Напряжение на высоте Ильин Владимир
– Разве что ее сердце, – задумчиво произнес тот, пригубив флягу, в которой Давыдов с тихим возмущением узнал свою. – Она сопровождала его без принуждения.
– Погодите, князь… Тут Аймара чуть гору на Москву не скинули, требовали дочь найти и выдать! – загудел возмущенно князь Шереметев. – А у вас тут любовные шашни?!
– Похищение второй половинки – это старинная и красивая традиция, – меланхолично отреагировал Шуйский, вновь отпивая добротного коньяка. – Родственники, разумеется, не в восторге. Я бы сказал, в ярости, но как без этого?
– Вот что делает с человеком общество гусара! – одобрительно ткнул Давыдов соседа локтем.
Но в ответ получил отчего-то весьма мрачный взгляд, куда подходящий скорее отцу похищенной невесты, чем снисходительному к юношеской удали старшему родичу жениха.
– Постойте, как это гору – на Москву? – спохватился Шемякин. – Это же была иллюзия!
– Вам показалось, – емко обозначил Юсупов.
А заволновавшийся и на секунду сбившийся зал так и не смог определиться с тем, что именно им показалось и была ли та гора? В любом случае небо над Кремлем было ясным, а значит, с обсуждением можно и повременить – благо было зрелище иное, куда как интереснее.
– Я так понимаю, вы желаете присоединить к своим облыжным обвинениям свидетельства супруги вашего внука? – фыркнул князь Черниговский. – Без пяти минут родственницы?
– А вы, князь, наверное, тоже ничего не знаете про Аймара? – хмыкнул Юсупов.
– Я знаю, что ее здесь нет, – жестко постановил тот. – Еще я знаю, что иностранка очень слабо разбирается в нашей внутренней политике и могла быть введена в заблуждение.
– Вам бы следовало знать про Аймара, что они очень неохотно дают показания в чужих судах, – тем не менее продолжил Юсупов, скалясь радушной улыбкой, – они сразу казнят.
– Это угроза? – напрягся князь.
– Если вы не тронули Аймара Инку и пальцем, то угрозы нет никакой, – добродушным дедушкой завершил тот. – Вы же не пытались выкрасть ее вместе с супругой моего внука? Например, по ошибке?
Кто-то на краю стола закашлялся, припоминая отрывок из телевизионного ролика – с той самой блондинкой в маске, отброшенной в сторону.
– Я – не пытался, – хлестко ответил Черниговский. – Еще свидетели будут?
– Кормилица моих сыновей, Мстиславская Нина Андреевна, – кивнул Мстиславский, возвращаясь к бумагам. – Введена в род мной самолично после эвакуации из твоей тюрьмы.
– Осторожнее с предположениями! – еще раз одернул его обвиняемый.
– Она не будет свидетельствовать, – убрал тот сразу несколько бумаг. – Я ей запрещаю.
– Ловко, – попытались было в ответ развить успех, демонстрируя шаткость обвинения.
– Там женские мелочи, как она припомнила на публике пару давешних историй про твою супругу, а через две недели ее кортеж выкинуло с дорожного полотна на крутом повороте, – был так же спокоен Мстиславский. – Дело потом ты расследовал, в обгоревших машинах «ее» тело нашел. А я тебе золотом и самоцветами кланялся, уговаривая виновников отыскать.
– Я и нашел! – гаркнул Черниговский. – Ты их лично повесил!
– Да… – глухо ответили ему. – И успокоился. А вторая мать моих детей страдала в подземелье от холода и крыс. – Глаза, впервые отражающие эмоции, поднялись на Черниговского.
И эмоцией той была лютая ненависть.
– Значит, за повешенными кто-то стоял, – сглотнул Черниговский. – Если хочешь, клянусь, я верну твое золото и приложу все усилия, чтобы найти их и наказать.
Тем более что ликвидировать очередную прослойку посредников не так сложно.
