Глаз урагана Дашков Андрей

20. ДИНА

Когда Цезар ушел, Ян выразил желание поиграть на компьютере. Дина сама отвела его в кабинет – только затем, чтобы проверить кое-что. Как она и предполагала, сафьянового несессера на столике уже не было.

Пока Ян с воодушевлением стучал по клавишам, сражаясь с инопланетными монстрами, она воспользовалась случаем и осмотрела полки более внимательно. Вытащила один из тяжеленных фолиантов и едва удержала его в руках. Пыли было совсем немного – главным образом на верхнем срезе. Уголки темного кожаного оклада были отделаны металлом.

Дина раскрыла книгу наугад и наткнулась на алхимические символы. Меньшая часть страницы была заполнена текстом на незнакомом языке. Буквы напоминали криптограммы, разделенные промежутками, в которых часть строк повторялась в зеркальном отображении. В том, что она видит такое впервые, сомнений не было. Отказавшись от попыток разобраться в нагромождении символов, Дина захлопнула фолиант и не без труда задвинула его на место.

Потом она вернулась в просторную гостиную и села на диван напротив выключенного телевизора. Снова ей почудилась легкая издевка в действиях того, кто режиссировал эту нелепую пьеску. Ситуация была почти комическая. Ее оставили наедине с глухонемой девушкой именно тогда, когда она больше всего нуждалась в общении и ответах на свои многочисленные вопросы.

Кстати, кто она, эта девушка, – служанка, член семьи, сирота-инвалид, взятая на попечение, или пленница, уже наделавшая «глупостей»? Если верно последнее, то перед Диной открывалась пугающая перспектива. Но как спросить у бедняжки о таких вещах, которые и словами трудно выразить?..

В эту самую минуту девушка неслышно, словно тень, появилась сбоку.

Дина вздрогнула от неожиданности. Оказывается, ее поведение было неправильно истолковано. Цыганка включила телевизор и сунула Дине в руку пульт дистанционного управления. Несколько раз ткнула в него пальцем, показывая, как выбрать канал. Дина безразлично уставилась на экран.

Транслировали футбольный матч. Комментатор бодро вещал о том, сколь велика цена только что забитого гола. Дина убрала звук и похлопала перебинтованной ладонью по обивке дивана, предлагая девушке присесть рядом. Та отрицательно покачала головой, затем быстрым круговым движением провела кулаком над запястьем. Что ж, если она хозяйничает здесь одна, то прохлаждаться в самом деле некогда.

Дина показала на дверь кабинета и приложила тыльную сторону ладони к щеке. В том, что Ян будет спать сегодня с нею, она не сомневалась. Вероятно, глухонемая умела читать по губам, но Дина предпочла общаться с нею при помощи жестов. Цыганка кивнула, вышла и через несколько минут принесла комплект чистого постельного белья. Потом мягко взяла Дину за руку и покрутила кистью, как будто разматывала бинты. Это было недвусмысленное предложение сменить повязку.

Дину тронула ее забота, но не настолько, чтобы она рассталась со своими подозрениями. Довольно болезненная процедура заняла около двадцати минут. Нижний слой бинта пропитался кровью и присох; его приходилось смачивать и снимать аккуратно, сантиметр за сантиметром. Дина надеялась, что она стонет не слишком громко, – незачем пугать Яна. Руки у молодой цыганки были теплые и умелые, а сама она обладала, по-видимому, безграничным терпением.

Потом Ян все же услышал что-то и прибежал посмотреть на экзекуцию, но Дина отослала его обратно движением головы. Он скорчил в ответ жалобную гримасу, но послушался – должно быть, почувствовал, что сейчас не стоит с нею спорить.

Все время, пока глухонемая возилась с нею, Дина пыталась поймать ее взгляд и понять, что означает отсутствующее выражение на гладком смуглом лице. Не хотелось думать, что девушка ко всему еще и слабоумная. Однако ее темные глаза оставались пустыми и блестящими, будто пластмассовые пуговицы, и подолгу смотрели в одну точку. А руки знали свое дело, быстро и ловко сновали, наматывая чистый бинт…

Когда вынужденная пытка закончилась, Дина почувствовала головокружение от усталости и дурной привкус во рту. На старинных маятниковых часах, стоявших в гостиной, было около восьми вечера. Ей показалось, что день тянулся раз в десять дольше обычного и большую часть этого безразмерного срока она провела в странном анабиозе. Она думала, что осталась прежней, в то время как необратимо изменилось все вокруг – начиная с людей, окружавших ее теперь, и заканчивая не подтвержденной до сих пор, но вполне вероятной смертью Марка…

Девушка жестами спросила, не налить ли ей чего-нибудь выпить. Дина кивнула, и глухонемая вскоре принесла чашку с теплым молоком.

В половине девятого Ян без напоминаний выключил компьютер, чего раньше с ним никогда не случалось, и пришел к матери, чтобы побыть с нею. Но она понимала, что дело не только в ее слабости. Он боялся приближавшейся ночи, боялся оставаться один и больше всего, вероятно, боялся уснуть. Почему именно сегодня? Она не знала. Но не собиралась бросать его ни на минуту.

Она напоила его подогретым молоком и даже подумала, не попросить ли у девушки снотворное. Однако это показалось ей крайним средством. Накачивать химией собственного малолетнего сына? Стереть то, чего не можешь понять, рискуя его здоровьем? Вычистить мозги? Оставить лишь черную мертвую тишину там, где звучат жуткие голоса, зовущие в чуждые пространства? Ну уж нет!.. Хотя… Эта мысль была вроде подтаявшего сгустка шоколада, и Дина долго смаковала ее. Обманчивая сладость и непредсказуемый эффект…

В конце концов она сама незаметно провалилась в сон на незастеленном диване. Ян свернулся калачиком у нее в ногах и положил голову на бедро. Близость матери успокаивала его. Сейчас он сильнее, чем когда-либо, ощущал нерасторжимую связь с нею. Тепло ее тела и ритм дыхания заполнили его маленькую пульсирующую вселенную, в которую не могло проникнуть зло…

Глухонемая девушка вошла в гостиную, когда оба уже спали. Она приблизилась к дивану и развернула плед, чтобы укрыть мальчика. Потом нагнулась и долго смотрела как завороженная на черный камень, висевший на шее у женщины и оказавшийся во впадине над ключицей. Ее лицо приобрело благоговейное выражение, а в глазах впервые вспыхнул огонек узнавания…

Простояв неподвижно и бесшумно дыша около пяти минут, она протянула руку к камню.

Вдруг ее будто ужалило что-то. Она отшатнулась и открыла рот, но не смогла закричать – из глотки вырвалось только глухое сдавленное мычание. Потом туповатая маска, как занавес, снова опустилась на ее лицо. Молодая цыганка заботливо укутала мальчика в плед и даже ласково погладила его по голове.

Он улыбался во сне. Она тоже улыбнулась и беззвучно прошептала что-то. Может быть, пожелала ему доброй ночи.

Если у него будет спокойная ночь, то и она сможет сегодня поспать.

21. ЯНУС

Он зачерпнул воды из металлической бочки, чтобы напиться. Вода оказалась ледяной, и от нее ломило зубы. Кроме того, она отдавала ржавчиной. Тем не менее он глотал эту отвратительную воду, потому что не знал, когда сможет напиться в следующий раз. За такие подарки в Луна-парке благодарят слепую судьбу.

Склонившись над жидким зеркалом, он увидел черный силуэт своей головы, окруженный призрачной короной из звезд. Трепет восторга охватил его, словно он подсмотрел нечто, не предназначенное для человеческих глаз. Миры крутились под ним. Неисповедимая, головокружительная карусель холодных далеких огней…

Янус поднял голову и посмотрел вверх.

Небо было затянуто тучами, настолько плотными, что за ними не угадывалась Луна – вечная спутница и свидетельница его странствий. Госпожа его сновидений…

К подобным безобидным штукам он давно привык. Подумаешь отражение! Подумаешь бочка с ледяной водой посреди теплой пасмурной ночи, в которой видны звезды чужого мира! Ничего особенного…

Он снова посмотрел вниз. Если бросить в бочку камень, рано или поздно услышишь стук. Гораздо труднее было привыкнуть к переменам собственного лица.

Вот и сейчас он потрогал эту грубую, но живую МАСКУ из кожи, мышц, сухожилий. Подвигал ею, как умел. Почувствовал колкую щетину, которая будто сторожила твердые потрескавшиеся губы… Это было лицо юнца, еще не знавшее бритвы.

Сколько же у тебя всего лиц, странник? И кто выбирает их? Ты сам или тот, кто сидит внутри тебя? Тот, кого в некоторых «фрагментах» реальности называют «всадником»? Личный сатана… А ты – лишь одна из его «лошадок». Что делают с загнанными лошадьми? Сам знаешь…

Заглянуть СЕБЕ в глаза не удалось – слишком мало света вокруг. Темные провалы глазниц казались еще более глубокими, чем угольные мешки между звездами. И там-то уж точно не было никаких отражений.

Он пил до тех пор, пока вода не приобрела кислотный привкус и его потянуло на рвоту. Он выпрямился и посмотрел на то, как восстанавливается изображение звездной полусферы, разбитое его ладонями. Этот секундный интерес мог стоить ему жизни.

Но опять повезло. Хруст стекла, раздавленного чьей-то подошвой, выдал присутствие чужого. Янус резко обернулся и остолбенел. Неужели на этот раз слишком поздно?

На него был наставлен револьвер тускло-серебристого оттенка. Большой револьвер неизвестной ему модели, продукт совершенной технологии. Неудивительно, что на человека, державшего его, Янус обратил внимание во вторую очередь. Вначале – оружие; все остальное – потом. Только один вопрос, кроме жизни и смерти, имел значение: как незнакомцу удалось протащить СЮДА огнестрельную погремушку?

Впрочем, и об этом Янус думал отвлеченно – шансов у него не было. Чужак подобрался почти вплотную, и было непонятно, почему он медлит с выстрелом. Кроме револьвера, поблескивали белки его глаз и зубы.

– Привет, сынок, – сказал незнакомец. – Наверное, думаешь, как некстати было бы умереть в такую ночь, а? Не бойся. Я тебя не буду убивать. Пока.

Янус немного расслабился, хотя отсрочка могла оказаться только шуткой маньяка. Все, кого он до сих пор встречал в Луна-парке, были в той или иной степени маньяками. Он и сам себя считал маньяком, одержимым поисками Дома Святых. Того места, где его избавят от влияния Луны. А без одержимости долго не протянешь…

– Поговорим? – предложил чужак.

– Где и о чем?

Тот ткнул стволом в направлении старого сарая, который Янус обследовал полчаса назад, обнаружив там только две перевернутые лодки с пробитой обшивкой. Но теперь на сарае зажглась неоновая вывеска «бар» и название «Последняя четверть». А потом и за спиной вспыхнуло пламя.

Янус покосился через плечо. В металлической бочке, из которой он пил совсем недавно, пылал костер. Очень своевременно – удобный выпал «фрагмент». Заметно похолодало; с беззвездных небес зарядил ледяной дождь, и действительно было бы неплохо погреться возле живого танцующего огня…

Иногда все менялось слишком быстро. Перемены неприятны, когда за ними невозможно уследить. И только постоянная цель помогала примириться с непредсказуемыми судорогами окружающего мира. Однако Янус не думал, что этой ночью приблизился к своей цели. Вероятно, абсурдные чудеса перестанут происходить только тогда, когда его самого «исправят».

Он подошел к бочке и поднес руки к огню. Настоящее пламя, настоящее тепло. В бочке горели обломки стульев, и пахло мебельным лаком.

Янус бросил взгляд в небо, затянутое непроницаемой пеленой. В который раз Госпожа подвела его – сегодня была Фаза Любви. Хотя как знать, что ожидало его за порогом следующей минуты?..

Лицо незнакомца, озаренное пламенем, можно было разглядеть теперь во всех подробностях. Оно оказалось очень бледным, породистым, злым и умным. С тонких губ не сползала ироническая улыбочка.

Янус уже прошел через это – ирония была неплохой защитой. Но только среди людей и до определенного момента. Потом в игру вступали более весомые аргументы. Впрочем, у чужака были и такие – он не спешил убирать револьвер.

Кстати, разговаривали они на дикой смеси языков, понятной обоим без всяких предварительных условий. Так было всегда, при каждом «выпадении». Язык был частью узнаваемых обломков другого, привычного мира – как вещи, как тела и как мысли…

– Ищете кого-нибудь? – спросил Янус, понимая, что остается пока в живых отнюдь не по причине благоприятной фазы.

– Угадал, сынок. Я ищу Черного Хирурга. Не встречал?

Янус помолчал, гадая, на кого он похож в своем черном джинсовом костюме и черном плаще.

– Может быть, и встречал. Зачем он вам?

– Не играй со мной в эти игры, дурачок, – посоветовал незнакомец.

Он слегка повернул голову и показал пальцем на опухоль за левым виском, нарушавшую симметрию черепа. Волосы в этом месте выпали почти полностью, и опухоль напоминала огромную уродливую шишку. Или крайний сегмент червя, высунувшегося из норы.

– Мой «всадник» накрылся. Говорят, Хирург может помочь.

– А если нет?

– Тогда, пожалуй, мне придется убить его. Ну и тех, кто окажется поблизости. И себя, конечно. Не буду же я ждать, пока ОНО проснется…

Янус догадывался, о чем идет речь. Он тоже не хотел бы, чтобы ОНО проснулось и превратило его в муляж. А с тем, что происходит, когда сам он спит, Янус давно смирился.

Вдруг издалека донесся долгий протяжный гудок. Янус невольно вздрогнул.

– Что это было? – спросил он.

– Адский поезд, – оскалился чужак. – Хочешь прокатиться?

– Может быть. Смотря в какую сторону.

Незнакомец заржал так, словно Янус выдал что-то невероятно смешное. Тот начал прикидывать, не воспользоваться ли приступом веселья и попытаться выбить револьвер, но холод все сильнее сковывал мышцы, да и смех резко оборвался.

– Хорошо сказано, мой мальчик. Но это всего лишь шутка. Бессмыслица. Если уж оказался в Мусорной Долине, то остается один путь. С головой у тебя, кажется, все в порядке. Кого же ищешь ты?

– С чего вы взяли, что я кого-то ищу?

– Ну-ну. – Незнакомец укоризненно ухмыльнулся и покосился на револьвер – дескать, сегодня я задаю вопросы.

– Не я ищу. Меня ищут.

– Врешь, сынок. Но я сам тебе скажу. Шепотом. Как насчет Дома Святых? Угадал?

Где-то неподалеку завыл зверь – то ли волк, то ли одичавшая собака. Несмотря на близость огня, мороз продрал до костей от этого воя. Лицо Януса приобрело землистый оттенок.

– Да уж, проклятое место, – с удовольствием прокомментировал незнакомец. – Похоже, мы оба ищем прошлогодний снег. Почему бы двум обреченным бродягам не объединить свои бесплодные усилия?

Янус не верил ни единому слову проходимца. Впервые за все время, которое он провел в Луна-парке, ему предлагали помощь. И кто? Существо с испорченным «всадником». Хуже, чем сумасшедший…

Он посмотрел на револьвер. ТАМ у него был почти такой же. Игрушечный. Папа купил.

– Слушайте, эта штука стреляет?

– Не знаю. Давай проверим! – предложил незнакомец и приставил

ствол к его голове.

Ощутив холод металла, Янус глубоко вздохнул.

– Может, побережете патроны? Они нам еще пригодятся.

– Хороший совет, малыш. Пойдем выпьем?

– Я не пью.

– Зато я пью. В «Последней четверти» подают кефир.

22. МАРК

Лабиринт был не так уж велик. Поезд, двигавшийся со скоростью пешехода, преодолевал извилистый маршрут всего за несколько минут. Марк был не в силах сосчитать даже секунды. Его обступил абсолютный мрак. Дыхание было аритмичным. Он чувствовал себя голым, а волоски на коже торчали, превратившись в сенсоры, которые улавливали все – от легчайших движений воздуха до изменения влажности. И конечно же, приближение того, что излучало липкий страх…

Он миновал какой-то грот, из которого вдруг донеслось громыхание сцепок и стук колес на стыках рельсов – звуки приглушенные и неправдоподобно далекие, как будто состав проходил в километре отсюда. Но Марку было отлично известно, что в пределах слышимости проложены только трамвайные пути…

Раздавшийся потом пронзительный гудок окончательно вычистил его мозги, вяло сопротивлявшиеся наступлению абсурда. С этого момента он даже не пытался ничего анализировать. У него осталась единственная цель – найти Яна и убраться подальше.

Что-то мохнатое и одновременно склизкое упало на лицо. Он схватил ЭТО ладонью. На ощупь – вуаль из паутины, которая пропитана чем-то, напоминающим блевотину с желчью. От омерзения он и сам едва не выблевал недавно выпитое пиво. Недавно? Ему казалось, что с тех пор прошли годы…

Нечего и думать о том, чтобы очистить лицо и руки. Он отодрал «паутину» от век, хотя смотреть все равно было не на что. Но так по крайней мере он избавился от ощущения, что веки склеены.

Между тем его пальцы одеревенели от холода. Куртка похрустывала, будто была сделана из толстой бумаги. Еще через несколько шагов он проломил подошвой корку льда, которой подернулась вода. И щекой ощутил чье-то зловонное дыхание. Во всяком случае, прерывистые потоки тепла, сопровождаемые смрадом…

Возможно, зверь притаился в темноте. Марку хотелось так думать. Ему было удобно так думать, дабы свести то, о чем нельзя и помыслить, к понятному и вообразимому. К счастью, новая пытка длилась не очень долго. Или же он сам двигался быстрее, чем ему казалось. Он будто полз вдоль съемочных павильонов студии, специализировавшейся на реализации кошмаров, и подслушивал то, что происходило в иной реальности. Случайный свидетель? Может быть. А иная реальность, конечно, иллюзия. Но не для его сына.

И он «подслушал» следующее: рев урагана, колокольный звон, яростный шепот на незнакомом языке, молитву, которую гнусаво тянул священник… У Марка появилась слабенькая надежда, что это и в самом деле какая-то странная игра – пугающая до чертиков, но не угрожающая жизни. И где-нибудь на выходе он получит свой приз – например, Яна. Довольного, целого и невредимого…

Однако нелепая надежда очень скоро угасла. Что-то ткнулось ему в грудь. Он пошарил перед собой руками, пытаясь определить, с какой стороны можно обогнуть препятствие. Его руки двигались в пустоте, пока не встретили… чужую руку, и пальцы невольно сомкнулись на запястье.

Он вздрогнул, и эта дрожь передалась руке, которая покачивалась, как антенна на пружине. Его пальцы начали ощупывать конечность, продвигаясь от запястья к локтевому сгибу. Сам он не мог выдавить из себя ни звука. И тот, другой, которому принадлежала рука, тоже молчал. На этот раз не ощущалось дыхания, и не было даже тепла, исходящего от человеческого тела…

Протез. Он держался за бесчувственный, черный, сделанный из упругого материала протез. Догадавшись, Марк едва не пустил в джинсы теплую струйку. Но в конце концов, протез – это не так уж страшно, правда? А откуда пот? И как отличить свой собственный холодый пот от выделений, покрывающих чужую руку?..

Локтевого сустава не было. То есть его не было в пределах досягаемости. Длина предплечья, которое он ощупал, составляла около метра. Минимум. Хотя оно и оканчивалось кистью нормальных размеров. Сталь, обтянутая резиной? Но разве он не ощутил едва заметной дрожи, когда впервые прикоснулся к «руке»? И как быть с живой на ощупь плотью, с мышцами, шевелившимися под кожей, длинными жесткими волосками, рельефными венами, бьющимся в них пульсом и всем прочим?!

Нет, это был не манипулятор и не муляж. Во всяком случае, не часть аттракциона. Впрочем, через несколько секунд и это уже не имело значения. Марк хотел двинуться дальше, но его пальцы наткнулись на то, что ДЕРЖАЛА «рука». Все намерения были смыты очередной, гораздо более мощной волной ужаса.

Он прикоснулся к какому-то круглому предмету: мячу или, скорее, камню. Как только он дотронулся до него, «рука» стремительно убралась, втянулась в невидимую нору, и загадочный предмет оказался у Марка в ладонях.

Те потеряли чувствительность от холода, и он не сразу определил, что поверхность «камня» влажная и неровная. Догадка едва не лишила его остатков рассудка и мужества.

Ему вручили голову. Судя по размерам, это была голова ребенка.

Возможно, голова его сына. У кого на месте Марка нашлось бы достаточно силы воли, чтобы установить это на ощупь?

Он скорчился и захрипел. В легких не осталось воздуха. Судороги сотрясали тело. Он достиг предела, за которым его поведение стало непредсказуемым… Вскоре он сумел сделать вдох и разразился неудержимым хохотом.

Шок был настолько сильным, что в течение нескольких секунд Марк не выпускал голову из рук. Пальцы вцепились в нее намертво. По ним медленно стекало что-то густое и обладавшее гнусным запахом. Впрочем, в ледяном туннеле все запахи будто превращались в стеклянное крошево. Бросить голову казалось столь же немыслимым, как унести с собой чудовищный сувенир…

Его безумный смех перешел в хриплый стон, и Марк упал на колени.

У него не было слез.

Все решилось само собой, когда теплая вязкая жидкость слегка отогрела руки: он стал осязать ее и окончательно убедился в том, что это кровь. Тогда он снова взвыл, выронил голову, вскочил на ноги и побежал, рискуя разбиться, попасть в одну из ловушек, потерять сознание, сломать ноги, замерзнуть и подохнуть в этой мрачнейшей из искусственных пещер. Больше всего ему хотелось исчезнуть, раствориться, утратив память и не испытывая боли, погрузиться во что-то более глубокое, чем сон без сновидений…

23. ДИНА

Она не могла понять, что разбудило ее, если это вообще было настоящим пробуждением, – но точно не ровный лиловый свет, который заливал гостиную, потому что свет не имел источника. Он был изнанкой темноты. Дина «видела» его, даже если бы опустила веки. Но ее глаза были широко открыты.

За минуту до того, как появился лиловый свет, она почувствовала кожей лица чье-то дыхание. Потом ноздри уловили неприятный запах. А уже затем она рассмотрела старуху со сморщенным желтым лицом, которая склонялась над ней и протягивала костлявую руку. Рука тоже была желтой, а из ладони росли длинные черные волоски, которые шевелились, как черви.

Белки старушечьих глаз напоминали по цвету шляпки бледных поганок.

Дину передернуло. Волна омерзения прокатилась по телу. В голове промелькнула столь же мерзкая мысль: «И ты когда-нибудь станешь такой! Если доживешь…» Она не смогла закричать – в этом странном полусне у нее был зашит рот. Она промычала что-то невнятное и в ужасе нащупала пальцами стежки, сделанные грубой ниткой.

Старуха прикоснулась к камню, и кожаный шнурок натянулся. В желтой маске образовалась черная трещина, через которую старуха вдыхала и выдыхала маленьких белесых мух. И все же жуткая гримаса означала не что иное, как улыбку.

«Если это страшилище и есть бабушка Нина, то я в полном дерьме», – подумала Дина, морщась и испытывая нарастающую боль в проколотых губах. Ей казалось, что чужая рука медленно сжимает сердце…

«Но где я ее видела?!»

Внезапно она вспомнила. Игрушка, висевшая на елке, была точной копией этой жуткой старухи, только увеличенной во много раз. Кукла ведьмы из неизвестной сказки… «Где ты, Ян? Где ты, сынок? Почему тебя нет рядом, когда ты так нужен?! И кто дал тебе эти чертовы игрушки?..»

– Не снимай это, – то ли попросила, то ли приказала старуха.

Она подержала черный камень еще немного и отпустила с явным сожалением.

…Пролился лиловый свет и смыл видение. Старуха исчезла. Но и Яна не было рядом.

Дина села, опираясь на спинку дивана. Она чувствовала себя ужасно скованной из-за повязок и в то же время достаточно отдохнувшей, чтобы мысль о побеге полностью завладела ею.

Но сначала надо найти сына. Где он? Пошел в туалет? Вполне вероятно.

Она сама ощутила резь в низу живота. Истинной причиной пробуждения был переполненный мочевой пузырь.

Она не сразу сориентировалась; дом был слишком велик. Пока она брела по коридору, ей пригрезился маленький мальчик, запертый в тайной комнате. Навсегда. Готическая, безысходная пытка…

Пробуждались забытые детские страхи, рудиментарные и как бы заимствованные из сказок, легенд, историй. Ничего подобного не случается в жизни, но раз это пугает, значит, существует иное, психическое измерение, над которым не властно обыденное сознание, законы «единственной реальности» и собственный здравый смысл. Эти страхи, на первый взгляд, нелепы, как плач ребенка, потерявшегося в универмаге. Что может быть банальнее универмага? Что грозит ребенку? Абсолютно ничего. Но некоторым явно не везет, и время от времени они оказываются в положении потерявшихся детей. Дине, например, не повезло.

Еще в гостиной она бросила взгляд на часы. Было далеко за полночь. Снаружи, похоже, испортилась погода. Глухо завывал ветер, что-то назойливо дребезжало под крышей. И вряд ли это прекратится в ближайшее время – прислуга-то глухая. Дина проверила окна. Металлические ставни были закрыты. А на двери – кодовый замок, услужливо подсказала память. Дом превращен в крепость.

И все-таки ее беспокойство нарастало с каждой секундой. Не только из-за погоды. Она подозревала, что настоящая угроза притаилась в маленьких клеточках ее мозга. «Что ты сделала с НИМ, сука? – раздался у нее в ушах голос Марка. – Найди его. Найди нашего сына!»

Когда она наконец отыскала туалет, в нем никого не оказалось. Дина задержалась внутри не дольше, чем на полминуты. За это время ей удалось взять себя в руки. Она надеялась, что глухонемая не сможет ей помешать. А если вооружиться? Пробраться на кухню и завладеть ножом? Может быть – когда она найдет сына.

Вероятно, туалетов было несколько. Но вряд ли Ян отправился на второй этаж. Дина помнила его явный страх, который он испытывал вечером. Она до сих пор не верила, что он мог пойти куда-то сам, не разбудив ее. Или, например, в то, что его вдруг одолело любопытство и он бродит по темному дому. В любом случае ей смертельно надоела вся эта непонятная возня вокруг ее мальчика.

Она вспомнила, что так и не спросила у него, где он взял фигурки, которые были развешены на елке. В той же лавке, где купил камень? Мерзкая старуха посоветовала не снимать его, но чего стоили советчики, приходящие в кошмарных снах? И не проще ли было наглотаться транквилизаторов и ждать, пока химия одолеет кошмары?..

Ее сомнения улетучились, как только она открыла дверь, ведущую к главному входу. По коридору бесшумно удалялся мужчина, которого Дина видела со спины, но мгновенно узнала его походку, фигуру, прическу. Это был Марк, и она сумела сдержать крик, хотя ей очень хотелось закричать. В глубине души она не верила в его смерть. Ни секунды.

Он все-таки нашел ее. Не важно – как; главное, он пришел за нею. Что еще он мог делать здесь? На мгновение закралось ужасное подозрение, что он – один из ЭТИХ, и тогда объяснялись многие загадочные вещи, но… Лучше не думать о таком.

Еще шаг – и он скроется за поворотом. Она бросилась вслед за ним. Он обернулся и, казалось, совершенно не удивился ее появлению. Он лишь слабо улыбнулся и приложил палец к губам. Дина молча кивнула, хотя не понимала, для чего нужно соблюдать тишину. Девка-то глухая… Но ему видней. Может быть, в доме скрывается еще кто-то. «Только выведи меня отсюда, – попросила она мысленно. – Верни мне мою прежнюю жизнь». Сейчас прошлое, наполненное тревогой, действительно казалось ей потерянным раем…

На Марке был клубный пиджак, отлично сидевшие брюки и чистая обувь. Не похоже, что он побывал под снегом. Значит, приехал на машине. Тем лучше. Он увезет ее куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Ее и Яна. Семья наконец воссоединится…

Он привел ее к открытой наружной двери. В прихожую задувал ветер, неся с собою колючий снег. Дина поежилась, и Марк набросил ей на плечи полушубок, который достал из ниши.

– Ян, – прошептала она одними губами. – Где-то в доме…

Он кивнул и обнял ее. У него был незнакомый запах. Не то чтобы неприятный, но чужой. А может быть, она просто отвыкла и стала забывать…

– Иди в гараж, – прошептал он ей в самое ухо. – Сядь в машину и жди.

Он достал связку ключей с брелоком в виде раскрытой ладони и легонько потряс ими в воздухе.

– Смотри не потеряй!

Ну нет, она не настолько глупа, чтобы упустить свой последний шанс. Дина взяла ключи и вышла наружу.

В темноте роились белые осы. Фонарь на веранде освещал только маленький пятачок перед домом и заметенные снегом ступени. Сквозь вой ветра донеслось лошадиное ржание.

Дина оглянулась. Дом был погружен во мрак, и только из открытой входной двери просачивался слабый свет. Как будто стены коридора, между которыми она недавно прошла, таяли, истончались, рассеивались, превращаясь в холодное, тусклое, мертвенное сияние.

Снова она усомнилась в реальности происходящего, но в одном была уверена твердо: наваждения и грезы – плен, даже если плен этот сладок и удобен. Она не хотела поддаваться силе, навевавшей их, тем более что образовавшиеся пустоты мгновенно заполнялись призраками…

Дина завернула за угол, и здесь ее встретил гораздо более яростный напор. Ветер, ветер – ее извечный враг. Ее стихией был огонь, и когда-нибудь сквозняк задует ее слабеющее пламя…

Сейчас она вдруг ощутила предопределенность конца. Но будет ли это темный и теплый ветер легкой смерти, приходящей наяву, будто во сне, чтобы избавить от всех неудобств старости, – тихий поток, подгоняющий усталую душу, – или неожиданный удар, нанесенный из тьмы, опрокидывающий в пропасть, которая все время рядом, – злой леденящий порыв, пронизывающий, как стальной клинок, причина нелепой гибели, делающей бессмысленным все предыдущее существование? Но Дина уже была большой девочкой и знала, что единственный доступный смысл – это жить здесь и сейчас. Она хотела уцелеть среди миражей. А что еще есть, кроме них? Если вдуматься, то ничего…

Где находится гараж, она помнила весьма приблизительно. Ее тревожило, что за вечер намело много снега и роскошный труповоз может застрять. Да и куда ехать – ни одного огня в округе. Впрочем, Марк выглядел вполне уверенно.

Она всегда интуитивно чувствовала, что ее муж не обладает достаточной внутренней силой, которая нужна для преодоления настоящих трудностей. Она готова была помочь ему выдержать что угодно.

Раньше он был типичным городским паразитом – слегка расслабленным и взращенным в тепличных условиях. Однако тот Марк, который вручил ей ключи, вселял уверенность и надежду увидеть сына. Она легко смирилась с тем, что его образ раздвоился в ее сознании – Марк «до» и Марк «после», – но разве испытания подчас не изменяют людей до неузнаваемости?

Створка гаражных ворот была приоткрыта и, судя по всему – давно. На цементном полу лежал тонкий слой снега. Поблизости от гаража не было видно ничьих следов, кроме ее собственных. Внутри поблескивала радиаторная решетка катафалка.

Дина вошла в гараж и перевела дух. Потом дотронулась до заиндевевшей крышки капота. Ей пришло в голову, что нужно прогреть двигатель. Она подобрала нужный ключ и села на место водителя.

Двигатель завелся сразу же. Когда засветилась передняя панель, Дина решила, что справилась со своей частью работы. Теперь оставалось дожидаться Марка и Яна.

Потянулись едва ли не самые долгие секунды в ее жизни. Она хотела включить фары, но побоялась выдать себя раньше времени…

Кто-то поскребся в стекло. Она вздрогнула и невольно отшатнулась. Снаружи шевелилась чья-то неясная тень. Потом тень метнулась вверх, и на капоте появился четвероногий силуэт.

Дина разглядела клыки и красноватые точки глаз. Собака. Хорошо, если Ванда. Во всяком случае, псина была достаточно тяжелой, чтобы катафалк покачнулся на рессорах. Когти заскрежетали по металлу; собака прыгнула на крышу и затихла.

Дине казалось, что та легла прямо у нее над головой. Разве это не странно? Позвать ее? Нет, лучше не рисковать. Не похоже на добрейшую Ванду.

Пес не издавал ни звука. Самые опасные атакуют бесшумно… Значит, Марка ожидает очередной неприятный сюрприз. Надо предупредить его. Но как?

Свет. Марк должен увидеть собаку раньше, чем та набросится на него.

Дина включила свет в салоне, чтобы осветить гараж. Она увидела гроб в зеркале заднего вида. На этот раз крышка гроба была поднята, и мысль о собаке сразу отодвинулась на второй план.

Не все ли равно, как и на чем бежать? Оказалось, не все равно. У Дины появилось предчувствие, что прямо сейчас она может прикоснуться к тайне, которая порождала долгое ожидание зла, готового обрушиться на нее и ее семью. Она устала ждать. Неизвестность невыносима…

Куда же запропастился Марк? С ним ей было бы намного легче… Но ничего, она справится с этим, как справлялась до сих пор. Держись, мамаша вундеркинда! За все надо платить.

Дина повернулась, чтобы заглянуть в гроб. Это было сильнее ее. Она поступила бы точно так же, даже если бы знала, ЧТО увидит внутри гроба. Или КОГО.

Полушубок мешал ей двигаться. Ей пришлось встать на колени и перегнуться через спинку водительского кресла.

Он лежал там. Он был одет в строгий черный костюм. Его умиротворенное лицо было покрыто слишком толстым и явным слоем грима. На щеках лежал дешевый кукольный румянец. Волосы на голове тщательно расчесаны и смазаны чем-то блестящим. Руки аккуратно сложены на груди, а между пальцами вместо креста воткнута игрушка – фламинго с оторванной головой. Челюсть подвязана; в щелях под веками тускло блестело что-то, похожее на воск.

Это не ее сын. Ей подсунули какую-то куклу и думали, что она испугается. Черта с два! Вот только она почему-то не могла сдвинуться с места.

В течение десятка секунд Дина смотрела в гроб широко открытыми, немигающими глазами. Казалось, за эти секунды из нее выдавили всю кровь. Ее ноги смерзлись, и она ничего не чувствовала в груди. Совсем ничего. Черный камень.

Отвратительный загримированный карлик. «Отпусти меня, проклятый уродец!» – «Нет, ты еще не все видела, детка! Ты еще не все разглядела как следует!..»

Нет, он не кукла. В нем было что-то… настоящее. То, что хотели замаскировать гримом. И сделать это почти удалось. Должно быть, он пережил что-то ужасное перед смертью. Но теперь для него все было кончено.

Она не хлопнулась в обморок. Какое-то едва уловимое движение крючком подцепило ускользавшее сознание и вытащило Дину из темного омута. Она балансировала на краю темноты, но осталась по эту сторону. О Марке она уже не вспоминала и не ждала его возвращения. Он был просто оживленной деталью ловушки, человекоподобной формой, одной из силовых линий, затянувших ее сюда, к месту, где глупцам открывается истина, а слепцы прозревают. Но так ли это? Разве она может отличить правду от лжи в зыбком кошмаре? И почему труп погружается, тонет в матово-черной трясине, не отражающей ни единого луча света?

Преодолевая окаменелость мышц, Дина подвинулась еще ближе, чтобы заглянуть в ГЛУБИНУ. Какой-то рычаг впился ей в живот, но она не обратила на это внимания.

Она не ошиблась, и ей не почудилось: у гроба действительно не было внутреннего дна, по крайней мере видимого. Было нечто, напоминавшее густой кисель цвета ночного неба, и только шестое чувство подсказывало ей, что не стоит доверять глазам. ТАМ было некое пространство…

До нее дошло – это проход. Что-то вроде двери в потустороннее. Пересадочная станция в промежутке миров – потайная щель между агонией и явью. Есть и капсула для отправки «клиента» на «тот» свет. А что? Гробы, катафалки – действительно отличное прикрытие. Идеальное. Только пункт назначения совсем другой… В общем, адская почта. Но не для всех. Далеко не для всех… Как просто, правда? И главное, страшно облегчает жизнь…

Она криво улыбалась. Кто и зачем подложил сюда эту куклу? Или Ян послал двойника? Или… Подобные мысли могли завести ее очень далеко.

Теперь, когда она не верила в его смерть, ей стало чуть легче. Любая новая нелепость уводила от того варианта реальности, которого она боялась больше всего… Гроб был просторный, и в нем оставалось достаточно места, чтобы просунуть руку между телом покойного и обитой бархатом стенкой.

Тем временем ноги трупа полностью скрылись из виду. Без всплеска, волны или замутнения. Это было просто исчезновение за некоей границей, будто ластик стирал изображение.

У Дины вдруг возникло безумное желание схватить мертвеца за руку и вытащить его ОТТУДА. Может быть, она так и поступила бы, но тут он сделал попытку заговорить с нею.

Женщину прошиб липкий пот. Она снова превратилась в изваяние.

Платок, которым была подвязана челюсть (Яна?) карлика, мешал ему, и он выдавливал из себя звуки, почти не двигая ею.

Поначалу Дина ничего не могла разобрать. Оцепенело не только ее тело, но и сознание… Потом хриплый шепот вполз в уши, нервные импульсы достигли мозга и разогрели застывшую кашу. Невнятное шипение рассыпалось на отдельные слова:

– В дом! Беги в дом! Скорее!..

Исчезли восковые кисти рук, торчавшие из накрахмаленных рукавов ослепительно-белой сорочки. Исчез безголовый фламинго.

– В дом! Мама, беги в дом!..

Уже одна голова плавала на поверхности черного «киселя», заполнявшего прямоугольную ванну. Веки беспорядочно дергались, губы извивались, как придавленные черви, и искаженный до неузнаваемости голос шептал, шептал, шептал:

– В дом! Скорее! В дом!!!

Осталось лицо. Маска японского актера. Гипсовый слепок. Содранная плоть. Между губами и между веками – чернота. Уже нет глотки, а губы все еще шевелятся…

Дина слышала отдельные слова, но пока не понимала, что они означают. Предупреждение (если это было предупреждение) приняло слишком дикую форму. А потом будто перерубили пуповину, питавшую ее невнятной надеждой. Ужас одиночества снова затопил ее.

Исчез кончик белого носа…

Дина медленно протянула руку. Время перестало иметь какое-либо значение. Куда ей теперь спешить? Куда бежать? Кажется, она уже опоздала…

Ей казалось, что рука погрузится в липкую густую жидкость, но она не ощутила вообще ничего. Ни тепла, ни холода, ни боли, ни сопротивления.

Она завороженно следила за тем, как укорачиваются ее пальцы. В конце концов осталась культя с идеально ровным «срезом» в области запястья.

И в этот момент что-то коснулось ее пальцев с ТОЙ стороны. Что-то скользкое и прохладное. Оно щекотало кожу, будто ощупывало незнакомый объект частыми движениями усиков или пробежалось по ней, перебирая множеством мохнатых лапок.

Дина взвизгнула от внезапно охватившего ее омерзения и отдернула руку. Поднесла ее к глазам. Повязка была чистой и целой, только на кончиках пальцев появились какие-то едва заметные розовые пятнышки.

Когда в гараже стихло краткое эхо, она услышала отдаленный хруст. В этом новом звуке было что-то невыразимо зловещее. Казалось, само небо трещит, будто гигантская яичная скорлупа…

Дина поняла, что никуда не уедет сегодня. А может быть, не уедет никогда – если не успеет спрятаться от того страшного, что надвигалось из темноты.

Скованность исчезла. Дина выскочила из машины и побежала к дому. Но успела сделать всего несколько шагов. Что-то тяжелое ударило ее в спину, и она повалилась лицом в снег. Боль, пронзившая руки, показалась ничтожной по сравнению с более чем реальной угрозой.

Проклятая собака! Дина услышала глухое рычание где-то за правым ухом, и втянула голову в плечи.

Воротник полушубка спас ее. Пес (конечно, не Ванда!) вцепился в него, и почти вытащил женщину из сугроба. Дина воспользовалась случаем и перекатилась набок. Потом она рванулась, отведя руки назад, и ей удалось освободиться от тяжести собачьего тела. Поскольку челюсти пса намертво сомкнулись на воротнике полушубка, Дина осталась в просторных брюках и свитере, не стесняющем движений. Но и не греющем, если на то пошло.

А холод нахлынул жуткий. Идти становилось труднее с каждым шагом. Оглядываться не было сил; в любое мгновение собачьи клыки могли впиться в ее, теперь уже ничем не защищенную, шею…

Температура понижалась стремительно, будто Дина попала внутрь холодильной камеры или оказалась на темной стороне планеты, почти лишенной атмосферы. И дышать стало пыткой; иглы вонзались в носоглотку и трахею, а затем и в легкие…

Она поняла, что ее настигает волна немыслимого, невероятного холода. А хруст… Хруст объяснялся просто. По мере приближения «волны» деревья и кусты превращались в ледяные изваяния и разбивались, как хрусталь, от малейшего колебания. Этот нарастающий неописуемый звук – почти нежный стеклянный звон – Дина слышала за спиной все время, пока продиралась сквозь застывающее, как цемент, пространство.

Ей никогда не пришло бы в голову, что при запредельном морозе воздух тоже может оказывать сопротивление, словно корка из прозрачного льда. И она, конечно, не знала пока о том, чем закончится для нее эта короткая прогулка до двери (каких-нибудь тридцать-сорок метров) – если она вообще сумеет добежать!

Обморожение лица и конечностей? Мелочь по сравнению с тем, что она вообразила себе очень ясно: ледяную статую, застигнутую в движении; самое ужасное, что внутри – еще кто-то живой, успевающий осознать постепенную смерть, которая наступает с поверхности; лопнувшие глаза, чернота, сжимающееся пятно сознания; вокруг – нечто худшее, чем зыбучий песок; окаменелые внутренности (затем промелькнул образ ископаемого животного, полностью сохранившегося в вечной мерзлоте); в довершение всего легкое касание ветра – и она рассыпается на тысячу осколков, а на их сверкающих гранях – идеальные срезы ее сосудов, кишок, извилин, кожи, волос, ногтей…