Варлорд. Драго. Том I Делакруз Алекс

Глава 1

Рука выглядела совершенно обычной. И, разглядывая новую бионическую деталь собственного организма, я даже поднял вторую руку, сравнивая оригинал с копией.

Если бы самолично не присутствовал вчера на ритуале, когда Саманта (спасибо ей за помощь) нанесла завершающий удар, я бы не сказал уверенно, какая именно из рук здесь настоящая, а какая бионическая. Даже едва заметные светлые волоски на коже идентично выглядят – присмотрелся я.

Меня – в разрезе всего происшедшего – как в прошлой жизни обитателя иного мира удивлял, кроме прочего, и уровень местных технологий. Ведь при всей внешней неотличимости в пользовании у меня сейчас оказался далеко не самый технологичный девайс из представленных на рынке аугментаций. Скорее, это был протез (если не знать о том, что над ним поколдовал Накамура) из серии третий сорт не брак.

Но даже этот недорогой (относительно более качественных) бионический протез, на мой взгляд, являлся самым настоящим чудом техники. Мало того, что искусственная рука неотличима от настоящей, так еще и возможностями превышает верхние значения усредненной оригинальной человеческой конечности. Подковы по дефолтным настройкам безостановочно гнуть не смогу, но даже с базовым программным обеспечением легко могу ломать что-нибудь. Палки там деревянные, кости… человеческие.

Весьма важное и нелишнее усиление организма.

Конечно, со своими средствами я мог себе позволить не просто аугментированный протез, а вырастить новую руку, но… новая маска – новые правила. Накладывающие определенные ограничения, не выходящие за рамки личности моей новой легенды ничем не примечательного политического беженца из Галицко-Волынского княжества.

Вздохнув, я посмотрел в иллюминатор на поблескивающую далеко внизу водную гладь океана. И еще раз вздохнул. Вообще, когда тебе отрубают руку, ощущения… не очень приятные, так скажем. Особенно неприятно, когда это делает твоя невеста.

Не сказать, что я при этом получил непоправимую психологическую травму, но… Во время всего, уже семь часов продолжающегося, полета мысли постоянно соскакивали на совершенный нами с Самантой ритуал перемещения моего дара и части души в клинок кукри. Мои ментальные способности, позволяющие направлять мысли в любую сторону или даже вовсе включать состояние холодного разума, а также эмпатия ушли вместе с даром, и выключить навязчивые мысли я не мог. При этом с тоской и содроганием вспоминал отнюдь не испытанную боль и чувство физической потери.

Самое страшное к восприятию было то, что я стал обычным человеком. Как по ментальным, так и по физическим возможностям. И это по-настоящему опустошенное состояние было гораздо, даже многажды хуже, чем ощущение от потери руки. И от потери вместе с ней подаренного богиней ножа кукри, который я после Инициации уже воспринимал неотъемлемой частью своего собственного тела. Правда, понял это только сейчас, когда лишился возможности в любой момент заставить смертоносный клинок послушно материализоваться в руке.

Осознание потери своих невероятных возможностей жалило даже сильнее, чем память боли, а невозможность выключить докучающие навязчивые мысли приятности моменту не добавляла. Плюс к тому, кроме раздрая в душе, опустошенное от стихийной энергии тело тянуло мерзкой слабостью, словно от накопленной после многочасового труда усталости.

Именно поэтому во время перелета я выбрал меньшее зло – сосредоточился на факте потери руки. А не на потере, добровольно-принудительной, дара владения стихией Огня, Демонического пламени, способностей к темным искусствам, а также усиленного восприятия эмпата.

Тем более пытался акцентировать внимание на потере руки, потому что прежнюю деталь организма заменил девайс, не то что не уступающий оригиналу, а значительно его превосходящий. И – в очередной раз не сдержал я невольного удивления – совершенно неотличимый. Потому что, отвлекаясь от мыслей об утере дара владения, я сейчас сосредоточился на сравнении ногтей. Заметив, что на ногтях пальцев протеза даже едва заметные заусенцы видны. Точь-в-точь как на моей второй, настоящей руке.

Пока изучающе смотрел на ногти, даже пробуя откусить один из заусенцев, двигатели самолета загудели иначе и в пологом развороте снижения он лег на крыло. И в иллюминаторе все обозримое пространство полностью заняла изумрудная лазурь спокойной воды южного океана, а буквально через минуту показался пункт назначения.

Остров Занзибар, часть архипелага Занзибар у юго-восточного побережья Африки. Это если о географии.

Если о политике, то сейчас я видел отдельный город-остров, автономный дистрикт Занзибар – часть территории Танганьика, находящейся вне юрисдикции ООН. Огромного, самого большого в мире протектората, управляемого совместной администрацией Британской и Германской Империй. Де-юре. Де-факто – находящейся под контролем транснациональных корпораций, часть которых действовала в интересах Британии, часть – в интересах Германской Империи, одного из локомотивов местного Европейского союза.

Самолет в пологом развороте со снижением выходил на взлетно-посадочную полосу. И под крылом уже довольно подробно можно было разглядеть немалых размеров остров. Шириной порядка двадцати километров, в длину – восьмидесяти. Воспринимать его масштабно, реально представляя расстояния, мне помогло сравнение с Санкт-Петербургом. Площадь у родного города, считая «пригородные» курортные и дворцовые районы, практически совпадает с островом.

Только Петербург границами согнулся дугой районов вокруг побережья Финского залива, а Занзибар – примерно равный по площади, более прямой, вытянутой формы. И, в отличие от зеленого пригородами и парками Петербурга, тропический остров в этом мире практически полностью застроен.

Занзибар в этом мире – это остров-мегаполис, превращенный в самый настоящий гигантский человейник. Лишь в нескольких местах на его побережье, где земля не накрыта асфальтом и постройками из бетона, стекла и железа, виднелась по-южному яркая зелень, а песчаные пляжи омывала бирюзовая вода, на которой в маринах покачивались многочисленные яхты.

Красивое, если смотреть издалека, и пропащее место.

В центре и на западном берегу острова, поднимаясь к южной его оконечности, полностью ее занимая, возвышаются кварталы небоскребов. Многочисленные здания, перевитые линиями монорельсов, забирающихся даже к последним этажам многочисленных башен. В северной и северо-восточной части острова – однотипные районы бетонных высоток, разделенные многоуровневыми магистралями, а ближе к берегу расположены «сточные районы» – трущобы, промышленные полигоны и мусорный город.

После Великой войны на карте мира, несмотря на мирные договоры стран-участниц, остались множественные спорные точки. Впоследствии практически все превращенные в протектораты стран и корпораций, будучи выведены из-под юрисдикции ООН. И протекторат Танганьика – одна из них.

«Пирог компромиссов», как его называли в дипломатических кругах Большой Четверки. Потому что во время сложных переговоров именно зоны влияния в Танганьике, огромной по территории части Африки, вот уже много лет были тем самым пирогом, от которого или британцы, или немцы могли себе позволить отрезать часть, отдавая соперникам на съедение в виде компромисса.

В Египте, где я вместе с Валерой и прочей титулованной компанией фестивалил в Хургаде, тоже присутствовала совместная администрация – британо-французская. Но Египет был не территорией, а государством и имел свое правительство. А также Суэц, Некромикон и выращиваемую им морковку, что гарантировало стране относительно безбедное и цивилизованное существование.

Танганьике подобное не грозило. Дело в том, что почти по всей Африке территории, кроме протекторатов, в основном были поделены на колонии – по большей части французами и британцами.

Немцы на континенте присутствовали лишь в Танганьике и, будучи ограничены мирными договорами Великой войны, стремились здесь закрепиться, превратив свои подконтрольные дистрикты протектората в образцовые территории. При этом ни британцам, ни французам продвижение немцев в Африке, мягко говоря, никакой выгоды не несло. Поэтому в Танганьике в других местах соперничающим британцам и французам африканскую экспансию немцев выгодно было совместно остановить и погасить на взлете.

Чем британцы, при поддержке французов, успешно и занимались. И весь огромный – вместе с материковыми территориями – протекторат Танганьика их усилиями стал за долгие годы соперничества колониальных держав настоящим воплощением Хаоса.

Глядя на увеличивающийся по мере снижения остров, я подумал о том, что нужно отличать архипелаг Занзибар и остров Занзибар. Архипелаг Занзибар – это география: семьдесят пять островов вдоль побережья Африки, в том числе три острова крупных: Занзибар, Пемба и Мафия.

Административное деление с географией не сходилось. Шестьдесят пять островов – дистрикт Архипелаг, туристическая зона в основном. Пемба и Мафия – также два одноименных дистрикта протектората Танганьика, каждому из которых принадлежали близлежащие острова. Все это – Архипелаг, Пемба и Мафия – были три дистрикта под совместным управлением британо-германской администрации.

Сам остров Занзибар, с несколькими небольшими островами-спутниками, являлся «отдельным автономным дистриктом». Отдельным автономным он был потому, что управлялся только чиновниками британской администрации. Вернее, нет, не так. Чиновниками британской администрации протектората отдельный автономный дистрикт практически не управлялся.

Если весь протекторат Танганьика был воплощением Хаоса в Африке, то остров Занзибар за последний десяток лет стал его квинтэссенцией. Британцы просто сделали из него сточную канаву, место ссылки неблагополучных элементов, кроме прочего, разгружая пенитенциарную систему в своих благополучных колониях. Опыт у них был на примере действий с каторжными колониями в Австралии.

На Занзибар, после того как он в результате соглашения перешел полностью под контроль британцев, в последние годы отправлялись не только сидящие и уже отсидевшие уголовники. По соглашению, часто вместо наказания, сюда ехали проворовавшиеся чиновники, военные преступники, даже обычные бандиты – в том числе те, кто заслуживал смертной казни. Но вместо плахи они летели на человейник тропического острова потому, что, кроме преступлений, имели заслуги перед короной или вовсе свои преступления совершали в ее очевидных, пусть и неозвученных интересах.

Подобным образом по большей части возведенный в середине двадцатого века немцами город-остров, жемчужина восточного побережья Африки и когда-то самый крупный финансовый деловой центр сейчас превратился в настоящую клоаку. Причем клоаку, ярко блестящую остатками былого благополучия. В момент моего прибытия являющуюся самым настоящим воплощением концепции «High Tech, Low Life».

Высокие технологии при низком уровне жизни. При низком уровне, если, конечно, брать среднее по палате, – подумал я, глядя на вознесенные на километр вверх над землей обширные площадки многоуровневых висячих садов в одном из комплексов небоскребов. Зеленые этажи, закрытые куполами, с благожелательным микроклиматом внутри и воссозданной природой почти полностью накрытого асфальтом и бетоном города-острова.

Наш приземляющийся самолет пролетел довольно близко от комплекса небоскребов, так что под одним из куполов я увидел огромный бассейн с искусственными волнами, которые покорял одинокий серфер. А на белом песке пляжа перед бассейном я заметил несколько загорающих в шезлонгах девушек.

Картинка комплекса небоскребов мелькнула и исчезла, а самолет, уже выходя на взлетно-посадочную полосу, прошел над береговыми районами трущоб Джанктауна – мусорного города, или просто Свалки.

Когда колеса коснулись бетона посадочной полосы и загудели на реверсе двигатели, я выдохнул, как перед прыжком с высоты.

Еще немного, и начнем.

В первый раз я приходил в этот мир через парадный вход, попав сразу в высшее общество. Обладая огромным, просто невероятным потенциалом силы. Но при этом появился я словно в зоне тумана войны – совершенно не понимая, кто друг, кто враг и, собственно, что вообще вокруг меня происходит.

Но я справился. Поднялся до самой что ни на есть вершины Олимпа. Став элитой среди одаренных, самым настоящим homo deus, человеком божественным. Недостаток знаний при этом компенсировал огромной силой, которой я владел и повелевал.

Сейчас я, исчезнув как Артур Волков из прежней жизни на полгода, захожу в этот мир через черный ход. Не обладая ни прежней силой, ни даже тенью возможностей дара владения. Зато теперь со мной знания о природе происходящих вокруг вещей.

«А еще, возможно, – думал я, сжимая и разжимая кулак своей новой, неотличимой от обычной бионической руки, – для того чтобы стать элитой среди корпоратов, мне придется сделать шаг к тому, чтобы стать homo bionicus, человеком бионическим».

Этого, впрочем, мне совсем не хотелось: в прошлой жизни для меня зубной имплант-то был настоящим стрессом, а делать апгрейд всему телу… Нет, это определенно не тот путь самурая, который мне нужен.

Прокатившись по взлетно-посадочный полосе, самолет между тем сбросил скорость и довольно быстро подкатил к рукаву телескопического трапа. На выходе, уже в проходе рукава, потоки пассажиров разделились. Настоящие люди, граждане двигались вверх, на верхние этажи терминала аэропорта. Их в самолете летело не больше десяти человек, и располагались они в огороженной передней части салона. Остальным путь предстоял вниз. В буквальном смысле – телескопический трап был двойным, и сразу после выхода из самолета красная дорожка повела нас под уклон, в проход для таких, как я.

Такие, как я, – это про неграждан, если что. Которых в салоне самолета находилась большая часть. Впрочем, и во время полета, и во время выхода из салона все вели себя донельзя прилично. Аэропорт – зона повышенного контроля, нарваться на неприятности в связи с «несовместимым с нормами общественного порядка поведением» и потерять пункты социального рейтинга здесь очень и очень легко. А пункты социального рейтинга – это не просто так. Для человека нижнего сословия это не просто комфорт существования, это вопрос выживания.

Через красный коридор проходов нижнего уровня идут неграждане. Унтерменши. Да-да, местами именно так здесь это и называется – протекторат Танганьика под совместным британо-германским управлением, и язык и местные термины здесь отличаются широким разнообразием. Слово «зимбабун», кстати, довольно широко известное в узких кругах в моем мире, тут тоже в ходу.

Двигаясь на выход одним из последних, не желая толкаться в узких проходах рамок, я по-прежнему думал о том, что сейчас захожу в этот мир с черного хода, но цель, озвученная Астеротом в его предложении, от которого нельзя отказаться, осталась прежней – взойти на самый Олимп. Только в этот раз взойти на самый Олимп, став элитой корпоратов. Получив право на…

– Give me your ID, – отвлекая от мыслей о глобальном, произнес сотрудник визового контроля, к будке которого меня вдруг довольно случайно вытолкнула смешавшаяся суетливая очередь.

Слово «пожалуйста», обязательное в обращении к гражданам, что характерно, он сейчас не произнес. Я же сразу протянул офицеру айди – белый пластиковый треугольник с цветной фотографией и черным выпуклым шрифтом на двух языках.

– What is the purpose of your visit to the Protectorate Tanganyika? – откинувшись в кресле, прокручивая между пальцами мой айди и даже не посмотрев на него, с ленцой поинтересовался визовый офицер.

Второй раз я самостоятельно и легально прибыл в протекторат, и второй раз я услышал дежурный вопрос: зачем я сюда приехал. И второй раз с трудом удержался от того, чтобы не ответить: «Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ».

– Ай кайм ту Танганьика эс а политикал рефьюдж, – тщательно выговаривая слова, произнес я, глядя в маслянистые, чуть навыкате глаза визового офицера. Говорил сознательно медленно, с умело воссозданным акцентом румынского наркоторговца. Сообщив, что прибыл в протекторат Танганьика как политический беженец.

Постучав моим айди по столу, офицер на него, наконец, мельком глянул и глубоко задумался. Причины к задумчивости у него определенно были. Потому что я сейчас никто и звать меня никак: у меня даже панафриканского или евразийского гражданства нет, не говоря уже о чем-то большем.

А политическими беженцами такие молодые парни, как я, просто так не становятся. Тем более политическими беженцами из Галицко-Волынского княжества в составе Российской Конфедерации, которое буквально два месяца назад еще было Галицко-Волынским княжеством в составе Речи Посполитой, а до этого долгое время являлось выведенной из-под юрисдикции ООН территорией протектората Волынь.

В этом мире цифрового рабства, присущего второму и третьему миру, такая смена власти – просто подарок. Подарок для всех тех, кому нужна легенда для легализации, помогающая скрыться от своих прошлых прегрешений. Получив новую маску или даже новую, чистую личность.

И после чехарды двух ушедших администраций в страны, колонии и протектораты транзитом через Волынь и Галицию, покупая новые документы и личности, по всему миру сейчас хлынули те, кто когда-то где-то занимался не совсем легальной деятельностью. И хотел начать все сначала, с новыми, чистыми документами.

Но ехали и бежали из Галицко-Волынского княжества не только транзитом. И из Высокого Града, и из Лемберга уезжали в том числе те, кто либо уже заимел проблемы, либо вполне представлял такую перспективу в случае грядущего прихода русских к управлению. И, пока конфедераты полностью не взяли власть на местах, у осколков уходящей польской республиканской администрации можно было приобрести документы и легенды на любой вкус. Чем и воспользовался Моисей Яковлевич, подготавливая мое исчезновение как Артура Волкова.

Как правило, легенды таких «политических беженцев» были шиты белыми нитками и легко вскрывались даже поверхностной проверкой. Потому что куплены были мало того, что впопыхах, но и в том числе на «грязные» деньги. Что несло серьезный риск, ведь к качеству легенды продавшему ее чиновнику отсюда, с острова, претензий не предъявишь. Но, не прилетев на чужую территорию, не узнаешь, качественная легенда новой покупной личности или нет.

Так что искушение офицера под угрозой инициации проверки срубить по-легкому на мне немного дани лично себе на бедность было по-настоящему велико. Я это видел и даже ощущал, несмотря на потерю абсолютно всех ментальных способностей.

– Драго, – глянув на имя, еще раз постучал моим айди по полированной столешнице визовый офицер. Он сейчас напряженно думал, не обращая внимания на многочисленную очередь позади меня. Но очередь не роптала и даже не думала этого делать.

– Драго Младикс, – еще раз задумчиво произнес офицер, после чего достал из кармана носовой платок, обтирая выступившие на лбу капельки пота.

Вспотел даже от напряженного раздумья, надо же. Наверняка он подозревал, что я бегу из Восточной Европы в Африку совсем не оттого, что компрометирующие политиков сведения на стенах писал.

«Политический беженец», politicalrefugee – это очень хороший способ для того, чтобы скрыться от карающей длани правосудия. Хороший, но дорогой. И визовый офицер наверняка сейчас думал, стоит ли овчинка выделки.

Способ дорогой, а это значит, для того чтобы купить себе билет «политического беженца», у меня должны были быть деньги. И я сейчас могу как везти с собой кубышку с нетрудовыми сэкономленными и, самое главное, нелегальными, даже грязными деньгами, так и ехать полностью голым, без копейки. И вот это офицер и пытался понять, слушая собственную чуйку.

– What? – отвлекся вдруг пограничник, когда я его поправил.

– Драго Младич, сэр, – вновь повторил я, правильно произнося фамилию своей новой маски личности. – Не Младикс. Младич.

Визовый офицер посмотрел на меня, откровенно поражаясь неслыханной наглости. Да, для только что прибывшего на благословенную землю протектората Танганьика унтерменша я вел себя крайне нагло. Особенно перед визовым офицером, ведь он здесь и сейчас – на воротах рая, царь и бог. Может ворота открыть, а может и закрыть перед самым носом.

Я же наглел сознательно. Мне бояться нечего, в отличие от замершей в ожидании очереди. Легенда у меня, усилиями Моисея Яковлевича (я в нем уверен), чиста, как слезы ребенка, а личный счет пока пуст, как холодильник бедного студента. С собой даже «коллекционных» монет из драгметаллов нет, которые выполняют функцию нелегальной налички.

И мне сейчас, если честно, даже выгодно, если офицер попробует меня остановить и стрясти лишнюю пачку кредитов. Потому что попытка выманить взятку визовым офицером может помочь в будущем. Ведь в нашем деле, как известно, мелочей не бывает, а лишний крючок никогда не помешает. Остров маленький, все друг друга внутри полоски берега знают.

Мой айди еще раз крутанулся в пальцах визового офицера, а после он прокатал карточку через терминал. Взяв из ящика небольшой футляр, привратник обетованной земли со щелчком положил его передо мной, так что я сразу заметил эмблему RODZ – Register Office for District Zanzibar, службы регистрации дистрикта Занзибар, которая здесь занималась всем тем, чем занималась Служба социальной адаптации в Высоком Граде: следила за гражданами и негражданами, контролируя их социальный рейтинг.

Внутри футляра были очки с дополненной реальностью, которые помогут мне ориентироваться в этом загруженном информацией мире. Очки, которые только что визовый офицер настроил на меня через айди.

– Welcome to the Protectorate Tanganyika, Драго Младикс, – возвращая мне айди с заметным зеленым квадратом в нижнем углу – активированным запросом на временную визу, произнес привратник земли обетованной. Его маслянистые, чуть навыкате глаза глянули на меня неприязненно: он чувствовал, что упускает, возможно, хорошие деньги. Но и рисковать не желал – чуйка на неприятности, видимо, сработала.

– Сэнк ю вери мач, – широко улыбнулся я.

«Арчибальд Крауч мл.», – мельком бросил я взгляд на его беджик, запомнил, а после потерял всякий интерес. Забрав футляр с очками и свою карту айди, одновременно работающую как паспорт, виза и кошелек, двинулся к выходу из зоны осмотра и визового контроля.

Когда вышел в холл терминала, даже остановился, обозревая обстановку. Несмотря на наличие немалого числа роботов-уборщиков, «нижние» помещения терминала воздушной гавани выглядели… не то что грязными, скорее неопрятными. При общем чистом и относительно ухоженном виде нижнего уровня я невольно обращал внимание на многочисленные детали того, что нахожусь в зоне для неграждан. Которые здесь были унтерменшами вне зависимости от цвета кожи. Единственное отличие, что черных неграждан здесь больше называли не унтерменшами, а зимбабунами, но делали это в целом без расовой сегрегации – и белых, и черных, и всех других цветов неграждан высокие сословия презирали одинаково небрежно.

В общем, без гражданства ты букашка, а с гражданством человек. Все по заветам.

Вот только сейчас на этот остров стерильного киберфашизма, в самую главную клоаку среди территорий протекторатов этого мира пришел я. И, если у меня все получится, шаблоны будут порваны так, что не собрать, а тексты старых заветов придется переписывать.

«Неужели ты думал, что, попав в прицел высших сил, ты будешь решать лишь местечковые проблемы?» – спросил меня Астерот во время нашей последней беседы.

Нет, я уже давно так не думал. И сейчас, ступая на землю победившего киберфеодализма, настроился на то, что мне придется рвать устоявшиеся шаблоны и писать новые заветы.

А еще, как и обещал мне архидемон, я вскоре должен буду сделать самый главный выбор в своей жизни – выбор между добром и злом.

«Если, конечно, доживу до этого момента», – подсказал внутренний голос.

С таким настроением я и направился в сторону выхода в подземный туннель на парковку, где меня должны были встретить. Но, не доходя, свернул на полпути: мое внимание привлек широкий зал с фонтанчиком, который по периметру был окружен панорамной прозрачной стеной, через которую было видно летное поле, а за ним – возвышающиеся многочисленные небоскребы.

Присмотревшись, на вершине ближайшего комплекса из пяти башен я заметил те самые висячие сады, где у искусственного бассейна на пляже из настоящего песка сейчас загорали девушки в шезлонгах, а одинокий серфер покорял искусственно созданные волны из настоящей и чистой морской воды.

Осматривая сверкающий под солнцем высокий район острова-мегаполиса, я стоял довольно долго. Просто наслаждаясь последними минутами спокойствия. И от раздумий меня весьма небрежно отвлекли – схватив и бесцеремонно дернув за плечо.

– Хей, Др… – успел услышать я приветственный возглас до того, как пытавшийся столь невежливо меня развернуть человек неожиданно потерял сознание и начал оседать, падая. Но не упав: я вовремя успел шагнуть вперед и подхватить так неаккуратно ударившегося подбородком о мой кулак Василия Ндабанингу.

«Вася, ну зачем же ты так необдуманно себя ведешь!» – примерно так воскликнул я, уложившись, правда, всего в два слова, одно из которых было «Вася».

И с раздражением на глупость момента еще раз повторил второе слово, когда увидел появившихся, как чертики из табакерки, двух патрульных, быстрым шагом направляющихся к нам.

Один из полицейских держал в руке дубинку, второй достал из кобуры электрошоковый пистолет нелетального действия. Хотя это у него в паспорте так значилось, что нелетального. На самом деле в протекторатах, в Высоком Граде точно, патрульные ломали прошивку своим тайзером, увеличивая мощность разряда так, что подобным шокером вполне можно было убить. Здесь, думаю, местные патрульные нравами от патрульных Градской стражи не отличались.

– Что здесь происходит? – поинтересовался полицейский с дубинкой, глядя на меня через непрозрачное тонированное забрало, за которым светилось два красных огонька активных полицейских имплантов.

– Сэр, это мой друг, сэр, – чуть приподнял я Васю, висящего у меня мешком на руках. – Мы давно не виделись, и я хотел его обнять, но, видите ли, получилось немного неудачно…

В этот раз я говорил на английском бегло и без акцента румынского наркоторговца, который исполнял для визового офицера. Потому что с патрульными ссориться в мои планы сейчас не входило.

Полицейский с дубинкой, похлопывая ей себя по бедренному щитку, внимательно осмотрел Василия, который был в характерном для бандита из сточных районов наряде: высокие шнурованные армейские ботинки, штаны с боковыми карманами и потертая куртка городского охотника.

Я, кстати, Василия тоже внимательно осматривал. Потому что на спине у него была изображена белая маска японского рогатого демона, скалящаяся хищной улыбкой. На спине обычно отображаются знаки принадлежности к бандам, и, видимо, кто-то из моей команды, подготавливающей мою новую легенду, придумал сделать нашим символом именно этого демона.

Интересно, кому же такая удивительная мысль в голову пришла.

Василий, кстати, уже – не без моей помощи – очнулся. Потому что, перехватывая его, устанавливая на ногах ровно, я нажал на одну из интересных точек на руке, после чего он моментально распахнул глаза.

– Вася-Вася-Вася! – резко произнес я, предостерегая Василия от необдуманных слов и действий. – Вася, скажи господам полицейским, мы с тобой друзья?

Обернувшись и окинув патрульных мутным взглядом, Вася понемногу начал всекать ситуацию и кивнул.

– Да, сэр, мы с камерадом Драго друзья, сэр, – не очень связно произнес он, обращаясь к ближайшему патрульному. – Я пришел встречать своего друга Драго, сэр. Произошло недоразумение, сэр, я, видимо, поскользнулся и… – говорил Василий медленно, как пьяный.

– И упал на его кулак, – голос полицейского из-под опущенного забрала звучал глухо.

– Сэр, я просто слишком по нему соскучился и слишком крепко обнял, сэр, – произнес я, опережая ответ Василия.

Патрульные переглянулись. Оба были из охраны аэропорта, а наряд Василия – знаковая для стоков куртка городского охотника – определенно симпатии им не внушал. Но разбираться с нами они не стали. Один из них показал мне неопределенный жест, что-то типа «я слежу за тобой», после чего оба развернулись и отошли.

Повезло. Пронесло.

– Oh, whaaat the fuck is go… o… o-o… o-o-o! – начал было повышать голос Вася, но я вновь сжал его руку, заставив пару раз вскрикнуть от боли.

– Василий, – оборвал я его стоны, отпуская руку.

– …? – вопросительно посмотрел он на меня.

– Возьми себя в руки, подбери слюни и посиди, пожалуйста, тихонько пару минут, – убедительно сказал я ему и отпустил. Он вновь ойкнул, но даже сильно испугаться не успел, падая, так как приземлился задом на рядом стоящую скамейку.

Пока Вася, все еще находясь немного в прострации после нокаута, приходил в себя, пытаясь постфактум собрать в ушибленной голове мысли в кучу и понять, что вообще произошло, я вновь обернулся к притягивающей взгляд панораме высотного квартала острова-мегаполиса. Еще раз внимательно осмотрев башни небоскребов, перевитые пружинами и лианами монорельсов, тяжко вздохнул. Понимая, что работу надо работать, а дела делать. Так что обзорную экскурсию пора прекращать и уходить.

Посмотрел и хватит.

Обернувшись и шагнув к Васе, я, каюсь, не удержался. Похлопав его по щеке, заставляя вернуться в чувство, поймал его руку. И, хищно улыбнувшись, посмотрел в глаза своему оруженосцу.

– Wake the fuck up, Samurai! Wehave a city to burn! – рывком поднимая Васю на ноги, произнес я.

Когда-то, среди другого времени и пространства, эту фразу голосом Киану Ривза произнес Джонни Сильверхед, поднимая Ви на ноги на свалке. Сказал он это в трейлере игры Киберпанк 2077, которую в той, в прошлой, жизни я ждал с самого анонса – с 30 мая 2012 года. Не дождался буквально несколько недель: игра, по обещанию поляков, которым я верил, после апрельского переноса железно должна была выйти в сентябре 2020 года. Я же, волею Астерота, прямо перед самым релизом, в августе, был перемещен в другой мир.

И тогда, почти полгода назад, я никоим образом не мог даже предположить, что через каких-то несколько месяцев сам окажусь перед огромным городом, мегаполисом, который мне будет необходимо в самое ближайшее время «поджечь».

Подняв на ноги Васю, я еще раз похлопал его по щеке, оборвав на полуслове, и бросил последний взгляд через панорамное обзорное стекло, обозревая футуристический пейзаж башен мегаполиса. Башен города-острова и отдельного автономного дистрикта самого большого в мире протектората, в котором я по воле и заданию Князя Тьмы Астерота за каких-то полгода должен стать если не главным, то одним из элиты местных корпоратов. Причем поднявшись не просто на самый верх, а за самый край неба, уйдя ввысь над облаками. Стать одним из управленческого звена корпорации Некромикон, причем сделать мне это нужно было, по условиям архидемона, поднявшись с самого социального дна общества.

Задача, очень мягко сказать, не из легких. Но когда меня это останавливало.

– Одежда моя где?

– В камере хранения, – Вася все еще не мог полностью прийти в себя, и, чтобы поймать меня взглядом, ему приходилось тщательно фокусироваться.

А я только сейчас понял причину: вырубил-то я его ударом бионической руки. Что, даже не в полную силу, привело к довольно серьезному эффекту.

– Машина?

– Ждет на стоянке.

– Василий.

– Драго?..

– Кто придумал вот это вот недоразумение на спине? – пальцем показал я чуть в сторону и вниз, будто ему за спину.

– Эм… маску демона?

– Да.

– Маску демона как эмблему банды?

– Да!

– Босс.

– Что? – не понял я.

– Что «что»? – уже не понял Вася.

– Вася… не тупи. Что «босс»?

– Это сам босс придумал. Наш босс, если ты понимаешь, о ком я, – заговорщицки посмотрел на меня Василий и показал пальцем вверх.

Ну да, по инструкциям от Моисея Яковлевича всем тем, кто ждет меня здесь, категорически запрещено произносить вслух «Артур Волков».

– Ах, босс придумал… – задумчиво протянул я, удивленно глянув на Василия.

О том, что я не Драго, а сам Артур, в принципе, никому из моей новой-старой команды, завезенной некоторое время назад на Занзибар, прямо не говорилось. Но для меня стало сюрпризом, что Василий об этом сам не догадался.

Ладно, не самый важный момент, пока проехали.

– Ясно… босс так босс, – оставил я на потом вопрос авторства столь кричащей и кичливой эмблемы. – Ладно, Василий, пошли, – развернулся я.

– Что? – не услышал Вася моих последних слов.

– Let’s go, Samurai! – повысил я голос и двинулся к расположенной неподалеку камере хранения.

Глава 2

– Код?

– Девять-девять-девять-девять.

Когда я посмотрел на Василия тяжелым взглядом, он немного смутился, потупив глаза.

– Сам придумал?

Отвечать Вася не стал, а я набрал простой запоминающийся код. Открыл ячейку и вытащил объемную, но довольно легкую спортивную сумку, в которой находились предназначенные мне вещи.

– Так, Василий, – веско произнес я, осматриваясь в поисках значков навигации. – Жди здесь, – чуть погодя скомандовал я все еще находящемуся в полупрострации Василию, найдя искомое «WC» со стрелочкой направления на информационном щите. И, подхватив сумку, целенаправленно двинулся в сторону ватерклозета. Не потому, что природа звала его посетить, и не потому, что мне очень нужно было переодеться – я мог это сделать и по прибытии в конечный на сегодня пункт назначения.

Больше всего сейчас мне нужно было увидеть свое новое лицо. Иррациональное желание, но именно так – представляя, как внешне выгляжу, хотел выйти в свою новую жизнь в новый мир.

Вчера ночью, вернее, уже сегодня ранним утром времени взглянуть на результат работы хирурга (помогали ему неразумные неасапианты) у меня не было. Да и особой нужды не видел: мои антропометрические данные остались почти прежними, ощущения тела не изменялись. В отличие от того времени, когда я оказался в новом для себя теле Олега после переселения душ.

На самого себя нового в зеркале я успел посмотреть лишь мельком, после того как выбрался из восстановительной регенерационной капсулы. Но после того как приземлились, что-то вдруг накатило.

Именно поэтому, следуя стрелкам навигации, сейчас я оставил Василия на скамейке и направился в сторону ватерклозета. Который, несмотря на внешнюю чистоту, оказался переполнен, неопрятен и вонюч. Мне, впрочем, сильного неудобства это не доставляло – я в конце девяностых посещал общественные туалеты железнодорожных вокзалов по всей России, меня удивить сложно. Но вот новый «Артур Волков», принадлежащий уже высшему сословию этого мира и привыкший к стерильной чистоте императорских учебных заведений, нос внутри меня, конечно, брезгливо морщил.

В просторном помещении туалета толпилось довольно много людей (неграждан), сформировавшись в очереди к умывальникам. Для большинства из присутствующих это была одна из немногочисленных возможностей относительно по-человечески умыться. Даже помыться, не обтираясь при этом влажными салфетками из стандартного гигиенического пакета. И пока не закончилось разрешенное время на нахождение на территории терминала после прибытия, аэропорт покидать большинство не торопилось – пользуясь возможностью прикоснуться к недоступным негражданам благам цивилизации. К которым горячая вода, которая течет без лимита, относилась определенно.

Отойдя в угол помещения, я осмотрелся. Сумку поставил на пол – повесить оказалось некуда. И, резким жестом дернув молнию, осмотрел содержимое. Ботинки, штаны, ремень, смарт-браслет, толстовка, шейный платок и куртка.

Ни одного человека в шортах, кстати, здесь я не видел. Из прилетевших неграждан понятно – мы все летели из февраля Восточной Европы. Но местных тоже в шортах нет – тут так ходить просто не принято, особенности культуры.

В здании терминала жара незаметна – здесь прохладно, но за окном определенно пекло. На мне, к счастью, терморегулируемое белье, в котором даже с курткой жарко не будет. До белья я и разделся, сбросив свой цивильный костюм. И когда остался в одном тонком облегающем терморегулируемом белье, убрал прежнюю одежду в сумку. Оттуда уже извлек плотные штаны с боковыми карманами и книзу зауженные. После того как надел штаны, переобулся в высокие шнурованные ботинки, стараясь при этом не вставать на пол. Проявляя для этого чудеса эквилибристики.

