До света Столяров Андрей
Три обугленных тела лежали в гостиной, - спекшиеся лохмотья на них слабо дымились, а от дальнего, навалившегося на плинтус спиной, расползалось по цветастым обоям зловещее траурное кострище.
Миг - и загорелась салфетка под телевизором.
- В-в-ва... - тянул Зоммер беспомощно.
Колыхаясь, как студень, он пытался выкарабкаться из кресла. Ноги его не слушались, а к дрожащей щеке прилипло перышко сажи.
- В-в-ва... Пожалуйста, осторожнее...
И тогда я понял, что сделал это не он, это все сделал я - выплеснул злобу наружу.
Значит, сродни богам.
Раздумывать было некогда. Я повел уверенным твердым взглядом вокруг, и огонь, расползающийся по обоям, послушно остановился. А затем, пыхнув, сник, измазав копотью штукатурку.
Прекратили дымиться обугленные тела.
Только смрад горелого мяса распространялся в гостиной. И отчаянно тикал будильник, показывая четверть двенадцатого.
Зоммер, наконец, выкарабкался из кресла.
- Вы с ума сошли, - тонким голосом сказал он. - Вы рехнулись. Вы чуть меня не убили...
Он сейчас нисколько не походил на бога - рыхлый пожилой обыватель, скомканный потрясением.
Во мне словно умерло что-то.
Дым расползался по комнатам.
- Ладно, - сказал я. - Ладно. Пойдемте отсюда...
- А куда? - спросил Зоммер, отряхиваясь.
- Есть одно место. По-моему, вполне безопасное.
- Это к вашей приятельнице?
- Не хотите - не надо.
И тогда Зоммер стих, - оглянулся, зачем-то ощупал себя от бедер до подбородка, а потом замычал и, как ребенок, неловко переступил через сгоревшее тело...
Семинар был назначен на половину двенадцатого. Я явился в одиннадцать двадцать пять и, войдя в коридорчик, простершийся от конференц-зала до лестницы, был немедленно перехвачен Баггером, который выступил из дверного проема.
Вероятно, он специально меня караулил - взял под локоть и, не давая пройти, завернул в ту часть холла, которая примыкала к буфету.
Крупный мраморный лоб прорезали две морщины.
- Мне надо с вами поговорить...
- Пожалуйста, Томас, - сказал я, незаметно отодвигаясь и пытаясь освободить зажатый пальцами локоть. Мне как-то не нравилось, что он меня держит. - Разумеется. Я - в вашем распоряжении.
- Тогда пройдемте сюда, - сказал Баггер поспешно.
И, затолкав меня за поднимающуюся выше роста горку цветов, разместил в закутке, который эти цветы образовывали. Журчала вода в фонтанчике, и сквозь декоративные камни высовывались глаза фиалок. - У меня есть для вас довольно неприятная новость...
Он облизал губы.
- Томас, слушаю вас... - Я тоже начинал волноваться.
Новость заключалась в том, что сегодня утром к Баггеру, который был членом Оргкомитета, неожиданно вперлись два человека в штатском и, предъявив удостоверения Второго бюро, целый час задавали вопросы, касающиеся моего пребывания. Откуда я взялся, каким образом, не получив визы, въехал в страну, посылалось ли мне официальное приглашение на конференцию? Кто меня из участников лично знает и какие у меня были ранее научные достижения? Причем, дело ограничивалось не только этим, их интересовали мои знакомства на конференции: с кем конкретно я последнее время общаюсь и какие при этом веду конкретные разговоры. И не видел ли Баггер, чтобы ко мне приходили какие-нибудь посторонние? Они дали довольно подробное описание Зоммера: то есть, внешность, одежда, полный словесный портрет. И просили, если такой посетитель появится, чтобы Баггер их известил по соответствующему телефону. Баггер, разумеется, отказался. В общем, стороны разошлись при взаимном неудовольствии.
Старший в паре даже холодно намекнул, что теперь и у Баггера могут быть определенные неприятности. Тогда Баггер вспылил и послал их к черту. На том и расстались. Представители Второго бюро зашли в номер к Дювалю, а взъерошенный Баггер поспешил, чтобы меня предуведомить.
- Это, конечно, полное безобразие! - нервно сказал он. - Я не знаю уж, за кого они вас тут принимают (да и если говорить откровенно, то лично мне все равно), но смешно же искать среди нас наркомафию и террористов. Даже если вы, предположим (простите меня, ради бога!), агент КГБ, то и здесь они явно превысили свои полномочия. Конференция, в конце концов, не секретная. Все имеющиеся материалы будут опубликованы.
Баггер пригладил волосы. Было ясно, что он боится скандала, который бы мог разразиться. Член научного семинара - иностранный шпион.
Все газеты, конечно бы, ухватились за такое известие. Пострадал бы престиж Конференции и Оргкомитет. Между прочим, сам Баггер в первую очередь.
Вероятно, поэтому он так и расстраивался.
- Заверяю вас, что к КГБ я не имею ни малейшего отношения, - сказал я. - Точно так же, как к наркомафии и к международному терроризму. Я действительно российский ученый, Санкт-Петербургский Технологический институт. Ну а то, что вам незнакомы мои научные публикации, так они, в основном, посвящены смежным вопросам. Я не чистый философ, я, так сказать, прикладник. Однако, это - не преступление...
Баггер, наконец, выпустил из пальцев мой локоть.
- Боже мой, мсье профессор, я, разумеется, верю вам.
И не надо мне ваше удостоверение, оно все равно на русском. С визами произошла, конечно, какая-то путаница. Я бы лишь посоветовал обратиться в российское посольство в Париже. Кто их знает, быть может, потребуется юридическая защита... - Важное сенаторское лицо его вдруг на секунду застыло, а затем умильно расплылось, изображая приветствие.
Полные яркие губы сложились сердечком. - Рад вас видеть, мадемуазель. Вы, как всегда, ослепительны...
Он неловко посторонился.
- Здравствуйте, здравствуйте, господа, - сказал женский голос. - Вот вы где, оказывается, от нас скрываетесь. Любопытно, какие у вас секреты? Я, надеюсь, не помешала дискуссии? - Тут же теплая гибкая уверенная рука просунулась мне под локоть, и Октавия, словно разъединяя нас, просочилась, представ во всем своем страстном великолепии: черные дикие волосы, как будто взъерошенные самумом, черные, полные вызова, блистающие глаза, черный брючный костюм из плотного бархата. Под костюмом на черной блузке светился в серебряной оправе топаз, а упругие алые губы были чуть-чуть приоткрыты. Она точно была готова к немедленному поцелую. - Что же вы, господа? Между прочим, семинар уже начинается...
Страстный взор ее обратился на Баггера. И почувствовалось в нем какое-то непонятное ожидание. Словно бы она давала ему что-то понять.
Баггер даже смутился.
- Да, конечно, пора идти, - с запинкой сказал он.
Отступил и сдержанно поклонился, охватывая нас внимательным взглядом. - Мы вас ждем, господа. Какой вы все же счастливец, мсье Волкофф...
Ему, видимо, не хотелось оставлять нас одних. Тем не менее, он вздохнул, показывая, как завидует, - отвернулся и пошел через громадную широту вестибюля. Его ладная внушительная фигура привлекала внимание.
В миг прилипли к ней какие-то участники конференции.
Баггер в качестве Оргкомитета был нарасхват.
Его заслонили.
Встрепенувшаяся Октавия еще плотнее взяла меня под руку.
- Где ты пропадаешь? - капризно спросила она. - Почему я не видела тебя сегодня за завтраком? Мне пришлось провести это время с Бернеттами и Дювалем. Боже мой, они меня совершенно измучили!..
Выразительно просияли белки закатившихся глаз.
- Бедная, - сказал я.
Октавия притопнула каблуком.
- Ты не представляешь себе, какое это проклятие: и Дюваль, и Бернетты. Разговаривают они только по своей специальности, более ни о чем. И причем, идет сплошной английский язык. "Микрохимия естественных социальных движений"... "Миф как косвенный смысл биологического в человеке"... И так - все время. Это были ужасные полчаса.
Ты еще у меня за это поплатишься...
Она быстро подняла горячие губы, и я тут же склонился над ними, почувствовав запах духов. Знакомое гибельное ощущение встрепенулось во мне - с негой темного номера, с дурманным ароматом жасмина. Колыхалась от сквозняка паутинная штора, и шумели за открытым окном парижские улицы.
Это было вчера.
А сегодня тревожащий запах жасмина казался еще сильнее, и еще острее томила неизбежность прощания.
Все уже завершилось.
Октавия отстранилась разочарованно и сказала с упреком и с некоторым негодованием:
- Что-то ты сегодня какой-то отсутствующий, дорогой. Я тебе надоела, тебе вчера что-нибудь не понравилось? Знаешь что, давай поднимемся в номер. Ну их, этих Бернеттов. Пускай без нас обсуждают...
Она медленно, почти незаметно прогнулась и коснулась меня поднявшимися лацканами жакета. Вкус жасмина усилился. Я увидел себя как бы со стороны: озабоченный, хмурый мужчина, непрерывно зачем-то оглядывающийся - в чуть примятом костюме и галстуке, провисшем под горлом.
Зрелище было непривлекательное.
- Разумеется, дорогая, - примирительно сказал я.
- Только мне не мешало бы позвонить по одному мелкому делу. Подожди здесь минуточку, я сейчас буду...
На мгновение мне показалось, что Октавия не хочет меня отпускать: мышцы левой руки ее как бы окаменели, враз и очень отчетливо затвердело плечо, пальцы стали вдруг - жесткими, цепкими, деревянными.
Однако продолжалось это недолго.
Уже в следующую секунду Октавия, видимо, смилостивилась:
- Ну иди. Ничего с тобой не поделаешь...
Я прошел к таксофону, прилепленному на шершавой стене. Таксофон был обычный, с прорезью для кредитных карточек. Карточки у меня, разумеется, не было, но за пару прошедших в Париже дней я уже научился справляться с подобной техникой. Резкое внутреннее усилие - и загорелся глазок, свидетельствующий о готовности. Раздался гудок в трубке. Я набрал длинный ряд цифр. Можно было, конечно, позвонить и из номера, но я чувствовал, что возвращаться в номер нельзя. В номере могла оказаться засада. Интересно, как все-таки они меня вычислили? Я ведь все же не Зоммер, картину мира не искажаю. Никаких аберраций быть не должно.
Вероятно, ниточка протянулась сюда из Петербурга... Я спокойно и даже как бы лениво оглядывал вестибюль. В этот час народа тут было немного.
Пребывал в столбняке за барьером лощеный портье, и топталась у скульптурной карты Парижа туристская пара. Пожилые, самодовольные, пестрые иностранцы.
Более никого. Тишина, горка нежных фиалок у шепчущего фонтанчика.
А в противоположном конце вестибюля - полуоткрытая дверь, и внимательный Баггер, выглядывающий из нее напоследок.
Он заметил меня и укоризненно покачал головой. Мол, опаздываете, это не принято. Лишь вчера договаривались, что - никаких опозданий на семинары.
Он даже прицокнул.
Я почувствовал внезапное раздражение. Сколько времени потеряно здесь впустую. В самом деле, сегодня уже третий день, а я так и не продвинулся ни на шаг в том, что требовалось. И нельзя утверждать, что все это время было потрачено зря. Нет, конечно, я услышал несколько удивительных сообщений. "Одомашнивание европейцев", доклад, например, или, скажем, "Культура письма как бремя цивилизации". Масса нового материала, множество парадоксальных гипотез. Я с такими проблемами еще никогда не сталкивался. Тут есть над чем поразмыслить. И тем не менее, я не продвинулся ни на шаг. Разговоры, дискуссии, вечное сотрясение воздуха. Никакой практической ценности они не имели. Никакого конкретного смысла выудить не удалось. Разве что как исходный материал для последующих раздумий. Вот и все, что почерпнуто... Я прислушивался к гудкам, уходящим отсюда в Санкт-Петербург. К телефону на другом конце линии не подходили.
Вероятно, квартира была в этот момент пуста. Почему-то и Зоммер, и даже Рита отсутствовали.
Пора было возвращаться.
Я бросил трубку, а неслышно приблизившаяся Октавия опять взяла меня под руку.
- Не дозвонился пока? Ничего, не расстраивайся, попробуем позже...
Она уже вновь подкрасила губы - потянула меня, вытаскивая из-под колпака таксофона, страстно-черные глаза ее просияли. И в этот момент я заметил двух молодых людей, деловым быстрым шагом пересекающих ширь вестибюля.
Оба они были в приличных серых костюмах, в чисто-белых рубашках и даже при галстуках. И они отрывисто переговаривались на ходу, поглощенные якобы какими-то своими проблемами. Оба не обращали на меня никакого внимания, но я сразу же, как ударенный, понял, что - это за мной.
И Октавия тоже, наверное, поняла, потому что сказала казенным непререкаемым тоном:
- Спокойно! Не вырывайся!
И тогда я внезапно сообразил, что она не случайно просунула мне руку под локоть, что она очень мягко и незаметно согнула мне кисть руки и что я зафиксирован крепким профессиональным захватом.
В изумлении я посмотрел на нее, а Октавия, подняв брови, сухо предупредила:
- Гостиница окружена. Сопротивление бесполезно...
У нее даже лицо изменилось: то, что раньше я принимал за страстность, обернулось жестокостью, а сияющие колдовские глаза окатывали презрением.
И держала она меня очень уверенно - надавила на кисть, и боль опоясала мне запястье. Вероятно, Октавия демонстрировала, что будет, если я начну вырываться. Вырываться поэтому было бессмысленно. Душная знакомая ненависть подступила мне к горлу. На мгновение перед взором мелькнуло: покрытый пламенем вестибюль, сизый воющий дым, прорывающийся сквозь окна и двери, и обугленная Октавия, как головешка, валяющаяся у фонтанчика. Уголь вместо лица, запах горелого мяса. Я не мог сделать этого, что бы мне ни грозило. Предыдущего раза мне было вполне достаточно.
И не знаю уж как, но я переплавил ненависть во что-то другое, и без всякого напряжения разогнул железную кисть, и легонько толкнул Октавию, чтоб она не мешала, и Октавия отлетела, ударившись о горку с цветами.
Мышцы у меня были словно из сверхпрочного сплава. Кто-то обхватил меня сзади и, как Октавия, - рухнул, шмякнувшись телом о стену.
Раздался сдавленный хрип.
Все произошло очень быстро.
Молодые энергичные люди, развернувшись на шум, разом сунули руки под мышки, наверное, за оружием, а Октавия, даже не поднимаясь, выхватила откуда-то пистолет, и зрачок его глянул мне будто в самое сердце.
- Не двигаться!..
Мне нужны были две-три секунды, чтобы убраться отсюда. Трех секунд мне, пожалуй бы, хватило с избытком. Я уже представлял обстановку: огромный диван и комод. Возникала в груди знакомая тяга перемещения.
И, однако, у меня не было этих двух-трех секунд. Нужная картинка квартиры почему-то не возникала. Расплывались детали, Октавия давила указательным пальцем курок, и, наверное, выстрел мог грянуть в любое мгновение.
- Руки за голову!..
Но как раз в это время дверь конференц-зала открылась и оттуда выскочил Баггер также с пистолетом в руках и, по-моему, даже не целясь, выстрелил в распластанную по горке Октавию.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Правда, это было все, что он успел сделать. Молодой человек, который поближе, тоже выхватил пистолет, и на белой рубашке Баггера возникли кровавые пятна.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Грохот выстрелов наполнял вестибюль. Треснуло и вывалилось стекло, отделяющее террасу. Разлетелся плафон, бабахнули по стенам осколки.
- Бегите, Серж...
Баггер лежал на спине, и тупые ботинки его конвульсивно подергивались.
И подергивалась обстановка квартиры, которую я пытался представить.
Я не чувствовал, что способен через пространство шагнуть туда. Этот чертов конвейер пальбы, наверное, взбаламутил сознание. Я никак не мог по-настоящему сосредоточиться.
Пах!.. Пах!.. Пах!..
Как во сне я видел, что парни, застрелившие Баггера, поднимая свои пистолеты, медленно поворачиваются ко мне, а из узкого коридорчика выдвигаются еще, сразу трое, и такими же точно жестами засовывают руки под мышки.
У меня оставался единственный выход.
Я рванулся налево через выбитое пулей стекло и с размаху упал на железные перила террасы. Показались - веселая разнобоица крыш, трубы, трубы и Эйфелева башня над ними.
Это был десятый этаж.
Висело жидкое солнце.
- Стой!.. Куда?..
Молодые люди проламывались на террасу.
Однако я уже перевалился через перила, и меня подхватил теплый свистящий воздух...
Демонстрация свернула к Адмиралтейству и застопорилась на трамвайных путях, которые прижимались к саду. Леха сразу же опустил транспарант и сказал, оборачиваясь, недовольным голосом: - Ну вот, опять маринуют... Лицо его исказилось. Он подумал и сунул круглую палку Жаконе, который бессмысленно озирался. - На, пока подержи! - А почему это я? - резонно поинтересовался Жаконя. - А потому что ближе стоишь. Держи, не качайся!.. - Жаконя обнял транспарант и двумя руками, как тонущий, схватился за перекладину. - Дык, это самое... Хорошо жить, ребята... - Он действительно ощутимо покачивался, и костыль, упирающийся в асфальт, оказался не лишним. - Да здравствуют советские инженеры!.. - Между тем Леха извлек из внутреннего кармана бутылку, примерно ноль восемь, и умело, пройдя по пробке ключом, с хлюпом вытащил ее пластмассовую заглушку. Деловито повернул бутылку наклейкой вперед. - Так что, из горла примем или как культурные люди? - Есть, есть посуда! - немедленно откликнулся кто-то. Тут же образовались стаканчики, запахло отвратительным алкоголем, однако выпить не удалось - как из под земли вырос встревоженный Хеня и сказал умоляющим голосом, где вместе с тем чувствовались и командирские интонации. - Ну ребята! Ну мы же вчера договаривались!.. - Он насколько мог широко развел руками. - А что такое? - спросил недовольный Леха. - А такое, что договаривались, когда - выйдем с площади. - Дак застряли же, застряли - значит, не виноваты... - Леха с тонким прихлебом высосал из стакана портвейн, крякнул, хмыкнул, выдохнул свежак перегара и с удовлетворением слил в стаканчик остатки. Лицо у него прояснилось. - Ну что, Хеня, будешь? - Чувствовалось, что Хеня заколебался, и тем не менее принял стакан в ладонь, и втянул носом воздух, оценивая содержимое.
- "Иверия", - уважительно констатировал он. - Раскопали "Иверию", где это вы, ребята? - Места надо знать, - ответил Леха. - И между прочим, вот ты подумал бы как парторг: обеспечивать надо трудящихся, делать централизованно, вышел, значит, на демонстрацию - получи бутылек. Вот и явка тогда образуется стопроцентная... - Рита рядом со мной неожиданно засмеялась.
- Ладно-ладно, ты эти шуточки брось, - официальным тоном посоветовал Хеня. - Надо все-таки разбираться, как можно шутить и как нельзя. - А что я такого сказал? - А - думать надо! - С оскорбленным достоинством Хеня выдул стакан, тоже крякнул и вдруг побледнел всем лицом, диковато оглядываясь.
У него даже уши зашевелились. - А где транспарант?.. - Вонвон-он!.. откликнулись сразу несколько энтузиастов. - Сохранили твою фанеру!.. Жаконя присматривает!.. - Мы слегка расступились, чтобы не загораживать фигуру Жакони, тот рыгнул, и в это время я вдруг заметил среди демонстрантов Зоммера. Зоммер стоял с рабочими Металлического завода и о чем-то с ними беседовал, держа в руках майонезную баночку. Вероятно, тоже расслабился по случаю остановки. С его правого локтя свисала авоська, а расстегнутый плащ обнаруживал светлый дешевый костюм. Мятый галстук у горла, старенькие ботиночки. Ни дать ни взять - бухгалтер среднего предприятия.
Он почуял мой взгляд и тоже ответил взглядом, но - с тупым равнодушием, как будто бы не узнав. Тем не менее у меня пробежала холодная дрожь по телу. Я отступил на шаг. Рита, явно обеспокоенная, дернула меня за рукав. - Что случилось, вспомнил что-нибудь нехорошее? - Ничего, отворачиваясь от Зоммера, сказал я. - Как это ничего? У тебя щеки позеленели... - Говорю тебе: ничего.
Не трогай меня, не надо...
Кажется, Рита обиделась. К счастью, в эту секунду где-то впереди грянул оркестр, демонстрация зашевелилась и двинулась по направлению к площади.
Плотные сомкнутые шеренги оттерли Зоммера. Я надеялся, что навсегда.
Сердце у меня ощутимо постукивало. И поэтому когда из толпы вылез Хеня и плаксиво начал настаивать, чтобы я хотя бы немного понес транспарант - понимаешь, Жаконя нахрюкался, потеряет, мерзавец, - я довольно-таки решительно ему отказал. Дескать, извини, дорогой, рука не сгибается.
А слегка возбужденная Рита не к месту хихикнула. - Ладно, - сказал обиженный Хеня. - Будет обсуждаться твоя работа, припомним. - И, увидев Шаридова, шагающего с женой и с детьми, закричал, продираясь к нему через шеренги идущих: - Подождите, Халид Ибрагимович, одну минуточку!.. - А вслед за Хеней вылез из толпы бодрый Леха и, потирая руки, со значением подмигнул: - Ну что, деятели, сваливаем отсюда? - Неудобно, обещали пройти с коллективом, - сказал я. - Неудобно на потолке отдыхать, одеяло спадает. В общем, вы, как хотите, а мы всей конторой фью-ить!.. - Леха сделал кому-то из задних призывный жест и, как лезвие сквозь кисель, рванулся поперек демонстрации. Мы с Ритой также начали диффундировать к краю.
Праздничный громадный портрет вождя взирал на нас с ближнего дома.
Занимал он пространство от крыши до первого этажа и, наверное, создавал полумрак в закрытых им помещениях. - Посмотри, - толкнула меня в бок Рита. - Что такое? - Ты - посмотри, посмотри! - Вероятно, материя на портрете была довольно плохо натянута, прямо посередине его вздувался пузырь, и от слабого ветра казалось, что вождь шевелит бровями. Зрелище было забавное.
- Всего через год, - сказал я. - Через год он умрет, а потом это все начнет постепенно разваливаться. Исчезнут партия, КГБ, а республики образуют самостоятельные государства. Вся жизнь переменится. - Я и сам едва верил своим словам.
Слишком уж нереальным казалось такое будущее. Пучина времени, десять лет. - Ты меня, по-моему, все же разыгрываешь, - ответила Рита. - Ну откуда ты можешь знать, тоже мне - прорицатель... - Она пожала плечами. А чего бы ты хотела больше всего? - спросил я. - В жизни или прямо сегодня? - уточнила Рита. - Разумеется, в жизни... - Чтобы так было всегда... - Как сейчас? - Ну да, как в эту минуту...
Она тихо царапнула меня ногтем по ладони. Обтираясь о куртки и о плащи, мы выбрались из демонстрации. Вероятно, в преддверии площади выходить уже было запрещено: вилась цепь ограждения и кучковались за ней наряды милиционеров. Двое тут же направились в нашу сторону, а один помахал рукой, приказывая вернуться. Рита в нерешительности остановилась.
Однако Леха, подняв над головой пятерню, завопил что-то вроде: - Да здравствует наша доблестная милиция!.. - и сержант показал нам тогда, что, дескать, давайте быстрее. Им, наверное, лень было спорить по этому поводу.
На середине улицы я оглянулся: еле-еле бредущий Жаконя упорно пер транспарант, а его самого поддерживал Бампер из технического отдела, причем шли они оба как будто через болотную топь, и башка у Жакони перекатывалась по груди, точно резиновая.
Он все же здорово нагрузился.
А с другой стороны к ним прислонился пухленький Зоммер - тоже, видимо, обессилев, отфыркиваясь и пыхтя, и его перекашивала раздутая посудой авоська.
Подготовился, значит.
Далее неторопливо подтягивались Валечка с Жозефиной.
Команда в полном составе.
- Нормально, - констатировал Леха, дождавшийся нас.
- Пока обошлось без потерь. - И прикрикнул, наверное, сжигаемый нетерпением. - Давай-давай, мужики, шевелите конечностями!..
Светило майское солнце.
- А что это за энтузиаст? - кивая на Зоммера, спросил я. - Что за тип? Он, вроде, раньше в наших мероприятиях не участвовал.
Леха осклабился.
- Кто, этот? Да, толковый мужик, у него с собой четыре фунфурика.
Ну? Пускай посидит, что нам, жалко?..
Он с большим удовольствием потянулся.
Я смотрел на вязкие толпы людей, продавливающиеся в створе улицы.
Колонна была бесконечной: она шла и шла под вопли диктора из репродукторов.
В настоящий момент приветствовали славных советских ученых. - Рра!.. Рра!.. Рра!.. - доносилось с площади. Точно ревело слоновье стадо. Плескались флажки и гирлянды. Качались над головами воздушные шарики. Я почему-то вспомнил доклад Дюваля. Одомашнивание человека, создание новых инстинктов. Трансформация психики в систему примитивных рефлексов. Индивидуум исчезает, отсчетом становится популяция. Генетическое единство постепенно устраняет конфликты. Человечество замыкается в благостном оцепенении.
Как-то так. Во всяком случае, близко к тексту.
- Ну ты что, совсем отключился? - Леха двинул меня кулаком.
Жил он, к счастью, недалеко, и когда мы всей гурьбой ввалились в квартиру, то, конечно, первым делом разместили совершенно обеспамятевшего Жаконю.
Положили его на диван, а заботливая Жозефина подоткнула подушку под голову.
Набросили на него покрывало.
Жаконя только мычал, бессмысленные бельмы закатывались, и даже телевизор, врубившийся вдруг на полную мощь, как ни рявкал, не мог его потревожить.
Он лишь вялым движением навалил на ухо подушку.
- Убавьте звук, - посоветовала Жозефина.
Я уже схватился за ручку, чтобы ее повернуть, и в это время женщина, появившаяся на экране, сказала:
- Передаем подробности катастрофы в Санкт-Петербурге.
По предварительным данным, погибло около тридцати человек. Продолжается сильный пожар на заводе "Пластмассы и полимеры", от огня взорвалась батарея, обеспечивавшая производственный цикл, около трех тонн горючих веществ попало на землю. Жители ближайших домов отселяются. Район катастрофы блокирован. Вместе с городскими пожарными действуют воинские соединения...
После этого звук пропал. Появился из кухни Леха, сжимающий в руках два фужера, и, уставясь в дрожащее прыгающее изображение, как ребенок, обалдело спросил:
- А разве телевизор работает? А он уже неделю, как хрюкнулся...
Экран тут же погас, и на нем проступила стеклянная гладкая серость.
Я заметил, что и вилка в розетку, оказывается, не была воткнута. То есть, электричество не поступало. Тогда я тихо скользнул в соседнюю комнату и, дождавшись, пока Зоммер так же тихо просочится за мной, посмотрел на него - еле сдерживаясь, стараясь не выплеснуть раздражения:
- Это ваша работа?
- Они пытались меня захватить, - сказал Зоммер. - Они нас опять каким-то образом вычислили. Полагаю, что без поддержки церкви не обошлось. Подтянули военных, наверное, особые подразделения.
Между прочим, я там заметил какой-то чудовищный огнемет. Вероятно, они собирались залить квартиру напалмом. Извините, но как мне было еще отвязаться от них? Я ведь даже не защищался, я просто отодвинул их в сторону...
- Отодвинул? - с отчетливым клокотанием в горле переспросил я.
А задумчивый Зоммер похлопал мягкими веками.
- Вероятно, не стоит так волноваться по незначительным поводам. Если вас укусил, например, какой-нибудь муравей, то вы сами смахнете их всех, оказавшихся в это время на коже. Вы не будете разбираться, какой там именно укусил. Разумеется, всех, - и половину при этом перекалечите. Понимаете, это чисто инстинктивное действие. - Он смотрел сквозь меня, как будто в какие-то дали. Было тихо, лишь раздавался за дверью негромкий звяк. Вероятно, накрывали на стол в смежной комнате. Что-то пискнула Валечка, что-то ответила Жозефина.
Мерной поступью протопал Бампер на кухню. Зоммер сжал смешные маленькие кулачки. - Честно говоря, меня волнуют сейчас совсем другие вопросы. Если вы не вернулись, значит, на квартире - "замок".
Вероятно, вас именно потому и отбросило в прошлое. В то же место, но в совершенно другую точку отсчета. И вот это мне, извините, очень не нравится. Я уже когда-то сталкивался с аналогичной проблемой...
Он, по-моему, целиком погрузился в воспоминания. У него даже дернулась, как будто от тика, щека, а зрачки блеклых глаз необыкновенно расширились.
Я безнадежно сказал:
- А, быть может, вам лучше вообще оставить меня в покое? Десять лет в своем прошлом я уж как-нибудь проживу. Осторожненько так проживу, высовываться не стану. Но зато и гарантия, что здесь-то меня не найдут.
А там, в будущем, вы ко мне просто не явитесь. Вы же видите, как-то не складывается у нас. Все, что я предлагаю, вам не подходит: голод, войны, а также ненависть и любовь. Почему-то вы это все безоговорочно отвергаете. Я уже и не знаю, что можно еще предложить. Семинар в этом смысле ничуть не облегчил ситуацию. Там - теория, а тут - реальная жизнь. Вам, наверное, следовало бы выбрать кого-то другого.
Вы подумайте, время, по-моему, еще есть. И, наверное, вы согласитесь, что так будет значительно проще...
Зоммер, однако, меня не слушал, осторожно втянул в себя воздух, повел, как локатором, головой и расставил ладони, точно принимая сигналы.
- Нет, - сказал он после длительного молчания. - Нет, по-моему, здесь все в порядке. Извините, меня насторожил эпизод с телевизором. - И, наверное, успокоившись, весьма снисходительно объяснил. - К сожалению, тут все не так просто, как кажется.
Вы однажды уже просили хлеба, и тогда начался поворот к земледелию и ремеслу. Вы просили любви и мира, и вам - со всей атрибутикой - дана была Нагорная проповедь. Вы просили затем личной свободы - началась Реформация, приведшая к множественности конфессий.
К сожалению, все это уже было опробовано. А каковы результаты? Хлеба, чтоб накормить голодных, по-прежнему нет, войны стали ожесточеннее, особенно за последний век, а дарованная свобода приводит к затуханию личности. Человек растворился в среде вещественных благ: погружается в быт, превращается в окультуренное животное. Искра божьего духа в нем медленно угасает. Вы, по-моему, слышали об этом на семинаре. Нет, здесь требуется что-то иное. - Зоммер неожиданно замолчал и вдруг, сморщившись, сунул руку куда-то за ворот рубашки - с наслаждением почесался и выпрямился, несколько обескураженный. Мордочка его слабо порозовела. Пррроклятье!.. - смущенно сказал он. - Досаждают слабости человеческого организма.
То одно отвлекает внимание, то - другое. Между прочим, как вы полагаете, нас здесь покормят?..
- Наверное, - сказал я.
И тут дверь открылась, и просунулась из гостиной раскрасневшаяся Жозефина.
- Тебя к телефону...
- Меня, точно? - одновременно тревожась и изумляясь, спросил я.
- Тебя, тебя, такой вежливый голос...
И Жозефина исчезла.
Я глянул на Зоммера, который пожал плечами, а затем переместился в прихожую и взял со столика трубку.
- Сергей Петрович, вы нашу передачу смотрели? - сразу же спросили меня. - Вот сейчас, она прошла по первой программе?
- Кто это? - выдавил я, внезапно похолодев от предчувствия.
А серьезный вежливый голос в трубке сказал:
- Неважно. Просто мы хотели увидеться с вами. Возвращайтесь обратно, ваша квартира свободна. Мы восстановили там всю прежнюю обстановку.
А теперь - дополнение к показанному материалу.
В трубке что-то негромко щелкнуло, и Рита, как будто из могилы, произнесла:
- Сережа, я тебя жду. У меня все в порядке, но ты поторопись, пожалуйста. Я тебя очень прошу: приходи обязательно...