Варлорд. Путеводная звезда. Том II Делакруз Алекс

Потом. Цена вопроса «что потом?» – шестьдесят семь жизней. Платить ее я пока не готов.

– …потом сложите оружие и сдавайтесь. Я буду уходить, один.

Молчание.

– Капитан… – говорящая пауза, – подтвердите.

– Принял, – коротко проговорил Измайлов.

Когда он это произнес, опричники уже подошли практически вплотную и остановились. Двое бойцов в тяжелой броне с глазом инквизиции на груди вышли вперед. Один из них недвусмысленным жестом показал мне подняться, а второй дал понять Измайлову, что тому лучше опустить оружие и поднять забрало.

– Капитан, не провоцируйте, – вслух, так что мои слова наверняка услышали (прочитав по губам), произнес я, с видимым усилием поднимаясь.

Измайлов закинул за спину винтовку, резким движением выбил стопор в горжете и поднял забрало. Тоже симулирует, как и я: функции управления бронекостюмом через тактическую сеть работающий комплекс Рупор должен блокировать так же, как и связь. То есть в идеале, когда зона накрыта пеленой помех, бронекостюм превращается в очень тяжелый бронежилет.

Пока Измайлов открывал лицо, я уже принял ровное положение. Поднялся, правда, на дрожащих ногах и, отняв руки от лица, с видимым трудом надел маску бесстрастного выражения. И с видимым, и с невидимым трудом – все же изображать старательное избавление от имитированных страхов и страданий задача нетривиальная. Но я вообще парень талантливый, так что вроде справился, не вызвав лишний подозрений.

– Доброе утро, господа, – голос у меня искусственно подрагивал от напряжения. Внешне я сейчас пытался не показать якобы испытываемые «страх и боль», с явным трудом сохраняя хорошую мину при плохой игре.

– Вы как раз вовремя подошли… – я даже паузу сдавленную сделал, словно пропустившее удар сердце толкнулось в горло от избытка адреналина и волнения. – Уж-жас как желаю услышать ваши объяснения насчет незаконного вторжения на территорию имперского княжеского рода Юсуповых-Штейнберг, чье право собственности гарантируется Стихийным пактом.

Николаев попросил тянуть время, и я его тянул – используя максимально возможное количество слов в фразах. При этом в чужих глазах это выглядело так, словно длинный речитатив я растягиваю для самоуспокоения, пытаясь взять себя в руки.

Какой актер пропал. Думаю, мне бы сейчас даже Станиславский поверил.

Между тем после моих слов один из опричников явно произнес что-то вроде: «Да что этот оборванец себе позволяет?» Голоса его я, конечно, не слышал, лицо опричника закрыто глухим забралом бронекостюма, но понял смысл сказанного по едва заметному движению тела, мимике тела.

И только бросив мельком взгляд на закованную в бронекостюм фигуру опричника, обратил внимание на эмблему отряда конгрегации духовных дел, начерченную белым на черных платинах брони. Очень говорящая эмблема: один из православных крестов, он же гамматический крест, он же Коловрат. Или, по-простому, левосторонняя свастика.

Скрывать эмоции не стал, позволил себе вздрогнуть и выразить взглядом расширившихся глаз удивление. Принятое наверняка за мое осознание того, с кем столкнулся. Ведь мы все, по мнению вторгшихся на территорию усадьбы, сейчас «информационно слепы», а идентификация возможна только визуальная. И мое напряжение, возникшее сейчас якобы при понимании того, кто именно передо мной, вполне понятно и неудивительно. Потому что забирающих все больше власти опричников в среде одаренных единодушно не очень, мягко говоря, любили. И опасались, стараясь держаться максимально дальше. Так что моя реакция на свастику пришлась весьма кстати, дополняя созданный образ.

Моя индивидуальная реакция – для остальных в этом мире древний символ ничего удивительного и предосудительного не нес. Даже сейчас в моем мире левостороннюю свастику можно увидеть в оформлении православных церквей во множестве российских городов; здесь же, не дискредитированный нацистами, этот крест был весьма распространен. Даже более того, левосторонняя свастика пользовалась особой любовью в Императорской семье. К примеру, монограммы со свастикой были любимы убитой вместе с Николаем прежней императрицей Александрой Федоровной, а некоторые машины из гаража Императорской семьи, как и в начале двадцатого века, украшала капотная эмблема в виде левосторонней свастики. Так что негативные ассоциации здесь, в этом мире, подобный символ в общественном пространстве вызывал только у меня. Ну, может, у Андре еще, только вот его больше рядом нет.

Между тем, явно насладившись моим растерянным и потерянным видом, один из опричников наконец поднял забрало. Он даже собирался что-то сказать, но я его опередил.

– Феликс Эдмундович! Добрый день, какая встреча! Вы, вижу, переобулись… ох, простите, оговорился от чрезвычайного волнения. Поменяли сферу деятельности, сменили, так сказать, мундир?

Голос мой по-прежнему подрагивал. И более того, у меня снова получилось ввести всех в заблуждение – наблюдающие за мной видели скрывающую страх и растерянность браваду, а не попытку тянуть время. По крайней мере, в глазах старого знакомца из ФСБ я это ясно прочитал.

– Позвольте представиться. Есаул Феликс Тимофеевич Изотов, командующий третьим эскадроном отряда Коловрат, – не обратив внимания на мои слова, заговорил он, формально представляясь.

Надо же, какой стремительный карьерный рост. В прошлую нашу встречу Феликс Эдмундович, Тимофеевич, вернее, был всего лишь корнетом. Понятно, что в ФСБ воинские звания не котируются – важна занимаемая должность. Корнет Изотов, несмотря на низкое звание, должность занимал высокую – простого агента не поставили бы командовать операцией по захвату моего поместья в Архангельске. Но все же, все же.

– Апостольский визитатор, дерптский епископ граф Юген Бергер, – представил между тем Феликс одного из инквизиторов, который также поднял забрало и шагнул вперед.

Визитатор. Представитель Святого Престола, почти как папский легат по важности. Только направленный с инспекцией на разовую, временную миссию. И внешний вид епископа соответствовал авторитету должности. Это был высокий, явно без вмешательства в генетический паспорт мужчина; в возрасте – видны тронутые проседью виски. Тонкий нос с горбинкой, цепкий взгляд близко посаженных глаз. Который я почти физически чувствовал.

Граф Юген Бергер, значит. Имя немецкое, но по внешности больше на француза или даже итальянца похож.

Избегая взгляда епископа – очень он мне не понравился, опасный человек, я опустил глаза. При этом время сейчас для меня замедлило свой бег. Мне поверили, приняв страх и растерянность за чистую монету, поэтому я рискнул немного притормозить время. Использовав самое первое, до совершенства отточенное упражнение из ментальной практики, что преподавал мне фон Колер на личных занятиях. Так что я успевал услышать, разложить на отдельные слова и фразы речь опричника, проанализировать и наложить на считываемый фон его эмоциональной ауры.

– Вместе с монсеньором Бергером мы прибыли сюда в составе отдельной группы быстрого реагирования по сигналу о применении темных искусств для проведения надлежащей проверки, – закончил очень надолго растянувшуюся для меня фразу Феликс Изотов. Так стремительно поднявшийся по служебной лестнице бывший корнет и специальный агент ФСБ.

Время же я, несомненно рискуя быть раскрытым, остановил оттого, что что-то в его словах показалось мне определенно неправильным.

«Позвольте представиться» – чувствуется нескрываемое превосходство сильного.

«Есаул Феликс Тимофеевич» – наслаждение, предвкушение близкого реванша. Изотов не забыл, как я уходил от него несколько раз в тот самый момент, когда казалось, что уже все, я в ловушке обстоятельств. И сейчас он определенно желал отомстить за перенесенные по моей вине унижения.

«Апостольский визитатор» – некоторое пренебрежение к посланнику Святого Престола. Неудивительно, он здесь не на первых ролях; но больше в словах Изотова все же сквозит явно чувствующееся превосходство сильного. Смакуемый момент тщеславия и победы, который хочется замедлить и наслаждаться им как можно дольше.

«Вместе с монсеньором Бергером мы прибыли сюда в составе отдельной группы быстрого реагирования по сигналу о применении темных искусств для проведения надлежащей проверки».

Вот оно. Что-то здесь меня цепляет.

«…Мы прибыли сюда в составе отдельной группы…»

Даже нет, вот так:

«…Мы прибыли…»

В прошлый раз Феликс Эдмундович прибыл во главе отряда быстрого реагирования. Он, когда вломился в усадьбу, именно так и сказал: «Я прибыл во главе».

Тогда он был, с одной стороны, специальный агент, с другой – корнет, младший офицер. Так и так бессловесный исполнитель, который желает использовать предоставленный трамплин и подняться много выше того уровня, на котором он находится.

И ведь поднялся. Сейчас Феликс Эдмундович, переобувшись из специального агента ФСБ в есаула конгрегации опричников, занимает более высокую должность, перепрыгнув далеко не одну ступень. И его гордость и тщеславие – двигатель карьерного прогресса, не позволили бы ему упустить возможность этот момент уточнить. Значит, он прибыл не во главе нагло высадившихся на территории усадьбы воинов света.

Апостольский визитатор группой командовать определенно не может. Как и вообще любой представитель инквизиторов – это католики, сопровождение от Святого Престола, не более. Да если бы подобное имело место – столь нагло действующие на российской земле инквизиторы, вторгающиеся без спроса во владение имперского рода, наказание допустившим проникновение чиновникам или силовикам многократно превысило бы гнев Императора за прибитый к стене банан.

Значит, Феликс не командует этой группой. А командует ей наверняка вот этот вот опричник, в броне ничем не отличающийся от других. Именно тот, кто, не поднимая забрала, совсем недавно явно произнес в мою сторону что-то пренебрежительное. Держится он чуть-чуть сзади, за плечом Феликса, но смотрит на происходящее сверху вниз, это заметно даже с опущенным глухим забралом.

И этот кто-то человек влиятельный и наделен авторитетом. Потому что бойцы моего отряда не выполнили приказ и без единого выстрела допустили на территорию поместья совершенно левых пассажиров – которыми являются и опричники, и тем более инквизиторы. Это точное знание, без сомнений: я уже успел посмотреть в тактической сети – разрешения находиться на земле рода Юсуповых-Штейнберг у воинов света не было.

Значит, вот он, собственной персоной, тот самый ответ на произошедшее, объясняющий нахождение здесь и сейчас церковников. Именно его имя послужило защитой нагло и по-хамски пришедшим сюда опричникам и инквизиторам от попытки противодействия. Да, попытки самоубийственной, но бойцы моего отряда все серьезные парни, их страх смерти от выполнения приказа не остановил бы. Как он не остановил всех тех, кто под командованием Власова умер недавно в городской ратуше.

Ну, и последний вопрос без ответа – кто именно этот самый опричник, авторитет чьего имени помешал бойцам моего отряда открыть огонь.

Вот он – недостаток времени. Если бы у меня была хоть пара лишних секунд, Измайлов бы мне об этом доложил. А так – даже с возможностью останавливать время для анализа ситуации, этого самого времени мне жизненно не хватает.

– Корнет, будьте любезны… ох, простите, господин есаул, запамятовал о вашем переобувании, – вернулся я из застывшего мгновения. – Будьте любезны объясниться яснее. От кого сигнал и о каком применении темных искусств может идти речь. Тем более что вы в курсе, что в этом доме превалирует власть Света, должны же помнить, такое ведь не забывается, правда? – я говорил и говорил, не думая, словно отвечаю сейчас на экзамене, к которому не готовился.

– И именно из-за неконтролируемой Силы Света у нас сегодня произошла маленькая неприятность, в результате которой дом немного пострадал. Этого достаточно? Видите, как я обстоятелен и вежлив, в отличие от вас, потому как все еще не дождался от вас объяснений. Итак, по какому праву вы здесь находитесь?

Как и на экзамене, к которому не готовился, говорить получалось не очень складно и даже местами корявенько. Но главное сейчас не молчать и тянуть время. Сорваться прыжком в серию телепортаций скольжения я всегда успею. Надеюсь, успею.

– Господин барон, прекращайте ломать комедию, – позволил себе покровительственную улыбку опричник. – Сейчас же отдайте своим людям приказ сложить оружие и собраться в указанном месте для составления протокола об их захвате в плен. Иначе мы будем вынуждены, – медленно и с наслаждением выделил это слово Изотов, – применить силу в отношении вас и ваших бойцов.

Феликс Эдмундович произносил одни слова, но глаза его словно бы говорили: «Да, да, мы охамели. И что?»

Сейчас он, в отличие от других, прежних ситуаций наших встреч, действовал по праву сильного, обладая всей полнотой преимущества. По праву настолько сильного, что для него уже не существует не просто рамок приличий, а даже некоторых общепринятых правил.

Попробуй не начать войну – сказал мне Николаев.

Мне кажется, он или меня все же слил – и происходящее здесь ему было известно заранее, как и произошедшее на плато, или он просто ошибся. Потому что война, судя по поведению Изотова в форме опричника, уже определенно началась. Так что первым я точно не буду.

– Вжух, – одними губами произнес я, обернувшись к Измайлову. Тот даже кивать не стал, только моргнув. Видимо, он сделал какое-то оговоренное едва заметное движение, потому что у меня сразу в ухе раздался голос Накамуры.

– Рок-н-ролл, – почти сразу коротко бросил невидимый мне японец.

– Скажите, Феликс Эдмундович, а ваша уверенность в безнаказанности действий основывается на пелене помех и куполе, который поставил ваш чудо-комплекс? – обернулся я к Изотову, показывая в сторону, где стояла машина Рупора. Игнорируя при этом дернувшиеся стволы опричников, среагировавших на мои переглядывания с Измайловым.

– Господин барон, у вас не осталось времени, – разочарованно произнес Феликс Эдмундович. – И я вынужден…

Договорить он не успел, потому что я вновь заговорил, уверенно его перебивая и опережая команду к действиям.

– Чудо-комплекс, который не работает, и, ка-акая незадача, запись произошедшего здесь и сейчас уже оказалась у целого ряда заинтересованных влиятельных лиц. И сейчас, действуя уже в общественном пространстве без пелены заграждения, повторите, пожалуйста, – вы готовы применить силу без объяснения причин, вломившись на чужую территорию, попирая все имущественные и сословные права и свободы владеющего даром императорского, простите, имперского рода?

Пока я говорил, Изотов невольно дернулся, а глаза его за практически незаметной полоской визора расширились – он явно получил информацию об упавшей пелене купола молчания. И судя по взгляду, лихорадочно думал, что сейчас делать. А моя последняя оговорка об императорском, а не имперском роде даже заставила его глаз нервно дернуться. Кроме того, его взгляд вдруг заметался – и в этот момент за спиной я ощутил чужое присутствие.

«Ну вот… зачем?» – едва удержался я от того, чтобы не обернуться к Анастасии и не спросить у нее это вслух.

Юная княгиня не выдержала и, решив не пережидать горячую фазу, поднялась из заваленного подвала. И сейчас она подошла ближе и остановилась позади, почти за моим плечом.

Не обернувшись к ней – что стоило мне огромных усилий, очень уж хотелось показать хотя бы взглядом все, что о ней сейчас думаю, я продолжал говорить, глядя в глаза Феликсу Изотову. Начав чеканить слова медленнее – все же надежда на заявленную Николаевым минуту у меня оставалась.

– Или, может быть, Министерство духовных дел решило взять в свои руки всю судебную и исполнительную власть в государстве российском, игнорируя все законы и лишние ненужные условности по типу какого-то там… Стихийного пакта, да? Так же вроде этот никому не нужный договор называется?

После последних моих слов я даже не столько заметил, сколько почувствовал, как едва-едва вздрогнул остающийся пока неизвестным опричник. Определенно главный здесь.

– Или, Феликс Эдмундович, может быть, все происходящее – это инициатива всего лишь одного человека? А, человек-собаке-друг? – откровенно провоцируя, намекая на одинаковое и нелицеприятное прозвище и инквизиторов, и опричников, резко повернулся я, глядя в глухое забрало неизвестного, но определенно главного здесь человека. – Ну же, открой личико, не стесняйся.

Видимо, я сейчас сделал что-то из ряда вон – потому что стоящая позади Анастасия вдруг прянула вперед и взяла меня за руку. Словно девушка, уводящая своего спутника подальше от случайной и ненужной уличной драки.

Впрочем, сразу после моей фразы развития событий в эту сторону не произошло. Потому что сверху сначала тихо, но очень быстро наливаясь звуком раздался стеганувший по ушам свист многочисленных двигателей на реверсе. А через мгновение множественный шум двигателей буквально рухнул вниз всей силой, заполняя все пространство вокруг.

А вот и кавалерия. С небес и сразу в дело – отметил я, наблюдая, как на территории усадьбы один за другим приземляются, создавая вихрящиеся потоки снега, конвертопланы в знакомой мне раскраске.

Шефом ахтырского полка до недавнего времени являлся персидский принц Мансур Мирза из династии Каджаров. Именно до недавнего времени – когда ахтырцы прибыли сюда на развалины в первый раз. Сейчас, по прошествии нескольких месяцев, если полностью произносить название подразделения, то рядом приземлялись конвертопланы 12-го бронекавалерийского гусарского Ахтырского генерала Дениса Давыдова Ея Императорского Высочества Великой Княжны Марии Александровны полк. Которая, по не такой давней традиции, буквально месяц назад приняла шефство над полком в ознаменование своего второго совершеннолетия.

Великая Княжна Мария Александровна, которая привычнее мне как Диана. Феечка, с которой мы совсем недавно играли в одну очень интересную игру в ходе матча с Самарской Академией. И которая открыто мне сообщила, что будет за меня по-настоящему болеть.

Болеть она за меня определенно собралась не просто по-настоящему, а скорее даже по-взрослому – потому что прибывшие ахтырцы действовали под стать ей. Так же, как и она сама совсем недавно в ходе нашей схватки, закончившейся поединком один на один.

Действовали гусары на самом деле дерзко и резко, причем безо всякой деликатности. К примеру, один из конвертопланов сейчас со скрежетом буквально упал на комплекс постановки помех, ломая антенны и выжигая часть аппаратуры струей из сопл вставших вертикально двигателей. И лишь переломав все антенны, конвертоплан сместился чуть в сторону, криво приземляясь на землю и выжигая пожухлый газон парка под мгновенно стаявшим снегом.

С посадкой задержалась именно эта, рухнувшая на комплекс Рупор машина, а остальные уже высадили десант. И пространство вокруг вновь, как и летом, когда дворец также наполовину лежал в руинах, заполнили многочисленные бойцы в темной с коричневыми вставками броне.

Несколько из них, офицеры, направились прямиком ко мне. Причем двигались они, предоставляя право инквизиторам и опричникам убраться у них с пути, явно не собираясь никого обходить. Несколько человек охранения стоящей рядом со мной группы опричников замешкались и отлетели в сторону – гусар было больше, да и пушки у них помощнее.

Ситуация стремительно сменилась на зеркальную – если буквально несколько секунд назад право силы было на стороне воинов света, то прибывшая кавалерия кардинально изменила расклад.

Апостольский визитатор, кстати, немного замешкался – ему, видимо, быстро отойти в сторону помешало чувство собственной важности. Происходящее оказалось для него настолько неожиданным, что епископ чуть было не получил прикладом по лицу. Очень вовремя граф Бергер успел все же вспомнить, что не на своей земле, суматошно отскакивая с пути ахтырцев.

Вот только брошенный взгляд цепких, близко посаженных глаз – скользнувший по спине едва не уработавшего его прикладом гусара, а после перекинувшийся на меня, как истинного виновника происходящего, мне не понравился. Очень не понравился.

Ахтырцы между тем как ни в чем не бывало рассредоточивались по территории и чувствовали себя как дома. Часть из бойцов сразу занялась эвакуацией раненого. Только сейчас – вновь обратив внимание на данные визора, от которых абстрагировался под коконом притворства, я вдруг увидел и понял, что сожженный озаренной Власов выжил. Судя по состоянию, бывший князь сейчас балансировал на грани жизни и смерти, но его спас реанимационный комплекс – и буквально несколько секунд понадобилось, чтобы погрузить его в зависшую рядом с проемом в части обвалившейся стены здания машину.

Ординарец Власова, который приводил в порядок его броню, тоже выжил – и даже, судя по виду, почти не пострадал. Видимо, повезло не оказаться на пути разрушающих все вокруг конструктов озаренной.

– Феликс Эдмундович… или как вас там, – обернулся я к Изотову, при этом не удержавшись от лишних эмоций. – Так вы наконец скажете, на каком основании столь нагло вторглись на чужую территорию?

С большим удовольствием я бы изменил сказанную им совсем недавно фразу, что всем псам инквизиции требуется сложить оружие и проследовать на плац для составления протокола о взятии в плен, иначе отдам приказ открыть огонь на поражение. К сожалению, уверенности в том, что, если я отдам такой приказ, гусары окажут содействие, у меня не было. Поэтому пришлось промолчать.

– Ваш невысокий ранг и низкий уровень доступа, господин барон, не позволяет вам этого узнать, к моему огромному сожалению. А теперь позвольте нам провести необходимые замеры для проверки поступившей информации, – сохранять лицо Изотов умел.

– Позволяю. Преосвященнейший владыко, – обернулся я к епископу. Причем опять, наверное, зря не удержался и специально обратился к нему на православный манер, а не на католический. – Преосвященнейший владыко ввиду моего уважения к Святому Престолу может остаться для контроля работы ваших специалистов. Оставьте здесь необходимое количество исполнителей. Остальные… пшли вон отсюда, – выразительно глянул я в глухое забрало главного здесь, без сомнений, опричника.

Снова сознательно провоцировал. Да, возможно, делаю глупость. Но на эту глупость у меня были весьма весомые причины.

После моих слов над развалинами повисла тишина. Все же первое мое обращение «человек-собаке-друг» к неизвестному опричнику, наложившееся на прибытие кавалерии, слышало всего человек пять-десять. Сейчас же небрежный тон услышали почти все рядом присутствующие в радиусе нескольких километров. Я ведь по-прежнему в тактической сети находился в общем доступе рядового бойца, а не варлорда.

Тишина над развалинами повисла мертвая. Сердце отмеряло секунды словно метроном, и после нескольких отдавшихся в ушах ударов забрало неизвестного опричника наконец поднялось. После чего на меня спокойно, без лишних эмоций, посмотрели едва-едва подсвеченные сиянием магического отблеска глаза. Ну да, в комплекте экипировки возможности Источника блокируются, и даже высокоранговый одаренный не сможет полноценно использовать силу стихии.

– Мне тоже покинуть твою землю? – с едва заметной усмешкой поинтересовался опричник, выделив интонацией слово «твою».

– Если будешь с приборчиком вокруг шныряться и искать черную кошку, которой нет, то оставайся. Нет, нет, – пожал я плечами.

Мой намек он, кстати, похоже, не понял. Видимо, первый раз в жизни услышал слово «шныряться», тем более применительно к себе. Но я бы, будь на его месте, в любом случае на это «нет, нет» внимание обратил.

А вот он нет.

Когда долго находишься на вершине мира, некоторые вещи замыливаются, а это может быть опасно. Но вот за кого-кого, а за этого господина мне точно волноваться нет причин. Не маленький, пусть сам о себе заботится.

– Есть в этом мире порода карликов, – по-прежнему спокойно посмотрел на меня обладатель синих глаз, – что, изыскивая защиту в обстоятельствах, будь то законы, женская юбка, сильные друзья или даже юный возраст, действуют несоразмерно нагло своей настоящей силе. Ты в своей короткой глупости юных лет забыл, на чьей земле находишься и кто здесь настоящий хозяин.

– Seriously? – даже не сдержался я, утрачивая бесстрастное выражение лица. Сделав шаг вперед, я подошел к опричнику ближе. – Ты забыл одно стержневое высказывание, на котором держится весь хрупкий механизм… нашего молодого homo deus властия. Мы, – коснулся я указательным пальцем своей груди под горлом, а после этим же пальцем показал на опричника, – равные тебе, клянемся признавать тебя, равного нам, своим королем и правителем, при условии, что ты будешь соблюдать все наши свободы и законы; но если нет, нет. Творимый тобой беспредел под принятую цивилизованным обществом парадигму бытия не подходит. Объясни, где я не прав и в каком моменте Стихийный пакт превратился для тебя в ничего не значащую бумажку?

Опричник глубоко вдохнул, а чуть погодя выдохнул. Внешне он был абсолютно спокоен и смотрел на меня с тенью усмешки. Да и внутренне, кстати, никакого лишнего напряжения от него я не чувствовал.

– Я услышал и увидел все, что хотел. Ты хорошо умеешь прятаться за законом, но подобные персонажи очень быстро исчезают на свалке истории. Но я все же надеюсь, что ты выплывешь и через два года мои секунданты смогут найти…

– Да хоть завтра, – прервал я опричника. – А теперь будь добр, давай до свидания. Если, конечно, не готов остаться, скрупулезно замеряя уровень концентрации запрещенной магии, которой здесь нет и не было.

Цесаревич Алексей, сохраняя достоинство, кивнул мне вместо прощания и, четко развернувшись, направился к одной из машин со свастикой на борту. Вместе с ним двинулся прочь практически весь прибывший отряд, а рядом с развалинами остались только Феликс Изотов, епископ граф Бергер и несколько человек их личной охраны.

Они все стояли рядом и пристально наблюдали за мной. И за Анастасией, потому что в этот момент она шагнула вперед, приближаясь ко мне почти вплотную.

– Дипломат из тебя, прямо скажем, не очень, – едва подрагивающим от волнения голосом произнесла юная княгиня.

– У меня только личных причин больше двухсот, чтобы в данной ситуации послать дипломатию в задницу, – со всей возможной в данной ситуации тактичностью произнес я.

– Больше двухсот? – не поняла Анастасия. – И что же это за причины? – голос ее с каждым словом леденел, теряя эмоции и становясь похожим на голос снежной королевы.

– К своему прискорбию, у большинства этих причин не то что не помню, а даже не знаю имен, – не глядя на Анастасию, я смотрел в спину удаляющемуся цесаревичу. Перед глазами же у меня стояло заваленное трупами защитников плато. – Но они, эти причины, есть. Поверь мне на слово.

Анастасия вдруг крепче сжала мою руку и резко, даже повелительно дернула, заставляя обернуться к ней.

– Мне очень не хочется быть ко всему этому причастной, – сухо произнесла она, глядя мне в глаза. – Я считаю происходящее одной большой ошибкой. Лично твоей ошибкой. И в ближайшее время предприму все необходимые меры, чтобы меня не отождествляли с тобой.

Отпустив мою руку, юная княгиня повернулась к Садыкову.

– Марат, мне нужно в больницу.

Анастасия на меня больше не посмотрела. Но я также проводил ее долгим взглядом в спину, когда она уходила в сторону одного из конвертопланов ахтырцев, который Садыков очень быстро организовал для доставки княгини в госпиталь.

То, что Анастасия только что сказала, не соответствовало действительности. Она сейчас, как и я совсем недавно, полностью сняла все ментальные барьеры. И по ее эмоциям я почувствовал, что она мои действия одобряет. При этом в ее словах не было ни страха, ни опаски – и показательное дистанцирование от моих действий несло определенно не причину того, что она опасается за род Юсуповых-Штейнберг. И не по причине того был этот спектакль, что она желала выгородить лично себя. Было бы так, я бы почувствовал – не зря же Анастасия открылась мне сейчас целиком и полностью.

Вот только разгадка истинных мотивов произведенной только что демонстрации мне пока недоступна, ее мысли прочитать не удалось. Но подумаю об этом позже. У меня сейчас и других дел достаточно – уже несколько секунд в дополненной реальности мигал вызов от Николаева.

– Мне доложили, что напряжение купировано, – коротко сказал он, едва установилась связь.

– Н-ну… в моменте если, да, – обтекаемо сформулировал я.

За короткой паузой Николаев явно спрятал просящееся на язык хлесткое высказывание предвкушения новостей.

– Что случилось? – вместо этого довольно нейтрально поинтересовался он.

– У меня в ближайшее время случайно нарисовалась дуэль с цесаревичем Алексеем.

– Пф. Я думал, будет хуже, – неожиданно не сильно-то и удивился Николаев. – Мы уже вылетаем, встречаемся в Латакии. Прошу, поторопись, у нас очень мало времени. И при этом постарайся больше не вызывать огонь на себя.

«Чего?!» – вообще не понял я ни смысла его слов, ни смысла огня на себя, ни вылета в Латакию, что вообще в Королевстве Сирия. Но спросить ничего не успел – не дожидаясь моего ответа, полковник отключился. А рядом со мной уже возник штабс-капитан Измайлов.

– В Латакию? – предваряя его слова, поинтересовался я, чувствуя, что капитан получил все указания.

– Так точно, – только и кивнул Измайлов.

– Здесь кто останется? – бросил я взгляд на местами дымящиеся развалины.

– Марат.

– Понял, поехали.

До аэродрома и непосредственно до трапа самолета добирались едва ли не дольше, чем до Латакии. Причем указание торопиться Николаев, видимо, дал не только мне – все встреченные мной сопровождающие действовали на максимально разумном пределе своих возможностей. Видимо, настолько простой драгунский полковник Сергей Александрович Николаев может быть убедительным в своей просьбе.

Вокруг словно раскручивались невидимые маховики, заставляя всех двигаться на пределе возможной скорости, не теряя ни малейшего мгновения. Видимо, времени у нас действительно мало.

Вот только из-за чего?

По итогу до Латакии нас, вместе с Измайловым и тремя его бойцами – остальные остались в усадьбе, меньше чем за полчаса доставил суборбитальный челнок Военно-космических сил Армии Конфедерации. А вот прибыли мы на базу уже Императорского военно-воздушного флота.

Здесь, сбежав по трапу едва остановившегося на взлетной полосе массивного челнока, увидел, что меня уже ожидают. Совсем неподалеку, у готового к взлету турбореактивного конвертоплана собралась небольшая компания. Николаев, Эльвира, Валера, Модест и Надежда. Все, кроме Николаева, в форме команды Арктической гимназии. Даже, видимо, переодеться не успели.

Пока шел, бежал даже, до конвертоплана, мельком осмотрелся по сторонам. Взгляд привлекли современного вида истребители-перехватчики. С приметными и по-прежнему непривычными мне цветовыми обозначениями русской авиации – красно-сине-белыми кругами на крыльях и фюзеляже. Но более всего обратила на себя внимание раскраска килей машин – каждый из которых был не серо-стального, как фюзеляж, а черного цвета, с белой «мертвой головой». Я такое видел совсем недавно на аэродроме базы Географического общества в Инферно. Видимо, здесь базируется тот же самый авиаотряд, летчики которого летают на винтовых истребителях и в нижнем мире.

