День непослушания Щепетнов Евгений

© Щепетнов Е.В., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Глава 1

– Ну, давай, пока! Осенью увидимся! Отдыхай! – Тренер протянул мне руку, и я осторожно ее пожал.

Он был седым, небольшого роста, морщинистым, совсем не видным человеком. Возраст, что поделать! Но рука крепкая, цепкая, будто из железа. Рассказывали: как-то не так давно он стоял на остановке, и докопались до него три гопника. Ну, как это обычно бывает, типа: «Дед, дай закурить! Нету?! Не куришь?! А если поищем?!» – и всё в таком духе. Сейчас активизировались эти, как их… обсосы чертовы… АУЕ. «Арестантский Уклад Един». И откуда повылезала такая мразь? Мне про девяностые рассказывали – вот такая же примерно хрень была. Вроде как. Я-то само собой не видел. Я гора-а-аздо позже родился, так что никак при всем желании не мог увидеть эти самые «лихие девяностые».

Хотя и желания у меня такого никакого не было, если честно. На кой мне вся эта уголовная хрень? Я даже читать про те годы не люблю, как и про сухой закон в Америке. Ну, было, да. Стреляли, да. Кучу народа положили. Ну и что? Сейчас другое время. Живем!

Но да речь не о том. В общем, наехали ублюдки на «дедушку». Только вот «дедушка» вообще-то мастер спорта международного класса по боксу. В прошлом, да, но ведь навыки никуда не деваются! И все рассказы о том, что с годами реакция становится слабее – это для идиотов. Вон посмотрите, как китайские ушуисты скачут! «Старички»! Молодые обзавидуются!

Три удара – три нокаута. Сел в маршрутку и уехал.

Ненавижу тварей! Хотели над дедом поглумиться. Ну вот правда, что у них в головах? Седой человек, беззащитный (и я не про Фаткуллина!), надо свою удаль показать!

Надеюсь, он им челюсти поломал. При правильно поставленном ударе челюсть ломается на раз, как стеклянная. Главное – знать, куда ударить. «Дедушка» точно знает. Хороший он мужик, уважаю! Да что «уважаю»? Считай, родня! Он мне как дядя. Или как дед родной.

Распрощавшись с тренером, медленно побрел к остановке. Ехать мне в Юбилейный, мы там живем. Папа, мама и я. Больше у нас тут родни нет. Папа говорит, перемерли все его родичи. У мамы родня на Урале. В Орске у нее брат, дядя Яша, а мои дед и бабка дальше Орска живут, в забытом богом и людьми рабочем поселке Домбаровка.

Был я там, в этой Домбаровке, и не раз, и впечатление просто ужасное – степь кругом, пыль… выгоревшая трава… старые терриконы… и… и ничего больше, чтобы «и». Дед раньше работал в геологоразведке бурильщиком, а потом геологоразведку прикрыли. Так что и работать ему стало негде. Но тут пенсия подоспела. Так что застряли мои деды в Домбаровке среди степей.

Да и по правде сказать, а куда им податься? К нам? Продать дом и купить что-то в Саратове? Так их домишко доброго слова не стоит, кто за него нормальные деньги даст? А наш Саратов хейтеры хоть и называют грязным Засратовом, так все-таки областной город с почти миллионным населением, а если с Энгельсом посчитать, который почти Саратов и расположен через речку по имени Волга, так и больше миллиона будет. Соответственно и цены не как в Домбаровке. Вот и сидят там, телевизор смотрят и буржуев ругают. Мы им подкидываем деньжат (я сам слышал, как папа с мамой об этом говорили), дядя Яша подкидывает, так что не бедствуют. Да и пенсии вроде как неплохие – я слышал, что у геологов хорошие пенсии. Точно не знаю, но вроде как хорошие.

Как мама здесь оказалась? За тридевять земель от Домбаровки? А папа увез! Он, бывший военный, уволился и какое-то время жил в Домбаровке. Встретил маму в поликлинике – она терапевтом там работала, а ему какая-то справка была нужна. Или простыл, что ли… не помню я точно – в общем, увидел ее и сразу запал на девчонку! Ага, эпичные истории из семейного архива, никому не интересные, кроме их участников и детей с внуками.

Нет, я не циник. Но когда слышишь эту историю в пятисотый раз, начинаешь ее тихо ненавидеть. Глупо, да, понимаю – не дурак! Мне все-таки пятнадцать лет стукнуло пятнадцатого мая! Но вот так – каков есть.

Кстати, в боксерскую секцию меня отец привел. Говорит, мужской спорт! Он сам когда-то занимался, в юности, даже мастера спорта добыл. Когда в армии служил. А потом остался по контракту, получил звание… служил где-то – где точно, я не знаю, не говорит. Подозреваю – воевал. Видел я его ордена, хотя он их усиленно прячет! Зачем прятать-то, не понимаю. И следы от пуль видел – он ранен в левую руку, в грудь и в ногу. Только вот говорить о них отказывается категорически. Мол, подрастешь, тогда и расскажу! Только куда мне еще расти-то?! Хе-хе-хе… в пятнадцать лет сто восемьдесят четыре сантиметра рост! Тренер, к слову, мне в подмышки дышит!

Хотя почему и не подрасти? Отец-то сто девяносто пять. А дети всегда выше своих отцов вырастают – сыновья, имею в виду. Хотя сейчас и девчонки еще те кобылы! Вымахают – ой-ой!

А мне, с моим ростом, в боксе, если честно, одни плюшки! Нет, не в смысле, что я плюхи получаю, совсем нет! Плюшки – в смысле «очень хорошо». Ну, вот только представить – выходит против меня чувак моего возраста, и… он на голову ниже! А кто виноват? Расти! Каши больше ешь! Хе-хе-хе…

Я, когда пришел в секцию бокса, был рыхлым, с лишним весом. Меня мама даже к эндокринологу водила – вымахал здоровенный, разжирел! Небось, непорядок в организме! Но оказалось, порядок. Надо только больше заниматься, бить по груше, и станешь ты большим и красивым. Главное, чтобы нос не своротили. И уши не сломали.

Да-а… как же мама ругала отца! «Бить по вместилищу разума! Последние мозги вышибут! Тебе, видать, вышибли, что ты его туда повел! Обалдел, что ли?!»

Вот прям обидно стало – чего «последние»-то?! Учусь я вполне так… ну, на тройки, да! И что? И без золотой медали можно в люди выйти! Кстати, решил – или в военные пойду, или в менты. А что? Папа участковый, вполне себе хорошая работа! Все уважают, и даже денежки водятся. Невеликие, но есть. Нет, взятки он не берет, насколько я знаю. Не такой человек. Да и какие взятки у участкового? Не ГАИ же.

Хотя кто знает… я же в это дело нос не сую. Нам хватает денег. Мама в поликлинике работает, тоже денег приносит. Да, «Мерседеса» нет – ездим на «Гранте», ну и что? Везет тачка, да и ладно. Вот выиграю Олимпийские игры, и будет у меня джипяра!

Нет, ну а чего? Я уже сейчас камээса сделал, только возраст не позволял получить. Тренер говорит, что я перспективный. Да и сам знаю – в хорошей я форме. Дыхалка – норм, скорость – норм, мускулатуры – хоть отбавляй! Мне моих пятнадцати никто не дает!

В армию пойду – сразу в спортроту. А там выучусь. Офицера получу, вот и буду армейцем ездить по соревнованиям. А что, мне нравится. Я люблю спорт. Люблю ощущение ноющих от нагрузки мышц, люблю запах спортзала, люблю мандраж соревнований… и радость, переполняющую душу, когда ты стоишь на верхней ступеньке! Классно ведь!

Мама потом успокоилась – на улице не болтаюсь, не курю, не пью, школу не прогуливаю. А что еще мамам надо? Ну, стучат мне иногда по башке, так не сильно же. Да и я стараюсь не дать им постучать.

В общем, впереди лето, пляж, солнце! Тренировки до осени прекращаются – мы же любители, не профи. На сборы пока не ездим. Все впереди, а пока каникулы! Ура-а! Оценки выставлены, экзамены сданы (пусть и с грехом пополам), теперь – отдыхай! Играй на компе, гуляй, бегай на городской пляж, купайся!

Папа грозился нас отвезти в Крым – посмотреть, как этот полуостров там крымнашится, по мосту проехать. Но что-то верится с трудом – отец вечно в работе, вечно времени нет. Участковых вообще не хватает – никто не идет туда работать. Взяток не дают, а пилюлей от начальства больше чем достаточно (с папиных слов!), так что текучка бешеная. Пришел человек, поработал годик-полтора и ну валить из участковых в охрану или в гаишники. В охране ни хрена делать не надо, а в гаишниках бабло можно рубить. Ну и вот снова папа мой на три участка пашет. Ему не привыкать, он большой!

Ругается, конечно. Грозится на пенсию выйти – возраст-то позволяет. И выслуга. Сорок шесть ему уже. С мамой у него разница в одиннадцать лет. Мама еще молодая, ну что такое в наше время тридцать пять лет? Да она и выглядит как девчонка – худенькая, маленькая, эдакая снегурочка. Когда нас с папой видят рядом с ней, люди только ахают. Ну как такая могла родить МЕНЯ?!

Трудно родила, насколько знаю. Потому нет у меня ни сестер, ни братьев. Нельзя ей. Иногда жалею, что, кроме меня, нет у нас в семье детей – наверное, весело, когда у тебя куча братьев и сестер. А с другой стороны, посмотришь, как братья-сестры собачатся, в кровь друг другу морды бьют, ненавидят друг друга, так и подумаешь: а на фига мне это надо? Когда один – все плюшки мои! Вся любовь родительская – мне!

Ага, эгоист чертов! Хе-хе… Нет, не эгоист я – прагматик.

Да, вот такие слова знаю! Начитанный, однако. Книжки читаю, в последнее время вот слушать пристрастился. Все больше фантастику – про попаданцев всяких. Ну и в сетевые игры гамаю. «Силкроад», «Айон», все такое. Правда, в последние годы мало уже стал играть. Некогда. После тренировки – какой тебе «Айон»? Дополз до дома, сделал уроки да спать! А утром опять в школу.

Ненавижу школу! Ненавижу, и всё тут! Нет, меня там никто не обижал – да и попробуй меня обидь! Я спокойный, как танк, и так же наеду – только кости захрустят. Просто не люблю сидеть целыми днями на жестких стульях и слушать всякую чушь, которая мне в жизни, скорее всего, не пригодится. В общем, не хочу в школу!

– Эй, Комар, здорово, штоль! Зазнался? Типа чемпион стал?

Тьфу! Задумался, не заметил – Вадька. Вадим Гладин. Вообще-то говнюк, если разобраться. Когда-то мы с ним почти дружили, гуляли, играли вместе. Потом он пару раз неправильно себя повел, паскудно – я его и послал подальше. Мы с ним в одном классе учились, а потом он на Гору перевелся, родители в ПНГДУ работают, квартиру тут купили, чтобы не ездить на работу с Юбилейного. Ну и перевели его в одиннадцатую школу.

Я его давно не видал, года два, не меньше. И не скажу, чтобы хотел видеть. И вообще, терпеть не могу, когда меня Комаром называют. Кто ты такой, сморчок, чтобы меня Комаром называть? Вырасти вначале!

Я-то вырос, а вот Вадя остался прежним. Только вертлявый стал, как на шарнирах. Под уголовника косит. АУЕ, что ли? Ну что их так туда манит? Что хорошего, если ты на кичу загремел? Это крест на всем! Ни хорошей учебы, ни в менты, ни в армию – никуда! Только на нары. Дебилы, ей-ей!

Отец всегда ругался: молодняк пошел – просто мразь какая-то! Даже в девяностые такого не было. Тогда просто выживали, голодали. В бандиты шли не от хорошей жизни – просто некуда было деваться. А сейчас чего? Вот Вадька – чего ему надо? Родители в нефтянке, хорошо зарабатывают. А сынок? Сынок ходит, как этакая братва из сериала про «Бригаду». Типа черная масть! Какая ты масть?! Говно ты на палочке!

– Чего надо, Вадя? Че хотел?

– Поздороваться хотел. А ты вон че… зазнался! Видали, пацаны? Комар какой важный стал! Папа мент, так теперь на пацанов можно класть с прибором, да? В натуре ты козел, Комар! Мусорская прокладка!

Так. Похоже, сейчас начнется. Ну ладно, обсосы, щас я вам камээса покажу. Не видали еще камээса? Увидите!

– Слышь, Глад… – вмешался один из парней, что были с Вадимом. – Че ты с ним базаришь?! Это же мусорской! Смерть мусорам! АУЕ форева!

Я оглянулся по сторонам – никого. Даже на остановке никого нет – все как будто испарились. Вот только что ждали маршрутку – и уже никого нет! Почуяли кипеж, что ли? Так. Пофиг. Их четверо вместе с Вадей. По слухам, Вадя там вроде как карате занялся, вот сейчас и быкует. Типа крут сделался!

Кстати, это давнее противостояние: кто круче, боксеры или каратисты. Вечно кто-то начинает на эту тему рассуждать – мол, кто кому набуздает. Тренер говорит, ерунда все, балет это. Чтобы получить реальный результат от того же карате, надо заниматься долгие годы, да еще и не простым карате, а контактным. То есть реально получать по мордасам. И реально наносить удары, по противнику. А таких контактников хорошо если процентов пять, а скорее всего один процент и меньше. Остальные – балеруны, которые танцуют свои «ката», имитируют удары. А вот нас учат нокаутирующим ударам. Нас учат принимать удары и отдавать.

Помню, ролик в сети смотрел – там вышли в круг два бойца, один занимался капоэйрой, второй – чистый боксер. Тот, что с капоэйрой, сальто делал, колесом ходил, на одной руке стоял – круто, красиво! Ну, типа на зрителя маркетинг наводил. Понтовался, проще сказать. Боксер стоял и смотрел на такое чудо. А потом сошлись. Три секунды длился бой. Боксер просто поймал этого акробата на прямой правой, и тот лег, как трава. Все! Бой закончен!

Медленно опускаю сумку с плеча на землю, боковым зрением вижу, как двое заходят с боков, а Вадя и еще один ушлепок остаются передо мной и вроде как незаметно делают небольшой шажок. Сердце колотится, даже немного потряхивает. Дрожь в руках. У меня всегда так бывает перед соревнованиями, а когда начинается бой, успокаиваюсь.

Итак, первого валить Вадю, потом того, слева, тощего длинного парня моего возраста. Да они все моего возраста, плюс-минус. Одноклассники Вади, точно. Про эту одиннадцатую школу рассказывали, там у них западло хорошо учиться. Отличников бьют – мол, прогибаешься перед режимом. Реальный пацан не прогибается! Только козлы гнутся перед красной мастью!

Заигрались, твари. И если бы только в Саратове! Говорят, и в других городах такое. Как будто вирус такой пошел!

Главное, чтобы у них «пера» не было. Попишут ведь, твари. А могут и до смерти. Ауешники – еще те гниды. Ненавижу! И не потому, что папа мент – просто ненавижу, и все тут! Строят из себя крутых бандитов. Ну, ближе, ближе, твари!

И тут грохнуло! Да так грохнуло, что стеклянная коробка остановки заколебалась, зазвенела, а я едва удержался на ногах!

Вспышка! И по небу огненная полоса!

– Да … ь!

Мои противники растерянно застыли там, где их застало. Что именно застало? Да кто же его знает, что застало! Первая мысль – америкосы бомбанули. А что – в Татищеве ракетные шахты, туда будут долбить в первую очередь, а до нас уже взрывная волна докатится. Кстати, тоже мало не покажется, тут расстояние по прямой сорок километров. Если положат в Татищеве что-то большое, и тут будет кисло.

Еще вспышка! Еще!

Много, много вспышек!

Грохот, будто пролетел сверхзвуковой бомбардировщик! Вот ни хрена себе!

– Дым! Гля, пацаны, промысел по ходу горит! – радостно взвизгнул один из парней. – Щас пожарники поедут! Ништя-а-ак!

– Ты че, ох…л?! – резко бросил крепыш, что стоял справа. – Какой ништяк, в натуре? У меня маман на промысле работает! Ты че, радуешься, что моя мама сгореть может, а?! Ты че, козлина, в натуре, берега попутал?! Ты че базаришь?! Как с гада щас спрошу!

Я потихоньку поднял сумку, повесил на плечо и пошел в сторону, стараясь не оглядываться на моих потенциальных противников. Лучше к следующей остановке дойду, не разломлюсь. Во-первых, эти твари вполне могут накапать на меня в ментовку, и я буду неправ. Ну… когда им челюсти переломаю. По закону – я должен позволить им себя избить и потом уже заявить в полицию. А если я все-таки переломаю им челюсти и носы, меня же и посадят. Ведь я боксер, а, как известно, это отягощает вину. Потому что профессионально владею приемами рукопашного боя. А то, что они сами занимаются дрыгоножеством, никому не интересно. Пострадавшие-то они, а не я!

Дикость, конечно. Папа всегда ругается по этому поводу – дурное у нас законодательство. Кстати сказать, он всегда был за свободное владение и ношение короткоствольного оружия – тех же пистолетов. Мол, когда будут знать, что жертва может ответить, уже не так буро полезут. Наверное, он прав, хотя мама и говорит, что, если раздать оружие всем желающим, сейчас и начнется беспредел.

Глупости, конечно. У нас вот дома два ствола – охотничьих, конечно. Папа еще с юности сохранил. Пятизарядка «МЦ-21–12» и курковая тулка «БМ», шестнадцатого калибра. Папа раньше ездил на охоту – зайцев гонял. Но в последние годы не ездит – некогда. А ружья лежат, и патроны лежат. Выезжали как-то, стреляли по банкам. Он меня учил ружьями пользоваться – мол, в жизни пригодится. Гораздо лучше кортика, точно можно от бандитов отбиться.

Почему кортика? Ну, это анекдот такой, его президент рассказывал. Парнишка один взял и сменял папин кортик на красивые дорогие часы. А отец обнаружил такое безобразие и говорит: «Да, хорошие часы! А вот теперь представь, сынок: пришли в наш дом бандиты. Меня убили, твою сестру и маму изнасиловали, избили. А тут ты выходишь с часами и говоришь: «Московское время двадцать часов пятнадцать минут!»

Я всегда смеялся, когда слышал этот анекдот, хотя и не совсем понимал – что может сделать кортиком какой-то там пацан. А вот ружьем – да! Если что, патронов у нас хватает. Всякое там АУЕ поляжет, как трава!

Помню, как первый раз выстрелил из бээмки. Мне десять лет было, я тогда еще мелкий был, ну и вот, приклад взял, да и на плечо положил. И жахнул!

Ох оно и лягнуло! Губу разбил и указательный палец скобой рассадил. С тех пор знаю, что ружье – это серьезно, даже если оно и выглядит так несерьезно, как бээмка.

М-да, красиво! Нет, не ружье красиво, хотя я обожаю оружие. Любое оружие! Ружья, ножи, мечи, пистолеты! В игре я всегда воин, «танк». Нравится мне мечом махать! В отца, видать, он тоже оружие любит.

Красиво – на небе! Все небо в росчерках! Метеориты, теперь понятно. Только таких метеоритов я и не помню. Челябинский? Так он один был такой! А тут – все небо в полосах!

И снова жахнуло. Да не где-то, а рядом! Меня даже воздухом толкнуло! По Бакинской как раз ехал какой-то джип или не джип – так от него осталась только кабина! Капот, двигатель – все разлетелось вдребезги! Мимо меня что-то промелькнуло – успел заметить, все-таки реакция боксерская. Когда опомнился после того, как бабахнуло, – взрыв это был, что ли? – в огромном старом тополе торчала железяка. Не знаю, где в машине стояла эта кривулина длиной сантиметров тридцать и похожая на кривую букву Г, но то, что она когда-то была в машине – это точно.

Мороз по коже продрал. А если бы чуть правее?! Ой-ой… башки бы как не бывало! Самое интересное – люди в машине остались живы! И, похоже, даже не пострадали. Вылез мужик и с ним девчонка – оба, видать, в шоке, глаза вытаращили, смотрят на машину.

Жалко машину, ага. Новая была! Или был? Ну, если джип – был. Если машина – была! По русскому у меня отлично. Я хоть и спортсмен, и мне положено быть тупым, с выбитыми мозгами (хе-хе-хе!), но соображаю. Читаю много. Отец приучил читать. Правда, теперь все больше слушаю – времени нет читать. Но зато везде книжки слушаю – в автобусе, маршрутке, даже в спортзале. Тренер вначале ругался, потом отстал. Не мешает же!

Ну ладно, поглядел на аварию, и хватит. Домой надо ехать! И только тут дошло в полной мере: а я ведь только что едва не погиб! И не только от железки – ведь метеорит мог попасть и в меня! Шлеп! Как жучка бы прихлопнуло!

Кстати, читал про то, как исчезли динозавры. Есть такая версия, что динозавров метеорит убил. Жили они себе, жили, жрали все, что шевелится, и вдруг… рраз! Метеорит в Землю шарахнул! Земля аж повернулась, полюса сменились. И там, где были леса, стала пустыня, где степи, лед нарос. Ну и так далее. В общем, климат сменился, и динозаврам кирдык. Когда я об этом прочитал, сразу подумал: а если?! И будут нас раскапывать, как динозавров! И вот как нарочно – бах! И готово! Чуть не прибило каменюкой!

А дым над промыслом такой… конкретный. Неслабо горит! Опасное это дело. С Горы нефть в Волгу пойдет, потравит рыбу. Пляжи загадит. Несчастной Волге и так уже досталось – рыбы нет, грязная. Вся рыба внизу, до Волгоградской плотины, а у нас грязная помойка, а не Волга! Отец всегда ругается по этому поводу: эта ГЭС – какое-то дьявольское сооружение. И что ведь творят! Вот сейчас, к примеру, нерест рыбы. Куда она нерестится? На кустики, на подводную траву возле берега – чтобы тепло, чтобы к солнцу поближе. Инкубатор, так сказать. И тут эти самые начальники с ГЭС дают приказ – открыть плотину! Сбросить воду! Слишком много ее накопилось, воды этой. Ну и открывают. Уровень воды падает, и вся икра остается на берегу. Высыхает. И как это назвать? Это даже не головотяпство, это преступление! За это сажать надо!

Я согласен с отцом, верю ему. Если он сказал, все так и есть. Папка редко ошибается, и только по незначительным поводам.

Пока думал о Волге и вообще обо всем, подошла маршрутка, обогнув разбитый автомобиль, из нее посыпались люди, тут же изумленно оглядываясь на казненный джип. Я открыл дверь маршрутки рядом с водителем и плюхнулся на сиденье. Хватит на сегодня приключений! Домой хочу! К маме! Сейчас борща натрескаюсь и спать… устал, ей-ей. Впереди лето, впереди каникулы, и все будет хорошо, очень, очень хорошо!

Вот это ее занесло в глухомань! А все мамочка! «Поезжай к бабушке! Отдохни! Там Волга! Пляж! И бабушка рада будет! Бабушку навещать надо!» Ага, навещать! А сама свалила с Арнольдом на Мальдивы! А Настя теперь должна протухать здесь, в дурацком Саратове! Засратове! Вот! Засратов! Тьфу!

Настя потянулась, от чего ее майка задралась едва не на шею, и задумчиво почесала левую грудь. Потом внимательно осмотрела ее на предмет прыщика и недовольно поморщилась: сыпь какая-то, что ли? В этом городишке, того и гляди, подцепишь какую-нибудь дрянь! То ли дело Москва! Чистота, порядок. Все выметено, все красиво. А здесь… пыль, дороги дрянные, да и люди, честно сказать, хреноватые! Саратов, одно слово!

Нет, она уже не саратовская! Ведь большую часть жизни прожила в Москве! И она не такая лохушка, как здешние девки! Тут и ребят нормальных нет, не с кем пообщаться. О чем со здешними говорить? Московских новостей они не знают, а саратовские ей не интересны. Да и город ей не интересен. Волга? Да на кой черт ей это грязное болото?! Кстати, даже на пляж не с кем пойти! Она никого тут не знает!

Настя встала, подтянула трусики, подошла к зеркалу, висящему на стене. В это зеркало когда-то смотрелась и мама, перед тем как отправиться на завоевание Москвы.

Мама была актрисой. Не самой успешной, хотя роли в кино у нее и были, но все-таки актрисой. Притом красивой, очень красивой женщиной! И в общем-то, не дурой, это все говорили. Только вот не везло ей – ни с ролями, ни с мужиками. По крайней мере, она так говорила – не везет! Уже став постарше, Настя стала понимать, что все не так просто, что вряд ли мамины неудачи – результат происков многочисленных завистников и врагов. Вполне вероятно, что мама посредственная актриса, которая только и умеет, что надувать губки, становиться в профиль с задумчивым взором и при первой же возможности обнажать свое замечательное тело. На которое, само собой, имеется целая туча желающих.

И с мужиками все непросто: уж очень мамочка любит повеселиться, да еще и в компании мужиков. Мужики любят шлюх, без всякого сомнения, вот только женятся на них очень редко и неохотно. А маме очень хотелось замуж, очень! Возраст-то уже того… за тридцать! Скоро не помогут ни дорогие кремы, ни процедуры. Ботекс, операции – это все для замужней.

Настя ее прекрасно понимала! От матери она унаследовала кукольную мордашку, великолепное тело, форму которого поддерживала в спортзале (модно быть спортивной и вести ЗОЖ!), а от отца, который растворился в неизвестном направлении после рождения Насти, – холодный, расчетливый ум.

Дурой Настя не была, это точно, и трезво оценивала свои шансы. Вот окончит школу, а потом… Неплохо бы поступить во ВГИК, но кто ее туда пропустит? Там только свои! А мама, при всей ее тусовочно-киношной деятельности, к «своим» никак не относится. Так, мелкая шлюшка-актриска, которой можно поделиться с другом. Не профессиональная путана, но… как-то близко к тому.

Противно, да. Настя такой не будет, точно!

Училась она на отлично, не выпивала, наркотой не баловалась, занималась фитнесом и даже бегала по утрам. С мальчиками не тусовалась – в свои пятнадцать лет была не просто девственницей, но и не участвовала ни в каких игрищах, придуманных развитыми и продвинутыми одноклассниками, в которых можно было получить сексуальое удовлетворение без обычного секса. Никакого петтинга, так сказать. Никаких вписок, записок и всякого такого. «Руссише герлз – облико моралез!» – как она любила обламывать очередного желающего потискать ее не такие уж и маленькие, крепкие груди.

Нет, вообще-то она парней понимала – модельная внешность, шлюховатое, глуповатое личико, титьки торчат так, что никакого лифчика не надо, – естественно, парням хочется познакомиться с ней поближе. Но ей этого не надо. Она знала, чего хочет, – или ВГИК, или МГУ, потом богатый мужчина, и… все будет хорошо. Не как у мамы!

Именно мужчина, а не щенок, не разбирающийся в жизни и живущий за счет папаши. Мужчина, который будет носить ее на руках, холить, лелеять и даст ей все, что она ни попросит! И она отдаст ему свою девственность и свою душу. Потому что так правильно. А если он вздумает ее предать, попробует от нее отделаться – отсудит у него пару-тройку миллиардов зеленых и будет жить в свое удовольствие. Вот так, и никак иначе!

Скучно. Вчера, правда, был прикол – метеоритный дождь! Вот это прикол так прикол! Все небо в полосах! Как будто его кто-то исчеркал! Настя смотрела на полет метеоритов с лоджии – красиво просто невообразимо!

Потом слушала в новостях – оказывается, такой дождь прошел по всему миру, не только в России. Где-то даже с последствиями: разрушения, пожары и все такое прочее. Кстати, в новостях и Саратов упомянули, мол, на нефтепромысел камешек залетел. Занимаются тушением пожара, бла-бла-бла… все пожарные со всего города. Но отсюда не видать… Потушат, чего уж там.

Настя снова зевнула и побрела в ванную, на ходу стягивая маечку и трусики. Снова посмотрела в зеркало – ну нравилось ей себя разглядывать, нравилось! Рост почти сто семьдесят! Ноги – от зубов! Соски торчат! Голубые глаза блестят! Золотые локоны кудрятся! Ну не хороша ли я?! Кто на свете всех милее, все прекрасней и белее?!

Нет, насчет «белее» – Настя белизну не любила. Красивый загар – наше все. И лучше чтобы никакого следа от лифчика и трусиков. Где в Москве загорать? Да что, соляриев мало, что ли? При каждом фитнес-центре их как грязи! Мамочка следит за своей физической формой и на Настю денег не жалеет (небось надеется на ней паразитировать мамуленька, когда в тираж выйдет!), так что Настя и занимается, и загорает. Загар ровный, красивый, золотистый. Жаль, что некому показать, но… если надеть короткие шортики, короткий топик и пройти по улице – сто процентов гарантии, что все парни и мужчины просто свалятся к ее ногам, как подрубленные деревья!

Мамочка, перед тем как отправить к бабушке в Саратов, посмотрела на нее этаким странным-престранным взглядом и задумчиво так сказала: «Хороша! Мечта педофила!» И после этого законопатила Настю в Саратов на все лето. И Настя подозревает почему. Арнольд, старый пердун, все зенки сломал, разглядывая Настину задницу. Похоже, что мама почуяла в дочери конкурентку. Мамочка тут собаку съела, в этих самых любовных делах, чует «зверя»!

Только Насте этот чертов волосатый кавказец не нужен. Что, мама думает, Насте еще не предлагали? Да как минимум двое из маминых сожителей предлагали Насте, так сказать, полный пансион в обмен на ласку и уступчивость! Пришлось даже сказать, что посадит идиотов – ей «надцать» лет, куда лезут, дебилы?

Но маме ничего не сказала. Будет скандал, и еще неизвестно, кто пострадает. Вполне вероятно, Настя. Те сразу откажутся, скажут, что она их соблазняла, мамаша легче поверит им, чем дочери, и… жить в Саратове у бабушки Насте как-то и не хотелось.

Кстати, эта вот поездка как бы не стала роковой. Надумает мамаша, что Настя стоит на дороге к маминому успеху в личной жизни, и… прощай, любимая Москва! Прощай, метро, прощай, Арбат! Здравствуй, пыльный Саратов с грязной Волгой и разбитыми тротуарами. До восемнадцати лет – пока Настя не достигнет совершеннолетия и не пошлет мамочку по известному адресу.

Настя в сердцах фыркнула, подошла поближе к зеркалу. И правда, что за сыпь у нее на животе, чуть выше лобка? Нет, ну на лобке-то бывает сыпь – после бритья, сейчас все девчонки бритые, а «мохнашек» считают тупыми колхозницами, так что приходится соответствовать, но та сыпь совсем не сыпь, а раздражение! А тут… красное все! Как аллергия! А на что аллергия? У Насти нет аллергии. По крайней мере, не замечала. Вот мама каждое лето сопливится, капли в нос капает, а Настя – нет. А тут…

Ладно, всё потом! Сейчас душ примет, потом разберется, что и как. Надо посмотреть в аптечке – у бабули должны быть лекарства от аллергии, надо только хорошенько поискать.

Встала в ванну, задвинула пластиковую занавеску. Включила воду, отрегулировала, стала поливать себя, стараясь не намочить волосы. Намочишь, придется их сушить, расчесывать – задолбаешься! Неохота. Вечером если только.

Кстати, а где бабуля? На рынок небось пошла, он тут рядом. Старается накормить внучку свеженьким.

Хорошая она! Не то что раздолбайка мамаша… Та сунет денег и вроде как выполнила родительские обязанности. А поинтересоваться, как у дочери учеба, как себя чувствует, так нет. В конце-то концов, просто поговорить можно хоть когда-нибудь?! Сколько Настя себя помнит с тех пор, как уехали в Москву, – она одна. Или с няней, которой до нее, до Насти, совершенно фиолетово, лишь бы время отбыть.

Бабуля, конечно, достает своей заботой, но… приятно, когда о тебе заботятся, когда за тебя переживают! Когда чувствуешь, что ты не одна. Бабуля вообще-то врач, до недавних пор в поликлинике работала, сейчас уже не работает. На пенсии. Скучно ей – вот Настю и тетешкает. Да пусть… не дай бог помрет – никому больше Настя не нужна будет. Так она раз и сказала: «Эх, внученька, внученька… вот помру, и никто о тебе больше не позаботится! Никто тебе подушечку не поправит, одеялко не подоткнет! Мамаша непутевая, ей только задом вилять. Надеюсь, у тебя жизнь сложится по-другому!»

Настя тоже на это надеялась, и даже очень. Очень.

Вдруг затошнило. Да так затошнило, что Настя не удержалась, согнулась в спазме и фонтаном выдала все, что у нее было в желудке. А так как в желудке почти ничего и не было, процесс оказался довольно мучительным. Одна желчь, слизь и… и больше ничего.

Когда Настя пришла в себя, тяжело дыша и отхаркиваясь, она задумалась, надо ли позвать бабулю. Да, скорее позвонить бабуле! Она все устроит! Она вылечит, что бы это ни было! Хоть холера, хоть чума – против бабули не устоят! Порвет за Настю!

Смыла с опоганенных бедер рвоту, быстро вытерлась, побрела в свою комнату на поиски айфона. Подташнивало, голова кружилась, в глазах все плыло. Остановилась у зеркала, посмотрела на себя и с ужасом потрогала живот пальцами правой руки. Живот был багровый, будто ошпаренный кипятком, и притрагиваться к нему очень больно!

Превозмогая слабость, достала из шкафа чистые трусики, майку, оделась. На всякий случай достала еще и уличную майку, и шортики – вдруг придется «Скорую» вызывать? Не хочется сверкать почти голым задом перед врачами.

Из глаз потекли слезы – что с ней?! Что это такое?! Она ведь вообще практически не болеет! Даже грипп, и тот ее обходит стороной, когда полкласса «отдыхает» по справке, а тут… Саратов! Чертов Саратов! Говорят, здесь проводят испытания химического оружия! Или его уничтожают? А еще – тут есть институт «Микроб», где разрабатывают всякие гадости-вирусы, чтобы заражать врагов! Может, оттуда какая-то пакость вырвалась? А что, как в фильмах про зомбаков!

Снова затошнило, и Настя побрела в ванную искать тазик. Про айфон она уже забыла. Настя всегда была очень чистоплотной девушкой, потому физически не могла наблевать на ковер у кровати. Да и вонять потом будет…

Тазик нашелся – старый, еще советский. С розами по эмали и отбитым боком. Настя помнила его всю свою жизнь, похоже, он был гораздо старше ее самой. Поставила тазик у постели и только тогда вспомнила про айфон. Достала его с полки, набрала номер бабули. Та ответила практически сразу – видать, сама хотела звонить. И голос ее был встревоженным:

– Настюш, с тобой все в порядке?! Тут такой ужас! Похоже, эпидемия! Ты не выходи из дома, я скоро приду!

– Бабулечка, приходи скорее! – выдавила из себя Настя, борясь с приступом тошноты. – Мне очень плохо!

И потеряла сознание.

Плохо. Мне было ОЧЕНЬ плохо! Началось все утром, часов в девять. Я собирался сегодня поспать подольше – святое дело, каникулы! Можно дрыхнуть, и никто не начнет кричать у тебя над ухом: «Подъем! В школу пора!» Родители все это понимали и, посмеиваясь, старались не разбудить. На столе – вареные яйца вкрутую, лучший завтрак для спортсмена; вазочка с вареньем, хлеб под салфеткой, ну и записка, это уж само собой. Обычно в ней пожелания типа: «Хлеб в печи, вода в ключах, а голова на плечах!» Ага, «Мальчиш-Кибальчиш». Папа мне читал его в детстве, когда я еще не умел читать. Мы лежали рядом, я касался головой его литого плеча, а он читал глуховатым басом, стараясь менять интонации, когда говорил за разных героев. Хорошо было! Очень хорошо!

Хотя мне и сейчас хорошо. Хм… было хорошо. Пока не проснулся от дичайшего приступа тошноты! Меня просто скрутило пополам, и я едва успел добежать до унитаза – плюхнулся на колени и давай рычать! Глотку жгло, перла кислота из желудка – съеденное вечером успело перевариться, так что кроме желчи и соляной кислоты – больше ничего. И тем хуже для меня.

Может, молока попить? Чтобы было чем блевануть?

Только подумал о молоке и вообще о еде, так меня тут же снова начало полоскать. Нет, не то! Если регидрону выпить? Должен где-то быть. Мама всегда говорила: если отравлюсь и меня начнет рвать, так сразу регидрон пить. И воды – много. Мама врач, ей виднее.

Поднялся, пошел умываться, смывать с губ вонючую слизь. Смыл, прополоскал рот, глянул в зеркало и ахнул! Живот весь красный! Ну просто как рак красный! И с какого хрена?!

На всякий случай нашел тазик. Поставил его у кровати и плюхнулся на постель, чувствуя, как тяжело толкается сердце. Голова кружилась, слабость – аж руки трясутся. И что делать? Маме звонить? Хм… ну не папе же. Кто у нас врач? Папа только калечит. Злодеев. Хотя уверен, перевязку он может сделать просто мастерски. Я раз руку себе распорол – вон шрам на запястье, – он так ловко повязку наложил, даже мама удивилась и спросила, чего она о нем еще не знает. Он только отшутился, мол, чего не знает, того и знать не надо. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Ага, папа не смотри что на вид громила, тупой ментяра – он Шекспира наизусть цитирует, считает в уме, как компьютер, и на гитаре играет. Песен знает – море! Кстати, и поет неплохо.

Нашел смартфон, только собирался звонить маме, и… вот она! Как чует!

– Сынок, ты уже не спишь?

– Мам! – Я хохотнул через силу, борясь с тошнотой. – Если я нажал на кнопку вызова, значит, уже не сплю, как ты думаешь?

– Сынок, с тобой все в порядке?

– А ты откуда знаешь? – вырвалось у меня.

– Что?! – всполошилась мама. – С тобой плохо, да? Живот красный, тошнит, голова кружится?

– Да… – немного растерялся я и тут же сообразил: – Что, я не один такой, да?

– Да! – Голос мамы стал деловитым и внешне спокойным, хотя я чувствовал нотки сдерживаемого возбуждения. – Никуда не ходи. Лежи. Я скоро приду! У нас эпидемия – в основном дети. Есть и летальные исходы – в основном младенцы. Сынок, все очень серьезно! Держись, я скоро!

Я ничего не ответил – а что говорить? Мама все сказала. Теперь лежать и ждать, когда она изгонит из меня беса по имени «болезнь». Что за болезнь, ей виднее. На то она и врач! И мама. Мама меня в обиду не даст!

Меня снова скрутил приступ тошноты, и я перегнулся с кровати к тазику. Ох и хреново же мне!

Козлы! Все – козлы! Благополучные, бессовестные козлы! Мамаша с папашей – такие правильные, такие улыбающиеся, а как придут домой – и давай рассказывать, какие все вокруг твари, мрази. Этот козни строит, подсидеть хочет, эта насосала себе должность и теперь командует. А та… в общем, все твари, все гады и все зла желают.

Вадима всегда бесило такое двуличие! То ли дело – пацаны! Все свои, все живут по правилам – Арестантский Уклад Един! Если ты правильный пацан, отвечаешь за свои слова. Если ты козел, петух, значит, сидеть тебе под шконкой! Это Закон!

Глад ненавидел всех. Одноклассников, которые считали его придурком – за то, что он медленно соображает и плохо учится. Одноклассниц – за то, что считают его уродом и хихикают над ним. Учителей, которые угнетают, заставляют учиться и ставят двойки. Ненавидел всех благополучных, всех веселых, всех довольных жизнью!

Он мечтал собрать свою банду, типа «Бригады», и стать Белым. Чтобы он такой в кожаном плаще, весь красивый и опасный, резкий, как удар грома, а все оглядываются и говорят: «Это Глад! Гляди – это Глад!» И все девки его. Все! На кого покажет, та и его девка! И он сделает с ней все, что захочет.

Глад знал, чего он захочет. Не зря пересмотрел сотни и тысячи роликов порнухи. Только вот испытать что-либо подобное ему никак не удавалось. Девчонки его игнорировали – он ни ростом, ни красотой не вышел, а денег у него никогда не было. Родители жадные, хотя денежки у них точно водились – все-таки в нефтянке работают. Вечно копят, копят, копят! Ни одеться как следует, ни в кафе девчонку сводить.

Ну, ничего! Когда-нибудь он поднимется, станет авторитетом, и уже тогда… они пожалеют, что не замечали! Горько пожалеют эти девки!

Чтобы компенсировать недостаток роста, Глад пошел заниматься в секцию карате. Вел ее бывший спортсмен Кирилл Петрович, мужчина за сорок, крепкий, жилистый. Поговаривали, что в девяностые он бандитствовал, но потом его «закрыли». Отсидел, вышел и устроился работать на СТО электриком, а три раза в неделю вел в спортзале школы секцию карате.

От него Глад и узнал об арестантском укладе, о том, как нужно жить правильному пацану.

Его тренер заметил сразу – Глад выделялся своей злостью, резкостью, нетерпимостью. Ну и делал успехи в тренировках. Потом к Гладу присоединились еще трое пацанов. С ними он приходил и на квартиру к тренеру – там пили чай, разговаривали о жизни, и тренер учил их, как выжить в этом злом мире. Учил правильным вещам: уважению к старшим по масти, тому, как надо вести себя с правильными людьми и что делать с лохами.

В принципе Глад и сам все это примерно знал, но тренер дал ему расклад – точный, правильный, по понятиям. Не раз он им говорил, что хочет воспитать пацанов сильными людьми, настоящими жиганами! Теми, кто не боится никого во всем мире! Фартовыми!

Об их встречах никто не знал. Тренер сразу предупредил – никому ни слова. И еще – чтобы Глад подбирал стоящих пацанов, можно и не из школы, можно с других микрорайонов.

Глад не был дураком. Он понимал, что делает Петрович, как они его звали. Тому нужна была своя организация, своя ОПГ. И он хотел воспитать бригаду из своих учеников. Но Вадим был совсем не против. Почему бы и не так? Работать он не хотел, а денег очень хотелось. Петрович был подкован и юридически – учил, как не попасться на деле, как разговаривать с мусорами, если уже влетел. И как себя вести на зоне, чтобы приняли настоящим пацаном. Намекал, что есть у него там связи, если что, поможет. Он в авторитете.

Но Глад не собирался всю жизнь сидеть под Петровичем – пусть только наладит, а там и видно будет. Он, Вадим, гораздо умнее, чем все думают. И он еще всем покажет! И Петровичу – тоже. Потому что и тот считает Вадима полоумным злобным недомерком! Глад знал – считает! Хотя вслух этого и не говорит. Мол, с головой у Вадима не все в порядке!

С головой у Вадима и правда было не все в порядке, это знали все, и знал он сам. В раннем детстве он едва не убил одногруппника в детском саду – бил его металлическим совочком до тех пор, пока не подбежала воспитательница и не остановила побоище. Вадим рассек ему губу, бровь и едва не выбил глаз. Вадима из детсада убрали, водили к психологу, к психиатру, но никаких отклонений не нашли. Дети – маленькие звери! Что у них в голове, только Бог ведает. Вот таким был вердикт светил психиатрии и психологии. Воспитательницу уволили за то, что недосмотрела, побитый был внуком главного инженера крупного предприятия – скандал до небес!

Потом Вадим едва не убил мальчишку уже в школе, но никто не знал, что именно он, Глад, это сделал. Вадим подкрался к нему со спины, когда тот шел из школы домой, и ударил его обломком кирпича в затылок. Мальчишка выжил, но с тех пор стал заикаться и носить очки с толстыми линзами – сильно ослабло зрение. За что Вадим его ударил? За то, что тот посмел неуважительно с ним говорить в школьном коридоре. Вадим врезался в него, когда бежал в туалет, и мальчишка (он был на два года старше) обругал его и назвал корявым недомерком. Ладно бы там козлом обозвал или матом обложил бы – а он вот так, «интеллихентно»: «Корявый недомерок, у тебя глаза есть?!» В общем, парень едва не лишился глаз. В открытую Вадим с ним тогда бы не справился – тот был рослым, крепким, но вот так, исподтишка – запросто.

Были и еще случаи, о них Глад вспоминал с удовольствием, как о приятном, памятном событии. Исцарапать новую машину соседа, вымазать дерьмом дверь бабке, которая сделала ему замечание, уже и не помнит – за что. Яд разбрасывал – подкармливал соседских кабыздохов и потом смотрел, как они катаются на земле, умирая в страшных мучениях, а их хозяева воют, не зная, что делать и куда бежать. В такие моменты он чувствовал себя удивительно сильным, живым, он буквально… испытывал сексуальное удовлетворение о того, что кому-то плохо и больно. Но признавать себя маньяком Вадим не собирался. Он нормальный! Это все вокруг твари и мрази! Не он такой, жизнь такая!

А потом и до гоп-стопа дело дошло. Не так, чтобы всерьез, чисто ради развлекухи. Ну а если что-то перепадет, какие-то копейки, так почему бы и нет? Телефон у лоха можно отжать, а продать в другом районе. Специально в Ленинский ездили, чтобы попробовать. Два раза неплохо прошло, на третий менты чуть не накрыли. Еле ушли.

Ментов Глад ненавидел всей своей душой, как волк ненавидит собак. Волк – гордое животное! Живет с крови! Собака – мерзкая тварь, ловит волков. Менты – собаки, их надо уничтожать!

Когда увидел у остановки Андрюху Комарова, Комара, внутри просто все взыграло! Вот же мразь! Высоченный, плечистый, морда как у киноактера! Небось, девки кипятком ссут, когда его видят! Боксер хренов! Когда с ним вместе учились, он был еще рыхловатый, лох лохом, а теперь вон чего! Даже двигается по-другому, от бедра, как тигр! Скотина!

Да, Глад ему завидовал. Просто до воя завидовал! Он всегда хотел быть таким – красивым, уверенным в себе, сильным. И куда рыхлость-то у Комара подевалась? Гаденыш…

Осилят его отмудохать? Да пошел он! Их четверо! А он один! А можно слегка и ножичком пописать… сразу прыти поубавится. У Карла дубинка еще есть – пружинная. Так оттянет, мало не покажется!

Глад не мог думать ни о чем, кроме того, как Комар сейчас будет валяться на земле, хрипя и заливаясь кровью. Как и положено мусорской прокладке! Бей мусоров! АУЕ!

Не получилось. Когда по небу полетели метеориты, начался шум, пошла суета, этот ссыкун Комар под шумок и смотался. Ну, ничего! Они с ним еще встретятся! Кстати, Глад помнит, где тот живет. Можно как-нибудь вечерком поторчать в подъезде, дождаться.

Постояли, посмотрели на то, как падают метеоры, а потом разбежались по домам. У одного мамаша дежурит на промысле, другой что-то якобы вспомнил, дело важное и неотложное, третий еще что-то. Так теперь одному Гладу тут торчать? Тоже домой пошел.

Дома, как обычно, нытье мамаши на тему, какой он неуклюжий болван и что толку от него не будет никакого, невкусный ужин – мамаша за всю свою жизнь так и не научилась готовить, из-за чего у них с папашей вечные скандалы. Тихие скандалы, не вылезающие за стены квартиры. Ведь семья-то, как говорят соседи, «такая хорошая, такая хорошая! Уважительные! Всегда здороваются». Знали бы вы, дуры старые, что про вас говорят в этой «хорошей семье»! Небось, уши бы в трубочку свернулись!

А потом лег спать. Честно сказать, что-то не по себе. Простыл, что ли… температура вроде как поднялась.

Утром проснулся от того, что скрутил невероятный, жестокий приступ рвоты! Да такой, что и добежать до сортира не успел! Выблевал на пол, потом минут пять содрогался в спазмах, пытаясь выкинуть вместе с желчью и сам желудок, и, только когда организм успокоился, побрел за тряпкой и ведром. Надо убрать. Во-первых, воняет. По жаре нюхать еще и блевотину – это выше всяких сил. Родичи, жлобы хреновы, не ставят кандюк! Типа «от него болеют»! Жадные, вот и всё! И денег стоит, и электричество палит. «Что того лета-то?! Два месяца! Потерпел, вот и закончилось! И зачем нам сплит-система?»

Два месяца! Арифметики хреновы! А он тут мучайся, потей! И окно не откроешь, во-первых, там такая же жара, как и дома, во-вторых, пыль с улицы летит! Пятиэтажка, последний этаж и никакого тебе чердака. Сковорода, да и только.

А ведь какие-то сволочи живут и в хрен не дуют! Прохладным воздухом наслаждаются! Тот же Комар – у него родаки нежадные и бабло имеют. Мамаша врачиха, папаша «мусор», а «мусора» всегда с граждан бабло имеют! И честных бродяг щемят! У-у-у… твари!

Стоя на коленях, убрал блевотину, а потом добавил в ведро новую порцию рвоты. Теперь полоскало гораздо дольше, просто вывернуло наизнанку, сил нет! Дотащил ведро до сортира, вылил в унитаз и взял ведро с собой. Поставил у кровати, как после пьянки. Туда будет делать свои делишки.

Где, сука, родаки?! Работают? Бабло куют? Пока он тут подыхает!

Отравился, что ли? Мамочкиной жратвой? А что, запросто! Только языком трепать может, а чтобы вкусно сготовить – так ни хрена! А вот у Комара мамаша, небось, вкусно готовит. Тварь смазливая!

И что это все время Комар в голову лезет? Сам не понял. Не видел его… сколько? Года два? Три? Тогда он еще мелкий был, а щас… сука! Башку бы ему отрезать, гаду! И сделать из нее тсантсу! Гы-ы… ага, точно! В кино видал – в Южной Америке головы отрезают и уменьшают, с кулак величиной делают. Вот бы и Комара так! Подвесил его у кровати на ниточке и щелкаешь по носу: «Что, Комар, молчишь? А помнишь, как ты языком трепал лишнего? То-то же… повиси, повиси! Гы-ы…»

Я с трудом открыл глаза и обнаружил, что нахожусь у себя в комнате. Пахло чем-то кислым и вонючим, и я через пару минут размышлений пришел к выводу, что это несет от меня. Я так вонял. Простыня прилипла к телу, на груди, с которой простыня сползла, виднелись следы чего-то неприятного, теперь уже засохшего. Видать, выблевал себе на грудь.

Итак, похоже, что на «Скорой» меня не увезли. Я потерял сознание и остался лежать в своей постели. В принципе это даже хорошо – ну на кой черт мне больница, что я там не видел? Дома свой врач! Уж мамуля-то знает, как и что лечить! Врач она от бога, так все говорили.

Кстати, ее уже давно звали работать в платную клинику, большие деньги обещали. Но она не пошла, типа «а кто тут останется? Кривая Машенька?»

Я, когда первый раз эту Машеньку увидел, обомлел! Пришел маму навестить на работу – ключи забыл от квартиры. Ну и вот, эта Машенька реально кривая, у нее глаза в разные стороны смотрят. Мало того, у нее страшные кривые зубы и еще признаки церебрального паралича. Она как-то подергивается и руками двигает странно. Как можно было больного человека поставить терапевтом, я не знаю. Маму спросил, так она плечами пожала. Мол, почему бы и нет? Главная задача Машеньки – отправить посетителя к узкому специалисту, направление выдать. Жалуется на уши – к лору! Жалуется на глаза – ясно куда, не к проктологу. Ну и так далее. Но вот назвать ее настоящим доктором язык не повернется. Все дельные врачи ушли в платники, и кому работать? Остались или совсем никудышные, или отстаивающие справедливость, такие, как моя мама. Ну вот не может она бросить своих пациентов, и все тут! И черт с ней, с зарплатой, – хоть платят нищенскую, зато совесть чиста!

Папа в принципе не протестовал – мол, поступай как знаешь. Прокормлю! Вот так и живем – дворцов не нажили, но совесть чиста. Иногда даже обидно – люди вон в бассейнах купаются, на Мальдивы катаются. А мы…

А мы счастлив, черт подери! И все нам завидуют! И думают, что мы богачи! И пусть завидуют – всякие там Вадики и Хренадики. Пусть! Все у нас хорошо!

Я услышал тяжелые, шаркающие шаги и попытался подняться. Сразу закружилась голова, но… меня не вырвало. Кризис, похоже, прошел. А сколько же времени я валялся?

Вошел отец. Он был в форменных штанах, форменной рубахе. Галстук, который он расстегнул, болтался на груди, держась на заколке. Лицо бледное, руки по локоть обнажены, закатал длинные рукава рубахи. Почему-то вдруг подумалось: а почему он не в летней рубашке? Ну той, что с короткими рукавами?

Отец пошатнулся, едва не упал, и я шумно выдохнул, не веря своим глазам:

– Па-ап…

Получилось плохо – я каркнул, прохрипел, почти и не разберешь, что сказал. Но отец понял:

– Очнулся? Хорошо.

Он так же с видимым усилием взял стул, придвинул его к кровати и взгромоздился на него, тяжело дыша, задыхаясь, будто пробежал длинную, очень длинную дистанцию. Я всмотрелся в папины глаза – они были странными. Белки глаз желтые, как у больного гепатитом (мама врач! Я все медицинские энциклопедии перечитал!). Посмотрел на руки – пальцы дрожали, будто папа с тяжелого похмелья. А я ведь знал – он не пьет! Так в чем дело? И… где мама?

– А мама где? Пап, мама где?

Отец смотрел на меня тяжелым, немигающим взглядом, и мне стало нехорошо. Очень нехорошо! Сердце застучало резко-резко, будто пытаясь вырваться из груди.

– В соседней комнате, сынок…

Голос отца был глухим и каким-то мертвым. И я решил переспросить:

– Она больна? Пап, а с тобой что? Вы заболели? Что, эпидемия какая-то? Сколько я тут уже лежу?

Отец помолчал, будто собираясь с силами, а потом… потом закашлялся. Он кашлял долго, мучительно, будто пытаясь выхаркать легкие, и, когда вытер рот ладонью, выдав последнюю дозу кашля, я с ужасом заметил, что ладонь стала красной! Кровь! У него – кровь!

– Сынок… – отец замолчал, и было видно, что говорить ему трудно, – ты у меня уже взрослый, настоящий мужчина. Ты должен держаться. Слышишь? Ты должен выжить! Несмотря ни на что – выжить! Как все получится, я не знаю. Но уверен: ты и такие, как ты, выживут. Я научил тебя всему, чему смог. Чему успел… Ты самостоятельный, умный, сильный. Ты сможешь выжить, я знаю…

Он снова замолк, и я тут же вклинился в монолог:

– Да пап! Ты что?! Да что случилось-то?!

– Мама умерла, сынок. – Отец посмотрел на меня мертвыми желтыми глазами, и я неверяще помотал головой:

– Нет! Нет! Не может быть! Я не верю! Нет!

– Сынок! – Отец повысил голос, и я внезапно услышал прежнего отца – жесткого, резкого, бескомпромиссного. Настоящего солдата!

– Сынок, слушай меня и не перебивай. Мне осталось немного, и я должен успеть тебя хоть немного проинструктировать. Помочь чем могу. Слушаешь? Успокоился?

– Слушаю! – всхлипнул я, утирая слезы. Я едва его слышал, мне будто вату натолкали в ушные проходы. Мама умерла! Ма-а-ама-а! Мама… мама… мама… а-а-а!

– Слушай. Ты помнишь те метеориты, что упали седьмого июня? Так вот, это был метеоритный поток, который падает на Землю каждый год уже сотни лет. Или тысячи – я не разбираюсь в этом. Но в этот раз метеориты принесли с собой какую-то гадость, распространившуюся по всему миру. Метеориты упали на всех континентах. На всех! Зацепило все страны. И люди начали умирать. Вначале тошнота, покраснение кожи, потом начинается разрушение внутренних органов: печени, легких, сердца. Кровотечение и… смерть. Но не все умерли. Умерли дети до десяти лет возрастом. Умирают взрослые – старше пятнадцати лет. Болезнь развивается с разной скоростью, в зависимости от иммунитета. Некоторые умирают за считаные часы, а некоторые живут несколько дней. Два. Три дня. Не перебивай! Я скоро… мне мало осталось, я ждал, когда ты очнешься, не мог уйти. Мама умерла вчера утром. Она заболела одной из первых – к ней везли больных детей. Лекарства не помогают. Никакие антибиотики не берут этот вирус – если это вирус. Как уже сказал, выживают только дети и подростки от десяти до пятнадцати лет. Но тоже не все.

Отец помолчал и вдруг грустно улыбнулся:

– Помнишь, я тебе когда-то читал сказку, она называлась «Праздник непослушания»? Ну, там еще родители оставили непослушных детей в городе и ушли. Вот теперь такой… праздник. И вы, непослушные дети, остаетесь одни. Вам жить, вам поднимать цивилизацию.

Замолчал, повесив голову и уперев взгляд в пол, а через минуту снова заговорил:

– Надеюсь, новая цивилизация будет лучше старой! Хотя очень в этом сомневаюсь. Уж слишком часто дети похожи на родителей. И ладно, если дети такие, как ты, – мы с мамой все-таки были совсем не плохими родителями, ведь правда же? Жили честно, людей не обижали, не воровали и не грабили. Жили, как могли. Мама так вовсе святая… была.

У меня снова потекли слезы – мама! Ма-ама-а! А отец продолжал:

– Я-то в своей жизни много чего повидал! Кровь, смерть, подлость… Эх, жалко, не успел с тобой поговорить как мужчина с мужчиной! Все ждал, когда ты повзрослеешь, когда поймешь! Дурак был. Ты и так уже давно все понимаешь, и побольше многих взрослых. Может, сейчас успею хоть что-то сказать. Не плачь, сынок. Ты должен быть сильным! Забудь про слезы! Теперь ты не должен плакать. Никогда!

Пауза, секунд пять, и снова:

– В общем, так, сынок, о главном: в моем шкафу, на самом дне – книжка лежит, толстая такая. Она там такая одна – черная, с тиснением. «Капитал» этого самого Маркса, ни дна бы ему ни покрышки. В книге – пистолет. Это обычный пистолет Макарова. Он нигде не зарегистрирован. Я привез его с войны. Там же, в картонной коробке – патроны, две пачки и два запасных магазина. Возьми этот пистолет и ходи теперь с ним. Понял?

– «Капитал». Пистолет, – послушно повторил я. – Пап, а если кто остановит? Если увидят? В тюрьму ведь посадят! И зачем он мне?

– Сынок, некому останавливать. Из нашего отдела в живых остался один я. Здоровье у меня покрепче, чем у остальных, вот и дождался я, пока ты очнешься. Власти нет. Полиции нет. Никого нет, сынок! Зачем пистолет? Затем, чтобы ты остался жив. Я предполагаю, что образуются банды из подростков. Если в благополучное время они вытворяли такое, что в голове не укладывается: били, поджигали сверстников, убивали, насиловали, – представляешь, что будет теперь, когда не осталось никаких сдерживающих факторов? Будут банды, будут грабежи и насилие. Потом все устоится, подростки повзрослеют, создадутся поселения, но до тех пор крови прольется – море. И я хочу, чтобы ты выжил. Я очень хочу, чтобы ты выжил, сынок! Я тебя научил стрелять – пистолет ты знаешь, можешь и собрать, и разобрать. И автомат. Вот еще что – когда соберешься с силами, сходи в отдел. Там есть оружейная комната, ключи от нее у дежурного. Попробуй попасть в дежурку – скорее всего, она будет закрыта, но ты что-нибудь придумай. Я хотел сам взять оружие, но, пока за мамой ухаживал, боялся отойти, а потом… потом уже не смог. Не дойду. А уж принести что-то – вообще речи нет. В оружейке автоматы, в основном укороты калибра пять сорок пять. Но есть и пулемет, ПКМ, с магазином, как у калаша, длинный такой магазин. Еще пистолеты Макарова. Тебе нужно будет забрать все, что сможешь. Оружие, бронежилеты, рации – все пригодится. Главное, чтобы они не попали в руки ко всяким там АУЕ. Эта мразь будет творить беспредел, и тебе придется поискать себе сторонников. Вооружить их, научить стрелять, если не умеют.

Вот еще что… ружья забери – там по три сотни патронов к каждому, все с картечью. На всякий случай держал… ну так, вдруг чего. Они уже давнишние – сравнительно, конечно, – но «протухнуть» не должны бы. Да, насчет пулемета! Это, считай, тот же калаш, ты с ним легко разберешься. Я тебя учил автомат разбирать и собирать, а стрелять из него уже приноровишься. Главное, длинными очередями не сади – перегреешь ствол, и кирдык. Короткие очереди, два-три патрона. К нему в оружейке должен быть запасной ствол, поищи. Не уверен, что он есть, но надеюсь, есть. Но как менять, не расскажу, надо показывать. Сам разберешься.