Убей, укради, предай Незнанский Фридрих
— И в бордель! — заговорщически шепнул Грязнов. — А кстати, где твой напарник? Уже по бабам бегает?
— Он мне не напарник, — отрезал Реддвей. — Он… как это по-русски?..
— Искусствовед в штатском? — предположил Турецкий.
— Аморальный тип, и ты бы с ним в разведку не пошел? — предположил Грязнов.
— В разведку — да, а про мораль — я не знаю точно. Если бы ваши, как это… командиры не гарантировали, что мне позволят работать с Турецким, я бы ни за что не согласился на эту миссию. Ненавижу политические дела.
— Может, не будем о делах? — возмутился Грязнов. — Хорошо сидим, рабочий день давно кончился, отдыхать надо, а дела до утра потерпят.
— Немножко будем. — Реддвей махнул рюмку и отодвинул тарелку. — Я хочу сразу объяснить свою позицию. Если вы с ней согласны, будем работать вместе, если нет, я обойдусь один.
— Расслабься, Пит, — Турецкий похлопал товарища по плечу, — никто не собирается на тебя давить. Мы со Славой, во всяком случае, точно не собираемся.
— А в спорах, старик, — Грязнов нравоучительно поднял палец, — рождается истина.
— И все равно я объяснюсь. В кабинетах я говорить об этом не хочу, а на улице — не люблю, поэтому будем говорить здесь.
— Если ты прослушки опасаешься, — усмехнулся Грязнов, — так это самое неудачное место — здесь электронных насекомых намного больше, чем настоящих.
Реддвей выложил на стол золотую зажигалку «зиппо»:
— Глушит все в радиусе пяти метров.
Грязнов недоверчиво потрогал зажигалку вилкой:
— А если семьдесят шестым бензином заправить? Или в жидкость уронить?
— Вы будете слушать или нет?! — взорвался Реддвей.
— Будем, будем, — успокоил Турецкий.
— Только недолго, — попросил Грязнов, — трезвеем же, водка киснет.
Реддвей закурил, собираясь с мыслями.
— Банковский скандал — это очень плохое дело. Свидетелей убирают одного за другим. И я не уверен, что это ваши русские их убирают. Я очень опасаюсь, что за всем этим стоят наши американские спецслужбы. ФБР, или АНБ, или даже люди из Лэнгли. Это плохое дело и опасное.
У столика материализовался официант:
— Господа еще чего-нибудь желают?
— Потом, — отмахнулся Турецкий.
— Опасность — его второе имя, — кивнул на Турецкого Грязнов.
— А мое второе имя Фицджеральд, — буркнул Реддвей, — только никому не говорите. Вы решили, что я теперь важная птица — советник комиссии конгресса, а я есть козел отпущения. Александр, я так сказал?
— Боюсь, что так, — угрюмо кивнул Турецкий.
— Так вот. В этом скандале испачкались самые высокие тузы.
— Чьи тузы-то? — неохотно поинтересовался Грязнов. — Каких мастей?
— И наши, и ваши. Если мы что-то найдем, меня как минимум отправят в отставку. Если мы ничего не найдем, мне дадут орден, но конгрессменам это не понравится. Кроме того, в любом случае за каждым углом меня подкарауливает пуля как бы русского снайпера, и еще со мной Симпсон, и какая у него настоящая задача, я не знаю.
— Резюмируем, — хмыкнул Турецкий, нанизывая на вилку сразу три крохотных скользких опенка. — Ты в глубокой заднице и предлагаешь нам выбор: нырять за тобой или наблюдать с галерки?
— Что есть «галерка»?
— Издалека, короче, наблюдать.
— Не совсем так, — замотал головой Реддвей. — Нырять не нужно. Понимаешь, Алекс, я верю в Америку и верю своему президенту и буду воевать, если нужно, за него и мою страну. И в отчете, который попадет к нему, напишу все, что смогу узнать. Вопрос в другом: а вы верили своему бывшему президенту? Если я скажу, что он главный сукин сын, что он обо всем знал и все покрывал за деньги, вы будете воевать? Против меня?
— Господа еще чего-нибудь желают? — официант опять явился и ненароком смахнул со стола рюмку Турецкого. — Прошу прощения, заменю в сей момент! Прикажете подавать горячее?
— Сказали тебе, потом! — Грязнов дождался рюмки Турецкого и плеснул всем еще по пятьдесят. — Мужики, надо выпить. У меня лично от таких философских вопросов всегда аппетит просыпается.
Но Реддвей был настроен конкретно, он желал получить ответ, причем однозначный и прямо сейчас:
— Да или нет?
— Не знаю, — честно признался Турецкий. — С тобой лично и за президента как символ я воевать, наверное, не буду. Но в то, что он был самым главным сукиным сыном, я тоже не верю. Мафия эти деньги отмывала, вот в это я верю. А значит, с ней и надо разбираться.
