Шрам Мьевиль Чайна
Беллис описала ему темный гористый остров, который видела на севере ранним утром предыдущего дня.
– Это был Северный Морин, – сказал Тиарфлай. – А сейчас где-то к северо-востоку от нас должен быть Кансир. Когда стемнеет, мы пришвартуемся к причалу острова Танцующей птицы.
Местонахождение и продвижение корабля было предметом постоянных разговоров между другими пассажирами, и Тиарфлай с любопытством посмотрел на Беллис, изумленный ее невежеством. Ее это мало трогало. Для нее было важно то, откуда она бежала, а не то, где она находилась или куда направлялась.
Остров Танцующей птицы появился на горизонте с заходом солнца. Его вулканические породы отливали кирпично-красным цветом и поднимались невысокими утесами, по форме напоминающими лопаточные кости. Захудалый рыбацкий порт Ке-Бансса приютился на склонах вокруг бухты. Беллис брала смертная тоска при мысли о сходе на берег – еще один отвратительный городишко, ставший заложником морской экономики.
Моряки, не получившие увольнительную, мрачно посматривали на пассажиров, спускающихся по трапу. Других кораблей из Нью-Кробюзона на пристани не было – Беллис некому было передать свое письмо. «И зачем мы зашли в эту дыру?» – спрашивала она себя.
Если не считать давней изнурительной экспедиции на пустошь Глаз Дракона, то дальше, чем сегодня, Беллис от Нью-Кробюзона никогда не удалялась. Она смотрела на маленькую толпу на пристани. Люди выглядели немолодыми и взволнованными. Ветер доносил слова на разных наречиях. В основном это были выкрики на соли, морском жаргоне – искусственном языке, составленном из тысяч диалектов канала Василиск, рагамоля и перрикиша.
Беллис увидела капитана Мизовича – он направлялся по крутым улочкам к зубчатому зданию нью-кробюзонского посольства.
– Вы не хотите в город? – спросил Иоганнес.
– Не испытываю никакой потребности в жирной пище и дешевых сувенирах, – ответила она. – Эти острова нагоняют на меня тоску.
По лицу Иоганнеса расползлась улыбка, словно он остался доволен ее словами. Он пожал плечами и поднял взгляд к небу.
– Дождик собирается, – сказал он, словно она задала ему его же вопрос, – а у меня много дел на борту.
– А зачем мы вообще зашли сюда? – спросила Беллис.
– Думаю, это какое-то правительственное поручение, – осторожно сказал Иоганнес. – Это наш последний крупный форпост. Дальше влияние Нью-Кробюзона становится… гораздо менее заметным. Вероятно, здесь приходится выполнять массу всевозможных формальностей. – Помолчав немного, он добавил: – К счастью, нас это не касается.
Они смотрели на неподвижный, темный океан.
– Вы видели кого-нибудь из заключенных? – внезапно спросил Иоганнес.
Беллис удивленно посмотрела на него.
– Нет. А вы?
Она насторожилась. Напоминание о мыслящем грузе на корабле выбило ее из колеи.
Когда время пришло и Беллис поняла, что ей придется оставить Нью-Кробюзон, ее охватили отчаяние и испуг. Она составляла планы, пребывая в тихой панике. Ей необходимо было уехать как можно дальше, и поскорее. Толстое море и Миршок располагались слишком близко. Она лихорадочно стала перебирать другие места – Шенкелл, Иоракетч, Неовадан, Теш. Но все они были либо слишком опасными, либо слишком далекими, либо слишком чужими, труднодостижимыми, пугающими. Ничто в них не заставило бы почувствовать Беллис, что она дома. И Беллис в ужасе поняла, что для нее слишком тяжело начать все заново, что она цепляется за Нью-Кробюзон, за то, что сделало ее такой, какова она есть.
Потом в голову пришла мысль о Нова-Эспериуме. Острая нехватка жителей. Вопросов никто задавать не будет. На полпути к краю света, маленький нарост цивилизации на неизвестной земле. Дом вдали от дома, колония Нью-Кробюзона. Куда более грубый, жесткий и отнюдь не изнеженный дом (колония была еще слишком молода и избытком добродушия не страдала), – но все же поселение, скопированное с ее родного города.
Беллис поняла, что если выберет этот пункт назначения, то Нью-Кробюзон, хотя она и спасается из него бегством, оплатит ее путешествие. К тому же для нее останется открыт канал связи – постоянные, пусть и нечастые, контакты с кораблями из дома. И тогда, вполне вероятно, в один прекрасный день она узнает, что риска больше нет и можно вернуться.
Но суда, отправлявшиеся в долгое и опасное путешествие из Железного залива по Вздувшемуся океану, непременно везли в Нова-Эспериум рабочую силу. А это означало, что в трюмы набивали заключенных – батраков, закабаленных, переделанных.
Беллис становилось нехорошо при одной мысли об этих мужчинах и женщинах, запертых внизу без света, а потому она о них не думала. Будь у нее возможность выбора, она бы держалась как можно дальше и от таких путешествий, и от таких грузов.
Беллис посмотрела на Иоганнеса, пытаясь прочесть его мысли.