Два истребителя-перехватчика между тем, пока я бежал к конвертоплану, раскатывались по широкой взлетной полосе. Свист турбин, короткий разбег, и оба – синхронно, свечкой взмыли в небо, едва шасси оторвалось от бетона. На бегу проводив взглядом уменьшающиеся на фоне голубого купола неба самолеты, я краем глаза заметил, как Модест и Надежда по жесту Николаева спешно направились ко второму конвертоплану. Туда же двинулся и Измайлов с бойцами. А мы все – полковник, Эльвира, Валера и я, погрузились в первый.

Едва я, последний, оказался в десантном отсеке, как машина дернулась и после короткого разбега взлетела. Когда пол под ногами взбрыкнул, я едва успел схватиться за поручень – пилот выполнил при взлете тот же самый маневр с разбегом на переднем колесе, который продемонстрировала мне однажды Саманта. Вот только эта машина была поновее и гарцевала значительно бодрее.

Я не успел даже словами поздороваться с Валерой и Эльвирой, как Николаев жестом привлек мое внимание, показывая присесть напротив. Поймав мой взгляд, он посмотрел настолько выразительно, что обратить внимание на Эльвиру и Валеру после этого я даже не подумал.

– Куда и зачем мы летим? – быстро спросил я. Серьезный и торопливый настрой полковника понятен, но оставаться в неведении мне тоже не хотелось.

– На Кипр, но сейчас это не так важно. Есть пара важных вопросов, – быстро произнес Николаев.

– Или ответов? А то у меня есть ощущение, что я должен наконец узнать что-то весьма удивительное, – произнес я.

– Да, время настало, – не высказал никакого раздражения моей настойчивостью Николаев. – Но прежде расскажи мне обо всем, что случилось в Инферно.

Теперь я все же посмотрел на Эльвиру и Валеру. Коротко, больше для Николаева – но он ответил таким неуловимым жестом, в котором я ясно прочитал, что «коготок уже увяз» настолько, что смысла скрывать что-либо от принца и царевны нет.

– Почему я должен вам доверять? – спросил я.

Подумав немного, Николаев снял мгновенно материализовавшийся на пальце свой перстень одаренного и протянул его мне. Перстень, кстати, точь-в-точь как у меня, с гербом Ольденбургской династии. И так же, как и у меня, без римской цифры ранга, надо же.

– Возьми.

Очень говорящий жест – такое в здравом уме не стал бы делать ни один из одаренных. Потому что перстень – это как часть души. С его помощью можно даже подчинить владельца или сотворить много не менее плохих вещей.

Перстень я брать, конечно, не стал. Но предложение полковника впечатление произвело. А судя по эху эмоций впечатление его действия произвели и на Валеру с Эльвирой. Причем на них гораздо больше, чем на меня.

Сам же я удивляться сильно не стал, а сжато и коротко рассказал полковнику о произошедшем на плато. И в тот момент, когда я сообщил ему о собранных мною перстнях Юсуповых, пленников и имплантах Некромикона, Николаев даже пальцами щелкнул.

– Mein lieber Vater! – только и произнес шепотом Николаев. – Вот оно что!

– Это важно? – практически без вопросительной интонации произнес я.

– Да (дробная характерная фраза на смеси немецкого и польского), это (дробная характерная фраза на смеси немецкого и польского) очень важно, и это многое объясняет, – глаза полковника, удивительное дело, полыхнули пламенем.

Я даже не знаю, от чего сильнее удивился – или из-за его матерщины на польском и немецком, или из-за столь явного и совершено нетипичного для него выражения эмоций.

Я удивился. Но сам я уже второй раз слышал, как выражается Николаев. Первый раз был, когда мы с ним чуть не убили Ольгу. Эльвира же с Валерой были свидетелями подобного впервые, и оба серьезно ошалели.

– Две минуты, – бросил мне Николаев, забирая один из перстней Юсуповых и имплант Некромикона. После чего порывисто встал и удалился в другую, изолированную часть отсека, в командный пункт.

– Привет, – проводив его взглядом, обернулся я к Валере – он сидел напротив меня. После я посмотрел на Эльвиру, которая сидела рядом сбоку, на ряду сидений с моего борта.

– Здравствуй, – произнесла Эльвира. На меня она глянула коротко. И только сейчас я задним числом вспомнил вторичной памятью, что во время разговора она смотреть на Валеру или избегала, или бросала короткие, но буквально испепеляющие взгляды. Принц на это внимания, впрочем, сильно не обращал, а меня приветствовал делано небрежным взмахом.

– Рада, что ты цел, – коснулась моей руки Эльвира.

– Ты не знаешь, озаренные могут возрождаться слепком души? – улыбнувшись во все тридцать два, одновременно с ее словами поинтересовался Валера.

– Ты его завалил, что ли? – удивился я, сразу поняв, о ком речь.

– Я? Да как ты мог подумать? Несчастный случай.

– Эльвира, – обернулся я к царевне.

– Боже, за что мне это, – одними губами прошептала вдруг она.

– Да все под контролем было, – только и пожал плечами Валера. В голосе его слышались успокаивающие нотки, словно он повторял это уже не первый раз.

– Да пошел ты! – вдруг не выдержала царевна, едва не переходя на крик.

Вот это поворот. При этом я почувствовал, что было бы у нее что-то в руках, она бы определенно в Валеру швырнула. Резко расстегнув ремни, царевна поднялась и отвернулась от нас, уходя в другой конец отсека.

Да, похоже, не я один сегодняшнее утро в интенсивных и неоднозначных действиях провел. Если бы не было нашей кровной связи, я бы, может, и не догадался о причине вспышки царевны. Но связь была, неугасающая; кроме того, пока она поднималась, мельком успел заметить ее чуть повлажневшие глаза.

Определенно, Эльвира явно очень сильно, почти до истерики, перенервничала. И я даже знаю из-за кого, тут даже дедуктивный метод не требуется.

«Ты нормальный? Она за тебя реально переживает, ну выключи ты самовлюбленного мудака!» – беззвучно, мыслеречью поинтересовался я у Валеры.

– Да что за день-то, а? Все меня жизни учат! – вполголоса возмутился он. – Да, да. Да! Давайте, ругайте его, насмехайтесь над ним!

Эльвира, отошедшая в конец отсека, не оборачиваясь к нам, только за голову после этих его слов взялась, запустив пальцы в распущенные волосы.

– Так ты его завалил?

– Говорю же, несчастный случай.

– Это было опасно?

– Это было… так скажем, непросто, и совсем немного рискованно.

– Я в тебе не сомневался.

– Да кто бы говорил. Зеркало дать?

– Не надо, спасибо.

«Но на твоем месте я бы извинился».

«За что?»

«Она переживает из-за того, что ты едва не кинул кони».

«Бывает. Я действовал по обстоятельствам, за что мне извиняться?»

«Да какая разница за что? Она девушка!»

«И?»

«И тебе что, сложно?»

«Ну, если ставить вопрос так, то не сложно».

«К тому же, зная Эльвиру, не сомневаюсь, что извиняться есть за что».

«Вот это уже поклеп. Еще одной дуэли не боишься?»

«Нет».

«Слабоумие и отвага».

«Нет. Рационализм и мудрость».

«Нет, давай я тебе все же зеркало дам».

«К тому же ты не совсем дурак меня вызывать, мы ведь в одну сторону воюем».

«Я вот это вот запомнил».

– Валера, – уже вслух произнес я.

– Артур, – точно таким же тоном ответил он.

Коротким взглядом я показал на Эльвиру. Валера после этого только руками развел, явно нехотя собираясь встать.

– Даже не думай. Сиди. Где. Сидел, – произнесла в этот момент так и не обернувшаяся к нам Эльвира.

Не знаю, что у них сегодня случилось и как и при каких обстоятельствах Валера убил Илью, при этом сам едва не погибнув. Но определенно это было непросто и очень опасно.

Взглядом показав все, что он обо мне думает, Валера все же, несмотря на слова Эльвиры, поднялся и подошел к ней, приобняв сзади за плечи. Эльвира дернулась, но не обернулась. И руки Валеры, как я подспудно ожидал, сбрасывать не стала.

Слушать, что он ей говорит, я не стал – в другой стороне как раз отворилась дверь изолированного командирского отсека, и оттуда появился Николаев. Безо всяких задержек он подошел ближе и, присев напротив, достал ассистант. Тапнув пальцем по экрану, полковник продемонстрировал мне картину горящего Елисаветграда. Несколько свайпов, и горящий город сменил другой, третий, четвертый, пятый… Все частично разрушенные, на заваленных телами улицах техника, везде густые дымы пожаров.

Кроме Елисаветграда, узнал Фамагусту, город на Кипре, – я там был и характерный береговой изгиб запомнил. Еще узнал Женеву. Остальные места были мне незнакомы.

Николаев же, продемонстрировав мне картинки разрушений, начал пояснять.

– Во всех этих местах сегодня в одно и то же время произошло иномировое вторжение. Нигде, кроме Елисаветграда и Салема, прорыву демонов в наш мир противостоять не удалось. В остальных городах – местах прорыва сейчас везде явные следы Тьмы, и везде сейчас присутствуют псы инквизиции. Вот только они собирают информацию, помогают, вступают в бой с вторгшимися демонами, но… молчат.

– Молчат? В смысле не задают неудобные вопросы?

– Да. И думаю, именно из-за этого, – продемонстрировал добытый мной имплант Некромикона Николаев. – Благодаря тебе, и – возможно, атлантам из Салема, которые также не допустили прорыва, у нас есть информация о причастности воинов света к вторжениям. Это очень неудобная информация, которая не даст им действовать, как предполагалось.

«У нас». Судя по всему, это означает «у нас, как у одержимых».

Страницы: «« 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

Иногда есть смысл опуститься на самое дно. От него удобнее оттолкнуться, чтобы попытать счастья и ве...
Шаровая молния - явление малоизученное, очень редкое и смертельно опасное. И когда встречаешь её лиц...
Бывший наемник на новой родине вернул старые титулы и получил новые, приобрел любовь женщин, богатст...
Ленинград 1970–1980-х годов. Неофициальная жизнь города становится ярче и смелее той, что на страниц...
40-е годы альтернативной исторической реальности, в которой царская Россия сталкивается с холодным и...