– Очнись, князь, – дрожал от злости голос Мстиславского. – Ты уже никого не станешь искать. Разве что легкой смерти.
– Ты убить меня решил, не сумев доказать мою вину?! – изумился Черниговский в голос, жестом руки призывая всех князей в свидетели. – Неужели настолько отчаялся мне злодеяния приписать, что всякий стыд потерял?! Неужто правды за тобой настолько нет, что против наших законов пойти решил?! Так знай же, общество этого не потерпит!
– А за мной правда есть, – стал подниматься из-за стола князь Мстиславский, – как и очевидец, которому есть вера.
– Кто на этот раз? – фыркнул Черниговский. – Очередной иностранец или безумец?
– Мой второй сын, – распрямился князь, поведя плечом и освобождая ладони из-под мехового рукава.
– Я не видел там этого достойного юношу!
– А он там был, – хищно улыбнулся Мстиславский. – Он был там, когда внук Шуйского заставил охранителя тюрьмы, твоего отреченного бастарда, сбежать.
Рядом неспешно поднялся князь Панкратов.
– Он лично вскрывал фундамент темницы и освобождал выживших. В том числе невесту Максима.
Встал из-за стола князь Юсупов, в движении сбросив на спинку кресла шубу и оставшись в одном черном кафтане с алой шнуровкой на вороте, да таких же брюках.
– Его могли ввести в заблуждение, – облизал пересохшие губы Черниговский, нервно посмотрел по сторонам и дернул за плечи сидящих по обе стороны от него князей, призывая тоже встать на ноги.
Те подчинились, но делали это с большой неохотой. Зато через пару секунд их было семеро против троих.
– Он видел, как после приехал ты, на одной машине с отлученным от рода, – продолжал Мстиславский, – как бился с ним вместе…
– Это отцовское сердце!! Он бросился ко мне, умоляя помочь!..
– Как он умер на твоих руках, – игнорировал тот первую вскрывшуюся ложь, продолжая говорить.
– И я мстил, – исподлобья смотрел Черниговский. – Обвинишь меня в том, что я человек?
– А еще мой сын лично изымал кости погибших из камер, ставших могилами. Не оставил без внимания прах от прогоревшей плоти, запрятанный в общей яме. Для каждой удалось определить родство, – мрачно уронил Мстиславский. – Так услышьте меня, князья Акчурины, князья Вяземские, князья Куракины, князья Шехонские, князья Гагарины…
С гулким эхом треснула скрученная в княжеских руках трость, оставшись в руке острым осколком.
– Князья Ишеевы, князья Мещерские, князья Пожарские… – гремел под сводами исполненный силы и решимости голос, вещая, казалось, бесконечный список.
И звучали отодвигаемые от стола кресла, и оправлялись тяжелые меха, когда очередной князь, заслышав свое имя, поднимался на ноги. Много их было – под три десятка, кто смотрел на князя Черниговского.
– Ботинки! Ботинки от него оставьте! – волновался Давыдов, ерзая на месте.
Подниматься вместе со всеми ему мешала присяга.
– Осталось найти хозяина тюрьмы, верно? – упрямо смотрел на Мстиславского Черниговский. – Верно говорю, уважаемые князья, алкающие мести?! Вы же поднялись не для того, чтобы броситься на первого же, на кого укажут пальцем?!
– Верно говоришь, – одними губами улыбнулся Мстиславский. – Складно и красиво. Виден порядок в твоих рассуждениях.
– А тебе он не по нраву, как я смотрю? – зло улыбался ему в ответ Черниговский.
– Я порядку только рад. Не было бы железного порядка в твоем ведомстве, как бы тогда я нашел приказы на перевозку беспамятных людей вертолетом из Москвы в Екатеринбург? Как бы я отыскал распоряжения и рапорты, в которых ты обязывал снабжать твоих людей спецсредствами? Как бы нашел должностную записку на выдачу удостоверения сотрудника с фотографией твоего бастарда?.. Зачем мне слова, когда есть бумага за твоей подписью? Смотрите сами, честные люди, – взял Мстиславский бумаги из папки и не глядя протянул справа от себя, а там перехватили и передали дальше.
– Все это бред, чушь и фарс!!! – чуть истерично прокричал князь Черниговский, глядя, как бумаги расходятся по рукам. – И пока я еще гость, как и вы сами, то я дойду до хозяина дворца и потребую у него этот фарс прекратить!
Резким движением князь отодвинул кресло и злым, размашистым шагом направился в Кавалергардский зал и прошел его насквозь. Отмахнувшись от попытавшихся заступить ему дорогу слуг, оттолкнул от себя створку двери и, в ярости двигая зрачками, пытался отыскать какого-нибудь хозяйского приказчика, чтобы провел его к императору.
Но первым нашелся сам великий князь Роман Глебович, весьма удачно оказавшийся по пути.
– Князь, что происходит?! – чуть не схватил его Черниговский за мундир. – Где император? Я желаю с ним говорить немедленно!
– Успокойтесь, князь… – все же на всякий случай отшагнул от него дядя императора. – Я, право, не знаю, что с вами стряслось, но…
– Будьте любезны, сопроводите меня к императору, – сжал Черниговский губы до двух белых тонких полос.
И две пары ботинок зашагали к внутренним покоям дворца: одна – ступая раздосадованно, делая короткие остановки в попытках разговорить собеседника, а вторая – вышагивая нетерпеливо и раздраженно, легко опережая замешкавшегося сопровождающего и не желая замедляться ни на секунду. Именно таким темпом они подошли к неприметной двери в восточном крыле дворца.
Не размениваясь на стук, Черниговский вошел в просторный кабинет, утопающий в полумраке из-за плотно задернутых штор, с одиноким писчим столом под хрустальной люстрой, и закрыл дверь до того момента, как Роман Глебович попытался в нее просочиться. Ему не нужен был свидетель, потому что душа его желала требовать громко, шумно и вовсе не так, как подобает верному слуге государства. Но вполне достойно того, кто пошел навстречу, выплатил огромные деньги за чужой просчет и был беззастенчиво брошен на растерзание озлобленной своре.
– Кажется, я выполнил свою часть сделки! – загремел голос Черниговского под высоким потолком. – В полной мере! И сделал это в срок! Отчего я заслужил твою немилость на этот раз?!
Император покосился на шумного гостя и отложил в сторону бумагу, которую до того изучал.
– Какая радость, что ты нашел время и зашел ко мне, – спокойным тоном ответил он.
– Там, там! – ткнул пальцем в сторону двери Черниговский. – Три десятка князей, желающих моей смерти! Потому что ты бросил меня! Чему же ты рад, твое величество?! Безумию неведомо что выдумавших князей?!
– Ты же понимаешь, что все можно исправить? – хмыкнул великий князь. – Поэтому ты здесь. А еще ты тут, потому что у меня есть претензии к качеству денег, которыми ты уплатил свой долг.
– Чем тебе не нравятся мои деньги?! Чем мое золото хуже, чем у остальных?! – ярился Черниговский.
– Его источник тебе знаком? – жестко произнес император. – Он мне не нравится.
– Ах, ты про это!.. – осенило князя, переполненного злобой за собственное унижение. – В тебе проснулось чистоплюйство, я смотрю? Деньги от наркотиков тебе не нравятся? Нос воротишь, ты, у которого казна на десять процентов собирается с водки и табака?! Мои деньги тебе казну пачкают?! Или в тебе жалость к людям проснулась, которые сдохнут без потомства? А сколько уродов от твоей спиртяги будет, ты не считаешь по роддомам? Сколько от рака загнутся, твоему величеству интересно?! Вот и мне – плевать! Люди хотят силу, они ее купят – и счастье, что у меня, а не у иностранного посла, который их вербанет на раз-два! Ты же знал, за что я тебе плачу! Я уважаю твое право на долю – так забирай! А раз забрал, то, будь так милостив, вернись со мной в зал и уйми этих бешеных псов!..
Черниговский в наступившей тишине тяжело пытался отдышаться от запальчивой речи. Даже с клубами пара дышал – прохладно тут, оказывается, а он не заметил сразу…
– Я хотел сказать, – задумчиво произнес император, поднимаясь из-за стола, – что золото, которым ты заплатил, фальшивое.
Черниговский недоуменно смотрел на его величество, не совсем осознавая его слова. А потом и вовсе как-то отстраненно удивился, когда в полумраке комнаты начали проглядывать человеческие силуэты – будто засвеченные фотографии людей, проявляющиеся в полный рост. Первый, второй… Десяток… В мундирах и тяжелых шубах, при орденах и с портупеей поверх скромной гимнастерки…
– Что?.. – запнулся Черниговский. – Как – фальшивое?
– Но то, что ты мне чистосердечно рассказал, гораздо интереснее, – повеяло от императора загробным ужасом и ненавистью.
Как и от двух десятков теней прежних императоров, окруживших князя Черниговского.
Князь взвизгнул не своим голосом, подал Силу в перстень на пальце и буквально впрыгнул в ближайшую тень, на мгновение опередив движение призрачных рук, желавших вцепиться ему в горло…
Вывалился он в полумрак гостиничного номера – в собственной комнате, тщательно зашторенной и затененной.
– Князь? – взволнованно окликнул его порученец, поспешно отходя от окна. – Что с вами, князь?! – кинулся он помогать.
– Отстань, – оттолкнул его Черниговский, поднимаясь самостоятельно и одурело потряхивая головой.
Руку тронуло холодком – то перстень, отработав свое через дворцовые защиты, распался в пыль.
– В гостинице все спокойно? – Не удержавшись на давших слабину ногах, Черниговский привалился к стене с ощущением пустоты в голове и бездны вместо живота.
– Внутри – да. Находимся на усиленном режиме, – бодро рапортовали ему. – На улице какое-то шевеление, но Игнат Валентинович сказал, что защиту держит.
Гарантии одного из клановых «виртуозов» успокаивали… Могли бы успокоить… Да, могли бы: например, вчера…
– Что? Что на улице? – глухо произнес князь.
– Там эти восточные люди, в белом и золотом. Смотрят, не атакуют. Да и вокруг – Москва, – пожал порученец плечами.
Князь закрыл глаза, пытаясь подавить возникший по всему телу тремор.
– Тебе кольцо выдали? На случай неприятностей? – сглотнув, произнес князь.
– Да, господин! Неотлучно с собой ношу. Инструктаж прошел.
– Дай его сюда. Проверю заряд, – закрыл глаза князь и вытянул руку.
– Спасибо, господин! – замешкавшись на секунду, с огромным почтением вручили ему в ладонь перстень.
Черниговский быстро надел его на палец и подал Силу. Чтобы через мгновение вывалиться на мраморные плиты родового дворца в Чернигове.
Родной дом встречал его теплом и не торопился встречать осень. Слышался звук близкого фонтана. Где-то рядом звонко звенел детский смех.
Закрыв голову руками, Черниговский дико и по-звериному взвыл.
Глава 29
Общеизвестно, что самые дурно пахнущие вещи происходят в тени грандиозных событий, к которым приковано все внимание. Вот и сейчас князь Давыдов тайком надевал сапоги на портянки недельной давности за спинами напрягшихся князей, готовых к кровавой свалке.
– Хоть эти не ушли от меня на чужих ногах… – буркнул гусар, натягивая голенища поверх узких форменных брюк-чакчир.
Князья все еще возвышались над столом – почти три десятка обозленных супротив шести. Шестеро, мягко говоря, были тому совершенно не рады, однако продолжали стоять, потому как оставался шанс, что князь Черниговский вернется с императором об руку и рассадит всех по местам. Но вместо того у стены за спиной легонько хлопнул потревоженный воздух, замещая объем пространства внезапно исчезнувшей свиты Черниговских. И вот тогда-то настало время для неловких улыбок, отведенных в сторону взглядов и попытки шестерых рассесться обратно.
– Стоять! – гаркнул Мстиславский.
– Ну что же вы, князь… – примирительно вставил слово князь Долгорукий, тоже стоявший на ногах. – Вина этих господ неочевидна и не доказана.
За что удостоился благодарных взглядов. Ненадолго.
– А пока она не доказана, уместны только обеспечительные меры, – мягко завернул говоривший. – Предлагаю взять имущество этих господ на хранение.
– За что?! – вскинулся Шемякин. – За то, что стояли подле?! Шуйский, не твоего ли внука беззаконно обвиняли в том же?!
– Твой друг обвинял, – тяжелым взглядом смотрел на него князь. – А ты ему потворствовал.
– Я ратовал за справедливое разбирательство! Есть его правда – значит, он прав. Есть твоя правда – так честь тебе и хвала!
– Так заговорил, значит… – хмыкнул Шуйский.
– А нас губить за что? – дрожал губами князь Шемякин. – За незнание? За радение чужой беде и человеколюбие? Люди!!! А не вы ли пожимали руку князю Черниговскому, не вы ли обнимали его часом ранее? – обернулся он к сидящим князьям. – Что теперь, всех губить, кто рядом был?
– Не губить, – прицениваясь, смотрел на него Юсупов, – гарантировать исполнение приговора, если таковой будет. Мы же за правду, против кривды. Как и ты. Будет твоя правда – честь тебе и хвала. А до того средства, которые пострадавшим пойти могут, мы с братьями от трат побережем.
– Так пусть будет расследование, которому я подчинюсь! Но дом и достояние мое до суда трогать не позволю! – упрямо стоял на своем князь Шемякин.
И пять голосов стоящих подле него поддержали его мрачным одобрительным хором.
Хотя тридцати князьям их несогласие было не особо интересно – разорить Чернигов и княжество на такую толпу будет мало, а вот если взять шесть уделов, да поделить на всех – тогда горе по погибшим родичам, быть может, и отступит на мгновение…
– И тут нужен суд да расследование! – хлопнув ладонью по колену, невольно оттянул на себя внимание Давыдов. – Эка я вовремя сподобился, господа! Разрешите представить достойного человека для этого ответственного дела! – повел он рукой в сторону колонн, где на границе свит Панкратова и Юсупова, стараясь выглядеть независимо, до того перетаптывался Еремеев, сейчас резко побледневший.
– Князь… – поморщился Долгорукий. – Дело серьезное.
– Серьезней некуда, – охотно согласился гусар, повелительным жестом приказав дворцовой охране посторониться, в два шага встал рядом с Еремеевым и перехватил его за руку до того, как тот отступил. – Разрешите представить!
– Но я не хочу!.. – горячо шептал ему упирающийся мужчина.
– …скромного, – вел его ко столу Давыдов.
– Князь, я прощу вам долг…
– …и благородного! Моего друга и аристократа Еремеева Сергея Олеговича! – встал он подле стола вместе с чуть ссутулившимся Еремеевым, панически рыскающим глазами по сторонам.
– И он нас будет судить?.. – фыркнул Шемякин.
– Василий, я тебя прошу, – вздохнул Шуйский на этот фарс.
– Нет, это я вас попрошу! – резко посерьезнев, обвел всех жестким взглядом протрезвевший гусар.
Хотя скорее не гусар… Князь Давыдов отпустил руку Еремеева и медленно зашагал к стоящим подле стола.
– Вам не кажется, – подошел он к первому из стоящих шестерых и нажатием на плечо усадил его на место, – что вы страх потеряли – грабить по одному только подозрению?
– Князь, вам коньяк ударил в голову? – фыркнул Ухорский.
Давыдов усадил второго, хотя третий и четвертый, вместе с Шемякиным, охотно уселись уже сами – и никто их действие отчего-то не пресек.
После чего неторопливо повернулся к говорившему.
– А может, вам вскружила голову вседозволенность большинства? – смотрели на стремительно терявшего улыбку князя ледяные глаза. – Вы не оборзели, ваши сиятельства, – судить сами себя? – подошел он к Ухорскому и несильным касанием ладони усадил и его.
Тот отчего-то не пожелал сопротивляться, не отрывая взгляд от князя Давыдова.
– Князь, мы не отказываемся от суда, но проводить его должен достойный человек, – откашлявшись, произнес Шереметев. – Обвинения значительны…
– Я, кажется, знаю другого такого человека, – шел Давыдов по часовой стрелке, усаживая всех на своем пути. – Истинно достойного, как мне кажется.
Люди уже рассаживались сами – благо противники не были на ногах.
– Его должно утвердить наше собрание… – заикнулся кто-то за столом.
– Выбрать, – поправил его Давыдов, стоя возле своего места. – Выберет его собрание. А утвердит император. – Он встал за своим креслом, оперся руками на спинку и постарался заглянуть в глаза каждому.
– Так давайте выбирать… – заикнулся Панкратов.
– Ну что же вы так торопитесь… – облизнул пересохшие губы Давыдов, покосившись направо. – Как на чужой пожар, чтобы чужое добро из огня выхватить!..
– Князь… – чуть обескураженно вымолвил тот.
– А где еще не горит – там ведь и подпалить можно, да? Беда все спишет, – повел князь плечом, отворачиваясь на остальных. – Вас, разбойников, казнокрадов, убийц, уже ничего не может удержать, я посмотрю.
– Василий, – отчего-то всполошившись, пытался вручить ему флягу Шуйский.
Но тот не брал, с поразительным для себя равнодушием относясь к предложению.
– Ты забываешься… – постучал пальцами по столу Панкратов, глядя в столешницу.
Да и Юсупов тоже был хмур.
– Так кого ты предлагаешь? – заинтересованно уточнил Долгорукий.
– Я вот думаю, что императору его секретариат все равно подаст только одно имя. Мое. И он подпишет.
– Князь, как мы можем тратить ваше время… – попытался улыбнуться Долгорукий, но в ответ получил тяжелый взгляд.
– А я никуда не тороплюсь, – продолжил Давыдов, под нарастание странного звука, невозможного в огромном зале дворца – словно отвука тысяч копыт, лязганья сбруи и стылого, вороньего кашля давно прогнивших глоток.
– Я все расследую. Каждого виновника найду. За любую стену, в любую крепость пройду, чтобы его схватить и повесить, – горели яростью его глаза. – Не вспоминая ни о родстве, ни о дружбе, помня только о присяге.
И зал притих, нервно реагируя на движения последнего живого гусара из тысяч и тысяч за всю историю страны.
– А вы, значит, Еремеев, верно? – повернулся Гагарин к замершему, будто не дыша, мужчине.
– Я? – указал тот на себя и уловил почти восемь десятков весьма заинтересованных взглядов. – Я – да! – упрямо признал он. – Еремеев. Гербовой аристократ, свободного рода, из царевых стрельцов мы.
– Вот как… служивый человек, – по-доброму удивился князь. – Да еще свободного рода, а значит, никем не ангажированный и беспристрастный. Идеальный судья.
– Ты предлагаешь его на свою землю пустить? – упрямо возразил князь Шереметев. – Чужаку – следствие вести на данной предками земле?
– Пускать не надо, – фыркнув, отодвинул еще раз настойчиво предлагаемую флягу Давыдов и вновь подошел к Еремееву. – Сами расследование проведете. Результаты доставите в поместье судьи, – махнул он рукой уже с обычным выражением глаз и даже некой житейской грустью, от которой иногда так хочется залезть на дно бутылки.
Потому что все вокруг понимали – ничего не изменится. Разве что затихнет на долгое время и станет не таким откровенным и наглым, что тоже впрок. Так что пусть князья сами зачищают преступность на своей земле – благо она им вполне известна… Ведь весь разговор сейчас шел про направление потока взяток, и выходило так, что попадут они неизвестному никому аристократу, а не тебе. Но, что важно, не достанутся они и противникам, которые кроме денег наверняка пожелают ответных услуг.
Осознавая предложенное, даже те люди, что желали возмутиться навязываемому кандидату – да хотя бы чтоб показать, что никакой гусар их не страшит, – всерьез задумались. Решение выглядело неплохо. Тем более что судья выглядел откровенно слабо, чтобы быть самостоятельной фигурой. А уж зная, что уже вечером Давыдов будет пьян и вновь безопасен, судья не будет ничьей фигурой.
– В самом деле, господа, с таким подходом за пару месяцев управимся. Нам большой шум не нужен, по-свойски с ворьем решим, из дома сор не вынося… – раздавались голоса из-за разных концов стола.
– Но что до виновности этих шестерых клевретов Черниговских?.. – легонько стукнул остатком трости по кромке стола князь Гагарин.
– Мы не клевреты!
– Они тоже сами на себя расследование проведут? – проигнорировал он возмущенный возглас.
– Я думаю, каждый заинтересованный вправе свое расследование провести, – крутанул Давыдов ус. – Судья сравнит и выдаст вердикт.
Почти восемьдесят пар глаз вновь сошлись на Еремееве – уже оценивающе и с угрозой. Потому как с одной из сторон ему точно рассориться придется – если не со всеми разом…
– А если я все-таки откажусь… – заикнулся Еремеев еще раз. – В самом деле…
– Прими свой долг достойно! – прервал его Давыдов, развернув к себе и положа руки ему на плечи. – Прими и копай на полный штык! А если понадобится – экскаватором копай!
И незаметно подмигнул.
«Тут как бы себе метр на два копать не пришлось… – нервно пронеслась мысль у Еремеева. – Хотя эти сами выкопают. Не одни, так другие».
Панически перевел взгляд на Юсупова и с удивлением обнаружил в на мгновение поднятом от стола взгляде ту же хитринку, что только что наблюдал в глазах Давыдова… Перевел взгляд на Панкратова, но тот с яростью смотрел только на гусара. Сдвинул взгляд на Мстиславского, а тот еле-еле пальцами повел, чуть сдвинув указательный, на котором был наделяющий перстень – копия того, что лежал в кармане самого Еремеева, взятый на всякий случай. Что вообще происходит?..
– Господа! – скользнул по коже сквозняк от стремительно распахнувшихся дверей в Кавалергардский зал.
А на паркет Андреевского зала стремительно и зло прошествовал император, окинув присутствующих взглядом и утвердившись на своем троне. Всякий шум стих, сменившись настороженным вниманием.
Позади тихонько просочился дядя императора, оставшись справа от трона, у самой стены.
– Моей волей заявляю о снятии с князя Черниговского всех регалий и чинов. – В такт своим словам император ударил ладонью по подлокотнику трона. – Именем своим заявляю право личной мести князю Черниговскому. Именем своим объявляю земли, людей и достояние его моим личным призом.
И ошарашенное молчание было ему ответом. Однако первый шок о смещении одной из старейших опор трона прошел быстро, сменившись кое-чем более насущным.
– Но позволь, государь… наши права на виру не ниже твоих будут, – встал с места Гагарин. – Как и всех в том списке! – указал он на листы перед Мстиславским.
– В той бумаге, князь, твоих родичей нет, – смотрел на императора князь Долгорукий. – Нас обидели, нам с виновника и требовать.
Потому как император заберет себе все – не понятно пока, спасая этим Черниговского от потока и разграбления или приговаривая к каре куда более страшной.
– Кто-нибудь, подай мне бумагу, – замерев на секунду, сделал короткий жест император.
И «кто-нибудь» нашелся – один из охранников вежливо забрал у Мстиславского лист, чтобы с поклоном приблизиться к трону.
– Моих родичей нет, – окинув взглядом список, коротким кивком признал великий князь. – Мой личный слуга есть, – перевел он взгляд на князей. – Жандарм «Ока государева». Значит, я требую свое за отрубленную правую руку.
– Сравниваешь руку с жизнью моих родичей? – вскочил Шереметев.
– А ты желал плевать на мою жизнь, как посмотрю?! О своих правах говоришь, мои попирая?! Мои законы тебе уже не указ?! Оттого в твоем княжестве беззакония творятся такие, что ты либо слеп, либо в доле?!
– Я правды желаю! – отвел взгляд князь. – Правды для всякого, кто в той бумаге.
– Моя правда такова: каждому владеющему блокиратором – смерть, – облизал губы император. – Каждому, кто тюрьму тайную затеял, – смерть. Каждому, кто моего человека тронул, – смерть! Приходи через три его смерти, и если он не сдохнет в четвертый, требуй свое!!!
– Неправильно так, твое величество, – посетовал Гагарин.
– Ты, князь, чего хочешь – отмщения или денег?
– Отмщения.
– Получишь, – сухо ответил ему император. – Кому деньги? Вставай, каждому отсыплю.
Желающих отчего-то не нашлось. Разве что ворчание не стихало.
– Раз денег не хотите, а правда вам нужна, то про нее поговорим! – гаркнул император, заставляя притихнуть. – Видел я ту грязь, что Черниговский под свет вытащил. До того, полагаю, укрывая самолично.
– Облыжно мог обвинять, великий князь! – возмутился Шереметев. – Суда твоего страшась! Вину свою пытаясь умалить и внимание на пустое отвести.
– То расследование решит, – мрачно глянул на него император.
– А мы с обществом как раз судью нашли достойного, – повел Шереметев рукой, аккурат на того указывая. – Еремеев, свободного рода. Твой предок его предков лично в гербовые аристократы возводил, значит, и сам доверял. Потому и нам довериться не зазорно!
– Твой слуга сам предложил кандидатуру, – веско заявив, поднялся с места Долгорукий, указав сначала на Давыдова, потом на Еремеева. – И мы договорились, что расследование злодеяний на нашей земле проведем сами, на суд его представим и решение судьи примем.
– Эка ты его наделил… – мрачно покосившись на Давыдова, разглядывал император Еремеева.
– Выдюжит, государь, – уверенно заявил гусар, закручивая ус. – Он толковый.
– Как ты, человек, собрался обеспечивать решение суда? – вздохнув, уточнил его величество у судьи. – Как будешь призывать к исполнению договоренностей, ежели кто тянуть станет и волокиту устраивать? – недовольно покачал он головой.
И князья за столом, скрывая улыбки и ехидные взгляды, могли бы подсказать ответ – никак. Оттого и выбрали, чего скрывать…
– Так зятю пожалуюсь, – стараясь стоять прямо и отвечать уверенно, произнес Еремеев.
За столом загоготали, чуть не по бокам себя ударяя от веселья.
– Какому еще зятю? – сердито глянув на сидящих за столом, унял их радость государь.
– А у нас с твоим сыном с некоторых пор один зять, – простовато и с легкой улыбкой произнес судья.
Вызвав волну недоумения среди князей.
– Самойлов? – удивился и император. Затем резко помрачнел. – Он же всех убьет…
И слова императора уняли даже тень веселья. Потому как этот человек никогда не врал, а правда с определенного момента может вызвать ужас.
– Так, может, и надо ворью, которое на суд не явится? – завозился на месте князь Ухорский.