Волк равнин. Повелители стрел Иггульден Конн
– Мы знаем, ты слышишь нас, Тэмучжин, – тяжело дыша, крикнул Толуй.
Он пробежал слишком много, но был крепок и здоров и быстро восстанавливал силы.
Тэмучжин лежал, прижавшись щекой к прошлогодним листьям, вдыхая их прелый запах. Он понимал, что в темноте сможет ускользнуть от них, но до заката еще далеко, а как переждать день, он не знал. Тэмучжин ненавидел преследующих его людей, ненавидел так страстно, что, казалось, они вот-вот почувствуют исходящую от него ненависть.
– Где твой братец Бектер? – снова крикнул Толуй. – Нам нужны только вы двое!
Тут Тэмучжин услышал, как совсем другим тоном Толуй прошептал Басану:
– Он залег где-то рядом. Обыщи тут все и кликни меня, когда найдешь.
Этот жесткий голос придал Тэмучжину уверенности, и он взмолился Отцу-небу, чтобы оно поразило этого человека, сожгло его, ударом молнии разорвало на части, как некогда у него на глазах молнией разбило дерево. Отец-небо молчал, а может, вообще ничего не слышал, но мысль о кровавой мести снова распалила в сердце Тэмучжина ярость.
Дыхание юноши выровнялось, но сердце по-прежнему колотилось, и он едва сдерживался, чтобы не шевельнуться или не задышать шумно, полной грудью. Он слышал поблизости шаги, шорох листьев и треск ломающихся кустов. В окружавших его ветвях был просвет, и Тэмучжин уставился на него, глядя на движущиеся тени. К своему ужасу, он увидел в просвете сапог, а затем свет загородило чье-то лицо. Оскалившись, словно дикие псы, Тэмучжин и Басан, казалось, вечность смотрели друг на друга, но затем воин исчез.
– Я не вижу его, – крикнул Басан, уходя прочь.
На глазах Тэмучжина выступили слезы, в ушах стучала кровь. Все раны его изможденного тела, полученные во время мучительной погони, давали о себе знать. Он вспомнил, что Басан был верен Есугэю, и от нахлынувшего облегчения чуть не лишился сознания.
Вдалеке слышался голос Толуя, но Тэмучжин сейчас был наедине с собственным дыханием. Солнце опускалось за далекие, невидимые ему холмы, и над зарослями шиповника сгустилась темнота. Тэмучжин слышал, как перекликаются воины, но голоса раздавались будто бы вдалеке. Наконец усталость одолела его, обрушившись, словно внезапный удар, и он уснул.
Проснулся – и сразу увидел трепет пламени. Сначала Тэмучжин не мог понять, почему лежит, свернувшись, в таком густом шиповнике, что едва может пошевелиться. Страшно было застрять во тьме среди колючек, но он не знал, как выбраться. Был только один выход – ползти назад.
Наблюдая, как чертит огненные полосы факел, он заметил в золотом отблеске света лицо Толуя. Воин все еще искал его, и вид у него был мрачный и усталый. Несомненно, они проголодались так же сильно, как и он сам.
– Шкуру с тебя спущу, если сам не вылезешь! – вдруг заорал Толуй. – Заставишь искать всю ночь – в кровь изобью!
Когда огонь отодвинулся в сторону, Тэмучжин закрыл глаза и попытался расправить руки и ноги. В темноте Толуй не заметит дрожания ветвей. Юноша готовился снова бежать. Распрямил прижатые к груди ноги, чуть не застонав от облегчения. Все закоченело и затекло, и он решил, что боль, а не крики Толуя разбудила его.
Он растер сведенные судорогой ноги. Первый рывок должен быть молниеносным. Нужно только собраться с духом, а уж потом, в такой темноте, они его не найдут. Он знал, что семья перебралась в лощину среди холмов. Если ему удастся выдержать хороший темп, то доберется туда до рассвета. Толуй и Басан никогда не выследят его по сухой траве. Им придется уехать за подмогой. Тэмучжин поклялся, что больше его никогда не поймают. Он увезет семью подальше от Волков Илака, он, его мать и братья начнут новую жизнь в безопасном месте.
Свет факела приблизился к его укрытию, когда он уже готов был подняться. Тэмучжин застыл. Он видел лицо Толуя. Казалось, тот смотрит прямо на него. Юноша не шевельнулся, даже когда воин начал пробираться к нему сквозь шиповник. Свет факела отбрасывал скользящие тени, и сердце Тэмучжина вновь заколотилось от страха. Он не осмеливался повернуть голову и посмотреть на Толуя, хотя пламя трещало уже прямо у его ног. Видимо, воин совал факел в заросли поглубже, чтобы проверить свои подозрения.
Почувствовав руку Толуя у своих щиколоток, Тэмучжин нанес удар ногой, но хватка воина была железной. И пока его выволакивали из кустов наружу, он успел выхватить из-за пояса нож и замахнуться с криком страха и гнева.
Толуй отшвырнул факел, схватил Тэмучжина и занес кулак. Огромная лапища вывернула руку с ножом, и юноша беспомощно задергался. Последнее, что он успел заметить, – опускающийся на него кулак. Потом его поглотила тьма.
Очнувшись, Тэмучжин увидел двух мужчин, гревшихся у костра. Его привязали к молодой березе. Ствол холодил спину. На губах запеклась кровь, и Тэмучжин облизал их, пытаясь разлепить запекшиеся губы. Руки были крепко связаны за спиной, и он даже не стал пробовать, прочны ли узлы. Ни один Волк не оставит свободных концов, до которых можно дотянуться пальцами. Тэмучжин понял, что сбежать не удастся, и мрачно уставился на Толуя, со всей силой своей ненависти желая тому смерти. Если бы хоть один бог услышал его, Толуй сгорел бы на месте.
А что думать про Басана, Тэмучжин не знал. Тот сидел, мрачно глядя на огонь. Еды они с собой не взяли, и ясно было, что они предпочитают провести ночь в лесу, а не тащить его к лошадям в кромешной тьме. В рот потекла кровь, и он закашлялся. Воины тотчас обернулись к нему.
Бычья морда Толуя засияла от удовольствия, когда он понял, что Тэмучжин очнулся. Толуй тут же вскочил. Басан у него за спиной покачал головой и отвел взгляд.
– Я же говорил, что найду тебя, – радостно сказал Толуй.
Тэмучжин посмотрел на молодого воина, которого помнил еще мальчишкой со слишком большими руками и ногами, и сплюнул кровь на землю. Толуй помрачнел и тут же выхватил нож. Тэмучжин заметил, что Басан при виде этого встал.
– Мой хан хочет получить тебя живым, – рявкнул Толуй, – но, может, в отместку за побег вырезать тебе глаз? Что скажешь? Или разрезать язык, как у змеи?
Он сделал движение рукой, словно собираясь схватить Тэмучжина за подбородок, и рассмеялся от удовольствия.
– Даже не верится, что твой отец был ханом, – продолжал Толуй, размахивая ножом перед лицом Тэмучжина. – Я все время наблюдал за тобой и Бектером, чтобы понять, что же в вас есть такого особенного, отчего вы лучше меня? – Он улыбнулся и помотал головой. – Я был слишком мал тогда. Ты не понимаешь, что делает одного человека ханом, а другого – рабом. А оно вот здесь! – стукнул он себя по груди, сверкая глазами.
Тэмучжин поднял брови: его уже утомило это бахвальство. От Толуя сильно несло прогорклым бараньим жиром, и когда Тэмучжин вдохнул этот запах, перед его глазами встало видение: орел, бьющий его крылами по лицу. Он вдруг почувствовал странную отстраненность, и страх ушел.
– Не здесь, Толуй. Не в тебе, – медленно проговорил Тэмучжин, поднимая твердый взгляд на угрожавшего ему огромного воина. – Ты тупой як, пригодный тяжести таскать.
Толуй ударил Тэмучжина по лицу, и голова его мотнулась. Второй удар был еще тяжелее, и на ладони Толуя появилась кровь. Во взгляде врага он видел злобу и жестокое торжество. Неизвестно, прекратил бы Толуй избиение, если бы Басан не подошел сзади и не заговорил, испугав обоих.
– Оставь его, – негромко произнес Басан. – Мало чести в том, чтобы бить связанного.
Толуй фыркнул, дернул плечом.
– Тогда он должен ответить на мой вопрос, – рявкнул он, повернувшись к Басану.
Но тот промолчал, и сердце Тэмучжина упало. Басан больше ничем ему не поможет.
– Где Бектер? – гаркнул Толуй. – Я задолжал ему настоящую выволочку.
При упоминании имени Бектера в глазах Толуя появилось странное выражение, и Тэмучжин задумался: что же связывало этих двоих?
– Бектер мертв, – заявил он. – Мы с Хачиуном убили его.
– Правда? – изумился Басан, на мгновение забыв о Толуе.
Понимая, что между воинами напряженные отношения, Тэмучжин решил сыграть на этом и ответил, обращаясь напрямую к Басану:
– Зима была тяжелой, а он крал еду. Я принял решение, как и подобает хану.
Басан уже хотел было что-то сказать, но тут в разговор вмешался Толуй, опустив громадные ручищи на плечи Тэмучжина:
– А откуда мне знать, что ты не врешь, сопляк? Может, он уже подкрадывается к нам, и что с нами тогда будет?
Убеждать его бесполезно, понял Тэмучжин и приготовился к новым побоям. С бесстрастным выражением лица он только сказал:
– Береги себя, Толуй. Я хочу, чтобы ты был силен и здоров, когда приду за тобой.
Толуй разинул рот, не зная, расхохотаться или ударить беглеца. В конце концов он выбрал последнее, ударил Тэмучжина под дых, а затем начал избивать его, довольно похрюкивая от сознания собственной силы и наслаждаясь тем, что может сделать с человеком.
Глава 16
Толуй избил Тэмучжина снова, когда обнаружил исчезновение лошадей. Молодой воин так бесился и так проклинал сыновей Есугэя, что почти рассмешил Тэмучжина. Один неосторожный взгляд – и Толуй выместил на нем свое бешенство и разочарование. Басан вмешался, но усталость и побои взяли свое, и остаток дня Тэмучжин провалялся без сознания.
День, когда Толуй сжег построенные Тэмучжином и его братьями юрты, был теплым и ласковым. За их спиной в небо поднялись клубы черного дыма, и Тэмучжин один раз обернулся, чтобы запомнить все до последней мелочи и потом отплатить сполна. Он шел спотыкаясь за воинами. Его тянули за руки, связанные веревкой.
Толуй сказал Басану, что коней они заберут у бродяг, на которых наткнулись во время поисков семьи Есугэя. Но когда после трудного дня они достигли того места, где стояли юрты, то увидели только круг почерневшей травы. Тэмучжин скрыл усмешку. Он знал, что старый Хорхуз разнесет весть среди бродячих семей и сам откочует подальше от жестоких воинов. Может, эти семьи и не были племенем, но одиночество и торговля связывали тех, кто был слаб. Весть о возвращении Волков разнесется быстро и далеко. Решение Илака вернуться на земли у красной скалы разойдется как круги по воде. Все племена в пределах ста дней пути узнают об этом и зададутся вопросом: друзья им Волки или враги? Люди вроде старика Хорхуза, прозябающие без защиты могучих родов, будут держаться еще более настороженно, обеспокоенные нарушением привычного порядка. Мелкие собаки всегда разбегаются при приближении волков.
Впервые Тэмучжин смотрел на мир с другой стороны. Ему бы возненавидеть племена за то, как они передвигаются по степям, разгоняя людей, но вместо этого он мечтал, чтобы однажды именно он, Тэмучжин, заставил людей разбегаться. Он был сыном своего отца, и ему трудно было считать себя скитальцем без роду-племени. Где бы ни был Тэмучжин, в нем по праву текла кровь ханов Волков. Отказаться от этого значило бы предать отца и прекратить собственную борьбу за существование. Тэмучжин все время помнил, что однажды станет ханом, и эта мысль помогала ему жить.
Сейчас, когда у него не было ничего, кроме жалкой речушки, чтобы напиться, и никаких надежд на свободу, он чуть не рассмеялся при этой мысли. Сначала надо избежать той участи, что приготовили ему Илак с Толуем. Тэмучжин, привязанный веревкой, спотыкался и бредил на ходу. Он решил рвануться вперед и затянуть петлю на горле Толуя, но могучий воин постоянно следил за ним. И даже если бы подвернулся удобный момент, то вряд ли Тэмучжину хватило бы сил сломать мощную шею воина.
Толуй был необычно молчалив. Разве мог он предположить, что будет возвращаться только с одним сыном хана, причем не со старшим, что у него угонят прекрасных коней и он потеряет Унэгена. Не будь у них пленника, набег можно было бы счесть полным провалом. Толуй внимательно следил за пленником, страшась, что тот каким-то образом улизнет и оставит его ни с чем, кроме позора. Когда наступала ночь, Толуй постоянно вскакивал и проверял веревки. И каждый раз видел, что Тэмучжин не спит и смотрит на него со скрытой насмешкой. Сын Есугэя тоже думал о том, как они придут в племя Волков, и радовался, что его младшие братья лишили Толуя возможности похваляться новым подвигом перед Илаком. Для гордого любимца хана вернуться пешком было страшным унижением, и не будь Тэмучжин так избит и беспомощен, он позлорадствовал бы, глядя на мрачное возвращение Толуя.
Без припасов, оставшихся в седельных тюках, они оголодали. На второй день Басан остался охранять Тэмучжина, а Толуй взял лук и направился к деревьям на вершине холма. Это был как раз тот случай, которого так долго ждал Тэмучжин, и Басан понял все прежде, чем тот успел открыть рот.
– Я не отпущу тебя. Даже не проси, – отрезал он.
Грудь Тэмучжина опала, словно вместе с воздухом из нее вышла надежда.
– Но ты же не сказал ему, где я прятался, – прошептал Тэмучжин.
Басан вспыхнул и отвел взгляд:
– Я сделал то, что должен был сделать. Дал тебе шанс в память о твоем отце, но Толуй все равно нашел тебя. Не будь тогда так темно, он понял бы, что я сделал.
– Только не он. Он дурак, – заявил Тэмучжин.
Басан усмехнулся. Толуй не только возвысился среди Волков, но и прославился дурным нравом. Давно уже никто не осмеливался вслух плохо отзываться о нем, даже если его и не было поблизости. Но сейчас Тэмучжин напомнил Басану, что мир не ограничивается племенем Волков. Когда воин заговорил снова, в его голосе звучала горечь.
– Говорят, Волки сильны. Да, мы сильны такими, как Толуй. Илак набрал себе в ближние воины новых людей, людей без чести. Он заставляет становиться перед ним на колени. Если кто-то из нас рассмешит его, или привезет с охоты оленя, или разорит чужую семью, он швырнет ему бурдюк черного арака, как кость в награду собаке. – Басан с тоскою посмотрел на далекие холмы, вспоминая иные времена. – Твой отец никогда не заставлял нас становиться на колени, – тихо сказал он. – Будь он жив, я не раздумывая отдал бы за него жизнь. Он никогда не заставлял меня чувствовать себя каким-то… не совсем человеком.
Для молчаливого воина это была долгая речь, и Тэмучжин слушал не перебивая. Он понимал, как важно иметь Басана в союзниках. Больше среди Волков у него никого не было. Он мог бы опять попросить о помощи, но Басан говорил все это не просто так. Его понимание чести означало, что он не сможет отпустить Тэмучжина теперь, когда они его схватили. И Тэмучжин смирился с этим, хотя открытая степь манила его. Хотелось убежать как можно дальше от поганой смерти, которую приготовил ему Илак. Подросток понимал, что второй раз ждать милости бесполезно, особенно когда положение Илака так крепко. Когда Тэмучжин заговорил, он тщательно подбирал слова, чтобы Басан запомнил только их и не вспоминал о его мольбе.
– Мой отец был рожден править, Басан. Он легко шел среди людей, которым доверял. Илак не столь… уверен в себе. Да и не может быть уверен. Я не прощу ему того, что он сделал, но понимаю его и понимаю, почему он окружил себя такими, как Толуй. Их слабость делает их жестокими, и зачастую именно такие люди становятся безжалостными воинами.
Тэмучжин увидел, как от его слов расслабился Басан. Они разговаривали на равных, словно один из них не был пленником другого.
– Может, как раз это Илак и заметил в Толуе, – задумчиво продолжал Тэмучжин. – Я не видел Толуя в набеге, но, может, в деяниях бешеной отваги он лишь топит свой страх.
Тэмучжин не сказал бы этого, если бы верил собственным словам. Толуй, каким он его знал, был хвастуном, который, поранившись, убегал с ревом. Под бесстрастной маской Тэмучжин прятал удовольствие: он увидел, как встревожился Басан, которому после его слов на ум явно пришли какие-то воспоминания.
– Твой отец никогда не приблизил бы его, – покачал головой Басан. – Величайшей честью для меня было быть избранным Есугэем. Это значит больше, чем иметь силу и доспехи, чем нападать на слабые семьи и угонять их стада. Это значило… – Он помотал головой, прогоняя воспоминания.
Тэмучжин хотел, чтобы воин и дальше шел по этой тропе, но не осмеливался на него давить. Долгое время они молчали, затем Басан вздохнул.
– Рядом с твоим отцом я чувствовал гордость, – пробормотал он, обращаясь, скорее, к самому себе. – Мы несли смерть тем, кто нападал на нас, но никогда не мстили одиноким семьям. Никогда не мстили Волкам. Илак сделал так, что теперь мы с важным видом сидим в доспехах по юртам, но не валяем войлока, не объезжаем новых коней. Мы разжирели на подачках и обленились. Молодые не знают иной жизни, но я в юности был поджарым, сильным, уверенным в себе. Помню, как мы с Есугэем совершали набег на татар.
– Значит, ты все же чтишь его память, – шепнул Тэмучжин, тронутый добрыми словами.
Лицо Басана стало бесстрастным, и сын Есугэя понял, что сегодня не услышит больше ни слова.
Толуй вернулся довольный, с двумя сурками на поясе. Они с Басаном испекли их, набив тушки раскаленными камнями. От запаха жареного мяса рот Тэмучжина наполнился слюной. Толуй разрешил Басану бросить Тэмучжину объедки, и тот тщательно обглодал косточки, понимая, что силы еще понадобятся. Толуй забавлялся, дергая веревку каждый раз, когда Тэмучжин подносил пищу ко рту.
Когда они снова пустились в путь, Тэмучжину пришлось бороться с усталостью и болью в натертых веревками запястьях. Он не жаловался, так как знал, что Толуй будет рад увидеть его слабость и что ханский любимчик скорее убьет его, чем даст сбежать, да Тэмучжин и не допускал такой возможности. Мысль о встрече с Илаком терзала страхом его пустое нутро. Наступил вечер. Толуй вдруг остановился, заметив что-то вдалеке. Тэмучжин прищурился, глядя против закатного солнца, и его охватило отчаяние.
Старый Хорхуз не успел далеко откочевать. Тэмучжин узнал его пегого коня и повозку, нагруженную небогатым семейным скарбом. Перед ними семенило маленькое стадо коз и овец. Ветер далеко разносил их блеяние. Наверное, Хорхуз и не понимал, какая опасность ему грозит. Тэмучжин с болью подумал, что старик, судя по всему, остался здесь из-за семьи Есугэя, с которой успел подружиться.
Хорхуз не был глупцом. Он не стал приближаться к пешим воинам, но, когда обернулся, они увидели, как он бледен. Тэмучжин молился, чтобы старик уезжал как можно быстрее и дальше.
Однако ему ничего не оставалось, как томиться в тоскливом ожидании. Толуй бросил Басану веревку, снял с плеча лук и быстрым шагом, стараясь, чтобы Хорхуз не увидел лука, направился к нему и его семье. Этого Тэмучжин не мог вынести. Он рванул веревку так, что Басан крутанулся на месте, вскинул руки и в отчаянии замахал старику, чтобы тот понял – надо бежать отсюда.
Глядя на идущего к нему одинокого человека, Хорхуз в нерешительности повернулся в седле. Он заметил Тэмучжина, но было слишком поздно. Толуй уже успел подойти на расстояние выстрела и натянул лук. И прежде, чем Хорхуз успел крикнуть жене и детям, Толуй выпустил стрелу.
Это был легкий выстрел для человека, привыкшего бить на полном скаку. Хорхуз ударил коня пятками, но усталый конь не мог быстро умчаться. Басан и Тэмучжин следили за полетом стрелы. Толуй выстрелил снова. Стрела словно зависла в темном воздухе, а человеческие фигуры двигались слишком медленно.
Стрела вонзилась в спину Хорхузу, и конь его в ужасе встал на дыбы. Даже с такого расстояния Тэмучжин увидел, как его старый друг дернулся и взмахнул руками. Вторая стрела вонзилась в войлочное седло, когда Хорхуз уже соскользнул наземь и остался лежать на зеленой траве грудой темного тряпья. Тэмучжин зажмурился, услышав, как ударила вторая стрела. Толуй торжествующе взревел и пустился бегом с луком наготове. Он приближался к перепуганной семье, как волк к стаду коз.
Жена Хорхуза перерезала гужи, вырвала стрелу из седла, забросила в седло двоих сынишек. Она, может, и заставила бы животное пуститься в галоп, но Толуй что-то кричал ей и потрясал луком. Боевой дух тотчас покинул ее, и она, будто подкошенная, упала на землю.
Тэмучжин в ужасе смотрел, как Толуй подходит к женщине и беспечно достает новую стрелу.
– Нет! – воскликнул Тэмучжин.
Но Толуй развлекался. Первая стрела вошла женщине в грудь, а затем воин перебил вопящих детишек. Сила выстрела смела их с седла, и они распростерлись на пыльной земле.
– Что они сделали ему, Басан? Скажи – что? – кричал Тэмучжин.
Басан в легком удивлении посмотрел на него. Глаза его были темны и равнодушны.
– Они же не наши. Ты оставил бы их умирать от голода?
Тэмучжин отвел взгляд от Толуя, ногой отбросившего с дороги тело ребенка, мешавшее подойти к коню. Он понимал, что стал свидетелем преступления, но не мог выразить это словами. Между его семьей и Хорхузом не было кровной связи или браков. Они не были Волками.
– Он убивает как трус, – сказал Тэмучжин, тщательно подбирая слова. – А с вооруженными мужчинами он так же радостно бьется?
Басан нахмурился, и Тэмучжин понял, что попал в точку. Семья Хорхуза не пережила бы зиму, это правда. Есугэй, наверное, приказал бы сделать то же самое, но с печалью в душе и понимая, что в суровых краях это почти милосердие. Тэмучжин хмыкнул, когда Толуй подъехал к ним. Жалкий человечишка, несмотря на свое огромное тело и силу. Он убил всю семью, чтобы утолить свое разочарование, и теперь улыбался тем, кто его ждал. Тэмучжин возненавидел его и в душе дал себе клятву поквитаться с ним, но с Басаном больше не разговаривал.