго думая, Чащину ответили тем же, с чего он начал. «Правда Васильевска» поздравила его статьей «Граната на взводе», где вся эта провокация с обыском была представлена как достоверный факт, а Лев изображен ставленником кавказской мафии, пытающейся захватить сферы влияния в Булавинске. Отсюда, мол, и гранаты, и магнитная мина… Естественно, что в статье смешали правду и ложь. Больше стало в городе кавказцев? Больше. Опубликовал Чащин в своей газете статью, что нельзя относиться к человеку плохо лишь потому, что у него большой нос, черные усы и горячий взгляд? Опубликовал!..

— А что, есть другое мнение? — жестко спросила Лида.

— Есть, — не смутился Володя. — Этим не должна заниматься пресса. Должен быть закон, преследующий за дискриминацию по национальному признаку, и этот закон должен жестко применяться. Вот в США не моги сказать: «негр», только «афроамериканец», за слово карают, а у нас как ни в чем не бывало…

— Ребята, ребята, — вновь вмешался Гордеев, — Вы, верно, давно не виделись и наговориться не можете. А мне надо узнать суть.

— А дело было, короче говоря, для Чащина фигово: выборы он проиграл, а через две недели, когда вез макет газеты в печать, его «форд» расстреляли. Вместе с ним.

— Затем?…

— Затем происходит гениальная штука. Убийц или убийцы, конечно, и след простыл. Зато тут как тут прокурор…

— Товарищ Мещерякин?

— Он самый. Богдан Осипович. Дает распоряжение опечатать все финансовые и административные бумаги полиграфкомбината под тем предлогом, что Чащин гнал здесь левую продукцию, но не поделил доходы между своими, братков из уголовной «крыши» обидел, в деньгах, конечно, обидел — вот они его и замочили…

— Умно, — покачал головой Гордеев. — Но откуда такая уверенность в невиновности Чащина? Извините, но вы как врач, а вы как историк, — он отнесся и к Лиде, — меня поймете. Не собираюсь грешить на погибшего, но должен отработать все версии. Бывает ведь, что и хороший человек перед большими деньгами не устоит.

— Очень даже бывает, — согласился Володя. — Но надо было знать Льва. А его в городе, слава Богу, знали. Лев был человек сложный, но главная черта его характера была, что называется, извини, Лида, неутомимо искать себе на одно место приключений. Причем опасных.

— Согласна, — кивнула Лида.

— А больше всего он любил дразнить власти. Прежних начальников называл «помпадурами», а нынешних — «чумазыми».

— Да, Салтыкова-Щедрина он любил, — подтвердила Лида. — Даже ввел в газете рубрику, на месте передовицы, — «Как вчера написано…», где рядом со злободневными новостями печатал вместо комментариев фрагменты из книг Щедрина. Здорово получалось!

— Так что, думаю, с левыми деньгами Чащин мараться бы не стал, — заключил Володя. — Для этого он был слишком брезглив и, возможно даже, слишком заносчив. Все ведь знали, что у него есть любимое выражение… — Володя посмотрел на Лиду.

— «Ни за какие деньги не купишь», — без промедлений произнесла она.

— Ну хорошо, — сказал Гордеев, уже понявший, что Чащин был в Булавинске настоящей знаменитостью, «культовой», как теперь любят говорить, фигурой. — Однако у меня остаются вопросы. Почему он в таком случае проиграл выборы? Это первый. И второй: как в городе поверили, что он занимался махинациями на полиграфкомбинате?

— Отвечу вначале на второй. — Володя отхлебнул пива, в котором давно осела пена. — Комбинатские кабинеты опечатали — как бы в связи со смутными обстоятельствами убийства. На следующий день объявили работникам, что производство приостанавливается — опять-таки в связи с тем, что… Народ обрадовался было… Пока не узнал, что денег за дни простоя не получит. Правда, опыт и примеры есть. Начались митинги. Под лозунгами. Но поднимали там не только картонки «Зарплату — своевременно!», но и полотнища «Долой газету, укравшую хлеб у наших детей!». Понимаете?

— Чего уж не понять?! И чем кончилось?

— Чем и должно было кончиться. К очередному митингу приехал новоизбранный мэр, Вялин с камарильей, пообещал людям скорейшее расследование дела, дал распоряжение пустить комбинат, а деньги за простой выплатить.

— И выплатили?

Володя не успел ответить.

К столику подошел обслуживавший их официант, знакомый Володи. Он принес мороженое для Лиды, но, поставив вазочку на стол, не ушел, а спросил:

— Вован, ты сегодня не дежуришь?

— Как видишь. А что?

— Повезло тебе. Или, может, не повезло — практики лишился. Сейчас у «Океана» двух ментов подстрелили.

— Что? — не сдержался Гордеев.

— Ну не совсем ментов — парней из угро, — уточнил официант, посмотрев на незнакомца.

— Когда? Где? — переспросил Володя.

— Ну где у нас «Океан»?

— Их два, между прочим.

— Верно, про микрорайон я забыл! Может, там?

Гордеев, с нарастающим интересом слушавший этот разговор, решил все же в него не вступать, хотя очень хотелось. Он только попросил дать счет и, после того как официант направился к кассе, обратился к Володе:

— А он откуда это узнал?

— Маленький город, — пожал плечами Иноземцев, а когда официант подошел со счетом, Лида, которая так и не притронулась к мороженому, тихо произнесла:

— Они живы?

— Говорили, что одного наповал точно, — как отрапортовал официант, а потом прибавил, возможно, не ради формальности: — Жалко. Люди все-таки.

Володя будто понял, чего хочет Гордеев.

— Доедай мороженое — и пойдем, — сказал он Лиде, осознавая при этом, что ничего есть она сейчас не станет.

— Потом, — равнодушно и почти бессмысленно сказала Лида, вставая.

Безразлично поблагодарив официанта, они ушли с площадки, на которой помещалось кафе.

Официант, решивший, что он испортил аппетит клиентам, почесал в затылке, убрал со стола начавшее таять мороженое и подумал, что при случае извинится перед Володей. Но через минуту, отнеся посуду на мойку, забыл и об этих гостях, и обо всем, что только что произошло.

Глава 11. БЕЛЫЙ ХАЛАТ ПО ПОСЛЕДНЕЙ МОДЕ

К о р о л ь С к у л е. Я голоден!.. Я болен. Болен. Я вижу тени мертвых людей.

Г. Ибсен. Борьба за престол, V

— Как вы думаете, куда их повезли? — спросил Гордеев Володю, когда они почти бегом направились к выходу из парка.

— Конечно, в БСП, то есть в больницу «скорой помощи», — уверенно сказал Иноземцев. — Едва ли в госпиталь. Это все-таки МВД, а не Министерство обороны. Хотя, на мой взгляд, правильнее было бы отправить их именно в госпиталь, особенно если они все же не убиты.

— Вы не уверены в вашей больнице?

— Пожалуй, не во врачах, не в персонале. Здесь-то как раз все видно. Но я не уверен, что человек, попавший в реанимацию, в ней выживет. И не по причине серьезности ран и травм.

— Уже были подозрительные случаи?

— Подозрительных случаев я не знаю, но зато знаю, что больницы для бандитов у нас все равно что собственная квартира. Несколько раз они уже притаскивали своих, и врачи, в общем, под пистолетом оказывали им помощь. Было и такое: однажды на дом возили к авторитету раненому. Но, к счастью, — извините, но к счастью для врача, — браток двинул корни до прибытия помощи.

— И этого врача вы знаете?

— Рассказывали, — нехотя ответил Володя. — Город наш невелик, и людям здесь жить.

— Значит, едем в вашу «скорую помощь», — сменил тему разговора Гордеев. — Не знаю, связано ли это покушение с арестом Бориса Алексеевича, но ехать надо.

— У нас здесь все связано, — мрачно заметил Володя. — Хотите, чтобы я там разузнал подробности?

— Если можно. Во-первых, вам это легко сделать как человеку, вхожему в юдоль скорби, а, во-вторых, мне-то никто ничего по существу не скажет. Я имею в виду прокуратуру: сегодняшний визит туда мне многое открыл.

Выйдя на улицу, они без труда поймали частника на «Жигулях», который, услышав адрес назначения и отметив, что лица у пассажиров встревожены, спросил, слышали ли они про убийство милиционеров.

— Нет, — сыграл удивление Гордеев. — Откуда нам слышать? У товарища приступ аппендицита прямо на работе произошел. Пока отправили… Вот сейчас следом едем узнать, что да как. Врачи сказали, могут сразу на стол положить.

— Да, аппендицит — дело нешуточное, — согласился словоохотливый частник. — Я со своим, к примеру, чуть к прадедушкам до срока не загремел. Резал меня хирург Подробин Андрей Данилович, суровый человек. Но мастер. Он…

— Извините, — прервал поток воспоминаний Гордеев. — Вы сказали, что убили милиционеров?

— Ну да, — как-то буднично сказал водитель. — Небось бандитская разборка.

— А милиционеры-то при чем, если разборка?

Водитель хмыкнул:

— Так. Чего же иначе в них среди белого дня стрелять, если они ни при чем?

— Да, ваша версия, как говорится, имеет право на существование. А где это было?

— В микрорайоне, на проспекте Маршала Устинова.

— Это там, где Зареченский универмаг, что ли? — спросила Лида.

— Ну да. Только на противоположном конце. У магазина «Океан».

— Понятно. А вы что, там оказались? — продолжал вести разговор Гордеев.

— Бог миловал. Это я сейчас ехал и с приятелем пересекся. А он как раз оттуда. Под пули не попал, однако выглядел довольно бледным. Я даже ему присоветовал не по городу разъезжать, а запарковаться и пивка попить для успокоения.

— Чего ж его так напугало? Из автоматов, что ли, стреляли?

— Да нет вроде. Он сказал, что как будто снайпер. Бац-бац! Но паники много.

— Вот как, — протянул Гордеев и больше уже ничего не говорил.

Довольно лихо подкатил водитель к воротам больницы, получил деньги, высадил пассажиров и умчался искать новых слушателей.

Володя отправился, как он сказал, на разведку — узнать, здесь ли жертвы покушения.

— Хороший, — сказала Лида, когда он скрылся за дверями главного входа. — Никогда никого не подводил. А во врачи пошел неожиданно: был кандидатом на медаль, прекрасно знал математику и мне помогал всегда. Стихи наизусть он может читать часами, и вдруг…

— Но разве это плохо — врач? — спросил Гордеев.

— Нет, что вы! Я просто рада, что Володя вовремя почувствовал: медицина — его дело. Я-то этим похвастать не могу.

— Но вы же увлечены историей…

— Вот именно: увлечена. Но я многим увлекалась — что из того? Плавала, на коньках выполнила разряд, окончила музыкальную школу, курсы фитодизайна, знаю машинопись, компьютер…

— И машину водить можете?

— Представьте себе. В прошлом году сдала на права, и папа меня хвалил…

— А у вас есть машина?… — спросил Юрий Петрович полуутвердительно.

— Ну да. «Жигули», пятерка. Гараж рядом с домом.

— И доверенность на вождение есть?

— Конечно.

— Хорошо. Если авто на ходу, это нам не помешает. Чувствую: разъезжать придется много.

— Только бы папу выручить.

Появился Володя с пластиковым пакетом в руках.

— Пойдемте быстрей. Я договорился с врачом, он проведет вас, Юрий Петрович, к этому парню, уцелевшему… Пока там только двое милиционеров из патруля, но вскоре, думаю, понаедут…

— А другой погиб?

— Убит наповал. Вот, держите халаты, надевайте. Но тебе, Лида, придется подождать нас. В коридоре, что ли. Самое лучшее. Здесь не стоит маячить.

Они надели халаты. Гордееву он был мал, почти в размер куртки, так что Юрий Петрович больше походил в нем на продавца колбасного отдела. Зато Лиде халат был впору, причем она заметила, что крой у него был как у платьев, модных в этом году.

— Еще бы! — заметил Володя. — Я этот халат у нашей медсестры взял, у Нади. Стильная девчонка. Ну, пойдемте поскорей.

Доведя их до нужного коридора, Володя усадил Лиду на белую скамейку в маленьком холле, а сам повел Гордеева в кабинет врача.

Возле топтались два молодых милиционера: сержант и рядовой.

— А это кто? — спросил сержант у Володи, которого уже видел с доктором.

— Специалист, — коротко ответил тот, берясь за ручку двери. — Олег Сергеевич знает.

На застеленной клеенкой кушетке сидел рослый парень без рубашки и майки. Левое плечо у него было уже перевязано, а обе руки на локтях смазаны йодом. Парень держал в руке большую кружку с горячим кофе, но не пил. Врач, возрастом немногим старше пациента, сидя за столом, занимался своим обычным врачебным делом — писал.

Гордеев представился и коротко объяснил парню, что хотел бы узнать от него подробности покушения.

Парень вздохнул. Он явно был в полушоковом состоянии. Потом поставил кружку на кушетку рядом с собой и произнес: