Сидни Шелдон. Ангел тьмы Бэгшоу Тилли
– «У меня нет жизни». Именно это вы твердили. Не знаете, почему могли это повторять?
Она поколебалась.
– В общем, нет. Когда я встретила Эндрю, он дал мне жизнь. Спас меня. Так что, возможно, я сказала «у меня нет жизни», сознавая, что это конец.
– Конец?
– Конец покоя и счастья, которые я узнала с Эндрю. Но я не помню этих слов, детектив. Не помню ничего, кроме Эндрю и крови. И вас.
– Вы сказали, что муж спас вас. От чего?
Анджела потупилась.
– Вытащил из неприятной ситуации.
Дэнни понимал, что стоило бы расспросить подробнее, но не мог снова ее расстраивать. Очевидно, она не хотела об этом говорить.
Скажет, когда будет готова.
– Понимаю. А как насчет вас, миссис Джейкс?
– Меня?
– Существует ли человек, который может питать к вам личную неприязнь?
Анджела снова погрузилась в мысли.
– А ведь я никогда об этом не думала. Хотя, как вы знаете, между мной и Эндрю была огромная разница в возрасте – свыше пятидесяти лет, а люди любят судить ближних. Я знаю, в кругу знакомых Эндрю многие мне не доверяли, считая, что я охочусь за его деньгами. Полагаю, вы тоже так посчитали.
– Конечно, нет, – солгал Дэнни, отводя глаза.
– Я пыталась убедить Эндрю вычеркнуть меня из завещания, доказать всем, что его деньги меня не интересуют. Но он и слышать ничего не хотел. Говорил, что не стоит поддаваться на шантаж окружающих.
– Поэтому вы отдали все деньги на благотворительность? Хотели доказать, что все ошибаются?
Анджела пожала плечами.
– Отчасти, возможно, да. Подсознательно.
– Муж знал, что вы собираетесь все отдать на благотворительность после его смерти?
– Нет. – Она покачала головой. – Это могло ранить его чувства. Эндрю хотел, чтобы я получила деньги, а я хотела, чтобы он был счастлив. Но, по правде говоря, я не знаю, что делать с таким огромным богатством.
Дэнни невольно вскинул брови. Анджела рассмеялась теплым мелодичным смехом – словно мед стекал с ложки.
– Вы, кажется, сомневаетесь, детектив. Но, спрашивается, что мне делать с четырьмястами миллионами долларов? Я люблю писать картины. Люблю гулять в каньонах. А это не стоит миллионы. Куда лучше отдать все людям, которые нуждаются. Которые могут употребить эти деньги с пользой. И каким-то уголком души я чувствую, что случившееся было не зря.
Анджела снова опустила глаза, и Дэнни понял, что она едва сдерживает слезы. Он инстинктивно положил ладонь на ее руку и со смущением признал, что его словно электрическим током прошило.
– Какого дьявола здесь творится?
Дэнни подскочил. Голос Лайла Реналто разбил его настроение, как пущенный в лобовое стекло камень.
– Что вы здесь делаете? – рявкнул адвокат.
Он стоял на пороге с лицом, искаженным яростью, плечи агрессивно выдвинуты вперед. На нем был почти такой же костюм, как в прошлый раз, со светло-голубым шелковым галстуком под цвет глаз. Вот уж кому Дэнни совсем не был рад!
– Я допрашиваю свидетельницу, – холодно ответил он. – А вы, мистер Реналто, как обычно, мешаете. Могу я спросить, что вы здесь делаете?
– Ответ простой. Я здесь живу. Ангел вам не сказала?
Дэнни повернулся к Анджеле.
– Он и есть тот друг, в доме которого вы живете? Вы не упоминали об этом.
Анджела пожала плечами:
– А вы не спрашивали. Лайл был так добр, что предложил мне остаться здесь, пока я не приду в себя. Как уже говорила, он был самой надежной опорой в этом испытании.
– Если вы закончили докучать миссис Джейкс, буду счастлив проводить вас до выхода.
– Детектив Магуайр не докучает мне, – вступилась Анджела. – Он идеально вежлив.
– Хм-м, – пробурчал Реналто, очевидно, не убежденный.
Проигнорировав его, Дэнни продолжал:
– У меня еще один вопрос к вам, миссис Джейкс, если не возражаете. Вы упоминали, что впервые встретили мистера Джейкса на лекции по искусству.
– Верно.
– Могу я спросить, какое имя вы носили в то время?
Анджела встревоженно взглянула на Реналто.
– Имя? Не понимаю.
– Ваше девичье имя, – объяснил Дэнни. – До того, как вы с мистером Джейксом поженились.
– А, это! – с видимым облегчением воскликнула она. – Я сначала не поняла, о чем вы. – Она в третий и последний раз окатила Дэнни взглядом шоколадных глаз. – Райман. Моя девичья фамилия Райман.
Комната была маленькой, убогой, душной, и запах фастфуда из китайского ресторана лез в ноздри. Детектив Хеннинг решил, что торговля предметами искусства не такое прибыльное дело, как расписывают журналисты.
Рег Линдмайер, скупщик краденого и по совместительству полицейский информатор, жил в обшарпанном одноэтажном домике на одной из заброшенных и запущенных пешеходных улочек Венис-Бич, расположенной среди узких переулков, вьющихся между Оушен-авеню и пляжем. В некоторых кварталах к северу «коттеджи» двадцатых годов, такие же, как у Рега, но переделанные и отремонтированные молодыми энергичными владельцами из западного Лос-Анджелеса, уходили за семьсот штук или больше. Но не здесь. Это был типичный Венис-Бич, грязный и бедный, находящийся на грани нищеты. «Демонстрационная» Рега Линдмайера была такой же неряшливой и нищей, как хижина любого бродяги.
– И что? Ты какую-то из них видел? – Хеннинг нетерпеливо наблюдал, как Линдмайер перебирает снимки миниатюр, сделанные в страховой компании. Скупщик краденого, с морщинистым лицом пятидесятипятилетнего хоббита и пальцами, черными от табака, оставлял отпечатки на каждом снимке.
– Сколько дашь?
Молодой детектив брезгливо вытащил из кармана две двадцатки.
– Сотню, – проворчал Линдмайер.
– Шестьдесят, и я не донесу на тебя за вымогательство.
– Заметано. – Он жадно запихнул деньги в карман и отдал захватанные фотографии.
– Итак? – настаивал детектив Хеннинг. – Ты видел эти миниатюры на черном рынке или нет?
– Не-а.
– И это все? Не-а? Больше у тебя ничего нет?
Линдмайер пожал плечами.
– Вы задали вопрос. Я ответил.
Хеннинг бросился отнимать деньги.
Линдмайер скорчился:
– Ладно-ладно! Послушайте, детектив, если бы они продавались, я бы точно знал. Я единственный на Западном побережье, кто разбирается в этом викторианском дерьме. Вы знаете это, как всякий другой. Так что либо ваш малыш смылся из города, либо не продает. Это честная информация. Может, он хотел оставить их себе.
Психопат, убийца, маньяк, насильник, одержимый миниатюрами девятнадцатого века? Детектив Хеннинг так не считал.
– Может, у него уже есть покупатель? – размышлял он вслух. – В таком случае он в твоих услугах не нуждается.
– Мобыть.
– Ты знаешь каких-нибудь известных коллекционеров, которые бы могли заказать эти штуки?
– Мобыть, – повторил Линдмайер, уставившись на бумажник сержанта.
День обещал быть долгим и дорогим.
– Не могли бы вы сделать мне одолжение и проверить еще раз? – Детектив Магуайр наградил секретаршу в приемной той же обаятельной улыбкой, какой очаровал медсестру в больнице. Безуспешно.
– Мне ни к чему проверять еще раз. Я уже проверила.
Служащая правительственного архива на Ветерен была черной как смоль, весила около двухсот фунтов и явно не собиралась слушать всякую чушь, которую нес какой-то тупой ирландский коп, воображавший себя даром божьим для всех женщин.
– У нас нет данных по Анджеле Райман. Ни Райман, ни Рейман. Никакой Анджелы Райман. Нет сведений о рождении, браке, смерти, о пособиях или налогах. Во всяком случае, в Калифорнии.
Дэнни одолевали сомнения. Он пытался найти разумные объяснения, но это у него не очень получалось.
Может, она родилась в другом штате. Может, она и Джейкс поженились на Карибах или в Париже. С такими деньгами не бегут в мэрию, как мы, простые люди. Свидетельство о браке может быть выписано где угодно. Все это ничего не значит.
Несмотря на все уговоры, Дэнни с дурным предчувствием входил в офис администрации средней школы на Беверли-Хиллз.
– Мне нужны документы на бывшую ученицу, – начал он, тщетно пытаясь изобразить нечто похожее на оптимизм. – Она должна была окончить школу восемь-девять лет назад.
Клерк в приемной любезно улыбнулся.
– Разумеется, детектив. Как звали молодую леди?
– Анджела Райман.
Улыбка померкла.
– Видите ли, я служу здесь десять лет, но это имя ничего мне не говорит. – Он открыл высокий металлический файловый шкаф и вытащил ящик, обозначенный «Ра – Си». – У вас, случайно, нет фотографии?
Дэнни полез в портфель, протянул мужчине снимок Анджелы, взятый полицейскими у нее дома. Анджела в подвенечном платье выглядела еще красивее обычного. Идеальные черты сияли любовью и радостью, темные волосы откинуты с молочно-белого лба. Шоколадные глаза весело блестят.
– О Господи! – прошептал клерк. – Такое лицо не скоро забудешь! Нет, прошу прощения, но эта девушка никогда здесь не училась.
– Ты делаешь мне больно!
Лайл Реналто так яростно сжимал плечи Анджелы Джейкс, что ногти впивались в плоть.
– Прости, Ангел. – Он ослабил хватку. – Но тебе нужно убираться отсюда. И немедленно, пока он не вернулся.
– Но… но я ничего плохого не сделала. – Анджела заплакала.
– Конечно, нет, – уже мягче ответил Лайл. – Я знаю это. Ты знаешь это. Но Магуайр не поймет.
– Уверен? – нерешительно пробормотала Анджела. – Он кажется славным парнем.
– Уверен, – коротко ответил Лайл, вынимая из шкафа маленькую дорожную сумку. – Захвати немного одежды. Возможно, у нас остается совсем мало времени.
Детектив Дэнни Магуайр проснулся в пять утра. Он лег в два и почти не спал. Мысли его были в полном смятении. Анджела Джейкс солгала ему насчет имени и школы, в которой училась. В чем еще она лгала? И почему?
Почему назвалась чужим именем и придумала себе прошлое в разговоре с человеком, пытавшимся поймать ее насильника и убийцу мужа? В разговоре с человеком, пытавшимся ей помочь? Этому может быть только одно объяснение. Что-то такое есть в прошлом Анджелы, чего она стыдится. Невыразимо стыдится.
В голову пришла вполне логичная мысль: «Может, она была шлюхой? Это и есть «несчастная жизнь», от которой ее спас Эндрю Джейкс?»
Достаточно типичная для Лос-Анджелеса история: молодая красивая девушка из захолустного городка приезжает в Голливуд, мечтая стать кинозвездой. Оказывается в стесненных обстоятельствах. Связывается не с теми людьми…
И все же, когда Дэнни представлял ее ангельское лицо, доверчивые добрые глаза, он не мог заставить себя поверить, что Эндрю Джейкс выбрал невесту на Голливудском бульваре. Он не верил также, что Анджела – золотоискательница, хотя все на это указывало.
Я был прав насчет этого. Следует больше доверять интуиции.
Но что подсказывает интуиция? В этом и заключается проблема. Он понятия не имел.
Вчера, выйдя из школы, он с час ездил по городу, пытаясь сообразить, что делать дальше. Очевидно, следовало немедленно вернуться в дом Лайла Реналто и допросить Анджелу. Будь на ее месте любой другой свидетель, Дэнни даже не задумался бы. Но он не мог заставить себя выпытывать правду у прелестной миссис Джейкс в присутствии ее одиозного адвоката, который наверняка не отойдет от нее ни на шаг. Если у нее есть какие-то постыдные тайны – а у кого их нет? – она вполне заслуживает шанса исповедаться ему с глазу на глаз. Дэнни поймет. После всего, что ей пришлось пережить, он обязан проявить хоть какое-то снисхождение.
Поэтому Дэнни отправился в участок проводить мозговой штурм вместе с бригадой. Однако все закончилось полным крахом. Каждая версия вела в тупик. Эксперт по искусству из Венис-Бич не сообщил ничего существенного, а утверждения страхового агентства, что кража могла быть подстроена, не выдерживали никакой критики, поскольку единственными людьми, получающими выгоду от выплаты страховки, были сами Джейксы, один из которых мертв, а вторая решила отдать все деньги. Двое офицеров Дэнни проверяли счастливчиков – благотворительные организации, которым повезло попасть под дождь денег Анджелы. Оказалось, что обе организации чисты, как выпавший снег, и никаких махинаций с пожертвованиями выявлено не было.
Сложная компьютерная программа перебрала все случаи жестокого насилия в округе Лос-Анджелеса, выискивая связи с кражей предметов искусства или драгоценностей, которые могли бы хоть как-то перекликаться с преступлением в доме Джейксов. Ничего.
Та же история с экспертизами.
Отпечатки и сперма не поддавались идентификации.
Дэнни натянул спортивные штаны и поплелся на кухню сварить кофе покрепче. За окном все еще было темно. Обсаженная деревьями улица в Западном Голливуде, где Дэнни жил последние шесть лет, была пуста и молчалива, как кладбище.
Спит ли еще Анджела? Дэнни представил себе ее: темные волосы, рассыпавшиеся по мягкой белой подушке, роскошное тело, теплое и обнаженное, под простынями Лайла Реналто.
Она ночует в гостевой комнате? Господи Иисусе, он на это надеялся.
Дэнни вспомнил презрительное замечание Лайла в больнице: «Должен сказать, что для детектива вы довольно плохо разбираетесь в людях. Думаете, мы с Анджелой любовники?» – и всем сердцем пожелал, чтобы Реналто сказал правду.
Он посмотрел на часы: пять двадцать.
Я немедленно поеду туда. Они наверняка еще не проснулись, и я сам увижу, кто в какой постели спит.
Он помчался под душ.
Было ровно шесть утра. Дверь открыла все та же горничная, что и накануне.
«Бедняжка. В какую же рань она должна быть на работе?!» – подумал Дэнни.
Горничная взглянула на Дэнни и подумала: «Бедняга! В какую же рань он должен быть на работе?!»
– Мне нужна миссис Джейкс.
– Миссис Джейкс здесь нет.
– Ладно, послушайте, я знаю, что ваш хозяин – мистер Реналто. И знаю, что он не в восторге от моих вопросов. Но мы расследуем убийство. Поэтому, пожалуйста, разбудите миссис Джейкс и, если понадобится, мистера Реналто.
– Нет, вы не поняли. Ее здесь нет. Уехала прошлой ночью. Можете войти и обыскать дом, если не верите.
К сожалению, Дэнни ей поверил. Сердце неприятно заколотилось.
– Уехала? Куда?
– Не знаю. Взяла сумку, и мистер Реналто отвез ее в аэропорт.
Перед глазами Дэнни замелькали сцены будущего краха его карьеры.
Мне следовало приехать вчера! Я бы поймал их! Теперь главный свидетель смылся бог знает куда.
– А Реналто? Он тоже уехал вместе с ней?
Горничная, казалось, удивилась его вопросу.
– Конечно, нет. Мистер Реналто здесь. Спит наверху.
Дэнни протиснулся мимо нее и взлетел по лестнице с резными перилами, перепрыгивая через две ступеньки. Двойные двери в конце коридора явно вели в хозяйскую спальню. Он пинком распахнул их. Спящий под одеялом человек не пошевелился.
– Ладно, скотина! Где она? – Дэнни прошел к кровати. – И постарайся дать четкий гребаный ответ, иначе я упеку тебя за попытку воспрепятствовать расследованию убийства и лично позабочусь о том, чтобы ты больше никогда не занимался адвокатской практикой в этом городе.
Схватившись за тяжелое шелковое покрывало, Дэнни сдернул его с кровати. И тут же искренне пожалел о том, что сделал.
Глава 4
За два года до описываемых событий
София Баста повесила трубку и, сияя от счастья, обхватила плечи руками. Муж возвращается домой! Будет через час! Муж.
Как она любила повторять это слово, смакуя, как конфету. Теперь они женаты. По-настоящему. Фрэнки – ее единственный друг за все долгие, темные, полные отчаяния годы в Нью-Йорке. Фрэнки – самый красивый, самый умный, самый лучший в мире человек! Фрэнки, который мог получить любую женщину, выбрал ее, Софию, в жены. По утрам она часто просыпалась и нервно ощупывала обручальное кольцо, не в силах поверить такой удаче. Но тут же напоминала себе: «Я София Баста, правнучка Мириам, марокканская принцесса. Я особенная. Почему бы ему не выбрать меня?»
Квартира у них была скромной – кондоминиум с двумя спальнями в окрестностях Беверли-Хиллз, – но София сделала квартиру уютной и приветливой, счастливая, что может свить чудесное гнездышко, куда Фрэнки будет возвращаться домой после работы. Яркие цветные подушки и покрывала украшали диван в гостиной, весь день наполненной ярким калифорнийским солнцем. Как София любила это солнце после восемнадцати мрачных, дождливых, пасмурных лет в Нью-Йорке!
Угрюмый, неприветливый, грязный город, одиночество в детском доме. Жизнь Софии тогда была кошмаром. Но сейчас все казалось дурным сном, историей, приключившейся с кем-то другим.
И что это была за история!
Кристина, мать Софии, наркоманка и проститутка, не ухаживала за детьми, да и собой не занималась. Но так было не всегда. Кристина Баста росла в очень богатой семье, сначала в Марокко, потом в Париже, куда родители послали ее учиться в привилегированный пансион для девочек. Высокая и стройная, как газель, с кремовой кожей и влажными, пытливыми карими глазами, копия своей бабки Мириам, Кристина быстро привлекла внимание «охотников за головами» парижских модельных агентств, отиравшихся на улице Дю Фобур в поисках новых талантов. К шестнадцати Кристина трудилась почти полный рабочий день. К восемнадцати жила в Нью-Йорке, в одной квартире с другими тремя моделями из агентства и наслаждалась всеми удовольствиями, доступными в этом городе.
Падение Кристины было быстрым и катастрофичным. На смену кокаину пришел героин. В двадцать, когда сорвала несколько показов, Кристина была уволена из агентства. Семья к тому времени от нее отказалась. Слишком гордая, чтобы просить помощи, она понадеялась, что быстро меняющиеся бойфренды станут оплачивать ее постоянно возраставшую потребность в наркотике. Бойфренды в основном состояли из наркоторговцев и сутенеров, тащивших ее все глубже в адскую бездну.
София и ее сестра-близнец Элла стали результатом третьей беременности Кристины. Та пыталась сделать аборт, как в предыдущих случаях, но что-то пошло не так, и дети появились на свет в гарлемском роддоме Бервинд. В ту же ночь они были брошены там матерью. Несколько коротких недель близнецы провели вместе, прежде чем Эллу, более хорошенькую, не удочерили местный доктор и его жена. С этой минуты София начала свою жизнь, как и было суждено судьбой: в одиночестве.
Но через шесть лет, когда София жила в детском доме Святой Марии в Бруклине, известная адвокатская контора на Мэдисон-авеню сообщила персоналу дома, что мать девочки умерла. Кристина оставила дочерям «небольшое наследство». Поскольку доктор с семьей куда-то переехали и увезли Эллу, было решено передать все наследство Софии.
– Ничего существенного, – объяснил адвокат, к великому разочарованию директрисы. – Оно скорее имеет сентиментальное значение, которое девочка оценит, когда подрастет. Это книга, старая книга. И письмо.
В этой книге описывалась история любви Мириам и Джибрила, которую София и Фрэнки читали и перечитывали несколько лет. Письмо было от матери Софии. В нем объяснялось, что все, изложенное в книге, не легенда, а подлинная история прабабки Софии, напоминание о прошлом, которого София никогда не знала, и о благородном происхождении девочки.
Фрэнки читал письмо. София показала его ему, когда стала подростком. Он был единственным, кому она доверяла, и понимал, что книга и письмо все изменили для осиротевшей Софии. За одну ночь она превратилась из ничтожества, нежеланного отродья проститутки и сутенера, в нечто особенное, необыкновенное, марокканскую принцессу, трагически разлученную с красавицей сестрой. Конечно, другие дети издевались над ней, твердили, что книга – просто куча навоза, что нет никакой сестры и экзотического прошлого. Но Фрэнки помогал Софии пережить их завистливые колкости. Он был ее опорой, ее спасением, единственным другом, а книга – самой большой драгоценностью.
По сию пору София не понимала, что привлекло в ней Фрэнки. Возможно, то обстоятельство, что он тоже сирота, настоящий сирота, как и она. У большинства детей в доме были семьи, отказавшиеся о них заботиться. Но если София всегда была одинока, не имела друзей, страдала от злобы девочек, завидовавших ее красоте, и приставаний мальчиков – по той же причине, то Фрэнки обожали все – и воспитатели, и дети. Красивый – «Господи, какой он красивый!» – умный, острый на язык, обаятельный, Фрэнки часто поглядывал на Софию, но не теми пугающими, хищными взглядами, как другие мальчики. Фрэнки был благороднее, мягче и бесконечно более нежен, чем остальные подстегиваемые тестостероном мальчишки. София была польщена, но и обеспокоена. Она жаждала, чтобы он коснулся ее, и уже начала отчаиваться, думая, что этого никогда не произойдет. И тут однажды случилось чудо. Они читали книгу в комнате отдыха, как часто бывало. Фрэнки любил книгу почти так же сильно, как София, считал историю Мириам восхитительно романтичной и бесконечно расспрашивал подругу о ее семье и пропавшей сестре Элле. Но в тот день он задал другой вопрос. Самый чудесный, самый неожиданный, которого она даже не ожидала. И конечно, София сказала «да», а Фрэнки пообещал, что, как только они поженятся, он будет с ней, как следует быть мужу и жене. С той самой минуты жизнь Софии Баста, по крайней мере в ее мыслях, превратилась в одну длинную волшебную сказку.
Они с Фрэнки поженились в ее восемнадцатый день рождения и перебрались из приюта в крошечную студию в Гарлеме, где Фрэнки, как и обещал, впервые занялся с ней любовью. Это были самые счастливые четыре минуты в жизни Софии.
Следующие два года София работала официанткой, пока Фрэнки учился в университете. Он был так умен, что мог стать кем захочет: доктором, адвокатом, бизнесменом. Еще до окончания университета ему предложили работу в Лос-Анджелесе. Они перебрались в Калифорнию с одним чемоданом и радостно попрощались с Нью-Йорком.
В Лос-Анджелесе было все, о чем мечтала София, и даже больше. Теперь жизнь стала настолько идеальной, что она стыдилась жаловаться на частые командировки Фрэнки или то, что ему приходилось задерживаться на работе. Или на то, что они до сих пор не могли зачать ребенка. Хотя, возможно, это было связано с тем, что муж редко занимался с ней любовью.
– Я хочу, чтобы это оставалось чем-то особенным, – объяснял Фрэнки. – Не превратилось в рутину.
София пыталась убедить Фрэнки, что это всегда останется для нее особенным, сколько бы раз они ни занимались любовью, но он был непреклонен. София твердила себе, что это не должно так уж сильно ее волновать. Он выказывал свою любовь бесчисленными способами: делал интимные снимки, сгорал от ревности, когда другие мужчины обращали на нее внимание, постоянно хвалил ее наряды, духи, волосы, а сексуальная жизнь со временем наладится.
Она вынула из духовки противень с печеньем и как раз меняла простыни на кровати, когда в двери повернулся ключ. Взвизгнув от восторга, она бросилась в объятия мужа.
– Детка! – воскликнул он, целуя ее в макушку. – Ты скучала по мне?
– Еще бы! Каждую минуту! Почему ты раньше не сказал, что прилетаешь сегодня? Я бы поехала в аэропорт встречать тебя.
– Знаю, но хотел сделать сюрприз.
Фрэнки взглянул на свою любящую молодую жену и в очередной раз поздравил себя. Красота Софии никогда не переставляла изумлять его. Всего после нескольких дней отсутствия она казалась еще красивее. Еще совершеннее. Настоящий ангел. При мысли о том, что какой-то мужчина коснется ее, Фрэнки приходил в бешенство. И все же он абсолютно точно знал, что никогда не сможет стать тем любовником, который ей нужен. Проблема была неразрешима.
В ту ночь в постели, чувствуя ее неудовлетворенное желание, Фрэнки спросил:
– Ты когда-нибудь хотела переспать с другим мужчиной?
– Что ты? – в ужасе прошептала София. – Конечно, нет. Скорее умру. Как ты можешь спрашивать такое?
– Ты бы действительно скорее умерла? – Он смотрел на нее так пристально и напряженно, как никогда раньше.
София подумала, прежде чем ответить, но сказала «да», потому что это была правда. Она не жила бы в ладу с собой, если бы изменила Фрэнки. Он был всей ее жизнью. Самим дыханием и воздухом.
– Прекрасно, – ответил Фрэнки. – В таком случае я хочу познакомить тебя с одним человеком. Важным человеком.
Он медленно провел рукой между ее бедер. София беспомощно застонала: он так давно не касался ее.
Пожалуйста, пожалуйста, не останавливайся.
Но Фрэнки остановился, убрал руку и приложил палец к губам Софии. Ей хотелось плакать.
– Я хочу, чтобы ты была добра к этому человеку. Делай все, что я тебе скажу. Даже если это будет очень трудно.
– Конечно, дорогой. Ты знаешь, что я готова на все ради тебя. Но что ты имеешь в виду?
– Пока тебе не стоит волноваться. Я все устрою. Делай, как я прошу.
Фрэнки лег на нее. К изумлению Софии, он уже был готов. Войдя в нее, он сделал пять-шесть коротких толчков, прежде чем кончить.
Некоторое время оба молчали. Потом София тихо спросила:
– Как его зовут?
– Кого?
– Человека, с которым ты хочешь меня познакомить. Как его зовут?
Фрэнки улыбнулся в темноте.
– Джейкс. Эндрю Джейкс.
Глава 5
Лион, Франция, 2006 год
Мэтт Дейли посмотрел на часы. Последние полчаса он провел на неудобном диване в обшарпанной комнате ожидания, где-то в глубинах штаб-квартиры Интерпола в Лионе. Здание, нависшее над рекой, стояло на набережной Шарля де Голля и было храмом уродливой функциональности, выстроенным бюрократами для бюрократов.
«Хрустальная мечта полицейского аналитика, – подумал Мэтт, отметив полное отсутствие картин и пейзажей, даже случайного цветного ковра или вазы с цветами в коридорах, которые успел увидеть. – Неудивительно, что служащие выглядят такими угнетенными».
Честно говоря, его оценка основывалась на наблюдении за двумя людьми: угрюмым молодым французом, выдавшим ему гостевой пропуск и проводившим в офис человека, ради встречи с которым он пролетел полмира, и секретарем этого человека, женщиной с физиономией закаленного воина-берсерка, излучавшей столько же теплоты, сколько ядерная зима в Сибири.
– Как по-вашему, сколько еще ждать? – спросил Мэтт. Секретарь пожала плечами и вернулась к своему компьютеру.
Мэтт подумал об отце. Гарри Дейли никогда не был во Франции, но издали всегда восхищался сексуальностью, манерами и обаянием француженок. Интересно, рассеяла бы его иллюзии здешняя Роза Клебб[3]?
При мысли об отце Мэтт улыбнулся. Не будь Гарри Дейли, он бы здесь не сидел.
Гарри Дейли был чудесным отцом и еще лучшим мужем. Гарри и Мэри, мама Мэтта, были женаты сорок лет и стали всем друг для друга. Похороны Гарри в прошлом году собрали десятки друзей, стоявших у могилы и делившихся воспоминаниями о человеке, которого Мэтт и его сестра Клер любили, сколько себя помнили.
Гарри умер от рака почки, в страшных мучениях, и слова священника «да почиет в мире» вызвали у Мэтта нервный смех.
Ракель, гламурная латиноамериканская жена Мэтта, не увидела в этом ничего смешного.
– Господи, – прошипела она в ухо Мэтту, – что это с тобой? Ни малейшего уважения! Это похороны твоего отца!
– О, брось, солнышко! Папа увидел бы юмор ситуации. Представь, что сделал бы из этого Джерри Сейнфелд.
– Ну, тебя трудно назвать Джерри Сейнфелдом, дорогой.
Это ранило, потому что было правдой. Мэтт Дейли был комедиографом, но в последнее время не слишком успешным. Красивый какой-то мальчишеской, задорной красотой, с густой гривой светлых волос и яблочно-зелеными глазами, он умел улыбаться так заразительно, что все его лицо становилось воплощением остроумной шутки. Когда-то при первом знакомстве Ракель привлекло в Мэтте именно чувство юмора. Кроме того, ей льстило, когда забавные случаи из их жизни становились хитами в самых модных ситкомах. Но через восемь лет новизна выветрилась вместе с надеждой, что гонорары Мэтта смогут обеспечить им тот гламурный голливудский стиль жизни, которого так жаждала Ракель. Мэтт теперь работал на кабельном телевидении, что помогало оплачивать счета, но не более того.
– По какому поводу она стервозится на этот раз? – осведомилась Клер, сестра Мэтта, не слишком пылко любившая невестку.
– Не любит похорон, – соврал преданный Мэтт.
– Скорее всего отпугнула кого-то, собравшегося пролить вечный свет на НЕЕ. Побоялась, что все мы увидим шрамы от ее последней блефаропластики.
Мэтт ухмыльнулся. Он любил Клер. Правда, любил и жену, но постепенно приходил к болезненному осознанию того, что это чувство скорее всего не осталось взаимным.
После похорон, по дороге в Лос-Анджелес, Мэтт пытался навести мосты с Ракель.
– Я почти готов начать работу над новой идеей. Кое-что другое на этот раз. Документальный фильм.
В глазах жены мелькнул проблеск интереса.
– Документальный фильм? Для кого?
– Пока ни для кого, – признался Мэтт. – Мне никто ничего не заказывал. Я собираюсь предложить сценарий кое-кому…
Искорка в глазах жены погасла.
«Как раз то, чего нам не хватает, – подумала Ракель. – Еще один непроданный сценарий».
– Это о моем отце, – продолжал Мэтт. – Моем биологическом отце.
Ракель зевнула. По правде сказать, она совсем забыла, что Гарри Дейли не настоящий отец Мэтта. Гарри женился на матери Мэтта, когда тот был совсем маленьким, а Клер – грудным младенцем.
– Недавно я узнал, что он был убит более десяти лет назад.