– Должен признаться, – неуверенно сказал он, – меня удивляет, что мы их не слышим и не видим. Я полагал, что их будут выводить гораздо чаще.
Беллис ничего не сказала. Она ждала, когда Иоганнес сменит предмет разговора, чтобы она по-прежнему могла пытаться не думать о грузе внизу.
До нее доносился назойливый гвалт из портовых таверн Ке-Бансса.
Под смолой и металлом в сырых трюмах. Жрать и драться из-за еды. Запах дерьма, малафьи и крови. Визги и мордобой. И цепи, как камень, и повсюду шепоток.
– Вот беда, парень. – Голос был чуть хриплым от недосыпа, но сочувствие – искренним. – Как бы тебя за это не выпороли.
Перед решетками трюмной тюрьмы стоял юнга, скорбно глядя на черепки посуды и разлитую похлебку. Он накладывал поварешкой еду для заключенных, и его пальцы не удержали миску.
– Эти глиняные штуки вроде как железо, пока их не уронишь.
Человек за решеткой был таким же грязным и усталым, как и все остальные заключенные. На груди под его разорванной рубашкой виднелось вздутие – огромная опухоль, из которой торчали два длинных зловонных щупальца. Они безжизненно покачивались – два бесполезных жирных отростка. Как и большинство сосланных, он был переделанным, которому в наказание за что-то с помощью науки и магии придали новую форму.
– Это напоминает мне историю о том, как Раконог отправился на войну, – сказал человек. – Ты ее знаешь?
Юнга подобрал с пола грязные куски мяса и морковки и бросил их в бадью, потом посмотрел на говорившего.
Заключенный отошел назад, прислонился к стене.
– Как-то раз в начале времен Дариох выглядывает из своего шалаша и видит, что к лесу приближается армия. И чтоб мне сдохнуть, если это не рать Нетопырья пришла за своими метелками. Ты ведь знаешь, как Раконог отобрал у них метелки, а?
Юнге было лет пятнадцать – многовато для такой работы. Одежда на нем была не чище, чем на заключенных. Он смерил рассказчика с ног до головы взглядом и улыбнулся – да, он знает эту историю. Эта неожиданная перемена в нем была такой заметной и необычной, что создалось впечатление, будто он на несколько мгновений обрел новое тело. Теперь он казался сильным и самоуверенным, и, когда улыбка сошла с его лица и он вернулся к своей похлебке и мискам, что-то от этой развязности осталось.
– Ну так вот, – продолжал заключенный, – Дариох тогда вызывает к себе Раконога и показывает, что вот, мол, Нетопырье наступает, и говорит ему: «Это ты, Раконог, накосячил. Ты прихватил их вещички. Солтер сейчас на краю света, так что сражаться с ними придется тебе». Ну, тут Раконог с проклятиями и стонами, со всякими словечками… – Человек сложил пальцы в подобие двигающихся челюстей.
Он хотел было продолжить, но юнга оборвал его.
– Я знаю эту историю, – сказал он. – Уже слышал.
Наступило молчание.
– Жаль-жаль, – сказал человек, удивляясь собственному разочарованию. – Но знаешь, сынок, я сам ее давненько не слышал, так что я, пожалуй, расскажу до конца.
Мальчишка недоуменно посмотрел на него, словно пытаясь понять, шутит тот или нет.
– Рассказывай. Мне-то что. Мне все равно.
И заключенный рассказал до конца, останавливаясь, когда его начинал душить кашель или нужно было набрать в грудь побольше воздуха. Юнга двигался в темноте за решеткой, убирая грязь, накладывая добавки. Он вернулся к концу истории, когда керамо-фарфоровый панцирь Раконога треснул, поранив его, и рана оказалась глубже, чем если бы панциря вообще не было.
Мальчишка посмотрел на уставшего рассказчика, закончившего историю, и снова улыбнулся.
– И что, ты мне не скажешь, какой тут урок? – спросил он.
Человек улыбнулся едва заметной улыбкой.
– Думаю, ты его уже знаешь.
Мальчишка кивнул и задумался на мгновение, сосредоточиваясь.
– «Если сталкиваешься с чем-то, что не очень хорошо, то лучше уж вообще ничего, чем это», – процитировал он. – Мне всегда больше нравились истории без морали, – добавил он и присел на корточки у решетки.
– Хер меня забери, но я с тобой согласен, парень, – сказал человек. Он помедлил, потом протянул руку сквозь решетку. – Меня зовут Флорин Сак.
Юнга колебался. Он не боялся, просто взвешивал все «за» и «против». И наконец пожал Флорину руку.
– Спасибо за историю. Меня зовут Шекель.
Они продолжили разговор.
Глава 3
Беллис проснулась, когда корабль снова тронулся. Залив все еще был погружен в темноту. «Терпсихория» содрогалась и сотрясалась как замерзшее животное, и Беллис, подойдя к иллюминатору, увидела, как мимо движутся редкие огни Ке-Бансса.
В это утро ей не разрешили пройти на основную палубу.
– Извините, мадам, – сказал матрос. Он был молод и отчаянно смущался, стоя на ее пути. – Приказ капитана: пассажиров на главную палубу до десяти не пускать.
– Почему?
Он вздрогнул, словно женщина ударила его.
– Заключенные на прогулке, – сказал он; глаза Беллис немного расширились. – Капитан дает им возможность немного подышать воздухом. А после них нужно будет отдраить палубу – они ужасно грязные. Почему бы вам пока не позавтракать, мадам? Мы тут вмиг закончим.
Беллис отошла в сторону, остановилась и задумалась. Ей это совпадение ой как не понравилось – сразу же после ее разговора с Иоганнесом.
Она хотела увидеть мужчин и женщин, перевозимых в трюме, и не знала, что ею движет – любопытство или какое-то более благородное чувство.
Вместо того чтобы отправиться в столовую на корме, она спустилась в мрачные боковые коридоры с узенькими дверями. Сквозь стены прорывались низкие звуки – человеческие голоса звучали как собачий лай. Беллис открыла последнюю дверь, за которой находился стенной шкаф с полками, оглянулась – кроме нее, здесь никого не было. Она докурила и вошла внутрь.
Отодвинув в сторону опорожненные бутылки, Беллис увидела, что древнее окошко заблокировано полками. Она очистила их от мусора и потерла стекло – без особого результата.
Она уставилась на кого-то, проходившего мимо, – не дальше чем в трех футах от нее. Затем нагнулась и прищурилась, желая получше разглядеть, что происходит на палубе. Перед ней была огромная бизань-мачта, за которой угадывались очертания грот- и фок-мачт. Внизу была главная палуба.
Матросы двигались, забирались на мачты, чистили палубы, ставили паруса – занимались своей работой.
Была здесь и масса других людей – они сбились в группки и если двигались, то медленно. Рот у Беллис скривился. Здесь были в основном люди и в основном мужчины, но все разные. Она видела мужчину с гибкой трехфутовой шеей, женщину с клубком подрагивающих рук, кого-то с гусеницами вместо нижней половины тела, и другого – у него из костей торчали провода. Единственное, что у них было общего, – это грязная одежда.
Беллис никогда еще не доводилось видеть столько переделанных одновременно, столько людей, подвергшихся изменениям на пенитенциарных фабриках. Некоторые, по замыслу их создателей, должны были работать в промышленности, другие, казалось, воплощали чьи-то абсурдные фантазии, и ничего больше. У них были изуродованы рты, глаза – что угодно.
Несколько заключенных были ксениями: перекособоченные какты, хотчи с переломанными шипами, горстка хепри, чьи скарабеевидные головотела подергивались, отражая лучи блеклого солнца. Ни одного водяного Беллис, конечно, не видела – им для жизни требовалось много пресной воды, слишком ценной в таких дальних плаваниях.
Она услышала крики тюремщиков. Между переделанных, размахивая бичами, вышагивали люди и какты. По двое, по трое, по десятеро заключенные поплелись, описывая неровные круги по палубе.
Некоторые лежали без движения, за что подвергались наказанию.
Беллис отвернулась.
Вот, значит, какие у нее невидимые попутчики. Возможность подышать свежим воздухом, кажется, не очень-то их воодушевляет, спокойно подумала она. Похоже, эта прогулка не очень их радовала.
Флорин Сак двигался ровно столько, сколько было нужно, чтобы не получать ударов бича. Он ритмично двигал глазами. Три широких шага – глаза опущены, чтобы не привлекать внимания, потом один шаг – глаза подняты, чтобы видеть небо и воду.
Корабль слабо подрагивал – внизу работал паровой двигатель, паруса были подняты. Мимо них проплыли скалы острова Танцующей птицы. Флорин неторопливо двигался к левому борту.
Вокруг него были люди, делившие с ним трюм. Заключенные-женщины, сбившись в группку размером поменьше, стояли чуть в стороне. У всех них, как и у самого Флорина, лица были грязными, а их выражение – безразличным. Он не приближался к ним.
Вдруг Флорин услышал свисток – его резкий двухтоновый звук отличался от криков чаек. Он поднял глаза и увидел Шекеля: тот смотрел на него, драя какой-то массивный металлический выступ. Их взгляды встретились, на лице мальчишки мелькнула улыбка, и он подмигнул Флорину. Флорин улыбнулся в ответ, но тот уже смотрел в другую сторону.
Офицер и матрос – их можно было различить по эполетам – совещались на носу корабля, стоя у какого-то медного механизма. Флорин прищурился, пытаясь разглядеть, что они делают, и тут же ощутил удар по спине – не сильный, но ясно давший понять, что следующий будет больнее. Охранник-какт крикнул, чтобы Флорин пошевеливался, и он побрел дальше. Чужеродная ткань, привитая к груди, досаждала ему. Щупальца вызывали зуд и раздражение кожи, словно солнечные ожоги. Он поплевал на них и втер в кожу слюну, словно мазь.
Ровно в десять Беллис выпила чай и вышла из столовой. Палуба была отдраена. Ничто не говорило об ушедших заключенных.
– Странно, – сказала Беллис немного спустя, когда они с Иоганнесом вместе смотрели на воду, – в Нова-Эспериуме нам, возможно, придется командовать мужчинами и женщинами, которые находятся с нами на этом самом корабле, но мы их никогда не узнаем.
– С вами такого никогда не случится, – сказал он. – Зачем лингвисту меченые помощники?
– А натуралисту?
– Не совсем так, – тихо ответил Иоганнес. – Нужно будет носить грузы через джунгли, ставить силки, перетаскивать животных – мертвых и обездвиженных, укрощать опасных зверей… Это, знаете ли, не акварельки рисовать. Когда-нибудь я покажу вам свои шрамы.
– Вы серьезно?
– Да, – задумчиво ответил он. – Как-то раз сардул взбесился и оставил на мне отметину длиной в целый фут… укус новорожденного чалкидри…
– Правда? Сардул? Можно посмотреть?
Иоганнес покачал головой.
– Он меня… задел довольно близко к интимному месту, – сказал он.
Он не смотрел на Беллис, но, похоже, чрезмерной стыдливости не проявлял.
Иоганнес делил каюту с Джимджери – обанкротившимся купцом, которого одолевали мысли о собственной никчемности; он поглядывал на Беллис с жалким вожделением. Иоганнес ничего такого себе не позволял. Казалось, он просто не успевал заметить прелестей Беллис, потому что его все время занимали новые проблемы.
Дело не в том, что Беллис хотелось стать объектом его внимания: напротив, она быстро отбрила бы его, попытайся он делать авансы. Но она привыкла к тому, что мужчины пытаются флиртовать с ней, пусть и недолго, пока не начинают понимать, что этот лед им не растопить. Тиарфлай вел себя с ней откровенно и без всякого намека на секс, и ее это беспокоило. Ей даже пришла было в голову мысль: может быть, он извращенец, как выражался ее отец? Впрочем, похоже, Иоганнес интересовался мужчинами не больше, чем ею. И тогда Беллис решила, что размышлять на эту тему бесполезно.
Ей показалось, что, когда между ними возникло недоразумение, в его глазах мелькнуло что-то вроде страха. «Может, – подумала она, – его такие вещи не интересуют. А может, он просто трус».
Шекель и Флорин обменивались историями.
Шекель знал многие из Хроник Раконога, но Флорин знал их все. К тому же Флорин знал разные варианты историй, незнакомые Шекелю, и умел их прекрасно рассказывать. Шекель, в свою очередь, рассказывал Флорину об офицерах и пассажирах. Он презирал Джимджери, – сквозь дверь туалета было слышно, как тот с остервенением мастурбирует. Он считал рассеянного, пожилого Тиарфлая невыносимо скучным и побаивался капитана Мизовича, но был не прочь приврать на его счет и рассказывал, как капитан, напившись, бродит по палубам.
Он испытывал вожделение к мисс Кардомиум. Ему нравилась Беллис Хладовин.
– Какого хера, эта черно-голубая штучка совсем не холодная.
Флорин выслушивал эти характеристики и измышления, посмеиваясь или выражая неодобрение там, где надо. Шекель передавал ему слухи и басни, ходившие между матросами, – о пиасах, женщинах-корсарах, марихонианцах и пиратах-струподелах, о существах, обитающих под водой.
За спиной Флорина терялось во мраке длинное чрево трюма.
Там шла постоянная омерзительная схватка за еду и топливо. Заключенным нужны были не только остатки мяса и хлеба – многие из них были переделанными с металлическими членами и паровыми двигателями. Если котлы остывали, то они теряли способность двигаться, а потому припрятывалось все, что могло гореть. В дальнем углу помещения стоял старик; оловянный треножник, служивший ему ногами, вот уже несколько дней был неподвижен. Котел его давно погас. Ел он, только если кто-нибудь ему давал, и всем было понятно, что долго он не протянет.
Шекель был загипнотизирован жестокостью этого маленького мирка. Он смотрел на старика жадными глазами. Он видел раны заключенных. Он выхватывал взглядом человеческие фигуры, совершавшие характерные движения, не понимая, что это – насилие или соревнование.
В Нью-Кробюзоне он возглавлял банду квартала Вороновых ворот и теперь беспокоился за своих дружков. Первая кража, совершенная в шесть лет, принесла ему монетку достоинством в один шекель, и с тех пор эта кличка прилипла к нему. Он клялся, что не помнит другого своего имени. Он нанялся на корабль, когда милиция стала проявлять интерес к деятельности его банды, не брезговавшей и разбоем.
– Еще месяц, и я бы плыл там вместе с тобой, Флорин, – сказал он. – Вполне возможно.
Расположенный вблизи бушприта метеомантийный исчислитель, над которым колдовали корабельные маги и чудоморы, вытеснял воздух перед носом корабля. Корабельные паруса прогибались, стремясь заполнить образовавшуюся пустоту, и давление толкало их вперед, что позволяло кораблю развивать хорошую скорость.
Эта машина напомнила Беллис кробюзонские облачные башни. Она подумала о загадочных и сломанных исполинских двигателях, нависающих над крышами Варской поймы. Ей так недоставало улиц и каналов, просторов города.
Что касается машин, то в Нью-Кробюзоне Беллис была окружена ими. Здесь же был только метеомантийный моторчик и конструкт в помещении столовой. Благодаря паровому двигателю в трюме «Терпсихория» была одной большой машиной, но двигатель этот оставался невидимым. Беллис бродила по кораблю как потерянная. Ей не хватало того городского хаоса, который она вынуждена была оставить.
Эта часть моря отнюдь не пустовала – по пути встречались другие суда. За два дня после отплытия из Ке-Бансса Беллис видела целых три. Два первых остались небольшими вытянутыми контурами на горизонте, третий – низко сидящая каравелла – прошел поблизости. Судя по воздушным змеям, привязанным к парусам, судно принадлежало Одралину. На море штормило, и каравеллу сильно болтало.
Беллис видела матросов на борту – они раскачивались вместе со сложным такелажем, поправляли треугольные паруса.
«Терпсихория» миновала острова, казавшиеся безлюдными, – Каданн, Рин, Лор, Эйдолон. О каждом существовали легенды, и Иоганнес знал их все.
Беллис часами наблюдала за морем. Вода здесь, на востоке, была значительно чище, чем вблизи Железного залива, – Беллис видела пятна, которые на самом деле были огромными косяками рыб. Моряки, отстоявшие свою вахту, сидели, свесив ноги за борт, с самодельными удочками или вырезали ножом безделушки из костей и клыков нарвала, а потом покрывали их черной краской.
Вдалеке из воды порой выпрыгивали огромные хищники вроде касаток. Как-то раз после захода солнца «Терпсихория» прошла рядом с небольшим лесистым островком длиной в одну-две мили – деревья, выступавшие над океаном. Неподалеку от берега из воды торчали несколько ровных скал, и сердце у Беллис екнуло, когда за одним из этих камней из воды возникла массивная, похожая на лебединую шея. Беллис увидела, как плезиавр тряхнул плосковатой головой, медленно поплыл прочь от мелководья и скоро исчез из виду.
Подводные хищники на короткое время очаровали Беллис. Иоганнес пригласил ее в свою каюту, и они принялись вдвоем перебирать его книги. Беллис обнаружила несколько с его фамилией на корешке: «Анатомия сардула», «Хищники Железного залива», «Теории мегафауны». Когда нашлась монография, которую он искал, он показал ей поразительные изображения – тупоголовые рыбы длиной тридцать футов, акулы-гоблины с неровными рядами зубов и высокими лбами и другие.
Вечером второго дня после выхода из Ке-Бансса она увидела землю, опоясывавшую Салкрикалтор, – неровную серую береговую линию. Шел десятый час, но небо на сей раз было совершенно ясным, и луна со своими дочерьми светила очень ярко.
Этот горный ландшафт, насквозь продуваемый ветрами, привел ее в трепет. Вдалеке от берега, насколько она смогла разглядеть, чернел овраг, поросший лесом. На берегу стояли отравленные солью деревья – голые, мертвые стволы.
Иоганнес возбужденно выругался.
– Это же Бартолл, – сказал он. – В ста милях к северу отсюда расположен Сирхуссинский мост длиной в двадцать пять миль, холера его раздери. Я надеялся его увидеть, но, пожалуй, не стоит напрашиваться на неприятности.
Корабль удалялся от острова. Было холодно, и Беллис нетерпеливо запахнула на себе пальто.
– Пойду внутрь, – сказала она, но Иоганнес не услышал ее.
Он смотрел назад – туда, откуда они плыли, на исчезающие берега Бартолла.
– Что происходит? – пробормотал он. Беллис резко повернулась. В его голосе явно слышалось недовольство. – Куда это мы плывем? – Иоганнес взмахнул руками. – Смотрите, мы уходим от Бартолла. – Остров теперь представлял собой всего лишь неясные очертания на краю моря. – Салкрикалтор расположен там – на востоке. Мы могли бы через пару часов плыть над креями, но направляемся на юг… Мы уходим в сторону от содружества…
– Может, им не нравится, когда над ними проходят суда, – сказала Беллис, но Иоганнес покачал головой.
– Это обычный маршрут, – сказал он. – Если идти на восток от Бартолла, попадешь в Салкрикалтор-сити. Так туда и добираются. Но мы направляемся в какое-то другое место. – Он нарисовал в воздухе карту. – Вот Бартол, а вот Гномон-Тор, а между ними, в море… Салкрикалтор. А там, куда мы направляемся теперь, ничего нет. Гряда маленьких скалистых островков. Мы огибаем Салкрикалтор-сити по очень большой дуге. Хотел бы я знать почему.
Следующим утром еще несколько пассажиров обратили внимание на необычный маршрут. Прошло еще несколько часов, и новость расползлась по узким, тесным коридорам. В столовой к пассажирам обратился капитан Мизович. Всего на судне их было около сорока, и все присутствовали. Даже бледная, жалкая сестра Мериопа и другие, подверженные таким же недугам.
– Для беспокойства нет причин, – заверил их капитан, явно раздраженный тем, что пришлось говорить.
Беллис не смотрела на него – поглядывала в иллюминаторы. «Зачем я здесь торчу? – думала она. – Мне все равно. Мне все равно, куда мы плывем и как мы туда, к чертям свинячьим, доберемся». Но ей не удалось убедить себя, и она осталась сидеть на своем месте.
– Но почему мы отклонились от обычного курса, капитан? – раздался чей-то голос.
Капитан рассерженно выдохнул:
– Ладно. Слушайте. Я обхожу Плавники – острова на южной оконечности Салкрикалтора. Я не обязан объяснять вам это. Но тем не менее… – Он выдержал паузу, чтобы пассажиры в полной мере оценили, какое им делается снисхождение. – При сложившихся обстоятельствах я попросил бы всех вас соблюдать определенную конфиденциальность в отношении этой информации. Перед заходом в Салкрикалтор-сити мы обойдем Плавники, чтобы заглянуть в кое-какие владения Нью-Кробюзона. Моредобывающие предприятия. Широкой публике о них не известно. Я мог бы попросить вас не выходить из кают, но вы так или иначе сумеете кое-что разглядеть через иллюминаторы, а мне бы не хотелось, чтобы потом по кораблю пошли всякие слухи. Так что можете подниматься наверх, но только на полуют. Но! Но я обращаюсь к вам как к патриотам и законопослушным гражданам: отнеситесь к тому, что вы увидите сегодня вечером, со всем возможным благоразумием. Ясно?
Наступила почтительная тишина, вызвавшая у Беллис приступ отвращения. «Он морочит им голову этим своим словоблудием», – подумала она и презрительно отвернулась.
Время от времени показывалась торчащая из воды скала, о которую разбивались волны, – но ничего более тревожного. Большинство пассажиров собрались на корме корабля, откуда они внимательно смотрели вдаль.
Беллис не отрывала глаз от горизонта, раздраженная тем, что она не в одиночестве.
– Как вы думаете, мы поймем, что это оно и есть, когда его увидим? – спросила сопевшая рядом с ней женщина.
Беллис ее не знала и сделала вид, что не слышит вопроса.
Стемнело и сильно похолодало. Гористые Плавники то появлялись, то исчезали на горизонте. Беллис, чтобы согреться, пригубила подогретого вина. Ей стало скучно, и она теперь смотрела не на море, а на моряков.
И вдруг часа в два ночи, когда на палубе осталась едва половина пассажиров, что-то показалось на востоке.
– О боги, – прошептал Иоганнес.
Довольно долгое время то были непонятные, угрожающие очертания. По мере приближения к ним Беллис увидела, что это огромная черная башня, торчащая из моря. Наверху горел слабый огонек – блеклые разводы пламени.
Они направлялись прямо на башню, до которой оставалось чуть больше мили. Беллис открыла рот от изумления.
Она видела платформу, подвешенную над морем. Бетонная громада длиной более двухсот футов с каждой стороны держалась на трех массивных металлических опорах. Беллис слышала глухие удары, исходившие от платформы.
Волны разбивались об опоры. Верхняя часть башни своими прихотливыми очертаниями напоминала абрис городских крыш. Над тремя ногами-опорами виднелись на первый взгляд хаотически расположенные шпили. Наподобие клешней двигались краны. А над всем этим парил, извергая пламя, огромный купол, составленный из балок. Магическая рябь искривляла пространство над пламенем. В тени под платформой виднелся массивный металлический ствол, уходящий глубоко в воду. Разные его уровни светились огнями.
– Это что еще такое, Джаббер нас сохрани? – выдохнула Беллис.
Они видели перед собой нечто необычное и внушающее страх. Пассажиры стояли, по-идиотски разинув рты.
Горы самого южного из Плавников смутно темнели вдалеке. У основания платформы несли вахту бронированные корабли. На палубе одного из них замелькали сигнальные огни. «Терпсихория» ответила вспышкой с капитанского мостика.
С громадной платформы раздался звук клаксона.
Теперь они удалялись от нее. Беллис смотрела, как извергающая пламя платформа уменьшается в размерах.
Иоганнес застыл от удивления.
– Понятия не имею, – медленно произнес он.
Беллис не сразу поняла, что он отвечает на ее вопрос. Они не сводили глаз с огромного сооружения, пока оно не исчезло из виду, и тогда молча пошли к себе. Но не успели они дойти до дверей коридора, как сзади раздался крик:
– Еще одна!
И точно: вдали показалась вторая гигантская платформа.
Она была еще больше первой и стояла на четырех обшарпанных бетонных опорах. Здесь было больше пустого пространства. На каждом углу стояло по приземистой, широкой башне, а в дальнем конце возвышалась колоссальная вышка. Сооружение ворчало, словно живое.
И опять один из кораблей охраны разразился световой вспышкой, и «Терпсихория» ответила ему.
Дул ветер, небо выглядело холодно-металлическим. «Терпсихория» скользнула в темноту. За ней, на мрачном мелководье, рычала огромная конструкция.
Беллис и Иоганнес прождали еще час, руки у них онемели от холода, дыхание клубилось, но больше они ничего не увидели. Вокруг была только вода да время от времени появлялись Плавники – зубчатые и темные.
Пяльница, 5-го арора 1779 года.
На борту «Терпсихории».
Не успела я тем утром войти в каюту капитана, как поняла, что он чем-то разозлен. Он скрежетал зубами, на лице застыло кровожадное выражение.
– Мисс Хладовин, – сказал он, – через несколько часов мы прибываем в Салкрикалтор-сити. Остальным пассажирам и команде будет предоставлена возможность сойти на берег, но боюсь, эта роскошь не для вас.
Говорил он ровно, но в голосе слышалось раздражение. Стол его был чист как доска, и это обеспокоило меня, хотя и не могу сказать почему. Обычно нас разделяла стена всякого мусора, но сейчас ничего такого не было.
– Я встречаюсь с представителями содружества Салкрикатор, а вы будете переводить. Вы работали с торговыми делегациями, так что порядок вам известен. Вы будете переводить на салкрикатор для их представителей, а их переводчик будет переводить для меня на рагамоль. Вы должны внимательно слушать, чтобы он ничего не наврал, а он будет слушать вас. Это гарантия честности с обеих сторон. Но вы – не участник переговоров. На этот счет у вас не должно быть никаких заблуждений. Вам все ясно? – Он, как учитель, заострил на этом мое внимание. – Вы не услышите ни слова из сказанного. Вы – только инструмент и ничего более. Вы ничего не должны слышать.
Я выдержала взгляд этого сукина сына.
– Будут обсуждаться вопросы чрезвычайной важности. На борту корабля очень мало секретов, мисс Хладовин, помяните мои слова. – Он подался ко мне. – Если вы обмолвитесь о предмете переговоров кому-нибудь – моим офицерам, этой заблеванной монахине или вашему близкому приятелю доктору Тиарфлаю, – то я непременно узнаю.
Нет нужды говорить, как меня потрясли его слова.
До того дня мне удавалось избегать ссор с капитаном, но как это сделать теперь, когда он, разозлившись, стал капризен? Слабости он во мне не увидит. Лучше уж месяцами ходить с дурным настроением, чем каждый раз при его приближении съеживаться от страха.
И потом, я была в бешенстве.
Я заговорила ледяным тоном:
– Капитан, мы обсуждали эти вопросы, когда вы предложили мне работу. Моя репутация и мои рекомендации безупречны. Сомневаться во мне теперь было бы ниже вашего достоинства. – Я говорила королевским тоном. – Я вам не какая-нибудь семнадцатилетняя девчонка, которой силой навязали эту работу, так что не пытайтесь меня запугать, сэр. Я буду исполнять свои обязанности согласно контракту, и у вас нет никаких оснований сомневаться в моих профессиональных качествах.
Я понятия не имею, почему он в тот день был такой злой, и мне до этого нет дела. Пусть боги живьем сдерут с него шкуру.
И вот я сижу здесь с «заблеванной монахиней» (хотя, по правде говоря, ей, кажется, стало немного лучше, она даже что-то тут проблеяла насчет службы в вошкресенье) и заканчиваю это письмо. Мы приближаемся к Салкрикалтору, где я смогу запечатать его и оставить для передачи на ближайший корабль, следующий в Нью-Кробюзон. Оно, это затянувшееся «прости», доберется до тебя всего через несколько недель. А это не так уж плохо. Надеюсь, оно найдет тебя в добром здравии.
Я надеюсь, ты скучаешь без меня, как я скучаю без тебя. Не знаю, что я буду делать без этого письма, связующего меня с тобой. Следующее ты получишь от меня не раньше чем через год, когда какой-нибудь корабль войдет в гавань Нова-Эспериума. Вспомни тогда обо мне! Волосы у меня отрастут и станут сальными от грязи, одежду я носить перестану, а тело будет покрыто татуировками, как у дикарского шамана. Если не разучусь писать, то напишу тебе о том, как провожу время, и спрошу, как дела в моем городе. А может, ты напишешь мне, сообщишь, что все в порядке, опасности нет, и я могу вернуться домой.
Пассажиры возбужденно обсуждали увиденное ночью. Беллис их презирала. «Терпсихория» миновала пролив Кэндлмоу и вошла в более спокойные воды Салкрикалтора. Первым на горизонте показался остров Гномон Тор, поросший буйной растительностью, а в пятом часу дня пассажиры увидели Салкрикалтор-сити.
Солнце уже заходило, и над морем стоял туман. В нескольких милях к северу от них проплывал массивный, покрытый зеленью Гномон Тор. Горизонтальный лес удлиняющихся теней, отбрасываемых башнями и крышами Салкрикалтор-сити, вспарывал волны.
Эти сооружения были изготовлены из бетона, камня и стекла, а также из прочных кораллов, обитающих в холодных водах. Колонны, опоясанные ступеньками лестниц, связанных тонкими мостиками. Замысловатые конические шпили высотой в сотню футов, темные квадратные башни. Невероятное смешение стилей.
Очертания города напоминали рисунок рифа, порожденный необузданным детским воображением. Органические башни возносились к небесам как экскременты трубчатого червя. Были тут и подобия кружевных кораллов (высокие сооружения с ветками, в которых располагались десятки тесных комнаток), и приземистые многооконные цитадели, похожие на огромные цилиндрические губки. Гофрированные отростки сооружений, похожие на огненные кораллы.
Башни погруженного в воду города поднимались на сотню футов над волнами, не изменяя своей формы. На уровне моря зияли громадные открытые двери. По зеленым грязноватым полосам можно было определить максимальную высоту приливов.
Были и здания поновее. Яйцевидные особняки, вырезанные из камня и укрепленные металлом, высились над водой на опорах, вделанных в подводные крыши. На платформах, которые, вопреки всем законам физики, плавали по морю, возвышались террасы домов из квадратного кирпича – совсем как в Нью-Кробюзоне.
Тут были тысячи креев и немало людей – на переходах и мостках в уровень с водой и выше. Между башен дефилировали плоскодонные баржи и лодки.
Корабли дальнего плавания были причалены к торчащим из воды столбам на окраинах города – рыбацкие лодки, джонки, клиперы, изредка пароходы. «Терпсихория» подходила все ближе и ближе.
– Посмотрите-ка, – сказал кто-то Беллис, указывая вниз – вода там была совершенно прозрачной.
Даже в сумерках Беллис разглядела широкие улицы окраин Салкрикалтора глубоко под водой. Фонари заливали улицы холодным светом. Здания заканчивались, не доходя до поверхности футов пятьдесят, чтобы суда могли свободно проходить.
На мостках, связывающих подводные шпили, Беллис видела других граждан, других креев. Они быстро плавали и бегали, двигаясь гораздо резвее своих родичей на поверхности.
Место было совершенно необычным. «Терпсихория» причалила, и Беллис с завистью проводила глазами спускаемые на воду лодки. Большая часть команды и пассажиры нетерпеливо ждали перед трапами. Они ухмылялись и возбужденно спорили о чем-то, бросая взгляды на город.
Стемнело. От башен Салкрикалтора остались одни силуэты; освещенные окна отражались в черной воде. До Беллис доносились слабые звуки – музыка, крики, дробилки, волны.
– Всем вернуться на борт до двух ночи, – выкрикнул младший лейтенант. – Держитесь кварталов, где обитают люди, и всего, что над водой. Найдете себе массу развлечений, не рискуя своими легкими.
– Мисс Хладовин?
Беллис повернулась к лейтенанту Камбершаму.
– Прошу вас, мисс, ступайте за мной. Подлодка готова.
Глава 4
В тесной подлодке среди циферблатов и переплетений медных трубок Беллис вытягивала голову, чтобы Камбершам, капитан Мизович и мичман у руля не загораживали ей обзор.
Волны ударяли по толстому иллюминатору впереди, но судно внезапно нырнуло вниз, небо исчезло из виду, и луковица стекла погрузилась в воду. Звуки плещущих волн и далекие крики чаек тут же исчезли. Осталось только урчание начавшего вращаться винта.
Беллис сгорала от любопытства.
Подлодка наклонилась и грациозно двинулась к невидимому дну. Под ее обрубленным носом вспыхнул мощный свет дуговой лампы, выхватывая из темноты водяной конус.
Приблизившись ко дну, лодка чуть задрала нос. Вечерний свет едва доходил сюда – ему мешали массивные черные тени кораблей.
Беллис бросила взгляд через плечо капитана на темную воду. На ее лице застыло безразличное выражение, но руки взволнованно двигались независимо от нее. Рыбы накатывались волнами на массивного металлического пришельца. Беллис слышала собственное дыхание – быстрое и неестественно громкое.
Подлодка осторожно лавировала между цепей, которые, словно лианы, тянулись к кораблям наверху. Рулевой с профессиональным изяществом передвинул рычаги управления, лодка перевалила через невысокий порожек обветренной породы, и перед ними предстала столица Салкрикалтора.
У Беллис отвисла челюсть.
Повсюду висели фонари. Эти шары, от которых исходил холодный свет, напоминали замерзшие луны и не имели того светло-коричневого оттенка, что был присущ газовым лампам Нью-Кробюзона. Город мерцал в темноватой воде, словно сеть, наполненная призрачными огнями.
На границах города располагались низкие здания из пористого камня и кораллов. Между башнями и над крышами ровно двигались другие подлодки. Дорожки в глубине под ними поднимались к бастионам и соборам в центре города, до которых оставалось около мили; сквозь водную толщу видны были только их смутные очертания. Там, в самом сердце столицы Салкрикалтора, стояли удивительные здания, высоко поднимавшиеся над водной поверхностью; под водой они выглядели не менее причудливо. Все в городе было переплетено и взаимосвязано.
Креи были повсюду. Они лениво поглядывали на подлодку, проплывавшую над ними. Они торговались перед лавчонками, украшенными колеблющимися цветными тканями, они спорили на маленьких площадях, усаженных фигурно подстриженными водорослями, они бродили по извилистым улочкам. Они управляли повозками, в которые были впряжены необычные тягловые животные – морские улитки высотой в шесть футов. Тут же играли их дети – погоняли посаженных в клетки окуней и морских собачек.