— Нет у вашей мафии таких денег, — отрезал Реддвей. — Эти ваши «новые русские», на которых все валят наши газетчики, не могли заработать столько ни на рэкете, ни на порнографии, ни даже на наркотиках и оружии. Они, как и я, в этой истории козлы отпущения. А вот Чеботарев — фигура…
— Господа еще чего-нибудь желают? — тот же официант снова вырос над душой.
— Господа желают счет! — рявкнул Реддвей. — Поехали отсюда.
— А кто здесь Турецкий? — все так же ласково осведомился официант. — Вас к телефону.
— Что за черт? И почему не на сотовый? Кто знает, что я здесь? Где у вас телефон? — Турецкий разразился потоком бессмысленных вопросов. Потом махнул рукой приятелям: — Спускайтесь к машине, я догоню.
Телефон оказался за стойкой бара. С каким-то неправдоподобно коротким шнуром. Чтобы взять трубку в руки, Турецкому пришлось пройти за стойку. Это было последнее движение, которое он помнил четко.
«Важняк» пришел в себя в 22.50, это можно было определить, просто глядя на часы. Благо руки ему никто за спину не заламывал и наручники не надевал. Правда, сидел он теперь на заднем сиденье какого-то автомобиля, судя по внутреннему интерьеру — «опеля». Сидел, зажатый двумя амбалами, один из которых, с круглым лысым черепом, смахивающим на маску Фантомаса, обрадовался этому чрезвычайно.
— Александр Борисович! — с чувством сказал он. — Едем в гости!
— Вам хана, — с трудом разлепил губы Турецкий. — «Чем это они меня?!» — Похищение сотрудника Генпрокуратуры. Точно хана.
— Похищение? — несказанно удивился Фантомас. — Какое еще похищение! Вы сами к нам в машину сели. Свидетели есть. И даже когда приятель ваш, американец, подошел, сами сказали ему, что, мол, сегодня уж больше не увидитесь. К любовнице, дескать, едете.
«Ну и ну?! Неужели не врет?»
— А рюмочка ваша между тем уже чисто вымыта, в ряду других уложена, никакой эксперт ничего не найдет. Так что сиди, дорогуша, не рыпайся. Сказано: в гости едем!
11
Человеку нужна идея. Нужна идея человеку!
Неважно какая — пусть пресная, тусклая, необходимо лишь осознавать сам факт причастности к движению жизни. Если же к этому добавить способность беспристрастно оценивать собственные возможности, да еще небольшую толику оптимизма, можно вполне безмятежно проживать день за днем, не страшась грядущей старости. Только вот… Как, спрашивается, вписать в эту схему всяческие «приятные» неожиданности вроде дневника Басина?
— Хреновая концепция! — Черный, не удержавшись, фыркнул. — И уж тем паче не первой свежести. «Не страшась грядущей старости…» Чего ее, мать твою, страшиться, если до нее дожить, вероятно, не придется? Народ же вокруг элементарно валят налево и направо! Пушкина, Апраксин, теперь вот — Шестопал… труп. Мертвый, мать его, труп.
Мысли, вернее, мыслишки, сопровождаемые мелкой шелухой бессвязных образов, уверенно набирали ход, истерично повизгивая на таких вот неожиданных поворотах.
Спокойно, спокойно! Вдох: синий поток, желтый поток — прилив, выдох: пурпурный выброс — очищение… Этим способом самоуспокоения Черный пользовался редко, ибо мало доверял собственному воображению. В пору юности, когда дух еще не был отягощен опытным недоверием и мудрым сарказмом, многое без особого труда представлялось реальным. Потому что хотелось верить во все подряд (разумеется, до определенных пределов). Вот и возможно было в любой момент превратиться в некий проводник вселенской энергии — так уверяли книги, писанные, надо думать, просвещенными людьми, — стоило лишь прикрыть глаза и представить, как снизу и сверху тело пронизывают разноцветные космические потоки, неся силу и покой на вдохе, вытесняя слабость, недуги и страхи на выдохе. Впрочем, в последнее время на скудность воображения сетовать не стоило. Скорее, наоборот… Если так пойдет дальше, скоро за каждым углом ему станут мерещиться киллеры и агенты спецслужб… Один сегодняшний сон чего стоил… Бестселлер в духе Чейза! Хотя нет, Чейз тут, пожалуй, покурит…
Куда же подевалась эта чертова Марина? Черный швырнул на пол бесполезную газету. Почему-то он был уверен, что именно сегодня «Нью-Йорк таймс» порадует своих читателей сообщением о смерти Митиной. А чего еще он мог ожидать?
— Да, собственно, — произнес Черный неопределенно. — Чего еще можно ждать от людей, любящих порядок и чистоту? Отмыть хренову, мать ее, кучу денег — и не почистить рабочее место?.. Нет, господа! Шиш с маслом, господа! Не дождетесь, господа! В этих кругах так не принято!
Из недр книжного шкафа послышался недоверчивый писк.
— А ты сам посуди. — Черный подошел к Биллу, проснувшемуся и теперь подозрительно внюхивающемуся в окружающее пространство. — В банке отвечают, что Митина в отпуске, дома ее тоже нет… Нет, конечно, ни один уважающий себя человек не станет проводить отпуск в этом гнусном, пыльном городе. Вполне вероятно, что она сейчас где-нибудь на Кипре, на Гавайях, на Луне или черт ее знает где еще… Но если связать воедино скандал в Бэнк оф Трейтон, этого идиота Басина, потом все эти внезапные смерти — что, спрашивается, остается думать?!
Билла, впрочем, не особо интересовали дедуктивные упражнения хозяина. Уразумев, что кормить его не собираются и что мышей, даже домашних, даже любимых и т. д. и т. п., по-видимому, кормят ноги, он покинул гнездовище и, оберегая сломанную лапку, направился на поиски съестного.
— А что? Может, она и вправду на Гавайях, — продолжал Черный. — Какая разница? Может, там ее не сегодня завтра похоронят… Черт!!! О чем это я?
Зазвонил телефон. Черный поколебался, но трубку все-таки взял.
— Н-ну? Что же ты мне сообщишь сегодня? — Джексон почему-то говорил спокойно. Черный даже уловил в его голосе нечто эдакое, что можно было бы назвать поощрительной иронией, если не принимать во внимание причину звонка.
— Томми, ну ты же знаешь, как это бывает, — хорошо еще, что Джексон находился не рядом. Черный точно хлопнул бы его по плечу.
— Я-то знаю, — ответствовала телефонная трубка. — А миллионы читателей не знают. Более того, они уже давно изнывают от желания подарить тебе миллионы собственных долларов. Что ты посоветуешь им ответить?
— Не знаю, не знаю, придумай что-нибудь самостоятельно. И вообще… — И вот внезапно его посетила гениальная идея. — Слушай, Томми… я понял. Я все осознал! Мне необходимо ехать в Москву!
— Что?!
— Конечно. Послушай, только не перебивай, я тебя умоляю. Ты сам знаешь, что неплохо бы попытаться прояснить вопрос с этим злосчастным банком. А такое возможно только в единственном случае! — Черный выдержал паузу. Джексон терпеливо молчал. — Короче, Томми, мне надо ехать, и все!
— Хорошо, — наконец вздохнула трубка. — Только позвони мне, когда будешь там.
— О'кей! — воскликнул Черный.
Действительно! Если в Нью-Йорке открылся сезон охоты на русских, то, пожалуй, Москва — неплохое убежище. Надо только суметь, а главное — успеть туда добраться. Впрочем, почему-то полегчало, может, Томми так подействовал, а скорее — то, что теперь не нужно было, в конце концов, думать еще и об этой дурацкой книге.
Черный подошел к столу, взял злосчастный блокнот. Полистал не вчитываясь. Затем, осененный идеей, сунул в карман и направился на улицу.
Через полчаса идея обрела воплощение в небольшой пачке ксерокопий, снятых с басинского блокнота. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы заехать в банк и оставить там эту пачку на хранение. Зачем все это нужно, Черный плохо себе представлял, но казалось, что пока все идет правильно. Все время, пока он суетился и разъезжал по городу, где-то внутри, в районе солнечного сплетения, нудно пульсировало далекое, но достаточно мерзкое чувство тревоги. Уже направляясь домой, выходя из банка, он умудрился столкнуться с какой-то особой женского пола, пребольно стукнувшей его в подбородок. Ей, конечно, досталось больше, если принять во внимание, что ударным органом послужил нос особы и что, вероятно, такое с ней происходило не каждый день. Особа была юна и обладала дьявольски великолепной фигурой, что в другое время, несомненно, привлекло бы внимание Черного. Теперь же он скомканно извинился и поспешил ретироваться.
И не зря. Потому что по дороге к дому вдруг остро ощутил за собой слежку, хотя обнаружить источник не смог. Так что вернулся уже окончательно расстроенным и непривычно злым.
— Билли, собирайся немедленно, валим отсюда!
Билли никак не отреагировал на заявление хозяина. Он спокойно спал. Черный усмехнулся и принялся собирать вещи. Коих в общем-то было немного — он любил путешествовать налегке. Затем настал черед Билла. По-хорошему следовало бы оформить кучу всяческих документов — медицинских справок и прочей дребедени. Раньше обычно так и делалось. Но сейчас с этим возиться было лень. Скорее, не столько лень, сколько неспокойно, если не сказать: страшно оставаться в этом городе дольше. И потому Биллу суждено пересечь океан в кармане. В том самом, где сейчас находился долбаный блокнот. Ну не смог он его оставить в банке. Правда, закрадывалась мысль — отослать почтой в Россию, например в Генеральную прокуратуру или в Министерство юстиции. Но и на этот шаг Черный не смог решиться.
«Черт, блин, твою мать!!! Напиться, что ли?.. Впрочем, это тоже до добра не доведет…» Блокнот полетел в чемодан.
— Так-то вот, Билли, полетишь контрабандой!
Уже выходя, поймал себя на желании выглянуть в окно.
Читать бесплатно другие книги:
