Пробужденные фурии Морган Ричард
– Не сказать. Но моя оболочка это умеет.
Секунду он смотрел мне в глаза. Словно обрабатывал то, что я сейчас сказал, и что-то не сходилось. Затем он вдруг прыснул, и этот смех будто не принадлежал человеку, с которым мы разговаривали.
– Твоя оболочка умеет? – хохот загас до более управляемого смешка, а затем тяжелой паузы. – Этого мало. Ты знаешь, что на последней трети Утесов Рилы находятся колонии рипвингов? Наверное, их стало еще больше с тех пор, как поднимался я. Ты знаешь, что вдоль всех нижних укреплений над отвесной стеной нависает скальный козырек, и только Будда знает, сколько передовых технологий против проникновения они там встроили с тех пор, как залезал я? Ты знаешь, что течения у основания Рилы унесут твое переломанное тело на середину Предела, прежде чем тебя оставить?
– Ну, – я пожал плечами, – по крайней мере, если я упаду, меня не захватят для допроса.
Нацуме бросил взгляд на Бразилию.
– Ему сколько лет?
– Отстань от него, Ник. На нем тело «Эйшундо», которое он нашел, как он рассказывает, пока бродил по Новому Хоккайдо и охотился на миминтов. Ты же знаешь, что такое миминт?
– Да, – Нацуме все еще смотрел на меня. – Сюда доходили новости о Мексеке.
– В наши дни это уже не новости, Ник, – сказал ему Бразилия с очевидным удовольствием.
– На тебе правда «Эйшундо»?
Я кивнул.
– И ты знаешь, чего он стоит?
– Мне это пару раз демонстрировали, да.
Бразилия нетерпеливо переминался на каменной кладке клуатра.
– Слушай, Ник, ты дашь нам маршрут или нет? Или просто боишься, что мы побьем твой рекорд?
– Вы напрашиваетесь на смерть, без восстановления по стеку, вы оба. С чего я должен вам в этом помогать?
– Эй, Ник, ты же отрекся от мира и плоти, забыл? С чего же то, что будет с нами в реальном мире, должно тебя волновать?
– Меня волнует, что вы оба нахрен свихнулись, Джек. Бразилия ухмыльнулся – может, из-за ругательства, которое все-таки сумел вытянуть из бывшего кумира.
– Да, но, по крайней мере, мы еще в игре. И ты знаешь, что мы все равно на это пойдем, с твоей помощью или без нее. Так что…
– Ну ладно, – Нацуме поднял руки. – Да, забирайте. Прямо сейчас. Я даже для вас все проговорю. Будто это вам поможет. Да, вперед. Идите и умрите на Утесах Рилы. Может, хоть это покажется тебе достаточно реальным.
Бразилия только пожал плечами и снова ухмыльнулся.
– Что такое, Ник? Завидуешь, что ли?
Нацуме провел нас по монастырю в скудно обставленные апартаменты с деревянным паркетом на третьем этаже, где стал рисовать руками в воздухе и воссоздавать для нас покорение Рилы. Частично он рисовал по памяти, существовавшей в коде виртуальности, но инфофункции монастыря позволяли сравнивать карту и с объективным конструктом Рилы в реальном времени. Его предсказания оказались точны до мелочей – колонии рипвингов расширились, а укрепления на козырьке усилили, хотя стек данных монастыря не мог предложить на этот счет ничего, кроме визуального подтверждения. Предсказать, что нас могло там ожидать, было невозможно.
– Но эти плохие новости обоюдоострые, – сказал он оживленно, как не разговаривал до начала работы. – Этот козырек мешает и им. Они не видят, что внизу, а движения рипвингов сбивают сенсоры с толку.
Я глянул на Бразилию. Нацуме незачем знать то, что ему не нужно, – что сенсорная сетка Утесов была меньшей из наших проблем.
– Я слышал в Новой Канагаве, – начал я о другом, – что рипвингов прошивают системами микрокамер. И дрессируют. Есть в этом правда?
Он фыркнул.
– Да, то же самое говорили и сто пятьдесят лет назад. Тогда это было крабьим говном параноиков, это остается им и сейчас, я уверен. Какой смысл ставить микрокамеры в рипвингов? Они никогда не подходят к человеческим поселениям, если могут этого избежать. А судя по тому, что я помню из исследований, их непросто приручить или дрессировать. Плюс более чем вероятно, что орбитальники засекут прошивку и собьют их в полете, – он одарил меня скверной ухмылкой – не из безмятежного репертуара монаха Отречения. – Поверь мне, тебе хватит проблем, когда полезешь в колонию диких рипвингов, какие уж там дрессированные киборги.
– Ясно. Спасибо. Еще полезные советы?
Он пожал плечами.
– Да. Не свалитесь.
Но выражение его глаз разоблачало лаконичное отстранение, которое он изображал, и позже, выгружая информацию для внешнего пользования, он хранил натянутое молчание, в котором не чувствовалось его предыдущего монашеского спокойствия. Когда Нацуме вел нас на выход из монастыря, он вообще молчал. Визит Бразилии растревожил его, как весенний ветер – карповые озера в Данти. Теперь под рябью поверхности туда-сюда беспокойно скользили могущественные силуэты. Когда мы дошли до первого холла, он обернулся к Бразилии и неловко начал.
– Слушай, если вам…
Что-то закричало.
Конструкт Отречения был хорош – я почувствовал покалывание на ладонях, когда гекконовые рефлексы «Эйшундо» изготовились хвататься и ползти. Краем вдруг обострившегося зрения я увидел, как напрягся Бразилия, и как за ним содрогнулась стена.
– В сторону! – заорал я.
Сперва это казалось еще одним фокусом гобеленов привратника – выпирающий выступ той же ткани. Затем я увидел, что под тканью выгибается каменная стена, под силами, что невозможны в реальном мире. Крик, должно быть, был какой-то запрограммированной реакцией конструкта на колоссальное напряжение, под которым оказалось здание, а может, просто голосом той твари, что пыталась ворваться. Времени размышлять не было. Доли секунды спустя стена взорвалась внутрь со звуком огромного расколовшегося арбуза, гобелен разорвался, и в холл вступила невероятная десятиметровая тварь.
Как будто монаха Отречения накачали высококачественной смазкой так, что его тело лопнуло по всем швам, чтобы выпустить масло. В этом существе с трудом узнавался человек в сером комбинезоне, вокруг него кипела переливчатая черная жидкость и висела в воздухе вязкими жадными щупальцами. Лица у твари не было – глаза, нос и рот были разворочены распирающей нефтью. Вещество, захватившее тело, пульсировало из каждого отверстия и сустава, словно сердце внутри еще билось. С каждым ударом пульса от всего существа исходил крик, не успевающий заглохнуть, прежде чем вырывался следующий.
Я обнаружил, что замер в боевой стойке, которая явно была менее чем бесполезна. Нам оставалось только бежать.
– Норикае-сан, Норикае-сан. Пожалуйста, покиньте территорию.
Хор криков с идеальной гармонией, – от противоположной стены с гобеленов расплелся отряд привратников и грациозно воспарил над нами навстречу вторженцу, размахивая необычными шипастыми палицами и копьями. Их свежесобранные тела пульсировали собственным сияющим наполнением – мягким, штрихованным золотистым светом.
– Просим, немедленно уведите гостей. Мы справимся.
Упорядоченные золотые нити коснулись треснувшей фигуры, и та отшатнулась. Крик раскололся и набрал громкость и тембр, пронзая мои барабанные перепонки. Нацуме обернулся к нам, перекрикивая шум.
– Вы их слышали. Вы ничем не поможете. Убирайтесь отсюда.
– Да, но как? – прокричал в ответ я.
– Возвращайтесь к… – его слова заглохли, словно его выключили. Над его головой что-то пробило огромную дыру в крыше холла. Вниз обрушились камни, привратники замелькали в воздухе, испуская золотой свет, который превращал камни в пыль раньше, чем они задевали нас. Это стоило двоим из них существования, когда переполненный чернотой нападавший воспользовался рассеянностью, потянулся новыми толстыми щупальцами и разорвал их на части. Я видел, как они, умирая, истекали бледным светом. А через крышу…
– Ох ты ж.
Очередная налитая нефтью фигура, в два раза больше первого гостя, тянулась человеческими руками, из костяшек и из-под ногтей которой росли огромные жидкие когти. Внутрь протиснулась развороченная голова и пусто улыбнулась при виде нас. Из разорванного рта, как слюна, стекали капли черной дряни, шлепались на пол, разъедая его до серебристой филигранной подложки. Одна капля задела мою щеку и обожгла кожу. Расколотый крик усилился.
– В водопад! – проорал мне на ухо Нацуме. – Прыгните в него. Вперед!
Затем второй нападавший топнул, и весь потолок холла провалился. Я схватил Бразилию, который уставился наверх в немом ужасе, и поволок к приоткрытой двери. Вокруг нас собирались в стройные ряды привратники и бросались навстречу новой угрозе. Я видел, как из оставшихся гобеленов повалила новая волна, но не успели они сгруппироваться, как половину из них схватила и разорвала тварь над крышей. Свет лился на каменный пол дождем. В пространстве звенели музыкальные аккорды, растрескиваясь в дисгармонии. Среди звука бушевали черные изувеченные твари.
Мы добрались до двери, отделавшись всего парой ожогов, и я толкнул Бразилию вперед себя. На миг обернулся и тут же пожалел об этом. Я видел, как Нацуме коснулось бесформенное щупальце тьмы, и каким-то образом услышал его крик поверх всех воплей. На какую-то секунду это еще был человеческий голос; затем его словно выкрутила на звуковом пульте нетерпеливая рука, а Нацуме расплывался, метался и бился, как рыба между двумя листами стекла, тая на глазах и заливаясь криком в жуткой гармонии с громогласной яростью двух нападавших.
Я вышел.
Мы бросились к водопаду. Еще один взгляд через плечо, и я вижу, что растоптано полмонастыря, а две фигуры в черных щупальцах растут, отбиваясь от роя привратников. Небо над головой потемнело, словно в бурю, вдруг резко похолодало. По траве сбоку от тропинки пробежал неописуемый шелест, словно бурный ливень, словно утечка газа под высоким давлением. Пока мы скользили по петляющей тропинке у водопада, я видел, как завесу воды рвут дикие узоры помех, а как только мы оказались на платформе, поток заикнулся и вовсе прекратился, оставив внезапную серость голой скалы и чистый воздух, но потом вода брызнула, снова хлынула.
Я поймал взгляд Бразилии. Выглядел он не веселее, чем я себя чувствовал.
– Ты первый, – сказал я ему.
– Нет, все в порядке. Ты…
Истошный, пронзительный вопль с тропинки наверху. Я толкнул его в спину и, когда он скрылся за шумящей пеленой, нырнул за ним. Почувствовал, как вода льется на руки и плечи, почувствовал, как падаю, и…
…вскочил на обшарпанном диване.
Переход был аварийным. Пару секунд я еще чувствовал себя в воде, мог поклясться, что одежда промокла до нитки, а волосы прилипли к лицу. Я с всхлипом вздохнул, и тут меня нагнало восприятие реального мира. Я был сухим. Я был в безопасности. Я сдирал гипнофоны и электроды, скатывался с дивана, дико озирался, пока сердце запоздало ускорялось и физическое тело реагировало на сигналы сознания, которое только сейчас вскочило за руль в адреналиновой гонке.
На другом конце зала Бразилия уже был на ногах, нетерпеливо говорил с помрачневшей Сиеррой Трес, которая каким-то образом вернула и собственный бластер, и мою «Рапсодию». Комнату переполнял заржавевший ор аварийной сирены, которую не включали многие десятки лет. Неуверенно мигал свет. На полпути через зал я наткнулся на администратора, которая бросила приборную панель, полыхавшую в сумасшествии всеми цветами. Даже на лице оболочки «Фабрикона» с ущербными мускулами я видел, что на меня взирали сами изумление и гнев.
– Это вы занесли? – кричала она. – Вы нас заразили?
– Нет, конечно, нет. Проверяйте свои приборы. Эти твари еще там.
– Что это была за хрень? – спросил Бразилия.
– Я бы сказал, спящий вирус, – я рассеянно взял «Рапсодию» у Трес и проверил магазин. – Ты сам видел – эти твари раньше были монахами. На атакующей системе в пассивном режиме стояла маскировка под оцифрованного человека. Система ждет подходящего триггера. Хозяин может даже не знать, что в себе носит, пока оно не рванет.
– Да, но почему?
– Нацуме, – я пожал плечами. – Наверное, вирус поместили уже тогда…
Служительница таращилась на нас так, словно мы лопотали на компьютерном коде. За ней в дверях зала перехода появился ее коллега и ворвался внутрь. В его левой руке был маленький бежевый чип, дешевая силикоплоть на державших его пальцах натянулась. Он сунул чип нам и наклонился ближе, чтобы его было слышно за шумом сирен.
– Уходите немедленно, – с нажимом бросил он. – Норикае-сан велел мне передать вам это, но уходите немедленно. Вы здесь больше нежеланны и не в безопасности.
– Быть того не может, – я взял чип. – На вашем месте я ушел бы с нами. Заварите все инфопорты в монастырь и вызывайте нормальную команду по зачистке вирусов. Судя по тому, что я видел, у ваших привратников проблемы.
Сирены орали вокруг, как тусовщики на вечеринке под метом. Он тряхнул головой, словно чтобы избавиться от шума.
– Нет. Если это испытание, мы встретим его в Загрузке. Мы не оставим наших братьев.
– И сестер. Ну, смотрите сами, так-то это благородно. Но лично я бы сказал, что любой, кто туда сейчас зайдет, останется с обглоданным до костей подсознанием. Вам срочно нужна поддержка реального мира.
Он уставился на меня.
– Вы не понимаете, – крикнул он. – Там наше царство, а не в мире плоти. Это судьба человеческой расы – Загрузиться. Там мы сильнее всего и одержим победу.
Я сдался. Прокричал ему в ответ:
– Ладно. Пожалуйста. Потом расскажете, как было. Джек, Сиерра. Оставим этих идиотов помирать и сваливаем отсюда.
Мы бросили их в зале перехода. Последний раз я видел этих двоих, когда служитель ложился на один из диванов, уставившись в потолок, а женщина пристраивала электроды. Его лицо было залито потом, но и светилось от восторга; застыло в пароксизме решимости и эмоций.
На Девятой мягкий полуденный свет окрашивал слепые стены монастыря в теплые оранжевые оттенки, с Предела доносились сигналы автомобилей вперемешку с запахом моря. Легкий западный ветерок игрался в канавах пылью и высохшими спорами вертокрутки. Впереди по улице пробежала пара ребятишек, изображая стрельбу и гоняясь за миниатюрным роботом-игрушкой в виде каракури. Больше никого не было, ничто не говорило о битве, бушующей в машинном сердце конструкта Отреченцев. Вполне можно было бы понять, если бы произошедшее показалось сном.
Но уходя, в нижних пределах нейрохимического слуха я по-прежнему мог разобрать плач древних сирен, словно предупреждение, тонкое и немощное, о великих грядущих силах и хаосе.
Глава тридцатая
День Харлана.
А вернее, канун Дня Харлана – технически празднование не начнется до полуночи, а до нее еще не меньше четырех часов. Но даже так рано вечером, когда в западном небе еще разливался дневной свет, гулянья давно начались. В центре Новой Канагавы и Данти уже маршировал аляповатый парад голограмм и костюмированных танцев, в барах благодаря государственным субсидиям обслуживали по спецценам. Один из секретов успешной тирании – знать, когда и как спускать подданных с поводка, а в этом Первые Семьи были настоящими мастерами. Даже те, кто их больше всего ненавидел, признали бы, что если речь заходит об уличных вечеринках, то к Харлану и его породе претензий быть не может.
У воды в Тадаймако царили более приличные настроения, но все равно праздничные. Работа в коммерческой гавани встала еще в обед, и теперь небольшие кучки портовиков сидели на высоких бортах килевых грузовых кораблей, делились трубками и бутылками и с ожиданием смотрели на небо. На яхтах начались вечеринки, одна-две побольше перешли на причалы. Всюду плескалась музыкальная мешанина, и чем больше сгущались сумерки, тем лучше было видно, что палубы и мачты обсыпали зеленым и розовым иллюминиевым порошком. То, что ссыпалось, грязно мерцало в воде между корпусами.
В паре яхт от тримарана, который мы угоняли, стояла блондинка в мини и задорно махала мне рукой. Я в осторожном приветствии поднял сигару из Эркезеша, тоже ворованную, надеясь, что она не воспримет это как приглашение зайти. Иса включила на нижних палубах грохочущую музыку, уверяя, что она модная, но это было только прикрытие. Под этот бит происходило вторжение в кишки бортовой охранной системы тримарана «Островитянин с Боубина». Незваные на эту вечеринку гости встретят у входа в люк Сиерру Трес или Джека Соула Бразилию и дуло осколочного «Калашникова».
Я сбил с сигары пепел и поблуждал по кормовой части яхты, стараясь выглядеть в своей тарелке. В кишки пролезло расплывчатое напряжение, более настойчивое, чем я привык испытывать перед делом. Чтобы понять почему, много ума не требовалось. По левой руке пробежала боль – как я знал, психосоматическая.
Мне очень не хотелось карабкаться на Утесы Рилы. Ну как всегда. Весь город веселится, а я всю ночь буду лезть на двухсотметровый отвесный утес.
– Приветик.
Я поднял взгляд и увидел на сходнях блондинку в мини и с ослепительной улыбкой. Она слегка покачивалась на чрезмерно высоких шпильках.
– Привет, – осторожно ответил я.
– Незнакомое лицо, – сказала она с пьяной прямотой. – Я бы запомнила такое роскошное тело. Нечасто здесь швартуешься, да?
– Да, ты права, – я шлепнул по борту. – Она у меня в Миллспорте впервые. Прибыл всего пару дней назад.
По крайней мере для «Островитянина с Боубина» и настоящих владельцев судна это было правдой. Ею владели две богатые пары с Охридовых островов, разбогатевшие на какой-то государственной распродаже местных навигационных систем; они собирались в Миллспорт впервые за многие годы. Идеальный выбор транспорта, выдернутый Исой из стека данных управления порта со всем остальным, что нужно, чтобы попасть на борт тридцатиметрового тримарана. Сейчас обе четы лежали без сознания в отеле в Тадаймако, а парочка молодых революционеров-энтузиастов Бразилии проследит, чтобы так продолжалось следующие два дня. В сумятице празднования Дня Харлана маловероятно, что кто-то их хватится.
– Не против, если я поднимусь на борт и осмотрюсь?
– Э-э, ну, было бы неплохо, но мы уже готовимся отходить. Еще пара минут, и поплывем на Предел смотреть фейерверки.
– О, фантастика. Знаешь, я бы с удовольствием присоединилась, – она слегка откинулась назад, демонстрируя тело. – От фейерверков я схожу с ума. От них я вся прямо, даже не знаю…
– Эй, детка, – на мою талию легла рука, а под подбородком пощекотали ярко-алые волосы. Иса, раздетая до купальника с вырезами и с шокирующими микродермалами на теле, прижалась ко мне. Она грозно взглянула на блондинку. – Кто твоя новая подружка?
– О, мы не, э-э… – я приглашающе поднял руку. Губы блондинки поджались. Может, дело в обиде; может, дело в блестящем взгляде Исы с красными венами. А может, в здоровом отвращении при виде пятнадцатилетней девушки, которая висит на мужике старше ее в два раза. Переоблачение, может, и приводит к совсем странному выбору тел, но людям с такими деньгами, чтобы хватило на «Островитянина с Боубина», это претерпевать было необязательно, если только не хотелось самим. Если я трахал человека, которому на вид было пятнадцать лет, то либо ей и было пятнадцать, либо мне хотелось, чтобы она так выглядела, что в итоге одно и то же.
– Я лучше пойду, – сказала она и шатко отвернулась. Слегка кренясь через каждые пару шагов, она ушла настолько благородно, насколько это было возможно на этих дурацких каблуках.
– Ага, – крикнула ей вслед Иса. – С праздниками. Может, еще увидимся.
– Иса? – пробормотал я.
Она ухмыльнулась мне.
– Ага, чего?
– Отпусти меня и, блин, очень прошу, оденься.
Мы отчалили двадцать минут спустя и вышли из порта по общему лоцманскому лучу. Наблюдение за салютом с Предела было не такой уж поразительно оригинальной идеей, и мы оказались далеко не единственной яхтой в гавани Тадаймако, которая направлялась в ту сторону. Пока что Иса наблюдала из рубки на нижней палубе и позволяла интерфейсу морского трафика вести нас. Еще будет время оторваться от него, когда начнется шоу.
В главной каюте на носу судна мы с Бразилией распаковывали снаряжение. Стелс-костюмы для подводного плавания с аквалангом «Андерсон», добытые благодаря Сиерре Трес и ее друзьям-гайдукам, оружие из сотен личных арсеналов на Пляже Вчира. Многоцелевые процессоры костюмов пропатчили софтом, разработанным Исой для налета, на них же накатили защищенную систему связи, которую она тем же днем украла свеженькой с фабрики. Как и коматозных хозяев «Островитянина с Боубина», никто этой системы не хватится еще пару дней.
Мы встали и окинули взглядом готовое железо, поблескивающую черноту выключенных костюмов, разнообразное потертое и поцарапанное оружие. На полу из зеркального дерева почти не хватало места.
– Как в старые времена, а?
Бразилия пожал плечами.
– Старых волн не бывает, Так. Каждый раз волна другая. Оглядываться назад – самая большая ошибка.
Сара.
– Избавь меня от вашей гребаной пляжной философии, Джек.
Я оставил его в каюте и пошел в кормовую часть, чтобы посмотреть, как справляются за штурвалом Иса и Сиерра Трес. Я чувствовал, как Бразилия провожает меня взглядом, и всю дорогу по коридору и трем ступенькам в штормовую рубку со мной оставалось пылающее раздражение.
– Эй, детка, – сказала Иса, завидев меня.
– Прекрати.
– Как хочешь, – она беспардонно ухмыльнулась и глянула туда, где к боковой панели рубки прислонилась Сиерра Трес. – Раньше ты вроде не возражал.
– Раньше там была… – я сдался. Показал рукой. – Костюмы готовы. Есть что от остальных?
Сиерра Трес медленно покачала головой. Иса кивнула на инфополе связи.
– Они все онлайн, смотри. Зеленое свечение куда ни плюнь. Сейчас нам только это и нужно, и важно. Если бы было что-то еще – значит, все накрылось. Поверь мне, сейчас тот случай, когда нет новостей – это хорошие новости.
Я неловко повернулся в тесном пространстве.
– На палубу подниматься безопасно?
– Да, конечно. Корабль продвинутый, от генераторов запитываются погодные экраны, я поставила их на частичную непрозрачность. Если кому-то неймется заглянуть, как твоей подружке-блондинке, твое лицо в оптике будет просто пятном.
– Хорошо.
Я пригнулся и вышел из рубки, направился к корме и подтянулся на зону отдыха с диванами, оттуда – на саму палубу. Так далеко на север Предела было тихо, качка на тримаране почти не чувствовалась. Я дошел до рубки для хорошей погоды, уселся в одном из кресел пилотов и достал эркезешскую сигару. Внизу был целый хьюмидор размером с ящик, так что я решил, что владельцы не пожалеют парочки. Революционная политика. Всем приходится чем-то жертвовать. Вокруг слегка поскрипывала яхта. Небо потемнело, но над самым хребтом Тадаймако низко висела Дайкоку и окрашивала море голубоватым свечением. Вокруг сияли ходовые огни других кораблей, аккуратно отведенных друг от друга портовым софтом. Над водой слабо стучали басы с сияющих берегов Новой Канагавы и Данти. Вечеринка была в полном разгаре.
На юге из моря вздымалась Рила, достаточно далеко, чтобы казаться тонкой и точеной, как оружие – темный, изогнутый клинок, – неосвещенная, не считая горстки огоньков цитадели на вершине.
Я смотрел на нее и молча курил.
Он там.
Или где-то в городе, ищет тебя.
Нет, он там. Будь реалистом.
Ну ладно, он там. И она тоже. Если уж на то пошло, то и Аюра, и пара сотен отобранных агентов семьи Харланов. Будешь переживать об этом, когда долезешь.
Мимо в лунном свете проскользнула пусковая баржа на пути к огневой позиции дальше на Пределе. Палуба на корме была с горкой завалена упаковками, стропами и гелиевыми цилиндрами. Обрезанная передняя надстройка кипела от активности, люди махали руками и стреляли в ночь сигнальными ракетами. Когда судно прошло мимо, с него донесся пронзительный вой – гимн в честь дня рождения Харлана, исполненный грубой серией гудков.
С днем рождения, скотина.
– Ковач?
Это была Сиерра Трес. Она вошла в рубку незамеченной, что говорило много или о ее стелс-навыках, или о моей рассеянности. Я надеялся на первое.
– Ты в порядке?
Я на миг задумался.
– А кажется, что нет?
Она изобразила характерно лаконичный жест и села в соседнее кресло пилота. Долгое время она просто смотрела на меня.
– Ну и что у тебя с девчонкой? – спросила она наконец. – Соскучился по давно утраченной молодости?
– Нет, – я ткнул большим пальцем на юг. – Гребаная, давно утраченная молодость засела где-то там и ждет не дождется, когда меня прикончит. С Исой у меня ничего. Я же не педофил, блин.
Очередная долгая тихая пауза. Пусковая баржа скрылась в вечере. Разговоры с Трес всегда были такими. В нормальных обстоятельствах меня бы это раздражало, но сейчас, в покое перед полночью, это действовало на удивление умиротворяюще.
– Как думаешь, давно они пометили Нацуме тем вирусняком?
Я пожал плечами.
– Трудно сказать. Имеешь в виду, была ли это долгая слежка или ловушка специально для нас?
– Например.
Я сбил пепел с сигары и посмотрел на уголек под ним.
– Нацуме – легенда. Да, полузабытая, но я его помню. Как и моя копия, которую наняли Харланы. Он наверняка уже знает, что я говорил с людьми в Текитомуре и что мне известно, где они удерживают Сильви. Он знает, как я поступлю, получив эту информацию. Капля интуиции чрезвычайного посланника дорисует остальное. Если он не дурак, то да, вполне мог велеть прицепить к Нацуме вирусных сторожей в ожидании меня. С его финансированием было бы несложно написать пару фальш-личностей и перевести по поддельным данным из другого монастыря Отречения.
Я затянулся сигарой, почувствовал горечь дыма и снова выдохнул.
– С другой стороны, может, семья Харланов пометила Нацуме еще в те времена. Они люди злопамятные, а когда он залез на Рилу, то выставил их идиотами, хоть это и был всего лишь выпендреж пацана-куэллиста.
Сиерра молчала, глядя перед собой в лобовое стекло рубки.
– В итоге разницы нет, – наконец сказала она.
– Нет. Они знают, что мы идем, – странно, но, сказав это, я улыбнулся. – Они не знают, когда именно и как именно, но знают.
Мы следили за кораблями вокруг. Я скурил эркезешку до упора. Сиерра Трес сидела молча и неподвижно.
– Видимо, на Санкции IV было тяжело, – сказала она позже.
– Угадала.
Хоть раз я победил ее в ее же игре на несловоохотливость. Я выкинул окурок и достал еще две сигары. Предложил ей, она покачала головой.
– Адо винит тебя, – сказала она. – И еще кое-кто. Но Бразилия, кажется, нет. Похоже, ты ему нравишься. Думаю, всегда нравился.
– Как я могу не нравиться.
Ее губы изогнула улыбка.
– И в самом деле.
– Это что значит?
Она отвернулась к передней палубе тримарана. Теперь улыбка пропала, скрылась за обычным кошачьим спокойствием.
– Я тебя видела, Ковач.
– Где видела?
– Видела тебя с Видаурой.
Фраза на какое-то время зависла между нами в воздухе. Я оживил сигару затяжкой и выпустил побольше дыма, чтобы можно было спрятаться за ним.
– И как, понравилось?
– Меня не было в комнате. Но я видела, как вы туда идете. И не было похоже, что вы торопитесь на рабочий завтрак.
– Нет, – память о прижавшемся ко мне виртуальном теле Вирджинии скрутила желудок в узел. – Нет, не на завтрак.
Еще тишина. Слабые басы от кучек огней южной Канагавы, Мариканон поднялась и присоединилась в северо-восточном небе к Дайкоку. Пока мы неторопливо плыли на юг, я слышал почти дозвуковой рев водоворота на полной мощности.
– Бразилия знает? – спросил я.
Теперь пришел ее черед пожимать плечами.
– Не знаю. Ты ему говорил?
– Нет.
– А она?
И еще тишина. Я вспомнил горловой смех Вирджинии и острые, разномастные осколки трех предложений, которыми она отмела мои переживания и открыла все клапаны.
Джека это не смутит. Это ведь даже не реальность, Так. И в любом случае он не узнает.
Я привык доверять ее решениям среди взрывов бомб и под огнем «Санджетов» на семнадцати разных планетах, но здесь она словно сфальшивила. Вирджиния Видаура была привычна к виртуальности не хуже любого из нас. Отмести то, что в ней происходит из-за нереальности, казалось мне отговоркой.
Пока мы этим занимались, все казалось охренительно реальным.
Да, но после этого ты остался таким же озабоченным и полным спермы, как когда начинал. Это не реальнее твоих фантазий о ней, когда ты был зеленым рекрутом.
Эй, но она тоже там присутствовала.
Через какое-то время Сиерра встала и потянулась.
– Видаура – удивительная женщина, – сказала она загадочно и вышла на корму.
Незадолго до полуночи Иса оторвалась от трафик-контроля Предела, и Бразилия взял управление в рубке хорошей погоды. К этому времени над Миллспортом вовсю взрывался традиционный салют, словно внезапные зеленые, золотые и розовые разводы на сонаре. Практически у каждого островка и платформы имелись свои арсеналы, а на крупных, вроде Новой Канагавы, Данти и Тадаймако, они были в каждом парке. Запаслись даже корабли на Пределе – от некоторых из наших ближайших соседей ракеты чертили пьяные траектории искр, а остальные пользовались обычными сигналками. На общем радиоканале на фоне музыки, шума и веселья какой-то неумелый диктор верещал бессмысленные описания происходящего.
«Островитянин с Боубина» слегка взбрыкнул, когда Бразилия повысил скорость и мы начали резать волны на юг. Так далеко на Пределе ветер нес туман из капель, поднятых водоворотом. Я почувствовал их на лице, легкие, как паутина, затем холодные и мокрые, когда они накопились и побежали слезами.
А потом начались настоящие фейерверки.
– Смотрите, – сказала Иса с озаренным лицом, когда на миг из-под рукава подростковой наглости показалась яркая манжета детского восторга. Как и остальные, она поднялась на палубу, потому что не собиралась пропускать начало шоу. Она кивнула на один из радаров. – Первые пошли. Взлет.
На экране к северу от нашей позиции на Пределе я увидел множество пятен, каждое отмечено тревожным красным зубцом, обозначающим воздушный объект. Как и на любой игрушке богатеев, на «Островитянине с Боубина» приборов было в переизбытке, они сообщали даже, на какой высоте объекты. Я следил, как под каждым пятном росли цифры, и вопреки себе почувствовал внутри укол благоговения. Наследие планеты Харлан – невозможно здесь вырасти и не чувствовать его.
– И они перерезают веревки, – радостно сообщил нам диктор. – Шары поднимаются. Я вижу…
– Обязательно это слушать? – спросил я.
Бразилия пожал плечами.
– Попробуй найди канал, где этой хрени нет. Я не смог.
В следующий миг небо раскололось.
Аккуратно нагруженные взрывчатым балластом, первые гелиевые шары достигли отметки в четыреста метров. Нечеловечески точный, компьютерно быстрый – ближайший орбитальник заметил это и выпустил длинный дрожащий перст ангельского огня. Тот разорвал темноту, располосовал облачные массы западного неба, озарил зубчатые горные ландшафты вокруг нас резким синим цветом и за долю секунды коснулся каждого шара.
Балласт сдетонировал. Над Миллспортом пролился радужный огонь.
Гром возмущенного воздуха на пути ангельского огня величественно прокатился по архипелагу, словно разорвалось что-то темное.
Даже радиокомментатор заткнулся.
Где-то на юге высоту набрала вторая порция шаров. Их снова сразил орбитальник; ночь обратилась в голубоватый день. Небо истекало цветами. Опаленный воздух шипел.
Теперь запуски начались из всех стратегических точек Миллспорта и барж на Пределе. Множество приманок для созданных инопланетянами механических очей над головой. Мерцающие лучи ангельского огня словно сливались воедино – блуждающая указка уничтожения, тыкающая из-за облаков во все стороны, нежно облизывала каждый объект-нарушитель, поднявшийся до четырехсотметровой высоты. Непрекращающийся гром оглушал. Предел и ландшафт за ним стал серией засвеченных фотографий. Радиоприем сдох.
– Пора, – сказал Бразилия.
Он ухмылялся.