И штаны, и ботинки были из комплектов (разных) экипировки городских охотников. Только уже исчерпавших свой ресурс и являющихся просто потрепанной одеждой из секонд-хенда. На ботинках даже автоматическая настройка не работала, пришлось вручную затягивать шнурки кустарно, но при этом умело – как будто изначально тут жил.

Шейный платок и браслет пока не трогал. Браслет нужно настраивать, интегрируя с базовыми очками от RODZ, которые я еще даже не надел, а за шейный платок как за часть гардероба, которой можно закрыть лицо, препятствуя работе системы распознавания, можно схватить серьезный денежный штраф с понижением рейтинга.

Так что последней из сумки достал куртку.

В прошлый раз, когда я прибыл по делам в протекторат, посещая Высокий Град, легенду прибытия мне создавали фээсбэтмены. Помню, как я тогда удивился их некомпетентности, увидев подготовленный мне для улиц наряд. Типичная экипировка городского охотника, но выглядящая новой с иголочки – наряд, в котором на свободных от законов улицах Нижнего города я выглядел как новогодняя елка.

Сейчас ответственным за мою легенду новой маски личности был Моисей Яковлевич. И сделал все как надо – вся вышедшая в тираж экипировка была поношенной и достаточно потертой для того, чтобы, оказавшись в сточных районах города, из толпы я не выделялся, сверкая, как наряженная елка.

Хотя с елкой именно сейчас сравнение не очень корректное: в отличие от Высокого Града, здесь, на Занзибаре, в бандах бытует обычай подсвечивать экипировку неоном. И по краям воротника-стойки и рукавам тянулись полоски светодиодов. «Придется светиться», – расстроенно подумал я, представляя, как будет выглядеть вся эта иллюминация в темноте, будучи активной. Не сверкать не выйдет – если буду не как все, буду выделяться, как человек в спортивном костюме на нудистском пляже.

В тот момент, кстати, когда я достал из сумки куртку и расправил ее, осматривая эмблему на спине, гулкий гомон в помещении стих. Мгновенно, как отрезало.

Лилась вода, фыркали умывающиеся люди, продолжилось несколько разговоров из-за закрытых дверей кабинок, но большая часть присутствующих замолчала.

С членами банд, будучи в своем уме, старались не связываться. Так что практически вся собравшаяся в ватерклозете толпа сейчас делала вид, что совсем мной не интересуется. Куртку, кстати, надевать не стал – померив ее, убедившись, что в размер, просто бросил обратно в сумку. Потянулся было к футляру с очками дополненной реальности – надо все же показаться в системе слежения и учета, но надеть их не успел: как раз в этот момент одно из мест освободилось.

Собрав с края раковины одежду, от зеркала отошел в сторону полностью голый и сутулый рыжий… я бы назвал его «мужичком лет тридцати пяти». Своим видом рыжий напомнил мне ощипанного цыпленка на витрине магазина. Причем не массивную и упитанную тушку мутантов с птицефабрик, а деревенского цыпленка – худого, выросшего на натуральном подножном корме.

Шагнув ему навстречу, я заметил, что рыжий держит одежду собранным кулем довольно небрежно. Рубашка у него из захвата рук почти вывалилась, один из рукавов волочился по мокрому полу. Но рыжий внимания на это не обращал. Он был пьян или даже тяжело обгашен – понял я, глянув в его стеклянные, красные от полопавшихся капилляров глаза. Или одновременно и пьян, и нагружен разными расширяющими… нет, в этом случае определенно сужающими границы сознания веществами.

А еще рыжий, похоже, был ирландцем: довольно характерные черты лица.

Освободившееся место между тем никто не занимал, давая мне возможность пройти. И, игнорируя очередь, я встал к свободной раковине. Не потому, что плохо воспитан, и не потому, что сильно тороплюсь. Без очереди я прошел потому, что мне по статусу не полагалось стоять в очередях.

Не полагалось с того самого момента, как я достал и примерил принесенную Василием куртку городского охотника, символизирующую мою принадлежность к вольным людям города. К бандам нижних сточных районов, если быть точным.

Жизнь в протекторате стоит недорого, и я, выбрав, пусть и не по своей воле, предложенный Астеротом путь самурая, свою на кон уже поставил. Никто в очереди принимать мою ставку не хотел. Впрочем, если бы были здесь те, кто, как и я, принадлежал к бандам сточных районов, в очереди бы они и не стояли.

Как только я подошел к зеркалу и едва успел глянуть в свое новое, такое незнакомое лицо, за спиной послышался шум. Обернувшись, увидел, как голый рыжеволосый ирландец упал, споткнувшись о робота-уборщика.

Запутавшись в одежде, отталкиваясь ногой от щеток остановившейся машины, рыжий ерзал по полу и громко матерился. Не очень связно и не понятно для меня – гордый воин Изумрудного острова или на гэльском разговаривает, или просто накидался до такой степени, что лыка не вяжет.

Я снова обернулся к зеркалу. И, не обращая внимания на фыркающего справа чернокожего, который намыливал курчавую голову, и азиата слева, который мыл в раковине ноги, теперь уже предметно и внимательно осмотрел нового себя.

Еще вчера я был худощавым светловолосым юношей, а сегодня превратился в темноволосого молодого человека. Мне немного добавили годов ко внешности, и выглядел я сейчас лет на двадцать. Что вполне естественно – сейчас у меня нет дара владения, и без него меня даже в таком возрасте мало кто будет воспринимать серьезно. До определенного момента, конечно же.

Разглядывая свое новое лицо, я с удивлением заметил, что хирург сделал так, что определенно виделись знакомые черты прежнего Артура. При этом на себя старого я был неуловимо похож, и в то же время абсолютно не похож. Внешность моя теперь не была типично европейской – я походил на хафу, полукровку, которые рождаются от европейца и японки.

Довольно широкие скулы, миндалевидный разрез не по-азиатски крупных и серых глаз – даже потрогал и пощупал я лицо. А после вздохнул и провел рукам по прическе, чуть поправляя челку.

В ближайшее время с новым видом нужно будет что-то делать – дресс-код улиц, не терпящий «обычности», подразумевает. Так что мне нужно будет или фигурно выбривать виски и затылок, или делать пирсинг, или бить татуировки – в сточных районах вообще не возбраняется «украшать» себя всеми возможными способами. Даже более того – чем ты выше в иерархии, тем больше ты расписной.

«В Высоком Граде такого не было» – мелькнула мысль. Дистрикт Занзибар в этом плане вообще ярче, крикливее и кичливее, что ли. В Волыни всегда на первом месте стояла идеология прямого действия, здесь же, как понимаю, важны прежде всего распушенные перья – вспомнил я неоновую подсветку куртки.

Подобного счастья мне, если честно, совершенно не хотелось. Так что придется думать, как выйти из ситуации с меньшим уроном для собственного восприятия. В то же время соблюдая принятые нормы в обществе, куда мне вскоре предстоит опуститься.

Хотя… – задумчиво посмотрел я сам себе в глаза. Может, это и будет одним из тех шаблонов, что предстоит сломать для начала? Для разминки, так скажем.

От разглядывания своего нового лица меня отвлекли громкие возгласы и звук ударов. И когда обернулся, беззвучно выругался.

«Ну что за олень?» – расстроенно подумал я, увидев, что наконец-таки поднявшийся на ноги ирландец избивает робота-уборщика.

Гордый житель Изумрудного острова был в нули пьян, но, несмотря на близкое к земле состояние, весьма умело наносил босыми ногами хлесткие удары покатившемуся бочонку робота-уборщика. Здесь, на территории аэропорта, подобное не относится к категории хороших затей, определенно. Но, судя по всему, секрет прост: жизнь ирландцу определенно не мила – вспомнил я его остановившийся остекленевший взгляд. Да и пинал робота он сейчас, ругаясь с визгливыми интонациями и брызгая слюной, а его стеклянные глаза вдруг разродились дорожками пьяных истеричных слез.

Катающийся вокруг робот-уборщик просто послужил триггером его нервного срыва. Таким и я ведь мог послужить, задень его случайно плечом. Впрочем, со мной ирландцу было бы не так просто, как с бедным беззащитным роботом.

В ватерклозете стало еще громче – несколько человек пытались увещевать слетевшего с катушек ирландца. Близко к нему, впрочем, никто не подходил. Рыжий же, ни на кого не обращая внимания, все громче повторял однообразный речитатив «факин-факин-факин», продолжая пинать попискивающий аварийной сигнализацией бочонок робота-уборщика.

Который, кстати, после очередного удара отлетел ближе ко мне. Ирландец бросился к нему, но поскользнулся на мокром кафельном полу. И, едва не упав, пытаясь сохранить равновесие, побежал, начал шаг за шагом ловить ногами землю. Так часто пьяные делают – сил и координации хватает, чтобы не упасть, но не хватает на то, чтобы вернуть равновесие и остановиться.

Бежал ирландец, кстати, прямо на меня.

Чем просто мое новое положение в обществе, так это тем, что для общения часто лишние слова не нужны. Поймав рыжего – руководствуясь только утилитарными соображениями, чтобы он в мою раковину не ударился и кровью ее не залил, я вырубил его коротким хуком.

Бил на всякий случай левой рукой, а не усиленной аугментацией правой.

Но еще в момент удара уже более пристально посмотрел на рыжего. И увидел на плечах, груди и бедрах тонкие и свежие шрамы – весьма характерные, от удаленных имплантов. Так что, нанося удар, уже был готов добавить и правой – простые люди так организм не нагружают. Но ирландцу одного тычка вполне хватило – глаза его закатились, и он обмяк. Я же подхватил его, как и Васю недавно, опуская на кафельный пол. Вдруг еще ушибется. И, по закону подлости, как раз в этот момент дверь распахнулась, и в ватерклозете появилась двойка патрульных.

«Какая неприятная неожиданность!» – только и сказал я про себя, уложившись в гораздо меньшее количество букв.

Ну как невовремя-то, а?

Хорошо хоть, это были не те патрульные, что удивились нашей с Васей встрече. Это я понял по номерам жетонов – так-то они в своей массивной экипировке все на одно лицо.

– Что здесь происходит? – поинтересовался полицейский, глядя на меня через непрозрачное забрало, за которым светилось два красных огонька активных имплантов.

– Мой новый друг Райан поскользнулся, сэр, и упал на робота-уборщика, сэр, – ответил вежливо, чуть приподняв худого и нетяжелого ирландца, демонстрируя его патрульным, словно мешок с картошкой.

Еще один неприятный момент. Был бы я обычным, нормальным человеком, я мог бы сейчас рассказать патрульным все как было. Но я, надев куртку-униформу банд сточных районов, многие присущие нормальным людям возможности для себя вычеркнул из списка доступных. Так что по этике улиц рассказывать о поведении ирландца мне не полагалось.

Пришлось импровизировать.

Мой новый друг Райан, кстати, в тот самый момент, как я закончил говорить, неожиданно очнулся. Какой крепкий, пусть и выглядит как бледная веревка – удивился я.

«Надо было бить правой», – подсказал между тем внутренний голос расстроенно.

Ирландец же, прорычав что-то слюняво-нечленораздельное, осознал, что я его держу, и захотел вырваться и меня ударить. При полицейских бить я его не стал, просто отпустил и даже подтолкнул как надо. Так что, когда «мой новый друг Райан» ударился лбом о край раковины, получив для этого необходимый импульс, а после неудачно попытался пробить головой пол, он снова затих.

– Не Райан, а Брайан, – не очень внятно из-за глухого забрала проговорил вдруг полицейский. Ну да, ему ведь в интерфейсе дополненной реальности по желанию доступна вся идентификационная информация и о рыжем берсерке, и вообще о каждом из нас – из системы определения лиц.

– Что? – между тем переспросил я машинально.