Случайный билет в детство Стрелков Владислав
– Медаль хоть успел получить?
Ну да, чтоб генерал и не знал о результатах недавнего происшествия? Наверняка звонил в наше управление и интересовался подробностями.
– Нет. Командир сказал только, что наградной в Москву ушел.
– Вечно всё Москва решает, – хмыкнул Расулов.
– А знаешь, – я взглянул на Ильяса, – я перед этим Громозеку встретил. Помнишь его?
– Помню. И что?
– С наркотой взяли. Сопротивление оказал.
– Вот ведь как бывает!
– И не так бывает, – добавляю я, – как самолет зачистили, так вторая встреча была. Коротова встретил.
– Василия Владимировича? – поднял брови Ильяс.
– Ага. Представляешь? Он летел этим рейсом.
– Причуды судьбы, – хмыкнул друг, – расскажешь потом?
– Конечно.
Помолчали, любуясь блеском снежных вершин. Пихаю локтем задумавшегося Расулова.
– В горах надо отдохнуть, а, Датурыч?
– Да, конечно, – встрепенулся он, – а помнишь, как классом в поход ходили?
– Помню.
Рядом появился Савин.
– О чем разговор?
– Да вот, походы всем классом в горы вспомнили, – отвечает Ильяс.
– У-у-у, – протянул Олег, – вот уж приключения бывали! Помнишь, как от медведя сломя голову неслись? А Серёга впереди всех. Ха-ха-ха! С горы-то! Остановиться не могли, ха-ха, прямо в реку…
Оба засмеялись, а я, улыбаясь, вспоминал – как это я от медведя бежал, только вот никак вспомнить не мог. Странно.
– А как альпинистов изображали? – продолжал вспоминать Савин.
– Ага, особенно как на Лысый Горшок забрались, – усмехнулся Ильяс, – и сидели там, пока Серёга не придумал, как спуститься.
Лысый Горшок – это небольшая гора с отвесной стеной по восточной стороне. Но на плоскую и совершенно голую вершину можно было и по другому склону забраться без проблем.
И почему долго сидели? Чего это они выдумывают? Или я чего-то не помню? Или не понимаю? В голове у меня образовался какой-то сумбур. Вроде выпили не очень много, а уже есть намеки на белое пятно. Только я собрался уточнить – о чем речь, как мою руку кто-то обхватил. Это оказалась Марина Зеленина. Она потащила меня к навесам, где играла музыка и танцевали пары.
– Серёжа, давай потанцуем?
– Давай.
Медленно стали кружиться под «Зеленоглазое такси».
– Как личная жизнь? – спросила Марина.
Какая может быть личная жизнь у постоянно пропадающего на службе офицера? Не любят этого нынешние женщины. И ещё то, что зарплата маленькая. А её тезка покинула меня как раз недавно, по причине долгого отсутствия и ещё много чего… Что говорить, перевелись декабристки в наше время. И любви всей жизни мне так и не встретилось. Вот и буркнул в ответ:
– Нормально.
– Значит, холостой, – сделала вывод Марина и жарко зашептала мне в ухо: – А помнишь наши встречи, а? Как мы целовались в скверике?
Они что, все сговорились? Какие встречи? Какие скверики? Не целовались мы! НИКОГДА! А, понял! Они меня разыгрывают! Это розыгрыш такой! Ну что же, подыграю. Улыбаюсь, как кот Чеширский, и говорю вкрадчиво:
– Конечно, помню, Мариш. Темными вечерами, под цветущей яблоней… или это под абрикосом было?
– Дурачок, – она легонько стукнула мне по лбу, – я серьёзно, а ты шутишь.
Ну-ну, это ещё надо посмотреть – кто тут шутит! Но Зеленина смотрела вполне серьёзно, и мне опять насчет белых пятен в памяти подумалось. Да актеры они все! Точно разыграть хотят!
– Все к столу! – призвал Расулов. – Есть тост!
Мы вернулись под навес и расселись по местам. Зеленина села напротив и мило мне улыбнулась.
– Друзья! – поднялся Ильяс. – Я хочу выпить за героев! А именно – за Серёгу! Точней за то, что он когда-то давно совершил…
Вот тебе и раз! Я, было, подумал, что Расулов начнёт вещать про освобождение самолета, и приготовился возражать, но сбило слово «давно». А Ильяс продолжал:
– Я до сих пор его должник.
Я от такого поворота даже невольно рот раскрыл.
– А почему должник? – спросила Марина Зеленина.
Тот же вопрос хотел задать и я. Самому стало интересно – что я такого совершил? И почему Марина спрашивает? Они что, не договорились насчет сценария розыгрыша, или она не в теме?
– Повторюсь, это было давно…
Ильяс сел, отпил нарзана из бокала и стал рассказывать:
– Это случилось, когда мы ещё пацанами были. Друг с другом не ладили, дрались иногда. Так вот, как-то я с младшим братом Рустамом и Алдаром, – он показал на Кигаева, который, привстав, кивнул, – сюда купаться пришел, а тут Серёга и Олег Савин загорают. Ну и как всегда сразу начали отношения выяснять. А пока мы тут дурью маялись, Рустам купаться полез, у самой плотины. Его потоком сбило с ног и потащило к трубе. Там Рустам за решётку зацепился и заорал.
«Странно, драку я помню, но то, что кого-то к трубе утащило, нет. Правда, младший брат с Ильясом был, и пока мы ссорились, на мелкоте все время сидел».
– Я тогда сильно за брата испугался и остолбенел сначала, а вот Серёга не растерялся и в воду кинулся. Следом Олег. К решетке Серёга первым подплыл и успел брата за руку схватить, его в трубу всего затащило, уже совсем не держался, а Олега течением в сторону отбило. Сергей выпихнул брата к решетке и помог на неё забраться. Там лестница к решетке есть.
Все посмотрели на плотину. Трубу, в которую уходил поток, закрывала решетка, сваренная из арматуры, но закрывала она почему-то верхнюю половину трубы. И почти от самого стока, вверх шла железная лестница. А Расулов продолжал рассказ:
– К этому времени я уже у лестницы был. Сам удивляюсь, как я быстро до неё добежал. Крюк-то какой надо было сделать. Брата наверх поднял, стал успокаивать. Слышу, Алдар снизу кричит и на решетку показывает. Глянул, а там Серёга, зацепившись за решетку, уже Олега держит. Савина к трубе спиной потоком занесло. Серёга успел Олега за руку схватить. Только вот сил у него не осталось – держит, а подтянуть уж не может. Я брату кричу, чтоб тут сидел, а сам вниз. Ногами за скобы зацепился и руки тяну. Сначала Олега вытащил, потом вместе с ним и Сергея достали. Серёга еле поднялся, весь синий от холодной воды… Вот тогда мы друзьями и стали.
Надо же, какой оказывается я герой! Народ загудел одобрительно. Мужики стали смотреть на меня уважительно, а женщины восхищенно. Маринка же смотрела так влюбленно…
Только зачем Ильяс очередную небылицу рассказал? Гляжу на него и думаю – смотрит без хитринки, шутит, не шутит, не понятно. Ясно, что розыгрыш продолжается. Может, и тот, с желанием в моём ноутбуке, его рук дело? Да нет, вряд ли станет генерал-майор такой ерундой заниматься. Надо будет тет-а-тет спросить – для чего он про меня геройскую историю придумал?
Тут подняли полные рюмки, и Олег Савин крикнул:
– Выпьем за спасителя!
И этот туда же. Весь рассказ сидел и кивал. Что-то долго разыгрывают. Пора и финалить.
Сейчас тот самый профи с камерой выскочит, и все заорут – сюрприз! Я покрутил головой, но ни фотографа, ни оператора не обнаружил. Ну и черт с ними!
Под шашлык выпили ещё. Савин заорал: «надо освежиться!» и, скинув футболку, направился к реке. Народ одобрительно загомонил, так как, несмотря на хорошую закуску, все порядком захмелели, да и жара добавила желание освежиться. Все дружной компанией двинулись к прохладе, текущей с ледника.
Я плюхнулся в воду и очень быстро взбодрился. Совсем забыл, как холодна вода в горной речке! Выскочил на берег, сев на разогретые солнцем камни. Нет, все-таки хорошо тут. Рядом шумит вода, яркое солнце греет. Напротив расположилась Зеленина, продолжая мило улыбаться мне. А фигура у неё…
Вдруг вижу, как Марина округляет глаза.
– Ох, господи! – кричит она. – Там ребёнок!
У плотины, у самой кромки воды, кричали и махали руками дети, а в водовороте кружило ребенка и течением затаскивало к трубе. Я рванул к плотине, добежал до озерца и с ходу нырнул. Поплыл, борясь с мощным течением к пацану, который судорожно вцепился в перекладину у трубы и испуганно орал. У самого слива меня крутануло водоворотом, но я успел ухватиться за железный прут рядом с ребенком. Ноги потоком воды сразу затащило внутрь. Зацепившись за решетку удобнее, я потянулся и схватил ребёнка за руку.
– Держись, пацан, я помогу тебе выбраться.
Но тот крепко держался и стучал зубами больше от испуга, чем от холода. Меня тоже стало поколачивать, весь хмель, что ещё оставался, сразу вышибло. Сверху мелькнула тень, это один из сержантов в спринтерском беге обогнул холм и, пробежав по плотине, спустился по лестнице.
– Давай, подними его сюда, я помогу, – и он протянул руку.
Крякнув от напряжения, я выпихнул мальчишку к сержанту. Он его тут же подхватил и поднял наверх. Следом начал подтягиваться я, но вдруг перекладина оторвалась от решетки, и я сорвался вниз, в последний момент схватившись за другую железину, вынырнув из потока уже в трубе.
Мимо меня, фыркая как морж, кто-то пролетел в трубу. Свободной рукой я схватил его за руку. Из потока вынырнула голова Савина и отбила зубами чечётку:
– С-с-сер-р-рёга, держись.
Блин, ещё один дятел на мою голову!
– Сам д-держись, п-п-прид-дурок.
Что-то треснуло, и арматурина отогнулась. Млять, да что это такое? Ей, как назло, сейчас приспичило сломаться? Ещё этот, спасатель, мля!
– Ол-л-лег, какого хрен-на т-ты сюд-да п-п-полез?
Снаружи что-то кричали, но слышно не было. Вверху показалась голова сержанта. Он свесился и протянул руку. Сквозь сильный шум воды я услышал:
– Руку, руку давай! Тяни его сюда.
Ругаясь и заикаясь от холода, я стал подтягивать Савина ближе.
– Олег, т-т-тянись д-д-д-давай!
Еле-еле хватило сил вытянуть Савина до решетки. Тот ухватился за неё, подтянулся и, вынырнув снаружи, с помощью меня и сержанта поднялся наверх. Теперь я, но ноги свело судорогой, руки ныли от напряжения. Резко рванул тело к нижней перекладине, где уже маячили руки сержанта. Ещё чуть-чуть…
Крак!
И меня, с частью проклятой решетки, быстро понесло по трубе.
Бум! Ударился боком и сразу головой. Бросил железо и сгруппировался. Бам! Аквапарк, мля! Хватанул воздуха в одном из изгибов трубы, и опять поток, который, как показалось, ещё больше ускорился. Стенки трубы не ощущались, отшлифованные водой за долгие годы. Удар боком, спиной, опять боком. Успел подумать – крутит как в стиральной машине…
Удар! Темнота.
Глава 3
Не знаю как у других, но во сне я сам себе царь и бог, в смысле всегда понимаю, что это сон. Поэтому крут без меры и могу надумать что-нибудь этакое, как, например, крупнокалиберный пулемёт с бесконечным зарядом или лазерный меч. Да без проблем, все могу! И то, что наяву не получается, тоже могу. Тут все приёмы проходят как по маслу…
Вот и сейчас кругом одни враги, а я как Джеки Чан, Жан-Клод Ван вам и Стивен Сигал в одном флаконе. Одним махом всех злодеев побивахом. А что? Лезут и лезут…
Вот чего не могу надумать, так ограниченного количества врагов. Они плодятся самостоятельно. Какая-то злодейская прогрессия…
Только кончились твари с автоматами, как полезли террористы с бомбами, собранными из бутылок с жидкостью. А я знаю – что делать! Сливать. Режу ножом бутылки, но почему-то ничего не льётся. У всех террористов лица мертвецов с жуткой улыбкой. Они лезут ко мне, держа в синюшных руках ручки активаторов. Хоп! У меня четыре, шесть, восемь рук, но зомбо-террористов становится много, и зажать все кнопки не выходит. Мертвецы ещё больше щерятся и одновременно отпускают кнопку…
Бабах!
Я оказываюсь на дне огромной воронки. Жив и цел. Вот так – это мой сон, сколько бы вас ни было!
Ой! Сверху сыпется земля. Вижу тучную фигуру с огромной совковой лопатой.
– Я тебя закопаю! – орёт Громин, и очередная порция грунта летит на меня. Изворачиваюсь и, выпрыгнув, оказываюсь на лопате. Громозека хохочет и делает резкий взмах. И что? Лечу. Во сне все летают! Бам! Ударился обо что-то жесткое. Оглядываюсь. Около меня сидят Савин и Расулов с пивными кружками. Ильяс чистит тарань, а Олег сдувает пену и возмущенно говорит мне:
– Чё смотришь? Вытаскивай нас отсюда!
Откуда вытаскивать? Ещё раз осматриваюсь. Да мы на вершине горы! Вершина плоская, а со всех сторон обрыв. Лысый Горшок, что ли? Но не такой. Ну и сон у меня.
– И как вас выта…
На вершине никого – Савин и Расулов исчезли. Остались только пустые пивные кружки и шелуха чешуи, да кости от тарани. Хоп – исчезает и гора, а я лечу вниз, причем имеется рюкзачок и колечко. Хлопок! – это раскрылся парашют. Вот так! Бум! Упал на что-то твердое, и сразу накрыло куполом. Запутался. Выбираюсь с матом, что-то у парашюта конструкция очень на пододеяльник похожа.
Ха, действительно – пододеяльник! А я и не заметил, как проснулся! Откинул одеяло, зевая и потирая заспанные глаза, я поплелся… а куда я поплёлся? А, в туалет, конечно. Обычный утренний маршрут. Пока шел, сознание отмечало некие несусветности. Из туалета завернул в ванную. В ванную? Какая ванная? Я вроде у Савина остановился, а у него чугунных ванн не было. Хм, где это я? И вообще, все странно, чуждо и одновременно знакомо. Сунул голову под кран. Холодная вода взбодрила. Умыл лицо, шею, уши. Теперь, чтоб окончательно проснуться, осталось почистить зубы и выпить горячий чай. Рукой нащупал полотенце и, вытерев голову, посмотрел в зеркало.
– А-а-а-а!
Чтоб не упасть, ухватился руками за полотенцесушитель и край ванной. Отдышался и, приподнявшись, опять взглянул в зеркало.
Что это? Кто это? В отражении маленькая голова с копной русых волос и очень испуганное конопатое лицо. Это кто? Это я? Показал язык, отражение повторило. Это что, кошмар продолжается? Я всё ещё сплю? Ущипнул себя – больно. Значит, не сплю.
А как это?
– Серёженька, что случилось? Ты чего кричал?
В ванную заглянула моя мама. Такая молодая! Чуть в обморок не свалился. Я сглотнул и почему-то прошептал:
– Ничего, мам, обжегся просто. Горячую воду включил.
Даже голос свой не узнаю.
– Сильно? Дай погляжу.
– Нет-нет, мам, ничего. Совсем не болит.
– Ладно, – кивнула мама, – тогда чисти зубы и завтракай. В школу не опоздай. Я на столе три рубля оставила. Как из школы пойдёшь, зайди в магазин. Купи хлеба, молока и сметаны. Не забудь, – мама улыбнулась, протянула руку и закрыла мне рот, – ну, всё, я побежала.
Я как завороженный проводил её до выхода и ещё долго стоял, тупо смотря на закрытую дверь. Вот это я попал! Как так вышло? Фантастика. А вспомнил! Желание! Я же загадал желание. Вот так шутка! И надо же было тогда по радио услышать Стаса Пьеху про плацкартный билет в детство. Я и набрал тогда «Хочу в детство». Хорошая шутка была. Дошутился, придурок. Получил билет в детство! А кто знал, что сбудется?
У большого зеркала пристально рассматривал себя. Провел рукой по взъерошенным волосам, по худым плечам и груди, где отчетливо проглядывались ребра. Худой я был, худым и вырос… вырасту. Если домой, то есть обратно не попаду. Оттянул резинку трусов и глянул туда. М-да. Неужели он такой был?
И что мне делать на данный момент? В школу идти? А что остаётся? Какое хоть сейчас число? Я кинулся к окну – там бушевало лето. Стоп, какое лето? Или осень, или весна, раз в школу надо идти. Судя по яркой зелени – весна, а по градуснику, что висит прямо за стеклом, – на улице жара. Двадцать шесть в тени, и это утром в полвосьмого. Что будет к обеду? Скорей всего, сейчас май, а какой год? По моей детской физиономии не разобрать. Тогда где узнать? Дневник! Я побежал в комнату. Так, где тут у меня портфель… тьфу, какой портфель? Вот сумка с учебниками. Нашел дневник, на котором было написано, что я ученик седьмого «А» класса, семидесятой школы. Чудеса, в восемьдесят четвёртый год попал! Попал, так попал. А день недели? Какие уроки будут? Мать ети, что я там скажу, если к доске вызовут? Что я вообще скажу? Как себя вести?
Взгляд коснулся часов на стене. Ой, без двадцати восемь! До школы пять минут хода, но ещё надо узнать, какие уроки на носу. Быстро оделся в костюм, который был привезён отцом из-за «бугра» и заменял мне школьную форму. Отец… его я так давно не видел. Опять уехал на службу рано, а вернется как всегда – за полночь. Я вздохнул, нашел ключи, благо, что помнил, где они всегда лежали, взял оставленные мамой деньги и, закрыв дверь, пошел в школу.
Шел по дороге, а в голове крутились разные мысли. Интересно, насколько я сюда попал? И почему именно в это время? Какой-то переломный момент в моей судьбе? А как обратно? Тоже через желание? И где его загадывать, в какой программе, какого компа? Черт, до первых персональных компьютеров, как до Китая ползком, а до Интернета в России, как его привыкли все видеть, ещё столько же. И что дальше? Ждать этого момента? От этой мысли сбился шаг и я встал. Это дождешься появления Интернета, а потом, в принципе, и не надо будет никаких желаний. После такого срока останется еще пяток лет подождать – и я в своем времени. Ха-ха! Вот так я попал!
Меня вдруг толкнули.
Обернулся.
– А?
Сзади стояла Верка Смольнякова с портфелем в руках. Надо же, ещё вчера вместе на пикнике были, только она там на двадцать пять лет старше выглядела.
– Бэ, Вязов, ты глухой? Что, говорю, стоишь как три березы на Плющихе?
– Не берёзы, а тополя, – автоматически поправил я.
– Не умничай, а иди ровно и не вставай на дороге как столб.
И почему женщины думают, что они всегда правы? Я вздохнул:
– Дистанцию нужно соблюдать и смотреть куда идёшь, тогда не будешь на людей наскакивать.
– Дурак ты, Вязов, – сморщила личико Верка, показала язык и быстро пошла по тротуару, а я поплелся следом.
Дураком меня назвала, но она даже не подозревает – какой я дурак! Умные в такие передряги не попадают. Вот и урок мне на будущее – не знаешь, не влезай – убьёт.
Убить не убило, но озадачило конкретно. И где загадать желание, чтоб обратно в своё время попасть? Вопрос вопросов. Ой! Я опять встал от пришедшей мысли – если я попал сюда только своим сознанием, то что с моим телом, которое осталось там, в будущем? Вылетело по ту сторону плотины и пребывает в коме, или я там уже мертв? Мля! Закатают там меня в цинк и отправят по адресу.
Настроение упало до нуля. В скорбных раздумьях добрёл до школы. На входе меня опять толкнули в спину, да так, что я пробежал метра три. Сзади заржали. Резко развернулся и в дверном проходе я увидел троих.
Вот так встреча!
Макс Громин, по кличке «Громила». Ещё не такой жирдяй, как я видел недавно, но все равно здоровый. А рядом его дружки. Игорек Вершинин, тощая каланча, баскетбольного роста, с погонялом «Вершина», но из-за постоянно обритой головы, все его называют «Пик коммунизма». Славка Тощев, по прозвищу «Толща», так как его тучная фигура с трудом проходила в дверные проемы.
Громила наставил на меня палец:
– С тебя, связок, рупь штрафа, за то, что мне путь загородил.
И они опять заржали, комментируя мою искаженную фамилию.
Я начал закипать. Не терплю, когда коверкают моё имя и фамилию. Вспомнив его обещание меня закопать, захотелось закопать его самого. Но, как говорится – злость плохой советчик, и я вдохнул-выдохнул и с насмешкой сказал:
– А харя не треснет, Громозяка?
Смех стих, и вместе с ним вокруг установилась тишина. Школа как будто замерла перед грозой. Громин побагровел и, медленно приближаясь ко мне, заикаясь от возмущения, начал выплевывать ругательства:
– Ты, б…ь, связка х…а, о…л, б…ь, совсем? В тыкву, б…ь, давно не получал? – Он замахнулся, чтоб покарать наглеца, и под пристальным взглядом завуча, вышедшего из кабинета, посмотреть на причину внезапно установившейся тишины, медленно опустил руку на моё плечо. Криво улыбнулся и, воняя нечищеными зубами, ласково прошептал:
– После школы, в беседке сквера, я буду ждать тебя с червонцем отступных. За свои слова ответ держать будешь, понял?
Увидев, что завуч вернулась в кабинет, больно сжал мне плечо.
– Отвали, дятел. – Правой рукой я схватил его за мизинец, отогнул его от плеча и крутанул в обратную сторону. Громила взвизгнул и присел. В зашумевшей было школе опять остановилась жизнь. Все вокруг стояли столбом и глазели на небывалое зрелище. Вершина и Толща вдруг сорвались с места и кинулись спасать своего дружка. Я сместился в сторону, поднырнул под руку Вершины и дернул Макса на себя. Тот всхлипнул от боли и грохнулся под ноги Вершинину. Тощев, не успев остановиться, по всем законам физики увенчал кучу-малу сверху. Громин в самом низу даже крякнул, так как Тощев весил гораздо больше ста килограммов. Я картинно отряхнул руки и подошел к вывешенному расписанию уроков. Рядом со мной нарисовался Савин.
– Ну, ты, Серёга, даёшь. Он же тебя убьёт.
– Ты труп, Вяз, – зашипел мне в спину Громин. – Я тебя закопаю!
О! Я уже Вяз, а не связок.
– От падали слышу. И придумай что-нибудь новое, разнорабочий хренов.
Савин схватил меня за руку и потащил прочь. Поднимаясь на второй этаж и по-прежнему держа меня за рукав, он почему-то шепотом мне говорил:
– У тебя что, крыша поехала? Ты чего с ними связался?
Я стряхнул его руку с рукава и ответил:
– Я не потерплю такого над собой. А этих придурков я не боюсь. После школы пойду и разберусь с ними как надо.
– Крыша съехала и жить надоело? – засопел Олег. – А, поступай, как знаешь, камикадзе. Только я с тобой пойду, ладно?
– Хорошо, дружище! – И я шутливо толкнул его в плечо. Затем оглядел друга. Чего-то не хватает? Ах да, трудовой мозоли нет. До неё пока далеко. А расписания я так и не узнал. Слишком быстро Савин меня утащил.
– А что у нас первым уроком?
– Инглиш.
– О'кей, инглиш, так инглиш.
В классе царил гомон, который сразу стих, как только мы зашли в помещение. Олег подмигнул мне и прошептал:
– Новости летят впереди героя.
Почти восемьдесят глаз смотрели на меня с любопытством и каким-то сожалением.
Как я помнил, мы с Савиным сидели всегда на «Камчатке» – дальней парте у окон. Прошли между партами. Вслед нам зашушукались, обсуждая происшедшее и мои шансы в будущей встрече с громинской шайкой.
Уселись за парту, достали учебники и тетради. На нас стали посматривать. Девчонки с любопытством, а мальчишки с некоторым восторгом, но подходить с вопросами не спешили. Сидящие впереди Верка Смольнякова и Ленка Толина обернулись.
– Я удивляюсь, Вязов, твоей безрассудности, – проговорила Ленка, – ты чего геройствуешь, смерти захотел?
– А он с утра какой-то не такой. Идет – метр шаг и остановка, да ещё умничает не в меру, – добавила Смольнякова.
– Я думал, герои нравятся всем, – буркнул я, а Олег кивнул:
– Поддерживаю.
Девчонки одновременно покрутили пальцами у висков и отвернулись. С передней парты прилетела записка. На ней аккуратным почерком, но с ошибками, было написано: «Бесумству храбрых, поём мы песню!»
– Зеленина писала, её почерк, – прошептал Олег.
Я зачеркнул букву «с» и подписал сверху «з». Свернул и кинул к первой парте, где сидела Маринка Зеленина. Через минуту прилетела ещё одна, где написано было просто – «Дурак!!!!!!!». Савин хохотнул:
– Вот дуреха!
Видел бы ты, что пишут на форумах в интернете, не так удивился бы – подумал я. Мысль о нете опять понизила настроение. В этот момент вошла учительница по английскому. Александра Владимировна Травина – сразу вспомнилось мне. Мы встали. Александра Владимировна положила журнал на стол и поздоровалась:
– Гуд монинг, чилдрен.
– Гуд монинг, Александра Владимировна.
Она кивнула и сказала:
– Сит даун, плиз.
Класс с шумом уселся. Учительница открыла журнал и, глядя на класс, сказала:
– На прошлом уроке у нас была тема: «Мои увлечения». Мы подробно разобрали все слова и обороты, применяемые в английском языке. Вы, дома, должны были подготовить короткий рассказ по следующим вопросам: Что вы любите делать после занятий в школе? Что предпочитаете делать, когда отдыхаете? Что любите смотреть по телевизору? Какой у вас любимый вид спорта? И так далее, на ваше усмотрение.
– И так… – Александра Владимировна посмотрела в журнал.
– К доске пойдёт… – учительница провела пальцем по ряду фамилий в журнале. Все сжались, стараясь сделаться незаметными и, как хамелеоны, слиться с партами.
– К доске пойдёт…
Опять посмотрев на класс, она увидела меня.
– К доске пойдет Вязов.
По классу покатились тихие смешки. Каждый облегченно вздохнул – вызвали не его, и ладно, а вот что сейчас будет? Все сразу воспрянули и стали смотреть на жертву, то есть на меня.
В школе английский язык давался мне с трудом. Точней сказать совсем не давался. Читал текст почти правильно, но, не понимая – о чем идет речь. Перевод только со словарем. Я поднялся и с видом обреченного пошел к доске, усмехаясь про себя. Дело в том, что уже в училище я с легкостью постиг буржуйский язык, в чем мне помог однокурсник, который почти всю свою жизнь, вместе с родителями, провел по заграницам. Английский язык был для него вторым родным, так как родители долго работали в нашем посольстве в Англии. Однокурсник с какой-то легкостью объяснял все нюансы произношений, и за какие-то три года я вполне сносно заговорил по-английски. Даже произношение, как мне сказал однокурсник, стало как у заправского британца, и я легко, если ещё чуть позаниматься, проканал бы за коренного лондонца.
Вышел к доске и опустил голову вниз. Мысли сразу спутались – с чего начать-то?
– Ви листен ту ю, Вязов.
Опять по классу прокатились смешки, и учительница тут же постучала рукой по столу, строго посмотрев на класс. Все притихли: и заулыбались, готовясь к комедии. Ну что ж, начнем, пожалуй. Я набрал побольше воздуха и стал рассказывать про свои увлечения:
– Ми нейм ис Сергей Вязоф. Ай лов зе афтерскул стролл ин зе фреш эйр.
Класс изумленно замер. Никто не ожидал от меня внятной английской речи. Александра Владимировна подняла в удивлении брови и выдавила:
– Э-э-э…
Я спросил, глядя на неё:
– Продолжать?
Она закрыла рот и кивнула.
– Со ай рест вич вулд зен мейк э квалитатив лессон, – вспомнив изречение друга, я прибавил кембриджское произношение, – он тиви ай лайк ту вач хистори фильмс энд зе трансефер оф «обвиус энд инсредибл».
Все сидели, раскрыв рты. Откуда-то с середины донеслось, почему-то по-немецки:
– Даст ист фантастишь!
Большая половина класса, которая из английского знала только алфавит, ничего не понимала, остальные, видно, выхватывали отдельные знакомые слова. Маринка Зеленина, сидевшая на первой парте, стала что-то записывать. Меня, что ли, конспектирует? Я усмехнулся и стал говорить быстрей:
– Ай лайк хоккей энд футболл. Ин зе ярд оф зе валл. Эт ном ай сометаймс сомезинг оф зе визард.
– Достаточно, Сергей. – Александра Владимировна, прервав меня, встала, шумно выдохнула, опустилась на стул и, не веря, посмотрела в журнал. Я пригляделся – там, в моём ряду клеточек стояли трояки. Рука учительницы вывела большую пятерку, затем почему-то знак вопроса рядом. Посидев немного, она повернулась ко мне.
– Ты хорошо выучил слова, Серёжа. Удивляюсь, но ты нигде не сделал ошибки. Сам делал задание?
– Ес оф кос, Александра Владимировна, – сказал я, наслаждаясь всеобщим изумлением, и добавил: – Инглиш хас биком май секонд найтив лангвидж!
Учительница открыла рот, закрыла рот и, повернувшись к журналу, сказала:
– Джаст фантастик! Ситдаун, Серёжа. Экселент!
Под гробовое молчание иду к последней парте, где меня встретили не менее изумленные глаза Савина.
– Ну, ты могёшь!
– Не могёшь, а могешь, – поправил я и плюхнулся рядом.
– А что такое экселент?
Читать бесплатно другие книги:
