Улан. Венедская держава Панфилов Василий
Вместо этого принц прилагал все силы, чтобы армия двигалась как можно быстрее, но в меру – так, чтобы она сохраняла боеспособность, а не превращалась в сборище инвалидов. Помимо этого он вёл активнейшую дипломатическую переписку в властителями-соседями, переписывался с агентурой, арендовал корабли для десантирования…
Организацией сопротивления занимался Алекс Николич, который оставался «на хозяйстве». Лужицкий серб был великолепным офицером – куда как лучше самого Владимира. Но… всё та же «сакральность» – властитель страны, особенно столь мелкой и «свежеиспечённой», в качестве полководца воспринимался солдатами заметно лучше, чем человек с происхождением едва ли не крестьянским. Только недавно, после адовой работы по формированию армии, где Николич был, наверное, главным действующим лицом, его начали воспринимать всерьёз. Для этого же Рюген и оставлял его в Померании в качестве командующего – чтоб привыкали. Ну не всё же время самому «впереди, на лихом коне»…
Под началом у Алекса было три полка пехоты – чуть больше полутора тысяч человек; около семисот выздоравливающих из разных полков; около пятисот юнкеров с драгунским «образованием» – и совершенно разрозненных, не «обкатанных» в качестве единого подразделения. Были ещё и милиционеры с ополченцами, причём численность последних была достаточно солидной. Вот только на большую половину надежды не было – многие бюргеры шли в милицию исключительно за привилегиями и могли повоевать разве что против контрабандистов – при солидном численном преимуществе со своей стороны… Но и то хлеб.
Война разворачивалась исключительно от обороны – объединённый[10] Мекленбург выставил армию чуть более двадцати тысяч человек – огромная цифра для небольшого государства. Собственно говоря – непосредственно армией было около восьми тысяч человек – то есть примерно столько же, сколько у самого Грифича. Было ещё около пяти тысяч наёмников, а кроме того – герцоги выставили охочих юнкеров, призвав последних приходить со слугами…
Звучит нелепо, но у многих помещиков были всевозможные егеря, гайдуки[11], приживалы… Многие из которых весьма уверенно владели оружием и были лично преданы своим хозяевам. В мелких конфликтах они нередко играли достаточно значительную роль, а в более серьёзных случаях их могли использовать для охраны обоза или лагеря, поставить в качестве пехоты – не в поле, разумеется, а за каким-то укреплением. Феодализм, да… Но Мекленбург и был этаким островком Средневековья.
Война началась грязно – с насилия над мирными жителями. Юнкера совершенно не скрывали своих намерений: грабёж, новые крепостные-рабы, которых они угоняли к себе в поместья… Всё та же средневековая философия. Не понадобилось даже пускать в ход пропаганду – наёмники и юнкера со слугами сами были лучшей пропагандой в пользу Рюгена. Буквально за три дня они напугали бюргеров и крестьян до усрачки и… Кто-то затаился, а кто-то взял ружьё, нацепил медные и бронзовые перстни с соревнований и подался в Сопротивление.
В общем, всё бы хорошо и было понятно, что армия вторжения заметно поредеет ещё до прихода законного хозяина с основным войском. Но не всё было так гладко. Прежде всего – мекленбуржцы так активно принялись грабить, насиловать, поджигать и разрушать, что удар по экономике был нанесён мощнейший. Во вторых – были серьёзные опасения, что если не выбить их в кратчайшие сроки, причём образцово-показательно, то Рюген лишится части своих владений и не факт, что меньшей…
Но пока… пока Рюген подтягивал армию и собирал флот, начать десантную операцию он смог только через неделю. Принц возносил хвалу всем богам, что хотя бы флот Мекленбурга «связан» Савватеем Вороном. Бывший… авантюрист воевал весьма лихо, совмещая методы «классической» морской войны с откровенно пиратскими и попросту не дал мекленбургскому флоту выйти на оперативный простор. Метод был выбран нетипичный, никаких решительных сражений: налёт, короткий обстрел с повреждением такелажа или попытка подвести брандер[12]. Судно повреждено и в течении нескольких дней или недель не сможет принимать участие в боях? Ну и достаточно – всё равно судьба Померании будет решаться на суше.
Наконец, всё было готово и переправа началась. Несколько сот кораблей и корабликов, среди которых было немало даже рыбацких шхун, отправились в плавание. Конец января на Балтике – время для такого путешествия далеко не идеальное и к моменту прибытия в Штральзунд большая часть солдат нуждалась в отдыхе. Сочетание сильного и крайне неприятного волнения на море в течении нескольких дней с постоянным холодом и сыростью, сделало своё дело… Мало того, войска прибывали не сразу, а в течении двух дней: некоторые суда оказались слишком тихоходными.
Штральзунд готовился к осаде и горожане были настроены крайне решительно…
– Они не сразу решили воевать, – сказала Наталья, положив голову мужу на грудь (соскучились, да), – вроде как соседи же и если бы армия вторжения вела себя нормально… А так – напугались. Некоторые городки сдавались, так наёмники с юнкерами вели себя хуже турок во время погрома христиан.
– А с чего такое странное поведение?
– Да наёмников не смогли удержать в узде, а за ними и юнкера. Последние, правда, пытались обставлять всё законно – дескать, они не признают введённые тобой законы и потому… Ну ты знаешь, как там у них – вплоть до права первой ночи, да ещё и с «компенсацией» за несколько лет – и плевать, что это вообще другое государство.
Войска недолго приходили в себя и через три дня, отойдя от морской болезни и вылечив простуду ударными дозами глинтвейна, войска Рюгена двинулись навстречу противнику. Догнать удалось только возле Грайфсвальда.
Оба войска были настроены решительно – Померанский рассчитывал на профессионализм своих вояк и более качественный офицерский состав, мекленбуржцы же имели колоссальное преимущество в кавалерии – те самые юнкера-охотники. Да и так, откровенно говоря, солдаты у противника были далеко не из худших – немцы есть немцы, а войны здесь велись практически постоянно. Другое дело – дисциплина, ведь объединив под одним командованием «нормальных» военных, наёмников и своевольных дворян, получилось как в басне – с раком, лебедем и щукой.
К сожалению, работать в привычном маневренном стиле было нельзя – для этого требовалось время, а армия вторжения меньше чем за две недели нанесла ущерба на сотни тысяч рублей. Сумма для маленького государства колоссальная – и ведь это пока только предварительные подсчёты… Так что как бы неприятно это не звучало, но Грифичу предстояло менять жизни солдат на экономику. Утешал он себя тем, что разрушенная экономика унесёт ещё больше жизней, правда – жизней гражданских, умерших от недоедания и сопутствующих болезней. Поэтому врага нужно было разгромить как можно быстрей.
Традиционное «паническое отступление» с последующей засадой вышло не слишком удачным – в подготовленную ловушку попались самые горячие юнкера – чуть менее тысячи человек. Но зато и никакой мороки с пленными – несколько картечных залпов из сорока орудий – и в живых осталось меньше сотни человек, из которых большая половина не дожила до утра, да и прогнозы у большинства оставшихся в живых были смутными. Ну как бы то ни было, численность кавалерии немного сравнялась, да и некоторые наёмные отряды[13] засомневались, если верить донесениям разведчиков.
План боя был простроен на «тараканах» противника. Несколько лет назад линия прямых наследников умерла от холеры и теперь там правил представитель боковой линии Карл Фридрих. Победитель был этаким «крысиным королём», активно уничтожавшим всех несогласных, среди которых были и его ближайшие родственники… Впрочем, нормальное дело для феодальных разборок.
Карл Фридрих должен был доказать своё право на престол, а точнее – на его удержание. Для этого он делал «сильные» поступки, придававшие значимость в глазах окружающим. Далеко не все они были умными, но… положение обязывало и затеянная война была одним из таких решений. Юнкера же, пусть он и даровал им ещё больше прав и свобод, смотрели на «выскочку» косо – очень уж «боковой» была линия нынешнего герцога Мекленбург-Шверина. Соответственно – он постарается «израсходовать» добровольческую кавалерию – так, чтобы она как можно больше проредилась, принеся ему победу ценой своей гибели. Да и сами помещики, отправившиеся пограбить ненавидимого (рабов освобождает, сволочь!) Рюгена, были изрядно распалены. Ненависть к принцу была не только из-за освобождения крестьян, покоя не давали богатства последнего. Полководческие же таланты Померанского подвергались сомнению – мекленбуржцы считали его полководцем посредственным, а военные победы… Ну так это турки да татары, мы таких плетьми бы!
Встретились на небольшой возвышенности неподалёку от Грайфсвальда. Противник выстроил в центре свою пехоту; с правого фланга наёмников, которых с тыла прикрывал неглубокий, но извилистый овраг, а с левого фланга расположилась кавалерия – как «настоящая», так и юнкера-охотники с разномастным вооружением и на разномастных конях. Артиллерия же расположилась достаточно равномерно и Владимир так и не понял – был ли в этом какой-то непонятный для него план или просто Шверинский герцог, самостоятельно командующий войсками, не слишком компетентен. Точно также были рассредоточены слуги – большая часть осталась прикрывать обоз, а меньшая, с нарезными ружьями, выступала в роли этаких егерей.
Далеко не все из мекленбургских дворян могли похвастаться достойным ростом или наличием подходящего коня, так что помещики были сведены в отдельные роты условных «драгун» и «улан». Роты – потому что на формирование полков нужно время и притирка, иначе от такого подразделения будут больше вреда, чем пользы.
– Сир, – подъехал к нему командующий кавалерией барон Фольгест, – мы ЭТО и без всяких хитростей разнесём, – ткнул он рукой в сторону помещичьего ополчения.
– Знаю, – пожал плечами Грифич, – но всё равно кто-то погибнет, а вы мне нужны.
Барон смутился неожиданно и поклонившись, отъехал. Через несколько минут над драгунскими полками послышался громогласный немецкий «Хох!» и русская «Слава!» в честь Померанского. «Виновник» снова пожал плечами – он не раз попадал в ситуации, когда обычное человеческое отношение воспринимается окружающими как нечто необыкновенное.
Хитрости в предстоящем бою были не самые значимые. Поскольку Померанский пришёл позже, то не успел нормально подготовить поле боя. Так, ночью поползали по полю и навтыкали «противоконных» колышков перед позициями пехоты. Ну ещё замаскировали батареи в гуще солдат, выставив взамен ложные.
Ложные батареи стояли напротив позиции наёмников, отчего те заметно нервничали. В принципе, такой подход был достаточно разумный: при некотором везении можно было исключить последних из боя, что уже хорошо. Но понятно, что Рюгену этого было недостаточно и «исключить» требовалось прежде всего кавалерию – даже поместная конница была опасна, всё-таки индивидуальная выучка у дворян высока и если те прорвут строй… А если они будут взаимодействовать вместе с мекленбургской пехотой, то шансы на это слишком высоки.
Так что настоящие пушки были замаскированы в пехотном каре, стоящем напротив конницы врага. Звучит просто, но сколько это потребовало трудов… Только безукоризненная выучка и точнейший расчет сделали это возможным. Ну да артиллерией командовал Михель Покора, профессионал высочайшего класса.
Кавалерия Померании стояла по центру, как раз между пехотой и пушками. И опять же – со стороны такое расположение выглядело пусть и не идеальным, но достаточно грамотным: при необходимости драгуны Рюгена могли придти на помощь как артиллеристам, так и пехотинцам, да и атаковать позиции конницы стоящая напротив пехота Мекленбурга не могла – это считалось самоубийством.
Вроде бы и незамысловато, но в сочетании с разведданными и идеальным исполнением, должно помочь… Ещё раз окинув взглядом поле боя, Вольгаст кивнул трубачу и над полем раздались сигналы. Тут же из ложной батареи по наёмникам начали палить несколько пушчонок, оставленные там для достоверности. Строй дрогнул и вражеские командиры забегали, восстанавливая спокойствие. Получалось плохо, но всего через десять минут наёмники перешли в наступление.
Шли неохотно, но почти тут же с места сорвалась кавалерия Мекленбурга. Впереди были кадровые полки, сзади шла поместная конница.
Видя такой расклад, наёмники тоже ускорили шаг: всё-таки одно дело идти на пушки, рядом с которыми стоят драгуны и совсем другое – когда эти самые драгуны будут сейчас заняты в рубке.
Надежды не оправдались – мекленбуржская конница наткнулась на колышки и и движение застопорилось. Вот что значит – не иметь толковой разведки…
Пехота Грифича открыла огонь – пока только те, у кого было нарезное оружие, всё-таки расстояние пока заметное. Две тысячи драгун и около тысячи конных ополченцев Померании пришли в движение и начали выстраиваться в колонны. Мекленбуржская конница так же стала перестраиваться в боевой порядок, теряя людей и лошадей под огнём.
Выстроив подчинённых и начав движение, барон Фольгест… развернул полки и бросил их на наёмников. Три тысячи конницы на пять тысяч пехотинцев, не готовых к отражению атаки…
Драгуны Мекленбурга попытались было придти на помощь, но тут померанская пехота расступилась и в дело наконец вступили пушки, собирая кровавый урожай. Картечь из четырёх десятков орудий сильно проредили вражеские ряды и выбили все мысли о помощи наёмникам. Кадровые военные и ополченцы перемешались и теперь одни норовили уйти из под обстрела, другие – выстроиться в полки и атаковать пушки, третьи – всё-таки помочь наёмникам.
Продолжалось это недолго, но каждая из пушек успела сделать по несколько выстрелов, да мешали те самые колышки под ногами и многочисленные трупы людей и лошадей. Выстраиваться в боевой порядок под огнём было проблематично, но в общем-то мекленбуржцы неплохо справлялись. Пусть юнкера-охотники здесь скорее мешали, но что-что, а храбрости у врагов было достаточно.
Только начало получаться подобие строя, как в него врезалась конница Померании, успевшая изрубить почти всех наёмников. Пушки прекратили стрельбу и началась страшная конная схватка, невероятно ожесточённая и кровавая. Турки бы давно уже бежали, но немцы стояли крепко.
После встречи с пушками Михеля их численность едва ли не ополовинилась и сравнялась с численностью драгун Рюгена. Но вот последние-то были кадровыми все без исключения и сражались сейчас рядом с проверенными боевыми товарищами, а не со случайными людьми… Солдаты же Мекленбурга не могли придти на помощь своей кавалерии, ибо эта самая кавалерия и была сейчас между ними и драгунами Рюгена.
Битва продолжалась всего-то чуть больше десяти минут и за это время вражеские юнкера «таяли»… Наконец, когда их осталось чуть больше полутора тысяч, они дрогнули и начали отступать. А куда? Сзади их подпирала собственная пехота, так что какая-то вражеской конницы всё же вклинилась в их ряды.
С этого момента началось бегство. Драгуны Мекленбурга смешали боевые порядки собственной пехоты и на их плечах туда ворвались руянцы. Сперва конница, а затем и пехота. Озверевшие вояки Грифича рубили врага без жалости: после их похода через половину маленькой страны многие поместья были разорены и помещики Померании, только недавно поправившие свои дела, были в ярости. Знаменитый «корпоративный дух» и многочисленные родственные связи дали в этот раз осечку – людей, только-только почувствовавших себя состоятельными, снова кинули в нищету. В результате были убиты даже мекленбургские герцоги.
Глава седьмая
Захватить мекленбургские герцогства проблем не составило – их войска были начисто разбиты, пехота в основном взята в плен, а кавалерия уничтожена практически начисто. Какое-то сопротивление оказали только несколько городов, да и то – символическое. Померанские дворяне рвались «восстанавливать справедливость» – то есть жечь, насиловать и убивать. Однако вняли увещеваниям Рюгена и вели себя образцово, хотя сдерживались с трудом.
Особых проблем дипломатического характера не возникло – Мекленбургские герцогства несколько лет назад вышли из состава Германской Империи. И пусть защита, обеспечивающаяся этим аморфным квази государством была скорее символической, но она всё же была. Так что решив получить несколько больше самостоятельности, а по мнению Грифича – просто сменить покровителя, Никлотинги крупно просчитались.
Австрия хоть и была младшим союзником у Англо-Франков, но скорее условным и вела свою игру. Пруссия… Фридрих дёрнулся было, понуждаемый кредиторами из Лондона и Парижа, но тут что Павел, что «голуби» дружно показали зубы. А учитывая плачевное финансовое положение страны и соответственно – сокращённую армию, воевать на два фронта против Румянцева и Рюгена правитель побоялся. Пусть «голуби» и были против войны, но раз разгром вражеского войска уже состоялся, так почему бы и не «погрозить пальчиком»?
Ганновер исходил слюной, захлёбываясь от лая – родовые владения английского короля[14], как ни крути. Но с войсками у герцогства было туго – интересы Англии давно уже были выше собственных и солдаты выгребались едва ли под метёлку – в колонии. Дипломатические же методы… Северный Альянс огрызнулся – им хватало проблем и от английского Ганновера, так что «прислонившиеся» к нему в последние годы мекленбуржские герцогства откровенно нервировали и устранение проблемы скорее приветствовалось. Да, потом наверняка начнутся «подковёрные» игры в попытке привязать герцогства к себе, но пока всех устраивало, что Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Стрелиц отрываются от Англии. «Бодаться» с могущественной державой Альянсу не хотелось, а вот так, чужими руками…
«Гавканья» было много и несколько раз дело едва не дошло до военных действий. Во всяком случае, пруссаки и Ганновер начали проводить «военные маневры» близ границ владений Померанского.
Проблемы нарастали, но к весне резко прекратились – умер Мустафа Третий и на престол взошёл Абдул-Хамид. Человек тихий, богобоязненный и… откровенно никчемный. С его приходом благие начинания Мустафы почти мгновенно сошли на нет и власть окончательно перешла к чиновникам, янычарам и имамам. Деньги, с великим трудом собранные на продолжение войны с «неверными», разворованы были моментально. Да что деньги – разворовать ухитрились даже арсеналы и Дивану[15] пришлось окончательно оформить мирный договор, что освободило русские войска от боевого дежурства на границах.
Моментально тон разговоров изменился и Грифич с облегчением выдохнул. Он уже настраивался на частичную разделку завоёванных земель или даже контрибуцию, но разговор пошёл о присоединении и завела его Мария-Терезия.
Завела не случайно – близился раздел Польши и австрийская императрица благодаря такому ходу надеялась получить от России более «вкусный» кусочек Речи Посполитой. От Рюгена – массу достаточно интересных договоров и просьбу о встрече.
Путешествие в Вену прошло по несколько непривычному сценарию – солидная свита, рота «Волков» в охране… Набралось больше двухсот человек и ведь что самое интересное – все нужны! Дипломатические протоколы восемнадцатого века были подчас достаточно чудными и архаичными. В некоторых случаях присутствие какого-нибудь «восьмого помощника младшего подметальщика» прямо предписывалось.
Обойтись без них было можно, но по здравому размышлению, Владимир отказался от упрощения. Это только на первый взгляд может показать выгодным решением, а потом – протокол «ломается» и без наличия этих самых «младших подметальщиков» становится проблематично нормально общаться. Впрочем, выход из положения давно был найден и разумеется – до него. Придворные нередко работали «по совместительству». Ну а придворными Грифича в большинстве своём были проверенные «Волки» или такие вот интересные люди, как барон Фольгест и Савватей. Так что свита у Померанского подобралась интересная: придворные мундиры, а рожи такие, что встречные путники ходили едва ли не цыпочках и вели себя невероятно вежливо – не дай бог, придворные решат обратить на них внимание…
Сильно постаревшая, но всё ещё подвижная и обаятельная Мария-Терезия оказала честь и поселила Рюгена со свитой прямо в Бельведере. Её сын Иосиф Второй, «работающий» императором Священной Римской Империи Германской Нации, восторга не изъявил – отношения с Владимиром у него были достаточно прохладные, но матери перечить не стал.
Первые несколько дней были посвящены развлечениям – театры, оперы, балет, разговоры ни о чём… Откровенно говоря – понравилась только опера, а актёрская игра или балет «зажравшемуся» попаданцу, привыкшему к куда более высокому классу профессионалов двадцать первого века… Не впечатлили.
Не впечатлили и разговоры – правительница упорно вела ничего не значащие беседы о детских болезнях, лошадях… Грифич спокойно беседовал – на него снизошло какое-то буддистское отношение к миру и попытки эрцгерцогини «расшатать» психику и заглянуть к нему в черепушку провалились.
– А вы выросли, герцог, – задумчиво произнесла Мария, давая понять, что пришло время серьёзного разговора.
Принц слегка замедлил шаг на парковой дорожке и чуть улыбнувшись сказал:
– На ты.
Правительница заливисто расхохоталась и погрозила пальцем:
– Помнишь наш старый разговор!
– А как же, – улыбнулся Рюген, – А насчёт вырос… А куда деваться? Сами знаете…
– На ты, – перебила его женщина. Коротко поклонившись, он продолжил:
– Сама знаешь мой характер – не будь всех этих событий, строил бы потихонечку своё государство и не лез бы к соседям. С тобой хорошие отношения, да с Павлом… Если б не эти англоманы… А так, приходится воевать и лезть в политику ради банального выживания Померании.
– Верю, – мягко сказала женщина, – вижу, какие ты законы вводил и как управлял – ты не авантюрист. И не спорь! На медведя выйти с голыми руками – глупо, пусть и говорят об этом в Европе до сих пор. Тем более, не одного! Но то твой риск, а как управленец ты рисковать не любишь.
Вместо ответа тот развёл слегка руками. Оба играли свою роль, но примерное направление разговора Вольгаст просчитал, ну а роль нужна была для посторонних наблюдателей.
– А если я попрошу влезть? – Мягко сказала женщина, – Пруссия и раньше причиняла нам проблемы, так что после своего проигрыша в Семилетней войне, выплате контрибуций и выкупа, мы было успокоились, но как выяснилось – рано. Сильный Фридрих был нам опасен, но сейчас ситуация ничем не лучше. Кредиторы водят его как куклу на верёвочке, стараясь опутывать новыми долгами. И знаешь, такую Пруссию я боюсь ещё больше.
Мария-Терезия помолчала, затем продолжила тяжело:
– Англия и Франция и без того лезут к нам, а сейчас и вовсе… Время от времени их интересы совпадают с интересами Австрии и тогда мы становимся союзниками. Но они слишком сильны и слишком привыкли всех… нагибать.
Тут она не выдержала и грязно выругалась, что для верующей женщины было делом немыслимым.
– Видишь, если уж я…
Собралась…
– Судя по всему, они хотят сделать из Пруссии что-то вроде Ганновера. Не знаю, кто там будет главным и как они будут делить влияние на Фридриха, но сам понимаешь – допустить этого нельзя. Я не справлюсь – сам знаешь, что Австрия государство лоскутное и проблем у нас хватает. Допускать в Европу Россию… Прости уж, но это ещё более худший вариант и я сама поведу войска.
Владимир понимающе кивнул – он прекрасно знал, что европейские правители до одури боялись закрепления Российской Империи в Европе. Гегемония страны станет тогда абсолютной всего за пару десятилетий и все эти короли и курфюсты будут назначаться из Петербурга. Знал он и то, что такое положение дел Европа никогда не допустит и пойдёт ради этого на что угодно – начиная от военной агрессии, заканчивая переворотами и отравлениями. И ведь справится… Ну по крайней мере – в отравлениях.
– Нужен противовес и я выбрала тебя на эту роль.
– Прости, но против Пруссии я никак не потяну…
– Не лукавь, – поморщилась женщина, – я помогу оформить тебе Мекленбург. Ты знаешь ведь, что в тебе течёт кровь не только Грайфенов, но и Никлотингов?
– Да в ком из немецких правителей её нет, – философски ответил Грифич, – уже понимая, к чему она ведёт.
– Таких не найти, верно. Но вот только Мекленбург у тебя – раз, прямых наследников нет – два, а по женской линии ты всё равно входишь в число боковых наследников – три. Тебя можно сажать на престолы герцогств, причём вполне законно. Повозиться придётся, но ничего сверхъестественного не вижу, мои юристы уже подготовили документы. Но это так – сам понимаешь, что официально я здесь ни при чём.
– Понимаю, но всё равно не потяну – Пруссия всё равно намного сильней.
– А кто тебя просит останавливаться на достигнутом?
Вот тут Померанский чуть не сел на дорожку… ТАКОГО он даже не предполагал – австрийская правительница прямым тестом предлагает ему «откусить» кусок Пруссии, вернув часть владений былой Померании. Таким образом, гегемония Фридриха в германских землях заканчивалась, но и Грифич не становился на его место – и Австрия становилась главной.
Герцога откровенно потряхивало – захватив Мекленбург, превышающий его Померанию-Вольгаст в несколько раз, он уже становился одним из крупнейших правителей Германии. С учётом же исконных земель, вернуть которые предлагала Мария-Терезия, он и в самом деле смог бы потягаться и с Пруссией, причём в одиночку.
Ну а что? Девять тысяч проверенных в боях воинов отменной выучки, да милиция, да захваченные солдаты Мекленбурга, добрая половина которых выразила желание вступить в ряды его войска… И ведь он сможет содержать такую армию без ущерба для экономики! Помимо земель, у него теперь были такие важные порты как Росток и Висмар, приносящие хороший доход.
– Где расписаться кровью? – С лёгкой улыбкой спросил он австриячку, но глаза принца были серьёзны…
Несмотря на тщательно выстраиваемый образ правителя-рыцаря, в который поверила, кажется, даже мудрейшая Мария-Тереза, в голове навсегда засели мысли, что он ДОЛЖЕН сделать что-то, что предотвратит образование настоящей Германской Империи с Пруссией во главе, а не этого… аморфного объединения. Да пусть даже она появится – важно, чтобы часть земель по соседству оставались независимыми и неподконтрольными. И ещё важнее, чтобы земли эти были славянские.
Мало кто знал, что даже переселенческие программы писал лично он, тщательно выверяя каждую запятую. Государству, где из-за постоянных войн не хватало населения, нужны были люди и Владимир делал всё возможное, чтобы как можно больше переселенцев были славянами.
Объявить, что принимают только их? Рискованно – получается автоматическое противостояние с соседними германскими государствами. Приходилось работать «на косвенных» и как-то «само-собой» получалось, что ехали переселенцы не абы как, а к родственникам, знакомым и бывшим землякам. И как-то так оказывалось, что именно славяне готовы были принять знакомцев, именно они нуждались в помощниках и рабочих руках. Подобных хитростей было немало – и все придумывались до ничтожнейших мелочей, причём «адвокатом дьявола»[16] работала супруга.
Были и программы «ославянивания» остальной части населения. Благо, о «неполноценности» славян речи пока не было, да и вряд ли возникнет – всё-таки рядом могущественная Россия, где от крепостного права остались только ошмётки, а развитие промышленности и образования идёт полным ходом. Помогала в этом небольшая хитрость – Рюген, а точнее его агенты, упирали на вендов.
Поскольку территория некогда звалась «Вендской Державой» и сами венды считались лютыми бойцами, многие охотно велись, выискивая славянских – желательно местных предков. Другим упирали на честь принадлежать к вендам, поскольку правитель-то – Грифич. Они выискивали предков, старясь найти хоть какую-то родственную связь с правящей династией. Часто находили – бастардов и всевозможных боковых линий, давно сошедших с политической сцены, было предостаточно. Преимуществ это не давало, что не мешало задирать перед соседями нос и считать себя если не аристократией, то кем-то вроде «коренных москвичей».
Было ещё и в третьих, в двадцатых… Но главное – даже немцы и скандинавы, кичащиеся «чистой» кровью, непосредственно к вендам относились с куда большим уважением, чем к остальным славянам – они были как бы «своими». Столь специфическое отношение было во многом нелогичным, но если вспомнить, что те же Грифичи сиживали на престоле королевства Швеция… Придётся либо признать своих предков ничтожествами, либо искать у этих самых вендов признаки величия. Находили…
Нельзя сказать, что попаданец действовал исключительно во благо Руси и славян. Нет, ему хотелось не просто пресечь немецкую экспансию и сделать государство ещё одним центром славянского мир – пусть даже региональным. Были и другие мысли – оставить своим детям хорошее наследство, восстановить (или основать – неважно) династию.
Разговор о религии так и не состоялся. Австриячка всё-таки немного прижала католических иерархов и во владениях Померанского те стали вести себя более адекватно.
Глава восьмая
Оформление «наследства» тянулось и время от времени приходилось выезжать то в Вену, то куда-то ещё. Выступление в суде, организация плебисцита[17]…
К апрелю 1773 года вопрос с Мекленбургом был решён и он взошёл на престолы под одобрительный рёв толпы. Одобрение было тщательно подготовлено – агенты Рюгена рассказывали, как хорошо им живётся под его властью, да какие перспективы… Но главным козырём в борьбе за подданных стали законы.
Как-то неожиданно для него самого, Померания вошла в число стран с наиболее разумными и передовыми законами, что признала даже Англия, пусть и нехотя. Некоторые вещи, очевидные для попаданца, для жителей европейской провинции восемнадцатого века, оказывались немыслимым откровением. Всеобщее образование, какая-то социальная защищённость, добровольная (!) служба в армии с последующими льготами[18], причём на службе не лупили почём зря, нормально кормили и одевали! Были законы, защищающие производителей и фермеров, преподавателей… Этакий островок справедливости и закона, выгодно выделяющийся на фоне германского феодализма.
Отмена крепостного права и большинства феодальных привилегий, отмена таможенных пошлин между Померанией и Мекленбургом, снижение ряда налогов и частичная их отмена… И всё это – прямо сейчас, как только он станет законным правителем! Не только агенты, но и стоявшие на постое солдаты и офицеры рассказывали с гордостью о достижениях Померании и вот уже они воспринимаются жителями не как оккупанты, а как СВОИ, как освободители от гнёта, а Рюген – воплощение идеального государя.
Для жителей двадцать первого века такое прозвучало бы диковато, а для жителей восемнадцатого, которых освобождают от участи крепостного и наделяют хоть какими-то правами и социальной защитой… Слава Государю!
«Тянучка» с судами дала возможность Рюгену привести в порядок и другие дела…
– Милый, я всё понимаю, – с деланным ужасом проговорила Наталья, – но девять! Понимаю, что мужчина с твоим темпераментом, да ещё и отсутствующий месяцами, не сможет удержаться… Но девять бастардов!
– Беру пример с Августа Сильного[19], – шаркнул ножкой Владимир и супруги захихикали.
Отношение к изменам, особенно к мужским, в этом веке было снисходительным, так что на фоне подавляющего большинства вельмож и правителей Рюген был едва ли не образцом скромности. Во всяком случае, ему и в голову не приходило селить своих пассий в соседние покои во дворце и выводить их в свет, представляя как официальных любовниц. А тут… Да подумаешь, девять бастардов, которых он признал как таковых и даровал официальное дворянство с гербом и небольшие поместья. В конце-концов, род Грифичей не должен пресечься и если что-то случится с законными потомками, бастарды продолжат род – случай в европейской практике нередкий.
Ход с бастардами получил неожиданное продолжение – Юрген фон Бо, глава разведки и контрразведки, предложил не просто дать поместья, а дать их рядышком с городами, где не было резиденций герцога.
– Сир, навестить ты их сможешь и так, – чуточку флегматично сказал мужчина, садясь на предложенное кресло, – но твоя супруга не будет видеть их. И пусть она спокойно относится к… такой ситуации, но зачем её нервировать?
– Второй слой, – попросил принц.
– Города, рядом с которыми будут поместья твоих бастардов, не будут чувствовать себя обделёнными. Если уж в поселишь рядом своих детей, да будешь хоть изредка навещать их…
– Понял, – Вольгаст откинулся на спинку кресла и начал постукивать пальцами по подлокотнику. – Да, согласен с тобой, выгод от такого шага предостаточно и уж точно больше, чем недостатков. Решено.
Следующим шагом было учреждение собственных орденов – пора уже, всё-таки государство переросло «игрушечные» размеры. Долго Рюген не думал – имена святых, как принято было в эти времена, ему не слишком нравились. Нравились же названия «говорящие» – вроде «красного знамени» или «славы». После некоторого размышления, от «Славы» пришлось отказаться – нужна была хоть какая-то христианская зацепка, иначе выходило вовсе уж неприлично.
Остановился на «Железном кресте»[20]:
Железный Крест 2-го класса
Железный Крест 1-го класса
Большой Крест Железного Креста
Звезда Большого Железного Креста
Нарисовав десяток вариантов, он отдал их на суд «Волкам» и они уже вынесли своё решение. Орден получился красивым и простым – достаточно простой крест с расширяющимися концами, сделанный из оружейной стали и обрамлённый серебром. И надписи: кириллицей на вендском и готическими буквами на немецком – «Бог, который создал железо, не хотел рабов».
Благодаря освобождению крепостных в своих владениях, надпись получалась этаким девизом свободолюбия. Историю ордена попаданец немного знал, так что сделал его статус «классическим» – то есть низшей степенью можно награждать не только офицеров, но и рядовых – если они этого были достойны.
Помимо «Железного креста», учредил он и орден «Святой Натальи», подобрав соответствующую святую. Впрочем, принц нисколько не скрывал, что на святых ему плевать и орден учреждён только и исключительно в честь любимой супруги. Статус ордена был гражданским, тоже четырёх степеней. Плюс – была упомянута возможность награждения за благотворительность, что сразу вызвало бурный всплеск энтузиазма среди купечества.
Были и необычные награды – «Волки» и часть ветеранов получили стальные же перстни на большие пальцы правой руки – так называемые «Перстни лучника»[21], дающие простолюдинам дворянство. Правда, так уж сложилось, что привилегия эта была необходима чуть более двум десяткам из трёхсот с лишним награждённых – остальные к привилегированному классу принадлежали по праву рождения. Помимо дворянства, перстень автоматически делал человека гвардейцем Грифича, пусть в некоторых случаях скорее почётным. Но как можно было не наградить барона Фольгеста, Савватея Ворона или того же Тимоню?
«Тимоня, кстати, числился с недавних пор как в русской гвардии, так и в гвардии Померанского, да и поместья имел в обеих странах… Правда, подданство было российским, ну да неважно. Верный денщик стал чем-то неотъемлемым для Рюгена и воспринимался скорее как член семьи.»
Провёл и другие армейские реформы – ввёл нашивки со званиями и увеличил количество этих самых званий. Зачем? Так он прекрасно понимал психологию военных, которым требовалось какое-то подтверждение успешности. Вот и пришлось вводить такие звания, как «Под рядовой» (только-только принял присягу, но ничего толком не умеет), рядовой Второго класса, Первого, Старший рядовой… Та же самая история была с капральскими званиями, а сержантских ввёл аж восемь… А были ещё и нашивки за выслугу лет, за штыковые атаки, за… Много всего, в общем. Когда Владимир впервые поделился идеей со своей свитой, те пришли в восторг, а циничный Август Раковский выдал:
– Ты гений, Сир. Теперь каждый вояка из тех, что разумом попроще, будет чувствовать карьерный рост – ведь при должном старании какая-нибудь висюлька на грудь или повышение в звании будут идти постоянно. На моральном состоянии войск это должно хорошо сказаться.
Так оно и вышло – реформа прошла торжественно, пышно, а сразу после неё – награждения. Награждали торжественно – в присутствии большого скопления зевак, на площадях городов. Да-да, награждения проходили в разных городах, чтобы те почувствовали свою сопричастность. Перечисление заслуг и достоинств награждённых, какие-то привилегии, полагающиеся к награде… Что военные, что гражданские были в восторге – зрелища здесь любили.
Наиболее восторженный образ мыслей был у недавних врагов – пехоте и артиллерии бывших владетелей Мекленбурга. После победы они практически автоматически влились в войско победителя. Не все – многие были завербованы насильно и даже не являлись гражданами Мекленбурга. Желающих Рюген безоговорочно отпускал, но добрая половина пехотинцев решила продолжить службу. А что? Условия службы он предлагал весьма неплохие, да и льготы…
А вот с мекленбургским дворянством вышло не очень. Во время сражения кавалерию вырубили почти начисто и теперь Грифичу предстояло весьма неприятное дело – выселение вдов и сирот.
Звучит погано, но на деле ещё поганей – родственники погибших автоматически становились оппозицией. Пусть здесь привыкли терять близких и если бы потери составили привычные для Европы десять-двадцать процентов, то ещё ничего. Выжившие частично перешли на службу, частично засели бы в поместьях, но особых проблем не возникло бы. Да, появились бы маленькие, «местечковые» оппозиции, но дальше разговоров ничего не пошло – хотя бы потому, что помешали более благополучные соседи. Теперь же оппозицией становились ВСЕ дворянские семьи, потерявшие близких родственников. Близких – значит сыновей, отцов, племянников. На более дальние связи родственные чувства распространялись значительно более слабо…
И что делать с этими оппозиционерами? Делать вид, что ничего не было и дать им «созреть»? Всё равно кровью закончится… На службу допускать их теперь просто опасно – предадут. Не каждый, разумеется, но ведь их много – и «сироты» будут «подогревать» друг-друга… В результате дело кончится серией мятежей и попыток переворотов или же придётся создавать специальную спецслужбу только для «сирот». А ведь всего-то – разъярённые юнкера Померании отомстили юнкерам Мекленбурга, разорявшим их поместья… Неудачное стечение обстоятельств.
Вообще, с «Битвой за Мекленбург» было много… интересного. С одной стороны – безоговорочная победа над не самой слабой армией, да ещё с весьма умеренными потерями с его стороны. С другой… в Европе было не принято начисто уничтожать противника и после уничтожения доброй половины мекленбургского дворянства, включая вельмож, отношения к Грифичу было опасливым… Померанские же драгуны получили сомнительную славу редкостных отморозков. Правда, в профессионализме тоже никто не сомневался – в такой битве потерять меньше сотни убитых, это знаете ли…
Теперь, по расчетам самого Рюгена и его «генштаба», в предстоящих конфликтах противник будет биться либо очень опасливо, стремясь удрать при первой же оказии, либо стоять насмерть, опасаясь резни.
Ну и раз уж всё равно придётся идти на конфликт с частью мекленбургского дворянства и получить в итоге несколько сотен семей «кровников», то Грифич решил идти до конца…
– Суды, – коротко обозначил он идею Свите, – начать проверку документов на владения у семей погибших.
– Сир, но мало у кого они сохранились, – начал было Юрген, но тут же умолк и задумался.
– Ясно…, – протянул Август, – нет документов, можно будет начать суд. А там либо обвинение в мошенничестве – незаконно землю держали, либо просто выселение, а кто-то и дворянства может лишится.
– Верно. Я тут документы кое-какие посмотрел, так многие семьи держат не просто поместья, а феоды[22].
Юрген хохотнул:
– Вот тут они со своим Средневековьем и вляпались!
Так оно и вышло – добрая половина дворянских семей жила не в поместьях, а в феодах, да и у остальных были проблемы с документами. Нужно сказать, что администрация нового правителя не слишком зверствовала и не выселяла всех подряд. Прежде всего проводился осторожный агентурный опрос окружения потенциальных наследников: выяснялись родственные связи с погибшим и степень дружбы, отношение к новому герцогу…
К примеру – из поместья не выселялись престарелые родители, если им некуда было ехать. В таком случае они оставались доживать свой век в усадьбе, но числились уже управляющими. Усадьбу могли оставить в семье, если наследовал кто-то, кто был в неважных отношениях с погибшим – если этот «кто-то» успевал додуматься прибыть ко двору Рюгена с изъявлениями покорности. И кстати, «раскулачивание» проходило строго по закону. Никаких там «я так решил» не было. Вот помиловать – да…
В общем, выходило не так уж и страшно – гарантированному «раскулачиванию» подлежало процентов десять дворянских семей, ещё столько же – возможно. Ну и самое приятное – часть поместий/феодов осталась без наследников. Точнее говоря, наследники-то были, но либо сами принадлежали к числу неблагонадёжных, либо были вовсе уж дальними родичами. В таком случае, если это был именно феод, проблем вообще не возникало и усадьба отходила в казну. Какую-то часть принц «отложил» – для будущих бастардов, для награждений отличившихся или как часть личных владений. Ну а остальные…
Полтора десятка вояк, награждённых Железными Крестами, получили полноценные поместья, а полторы сотни отличившихся юнкеров – феоды – без феодальных привилегий, разумеется. Свою долю получили и многие пехотинцы из ветеранов – землю под небольшие, но полноценные фермы.
Раздача «слонов» была во многом мерой вынужденной: нравы восемнадцатого века были таковы, что «настоящей» наградой здесь считали в первую очередь землю и только затем – ордена, медали и прочие «блестяшки». Так что как протестовала «жаба» попаданца, а делиться захваченным всё-таки приходилось. Примитивная психология – людей надо «повязать» сначала кровью, а затем и некогда чужими материальными ценностями.
В начале июня «перетряска» новых владений всё ещё продолжалась и обещала затянуться минимум на пару лет. Спорные и сомнительные случаи Рюген старался «спускать на тормозах» и «раскулачиванию подвергались только явные противники, имеющие проблемы с документами на имение. Первоочередной задачей было не столько разорить, сколько напугать – и пусть потенциальные враги думают… Кто-то в итоге начал спешно и по дешёвке продавать поместья, буквально в четверть цены – покупали обычно люди Грифича. Другие принялись искать подходы к новому герцогу, стараясь выслужиться. Проще всего было с поместьями, где ближайшим наследником оказывалась девушка – следовало предложение сперва от представителей администрации, затем в гости начинали захаживать холостые дворяне из Померании и вот она уже выходит замуж… Все счастливы: девушка остаётся в родном доме и может не беспокоиться о своём будущем, мужчина получает жену и землю – ну или землю и жену…
«Увлекательнейшие» судебные иски были крайне неприятны – у Владимира временами начиналась изжога на нервной почве, гасить которую удавалось только с помощью экстрасенсорики. Как бы он не ставил себя циником… Однако и выхода особого не было – любой другой вариант в конечном итоге приводил к ещё большим проблемам. Был и другой неприятный момент – пришлось отрезать «репрессированным» путь в Россию.
Получить две-три сотни семей, откровенно враждебных Грифичу, да в дружественной державе… Опасно – через десяток лет многие из них вскарабкаются по карьерной лестнице и как это может аукнутся для Померании – Бог весть.
Глава девятая
Приглашение на коронацию Владимир воспринял как подарок небес: мало того, что можно с чистой совестью переложить неприятные дела на подчинённых, так ещё и соскучился по друзьям-приятелям. Соскучилась и Наталья – родня не могла её навещать, ведь у самих помимо службы государевой были дела с новым-старым поместьем. Дети тоже достаточно взрослые для поездки, так что в середине июня Грифичи были в Петербурге.
Павел встретил его восторженно, но уже не как Наставника, а как старшего друга – он сильно повзрослел и выглядел невероятно брутально.
– Какой ты стал, – восхитилась Наталья, – небось все девки твои.
Смущаться тот не стал, лишь усмехнулся слегка – да так, что герцогиня сама смутилась…
– Мда, – принял эстафету Владимир, – ты и правда… Даже не повзрослел, а… Величественный стал, что ли.
– Корона, – односложно ответил будущий император. Переспрашивать не стали – явление знакомое…
Выглядел он и в самом деле на редкость хорошо – среднего роста и телосложения, не слишком красивое лицо… Но движения, взгляд! Казалось, что рядом идёт леопард – красивый и невероятно опасный. Позже, поделившись этими мыслями с женой, герцог услышал хихиканье в ответ…
– «– Ты себя-то со стороны представить можешь? Или «Волков» вспомни – такие же хищники, рядом с которыми остальные невольно замедляют движения и стараются не повышать голос.
Рюген хмыкнул смущенно:
– Пожалуй… Наверное, это что-то вроде отцовских чувств, когда свой детёныш кажется самым лучшим и каждая мелочь, подчёркивающая его, ээ… качество, видна как под микроскопом».
Несколько дней отдыха в Померанском[23] дворце – и начались встречи с родичами и знакомцами. С русской службы герцог уволился ещё до вступления в военную кампанию против Мекленбурга, так что сейчас он приехал в страну не как русский фельдмаршал, а как иностранный правитель. Вроде бы мелочь, но дипломатический этикет совсем другой… К примеру – пришлось начать подыскивать дворец под посольство, всё-таки интересы Померании-Мекленбурга в России очень велики и посольский штат придётся держать солидный. Ну а как же – не только дипломатия, но и хозяйственно-торговые, военные отношения…
Рюген было задумал отдать под посольство часть Померанского дворца – дескать, всё равно большую часть времени не используется, можно было бы отвести один этаж… Хорошо, озвучивать не стал и предварительно как следует обдумал. По здравому размышлению, идея была негодящая хотя бы потому, что посольство требует возни с документами под грифом «Совершенно секретно», а родовой дворец – место, где будет постоянно толочься родня, бывшие сослуживцы, просители и знакомцы. Как-то оно не слишком сочетается с секретностью.
Так что ничего не поделаешь, придётся раскошелиться. Хотя с самой покупкой дела обстояли несколько проще – он просто попросил Павла мониторить ситуацию. Ученик похмыкал, но согласился – «административный ресурс» в его лице позволял сэкономить не только средства, но и время. И конечно же – заниматься дворцом будет не сам император, а тесть Владимира. Просто фраза «Император лично заинтересован» сильно облегчала задачу.
Несколько дней спустя жена и дети неторопливо двинулись в Москву, влившись в состав здоровенного обоза. Сам Грифич оставался пока в Петербурге – не было необходимости тащиться вместе с женщинами и детьми. Опытный кавалерист без труда преодолеет путь за несколько дней.
В столице дел хватало – Павел попросил «подчистить хвосты» в Департаменте. При отъезде некоторые дела пришлось буквально «рвать», очень уж неприятная ситуация складывалась тогда в Померании. Впрочем, это принц сделал бы и без напоминаний – Департамент был его любимым детищем в Российской Империи. Но тут особых проблем не возникло – дать ход некоторым документам, переставить каких-то сотрудников на другие места, ещё что-то…
Армейским же друзьям был интересен ход прошедшей кампании из первых уст, а не газетные сплетни.
– Сам понимаешь, брат – такую ерунду в большинстве печатают, что разобраться толком не можем.
Рысьеву он отказать не смог – родич как-никак, так что пришлось на вопросы отвечать. Компания собралась в его дворце и общение проходило непринуждённо, с умеренным употреблением алкоголя. Умеренным потому, что за несколько лет «дрессуры» гвардии, Владимир буквально вбил гвардейцам в подкорку – похмелье имеряка его не волнует, тренировка будет в штатном режиме. Плохо стало? Ну тогда режим усиленный… Как и многие спортсмены, он негативно относился у излишней увлечённости выпивкой и нужно сказать – результат был. Пить стали меньше – сперва в гвардии, а затем и в столице вообще. Не модно.
– Понимаю, хотите сперва услышать про «резню», – с лёгкой иронией сказал Рюген.
– Конечно, – не смутился Прохор, – а то тебя уже новым Тамерланом кличут – пирамиды из отрубленных голов на газетных картинках и всё такое…
Посмеялись.
– Да ничего особенного, если по правде. Сперва вражеская кавалерия под картечь подставилась и… Точно не скажу, но больше половины легло на месте, да часть раны получила. Колышки эти ещё… Ну а после мои прижали их и началась рубка. Тем бы дурням либо сдаваться, либо нормальную оборону организовать и уходить организованно…
– А что так, не смогли? – Задал вопрос один из пехотных офицеров.
– Не смогли. Очень уж много юнкеров исполчили, а вот подумать о взаимодействии не догадались. Вот они-то и путались под ногами.
Присутствующие с пониманием закивали – в обороне или там в партизанской войне, ополчение могло стать грозной силой, особенно если действовать небольшими отрядами да на знакомой местности. А вот так – в чужой стране, да вперемешку с профессиональными вояками в одном строю… Бред.
– Вот… Исполчённые помещики, значит, путались… А как в битве бывает, сами знаете – как рубеж перейдёшь, так звереешь невольно. Кровью там пахнет, да товарищи убитые рядом падают… В кавалерии-то ещё хлеще, там азарт куда сильней и обычно бой долго не длится – либо закончилось всё, либо бежать одна из сторон начинает. Ну а если бегут, то сперва рубка начинается, а опосля и отходишь потихонечку. Тут же они вроде как бежать пытаются, но при этом убежать не могут – и сдаваться не сдаются – организованно, по крайней мере.
Герцог замолк на минуту и отпил кваса, стоявшего в отдельном графине. Тишина стояла… Перебивать и задавать вопросы пока никто не пытался.
– То есть мои драгуны и так бы мало кого в живых оставили – очень уж ситуация получилась непривычная. А тут ещё так сложилось, что враги пограбить успели. Да не просто так, а… Знаете – в стиле гуннов из страшных сказок.
– То есть рассказы о сожжённых селянах не вымысел? – Осторожно спросил Рысьев, – дескать, мстили твои…
– Не вымысел, – подтвердил принц, – и там не только селяне были, но и дворяне. А уж изнасилованных… Ну и учтите, что мои юнкера только-только из нищеты вылезли, да достаток клинками заработали, а тут поместья у многих пожгли да разграбили, вот и озверели, чего уж там.
– А… Селян точно мекленбуржцы жгли?
– Не только и не столько они, там больше наёмники постарались. Просто… Вскрылось там немало историй… Нехороших, в общем.
Настаивать на подробностях вояки не стали – знали, что если принц не хочет говорить, то его никак не заставишь. Да и откровенно… Кому они нужны – подробности? Уж если такой бывалый вояка не хочет говорить, ежу понятно – порезвились мекленбуржцы так, что ой…
История «Нового Тамерлана» имела продолжение – газеты живо обсуждали эту тему. Что интересно – даже в английских и французских газетах некоторые выступали за Грифича. Пусть он не был образцом толерантности и мягкосердечия, но лекари при его войске лечили пленных вражеских солдат – и лечили хорошо. Да и в мародёрке его войска не были замечены. Мирных жителей не трогали демонстративно и по возможности наводили порядок, уничтожая мелкие бандочки. Ну а после письма Вольтеру, (которое тот опубликовал с достаточно благожелательными комментариями) что его юнкера мстили за разорённые поместья, европейское общество в большинстве своём решило, что пусть он поступил излишне жестоко, но был в своём праве. Здесь сыграла репутация самого Рюгена – как человека, известного своей учёностью. У европейцев уже сформировался его образ – образ человека, ярого в бою, но чрезвычайно спокойного и даже флегматичного в быту. Ну и конечно же, свою роль сыграли те самые учёные мужи, замешанные в старом заговоре, которых он «Спасал от Сибири», ставя на преподавательские вакансии в своём Департаменте.
Однако самым главным оружие в битве за общественное мнение оказался… комикс. Вольтер, с которым он переписывался уже давно, пришёл в восторг от великолепно оформленной истории в картинках – очень уж давно попаданец не занимался живописью, так что получилось это скорее случайно, руки сами потянулись к карандашам. И пусть комиксы были давно известны, но как художник-график Рюген считался одним из лучших в восемнадцатом веке… Пусть это было скорее благодаря необычным техникам, но ведь было!
Комикс же вышел не только на диво красочным, но и необычным – идеи двадцать первого века, как ни крути. Вот так и получилось, что красочный комикс решили перепечатать многие газеты, так что герцогу удалось донести свою точку зрения до широкой публики. Оправдать его не оправдали и обвинения в излишней жестокости встречались, но перестали считать чудовищем, хотя репутация человека жестокого всё же закрепилась.
Одной из самых важный задач во время пребывания в Петербурге герцог считал налаживание деловых связей. Между Россией и Померанией давно уже были налажены неплохие контакты, но ведь постоянно появляются какие-то новые возможности… И откровенно говоря, трудился Померанский не только ради подданных и грядущих налогов.
Собственные типографии, оружейные мастерские, верфи, ткацкие мануфактуры и много всего другого, «вкусного» и интересного было в собственности Грифичей. Само-собой разумеется, что государственные заказы Померании в первую очередь шли на собственные заводы, а уж потом – на все остальные. Ну и в России – промышленность здесь пока развита очень и очень слабо, за исключением отдельных направлений. Так что требовалось огромной, развивающей стране немало интересного.
А почему сам… Так при составлении контракта сам факт того, что твой собеседник – владыка полноценного и не такого уж маленького государства, да в недавнем прошлом фельдмаршал русской службы и Наставник императора… На среднестатистического купца или промышленника это давило достаточно сильно и нередко он был счастлив заключить договор – даже если изначально этого и не планировал.
Некрасиво? Да ладно – какие-то возможности есть у каждого и не использовать их просто глупо. Тем более, что заключившие контракт купчины могли потом небрежно ронять в разговоре…
«– Мой компаньон, герцог Померании и Мекленбурга… Да, тот самый – Наставник нашего императора…». Своеобразный ГОСТ…
Глава десятая
Москва встречала приветливо: горожане уже настроились на праздничный лад и в городе царило удивительно благостное настроение. Павла любили – изрядно преувеличенные военные подвиги в сочетании с несомненными административными достоинствами последнего вселяли в людей вполне понятный оптимизм. Померанский понимал и разделял их мнение: молодой здравомыслящий правитель на троне – безусловно здорово. Можно надеяться на… Ну, пусть не «Золотой Век», но на длительное царствование разумного императора – смело, а это какая-никакая стабильность, причём положительная. Уже хорошо… Добавить переселенческие программы на Юг и в Сибирь, постепенное уничтожение крепостничества как такового и становится ясно – жизнь-то России предстоит неплохая!
Что интересно, дворяне в большинстве своём достаточно спокойно отнеслись к фактической отмене крепостного права. Подавляющее большинство дворянских семей либо вообще не имело крепостных, либо владели одним-двумя на целую семью. Так что толку от них особого не было – так, страховка, чтобы не помереть с голода. Ну а когда Пётр начал платить жалование вовремя, да постепенно начал его повышать… Дворяне без особых эмоций отпустили крепостных. Точнее – эмоции были, но почти исключительно у богатых помещиков. А поскольку самые-самые так или иначе были замешаны в заговоре и лишились как имущества, так и дворянства, голос оставшихся звучал негромко.
Очень тепло москвичи встречали и Грифичей: кто-то видел его мудрым Наставником императора, кто-то полководцем, ну а иные…
– Мне тут намедни делегация староверов из Замосковоречья приходила, – сообщила Наталья, расслабленная после бани да последующего… общения с мужем. Герцог приподнял голову с подушки и заинтересованно уставился на жену – он давно её знал и понимал, что таким тоном она сообщает только важную информацию. Правда, почти тут же мысли его приняли несколько иной оттенок…
– Уймись, охальник, – шутливо стукнула его супруга, – соизмеряй аппетиты.
– Всё, всё, говори, – сдался тот.
– Староверы приходили и… Знаешь, сперва ничего толком не сказали, всё ходили вокруг да около. После же дали понять, что если ты продолжишь славянскую политику, то сможешь ещё больше опираться на их общины.
Интересненько… Князь чуть не подскочил с кровати – с общинами староверов его и без того связывали самые лучшие отношения, а вот так… Это значит, что теперь у него появится дополнительная развед сеть как в России, так и в Европе. Плюс – финансовые возможности староверов внушали уважение.
Мало того, что многие богатые купцы после Раскола ушли в подполье и стали скрывать своё состояние… Так по косвенным данным, некоторые «старцы» были хранителями вовсе немыслимых богатств едва ли не с языческих времён. Причём что характерно, «старцы» эти были из ветвей старообрядчества, тесно переплетавшихся с язычеством[24]. Сталкивался уже с ситуациями, когда выясняется, что те самые «старцы» хранят не только золото, но и знания – не чертежи космических кораблей, понятное дело… Но были у них карты месторождений, о которых ещё никто не подозревал, были весьма неплохие медицинские познания по части трав… В общем, дружба с ними сулила хорошие дивиденты.
Ранее «лобызания» несколько утихли из-за претензий отдельных «старцев» на духовную власть. С горящими глазами фанатики пытались доказать князю, что он ДОЛЖЕН принять их ветвь православия, а их – в качестве учителей. Объяснения, что это не ко времени и в протестантско-католической стране попросту опасно, отметались. Так что сотрудничество пусть и продолжилось, но отношения несколько охладели. Увы и ах, но несмотря на несомненные плюсы, многие староверы были ещё и упёртыми фанатиками, всегда готовыми «Пострадать за веру». Ну а теперь ему предложили свои услуги представители других направлений «исконного» православия[25].
В двор московской усадьбы Головиных он вышел задумчивый – настолько, что даже разминку совершал скорее формально, что редко с ним бывало.
– Паап, – прервал его раздумья восьмилетний Богуслав, – ты обещал показать нам «Стальной смерч».
Почти тут же заныли и остальные детишки – не только его, но и Головинские – в самом широком смысле, ибо сюда же входили, к примеру, отпрыски Рысьева, женатого на одной из женщин рода. Да и взрослые не остались в стороне… Что ж, репутацию грозного воина нужно иногда подтверждать – и лучше делать это не в битвах и не на дуэлях, а на таких вот родственных «междусобойчиках», когда собирается вся родня и друзья.
Вытащив клинки из ножен и придирчиво рассмотрев – не потускнел ли металл, Рюген накинул на кисти темляки[26] и начал потихонечку вращать саблями. Постепенно движения становились всё быстрее и быстрее и вот уже видно только два сверкающих круга. Постепенно двигаться начали не только руки, но и всё тело. Князь делал выпады, уклонялся, «ломал» носком сапога колени, а каблуком – ступни невидимому противнику. И всё это быстро, очень быстро… И долго. Тот же Рысьев был одним из лучших мастеров клинка в гвардии и «танец с саблями» в его исполнении всегда производил впечатление. Да, не так быстро и некоторые пируэты в принципе не были ему доступны – гибкость, прыгучесть и «текучесть» Померанского была далека от нормы. Во всяком случае, прыжки выше собственного роста были для Рысьева недоступны. Но главное – время. Прошла минута, вторая… Даже опытнейшие бойцы в расцвете лет начали бы задыхаться, а герцог прервал свой танец только через десять минут.
Раздались восхищённые возгласы и мужчины тут же обступили родича, делясь впечатлениями и прося поделиться секретами. У мальчишек же «звездой» стали Богуслав со Святославом – для своего возраста они были более чем хороши и сейчас демонстрировали детворе ужё своё умение.
До Владимира сквозь говор обступившей толпы время от времени доносились детские разговоры:
Читать бесплатно другие книги:
