Напряжение на высоте Ильин Владимир
– Иметь опыт и повторить, – эхом отозвался я.
– Хозяева клинка – они знают, – бесцветно произнесла Инка, будто издалека.
Но их знания слишком далеко. Хотя, может, была в курсе и Вера.
Однако есть еще один путь – не передачи накопленного опыта, но постижения.
– Ника, – обратился я к невесте весело и со смешинкой.
Чем немедленно вызвал гневный, на пороге ненависти, взгляд Артема. И недоуменный – невесты.
– Ты уж будь добра, не затягивай, – произнес я немеющими губами и постарался улыбнуться.
Через судорогу и боль живота, собственноручно пронзенного серебристым стилетом.
Кажется, уши заложило от дикого крика – а может, гибельный яд клинка добрался до органов чувств.
Мир на мгновение закружился, но под удар головы о бетон вновь обрел стабильность – мертвое небо над головой, холод у шеи и ветер, что сносит серый песок, которого в воздухе оказалось удивительно много для центра столицы.
«Ты же хочешь спасти мир?..» – обозначил я движением губ, глядя на искаженное страхом и отчаянием лицо невесты.
Рядом появился Артем, что-то разъяренно требующий у Ники, пока его в буквальном смысле не снесло в сторону коричнево-черной волной, а его место занял меланхоличный Веня, принявшийся что-то втолковывать Нике на уровне жестов и рубленых слов. А потом мир затопил яркий свет.
Свет отступил вновь, явив лицо Ники, полное надежды, тут же сменившееся ужасом и болью. Веня не выражал эмоций – он коротко поклонился мне и отвел взгляд.
Досадно, потому что я-то определенно чувствовал прилив сил. Только руки и ноги не ощущались совершенно, зато я вновь мог говорить.
– Беда с планами… – с досадой пробормотал я, борясь с собственным языком. – Ника.
– Что? – тихо произнесла она.
Не пытаясь ободрить и уверить, что все исправится и наладится.
– Там, в левом кармане… перстни… – прошепелявил я. – Найди.
Стараясь быть спокойной, но явно вспыхнувшая надеждой и с ощутимо дрожащими руками, девушка мигом отыскала мешочек с гербовыми перстнями.
– Какой? – спросила она, торопясь. – Самойловых?
– Нет, – попытался я мотнуть головой, но не сумел.
– Борецких, да? Шуйских?
– Не… – с тревогой ощутил я подступающее к лицу онемение.
– Тогда какой лечебный… Вот этот? Юсуповых? Долгоруких?.. Этот?!
– Да, – смотрел я на герб Де Лара в ее руках. – Этот самый правильный. Ты выйдешь за меня замуж?
– Ч-что?.. – на секунду впала в оторопь Ника.
– Я ведь так и не спросил. Ты выйдешь за меня замуж?
– Да… – поникнув, осознав, что никакого чуда не будет, отозвалась невеста.
Вернее – уже жена. И слезы в этот миг заливали ее лицо, но, увы, не от счастья.
– Надень, – постарался я изобразить ободрительную улыбку.
Но наверняка получилась гримаса.
Ника надела перстень на безымянный палец, нашла мою руку и с силой ее сжала.
– Ника Де Лара, – удовлетворенно констатировал я.
Но та, казалось, ничего не слышала – всматривалась в мои глаза, сжимала руку и тихонечко раскачивалась на месте.
И ничего не замечала. Ни песок, что поднимался к горизонту, ни сетки беззвучных молний в небесах, ни черно-коричневые линии позади нее, ни пролетающего мимо лапами вверх медведя.
– Я тебя люблю; ты вообще в курсе?
Ника дрогнула, выпадая из прострации. Подняла ладонь с перстнем перед глазами. Сурово посмотрела на меня, чуть сузив глаза.
И волна жаркого солнечного света, что разорвала в клочья и хмурые небеса, и песок, и коричневые ленты, выжгла мне сетчатку – для того, чтобы через адскую боль от ожога, ощущения сожженной кожи и крика, который застрял в горле от шока, исцелить вместе со всем телом вновь.
