Карнавал лжи Сафонова Евгения

– А что со светильниками? – спросил Орек.

– Хотя стены облицованы гранитом, подземелье сложено из фалангра, так что здесь крайне неустойчивый магический фон.

– Фалангр… камень, невосприимчивый к любой магии?

– И лишающий существ, соприкасающихся с ним, способности колдовать. Верно. – Советник одобрительно кивнул. – Это было предпринято в охранных целях, как вы понимаете. Поскольку попадающие сюда не соприкасаются с фалангром, а лишь находятся в зоне его действия, камень отменяет заклятия с первого уровня по пятый и значительно глушит остальные. Светильники укрепили защитой шестого уровня… Результат, как видите, налицо.

– А как же дознаватели? Или стражи?

– Они носят амулеты, нейтрализующие действие фалангра. Если подобные амулеты есть у подозреваемых, они засвечиваются на арке внизу… собственно, вот и она.

Вторую магическую арку – каменную – Таша легко приняла бы за дверной проём. За ней ждал коридор всё с теми же сырыми тёмными стенами и без единой двери: лишь светильники неровно мерцали под низкими полукруглыми сводами.

– Осталось немного, – изрёк Советник, устремляясь дальше. – Прошу прощения за долгий путь.

Таша шла следом, почти не чувствуя пола под ногами.

Джелиар…

Остановившись перед ничем не примечательным участком стены, Советник повернулся, постучал по камню – и толкнул возникшую вдруг дверь. Отступив в сторону, указал на открывшееся помещение приглашающим жестом.

Таша оглянулась на Орека, прочитав по губам ободряющее «не бойся», и вступила в камеру пыток.

– Опоздали, господин Советник, – бесстрастно заметила волшебница в белом, восседавшая за кабинетным столом из блестящего тёмного дерева. – На вас не похоже.

– Прошу прощения за задержку. Когда сопровождаешь прелестных лэн, не до спешки, – с усмешкой заметил Советник, присаживаясь на стул у дальней стены.

– Добрый вечер, Орек, – улыбнулся волшебник в белом, поднявшись с потрёпанной кожаной кушетки. – Прошу, Кармайкл-лэн… пока ещё Кармайкл и пока ещё лэн. Рад новой встрече.

Кроме пресловутой кушетки, стола и нескольких стульев в небольшой, ярко освещённой комнате не было ничего. Ни жутких приспособлений, ни цепей, ни крови на полу, к которым Таша мысленно уже приготовилась.

Впрочем, куда больше её удивило другое.

– Мастер Иллюзионист? – изумилась она, глядя на знакомое веснушчатое лицо под облачком светлых кудрей.

– Кажется, летом мы сошлись на Вермиллионе-энтаро. – Один из Мастеров Адамантской Школы свойски, совершенно по-мальчишески ей подмигнул. – Позвольте представить мою коллегу, Мастера Странницу. Его Величество попросил Мастеров Школы лично провести ваш допрос, и я не удержался от искушения вызваться вести протокол.

– Ну конечно, – выдохнул Орек как будто с облегчением. – Кто как не Мастер сможет провести досмотр памяти без боли.

Волшебница за столом – худая беловолосая девушка с россыпью родинок, складывавших сложную фигуру на её строгом лице, и странными завораживавшими глазами цвета аметиста – отстранённо взирала на новоприбывших.

– Садись, Орек. Это будет не быстро, – велел Иллюзионист. – А вы не жмитесь у стены, Кармайкл-лэн. Прилягте.

– Благодарю за беспокойство, но я и постоять могу, – пробормотала Таша, которую слова про боль не слишком воодушевили. Впрочем, к кушетке всё же прошествовала.

Кое-как устроив голову на подушке, она следила, как Иллюзионист поправляет её волосы, разметавшиеся по кожаной обивке: так бережно, точно к нему пожаловала дорогая и долгожданная гостья.

– Удобно?

Таша нервно кивнула, пытаясь не выпускать из виду Советника, следившего за подготовкой к допросу с какой-то пакостной улыбкой. Мысли и чувства безостановочно перескакивали с одного на другое, не в силах определиться, чему удивляться и чего бояться больше.

Он или нет?..

В следующий миг что-то змеёй скользнуло по талии, запястьям, лодыжкам – и Таша поняла, что её приковывают к кушетке кожаные ремни.

– Это ещё зачем? – воскликнул Орек.

– Так положено, – бросила Странница; в голосе её шелестел прохладный горный ветер. – Не дёргайтесь, Кармайкл-лэн. Чем больше будете дёргаться, тем туже затянутся ремни.

Ещё разок рванув руки в тщетной попытке освободиться, но лишь убедившись в правдивости этих слов, Таша затихла.

– Не беспокойтесь. Просто неприятная формальность, – доверительно шепнул Иллюзионист. Прямо из воздуха достал тетрадь и зачарованное перо. – Закройте глаза. Мы будем осторожны. Вы ничего не почувствуете.

Лицо Странницы вдруг нависло прямо над её собственным – и, отчаянно зажмурившись, Таша не то услышала, не то почувствовала взмах невидимой руки над её лбом.

Кто-то тихо и спокойно велел:

– Спи.

– Попала!

– А вот и нет, а вот и нет!

– А язык-то у кое-кого фиолетовый, – комментирует Джеми, пролетая над вишнёвыми кронами.

– Лив, ты всё-таки своровала начинку для пирожков? – возмущается Таша, пока сестра подбирает лоскутный мяч.

– Подумаешь! Там ещё во-от столько было!

– Невыносимая девчонка! Черники в этом году не так много запасли! Нельзя было дотерпеть, пока пирожки сделают?!

– Мне хотелось прямо сейчас!

– Бойся своих желаний, – философски возражает Джеми. Умудрённый жизнью голос мало вяжется с тем, что мальчишка лихорадочно размахивает руками, пытаясь удержать равновесие и поровнее усесться в воздухе. – Дамнары, заклятие невесомости – такая муторная штука, оказывается…

– Курицы лучше тебя летают, – фыркает Лив. – И вообще… ааа!

– Попалась, которая объедалась! – Подкравшись к сестре со спины, Таша валит Лив в кучу листьев; мяч, выпавший у девочки из рук, катится по траве. – Будешь ещё старших не слушаться?

– Прекрати… ай-ай-ай… меня… щекотать!

До сей поры сёстры бегали по саду и играли в вышибалы, а Джеми практиковался в искусстве колдовского полёта. Солнце сонно скатывается за горизонт; вишни шушукаются о чём-то с вечерним ветром. Опавшая листва, которую Джеми сгребал в кучи пару часов назад, окутывает основания стволов пёстрыми шалями – наступивший листопадник[3] облил деревья медью и позолотой. Вишен, листья которых осенью желтели, Таша никогда раньше не видела, но каких только сортов не было в саду господ Лормари.

…в прежнем Ташином доме тоже был сад. Яблоневый. Она привыкла засыпать под лиственный шелест, и ей не пришлось отвыкать от своей колыбельной.

Переход в новый дом прошёл так безболезненно, как это только возможно, учитывая обстоятельства.

– Капитулируете, Ваше Вреднючество?

– Да, да, только переста-ань!

Отфыркавшись от волос, лезущих в лицо, Таша раскидывает руки и падает наземь – в большую кучу листьев по соседству с сестрой. Смотрит прямо перед собой, туда, где расцветает закатными красками бездна осеннего неба.

– Мне хотелось бы уметь летать, – вдруг говорит Лив.

Таша поворачивает голову.

Заметив движение, сестра торопливо отводит взгляд от Джеми и широко открытыми глазами уставляется на облака.

– Как-нибудь обеспечу тебе полёт, – тихо-тихо, чтобы не спугнуть наконец обретённое равновесие, бормочет мальчишка, паря над травой в паре манов от них. – Как только буду уверен в своих силах.

– Правда?

– Я когда-нибудь тебе врал?

Глядя на сияющую Лив, Таша треплет сестру по темноволосой макушке. Та из вредности дёргается, но, подумав, всё же подкатывается ближе.

– Это так сложно? – спрашивает Таша, обнимая девочку за плечи. – Летать?

– А ты… ай, ну вот опять!.. А ты как думаешь, если у меня не получается?

– Думаю, что колдун из тебя липовый, – говорит Таша добродушно.

– Я тоже тебя люблю, – бурчит Джеми и, потеряв всякую надежду усидеть в воздухе, пускается в неторопливый полёт по саду.

– Ну вот от чего зависит успех парения?

– Концентрация, магическая сила, уверенность… ловкость. Координация. У Алексаса наверняка вышло бы лучше. – Пролетая мимо, Джеми подхватывает с земли мяч, валяющийся под вишней чуть поодаль. – Летать проще, как ни странно, зато просто сесть или замереть… В целом это как плавать, только в воде не нужно постоянно думать: «Всё хорошо, я умею летать, для меня это вполне естественно, я совсем не должен упааамм…»

– Лучше не думай, – вздыхает Таша, наблюдая, как её рыцарь пропахивает носом траву.

– А некоторым приходится думать: «Всё хорошо, я умею плавать, я совсем не должен утонуть», – вставляет Лив.

– Тебе, к примеру?

Сестра только хихикает.

Отплевавшись от листьев, Джеми вскидывает голову – и смущённо вскакивает:

– Добрый вечер, святой отец! А я тут… У меня получалось летать, просто сейчас…

– Я видел, – успокаивает его Арон, размеренно вышагивая по тропинке среди вишен. – И ещё более уверился в мысли, что передо мной будущий магистр. То, что не всё получается сразу, совершенно естественно: и великие ошибались в начале своего пути. Уверен, через год-другой ты дашь фору всем своим сверстникам в Школах.

– Правда? – уточняет Джеми ликующе.

…когда Таша впервые увидела дэя не в фортэнье, а в простых штанах и рубашке, она долго думала, как к этому относиться. На уже сложившийся в сознании образ Арона вдруг наложился абсолютно другой. Смешно, но до той поры Таша не задумывалась, что дэй не родился в фортэнье, и помимо Арона, к которому уже успела привыкнуть – могущественного, надёжного, героического, – есть Арон другой: человеческий, обычный, по-домашнему уютный.

Впрочем, поскольку надёжности и могущества в Ароне-домашнем не убывало, Таша довольно быстро совместила двух Аронов в одного, и сейчас вид их почти-святого отца в мирской одежде её нисколько не удивляет.

– Вечерний чай, – объявляет Арон.

– И кое-кому ещё уроки делать, – добавляет Таша, поднимаясь с земли и помогая встать Лив. – Иди, стрекоза. Я игрушки соберу – и за вами.

Та не возражает: охотно ухватывается за протянутую руку Джеми и бок о бок с ним устремляется к башне звездочёта, белеющей над вишнёвыми кронами.

– Не хочешь пройтись до озера? – спрашивает Арон.

– Хочу, – умилённо наблюдая за удаляющейся парочкой, отвечает Таша, не задумываясь. – Но с госпожой Лиден сам потом будешь объясняться.

– Она поймёт. Хочу послушать, как прошёл твой день.

Пока они идут до озера, Таша рассказывает, что было сегодня в школе. А ещё думает, что когда-то душу продала бы за отца, которому интересно, как прошёл её день, и за мирные вечерние прогулки с ним.

Теперь они есть, и душу ей продавать не пришлось – но какую цену она уплатила взамен…

– Давно ты заметила, что Лив неравнодушна к Джеми? – произносит вдруг Арон, когда они спускаются к воде по узкой тропке, вьющейся по холму, и садятся на прибрежную гальку. Впереди – озеро Лариэт: зеркало перламутровых вод в ложбине предгорных холмов, оправленное в пёстрые луга и лес, пылающий осенними красками. Если повернуть голову, можно разглядеть заснеженные пики далёких горных вершин, отгородившихся от королевства горами пониже.

– Не говори так. – Таша, не глядя, зачерпывает рукой горсть светлых камешков. – Это же… детское.

– Потому я и сказал «неравнодушна», а не «влюблена».

Выбрав самый симпатичный камушек, Таша без замаха кидает его в воду.

– Не так давно. Она же с ним всегда вредничала даже больше, чем с остальными. А потом я обратила внимание, как она на него смотрит… когда никто не видит, конечно.

– И как ты к этому относишься?

Следующий камень пару раз лягушкой скачет по зеркальной глади, прежде чем скрыться под водой.

– Я не могу относиться к этому серьёзно. Полагаю, ты тоже.

– Сказать честно?

– Нет, соврать.

– Я огорчён тем, что на её месте не ты.

Очередной камень, вылетев из дрогнувшей руки, укоризненно булькает у самых Ташиных ног.

– Ты это серьёзно… честно?

– Серьёзнее и честнее некуда. – Арон отстранённо смотрит вдаль. – Многие в твоём возрасте уже замужем.

Она вдруг ощущает странную, неясную, болезненную обиду: сама не понимая почему, но отчего-то не желая слышать подобного из его уст.

– Так не терпится сбыть меня с рук?

– Нет. Просто я бы предпочёл видеть на этом месте Джеми, нежели кого-то другого.

Таша глубоко вдыхает, успокаиваясь и успокаивая колючую иглу в сердце. Оглядывает камни у себя на ладони.

– Предлагаешь мне отобрать мальчика у собственной сестры? – негромко интересуется она, выбирая из камушков наиболее плоский. – Джеми мне как брат. Едва ли я когда-нибудь смогу смотреть на него иначе.

– А на Алексаса?

– Наверное, смогла бы, – соглашается Таша без особых раздумий: просто потому, что не имеет никакого желания думать об этом всерьёз. – Если бы забыла о том, что буду очередной в послужном списке. Однако, какими бы замечательными ни были мои рыцари, у них обоих есть одно большое «но».

– Какое же?

Следующий камень, прежде чем пойти ко дну, оставляет на воде три расходящихся «блинчика».

– Кто-то из них всегда будет третьим.

Задумчивость в глазах Арона ей не нравится.

– А если не всегда?

Таша непонимающе следит, как дэй поднимает и вертит в руках гладкий светлый камушек, обточенный волнами.

– Видишь ли, – продолжает Арон, отвечая на немой вопрос, – как ты понимаешь, это не совсем нормально: существование двух личностей в одном теле. Однако подобное уже случалось ранее. Да, бывали люди, пускавшие погибшего близкого в своё тело, – кивает Арон, заметив её недоверчивый взгляд. – Ритуал Двоедушия открыли мы. Амадэи. Лиар, если быть точным. Но в конце концов мы отказались от него, а Ликбер Великий вовсе его запретил. Большинство летописей, где ритуал упоминался, погибли в Тёмное Время. С тех пор его проводят тайно, а о результатах предпочитают не болтать, дабы не навлечь гнев Мастеров Адамантской Школы. Впрочем, колдуны, в отличие от волшебников, законы Ликбера не чтут.

– Чем больше узнаю о Ликбере, тем меньше он мне нравится, – ворчит Таша.

– Не думай о нём слишком плохо. Несмотря на все свои… недостатки, основатель Школы Волшебников был великим человеком. На то, чтобы настроить народ против амадэев, у него были вполне объективные причины. На то, чтобы запретить ритуал Двоедушия, тоже.

– Что за причины?

– Этот ритуал никого не спасает. Скорее наоборот. Потому мы в своё время от него и отказались. – Арон подкидывает камушек на ладони. – Исход всегда один и тот же, просто многие об этом не знают. Или забывают. Порой намеренно.

– Не ходи вокруг да около, – говорит Таша, отчётливо ощущая волнение, сбивающее дыхание. – В чём дело?

Арон, поразмыслив, без замаха кидает камень в озеро.

– В том, – отвечает он, глядя, как расходится круг на воде, – что рано или поздно происходит объединение сознаний. Слияние двух личностей. Норма берёт своё. Не понимаешь? Да, это сложно понять. А принять – ещё сложнее. Но рано или поздно вместо Джеми и Алексаса мы получим кого-то одного… с чертами другого. Вот так.

Таша опускает взгляд – на собственную ладонь, незаметно стиснувшую последний камень тонкими пальцами.

– Джеми… с чертами Алексаса?

В мыслях царит звенящая болью пустота.

– Необязательно. Более сильная личность поглотит более слабую, при этом получив некоторые моральные качества и способности поглощённого.

– И получится либо Алексас с магическим даром… не такой задающийся и любвеобильный… либо уверенный в себе Джеми, прекрасно владеющий мечом?

– Примерно.

Таша смотрит на свою руку, словно больше ничто на этом свете её не волнует.

Хотела бы она, чтобы это действительно было так.

– Я не хочу их терять. Никого из них. – В дрогнувшем голосе всё же прорезается боль. – Они… мои друзья. Оба.

– Я тоже. Но это случится, Таша. Хотим мы того или нет.

Таша глядит, как тёмная полоска леса на том берегу поглощает алое солнце.

– И когда?..

– Не знаю. Двоедушие не длится долго. Год, два, три – не больше.

Костяшки девичьих пальцев белеют от напряжения.

– Джеми знал об этом, когда соглашался на ритуал?

– Нет.

– Ему никто не сказал?..

– А зачем? В этом случае их опекун терял одного из братьев, а так получал обоих, слитых воедино. И маг, и фехтовальщик. Хороший расклад.

– Герланд совсем их не любил, да?

Это выходит спросить только едва слышным шёпотом.

– Судя по тому, что я видел в их памяти… – Арон коротко качает головой. – Он – альв, Таша. Королевский Охотник к тому же. Альвы не созданы любить людей, а Охотникам чувства в принципе не положены.

Таша долго сидит неподвижно.

Разжав руку, кидает взгляд на камешек, лежащий у неё в ладони. Плоский, розоватый. С дыркой посредине.

– Загадай желание, – советует дэй.

Таша поднимает камень к глазам. Сквозь крохотное отверстие, проточенное ветром и водой, глядит на краешек солнца.

Одинокий «бульк» звучит одновременно с тем, как за лесом скрываются последние солнечные лучи.

– Загадала?

Не глядя на амадэя, Таша кивает.

– Пусть оно сбудется, – произносит Арон серьёзно.

Таша улыбается. Самым краешком губ, горькой донельзя полуулыбкой-полуусмешкой.

– Поживём – увидим…

– Проснись.

Таша открыла глаза; казалось, она задремала всего на секунду. Села на кушетке, – и лишь затем вспомнила, что, по идее, не смогла бы этого сделать. Но ремни исчезли таким же чудесным образом, как и появились.

Отступив на шаг, Странница равнодушно созерцала пол, зачем-то сжимая в руках правдометр: нечто вроде серебряного молотка, только с двумя ручками и циферблатом, стрелка на котором педантично покачивалась между делениями «правда», «ложь» и «что-то здесь нечисто». Прибор, часто заменявший чтецов там, куда чтецам заглянуть было некогда. Иллюзионист смотрел на перо, под его взглядом торопливо царапавшее что-то в тетради. Орек застыл у стола, скрестив руки на груди; Советник в глубокой задумчивости глядел в потолок, подпирая ладонью подбородок.

Похоже, допрос был окончен.

– Я… – собравшись с духом, начала Таша, – и смолкла, когда Джелиар Айронсул поднялся со своего стула.

Безо всякого выражения на аристократичном лице Советник Его Величества шагнул вперёд. К ней.

Склонился в поклоне.

Он или…

– Его Величество ждёт, – изрёк мужчина в чёрном, – Морли-малэн.

Как выяснилось, спуститься на допрос и выйти сухим из воды – это полдела. Надо было ещё вернуться наверх, не пав смертью храбрых на бесконечной лестнице.

Таша оставила позади не один десяток ступенек, но всё ещё осмысливала то, что услышала после пробуждения. Мастера успели не только просмотреть её память, но и исследовать перстень Морли, дабы убедиться в его подлинности… а ещё допросить на правдометре Орека, к которому после Ташиных воспоминаний о Кэйрмиль ожидаемо возникли вопросы. В частности, действительно ли он непричастен к деяниям супруги-эйрдаля – и не имеет ли отношения к смерти сестры и её мужа.

К счастью, правдометр убедительно подтвердил, что нет.

– Любопытно, однако, что вы сразу не обратились к страже, Норман-энтаро, – отстранённо бросил Советник через плечо. Обратно они снова шли втроём: Иллюзионист и Странница остались в подземелье доделывать протокол и улаживать другие формальности. Впрочем, Вермиллион на прощание известил Ташу, что отыщет её на балу, и в этот раз всего двумя версами она не отделается. А ещё – что в прошлый раз их беседу прервали самым невежливым образом, а между тем им есть что обсудить.

Что ей было обсуждать с Мастером Адамантской Школы, Таша не имела ни малейшего понятия. Но уже не удивлялась.

– Если бы не Таша-лэн, я предпочёл бы вообще не предавать это огласке, – сдержанно ответил Орек из-за Ташиной спины. – Об этом не говорили даже слугам. Для них мы с Кэйрмиль просто разошлись. Я не хотел и не хочу, чтобы имена моих родных полоскали в каком-нибудь новостном листке, а меня заклеймили как супруга их убийцы.

– И даже не хотели справедливого возмездия для этой самой убийцы? Так прониклись словами какого-то дэя о прощении врагов своих?

Орек помолчал – так, будто и сам не знал ответа на этот вопрос.

– Да, – поколебавшись, наконец откликнулся он.

– Надеюсь, Морли-малэн, когда-нибудь мне доведётся услышать проповедь вашего отца. Судя по всему, он просто дамнарски убедителен.

В голосе Советника прорезалась насмешка, – и Таша многое сейчас отдала бы, чтобы увидеть выражение его лица. Без этого слишком трудно было понять, есть ли в этой насмешке ещё и намёк.

– Думаю, в особом отделе стражи с вашей супругой разберутся быстро, Норман-энтаро, – спокойно продолжил Джелиар. – Боюсь, вам предстоит нанести туда визит в ближайшее время… но не беспокойтесь, они не любят, когда новостники лезут в их дела. Ваша тайна останется тайной. – Повернув голову, Советник бросил на Ташу несколько ироничный взгляд. – Да, как и сказал герцог, мнимая помолвка останется между нами. Его Величество, конечно, захочет лично просмотреть протокол, но его это разве что повеселит… К слову, любопытная у вас семья, Морли-малэн. Я даже никогда не слышал о таких, как ваш брат. И о чтецах такой силы, как ваш отец.

Неужели, подумала Таша.

– К слову, теперь вам не нужно объяснять Его Величеству всю сложность ситуации, в которую вы попали, – добавил Советник. – Он прочтёт протокол и, уверен, примет меры по вашей защите. Для него это будет делом чести.

Неужели, снова подумала Таша.

– Летом, когда вы так внезапно убежали из Клаусхебера, святой отец сказал, что вас преследует маг крови, – тихо произнёс Орек. – Но я и подумать не мог, что всё настолько серьёзно.

Таша лишь невесело улыбнулась, думая о том, что этот самый маг крови может сейчас шагать несколькими ступеньками выше.

– Возвращаю драгоценность, Ваша Светлость, как и обещал, – проговорил Джелиар, когда лестница наконец кончилась и взору их предстал Леогран с ларцом в руках, нервно меривший шагами холл. – И поздравляю. Морли-малэн готова предстать перед Его Величеством… и принять своё наследство.

Улыбка, осветившая лицо юного герцога, показалась Таше ярче, чем колдовской свет люстры над их головами.

– Богиня, как я рад. – Всучив дяде ларец, Леогран заключил её в объятия: тёплые, братские, успокаивающие. – Судьба не зря привела вас летом в Клаусхебер, Таша-лэн. Род Морли заслужил того, чтобы быть восстановленным в правах. И вы вернёте ему былое величие сполна, я уверен.

Если бы то была судьба, подумала Таша, сдерживая внезапно подступившие к глазам слёзы. Бескорыстная доброта Норманов обескураживала её, но в этой бескорыстности она была абсолютно уверена: все трое уродились достаточно гордыми, чтобы хлопотать о её благополучии не из соображений личной выгоды.

– Идём, Лео, – со смешком поторопил их Орек. – Не стоит заставлять Его Величество ждать. Когда вернёмся в гостиницу, у нас будет вдоволь времени для поздравлений.

– Если только Элль и Джеми-энтаро на радостях не задушат Ташу-лэн… простите, Морли-малэн.

– Пожалуйста, только не надо «малэн». И «лэн», если уж на то пошло. И «вы», – произнесла Таша устало. – Не вам ко мне так обращаться.

– Формально отныне вы выше нас, скромных герцогов. – Леогран снова улыбнулся; казалось, улыбка эта высветляла даже ледяные метки на его лице. Отстранившись, подал ей руку. – Но как скажете, Ваше Сиятельство.

– За «Сиятельство» могу и стукнуть.

– Можешь, – лукаво согласился тот, ведя её к лестнице, – только до гостиницы дотерпи.

Ступая по багровой ковровой дорожке, Таша думала, что ей сполна хватало и двух названых братьев, – но, в принципе, против ещё одного она возражать не будет.

Восхождение на вершину Королевской башни заняло немало времени: башня эта являлась одной из самых высоких во дворце, дворец строили три века назад, а лифты вошли в обиход совсем недавно. Подниматься пришлось на своих двоих, и к концу пути Таша успела запыхаться. Однако спустя десяток-другой моментов Советник наконец распахнул двери приёмной, предшествующей королевским покоям, – небольшой зальчик в кремовых тонах, с мягкими скамейками вдоль стен, которые золотили шёлковые обои, и огромными двустворчатыми дверьми в центре. У дверей дежурили пятеро мужчин и девушка в мужской одежде: все молодые, облачённые возмутительно просто – сапоги, штаны, рубашки да плащи поверх. На первый взгляд они казались лишними элементами в раззолочённой обстановке, однако на рубашках красовались знакомые нашивки: чёрный дракон в окружении белых цветов.

Герб Его Величества.

– Айронсул-энтаро. – Девушка первой склонила голову, и мужчины последовали её примеру. На вид она была чуть старше Таши, с миловидным лицом и тёмными волосами, забранными в низкий хвост заколкой-бантом; вместо ножен с мечом на поясе у неё висел странный длинный чехол чёрного бархата. – Позволите?

– Что за вопрос, Риа, – ответил Советник, приблизившись.

Королевские рыцари, более известные как кеары, встретили его во всеоружии. Девушка подняла со столика рядом с дверью правдометр, один из её товарищей – крупный, с ладонь, золотой кубик с круглой застеклённой шкалой: чудометр, фиксирующий изменения магического поля.

– Вы – Джелиар Айронсул, Первый Советник Его Величества? – спросила девушка-кеар, взявшись за одну из деревянных рукоятей правдометра.

– Да, – откликнулся Советник, без тени эмоций ухватившись за другую.

Стрелка циферблата с утвердительным звяком качнулась к делению «правда».

Что ж, по крайней мере, имя у него настоящее…

– Вы безоружны?

– Да.

«Правда», – подтвердил прибор.

– Есть ли у вас недобрые намерения и злые помыслы по отношению к Его Величеству?

– Нет.