Контрразведчик Корчевский Юрий

В комнату вошла мама.

– Павел, ты совсем сына заговорил. У него жена есть, тоже соскучилась. Завтра наговоритесь. Сын, ты же завтра не уедешь?

– Послезавтра вечерним поездом.

– Ну вот, видишь. Идем, Павел.

Только родители вышли, вошла Сашенька. Она любила, когда Матвей называл ее так. Александра – уж очень официально, а Шура – как-то по-деревенски, говорила она. Матвей по жене соскучился. Уже полгода они женаты, а Сашенька до сих пор не беременна. Это беспокоило. А с другой стороны – встречи редки. С началом войны Матвей бывал на даче не каждый выходной. Полагал – рано или поздно война закончится, тогда Сашенька вернется в Петроград, заживут они счастливой жизнью. На лето детей будут отвозить к родителям на дачу. Родителям внуки будут в радость, а детям на даче раздолье – море, лес, чистый воздух, продукты свежайшие. Но война шла с переменным успехом, затягивалась, и конца ей не было видно. Да еще слова отца из головы не шли. При женщинах он прогнозы свои не высказывал, зачем их расстраивать, пугать? Плохих новостей и так с избытком.

А как обнял жену, поцеловал, ощутил запах ее волос, тела – все мысли покинули голову. Любимая и желанная женщина стоила того, чтобы на какое-то время забыть обо всем на свете, хотя бы на одну ночь.

Утром Матвей спал почти до полудня и проснулся от запаха чего-то вкусного. Домашние вели себя тихо, давая Матвею возможность отдохнуть. Он умылся, надел пижаму, спустился на первый этаж. Мама и жена уже пирожков напекли с луком, рисом и яйцом, какие любил Матвей. На столе уже исходил паром самовар.

– Ну, наконец-то, – улыбнулся отец. – Я думал – пирожки остынут, хотел будить.

Эх, до чего же спокойно и уютно дома! Война, агитаторы, шпионы – так далеко, где-то в другой жизни, и возвращаться туда очень не хочется.

Чай с пирожками пили не спеша. Фактически не завтрак получился, а обед, судя по времени на настенных часах. После еды Матвей с Сашенькой прогуляться вышли на берег. Солнце светит, на море полный штиль, искупаться захотелось. А попробовал рукой воду – холодная. Это не Черное море, не Крым.

В общем, получилось почти двое суток безмятежного отдыха, без войны, без тревог. Светлая отдушина, жаль только – очень короткая.

Вечером на поезд, который пришел с запозданием, чего прежде не бывало. А с утра на службу. Выслушал доклады офицеров своей группы, почитал отчеты информаторов. С началом войны их число убавилось, многих забрали в действующую армию. Особо интересного в информации не было.

Через несколько дней Матвея вызвали к начальнику Охранного отделения полковнику Глобачеву. Матвей вошел, доложился.

– Садитесь, ротмистр. Что же вы, Матвей Павлович, о своих действиях в командировке умалчиваете? Рапорт в Отдельный корпус жандармов пришел. Писано командиром полка. Помогал отбить германскую атаку, умело ведя огонь из пулемета.

Полковник последние слова уже зачитывал из рапорта.

– Потом лично возглавил контратаку батальона, выбил германцев из первой линии траншей, удержал до подхода резервов. Было?

– Так точно. Я выполнял свой долг.

– Похвально.

Полковник походил по кабинету в раздумьях.

– Хорошо, вопрос прояснили. Вдруг ошибка? Не смею задерживать.

Матвей у дверей развернулся, кивнул, щелкнул каблуками. Своего рода офицерский шик. А через месяц полковник вызвал снова.

– Поздравляю вас, Матвей Павлович, с заслуженной наградой. Государь подписал Указ о награждении отличившихся в боях офицеров. И вы по заслугам попали в их число. В пятницу быть на службе в парадной форме.

– Есть!

Приятно, если твою добросовестную службу отмечают. Не всегда так бывает. Чаще за упущения ругают, а отличную работу считают чем-то само собой разумеющимся.

В назначенный день Матвей на службу явился при полном параде, при шашке. В повседневной жизни офицеры Охранного отделения шашку не носили. Она нужна кавалеристам в конном бою, а пешему только мешает. Матвей даже не помнил, когда кто-то из офицеров ее применял за последние годы. Револьвер куда как сподручнее, надежнее, любого убегающего остановит быстрее шашки.

На пролетке подъехали к Орденскому капитулу, куда прибыл и шеф Отдельного корпуса жандармов. Кроме трех жандармских офицеров награждали два десятка армейских офицеров и десяток флотских. Матвей получил орден Святого Владимира третьей степени. По случаю военных действий отметили скромно, по бокалу шампанского.

Ордена было принято носить при парадной форме. Следующим днем Матвей пришел на службу в повседневном голубом мундире, но сослуживцы о награде уже знали, поздравляли, намекали: обмыть бы надо. Пришлось заказывать столик в ресторане.

А еще через неделю после награждения Матвей увидел на столе у полковника Глобачева свое личное дело. Интересно было бы в него заглянуть. Туда подшивались ежегодные характеристики, сведения о наградах, как и выговорах, продвижении по службе. Личное дело на столе у начальства свидетельствовало о грядущих переменах по службе. Наказывать вроде бы не за что, об упущениях в службе Матвей не припоминал.

Обычно все специальные службы имели привычку все бумаги на столе – следственные дела, уголовные, личные на сотрудников – переворачивать лицевой стороной вниз, чтобы никто из посетителей не мог увидеть, к кому проявляется интерес. Причем так действовали не только царская полиция или жандармерия, но и ЧК, НКВД при большевиках, КГБ и ФСБ в позднее время.

Гадать – зачем его личное дело на столе у полковника, не стал. Надо будет – Глобачев сам сообщит. Он и сообщил следующим днем о повышении Матвея в должности, он отныне начальник отдела. Подчиненных прибавилось, как и ответственности, небольшая ступенька вверх по карьерной лестнице. Жаль только, что денежное довольствие не повышалось, оно привязано к званию офицера, что в армии, что в гвардии, что в жандармерии. Кабинет Матвей менять не стал, к прежнему привык. Да и на короткие совещания все офицеры вмещались. До повышения в его подчинении три офицера было, сейчас семь.

Отдел занимался борьбой со шпионажем. И конкретные задачи, направление действия, получил впервые. Фактически до 1915 года все подразделения Охранного отделения были направлены на борьбу с внутренними врагами – террористами, боевиками различных партий, как и партиями, действия которых были направлены на дестабилизацию положения, на свержение царского режима, изменение строя, но изменилась ситуация. Многие партии с началом войны проявили патриотизм, на время отказались от политической борьбы, осознавая, что нависла над страной внешняя угроза. И народ попросту отвернется от партий, косвенно помогающих немцам, действующим против установленного порядка. Да еще часть прежде активных членов партий попала на фронт, ослабив позиции партий в тылу. На первое место выдвинулись другие опасности. Шпионаж со стороны немцев и австрийцев, экономический саботаж промышленников с целью задрать цены на военную продукцию. Всегда находились люди, как по поговорке. «Кому война, а кому мать родна!». Ничего личного, только прибыль.

Были и диверсии, явные и скрытые, они тоже забота Охранного отделения.

То есть с началом войны поменялось направление деятельности и методы работы. Подстраивались под изменившиеся условия, жизнь заставляла. Жандармы проходили по военному министерству, финансировались из бюджета армии. Потому вновь создаваемое городское контрразведывательное отделение, созданное в 1910 году, возглавил полковник Отдельного корпуса жандармов Василий Ерандаков. Отделение было малочисленным, десяток человек, но занималось только контрразведкой в армии.

Жителями города гражданскими, как и иностранцами, должен был заниматься Матвей и его подразделение.

Как назло, Сенат девятого февраля 1915 года принял решение, по которому подданным Германии, Австро-Венгрии было отказано в судебной защите. Немного раньше, одиннадцатого января Указом обязали закрыться предприятия, владельцами которых были немцы или австрийцы. До первого июля 1915 года закрыли 3050 фирм, более тысячи перешло к другим владельцам. Еще 479 были принудительно закрыты государством.

С началом войны в России запретили говорить и писать на немецком языке, за неисполнение следовал штраф до трех тысяч рублей или три месяца тюремного заключения. Также запрещалось исполнение музыкальных произведений немецких композиторов. Все населенные пункты, имевшие немецкие названия, должны быть переименованы. В пылу антигерманских деяний даже сменили название столицы. Изначально Петр I именовал город на голландский манер – Питербурх.

Все антигерманские меры привели к росту ненависти ко всему немецкому. Еще при Петре и Екатерине на службу в Россию переехали многие немцы. Кто-то служил в армии, дослужился до генеральских чинов, причем служили честно, отважно, не изменяли присяге, данной государю. Довольно много немцев занялись сельским хозяйством, образовав колонии на Поволжье. А еще были промышленники, торговцы. Колонистам досталось больше всех. Законом от 13 декабря 1915 года введена была конфискация 6,2 млн десятин пахотной земли.

Наиболее выраженные выступления против обрусевших немцев произошли в Москве. С 27 мая, за три дня, произошли массовые погромы. Было зверски убито пять немцев, раненых было сотни, их не считали. Разгромили 732 магазина, склада, дома. Причем содержимое разграблено, а 60 объектов сожжено. Убытков на 50 млн рублей.

Губернатор был вынужден ввести в город воинские части, задействовать конный дивизион жандармов. К концу мая череда погромов стихла, зачинщиков, ежели находились такие, арестовали.

Все это российских немцев испугало. Кто-то стал покидать страну, перебираясь через Петроград в Финляндию, затем Швецию и в Германию. Нашлись такие, которые остались, затаили злобу, начали сотрудничать с германской агентурой.

В Петрограде с началом войны насчитывалось 2 073 800 жителей, из них русских 82 %, белорусов 3,7 %, поляков 3,4 %, немцев 2,5 %. Причем 11 % жителей имели двойное гражданство России и Германии.

В Петрограде, по примеру Москвы, псевдопатриотические силы тоже попытались устроить погромы немцев. Однако полиция и жандармерия жестко пресекли. Во время войны устраивать погромы, волнения – чревато. Полиция задержала несколько наиболее активных погромщиков, после допросов выявили подстрекателей, завели следственные дела и передали в суд.

На волне антигерманской истерии граждане стали строчить доносы на соседей, подозревая их в шпионаже на Германию или вредительстве. Времени и сил Охранного отделения на проверку доносов уходило много, а в результате – пшик. Работа есть, а итоги нулевые. Весь отдел перелопатил груду руды, а ни грамма ценного материала. Обидно впустую трудиться. И плюнуть на доносы нельзя. Иной раз они давали информацию.

Несколько доносов решил проверить сам, его сотрудники были перегружены реальными делами. Выбрал адреса, чтобы поближе друг к другу, дабы времени меньше тратить на переходы. В столичном Охранном отделении одна легковая автомашина на приколе из-за отсутствия бензина, его почти весь отправляли на фронт. Еще была служебная пролетка, но ее оставляли для экстренных вызовов – взрыва или пожара на оборонном предприятии, теракта в отношении чиновника или полицейского, офицера армии или гвардии. Правда, с началом войны они почти прекратились, так как все партии сочли их антипатриотичными. Потому приходилось пешком, либо на трамвае, которые ходили с перебоями. Электроэнергия была нужна в первую очередь заводам.

Первый адрес на Моховой. Не центр, но рядом, до Фонтанки рукой подать. Нашел дом, поднялся на этаж, постучал в дверь, которую открыл преклонного возраста мужчина. Одет в потертый сюртук коллежского регистратора, видимо для солидности. Матвей вытащил из папки лист бумаги с доносом.

– Вы писали?

– Я, не отрицаю.

– Так в чем ваши подозрения в отношении гражданина Савичева выражаются?

– Сосед он по дому и на чердаке голубятню устроил. Давно, года за два до войны.

Матвей молчал, ждал продолжения. И хозяин молчал.

– Так в чем крамола?

– Как? Вам невдомек? Он же германцам голубиной почтой шпионские донесения доставляет.

– До немецких позиций далеко, голуби не доберутся. А где сосед работает или служит?

– На пенсионе, как и я.

Тьфу ты! Если бы трудился на оборонном заводе или чиновником в серьезном ведомстве, мог иметь доступ к информации, интересной противнику. Скорее всего – старые разногласия с соседом, неприязнь.

– Мы проверим, – поднялся Матвей. – Впредь прошу писать, имея более серьезные основания.

Второй адрес недалеко, в Саперном переулке. Донос написал сосед на соседа. Доносчик работал в магазине приказчиком. И магазин в соседнем доме. Дома доносчика не оказалось, но жена подсказала, где его можно найти. Матвей в жандармской форме был. При беседах с информаторами или на допросах форма оказывает определенное психологическое воздействие.

Матвей в магазин вошел. Ни одного покупателя, только сам приказчик за прилавком. Магазин мужской одежды, во время войны товар не самый востребованный. Матвей поздоровался, попросил:

– Мне бы гражданина Федосова.

– Я Федосов и есть.

– Мы можем поговорить приватно?

– Я в магазине один.

– Вы давали информацию на соседа?

– Писал, не скрою. Шпион германский, арестовать его надо и к стенке.

– В чем вы его подозреваете конкретно?

– Он же немец! Готлиб его фамилия.

– И что?

– На чугунке служит в начальственных чинах.

С началом войны немцы перекрыли Финский залив минными заграждениями, а Балтику блокировал кайзеровский флот. Уже с осени 1914 года вся тяжесть снабжения громадного города легла на железную дорогу. И то, что сосед немец и служит на чугунке, ни о чем не говорит. Однако Матвей записал все данные на соседа – фамилию, имя и отчество, в каком депо или на каком направлении железной дороги служит? Оказалось – на Царскосельском, в паровозном депо. И должность незначительная – нарядчик, по уровню немногим выше бригадира ремонтников. По определению не мог знать секретов. Не поленился, сходил в полицейский участок. Никаких проступков, поведение образцовое, примерный муж и семьянин. И этот донос отправил в архив. Если человека подозревать только из-за фамилии, то в столице полсотни тысяч изменников наберется. О таком массовом предательстве помыслить невозможно.

На третьем адресе оказался человек психически ненормальный. Весна, время обострения. Начал о видениях, о вибрациях земли и дальше чушь полная. Уже через пять минут словесного извержения Матвей понял – нужен психиатр, а донос на заговор всех царских чиновников можно отправить в архив. Служебное время потрачено впустую. Почти три часа бредовой говорильни. А ведь это время можно было провести с пользой. Утверждать, что немецких агентов в городе нет, нельзя. Их вычислить и задержать, обезвредить – его задача и его подчиненных.

Зато на следующий день дежурному звонок с железной дороги.

– Охранное отделение? Говорит начальник станции Ржевка. Мои сотрудники задержали вредителя.

– Чем же он вредил?

– Песок в буксы вагонов подсыпал.

– Ждите, подъедем.

Станция Ржевка это в районе Пороховых заводов, по Приморской железнодорожной ветке. Матвей в Ольгино на дачу по этой линии ездил. Ржевка – станция в основном промышленная. Сюда приходят и отправляются грузы с близлежащих заводов.

Прихватив фельдфебеля для конвоирования задержанного, на служебной пролетке выехали. Добирались долго, Ржевка на окраине города. Вокруг заборы заводов и фабрик, вид унылый, прохожих почти нет. Здание вокзала невелико, возле кабинета начальника станции несколько железнодорожных рабочих. Их всегда можно узнать по черной униформе, в петлицах скрещенные молоточки, штаны в области колен замаслены мазутом.

– Поймали ирода! – зашумели рабочие при виде жандармов.

Матвей с фельдфебелем вошли, поздоровались. На полу в углу кабинета сидел задержанный, рядом двое рабочих, явно охраняли. У задержанного лицо в синяках, левый глаз заплыл, губа припухла, на подбородке кровь, рубаха на груди порвана.

– Кто это его так? – спросил Матвей.

– А пусть не гадит! – откликнулся рабочий.

– Доложите подробно, – попросил Матвей. – Разрешите присесть?

– Да, пожалуйста. По приходе на станцию рабочие-вагонники осматривают ходовую часть, где надо, заливают мазут в буксы, иначе расплавятся подшипники, букса на ходу загорится, будет крушение.

– Это понятно.

– Рабочие увидели, как этот человек открывает крышки букс, хватает песок и землю с насыпи и бросает в буксы.

– Не было, напраслину возводите, – прошепелявил разбитым ртом задержанный.

– Тогда что вы делали у грузовых вагонов? – спросил Матвей.

– Мимо проходил.

Идти мимо невозможно, за станцией голое поле. Это Матвей сразу уяснил, как подъехали. Матвей заполнил сразу протокол допроса начальника станции.

– Кто из рабочих сам видел, как посторонний сыпал в буксы песок?

– Я и видел, – отозвался рабочий.

И его под запись допросил Матвей. Получалось – не случайность и не оговор.

– Мы забираем у вас Анисимова. Спасибо за проявленную бдительность.

Фельдфебель за локоть поднял задержанного.

– Ступай. Не вздумай бежать, застрелю!

Для убедительности фельдфебель похлопал рукой по кобуре с револьвером. Добрались до Охранного отделения. Матвей завел уголовное дело, подшил протоколы свидетелей, допросы арестованного. Тот все отрицал, как часто бывает. Кому охота брать на себя статью, где не срок, а смертный приговор. В войну за вредительство, саботаж положены меры суровые и судит трибунал, а не суд присяжных.

Арестованного после допроса отправил в следственную тюрьму, а дело – в трибунал. Для Матвея это дело было знаковым, первым о вредительстве. Вот этого он понять никогда не мог. Как русский человек вредит своей стране в тяжелый период военных действий. Причем не вражеский агент. Германцы не будут толкать на явную глупость. Одно дело добыть важные сведения военного и промышленного значения, и другое – так мелко пакостить. Кроме презрения и брезгливости Анисимов никаких чувств не вызывал. Простой рабочий с фабрики кожаных изделий, ремни поясные, подсумки делал. Не партийный функционер, деньги не получал от германцев. Необъяснимо! Совершил бы вредительство обрусевший немец, либо поляк, у ляхов спесивость в крови, про Лжедмитрия и Мнишек благоразумно забыли. Это было бы понятно. ХотяНемцы все время поляков гнобили, а ляхи раболепствовали.

Но перед начальством отчитался. Во все времена начальству дай результат.

Через несколько дней Матвея вызвал начальник Охранного отделения столицы полковник Глобачев.

– Матвей Павлович, поручаю вам съездить в Сестрорецк, на оружейный завод. По звонку майора Рдултовского в опытно-промышленном цеху пропали несколько новейших дистанционных трубок. Дело срочное.

– Слушаюсь, господин полковник!

Уже за полдень Матвей входил через проходную завода. Сам завод основал еще Петр I, как оружейный и инструментальный. Выпускали мушкеты и фузеи, затем и трехлинейные винтовки. Рядом был полигон, где испытывали новое оружие. Подчинялся завод ГАУ – Главному артиллерийскому управлению. На заводе и полигоне зачастую трудились конструкторы – Рощепей, Федоров, Токарев. Там же часто испытывал свои образцы Владимир Иосифович Рдултовский, личность легендарная. Закончив Михайловскую артиллерийскую академию, с 1909 года в чине капитана стал конструировать дистанционные трубки, взрыватели, артиллерийские снаряды и гранаты. Номенклатура артиллерийских снарядов в период русско-японской войны 1904–1905 года в полевой артиллерии была скудной. Не было фугасных или бронебойных снарядов, превалировал выпуск снарядов шрапнельных. При выстреле из пушки такой на определенном расстоянии срабатывал вышибной заряд, выбрасывая вперед стальные шарики. Эффективность поражения пехоты или кавалерии очень высокая. Но стоило живой силе укрыться в блиндаже, за забором деревянным, глиняным дувалом, толку от шрапнели не было. Японцы фугасные снаряды, называемые «шимозой», по имени создателя взрывчатки, применяли с успехом.

В России новые снаряды стали создавать с опозданием. В головной части таких снарядов ставились дистанционные трубки. Перед выстрелом специальным ключом поворачивалось кольцо на трубке, и снаряд после выстрела взрывался на определенном удалении. Рдултовский создал дистанционную трубку, которая могла срабатывать от 5 до 22 секунд. Снаряд трехдюймовой пушки за это время мог пролететь 5100 метров. Шло негласное соревнование конструкторов разных стран. Европейские страны перестали начинять снаряды мелинитом, при длительном хранении пикриновая кислота выпотевала и могла самопроизвольно взорваться при легком прикосновении. Только перед Первой мировой войной наша оборонная промышленность перешла на снаряжение снарядов расплавленным тротилом. Технология опасная. Тротил плавился при температуре 82,4 градуса, а взрывался на два градуса выше температуры плавления. Зато безопасно мог храниться десятилетиями. Для страны свойство важное, можно было создать большие стратегические запасы на складах.

Матвей, сам закончивший Михайловское артиллерийское училище, хорошо представлял и устройство, и технологию производства. При встрече с Рдултовским на заводе подробно объяснять предназначение деталей не пришлось. Конструктор был расстроен.

– В каждом ящике было упаковано по тридцать штук, каждая трубка в отдельной ячейке, как положено, обернута вощеной бумагой. Трубки уже были испытаны, приняты Главным артиллерийским управлением, образцы изделий и чертежи приготовлены для отправки на Самарский трубочный завод. Перед отправкой открыли ящик, а там двух трубок не хватает.

Про Рдултовского в армии ходили легенды. Умел и смел. При испытаниях бывали случаи, когда трубка в снаряде не срабатывала. Тогда Владимир Иосифович просил всех удалиться на безопасное расстояние, вывинчивал трубку из снаряда и разбирал, пытаясь определить причину дефекта. В любой момент мог произойти взрыв. И в то же время Рдултовский панически боялся начальства, до дрожи в коленях, потел, заикался.

– Пожалуйста, предоставьте мне список всех сотрудников, имевших доступ к месту хранения продукции. Фамилии, адреса. Еще комнату мне для работы.

– Уже приготовили.

– Отлично!

Рдултовский сам провел Матвея, положил список на стол. Всего пять человек имели доступ в кладовую. В цеху собирали дистанционные трубки два десятка рабочих, причем опытных, имевших большой стаж и нареканий не вызывавших. Да их Матвей и не подозревал. Каждый из них обрабатывал определенную деталь, после сборки они проверялись контролером, ставился штамп, и деталь шла на склад. Доступ в само хранилище был у кладовщика, мастера цеха, старшего мастера, технолога и самого Рдултовского. Конструктора из ряда подозреваемых лиц Матвей сразу исключил. Зачем ему воровать собственное изделие? Уж если хотел продать секрет дистанционной трубки, мог это сделать в чертежах, не поднимая шума. Да и украсть один образец он мог на стадии изготовления первых образцов.

Плохо, что неизвестно было, когда произошла кража. По документам – ящик с дистанционными трубками поступил в кладовую семь дней назад и завтра должен был отправляться со специальным курьером в Самару. Кража обнаружилась вчера вечером. То есть украсть могли в любой из шести дней. Учитывая близость Сестрорецка к финской границе, изделия уже могли быть в Финляндии, а то и переправлены в Швецию. Задача Матвея была не только найти вора, который мог быть подкупленным, но и агента германской разведки. А лучше – перехватить изделия, вернуть их на завод. Насколько знал Матвей, германские дистанционные трубки страдали врожденным дефектом, при попадании снаряда при выстреле во влажную землю – болото, грязь, не взрывались, в отличие от трубок Рдултовского. Поэтому конструкторы заводов Круппа хотели знать, в чем секрет?

Сейчас бы филеров из службы наружного наблюдения. Матвей в штатском, но подозреваемых четверо. Поселок небольшой, статус города Сестрорецк получит только в 1917 году. Многие жители друг друга в лицо знают, и начни Матвей следить, вор насторожится. Тем не менее телефонировал в Охранное отделение, попросил выслать в помощь хотя бы двух человек, опытных. Были такие в службе наружного наблюдения. Абсолютно неприметные, пройдет мимо и не вспомнишь, в чем был одет и лицо. Это особый дар – средний рост и среднее телосложение, серые глаза и никаких особых примет – шрамов, усов, лысины.

А пока начал допрашивать подозреваемых. Попросил каждого вспомнить последние пять дней буквально поминутно – где был, сколько времени, с кем встречался, по какой надобности был в кладовой, кто может подтвердить? Не всегда возможно установить точно, по работе мастер не один раз за день может заходить в кладовую. Проще всего украсть кладовщику. Он почти все время в кладовой, зачастую один. Возможность открыть ящик и вытащить трубки есть. Они невелики по размерам – с кулак, да и весом в половину фунта. Положи в карман – и особо выделяться не будут. А только очевидное – вовсе не вероятное. Кладовая – фактически склад, полсотни шагов в длину, двадцать в ширину, где в четыре ряда стоят металлические стеллажи. Кладовщик может находиться за столом, а мастер либо другой человек пройти в глубь кладовки, вытащить детали. Это дело нескольких секунд. Человек посторонний на завод не пройдет, на проходной бдительная охрана. Да и лишние люди – слесари, токари, кузнецы и прочий ремесленный люд в кладовую доступа не имеют.

Кладовщика допрашивал дольше всех. Не заходил ли кто-нибудь из приятелей? Чай попить в обеденное время, поболтать? Ах, Прокопий Семенов заглядывал? Кто таков? Зачем заходил? Сколько времени пробыл? За два часа допроса вымучил кладовщика, но круг заходивших в кладовую вырос до семи. Правда, кладовщик божился, что ни один дальше его стола в кладовую не проходил, все были на глазах, а сам он не отлучался, бросив дверь склада открытой.

– Не первый год работаю, порядок знаю! И никогда ничего не пропадало! – утверждал кладовщик.

Почему-то Матвей склонен был верить. Мужчина сорок лет на заводе работал и без нареканий.

Двух филеров прислали, оговорив, что через три дня они должны вернуться. Одного Матвей сразу приставил за мастером цеха, другого за старшим мастером. Самое скверное, что работа филерам короткая – только вечером. Утром рабочие спешат на завод, в рабочее время за ними следить нет смысла, и охрана не пустит, завод военный, оборонного значения.

Сам же Матвей тоже времени не терял, навестил полицейского урядника, побеседовал неспешно. Обо всех, имеющих возможность бывать в кладовой, побеседовал. И ничего компрометирующего не услышал. Урядник знал всех жителей поселка, ни в какую картотеку не заглядывал. Конечно, за десять лет службы на глазах урядника прошла значительная часть жизни обитателей. Матвей уже собирался уходить, как урядник обмолвился, что видел старшего мастера Сергеева четыре дня назад, в воскресенье, на железнодорожной станции.

– Встречал кого-нибудь?

– Говорил – в столицу ездил, к врачу. Зрение стало падать.

– Бывает.

Но насторожился Матвей. Ежели бы Сергеев посещал врача неделю назад, то это его дело. Но как раз в эти дни пропали эти чертовы дистанционные трубки. Отметил себе в памяти, решил спросить следующим днем.

Вечером филеры доложили о слежке. Объекты после работы вели себя спокойно. Мастер Игольников зашел в магазин, купил хлеба и отправился домой. Технолог Барыбин зашел в чайную, где официант налил ему из чайника в чашку водки.

– Почему водки? – сразу спросил Матвей.

– В чай заварку наливают, подают сахар либо карамельки. А еще пряники либо баранки. Объект выпил залпом и ушел. Я подошел к столу, чашку понюхал, водка!

С началом войны в империи объявлен «сухой закон». Ни водка, ни коньяк или вино не продавались. Нарушение несерьезное, к Охранному отделению никаким боком, ну зашел человек после трудового дня усталость снять, это же не измена родине.

Этого филера Матвей перенацелил на Сергеева. А сам с утра перехватил Сергеева у проходной и к себе, во временный кабинет. И сразу вопрос в лоб:

– Вы отлучались из Сестрорецка в последние десять дней?

– Не упомню, вроде нет.

– Вот лист бумаги и карандаш. Каждый день, начиная с двадцатого июня, запишите коротко – где были, с кем встречались.

– Прямо сейчас?

– Именно.

– Мне на службу надо.

– Много времени ваши воспоминания не займут.

Сергеев закатывал глаза, вздыхал, всячески изображая потуги мысли. Наконец протянул листок. Матвей пробежал взглядом. Все дни как под копирку. И в воскресенье – находился дома.

– Как же так? А полицейский урядник утверждает, что видел вас в воскресенье на станции выходящим из вагона поезда.

– Ох, запамятовал! В столицу ездил, глаза плохо видеть стали.

– Ай-яй-яй! Наверное, возраст сказывается. А к какому врачу?

– На Казанской улице, там еще Мучной мост через Екатерининский канал.

– А как фамилия доктора?

– Не помню. У него свой кабинет на втором этаже. Еврей.

– Ладно, не смею задерживать.

За Сергеевым филер проследит. А сейчас Матвей заторопился на станцию. По военному времени поезда из Сестрорецка шли в столицу четыре раза в день. Два пассажирских вагона и десяток грузовых, вывозили продукцию в столицу, винтовки были на фронте чрезвычайно востребованы. Если бы не завод, поезда и вовсе отменили бы.

С вокзала Матвей сразу на Казанскую улицу. От Невского проспекта, мимо Казанского собора, да пешком. На вывески на домах поглядывал. В том месте, где Казанская улица близко к Екатерининскому каналу подходит, где Мучной мост, в самом деле вывеску увидел.

«Лечение глазных болезней. Новейшее оборудование из Парижа. Офтальмолог Герберштейн».

По фамилии не ясно – немец ее носитель или еврей. Впрочем, для Матвея без разницы. Поднялся по лестнице, позвонил в дверь. Открыла средних лет медсестра, в халате и накрахмаленном чепчике.

– Вы на прием? Вы записаны?

– Нет.

– Тогда доктор вас не примет.

– Бьюсь об заклад, примет. Я из Охранного отделения.

– Самуил Яковлевич, я давно говорила, надо написать объявление, доктор – еврей. Как другие делают. К вам важный посетитель.

В приемную вышел доктор. На вислом носу пенсне, картавит. Семит. Из них хорошие врачи и юристы получаются.

– Добрый день, доктор. Я не по вашу душу. Меня интересует некий Сергеев. Утверждает, что лечится у вас.

– Фимочка, посмотри картотеку! Вы пока присядьте.

Пара минут и карточка нашлась. Доктор взял ее в руки.

– Сергеев Трофим Иванович. Сестрорецк, близорукость. Я назначал…

– Мне не нужен диагноз, доктор. Когда он был?

– Последнее посещение три месяца назад.

– Не может быть! Вы не могли пропустить?

– Разве вы налоговый инспектор, чтобы я лгал? Какой смысл?

– То есть пять дней назад, в воскресенье, он у вас не был?

– Таки не был! Я еще не выжил из ума, не смотрите на мои седые волосы.

– Большое спасибо, вы мне помогли.

Матвей вышел. Сергеев врет. В столице был, но у кого и зачем? Значит – есть что скрывать!

Глава 3

ЭКСПЕДИЦИОННЫЙ КОРПУС

Надо задерживать Сергеева, проводить дома обыск. Матвей посмотрел на часы. Поезд в Сестрорецк через сорок минут. Если поторопиться, можно успеть. Матвей перехватил извозчика, успел на вокзал за десять минут до отхода поезда. На Сестрорецк вагоны водил небольшой паровоз-танк, без тендера с углем. Баки для воды по обе стороны котла. Уголь за будкой машиниста в небольшом бункере. Очень своеобразного вида, позже такие работали только на маневровой работе.

Добрался до Сестрорецка и пешком на завод. У проходной его филер перехватил.

– Господин ротмистр! Сергеев исчез.

– Как исчез?

– С завода после окончания смены не вышел.

– Стоять здесь!

Матвей в цех прошел, Сергеева в самом деле нет. Поинтересовался у начальника цеха. Тот удивился.

– Рабочее время у него закончилось. Ушел, наверное, дома.

Адрес старшего мастера у Матвея записан в блокноте. Вместе с филером направился домой. Дверь на навесной замок заперта. Матвей к соседям постучал.

– Простите, Сергеева не видели?

– Недавно со смены пришел.

– А дверь заперта.

– Да, может, в магазин человек пошел?

– Спасибо.

Да ни в какой магазин он не пошел. Если бы вышел через проходную, его бы филер засек.

Или вышел через ворота для грузов, либо через заводские железнодорожные пути. На завод вела ветка, продукцию грузили в вагоны прямо на заводе и вывозили в сопровождении охраны, причем армейской, а не заводской. Сергеева знали, вполне могли пропустить, на заводе он работает давно, все сотрудники завода его знают в лицо, даже пропуск не спросят. Сейчас важно перехватить Сергеева. Он если решил сбежать, то в первую очередь задерживать его надо на подходе к Петрограду. Пассажирский поезд идет через станцию через час. Это время Сергеев может пересидеть у знакомых. Даже билет они могут ему в кассе купить, а Сергеев появится в последний момент. Но предатель может отправиться по шоссе, наняв извозчика. Матвей почти побежал к проходной и сразу к филеру.

– Быстрее на вокзал. Думается мне, Сергеев в Петроград поедет. Садись в поезд, тщательно осмотри все вагоны. Учти, фигурант хитер, может парик нацепить, одежду сменить.

– Раскусим, не впервой.

– Встречаемся в отделении.

А сам в заводоуправление, к главному инженеру. В его распоряжении был автомобиль «Рено», Матвей видел темно-красный кабриолет.

Коротко и четко доложил, что срочно нужен автомобиль.

– Только до Петрограда и сразу шофер может ехать назад. Крайне важно.

– Коли так, автомобиль и шофер в вашем распоряжении.

Матвей передал распоряжение шоферу, тот опустил очки-консервы на глаза и поехали. По случаю войны шоссе пустынное. Редкие экипажи, машины вообще единичные, да велосипедист один. Велосипед считался забавой, как и мотоцикл. Когда обогнали велосипедиста, Матвей обернулся и посмотрел на чудака. Лобовое стекло автомобиля низкое и встречный ветер выжимал из глаз слезы, шофер на зря надел очки. И у Матвея глаза слезятся, однако показалось, что лицо знакомое. Да не Сергеев ли?

– Остановись! – приказал Матвей.

Шофер затормозил, съехал на обочину, Матвей сидел в машине, ждал, пока велосипедист подъедет. Выходить не торопился, если велосипедист Сергеев, он сразу насторожится, а то и свернет с дороги на тропинку. Машина не проедет, бегом велосипед не догонишь. Когда велосипедист уже рядом был, Матвей открыл дверцу, выскочил на дорогу. Ба! Какая неожиданность! Сергеев сосредоточенно педали крутит. Матвей вскинул руку.

– Сергеев! Остановитесь, иначе буду стрелять!

Как же! Сергеев вильнул в сторону, объехал Матвея по другой стороне дороги, налег на педали. Шофер закричал:

– Господин офицер! В машину! Моментом догоним.

Матвей вскочил на подножку, шофер тронул «Рено». Сергеева догнали быстро, он крутил головой по сторонам, высматривая съезд, тропинку, поперечную дорогу.

– Сбей его! – приказал Матвей.

Аккуратно притер велосипедиста шофер, легонько ударил краем бампера, столкнул в кювет. Упал Сергеев, а Матвей спрыгнул с подножки.

– Что же это вы, Сергеев, убегать вздумали? Нам побеседовать надо.

– Не имею желания!

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Если вы взяли в руки эту книгу, то, возможно, переживаете кризис прямо сейчас. Может быть, это пробл...
Что печалишься Повелитель?Хочешь познать непознанное?Хочешь испытать – не испытанное?Понятное желани...
Общеизвестно, что всем временам года великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин предпочитал осе...
Роман-эпопея «Господа офицеры» («Были и небыли») состоит из двух книг: «Господа волонтеры» и «Господ...
Рассказы занимают особое место в творчестве Виктории Токаревой. Теплые, очень живые, написанные непо...
Жорж Санд (настоящее имя Аврора Дюпен, в замужестве баронесса Дюдеван) – легендарная французская пис...