Черные банкиры Незнанский Фридрих
«Это же какой-то пылесос! Деньги из Центробанка через «Ресурс» и Северобанк направлялись в несколько фирм. Постоянно проходили в банковских документах фамилии Акчурина, Бережковой, Геранина, Козлова, Долгалева… Значит, все эти люди тесно связаны между собой и не просто работали, а вместе и мошенничали…»
Это маленькое открытие, конечно, обнадеживало Турецкого, но одновременно и беспокоило. Банковские документы приходили из Чечни, видимо, там придется искать людей, причастных к этому делу. Не исключено, что кавказец, на которого так неудачно для себя покушались охранники Долгалева, тоже может оказаться участником в этих операциях.
В этом тупике, из которого, казалось, не было никакого выхода, виделось пока одно: работать и ждать, со временем все должно было решиться. Хотя случаются дела, которые остаются не раскрытыми никогда. Но кто в этом виноват? Неквалифицированный следователь или гениальный преступник?
18
Турецкий тщательно готовился к допросу Геранина, изучал банковскую документацию, формулировал вопросы, записывал их в специальной тетради под названием «План следственного дела», в общем, старался представить себе будущий следственный диалог. Хотел выяснить, какие отношения были у Геранина с Долгалевым, Козловым, Бережковой. На этот допрос он возлагал большие надежды, хотя и грызло душу какое-то непонятное сомнение. Но это он списал на давнюю собственную усталость и ряд неудач, которые сопровождали его в последнее время.
Утром он встал раньше обычного, хотел еще немного поработать с документами перед встречей с Гераниным, назначенной на десять часов утра, чтобы освежить в памяти отдельные цифры и факты.
Ирина еще спала. Он не стал будить жену, зная, что у нее рабочий день начинается позже, пусть понежится. Стараясь не шуметь и не включая света, вышел, плотно закрыл за собой дверь.
Следствие — это творческий процесс, он не отпускает человека, заставляет постоянно держать в голове ту задачу, которую предстоит решить. Турецкий, занятый мыслями о предстоящем допросе свидетеля, умылся, побрился, выпил кофе и отправился на службу.
Утро выдалось холодное, сухое. Зима, припозднившаяся в этом году, напоминала о своем скором приходе. Легкий морозец взбодрил Турецкого, придал уверенности в успехе.
Но уверенность эта оказалась ошибочной. В девять утра в его кабинет вбежал Олег Величко, теперь член его следственной бригады, с сообщением, что на Маросейке прогремел взрыв, совершен теракт, взорвана машина банкира Геранина.
— Что с ним? — Сердце Турецкого так и ухнуло. — Жив?
— Говорят, только ранен.
— Я еду с тобой!
На ходу набросив свой утепленный плащ, Турецкий выбежал вслед за Олегом во двор, где их уже поджидал «рафик».
— Что-то нашему Борисычу в кабинете не сидится, — с иронией заметил прокурор-криминалист Петр Фролов.
— Усидится, как же! Я ж этого Геранина сегодня вызвал на допрос, а его едва на тот свет не отправили! — Турецкий был и растерян и возмущен. — Теперь не знаю, что и думать. Складывается впечатление, что кто-то стоит за спинкой моего стула и отдает распоряжения убирать всех моих подозреваемых. Мистика какая-то!
— Бывают и совпадения!
— Слишком уж много этих совпадений.
Действительно, Турецкому начинало казаться, что кто-то, работающий рядом с ним, специально рвет все ниточки версий, которые он с таким трудом выводит, вытаскивает из криминальных хитросплетений разных нужных ему людей, связанных между собой множеством преступлений. Ибо, единожды оступившись, уже невозможно остановиться. Это как цепная реакция, когда из одного преступления вытекают новые.
Машина Геранина, находившаяся у подъезда, была искореженной и обгорелой. Начальник угро окружной милиции Степан Селезнев коротко изложил обстоятельства террористического акта:
— Шофер приехал на машине к подъезду, подождал Геранина. Когда банкир сел в машину, произошел взрыв. Эксперты предполагают, что было использовано дистанционное управление взрывным устройством, изготовленным из пластита, который применяется только в армии.
— Скажите, как самочувствие Геранина? — взволнованно спросил Турецкий.
— Состояние тяжелое, был без сознания, его увезли в реанимацию.
— А водитель?
— Погиб.
Турецкий обошел вокруг машины, понаблюдал, как фотограф снимает взорванное железо. Под ногами потрескивали осколки стекла.
— Что будете делать дальше? — спросил его Величко.
— С соседями беседовали? А где жена Геранина?
— Уехала с ним в больницу.
— Обязательно сегодня же надо с нею встретиться. Что предшествовало этому взрыву? Угрозы, предупреждения, требования?…
— Соседей опрашивали. Взрыв слышали все, а что было до взрыва, никто не заметил. Эксперты обнаружили осколок пластита и остатки деталей дистанционного управления взрывом.
— Хорошо, Олег, ты оставайся здесь, оформи вместе с дежурной группой протокол осмотра места происшествия, поговори с жильцами дома, постарайся встретиться с женой Геранина, а лучше помоги ей встретиться со мной. Все материалы по взрыву — ко мне на стол.
— Сделаю.
— Я надеюсь на тебя.
— А где вас искать?
— Заеду на минутку к Моисееву, а потом буду у себя в следственной части.
Турецкому сейчас необходимо было посоветоваться с Семеном Семеновичем, ибо ждать, когда эксперты-баллисты дадут свое заключение насчет взрыва, было невмоготу.
Моисеев отворил дверь и засиял от радости, увидел Турецкого, стал радушно приглашать в квартиру:
— Заходи, Александр Борисович, наконец-то ты у меня становишься частым гостем. Это хорошо. Чего хмуришься?
— Какая-то серая полоса пошла в жизни, сплошная беспросветность. Приходишь на работу — темно, уходишь — еще темнее.
— Это явление временное — осень.
— Ну а ты, Семен Семеныч, вижу, в порядке. Рад за тебя.
— Копчу божий свет, да и только. Не живу, а можно сказать, доживаю. Когда человек уходит на пенсию, он начинает комплексовать, что никому не нужен. Хорошо тем, у кого есть внуки, они могут хоть ими заниматься. У меня внуки далеко — в Хайфе. Вот я и один… Ты хоть стал навещать, а так вообще тоска несносная. Ну, что у вас там опять случилось? Ты ж ведь не просто так ко мне пришел, верно?
— Нужна, Семен Семеныч, твоя консультация.
— Отлично, я рад, что тебе надобна еще моя помощь, поэтому проходи на кухню, давай чайком побалуемся. А хочешь — рюмочку налью. Для тепла душевного.
— Спасибо, Семен Семеныч, — засмеялся Турецкий. — Добрый ты человек, но рюмку не надо. А вот чайку — с удовольствием. Дело в том, — сказал он, садясь за стол, — что мне невмоготу ждать, пока эксперты свое заключение дадут. Вот и пришел к тебе посоветоваться.
— Слушаю тебя.
— Сегодня утром подорвали машину банкира Геранина. Для этого использовали, как эксперты-криминалисты считают, дистанционное управление. Взрывное устройство изготовлено из пластита, который применяется, по их мнению, только в армии.
Моисеев минуту подумал, потом сказал:
— Понимаю, о чем ты говоришь. Это, вероятно, тот самый пластит, который навешивается в коробках на танки Т-80 и Т-72. Взрываясь, он отбрасывает снаряды. Кстати, слышал, этот способ использовали в Чечне.
— Значит, опять Чечня? Помнишь, Семеныч, я тебе банковский документ привозил чеченского происхождения? Мне начинает казаться, что все это — звенья одной цепи.
— Что я могу тебе посоветовать? Попробуй связаться с военными, возможно, где-то были хищения на складах этой взрывчатки. Но ты прав, не исключено, что прибыла она из Чечни. Возможно, из соседних с ней республик и краев.
— Ты знаешь, Семен Семеныч, я почти уверен, что в России, кроме официальной власти, существует другая, скрытая, которая до поры вершила свои черные дела тайком, а теперь стала действовать нагло и открыто.
— Не исключаю, что нечто эдакое существует, ты прав. Но причина этому одна: наша неразбериха, наше извечное российское авось. Поэтому ты особо не обольщайся. При том состоянии, в котором сейчас находится наша армия, я думаю, с военными тебе будет трудно договориться. Лучше послать человека на место, где обнаружится утечка пластита. Пусть он там походит, присмотрится, что и как. Мы-то в столице трудно представляем, чем живет провинция… Вот Вячеслав был прежде силен по этой части. Да ты и сам помнишь, бывал он в Чечне. Там опытный человек нужен. Правда, он теперь большой милицейский начальник.
— Ну, если бы вопрос состоял только в этом, я сам бы Славку упросил. Да и оперы у него смышленые. В другом ты прав: с военной прокуратурой у нас, как и прежде, отношения более чем холодные, хотя и подчиняются они формально нашему генеральному прокурору. Придется снова действовать через Меркулова, иначе кто ж даст информацию о хищениях этого пластита! Военные, если чего и было, будут молчать как партизаны.
— Точно сказано. Но ты все же не переживай, Саша, глядишь, обойдется.
Они тепло простились. Хоть и были эти люди разного возраста, но связывала их добрая человеческая привязанность, увлеченность одним делом и огромное желание бороться со злом и побеждать его во всех проявлениях.
19
Кабинет встретил Турецкого долгими телефонными трелями: Олег Величко сообщал, что через два часа жена Геранина, Наталья Максимовна, готова встретиться с представителем Генеральной прокуратуры у себя дома.
— Отлично, Олег. Я непременно подъеду. Каково состояние Геранина?
— Очень плох. Не приходит в себя.
— Ты сам успел поговорить с его женой?
— Нет, только условился о встрече: она спешила, нужны какие-то дефицитные лекарства. Возвращалась домой, чтобы взять побольше денег, и опять уехала в больницу.
— Какие-либо новости еще есть?
— Одна старушка утверждает, что выводила своего песика утром на прогулку и видела во дворе незнакомого человека. Он что-то высматривал, потом скрылся за гаражами. Между прочим, как она заявила, мужчина был похож на кавказца.
— Но ведь это мог быть и совершенно посторонний человек, не имеющий отношения к данному преступлению?
— Конечно, Александр Борисович, не исключено.
— Спасибо, Олег, за информацию.
Турецкий положил телефонную трубку, взглянув на часы, прикинул, что до встречи с Натальей Гераниной было еще более полутора часов. Позвонил секретарше Меркулова, и та сообщила, что зам генерального свободен. Редкий случай.
Меркулов поднял на Турецкого усталые глаза, пригладил ладонью отечные щеки и пригласил садиться.
— Что, Костя, скверно себя чувствуешь?
— Да все погода, перемена, давление подскочило. Вообще иногда так тянет уйти на пенсию, сбросить с себя весь груз и пожить, ни о чем не думая.
— А вот Моисеев, напротив, тоскует по работе, по коллегам…
— Давно его видел?
— Да только что. Забегал проконсультироваться по поводу взрывчатки, которой подорвали машину банкира Геранина.
— Ну и к чему вы с ним пришли? — заинтересованно взглянул Меркулов.
— Взрывчатка, которую использовали террористы, имеется, как утверждают наши эксперты, только в армии. Причем в горячих точках, таких, как Чечня. Поэтому нужны сведения, каким образом она могла попасть к гражданским лицам. Этот пластит в коробках навешивали на танки в Чечне, чтобы они, взрываясь, отбрасывали снаряды.
— Хорошо, Саша, я свяжусь с главным военным прокурором, попробую узнать, не было ли, по их сведениям, хищений со складов. Как учитывался пластит, использовавшийся в Чечне? Кто им мог располагать? Где хранится? И так далее. Ладно, с этим решили.
— Надо, Костя, разговаривать с ним осторожно, чтобы он не стал от нас ничего скрывать, а тем более заметать следы — в борьбе за чистоту своего мундира.
— Это и без слов понятно. У меня хорошие отношения с Юдиным. Я недавно был одним из немногих, кто поддержал его на коллегии.
— Спасибо, Костя, тут вся надежда на тебя.
У Меркулова в нужную минуту всегда находились необходимые связи. Чем, собственно, тот же Турецкий всегда и пользовался.
— Как твои дела в остальном?
— Прямо от тебя поеду к Наталье Гераниной. Поскольку сам банкир в бессознательном состоянии, его сейчас не допросишь, а в остальном пока без успеха, сплошные «висяки».
— Ничего, вода и камень точит, копай, глядишь, что-нибудь со временем накопаешь, — утешил Меркулов. — Кофе не хочешь? Я скажу Клаве.
— Нет, спасибо. Я у Семена хороший чай пил. А тебе, Костя, по-моему, нельзя этим напитком злоупотреблять: давление зашкалит.
— Ты прав, старость — не радость. Откуда бы, казалось, этому давлению взяться? А вот лезет же!
— Так ведь сам его нагнетаешь, а потом прикидываешься, откуда, мол.
— Не хотел я тебе, Саша, говорить, но признаюсь: одолели меня владельцы недвижимости, приобретенной у банка «Ресурс», купили по блату за бесценок, а теперь трясутся, как бы у них не отняли хоромы с четырехметровыми потолками. Вот сегодня опять генерал Васильев был на приеме, даже угрожал, понимаешь, и требовал справедливости.
— За Васильева меня Казанский уже просил. Что-то этот генерал слишком озабочен своей недвижимостью. Уж не он ли покровительствовал банку и дал ему возможность полтора года после банкротства работать, чтобы окончательно украсть и зарыть деньги рядовых вкладчиков?
— Все может быть. Генерала только два месяца тому назад отправили в отставку.
— Я кое-что интересное нашел в банковских документах, думаю, когда обнаружатся Долгалев и Козлов, они мне много интересного расскажут.
— Дай Бог тебе распутать это дело. Что-то вокруг него уж слишком много трупов. Может, тебе охрана нужна?
— Ну, Костя, это смешно! Мне — охрану! Лишнее…
— Но, прошу тебя, будь осторожен. Заметишь что-нибудь подозрительное, немедленно сообщи. И не стесняйся. Гена Арбузов тоже, поди, ничего не боялся… Видишь, чем кончилось!
Турецкий взглянул на часы — пора было уходить. В это время у Меркулова зазвонил телефон. Хозяин кабинета поднял трубку, а «важняк», чтобы не мешать ему, тихо удалился.
Наталья Геранина была молода и хороша собой. Черная юбка и тонкий свитерок того же цвета только подчеркивали ее стройную фигуру, тонкие правильные черты свежего лица и красивые выразительные глаза. Турецкий невольно залюбовался ею.
— Слушаю вас, — строго взглянув, сказала Наталья.
— Как чувствует себя ваш муж?
— Плохо. В сознание пока так и не пришел. После разговора с вами опять поеду к нему.
— Сочувствую вашему горю. Вы знаете, я как раз сегодня должен был… — Турецкий запнулся, не решаясь произнести слово допросить, но понял, что с этой женщиной лучше не лукавить. — Словом, провести допрос. Но случилось это несчастье. Очень сожалею, что не смог встретиться с ним раньше. Поэтому вынужден теперь, не откладывая дела до будущих времен, обратиться к вам, возможно, вы хотя бы частично ответите на мои вопросы. Наш разговор я должен официально зафиксировать. Надеюсь, вы не будете возражать?
— Ни в коем случае. Делайте свое дело.
— Хорошо, — ответил Турецкий, доставая чистые бланки протокола допроса свидетеля. — Начнем. Прежде всего меня интересуют обстоятельства теракта. Скажите, пожалуйста, не было ли перед этим каких-либо угроз вашему мужу?
— Думаю, что если ему кто-то и угрожал, он вряд ли сказал бы мне об этом. Андрей всячески ограждал меня от внешней жизни, он считал себя достаточно сильным человеком и, конечно, представить не мог, что с ним так обойдутся.
— И вы ничего не замечали в его поведении? К примеру, раздражительности, беспокойства, суеты, неуверенности?…
— Нет. Приходя домой, он никогда не говорил о работе, был нежен со мной, ласков. Мы жили друг для друга.
— Вы давно женаты?
— Всего три месяца. Познакомились на показе мод, я работала у Славы Зайцева. Потом девушек и кутюрье пригласили в ресторан, там за мной и стал ухаживать Геранин. Когда я дала согласие выйти за него замуж, он поставил условие: становясь его женой, я до его смерти ни на какую иную должность претендовать не могу. Я согласилась на это сладкое рабство. И пока еще ни разу не пожалела об этом. Но, конечно, если с ним случится непоправимое, не знаю, как буду жить дальше…
— Скажите, пожалуйста, знакомил ли муж вас со своими друзьями?
— Да. Но мне кажется, что у него не было друзей, были деловые партнеры, которые то появлялись, то исчезали из его жизни. В общем, Геранин — человек деловой и занятой, у него время, как и деньги, было на строгом учете. Даже когда мы ходили в театр, а спектакль оказывался пустым и неинтересным, Андрей всегда говорил с сожалением, что потерял время.
— Знакомил ли вас муж с такими предпринимателями, как Долгалев и Казаков?
— Не помню. Может, и знакомил, у меня плохая память на лица и фамилии.
— А знали ли вы Аллу Бережкову?
— Почему знала? Она очень милая женщина, — улыбнулась Наталья, от этой улыбки ее лицо стало еще прекраснее.
— О Бережковой уже надо говорить в прошедшем времени, — заметил Турецкий.
— А что с ней? — искренне изумилась женщина.
— Умерла. В тюрьме. От передозировки наркотика.
— Боже мой! Никогда бы не подумала, что она может это… Совершенно на нее не похоже. Странно…
— Вы ее знали достаточно хорошо?
— Да. Мы ведь раньше жили с ней в одном доме, она была старше меня лет на десять, естественно, дела и интересы другие, но тем не менее мы часто виделись во дворе.
— А ее мужа вы тоже знали?
— Нет. Она вышла замуж и стала жить в другом районе Москвы. А потом она ведь не один раз была замужем. Вы о каком муже спрашиваете?
— О банкире. Акчурине.
— Нет. Этого я не знала, слышала только фамилию. И что он отравился или перепил, словом, у него что-то случилось с сердцем.
Турецкий чувствовал, что Наталья была слишком удалена мужем от банковских дел, узнать у нее ничего конкретного не удастся, однако не торопился уходить. Иногда бывает, что совершенно случайно оброненное слово может стать ключом к тому или иному событию.
— А вам муж никогда не рассказывал о деловом сотрудничестве с чеченцами?
— Нет, не помню, — Наталья напряглась, будто что-то вспоминая. — Хотя был такой случай, приходил к нам домой человек. Явный такой кавказец. Но муж предложил ему встретиться на работе, так как он не привык решать производственные вопросы дома.
— Что он хотел от вашего мужа?
— Уточнял про какие-то суммы по перечислению и обналичиванию денег. Я не вникала.
— А на кого он был больше похож? На грузина, азербайджанца, армянина? Или, может, на чеченца?
— Вы знаете, я видела того человека мельком, сейчас даже лица не могу вспомнить. Среднего роста, темноволосый. Скорее, чеченец. Жесткое такое лицо было. Впрочем, мне все кавказцы на одно лицо.
— Это далеко не так, — улыбнулся Турецкий. — Лица у них разные. Что сказал вам муж после того, как этот… ну, скажем, чеченец ушел?
— Он был очень недоволен. Что-то ворчал себе под нос, но мне ничего объяснять не стал.
— Скажите, пожалуйста, Наталья Максимовна, вы не боитесь здесь оставаться одна?
— Боюсь. Но вечером мне обещали прислать охрану из банка.
— Это хорошо. Я хочу вас попросить сообщить мне, если будет что-то неладное, звонки, слежка, какие-то подозрительные люди. Вот моя визитка. Весьма буду признателен и рад. Теперь посмотрите, так ли я записал ваши ответы, и распишитесь на каждой странице.
— Все так, — сказала женщина. — А я уж и сама напугана. За Андрея, естественно. Что им всем от него нужно?
— Наталья Максимовна, что им нужно, ясно как день. Деньги, и только деньги, сегодня интересуют всех. Мне же необходимо знать, кто они, почему так нагло действуют? Это особенно важно, чтобы рассчитать наперед их следующий удар. Не исключено, что здесь действует не один человек, а преступная группа. И наша задача — выйти на них и изобличить.
— К сожалению, о какой бы то ни было конкретике можно говорить только с Андреем. Я всегда была в стороне от его дел. Сейчас сожалею…
— Я вижу, вы уже торопитесь. У меня к вам последняя просьба: как только ваш муж почувствует себя немного лучше и сможет говорить, предупредите меня. Это очень важно. Чем раньше мы получим какую-либо информацию о преступниках, тем быстрее сможем их выловить.
— Я все поняла, спасибо вам за участие и внимание.
Турецкий простился, но чувствовал, что уходить ему не хочется. Наталья обладала таким обаянием, что смотреть на нее — уже большая радость, а слушать — просто удовольствие.
«У этого Геранина прекрасный вкус, коль он смог выбрать себе такую жену, — с завистью подумал Турецкий. — Женщины бывают красивы от природы и от того макияжа, который они накладывают на себя. С иной смой краску и помаду, и будет стоять перед тобой бесцветное существо. Наталья же хороша от природы. Все в ней благородно и красиво: тоненькая стройная фигурка, удивительное живое и теплое лицо. И красота ее греет, притягивает к себе. Она умна, но не старается подчеркивать это, уступая мужчине, принимая его первенство во всем. Чисто славянская черта женщины, которая на Западе уже, пожалуй, уничтожена. Там женщины воспитываются иначе. Они уверены в себе, в своей ценности и неповторимости, поэтому много требуют от спутника жизни, да и сами стараются достигнуть высокой карьеры и достойного положения в обществе. Наверно, это тоже неплохо. Но мужчинам, конечно, больше по вкусу вот такие славянки, способные терпеть и прощать».
Главный военный прокурор Юдин сообщил Меркулову, что примерно месяц назад на одном из военных складов Ставрополя был похищен пластит. Бандитское нападение произошло ночью, у склада были убиты часовые. Дело приостановлено, поскольку преступники до сих пор не установлены.
Предположение Моисеева и Турецкого о том, что пластит с военного склада попал в руки гражданских лиц, могло бы подтвердиться, если бы данное преступление было раскрыто и установлены преступники. Однако уже и за эти сведения Меркулов мог сказать спасибо своему знакомому. А потом он вызвал к себе Турецкого.
— Вот такая петрушка, Саня, получается. Пластит украли господа икс, использовали господа игрек, а взорвали банкира, возможно, какие-нибудь зет. Уравнение со многими неизвестными. А главное, нет доказательств в том, что этот пластит взят со ставропольского склада. А ну как другой?
— Придется ехать на Ставрополье и разбираться там, чтобы определить хоть одно неизвестное, тогда проще будет справиться с остальными.
— В твоих математических способностях, Саня, я нисколько не сомневаюсь, но в Ставрополь не отпущу, ты мне нужен здесь, — категорично заявил Константин Дмитриевич.
— Не могу же я разорваться надвое!
— И не надо. Пошлем… ну, скажем, Олега Величко.
— Нет, его нельзя. Он парень способный, но маловато опыта. И военные, а это все, как один, пройдохи, я имею в виду наши тыловые службы, перед ним не расколются. Тут требуется мой опыт общения с этими типами, — скромно заметил Турецкий. — Между прочим, на эту тему у меня уже состоялся разговор с Семеном. Знаешь, кого он порекомендовал? Славку Грязнова… Если бы только у нас была возможность отправить его туда. Он же не нам с тобой подчиняется. У него своего начальства предостаточно, да и занят по горло. А что постоянно помогает и бегает как рядовой опер, так я за это сам ему в ножки кланяюсь.
— Вячеслав — это хорошая идея, — подумав, согласился Меркулов. — Мы же все вместе там были [2]. Ты разве не помнишь? Когда брали того американского шпиона! И у Вячеслава там есть свои контакты. Наверняка остались. А причину для командировки я ему придумаю. И с начальником главка договорюсь. Сам-то Вячеслав не будет против? А то мы уж больно быстро за него решаем!
— С ним я еще не говорил. Вообще-то лучше тебе, я его и так эксплуатирую в хвост и гриву. Надо бы и честь знать. Мне бы, конечно, самому поехать, но здесь в любую минуту все может к черту измениться.
— Вопрос о тебе отпадает. И не мечтай, — категорически возразил Меркулов. — В самом крайнем случае ты можешь рассчитывать лишь на это, — он подал Турецкому коробочку с леденцами. — Возьми конфетку, она долгоиграющая, под нее хорошо думается. А тебе это полезно.
— Собственно, Костя, я с тобой согласен, что мы не можем решать за Грязнова, но, думаю, он тебе не откажет. Да, в общем, это дело он знает неплохо. Что может там оказаться весьма немаловажным фактором. А сыщик он — ты и сам знаешь — от Бога. Значит, ему и карты в руки.
— Договорились, я поговорю с Грязновым, после чего он сам примет решение, — подвел итог Меркулов.
— Хорошо, Костя, спасибо за помощь. А теперь, на прощание, одно сомнение. Заметил я, когда занялся делом банка «Ресурс», что все у меня обрывается. Только приглашу человека на допрос, как его убирают — отравят или застрелят. Словно происходит постоянная утечка информации…
— Я готов разделить твое беспокойство, но подозревать наших сотрудников нет оснований. Возможно, это преступники торопятся делить добычу и потому убирают лишних людей. Паутина, которую ты задел, слишком широко раскинута, и опутаны ею сотни, если не тысячи, людей. Вот суешься ты по разным направления, паутина и рвется.
20
Узнав о возможной командировке в Ставрополь, Грязнов даже обрадовался. В свое время ему частенько приходилось бывать и в Грозном, и в Краснодаре, да и по Ставрополью колесил. Хотелось заново взглянуть на знакомые места. Тем более что война закончилась, люди стараются, но все никак не обретут мир в доме. Да и, честно говоря, засиделся он в кресле начальника МУРа, хотелось свежего воздуха и новых впечатлений. Вот и придумал он, с Костиной подачи, себе командировку, а верхнее начальство не возражало, отпустило на недельку.
Он понимал суть своей вполне конкретной задачи: побольше обаяния и душевной широты, что должно помочь узнать как можно больше о хищении пластита со ставропольского военного склада. Вот и военная прокуратура, как указывалось в командировочном удостоверении, активно рассчитывала на его помощь в расследовании совсем уж повисшего дела о хищении и убийстве охраны.
Вячеслав терпеть не мог самолет, поэтому, приняв вместе с провожавшим его Турецким ударную дозу коньяка, безмятежно проспал весь дальнейший путь до Ставрополя. А там, в аэропорту, его встретила машина. Майор Овражников, начальник следственного отдела, старался понравиться высокому московскому гостю, был улыбчив и обходителен, охотно отвечал на любые вопросы.
— Как у вас с криминальной обстановкой, Виктор Онисимович?
— Всего хватает. Начиная с дедовщины, соответственно дезертирства и до расстрела сумасшедшими своих же сослуживцев. Тут вам и наркота, и самоубийства, и вообще черт знает что! Я думаю, что в Москве об этом прекрасно осведомлены. Сами понимаете, последствия чеченской войны.
— В столице своих проблем по горло, но дело в том, что часто преступления завязываются в провинции, а разрешается все уже в центре. Поэтому я к вам и приехал.
— Я уже осведомлен о цели вашего приезда. Можете не сомневаться, окажем посильное содействие. У нас хоть и разные ведомства, однако главные цели — общие. И от вас скрывать нам нечего, — радушно убеждал Грязнова Овражников, но все же гость чувствовал, что к нему относятся с некоторым недоверием.
Это можно было понять: кто из провинциальных следователей или оперативников не мечтает отличиться на крутых делах в провинции, а потом вынырнуть где-нибудь в Москве или Питере и при хорошей должности? Однако редко кому такой вираж удается, большинство застревают на периферии, тихо изживают свою серую жизнь и уходят в мир иной незаметными и никому не известными людьми с сожалением, что не так жили, не тем занимались.
— Я познакомлю вас с моими подчиненными, определим вам помощника в делах.
Грязнов улыбался, согласно кивал, чувствуя, что эти слова Овражников говорил прежде всего самому себе, словно уговаривал себя, склоняя к сотрудничеству с начальником Московского уголовного розыска, — вдруг это каким-нибудь благотворным образом отразится и на его, майора, судьбе, принесет неожиданный выигрыш — вроде лотереи.
Московский гость глазел по сторонам, любовался гористой местностью, наблюдал за полетом орла, планировавшего над долиной, и неожиданно для себя изрек афоризм:
— Смотрите, Виктор Онисимович, а ведь орлы никогда не сбиваются в стаи. Как и надлежит царям, живут одиноко и гордо.
— В обществе такой феномен невозможен. Президент окружает себя командой, прочие претенденты сколачивают партии, преступники сбиваются в стаи. Стадность в человеческом обществе преобладает над тягой к одиночеству. Одного легко оклеветать, растоптать, уничтожить.
— Согласен с вами, однако есть вещи, которые делают только в одиночку. Творцы — великие писатели, художники, музыканты, скульпторы обречены на одиночество. Конечно, некоторые достигают шумной славы, благодаря скандалам, идиотским выходкам, но думается мне, что такая известность умирает вместе с ее обладателем.
— Мы люди маленькие и здесь, в провинции, над такими вещами не задумываемся.
Они подъехали к трехэтажному зданию военной прокуратуры Ставропольского гарнизона. Майор Овражников пригласил московского гостя подняться в свой кабинет, приказал секретарше угостить Грязнова кофе или чаем, что тот пожелает. Прежде чем заняться делом, следовало передохнуть и настроиться на рабочий лад.
Смуглая темноглазая Людмила принесла чашки дымящегося кофе начальнику и гостю, поставила на стол тарелки с печеньем и бутербродами. Очевидно, Овражников готовился к встрече. Самое время было начать разговор — деловой, но непринужденный и дружеский.
— Мне звонили из Москвы зам генерального Константин Дмитриевич Меркулов и наш главный военный прокурор, предупредили о вашем приезде, правда, о цели поездки было сказано вскользь, сообщили, что вы изложите все на месте, — с улыбкой произнес Овражников.
— Несколько дней назад в Москве была взорвана машина директора очень крупного банка. Для взрывающего устройства использовался пластит, который навешивали на танки во время военной кампании в Чечне. Эта взрывчатка применяется только в армии, — сказал Грязнов и с наслаждением сделал глоток ароматного бодрящего напитка.
— Понимаю. Это связано с недавним ограблением военного склада?
— Да. Со склада, находящегося здесь, возможно, и был похищен пластит. Мы отрабатываем такую версию. Хотя, конечно, не исключено, что именно этот поиск может оказаться ошибочным.
— В нашем деле иногда ворсинка под ногтем поворачивает следствие в другую сторону, а тут пластит со склада! Хотя здесь, на горячем во всех отношениях юге, случаются самые неожиданные и непредсказуемые вещи. У нас, вы только посмотрите, все стремятся обладать оружием: осетины, ингуши, дагестанцы, чеченцы. Даже казаки и те требуют оружия! Это просто становится болезнью! Людям кажется, если они вооружены, то уже способны защититься. По-моему, мнение ошибочное, так как из двух вооруженных людей побеждает тот, кто быстрее и более метко стреляет. То есть коль будет оружие, непременно начнется и стрельба.
— Вы тут весело живете, — заключил Грязнов, — но мне так или иначе надо узнать, кто конкретно похитил пластит и куда его девали. У вас хоть что-нибудь прояснилось в этом отношении? Или расследование зависло?
— К сожалению, больше последнее. Сейчас я вызову следователя, занимающегося этим делом, и он вам все объяснит.
— Хорошо, — согласился Вячеслав.
— Вы присмотритесь к нему, пожалуйста, можете во всем положиться на него.
Овражников позвонил по телефону, и через несколько минут в кабинет вошел капитан. Был он среднего роста, с черными как смоль волосами, с высокими лобными залысинами и крупным, истинно кавказским носом.