Девочка, которая всегда смеялась последней Цыпкин Александр

– 60 000 долларов. У тебя они с собой?

Степа осунулся, но не сдавался.

– Нет, таких денег у меня нет… Я с вашим человеком поеду в город, сниму с карты все, что есть, там, там… ну… тысяч восемь. Остальное найду в течение трех дней, пока оставлю у вас паспорт, а товар вообще не буду забирать. Вы ничем не рискуете!

– Что значит – не будешь забирать?

– Мне не нужно столько, просто, пожалуйста, не убивайте Карлоса. Он не виноват. Если я куплю пять килограммов, вы его отпустите? Ну пожалуйста! Это моя ошибка, моя!

– А если ты не найдешь эти деньги, что тогда?

Степа начал ощущать какой-то животный страх, но справился даже с ним, хотя говорил все менее и менее уверенно…

– Тогда я останусь и буду здесь, пока их не пришлют из России.

Мадо же затянул тиски на максимум и задал вопрос в лоб:

– А если их не пришлют?

Степа понимал, что их могут не прислать, просто не успеть, или не собрать, или черт знает что еще может случиться. Карлос попытался что-то сказать Мадо на испанском, но тот очень резко оборвал его. Карлос затих. Мадо превратился в каток, ползущий прямо на Степу:

– Гринго, что будет, если их не пришлют?

Степа молчал. Но вот что странно. С каждой секундой страха было все меньше. Из глубины детских переживаний наконец проросли отвага и отчаянность.

– Когда не пришлют, тогда и решим, но я не уеду без Карлоса!

На этой фразе отвага закончилась, и Степа ужаснулся всему сказанному. Он даже подумывал сбежать. Но индеец вдруг подобрел, подошел ближе и сказал скорее Карлосу.

– Гринго, я долго жил, я знаю ответы на все вопросы, а вот на этот не знаю… Скажи мне… а почему… почему Карлоса все любят? Почему?! Мои родители, мои дети, моя сестра, она вышла за него замуж. Даже я его люблю. Но это можно объяснить. Семья. Но ты? Вот ты почему?! Ты рисковал жизнью ради этого неудачника?!

Степа как будто не понял и озадаченно спросил.

– Простите…. Он ваш родственник?!

– К несчастью, да!

– И вы все равно собирались его убить?!

Наконец Мадо вспылил. А последний раз с ним такое было до рождения Карлоса и Степы.

– С чего ты взял, что я хотел его убить?! Я редко убиваю людей, и только если они у меня воруют, но нельзя убивать человека, если духи украли у него разум.

Глаза Степы выражали высшую степень озадаченности.

– А почему бы я его больше не увидел?

Мадо взорвался.

– А зачем?! Он бы посидел здесь до твоего отъезда. Мало ли что еще вы, идиоты, придумаете. Убить Карлоса! Гринго, ты слишком много смотрел кино. Но ты меня удивил. По-настоящему. Скажи, почему ты решил спасти Карлоса? – Мадо вновь стал похож на удава, но теперь на доброго и озадаченного.

Степа ответил со слезами в голосе:

– Я не смог бы жить, если бы Карлоса убили из-за меня.

И вдруг Степа осмелился сам задать вопрос:

– А разве вы бы бросили друга?

Мадо не ответил. Он не любил сослагательное наклонение. Индеец долго изучал Степино лицо. Степе показалось, что на него смотрят тысячи глаз одновременно и видят его насквозь. И вдруг Мадо сказал то, что Степа мечтал услышать всю жизнь.

– А ты хороший человек, гринго. Постарайся не стать плохим. У тебя еще есть шанс.

Степино сердце сжалось и лопнуло. Он всегда сомневался именно в этом, самом важном для человека критерии. Поэтому он с какой-то болью и недоверием спросил:

– А откуда… откуда вы знаете, что я хороший человек? Я же трус… и дурак.

– Я не знаю, я вижу. – Мадо вернулся за стол и продолжил.

– И ты не трус, а вот насчет дурака соглашусь. Гринго, а скажи, ты когда-нибудь пробовал кокаин?

– Нет, хотел вот…

– Зачем?

– Ну это же… ну это как в Россию приехать и не попробовать водку с икрой.

– Что такое икра?

Степа, как мог, объяснил. Мадо был все так же тягуч.

– А-а-а-а, слышал. Это вкусно?

– Очень.

– А от нее можно умереть?

– Нет, конечно!

– А от кокаина ты умрешь. Все рано или поздно умирают. Сначала становятся плохими людьми, рушат жизни всех, кто им дорог, а потом умирают. Молчишь? Думаешь, почему я им торгую? Нечем больше. У нас было золото, но его украли испанцы. У нас нет ничего другого. Плохо, но что делать.

– Я вас не осуждаю…

Степа понял, что хочет обязательно еще раз увидеть Мадо. Потому что у индейца были ответы на все вопросы, которые так мучили Степу всю жизнь. Он опять превратился в мальчика и задорно предложил:

– Слушайте, а приезжайте к нам в Россию! Я куплю вам пять килограммов черной икры.

– Спасибо, гринго, но боюсь… – Мадо грустно улыбнулся. – Боюсь, не получится. У меня мало времени осталось.

– Вы болеете?

– Нет, просто мое время на исходе.

– Откуда вы знаете?

– Я не знаю, я вижу. Так что приезжай ты. Я познакомлю тебя с духами. Мне кажется, тебе есть смысл с ними поговорить, позадавать вопросы. Может, ты, наконец, поверишь в то, что ты хороший человек. Мне же ты не веришь.

Степа ощутил укол куда-то в больное. Он правда слышал о том, как в Латинской Америке разговаривают с духами, поэтому озадачился.

– С духами поговорить… Вы же против наркотиков?

– Ты не путай вот это белое дерьмо и разговоры с духами. Приедешь?

– Приеду. Обязательно.

– Это хорошо. Карлос сейчас тебя отвезет, я с ним завтра поговорю, мне кажется, он может от тебя кое-чему научиться. И когда придет его время выбирать, каким человеком стать, плохим или хорошим, он вспомнит тебя, и, может, ты ему поможешь, может, он тебя послушает, а мне кажется, это случится очень скоро. – Мадо погрустнел, а потом жестко бросил Карлосу.

– Карлос, ты меня услышал?

Тот кивнул.

По дороге назад они молчали. Когда прощались, Карлос обнял Степу и держал пару минут.

– С-с-с-с-пасибо, Степа. Я это н-н-никок-к-к-к… – Карлос взял лист бумаги, написал «я этого никогда не забуду» и отвернулся.

Степа часто вспоминал Мадо, иногда звонил Карлосу, передавал Мадо привет, но приехать как-то пока не получалось. Степа, конечно, рассказал Любе все в деталях. Особенно про хорошего человека. Он был так счастлив от этой банальной оценки, а Люба… Люба, как ему показалось, ничего не поняла. Особенно про хорошего человека. Так бывает, когда близкий тебе вдруг не понимает чего-то очень важного. Он от этого не становится менее близким, просто иногда нужно подождать.

Когда-нибудь близкий обязательно поймет. Ну или ты наконец поймешь, что ошибся.

В тот момент Люба сказала, что Степа идиот и что если бы ему реально пришлось отдать несуществующие у них 60 000 долларов, то она бы с ним развелась просто из чувства самосохранения. Так что ехать снова в Перу Степа не спешил. Просто часто думал о Мадо. Индеец стал для него кем-то вроде смеси Деда Мороза и Конфуция. Степа часто представлял себе их встречу, как он будет трясти объемную ладонь Мадо, обнимет его, а потом они начнут есть черную икру и разговаривать с духами, и духи подтвердят Степе все, что ему до этого говорил Мадо. В принципе, духов он представлял такими же, как Мадо, только из дыма. А однажды ему приснился сон. Мадо приехал в Россию, почему-то в одежде команчей из советских фильмов. Они пьют водку, закусывая икрой из бочки, Мадо принимает гостей, смотрит всем в глаза и выносит вердикт. Хороших людей очень мало… А потом их всех вместе почему-то приглашают на закрытие Олимпиады–80, хотя Степа родился в 82-м. Они смотрят соревнования, организаторы выпускают олимпийского медведя в небо, и Мадо в изумлении спрашивает:

– Интересно, с какими духами общаются люди, видевшие таких странных медведей?..

Проснувшись, Степа решил набрать Карлоса, чтобы рассказать о сне и передать привет Мадо.

– Карлос, привет! Как у вас дела?

– Привет. Плохо.

Голос был таким холодным и бесчувственным, что Степа сразу все понял.

– Карлос… Мадо? Он жив?! С ним все в порядке?!

– Нет. Мадо убили, – спокойно и без всякого заикания произнес Карлос.

Ком в горле, как опухоль, занял все пространство. Убили Мадо… Степа пытался найти какую-то справедливость и хрипло спросил:

– Из-за наркотиков?

– Нет. Просто так.

– Что значит – «просто так»?!

– Просто так – значит просто так. Он поехал в соседний городок, повздорил на улице с двумя отморозками, и его забили палками прямо на улице. – Карлос как будто зачитал протокол опознания.

Разорванный Степа вдруг ощутил внутри что-то новое. Это чувство его раньше не посещало, никогда, а сейчас как волной заливало все его внутренности, уничтожив даже боль. Ненависть. Безграничная, абсолютная, всепоглощающая ненависть. Он знал, что разорвет руками убийц Мадо… Степа тихо, но яростно просипел:

– Их поймали?

– На следующий же день.

– Вы же не отдали их полиции?

– Нет, мы сами разобрались, – с жутким, еле слышимым смешком ответил Карлос.

В этот момент Степа ощутил во рту сладкий вкус. Он знал, что ответ на следующий вопрос сделает его счастливым. И чем более бесчеловечным он будет, тем сильнее будет счастье.

– Расскажи, расскажи, как вы их убили?

Слово «как» было произнесено с таким упоением, что Степе самому на мгновение стало страшно.

– Степа, ты уверен, что хочешь это знать? – Карлос стал другим человеком: беспощадным, жестоким и неумолимым. Карлос научился ненавидеть и убивать. Трогательный, добрый Карлос из прошлой жизни умер вместе с Мадо и теми двумя, точнее, именно с теми двумя. Но новый Карлос Степе нравился гораздо больше. Он захотел стать таким же. Он со школы хотел быть именно таким. Он их всех помнил. Всех. По именам…

– Говори. Говори!!!

– Мы их не стали убивать. Просто похоронили рядом с Мадо. Пригласили их родителей на похороны… ну чтобы могли попрощаться как полагается. Приготовили им удобные гробы. Даже подушки дали. И еще кое-что в дорогу, чтобы не скучали. – Опять этот дьявольский смешок.

Опьяненный Степа перебил Карлоса:

– Кокаин?!

– Нет. Слишком просто.

Пауза. У Степы от ожидания свело мышцы на ногах.

– Что?! Говори, что вы им положили в гроб?

Вдруг он понял – что. Это же так просто, как можно не догадаться?

– Стой, я знаю! Я знаю.

– Что?

Степа никогда не ощущал такого вожделения и одержимости. Он успокоил дыхание и четко произнес:

– Кислород.

– Угадал, – с демонической жесткостью ответил Карлос. – Ты же знаешь, что это такое – задыхаться. Да. Я положил им кислород.

От чувства абсолютного, безграничного, всепоглощающего счастья Степа даже перестал дышать, а когда решил вдохнуть, то не смог.

Приступ. Астма.

Степа стал рвать легкие, но ничего не получалось, он лишь слышал эхо беспощадного голоса нового Карлоса: «Кислород… кислород… кислород…»

Сердце бешено стучало, причудился Мадо, его дом; Мадо был печален. Один вздох с трудом. «Ингалятор?! Ингалятор!!!» Он остался в машине. Другого в квартире родителей не было. Люба только что уехала, скорая не успеет. Ноги не двигались. Степа понял, что сейчас все закончится. Какая ирония. Карлос недавно заставил умереть от удушья своих врагов, а теперь задыхается его друг. Степа уплывал, в наушнике теплился голос Карлоса.

– Так что у ребят было время подумать. А я сидел и слушал. Мы их закопали не так глубоко. Два часа. Это лучшее, что я слышал в жизни. Лучшее! Понимаешь?

У Степы стало темнеть в глазах. А Карлос продолжал.

– Вот так вот. Приезжай, Степа, сходим на могилу к Мадо. Он, кстати, оставил тебе талисман, вырезал совсем недавно, говорит, для твоего разговора с духами. Необычная вещица, какой-то странный медведь, что ли. Он сказал, ты узнаешь. Степа? Степа? Ты здесь?

Медведь… Из глаз Степы брызнул поток, он начал все смывать, абсолютно все. Ненависть и месть унеслись прочь, как дома во время цунами. Мадо стоял у выхода из своей комнаты в какой-то сад. Степа захотел туда, сделал шаг, но Мадо покачал головой, сказал «рано» и закрыл перед ним дверь. Степа стал в нее ломиться, и вдруг какая-то сила рванула его назад.

Мощнейший удар по лицу заставил хрипящего Степу очнуться. Над ним с ингалятором в руках стояла Люба. У ее машины кто-то проколол колесо, и она вернулась. В Любиной сумке всегда был ингалятор для Степы. Она знала, что когда-нибудь он понадобится.

На следующий день Степа улетел в Перу, возвращать прежнего Карлоса, пока не стало совсем поздно.

В этом его убедила Люба, которая лишь спросила, точно ли Степа хороший человек, и если да, то какого хрена он еще не летит спасать друга. Ведь его именно об этом и просил Мадо.

Да, чуть не забыл. Пока Степа летел, Люба на всякий случай перевела с общих счетов все деньги. Ну, от греха.

Палыч

Как-то я был приглашен в одну парижскую библиотеку, не поверите, для передачи им моей книги. Акт сей происходил в зале, на стенах которого висели портреты Гоголя, Чехова, Лермонтова и Грибоедова. Я представил их беседу в момент моего появления.

Гоголь. Палыч? Палыч, ты спишь?

Чехов. Нет, боюсь заснуть и быть похороненным заживо.

Гоголь. Очень смешно, особенно в сотый раз. Палыч, это что за франт?

Чехов. Ох, не спрашивай. Это, язык не поворачивается сказать, – писатель.

Лермонтов. Дайте я его застрелю.

Гоголь. Хороший?

Чехов. Нет. Модный. Хлестаков от литературы.

Лермонтов. Тем более дайте я его застрелю.

Гоголь. То есть плохой. А чего его к нам привели?

Чехов. Говорю же, модный, без мыла в любую библиотеку влезет.

Лермонтов. Ну дайте же я его застрелю!!!

Грибоедов. Мишенька, вы бы лучше Мартынова застрелили. Николай Васильевич, тут такое дело, Палыч его не любит. Его в шутку с ним сравнили, он уже три недели не спит. Все перечитал. Ночами только и слышу «какой ужас, какая бездарность»…

Чехов. Вот вас, Александр-Сергеевич-да-не-тот, забыли спросить, что я ночами делаю.

Лермонтов. Можно я застрелю сначала Грибоедова и потом этого… Как, кстати, его?

Чехов. Цыпкин.

Грибоедов. Вот видите, как хорошо осведомлен.

Гоголь. Фамилия, конечно, как бы так помягче сказать, не писательская… Мне бы его в «Души мертвые». Он что, не мог псевдоним взять, что ли?

Грибоедов. Он следующую книгу как раз собирается подписать «Не-Чехов».

Чехов. Что?! Дайте я его застрелю!

Лермонтов. Палыч, вы промахнетесь, у вас зрение. Дайте я.

Чехов. Кто бы говорил?! Дайте мне пистолет! Убью наглеца!

Грибоедов. Да пошутил я! Вот ведь как задел! Да что вы к парню пристали? Он в свободное от работы время пишет что-то там – и всё.

Чехов. И кем он работает, интересно мне знать? Врачом? Инженером? Уверен, что нет. Думаю, какой-нибудь профессиональный прохвост.

Грибоедов. Пиарщик.

Лермонтов. Дайте я его все-таки застрелю! А что это, кстати?

Гоголь. Как? Кем?

Чехов. Вот. Я же говорил. Гнуснейшая профессия.

Грибоедов. Ну это как дипломат, только вообще без принципов. Работает за деньги на кого угодно. Делает популярным.

Лермонтов. Дайте…

Гоголь. Мишенька, да уймитесь вы. Сочините эпиграмму – и будет с вас. Александр Сергеевич, а о чем он пишет?

Грибоедов. О бабах.

Лермонтов. Дайте я его застрелю!

Гоголь. О бабах? Так это же чудесно.

Грибоедов. Ну сам он, конечно, говорит, что это, дескать, метафора, что на самом деле пишет о смысле жизни, но в действительности о бабах. Местами неплохо. Иногда очень смешно. Даже Палыч смеялся. Я слышал.

Чехов. Я кашлял. Ничего уж очень смешного там нет. Так. Анекдотцы.

Гоголь. Надо почитать. Раз уж Палыч его так не любит. Тем более о бабах. О чем нам здесь еще читать.

Чехов. Ты бы, Николай Васильевич, настоящего Александра Сергеевича почитал о бабах, а не этого… калифа на час. Его пусть, вон, ненастоящий читает. Защитник нашелся.

Гоголь. А я, знаете, прочту, пожалуй. Я иногда жалею, что о бабах не так много написал. А ведь были бабы в жизни, э-э-эх…

Грибоедов. Мы все жалеем.

Чехов. Не травите душу! Черт с ним, с Цыпкиным. Вот, помнится, еду я из Москвы с дамой в купе…

Лермонтов. Ну всё. Пропал вечер. Палыч, давайте в подробностях.

Чехов. И вот…

* * *

Грибоедов. Цыпкин… Цыпкин!..

Цыпкин. Да, Александр Сергеевич!

Грибоедов. Да не кричи ты, бестолочь, услышат все! Ты это, голубчик, не пиши о смысле жизни, не твое это. Я тебя очень прошу, пиши о бабах. Успеешь о смысле. А даже если не успеешь – без тебя уже написали столько, что нет сил читать. А вот о бабах – ты нас тут всех порадуешь, даже Палыча.

Мы ждем.

Люди своевременных взглядов

Поздним вечером обычного осеннего четверга Зинаида Максимовна Сырникова неожиданно поняла, что ей не хватает любовницы. Причем отчаянно.

Все в жизни прекрасной матери и жены было безупречно, а вот любовница отсутствовала, что вызывало у подруг сомнения в успешности ее земного существования. А прослыть неуспешной в глазах общественности Зинаида Максимовна не могла себе позволить.

Вскрылся дефект, надо сказать, случайно.

– Что значит – нет? – Притормозив движение шпината по воздуху, спросила Виолетта, женщина широких размеров и узкой души.

– А что, должна быть? – Зинаида Максимовна не знала, какой ящик Пандоры она открыла этим невинным вопросом и к каким необратимым последствиям для многих москвичей приведет ее желание услышать ответ.

Виолетта перевоплотилась в начальника ЖЭКа, объясняющего жильцам пользу и неизбежность отключения горячей воды.

– Да, должна быть! Ты что, совсем дура, в XIX веке живешь?! Да ты, наверное, просто не знаешь, и всё!

Зинаида Максимовна попыталась возразить.

– Виолетта, все я знаю! Я знаю его день по часам, какая любовница, нет у Миши никого.

Подруга переобулась в следователя, предлагающего стукануть на соседа. Ее вкрадчивый голос выбил основу из-под мировоззрения Зинаиды Максимовны:

– Так это еще хуже, Зиночка. Муж, у которого нет любовницы, – ненадежен и непредсказуем, к тому же это эгоизм, дурной тон и невоспитанность. Но это не главное. Если у мужа нет любовницы, у него нет самого важного, что должно быть у каждого мужа, мужчины и гражданина.

– Чего? – Зинаида Максимовна даже отдаленно не догадывалась, о чем говорит ее подруга.

– Чувства вины. Понимаешь? Человек без чувства вины – опасен, но, уверена, Миша не такой. Ты просто не задумывалась или не спрашивала; он заботливый еврейский муж, вот и бережет тебя, наверное.

Слова об общественной опасности зацепили Зинаиду Максимовну, и она осторожно задала следующий вопрос.

– То есть у твоего Коли есть любовница и ты об этом знаешь?

Виолетта увидела, что ее снаряд попал в пороховой склад неприятеля, сбросила маску и стала собой.

– Две.

– Что – «две»?

– Две любовницы. И я, разумеется, о них знаю, я же должна интересоваться жизнью любимого человека.

Зинаида Максимовна на какое-то мгновение потеряла связь с реальностью и стала рефлекторно мотать головой в разные стороны, как будто не допуская эту самую реальность в свой разум.

– Подожди, подожди… И он знает, что ты знаешь?!

– Зин, ты вот зачем эту комедию сейчас разыгрываешь, а?..

– Какую комедию?! Я серьезно спросила!

– Ну, конечно, знает. А если он мне срочно понадобится, а телефон выключен, я его как должна искать? Да и вообще – это вопрос семейной бе зо пасности, в близкий круг должны попадать проверенные люди.

На этой фразе флегматичная в обычной комплектации Зинаида Максимовна перешла на холерический визг:

– Какой близкий круг! Твой муж трахает каких-то женщин, а ты их называешь близким кругом!

Виолетта спокойно рассматривала кофейную гущу:

– Ну трахает, это ты, знаешь, хорошо о нем думаешь. Так, тыкается периодически. И да, это наш близкий круг, а ты что, хочешь, чтобы он непонятно с кем спал?

– А только с тобой он спать не может?!

Виолетта поставила чашку на стол и озадаченно посмотрела на подругу:

– Такая мысль, если честно, мне в голову не приходила. Может, он и может, но как это меняет ситуацию? Да и потом, я говорила, это некий социальный статус, принятая норма. Просто, если у твоего Миши нет любовницы, он скоро выпадет из общества. Ну сама посуди: вот сидят они на ужине с партнерами, все рассказывают о любовницах, а Миша… Миша что рассказывает? О тебе? Он же этим поставит своих друзей в неловкое положение. Но, повторюсь, я уверена, у него всё в порядке, просто он немного старомодный и тебе не говорит. Ты спроси его с любовью, он тебе все расскажет, и успокоишься, все у тебя, как у людей, будет.

– Как у людей?

– Как у людей, у нормальных людей. Поговори с ним и набери меня.

* * *

Зинаида Максимовна откладывать допрос не стала:

– Миш, как ты думаешь, муж и жена должны друг другу всегда правду говорить?

– Что случилось? С чего такой вопрос? – Михаил Анатольевич, внешне похожий на странный симбиоз Евгения Леонова и Гари Олдмана, рылся в «Спорт-Экспрессе», громко шурша листами, поэтому вопроса как будто бы даже не заметил. Зинаида Максимовна, как мы понимаем, не отступила:

– Ну ответь.

– Конечно, иначе зачем вообще брак нужен. И так вокруг одно вранье. – Он продолжал поиски нужной статьи, поэтому отвечал немного сквозь жену.

– И ты всегда говоришь мне правду?

Страницы: «« 123 »»

Читать бесплатно другие книги:

Задумывались ли вы над тем, как знания о бессознательном и о коллективном бессознательном могут быть...
На что один брат способен ради другого?На всё. И чуть больше.Он хотел её для брата. Отвлечь…А оказал...
Империя под ударом. Враги со всех сторон, а силы на исходе. Республиканцы на востоке. Ассиры на юге....
Говорят, нельзя дважды войти в одну и ту же реку. А дважды угодить в один и тот же параллельный, пол...
Во времена, когда само слово «актриса» считалось синонимом слова «куртизанка», у Мадлен Суонн из теа...
Семь лет назад я повстречала того, кому готова была отдать сердце. Друг моего брата; человек, которо...