Новый вздох прошелся по новосозданным легким, схватив судорожным кашлем.
В новых глазах плыл мутными силуэтами мир. А в новых ладонях были самые желанные и любимые.
– Ты, подлец, чем вообще думал, когда так поступал?! – рявкнули мне в лицо.
Это вместо: «Как ты?» Но работает определенно лучше – вон я и глаза отвел, показывая, что все с ними нормально. И дернулся всем телом, рефлекторно намечая путь побега.
Потянув за ладони, я привлек ее к себе, демонстрируя работоспособность лицевых мышц. А затем шепнул пару слов, от которых Ника явно оказалась не в восторге.
– Это не ответ!
– Моя жена любит меня больше, чем весь мир, – бодро и довольно произнес я.
– И? – недоуменно подняла она бровь.
– Когда бы я еще проверил?.. – заерзал я, ощущая какое-то маетное чувство.
Как будто при приближении опасности. Да нет же – вон Веня бдит, стоя чуть поодаль, а над нами растекается коричневатая прозрачная пелена щита, за которой просто стоит и смотрит на нас подпаленный медведь.
Тело Веры валяется рядом. Крайне мудрый и практичный человек, предпочитающий самоубиваться в больнице и подле практикующего Целителя. Только планы рядом с кое-кем никогда не сбываются – или о свойстве клинка, который был передан ей в руки, кое-кто предпочел умолчать. Или же вправду – любила? Но мы для нее сделали все, что могли, и Артем не посмеет нас в том обвинить.
Инки не видно.
– То есть ты чуть не умер, чтобы это узнать? – как-то странно посмотрела Ника.
– Но ведь интересно же!
А затем даже с некой обидой наблюдал сжатый кулак, летящий мне в подбородок – до того, как вырубило свет в глазах.
Глава 16
Сонливость наваливалась на веки, плечи вели спину назад, желая обрести опору и прикорнуть на коридорной лавочке. Но холод, что шел от бетонной стены, обжигал затылок и не давал Нике уснуть.
Бессонная ночь осталась позади, будто очередное дежурство, которых было достаточно во время учебной практики. Воспоминания – эпизодами, а время – всего лишь цифры напротив стрелок, которые то замирали, то прокручивались на несколько оборотов, стоило отвести взгляд.
Полуразрушенная больница эвакуировалась – и «тяжелые» пациенты требовали ее, Целителя, внимания. Кто-то совершал ошибки, разрушая все вокруг, а иным бы пережить личную трагедию, далекую от высоких рангов и интриг. Уезжал один реанимобиль за другим, отвозя людей в клиники союзников Шуйских. Провожая каждый, Ника смотрела на часы на левой руке – не свои, а взятые в долг у Максима – и желала к нему вернуться. Но вновь подъезжала очередная карета, и стрелки на циферблате прокручивались вновь, отмечая время разлуки. Коварные часы, да и сломанные к тому же – дата указана неверно, перевернутой восьмеркой… Вон какие поцарапанные, и стекло с трещинкой…
Когда люди перестали уезжать, пришла другая беда – люди стали приезжать. Здоровые абсолютно, организованные в группы по три-пять человек и в крайне скверном расположении духа. Они желали разговаривать, но получалось только друг с другом, выясняя полномочия и фамилии начальников. Потому что Максим был без сознания, Веня уделял им ровно столько внимания, чтобы убедиться в отсутствии у них мороженого, Инка ушла, тело Веры увезли, а на попытку забрать для беседы Нику на них накинулся главврач.
Кажется, одна группа была из местного филиала службы безопасности, вторая прибыла днем на самолете из княжества, а третья – из ближней свиты Артема. Кто из них главнее – девушку не занимало ни в малейшей степени.
Но через какое-то время они определились, что хотят: стилет. Около часа убеждали Веню его вернуть, пока кто-то из мимо пробегающих не сообщил, что тот совершенно не понимает по-русски. А что сидит и меланхолично слушает – так это нормально, главное, чтобы не в коридоре кардиологии ночью – очень уж ругался завотделением…
– Так стилет у Веры, – пожала Ника плечами, отделываясь от настойчивых расспросов под руку.
Тогда они восхотели увидеть Веру, и через полчаса неспешных (а куда труп убежит?), а потом и панических (сбежал!) поисков побежали в союзную клинику, куда перевозили не только живых, опасаясь скандала с родственниками. В общем, тела Веры и там не было. Артефакта – тоже. И кто-то стал всерьез предполагать, что такая же беда случится и с их погонами.
Главным среди трех групп безопасников назначили явно самого злого и уставшего. Но к тому времени Ника уже сидела на скамейке возле палаты Максима.
– Мы хотим с ним поговорить, – хмуро смотрел на нее не спавший всю ночь мужчина пятого десятка лет, в чуть потрепанном пылью и суетой деловом костюме.
– Он не может, – холодно ответила Ника, заступив им дверь.
– Почему?
– У него челюсть сломана.
Человек недоуменно оглянулся на коллег и вопросил с легким удивлением:
– Разве у него не колотая рана?
– Это я сломала, – мрачно смотрела на него девушка, сжимая кулаки.
– Девушка…
– Разозлил он меня. Сильно.
А краска на стенах стала с тихим шорохом сползать на пол.
Мужчина примолк, потоптался на месте, тоскливо поглядывая на дверь за ее спиной, а потом все-таки вместе с остальными организованно покинул коридор.
Судя по перешептываниям, кто-то подал идею найти еще одну девушку – ту, что была все эти дни рядом с княжичем. И если ее тут нет, то надо выяснить хотя бы имя. Ох, сколько открытий чудных им сейчас предстоит…
О самом Артеме они не произнесли ни звука.
Словом, Ника уж лучше бы зашла в палату к мужу и попыталась подремать там. Но некая неловкость от содеянного присутствовала, да и чувствовать на себе укоризненный взгляд Максима не хотелось совершенно. Еще замычит трогательно, и хоть раскаивайся в голос…
Неловкость вышла плюсом, потому что попытки проникнуть в палату предпринимались неоднократно. Поодиночке и вдвоем – прогуливаясь по коридору, словно мимо.
Один даже попытался разговорить и ее саму, но вовремя подошедший Веня миролюбиво сел рядом, приобнял мужчину и принялся играть в гляделки. Понятно, кто моргнул первым и, как полагается проигравшему, покинул скамейку…
Ника вздрогнула, выплывая из некоего подобия дремоты, но не холод был причиной, а звук множества шагов по коридору.
Девушка вновь встала перед дверью и хмуро посмотрела в конец холла, на закрытую створку двери с матированным стеклом. Они, вместе с Веней и Максимом, все еще были в особом списке гостей, утвержденном самим Шуйским Артемом, так что с ними будут считаться, как и в прошлый раз. Больница – клановая, никто не спорит. Но это же налагает на хозяев и обязательства гостеприимства. Отступят, как и в прошлый раз. А если не отступят, то она в своем праве.
Вот таким образом накручивая себя, Ника и дожидалась приближающейся толпы – многоголосая ее тональность, различимая даже через закрытую дверь и расстояние, давала представление о числе посетителей.
Но в этот раз она немного ошиблась. Потому что пришли почти такие же гости, как и они сами. Быть может, даже немного уважаемее.
Принцесса Елизавета прибавила шаг ровно настолько, чтобы зайти в дверь после сопровождения из двух охранников в мундирах с гербами Шуйских и собственноручно закрыть дверь за собой на щеколду. Шум свиты за дверью негодующе взвыл, но тут же перешел в жалобную и просительную тональность, до которой принцесса была абсолютно глуха.
– В новостях передали, что мой муж ранен, – чуть приподняла подбородок принцесса, нетерпеливо глядя на дверь. – Я желаю его видеть.
– А в новостях было мое имя? – не выдержала и взволнованно уточнила Ника.
– Нет, – скупо ответили ей, нетерпеливо вновь указав взглядом на дверь.
– Это хорошо… – выдохнула девушка.
Родственники не будут переживать.
– Так я пройду.
– Не может он говорить. У него челюсть сломана.
– И ты не вылечила? – подняла та бровь от удивления.
– Сама ломала. Самой лечить? – раздраженно произнесла Ника.
– Вот как… И что, даже совесть не царапает? – оглядела ее Рюриковна оценивающим взглядом. – Бить человека, который при смерти…
– Да это он царапает на моей совести неприличные слова! Что бы ты понимала!
– Но сейчас определенно понимаю лучше, – улыбнувшись, чуть повернула принцесса голову.
– Да вылечился он уже, наверное, – неловко отвела Ника взгляд. – Знаешь, какая у него мощь в трусах?
– О-о…
– Я в смысле, артефакты там… вшитые… – залилась Еремеева алым цветом.
– Нет, ну если артефакты…
– Вот именно! – уверенно подняла Ника подбородок. – Так что цел он давно. Мне просто приятно думать, что челюсть еще сломанная.
Ну, без боли, конечно… Ровно настолько, чтобы выглядел самую чуточку беспомощным и нуждался в ней. А не пытался завоевать мир без посторонней помощи.
– Приятно?..
– А тебя я вообще с переломанными ногами представляю, так что дверь – там. Приемные часы закончены.
– С твоей стороны весьма неосторожно… – с угрозой протянула Елизавета.
– …пускать неизвестного человека к любимому? – уперлась в нее взглядом Ника. – Когда он ослаб и спит?
– Больше вежливости и добра во взгляде, милая. Ты живешь на моей земле.
– Ненадолго, дорогая. Восемь месяцев, и все сгорит дотла.
– Я хочу говорить с ним об этом. Это наши вопросы, так что дай пройти.
– Садись на скамейку рядом и жди.
– Я все-таки жена, – нахмурилась Елизавета. – Первая и единственная.
Но не успела Ника даже набрать воздуха в легкие для новой отповеди, как от дверей послышался новый шум – негодующий и возмущенный, явно пробирающийся сквозь плотную свиту.
– Дайте пройти! – чуть ли не рычал женский голос. – Я жена!
Ника и Елизавета изумленно переглянулись. А когда в дверь, выбив щеколду, буквально влетело блондинистое создание в помятом длиннополом бежевом платье, синхронно пожали плечами.
Следом за девушкой пролез и охранник, оглядевший помещение и тут же нашедший глазами взгляды коллег.
– У нее в паспорте штамп. Паспорт настоящий, – чуть виновато пожал он плечами. – Велено родственников пускать.
– А ну дай паспорт, – ласково произнесла Ника.
– Я уже показала охране! – задрала гостья голову и широкими шагами, явно раздраженная, двинулась по коридору. – Где этот подлец?!
– Нет, ну, может, и действительно… – задумчиво произнесла Елизавета. – Очень похоже на правду.
– Женщина, это хирургическое отделение! Все подлецы и язвенники – в «гастре». Вам этажом выше, – мрачно смотрела на нее Ника.
– Я – графиня Белевская Елена! – заносчиво окинула ее взглядом блондинка. – Где Самойлов?
– Паспорт, – поиграв желваками, произнесла Еремеева.
– Вот! – ткнули в ее сторону алым прямоугольником.
– Я, правда, все равно не пущу, – задумчиво принялась листать книжку Ника, – но уж очень интересно…
Штамп. Имя… Вот ссу-упоста-ат…
– Вы не понимаете! – вспылила Белевская. – Этот подлец посмел без моего согласия вписать себя в мои мужья!
– Да? Ну слава богу… – выдохнула счастливо Ника.
– Что?! У меня срывается свадьба, это скандал! Родня моего мужа не потерпит такого оскорбления! Вся моя жизнь под угрозой!
– А вам этот чем не подошел? – вкрадчиво уточнила принцесса. – Я из женского любопытства, вы уж простите… – деликатно потупила она глазки.
– Я вижу семейное счастье с достойным человеком, – вздернула Белевская носик. – Мой будущий муж – из семьи двоюродного дяди главы клана Юсуповых.
– А-а-а… – с уважением протянула Елизавета.
Графиня посмотрела на нее со значением.
– А вот психиатрии в здании нет, – меланхолично произнесла Ника.
Но Белевская демонстративно ее проигнорировала, найдя собеседницу в более импозантно выглядевшей Елизавете.
– А мы с вами не знакомы? – задумчиво нахмурила Елена лобик.
– Это вряд ли, – мягко ответили ей.
– Мне кажется знакомым ваше лицо.
– Это может быть, – покладисто согласилась принцесса.
– А я смотрю, не всех к родным пускают, – заминая неловкость, выразила Белевская любопытство, посмотрев на вход. – Документы не взяли?
– Нет, это со мной. Мои свитские и охрана. К мужу пришла.
– Уважаемая, нижайше прошу прощения за бестактность, будет ли мне позволено узнать ваше имя? – мигом слетела всякая спесь с Елены, руки были немедленно сложены у живота, а голова наклонилась в легком поклоне.
– Отчего же нет? Елизавета, из Рюриковичей.
– Ваше сиятельство, что за беда с вашим мужем?! – с искренним состраданием спросила та.
– Челюсть, перелом.
– Еще нога… – проскрипела Ника.
Занята она была в процессе чужого разговора тем, что, осененная догадкой, взяла уже свой паспорт и открыла на странице с семейным положением.
Мужем был указан «Самойлов Максим». Чернила выглядели подсохшими. Штамп – давнишним.
– Нога левая или правая? – деловито уточнила Елена, с интересом заглядывая на страничку паспорта Ники – всего-то: легонько встать на цыпочки…
Да так и замерла, читая.
– Интересно, в моем паспорте он тоже поставил отметку? – задумчиво произнесла принцесса.
А взгляд Белевской, пока еще непонимающий и пытающийся осознать, изумленно перешел на нее.
– Когда ногу ломать буду, спрошу, – медленно развернулась к двери Ника.
– Стойте… Вы – жена Максима? – покачнувшись, неестественным голосом спросила у принцессы Белевская.
– Разумеется. Достойная партия с наследником Юсуповых.
Елена дрогнула, словно от удара.
– А вы… госпожа, – обратилась бледная леди к Нике. – Я прощу прощения за бестактность… Вы – тоже его супруга?
– Ника Де Лара. Достойная партия с наследником Де Лара, – не отказала себе Ника в язвительности, выплескивая закипающие эмоции в слова. – А сейчас извините, семейные дела.
– Стойте! – в отчаянии произнесла Елена.
– Что?!
– То есть вы его бросаете?!
– Нет, просто сломаю ногу. Не бросаю. Мой муж – что хочу, то и делаю, – механически произнесла Ника, касаясь ладонью двери.
– Только правую не надо, – отчего-то поникла Белевская, – она уже была сломана.
Столь же неотвратимо и мрачно Ника повернулась к ней.
– Но это не я! – тут же с жаром заверили ее.
Ника отвернулась, резко открыла дверь палаты, зашла внутрь. Постояла там пару секунд и вернулась обратно.
– Сбежал.
– Ника… – робко произнесла Белевская.
– Что у тебя еще?!
– У меня? К-коньяк. – Графиня выудила из маленькой сумочки двухсотграммовую бутылочку.
– Дай сюда, – забрала ее Ника.
– Где будем пить? – вздохнув и уже никуда не торопясь, спросила принцесса.
– На троих его будет мало… – мрачно сказала ей Де Лара, посмотрев в глаза, а потом переведя взгляд на Белевскую. – И на двоих – тоже мало… И я не про коньяк.
Бутылка была кинута в ближайшую урну.
– Тут режим, – бросила им фразу Ника, удаляясь по коридору в сопровождении охранника.
– Я ее узнала, – изумленно шепнула Белевская. – Это ведь Еремеева Ника, из параллельного.
– Де Лара, – со скрипом и явной неохотой поправила ее принцесса.
Она видела перстень на безымянном пальце.
– Да какая разница?
– Разница – в четыре сожженных города, – отвернулась от нее девушка, чтобы побыстрее возвратиться к своей свите.
Глава 17
Холм темной земли среди занесенной снегом прямоугольной площадки, могильный крест без фотографии и имя на табличке с годами жизни. Обычное дело для бесплатного участка Алабушевского кладбища, нарезаемого городом под урны с прахом тем усопшим, кто остался без родственников или денег в последний миг.
Среди огромного поля, расчерченного дорогами на огромные квадраты, такие погребения выделены отдельно и возле них редко встретишь посетителя. Но напротив свежей могилы, еще парившей теплом земли, растапливающим приносимый сильными порывами ветра снег, был один такой.
Ссутулившийся старик, опирающийся на дорогую трость темного дерева, в распахнутом настежь сером пальто, с непокрытой головой, – он смотрел на могильный крест с непониманием и болью. Его внучка, его кровь, его надежда, его гордость – мертва.
Ему сообщили это ранним утром, уведомив голосом, полным скорби, тут же предложив помощь с погребением. Он бросил трубку, послав к черту шутников. Но звонок повторился – уже от другого ритуального агентства, торгующего скорбью и сочувствием за огромные деньги. Потом звонили вновь. Приехали лично, настойчиво звоня в дверь, а когда он отключил звонок – настойчиво стуча в нее. Кажется, их было несколько – и кто-то был бит на лестничной клетке и бежал, а кто-то остался караулить его, желая навязать свои услуги. Но, как оказалось, терял он время совершенно напрасно.
Через десяток минут последовал сухой звонок от городового. Уведомление о смерти близкого человека вогнало в ступор уже маявшегося недобрыми предчувствиями старика столь сильно, что окончание речи на проводе он сначала прослушал. А спохватился уже после того, как городовой повесил трубку.
Вера уже похоронена. Обращена в прах, собрана в урну и упокоена под этой землей. Он даже не попрощался. Ему никто не позволил этого сделать. Лишил его возможности попросить у нее прощения. Обнять в последний раз.
Взгляд поплыл и потерял четкость. Старик сморгнул выступившую слезу.
– Желаете оформить родовое захоронение? – незаметно подкрался очередной делец.
Старик вздрогнул и недовольно покосился на мужчину в черном фраке под черным же плащом – широкоплечий, доверительного вида, как они все. Только у этого еще и сомнение во взгляде – место не самое респектабельное, однако тот видел хорошую одежду и трость.
– Не требуется, – зло посмотрел на него старик, сжав трость так, что делец отодвинулся.
– Я не настаиваю, – скорбно произнесли ему. – Просто хотел указать на факт, что через какое-то время над этой могилой похоронят другого человека. Но этого можно избежать, если оформить родовое захоронение…
– Пошел прочь!
– …кроме того, вас и ваших родственников могли бы похоронить рядом.
– Прочь!! – замахнулся на него старик.
– Чокнутый… – зло зашипев, отступил мужчина, удаляясь от него широкими шагами.
– У нас уже есть родовое захоронение… – дрожа губами, прошептал некогда князь Наумов, Александр Михайлович, вновь повернувшись к могиле. – Ты тут не будешь. Ты не должна тут быть. Ты не должна была умереть… – вновь поплыл его взгляд.
– Я пытался ее спасти.
Голос раздался справа и чуть позади, вызвав раздражение. Старик подумал, что вернулся торговец. А потом почувствовал страх.
Александр Михайлович склонил голову, чтобы исподволь посмотреть на человека рядом.
– Даю слово, – встретил его хитрость прямой и спокойный взгляд юноши в скорбном костюме-тройке, – я сделал все возможное, чтобы она жила.
Читать бесплатно другие книги:
