Призвание – миньон! Коростышевская Татьяна

Глава 8

ОХОТА ЗА СЕРЕБРОМ

Уж не знаю, какими способностями обладают ардерские мужчины, но, слово чести, если бы меня так отметелили в женском теле, на следующий день я не смогла бы подняться с постели. Проснулась я как по сигналу, когда лорд наш Солнце показался из-за горизонта, и села на постели. Казарма спала, по левую руку от меня разметался на своем многоногом ложе лорд Виклунд, чуть дальше — Станислас в обнимку с мандолиной и Патрик, на чьем красивом лице я невольно задержала взгляд. Интересно, чем он поил меня ночью? Может, за мое прекрасное самочувствие нужно благодарить не волшебство фаты Илоретты, а зелье ленстерца?

Будить никого не хотелось, но мне было необходимо вернуть шуту фолиант и кристаллы, а купальня сама себя не откроет. Рассудив, что от рассеянного Станисласа толку будет мало, а Патрик заслужил несколько лишних минут сна, я решительно потрясла за плечо Оливера:

— Поднимайся, дружище, мне нужна твоя помощь.

Великан открыл прозрачные глаза.

Я опустила руку за ворот, нащупывая ожерелье, и испуганно охнула — ожерелья не было!

— В чем дело, Цветочек?

Не ответив, я сиганула в окно и побежала знакомым путем.

Оно могло порваться. Ожерелье. Во время драки. Я не заметила этого, потому что… мне и без того было что замечать.

За спиной раздался грохот, лорд Виклунд тоже воспользовался ближайшим выходом.

— Куда несемся?

— Я потерял ожерелье.

— Бусины?

— И ключ. Главное — ключ от купальни. Мармадюк съест меня без соли, если я его не найду.

Так. Били меня здесь, вот и мешок, который надевали мне на голову.

Я рухнула на четвереньки, не заботясь о чистоте штанов. Ни одной бусины не находилось.

— Если нить порвалась…

— Она не порвалась. — Оливер присел на корточки и потянул завязки моей сорочки. — На твоей шее нет никаких следов. На коже от трения и давления обычно остается линия как от ожога.

— И о чем это говорит? — Я оттолкнула его руку и затянула ворот.

— Твое ожерелье снимали через голову. Может, ты вчера перед сном сделал это сам?

— Меня хватило только на камзол. Может, Патрик?

— Ну тогда пропажа ждет тебя под подушкой.

Я поднялась, отряхнула колени:

— Надо было сначала посмотреть там.

Оливер покачал головой. Сам он, обладающий рассудочным, кроме моментов боевого безумия, характером, мой взрывной темперамент не одобрял.

Мы вернулись в казарму, вошли через незапертые двери и на цыпочках приблизились к моей кровати. Под подушкой лежал фолиант и кристаллы, ни бусин, ни ключа не было.

— Тысяча фаханов, — прошептала я, опускаясь на постель. — Мармадюк меня выгонит.

— Может, еще обойдется? Кажется, лорд-шут неровно к тебе дышит.

Я невесело улыбнулась, натягивая камзол и кафтан, которые обнаружились на перекладине кровати.

— Это его дыхание, знаешь ли, может выровняться в любую минуту. К тому же вместе с ключом пропали бусины, так что шансы, что до конца недели я смогу заработать одну серебряную, призрачны.

— Что случилось? — тихонько спросил Патрик, присаживаясь на мою кровать.

— Мармадюк сказал, что выгонит всех претендентов, у которых к концу недели не окажется серебра.

— И что дальше? — Станислас тоже говорил шепотом. — Ты потерял свое ожерелье?

— Или его украли, — ответил за меня Виклунд. — Патрик, ты вчера укладывал Цветочка. Медь была при нем?

Ленстерец задумался.

— Я не уверен. Хотя… Ожерелье было на месте, я оцарапал ладонь о бородку ключа. — Он поднял руку, продемонстрировав нам царапину.

— А позже? Когда ты поил меня лечебным зельем?

Патрик смущенно потупился:

— Не обратил внимания.

Я тоже слегка смутилась, непонятно отчего, но ленстерец быстро сменил тему:

— Нам нужно провести обыск, личных вещей нет ни у кого из нас, так что…

— Может, в вашем благословенном Ленстере дворяне и позволяют себя обыскивать, — голос Станисласа сочился сарказмом, — но тогда ваш край не только благословенен, но и странен своими обычаями-и-и.

Петь шепотом было сложно, но наследник Доремара с этим справился.

Парировать Патрик не успел, некто, чье спальное место находилось напротив моего, зашевелился, забурчал недовольно, поминая фаханов и собак.

— И тебе доброе утро, Гэбриел ван Хорн, — довольно громко прошептала я, добавив в голос добрую порцию яда.

— Какого… — Меченый красавчик сел на постели, потер щеку, на которой отпечатался след подушечного шва. — Ты приставал ко мне ночью, Шерези?

— Что, позвольте?

— Вот! — Его рука нырнула под покрывало и вынырнула с моим ожерельем, то, что это были именно мои бусины, сомнения не вызывало. — Какого мокрого фахана на моей постели делает твоя побрякушка, маленький мужеложец?

Мерзавец! Правильно говорят, ищи, кому выгодно. Ван Хорн не мог смириться с тем, что ключ от купальни достался мне. А теперь, услышав об обыске и испугавшись, решил представить все так, будто я… будто я сам… сама…

Кровь ударила в голову. Я вскочила, одним прыжком преодолела межкроватный проход и бросилась на клеветника с кулаками.

— Ничтожество! Вор!

Ван Хорн уклонился, схватил меня за запястья, рывком потянул на себя, наши лица оказались неподобающе близко, глаза у него были зеленовато-серые с золотистыми искорками около зрачков.

— О том, какой я мужеложец, можешь спросить свою белокурую «сестричку» Моник, — выдохнула я в ненавистное лицо.

— Девиз Шерези — «ни дня без дуэли»? Возьми свои слова обратно, Цветочек.

От его такого спокойного, такого презрительного тона хотелось визжать. Я резко откинула голову и нанесла свой коронный удар — прямой лбом в переносицу.

Только ван Хорн оказался ко всему готов, он отклонился и… мои губы встретились с его губами с такой силой, что мне показалось… нет, не показалось… или…

— Для поцелуя дружбы ты демонстрируешь недюжинную страсть, — через несколько долгих мгновений сказал Гэбриел и отстранил меня.

— Что?

Меня отрезвил не столько его холодный тон, сколько смешки, наполняющие казарму. Наша возня всех разбудила и привлекла толпу благодарных зрителей.

— Ну раз мы с тобой еще раз подтвердили нерушимость нашей дружбы, любезный граф, позволь объясниться. Я понятия не имею, как твое медное богатство оказалось в моей постели. Надеюсь, это чей-то глупый розыгрыш. А теперь бери свои слова обратно.

— Про Моник?

У меня в голове что-то кипело и клокотало, и вовсе не злость, а скорее — растерянность и стыд. Ван Хорн меня только что разделал под орех, вернул обиду сторицей. А мне еще казалось, что тем поцелуем мне удалось его смутить. Ха! Три ха! Это я сейчас готова провалиться сквозь землю.

— Моник? Я тебе ее уступаю, будем считать это небольшим дружеским подарком. Но ты, Цветочек, посмел заподозрить меня в недостойном дворянина воровстве. Это оскорбление, которое может смыть только кровь.

Что я могла? Продолжать доказывать вину ван Хорна? Чтобы еще углубить степень своего падения?

— Приношу извинения. Наследника ван Хорнов нельзя заподозрить в недостойном дворянина поведении. Я погорячился.

Гэбриел оглядел зрителей и произнес задумчиво, будто прося у присутствующих совета:

— Принять извинения или не принять? Может, все же дуэль? Или простить друга? Пожалуй, я склоняюсь ко второму, особенно если ты… — Он опять притянул меня к себе и продолжил шепотом на ухо: — Будешь одалживать мне ключ от купальни несколько ночей в неделю.

Я испугалась не столько дуэли, сколько того, что опять оказалась в двусмысленном положении, поэтому быстро кивнула:

— Да!

— Я тебя прощаю. А теперь, если ты наконец покинешь мое ложе, я бы хотел заняться утренним…

Со двора раздался пронзительный звук трубы, видимо побудка. Рассвет! А я все еще здесь. Не дослушав, чем там утренним хотел заниматься ван Хорн в мое отсутствие, я схватила ожерелье, сунула его Виклунду, стоящему в первом ряду зрителей.

— Открой купальню, мне нужно к Мармадюку… — И, запихнув под мышку фолиант, а в карман — кристаллы, бодрой рысью побежала к воротам внутреннего круга.

Только бы Николя Дабуаз дождался меня!

Паж ждал, он издали помахал мне рукой, затем приобнял за плечи, когда мы проходили мимо стражников под аркой ворот.

— Ходят слухи, тебя вчера знатно поколотили, Шерези?

— А слухов о том, кто именно это сделал, до тебя не доходило?

— К сожалению, нет. Птички щебечут, что избитого Цветочка в объятиях вел смазливый ленстерец. Будь осторожней. Сердца замковых горничных почти разбиты. Здесь, знаешь ли, можно быть ветреным, но нельзя не любить женщин.

— Я тебя ударю, Дабуаз, — устало проговорила я. — А потом поймаю с десяток горничных и прямо во дворе докажу свою мужскую силу.

— Это лишнее, — собеседник воспринял угрозу серьезно, — во дворе советами замучают, а впоследствии еще и накажут за недостойное поведение. Вполне может быть, что советы и наказания придется сносить от одних и тех же господ. Достаточно, если ты пощиплешь пару замковых курочек за румяные щечки.

Я вздохнула. Ну что за нравы в нашей просвещенной столице?

Мармадюка я нашла погруженным в работу за письменным столом. В покоях царил полумрак, луч одинокого светильника выхватывал из темноты лишь страницы документов, плотные оконные драпри не впускали в помещение солнечного света.

— Принес?

Со всей почтительностью я положила лиловый фолиант на столешницу, сверху опустились камни.

— Молодец!

— Хорошего дня, мой лорд.

— Подожди! — остановил мою ретираду лорд-шут. — Ты знаком с феями?

— С одной знаком, — честно ответила я. — Ее зовут фата Илоретта, и она дала мне имя.

— Ты часто с ней видишься?

«Осторожно, Шерези! Настало время лжи и недомолвок!»

— Мой лорд, взрослые мужчины не должны общаться с феями часто, если их заботит душевное здоровье, волшебная сила фей невероятным образом действует на наше мужское естество.

— Они зачаровывают?

— Да, мой лорд.

— И что ты чувствуешь, когда рядом это волшебное создание?

«Что? Иногда злость, иногда раздражение, иногда страх. Но все это приходится преодолевать, когда от досточтимой фаты требуется услуга… Хотя я же говорила с Илореттой, будучи мужчиной!»

— Вожделение, мой лорд, неудержимое желание заявить свои мужские права и безграничную нежность.

Мармадюк задумчиво хмыкнул:

— Они всегда прекрасны?

Илоретта не казалась мне прекрасной до того момента, как на моей талии застегнулся волшебный пояс.

— О да! Их алые глаза, острые зубы…

— И они все носят эннены?

— Этого я не знаю. Наша фата — да. Но, честно говоря, эннены в провинции в ходу не только среди фей. Аристократки и зажиточные матроны тоже щеголяют в таких головных уборах.

— Да-а? — тоном человека, никогда не отъезжавшего от столицы далее чем на четыре лье, протянул шут. — Как, оказывается, многообразен этот мир. Хорошо, Цветочек Шерези, можешь отправляться на занятия. Ты хоть знаешь, где должен быть в эту самую минуту?

— Нет, мой лорд.

Он сверился с бумагами:

— Черные… Как вы себя называете? Партия, лига, альянс?

— Крыло, — сорвалось с моего языка, прежде чем я успела сообразить, что словечко — мое личное.

— Крыло? Что ж, черное крыло до завтрака занимается в обеденной зале казармы, потом до обеда — турнирное поле.

Он махнул рукой, заканчивая аудиенцию.

— А после?

— Что после?

— После обеда?

— Все повторяется вновь. У меня, знаешь ли, нет желания впускать толпу дурно воспитанных юнцов в замковую библиотеку или оранжерею. Вот когда вас будет поменьше… Почему ты еще не ушел?

— Мой лорд, для того чтобы составить команды уборщиков, мне понадобится полный список претендентов.

Это пришло мне в голову только что, и я немало возгордилась своей предусмотрительностью.

Шут вперил в меня удивленный взгляд, помолчал, отвел глаза, посмотрел вновь и расхохотался.

— Ты думаешь, у тебя получится заставить работать разномастную шайку-лейку юнцов? Да даже у Филиппа Кровавого, явись он в вашу казарму, помахивая королевским топором, это не получилось бы!

— Тогда зачем вы дали мне ключ? — Обиду скрыть не удалось, ее выдал высокий голос и кривая жалкая улыбка.

— Ну разумеется, чтоб поссорить с ван Хорном!

— Зачем?

— Затем, мой любопытный друг, что мне так захотелось, — высокомерно поднял подбородок Мармадюк. — Изволь явиться ко мне перед отбоем и отчитаться, как продвигается ваша непримиримая вражда. А сейчас ступай!

— Скорее непримиримая дружба, — бормотала я, быстро идя по коридору, и, прежде чем выйти во двор, потрогала свои губы.

На занятие я конечно же опоздала. Потому что в утренней суматохе не успела ни посетить мест уединения, ни умыться, а природа требовала свое. К тому же купальня… Она выглядела именно так, как и должно было выглядеть место, которым воспользовались две сотни нерях. Святые бубенцы! Да свиньи купаются в лужах с большей аккуратностью! Я умылась, нашла в сваленной куче на полутряпицу, долженствующую изображать полотенце. В группу уборщиков надо отрядить человек десять, не меньше. И эти десять в следующий раз не будут разбрасывать полотенца, разливать воду на пол и выплевывать туда же пастилки для чистки зубов после использования. Для прилипших к полу и стенам катышкам придется найти скребки, потеки мыла убираются тряпкой и горячей водой. В обед я отправлюсь к кастеляну и выясню, сколько полотенец и средств положено нам на день.

Хозяйственные размышления были более привычны, чем детские интриги, в которые пытался вовлечь меня шут. Мармадюк интересуется меченым красавчиком и хочет, чтобы я сразилась с ним в искусстве трикстерства. И сейчас я уже не была уверена, что выйду победителем. То, как изящно и жестоко мне вернули мой поцелуй сегодня утром, наводило на неприятные мысли. Кто ты, ван Хорн? Какова твоя роль? И что ты чувствовал во время поцелуя? В том, что он был самым настоящим, а не просто прикосновением губ, я была уверена. Уж в чем в чем, а в этом точно.

Проходя мимо окна казармы, я заметила прислоненные к стене ставни. Кстати, странно. Когда Патрик ночью поил меня, ставни были закрыты, а на рассвете меня разбудили солнечные лучи. Когда же и кто успел освободить окно? Некто предпочел провести ночь на свежем воздухе? Тогда почему не воспользовался дверью? Может, этому кому-то было ближе выйти так?

В обеденную залу я проскользнула ужиком, пригнувшись и стараясь издавать как можно меньше звуков, плюхнулась на ближайший свободный стул и огляделась. Столы сдвинули к стене, претенденты сидели рядами — черные и красные, видимо, белые и синие сейчас осваивали ратную науку на свежем воздухе. У окна бесновался мужчина в серой робе. Именно бесновался — орал, размахивал руками, кажется, даже плевался. По крайней мере, лорд ван Хорн, стоящий там же, время от времени брезгливо кривился. Зрелище было комичным, потому что Гэбриел возвышался над сухоньким хабилисом головы на две. А тот еще и постоянно двигался быстрыми маленькими шажками, будто не в силах остановиться.

— Что происходит? — спросила я соседа по правую руку, оказавшегося наследником Грондемара, с которым я беседовала накануне за ужином.

— Столичная цаца не смогла ответить на простейший вопрос.

— Вопрос о чем?

Элуа Гронден пожал плечами, из чего я заключила, что вопрос не был таким уж простым.

— Я повторю! — взвизгнул хабилис, закладывая вираж. — Еще раз вам всем повторю! Чтобы провести замеры, королевский землемер поставил на краю поля группу пейзан, заставив их вытянуть руки в стороны так, чтоб они касались друг друга. Ширина поля составила одиннадцать туазов, длина — десять. Вопрос: сколько пейзан участвовало в замерах? Вы, опоздавший, можете ответить? Ну, красавчик? — До хабилиса было туазов шесть, но его взгляд прожигал во мне дыру. — Если вы позволяете себе опоздание в первый же день, наверное, вам не нужно ничему учиться? Может, вы выйдете сюда и расскажете присутствующим тайны арифметики?

Арифметика! Значит, передо мной хабилис Джесард, который будет преподавать также и обожаемую Патриком картографию. Неприятный тип, не Патрик, разумеется, а этот сморчок. И вопрос-то простецкий, если честно. Туаз — расстояние между вытянутыми руками, значит, землемеру понадобился двадцать один человек. Вот только если я сейчас отвечу правильно, ученый человек будет разочарован и затаит на меня обиду. А мне нужна не победа в ученом споре, а бусины, которые поблескивают медными боками из сундука с откинутой крышкой, стоящего за спиной университетского светила. Поэтому я просто молчала, принимая оскорбления, которые продолжали сыпаться на мою голову. Наконец их поток иссяк.

— Вы все болваны, — почти спокойно заключил Джесард. — Я не собираюсь тратить свое время на таких недоумков.

Ну слава Спящему, нас сейчас выгонят, и я смогу организовать уборщиков для купальни.

И тут я поймала взгляд ван Хорна, тот презрительно улыбался. Кровь бросилась мне в голову. Это ничтожество смеет злорадствовать, что я не смогла ответить?

— Двадцать один.

Мой голос встретили гробовым молчанием.

Хабилис остановился с занесенной для шага ногой:

— Вы угадали?

— Я посчитал. Десять прибавить одиннадцать равняется двадцати одному.

— Сколько это составляет в ардерских футах?

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— А! — возопил хабилис и продолжил бегать по кругу. — Это вы посчитать не можете!

— Что именно, досточтимый? Сколько в футах человек? Это зависит от того, как их сложить — плечо к плечу или голова к голове.

Кажется, сейчас наружу вырвалась моя трикстерская натура. Потому что остановиться я не могла, смешки соратников, раздающиеся уже почти явственно, немало меня подзадоривали. Выкусил, меченый красавчик? Я справилась с заданием, в котором спасовал ты! Утрись!

— Сколько футов в туазе? — все не унимался ученый муж.

— Чуть менее двух.

— Пусть будет два. Так каковы размеры поля?

— Пять на пять с половиной.

Вот сейчас меня изгонят с лекции, но уйду я с высоко поднятой головой. Неожиданно захотелось всхлипнуть. Куда подевалась моя осторожность?

— Прекрасно, — неожиданно сказал Джесард. — Как зовут?

— Граф Шерези!

— Благодарите графа Шерези за то, что я продолжу вбивать в ваши тупые головы крохи знаний. Вы, болван, садитесь на место, — хабилис махнул рукой ван Хорну, — а вы, — он быстро подхватил из сундука связку меди и запустил в мою сторону, — держите, заслужили.

Я даже не подняла руку, чтобы поймать награду, настолько была поражена. Бусы схватил Элуа и передал мне.

— Поздравляю, Цветочек.

В связке было пятьдесят бусин. Я только что заработала свое серебро, потому что шестьдесят плюс пятьдесят…

Я плюхнулась на место, борясь с желанием всхлипнуть, теперь от счастья.

Дальше была длинная лекция. Хабилис Джесард поведал нам о правилах счета, принятых у разных народов, о палате мер, которую учредила при Ардерском университете ее величество. Слушать было интересно. Профессор дело свое любил, а его привычка быстро прохаживаться во время лекции уже не раздражала. Время от времени он останавливался и задавал вопрос, такой же несложный, как и первый, тыкая наугад в кого-нибудь из претендентов. Если следовал правильный ответ, в счастливца летели бусы, если неправильный — хлесткое ругательство. Занятие набирало темп, вот уже начали тянуться вверх руки желающих ответить или задать уточняющий вопрос.

Я нашла глазами алую спину Оливера. Ему, наверное, непросто, в счете он не силен. Хабилис будто проследил за моим взглядом, очередной вопрос полетел в лорда Виклунда. И, к моему удивлению, тот ответил спокойно и с достоинством и получил награду.

Когда в залу явились пажи запереть наполовину опустевший сундук, Джесард хлопнул в ладоши:

— Сейчас у вас завтрак, мы встретимся вновь после обеда, надеюсь, в картографии вы также сможете продемонстрировать свои таланты.

Профессор нас покинул, сразу появились служители, начавшие двигать столы для трапезы. Я вышла во двор, поджидая друзей.

— Поздравляю, — улыбнулся мне Станислас, у него тоже прибавилось бусин.

— А я вас. Оливер, как тебе удалось ответить?