Шестая жена. Роман о Екатерине Парр Уэйр Элисон
«Да, – подумала Кэтрин, – но нельзя служить двум господам». Людям приходится делать выбор между королем и папой. Для некоторых это становилось ужасной моральной дилеммой, ставившей под угрозу спасение души. Для других, вроде Джона, дяди Уильяма, Уилла и отца Катберта, здесь было больше прагматизма. Саму Кэтрин, так как она женщина, едва ли попросят давать клятву, но она сделает это, если потребуется. Она слышала слишком многое о необходимости реформ в Церкви, чтобы принимать ее догматы беспрекословно, как делала в детстве и юности. Кэтрин чувствовала себя сидящей на заборе: она была не в силах отринуть веру, которую воспитала в ней мать, и в то же время ее завораживали новые идеи, о которых она слышала на каждом шагу. Достаточно было взять любую брошюрку с лотков книгопродавцев у собора Святого Павла, да и Джон каждый день приходил домой и с ворчанием рассказывал о последних возмущениях против старой религии.
– Некоторые люди ратуют за то, чтобы статуи святых убрали из церквей, называя их резными истуканами, изображениями ложных идолов, – вещал он. – А кое-кто даже поклонение Распятию считает идолопоклонством. Вот что случается, когда люди сами читают Писание. Все королева Анна виновата. Она поощряет это, несмотря на запрет. И никто не смеет ей перечить. Король у нее под каблуком.
Втайне Кэтрин очень хотелось подискутировать о религии с королевой Анной. Она подозревала, что у них может найтись много общего в этих вопросах. Джон пришел бы в ужас, обмолвись Кэтрин хотя бы словом о своих мыслях!
– Скоро мы окажемся далеко от всего этого, – утешала она мужа.
– Да, но эта зараза будет распространяться, пока не охватит все королевство, – со вздохом отвечал тот.
– Влияние двора не дотянется так далеко на Север, – говорила Кэтрин. – То, что происходит в Лондоне, не всегда сказывается на стране в целом. И влияние королевы может ослабнуть, если она не родит королю сына.
– Ш-ш-ш! – Джон испугался. – Это изменнические речи! – Он нервно огляделся. – Надеюсь, никто из слуг не слышал.
– Тут никого нет, – промолвила Кэтрин, надеясь, что это правда, и жалея о сказанном.
Честно говоря, ее утомил Лондон или скорее пребывание в Лондоне с Джоном. Он напоминал вылезшую из воды утку. Кэтрин ловила себя на том, что ждет не дождется возвращения в спокойный Йоркшир.
Оказавшись в Снейпе, Кэтрин решила снова попытать счастья с Джеком. Она написала Кэт, попросила у нее совета, и подруга настоятельно рекомендовала ей не уклоняться от проблемы. Кэтрин поняла, что настало время вплотную заняться образованием пасынка, развить его нравственно и исправить недостатки в характере. Отец и учитель, она знала, наказывали мальчика битьем, а потому защищала его при всякой возможности.
– Джек, посмотри на меня! – сказала Кэтрин, застав его валявшимся в стогу сена, когда он должен был писать эссе, и потащив парнишку обратно в замок. – Ты должен взяться за учебу. Образование – ключ к успеху и полноценной жизни. У тебя было много времени после обеда, чтобы написать эссе. Ты мог уже покончить с этим и был бы свободен. – Она вздохнула, видя, что ее слова не возымели никакого действия. – Ну?
– Я собирался сделать это вечером, – буркнул Джек. – Я уже написал кое-что.
– Покажи, я хочу взглянуть, – сказала Кэтрин.
– Вы не можете проверять меня! – вспыхнул он. – Не можете заставлять! Вы мне не мать!
«Терпение», – приказала себе Кэтрин.
– Нет, и не рассчитываю занять ее место, но я переживаю за тебя, так как мы живем под одной крышей. Нам обоим будет лучше, если мы попытаемся не ссориться.
Джек только пожал плечами.
– Ты ведь ничего не написал, верно? – прямо спросила Кэтрин, когда они вошли в замок.
Он не смотрел ей в глаза.
– Иди и выполни свой урок. Ты же не хочешь, чтобы тебя снова наказали. И, Джек, перестань обманывать. Это неумно, правда всегда открывается.
– Трахни себя в зад! – крикнул он, схватил вазу с цветами, которые собрала Кэтрин, и швырнул ее на каменный пол; она разбилась, мелкие осколки разлетелись во все стороны, а Кэтрин уставилась на них, шокированная руганью Джека и его грубой выходкой.
– Что случилось? – спросил Джон, вбегая в холл.
– Ничего, – ответила она. – Джек рассказывал мне о своем эссе, и я случайно опрокинула вазу. Такая глупость!
– Я позову слугу, – сказал Джон и быстро вышел.
Джек таращился на свою мачеху, щеки его пылали.
– Не смей больше делать ничего подобного или ругаться на меня! – прошипела Кэтрин.
– Да, – пробормотал он. – Простите.
Кэтрин остановилась на этом.
Вечером Джон присоединился к жене в ее гостиной за вечерней кружкой горячего ягодного эля.
– Вы действительно сами опрокинули вазу?
– Да, а что? – Ответ ее прозвучал фальшиво, впрочем, он и был ложью.
– Вам меня не обмануть, Кейт, я знаю своего сына. Он не желает делать то, что его заставляют, и я сомневаюсь, что он стал бы обсуждать это с вами. Полагаю, вы выговаривали ему за леность, а он в ответ разбил вазу. Я прав?
– Простите, я просто хотела защитить его и показать, что забочусь о нем, – призналась Кэтрин.
Джон хмыкнул и откинул голову на спинку кресла.
– Он доставляет мне много тревог, этот мальчик. Я не знаю, что с ним делать. Он обидчив, все воспринимает неправильно, отвергает все мои похвалы и, кажется, испытывает удовольствие от непослушания. Он считает, что грешить – это святое дело, и, если я его укоряю, говорит, что его друзьям сходят с рук вещи и похуже. Он срывается, не думая. Наказания, похоже, на него не действуют.
– Думаю, выход в том, чтобы обращаться с ним по-доброму, и я намерена поступать именно так. Может, он никогда меня не полюбит, но я добьюсь того, что он будет меня уважать.
– Ну желаю удачи! – сказал Джон, и слова его прозвучали так, будто он уже поставил крест на своем сыне.
– Ему всего четырнадцать, он еще достаточно юн, чтобы я успела сформировать его и внушить ему чувство ответственности.
Ее мягкий подход, кажется, начал приносить плоды. Она предпочитала пряник кнуту. Постоянно побуждала обоих детей любить учебу и достигать успехов в ней. Если ей приходилось делать им замечания, это всегда происходило с глазу на глаз. Кэтрин уважала достоинство детей, никогда не поднимала на них руку и упорно продолжила защищать Джека от дурных сторон его характера, даже когда застала за совсем негодным делом: прижав испуганную горничную к стене, он пытался ее поцеловать. Кэтрин схватила его за руку, утащила в комнату и сделала строгое внушение о том, как джентльмен должен относиться к женщинам. Она сознавала, что этот юноша потенциально склонен к проявлениям насилия, и размышляла: не пытается ли утихомирить пасынка, потому что сама его боится? Однако методы Кэтрин, казалось, работали. Чего бы ей это ни стоило, а она подвигла Джека к тому, что он стал вести себя лучше. Все заметили произошедшие в нем перемены. Джон удивлялся и был ей очень благодарен.
На Рождество они отмечали помолвку Маргарет с Ральфом Биго. Джон ликовал, что ему удалось заполучить для дочери сына ближайшего соседа, сэра Фрэнсиса Биго. Это стоило больше, чем он мог себе позволить, но жертва была принесена с большим удовольствием. Маргарет в обычной для себя оживленной манере изобразила, что рада. Ей было девять, и едва ли она полностью осознавала, что такое брак. Свадьба состоится не раньше чем через пять лет, а для ребенка в ее возрасте это целая вечность. Кэтрин тоже радовалась помолвке и решила позаботиться о том, чтобы, когда придет время, Маргарет была хорошо подготовлена к замужней жизни, как мать подготовила ее саму. Сэр Фрэнсис был могущественным заступником религиозных реформ. Кэтрин начала воспринимать это как необходимейшее качество. Люди вроде него могли изменить общество в целом.
В начале нового 1535 года пришла новость о еще одной грядущей свадьбе, а весной Кэтрин и Джон отправились в Торнтон-Бридж, к востоку от Рипона, чтобы присутствовать на четвертой свадьбе Кэт: она выходила замуж за Уильяма Ниветта, который сразу понравился Кэтрин. У нее потеплело на сердце, когда она увидела свою подругу счастливой невестой. Торнтон-Бридж находился недалеко, и они будут навещать друг друга. В том году Кэт и Уильям три раза приезжали в Снейп, а Кэтрин и Джон праздновали с ними Рождество в Торнтон-Бридж-Холле.
Кое в чем этот год оказался мрачным: король казнил сэра Томаса Мора, епископа Фишера из Рочестера и других людей, не принявших его брака и его реформ. Но в Снейпе жизнь текла счастливо, с редкими облачками на горизонте. Кэтрин молилась, чтобы так продолжалось и дальше.
1536–1537 годы
После Богоявления они снова поехали в Лондон, так как парламент собрался на очередную сессию и Джон чувствовал себя обязанным присутствовать. Он часто возвращался домой вечерами в мрачном настроении и ворчал, что королева Анна оказывает пагубное влияние на короля, что его главенство над Церковью незаконно, так же как планы закрыть все мелкие монастыри в стране.
– Он объявил себя верховным главой, потому что хочет наложить руки на богатства Церкви, – горячился Джон. – Люди не поддержат это, вот увидите. Никто не желает смотреть, как топчут веру, в которой их взрастили, или закрывают монастыри.
– Ш-ш-ш! – шикнула на него Кэтрин, отчаянно жестикулируя. – Ваши слова могут посчитать изменой!
Джон умолк, сердито сверкая глазами.
– Я просто хочу, – сказал он, понижая голос, – чтобы мы могли вернуться к прежней жизни и король забыл о своих нелепых затеях. Это все вина той потаскухи.
– Вы не должны так ее называть.
– Она соблазнила его колдовством, заморочила ему голову опасными идеями и расколола королевство. О ней шепчутся при дворе. Говорят, чего другого ждать от такой особы?
– Не стоит говорить о ней неуважительно. Кто-нибудь услышит и донесет на вас.
– Значит, мы все должны молчать, а ей сойдут с рук эти так называемые реформы?
Кэтрин встала и обняла мужа, почувствовав, как напряжены его плечи.
– Мы ничего не можем с этим поделать, – тихо сказала она ему на ухо, – так зачем тратить время на тревоги и беспокойства? Нужно привыкнуть к переменам.
– Вам не приходится сидеть в парламенте и держать рот на замке вопреки велениям сердца, – возразил Джон. – Иногда я думаю, что лучше было бы держаться подальше от королевского дома. Добрые люди из моего графства поручили мне представлять их интересы. Йоркширцы предпочли бы сохранить свою старую веру, и это правильно, но я ничего не могу для них сделать.
На это простого ответа не было, и Кэтрин тоже находила, что ей трудно молчать.
Как-то раз в марте Джон опять вернулся домой сильно не в духе.
– Они приняли Десять статей, – мрачно сообщил он. – Это план короля относительно Церкви Англии. Не могу поверить, что это случилось.
– Сядьте, муж мой, – сказала ему Кэтрин, наклоняясь поворошить угли в очаге. – Объясните, что это значит.
– Король хочет очистить Церковь, – фыркнул Джон. – Он желает избавиться от суеверий, как ему угодно выражаться. Отменяются празднования дней святых, паломничества и молитвы перед статуями. Его величество милостиво согласился сохранить мессы и доктрину о Реальном Присутствии[7], кроме того, нас, как прежде, будут судить по вере и по добрым делам. Все-таки он не принял доктрину Мартина Лютера, что мы можем достичь Небес одной только верой.
– Значит, в сердце своем король остается католиком, – задумчиво проговорила Кэтрин.
– Полагаю, мы должны быть благодарны ему за эти маленькие попустительства, – проворчал Джон. – Однако инспектирование монастырей уже началось. Объясняется это необходимостью оценить моральное состояние братии и финансовую устойчивость обителей, но, помяните мои слова, Кромвель использует собранные сведения как предлог, чтобы закрыть их все. Кэтрин, с меня довольно. Когда парламент будет распущен на лето, мы вернемся домой. Совет Севера нуждается во мне.
Кэтрин предпочла бы остаться в Лондоне, чтобы быть в курсе захватывающих событий, которые происходили в парламенте, но ее место рядом с мужем, и она поедет с ним домой без всяких возражений, потому что не хочет давать ему ни малейшего повода подозревать, будто ее взгляды на жизнь все больше отклоняются в сторону от его взглядов.
В мае они вернулись в Снейп, где их ждали письма от Анны, Уилла и дяди Уильяма.
– О милосердное Небо! Королеву казнили! – воскликнула Кэтрин, в ужасе глядя на Джона.
– Что?
Она пробежала глазами письмо дяди Уильяма.
– Ее обвинили в прелюбодеянии с пятью мужчинами – один из них – ее родной брат – и в злом умысле на убийство короля. Я… Я ничего не понимаю.
Джон прочел письмо.
– Я слышал кое-что при дворе и в парламенте. Некоторые говорили, что у нее дурная репутация, другие – что она весьма вольно дарит свои милости. Но я посчитал это сплетнями. О ней много злословили. Может быть, паписты воспользовались случаем избавиться от нее, и хорошо.
Кэтрин никогда о таком не слышала, чтобы королеве Англии отрубили голову. Вот ужас! Разве можно в такое поверить?
Она распечатала письмо Анны. Оно было очень грустным. Анна любила королеву и разделяла ее реформаторское рвение, а теперь, подумала Кэтрин, потеряет место при дворе. Но нет. Оказалось, Анне по секрету сообщили: она останется и будет служить новой королеве.
Мы все знаем, кто это, потому что король уже какое-то время ухаживает за мистресс Джейн Сеймур, которая служила в качестве фрейлины вместе со мной. Если слухи не врут, она служила и королю так же усердно, как королеве. Она набожная католичка, и я боюсь, что реформы будут остановлены. Я уверена, это консерваторы при дворе выдумали обвинения против королевы, чтобы поставить вместо нее Джейн Сеймур. Сожги это письмо, дорогая сестра, как только прочтешь его.
С тяжелым сердцем Кэтрин показала его Джону, после чего бросила в огонь. Послание Уилла отправилось туда же, так как и он выражал в нем огорчение по поводу того, какой жестокий удар нанесло делу реформаторов падение Анны Болейн.
Новость о смерти королевы и поспешной женитьбе короля на Джейн Сеймур была главной темой разговоров во всех домах знати, где появлялась Кэтрин. Она слышала, как люди сплетничают об этом на рынке в Рипоне, и даже краем уха уловила в соборе спор священников о том, надуманны ли обвинения против бывшей королевы.
Джон не сомневался, что тут не обошлось без вмешательства Господа.
– Теперь у нас королева-католичка, благослови ее Бог!
Почти все соглашались с ним. Он был прав. На Севере мало кто поддерживал новые порядки.
В Лондон они вновь отправились в июне, чтобы Джон мог присутствовать в парламенте. Он надеялся, что в результате последних событий реформы недавнего времени отметены в сторону, однако его радостного настроения хватило ненадолго.
– Ничего не изменилось, – буркнул Джон, войдя в дом и бросив шапку на скамью в холле. – Они упорствуют в своих безбожных начинаниях, невзирая на последствия.
Кэтрин налила мужу вина и протянула ему кубок:
– Вероятно, королева Джейн не пользуется таким влиянием, как королева Анна.
– Уверен, вы правы. Говорят, король выбрал ее, потому что она полная противоположность Анне. По общему мнению, Джейн Сеймур – маленькая мышка. От нее не услышишь ничего, кроме «да, Генрих» и «нет, Генрих», что бы ни сказал его величество.
Кэтрин задумалась. Два дня назад к ним приходил Уилл. Он обмолвился, что, когда амбициозные Сеймуры объединилась с Кромвелем и другими ради свержения Анны, Джейн участвовала в заговоре. Насколько серьезно она была в него вовлечена, никто не мог судить с уверенностью. И это вызвало у Кэтрин сомнения: что же на самом деле кроется за неприметной наружностью новой королевы? Вероятно, Джейн Сеймур играет вдолгую. Ее должны волновать религиозные вопросы, ведь она слыла очень набожной. Может быть, она понимала: когда у нее на руках будет сын, тогда и позиции ее укрепятся, а значит, появится возможность влиять на короля.
Кэтрин про себя вздохнула, вешая накидку Джона на крючок у двери. Они женаты уже два года, а никаких признаков беременности не наблюдалось, и вовсе не от недостатка супружеской близости. Джон оставался все таким же пылким любовником. В отличие от короля, наследник у него был, но общие дети, конечно, стали бы венцом их счастья. Они никогда не обсуждали это, и Кэтрин часто задумывалась, не испытывает ли ее муж внутреннего разочарования оттого, что жена никак не подарит ему ребенка.
Она принялась массировать плечи сидевшему на стуле супругу, чтобы помочь ему расслабиться.
– Король женат всего несколько недель. Пусть пройдет какое-то время.
Однако Джон никак не мог отвлечься от своих печальных мыслей.
– С меня довольно, – сказал он. – Меня тошнит от этих лордов, жалко лепечущих, как прекрасны реформы короля, и от себя самого, не смеющего рта раскрыть. Думаю, нам лучше уехать домой. Акт о престолонаследии издан, трон передан детям королевы Джейн. Дочь покойной королевы объявлена незаконнорожденной, как и леди Мария.
Кэтрин мысленно пожалела бедняжку Елизавету, которой было… Сколько? Года два? Несчастная малышка сурово наказана за грехи своей матери.
– Да, нам лучше поехать домой, – согласилась Кэтрин.
Ей вдруг захотелось оказаться как можно дальше от двора.
Север кипел от недовольства, и это было очевидно всякому. На постоялых дворах и в домах, где останавливались Кэтрин и Джон по пути назад, люди были обозлены. У церквей и на рынках собирались стихийные сходки, подстрекатели пламенными речами разжигали в людях негодование. Каждый встречный имел свое мнение. Как и Джон, многие надеялись, что теперь все будет как в те времена, когда король еще не порвал с Римом. Перемены нанесли удар по самым основам повседневной жизни англичан. Дошло до того, что никто не знал, можно ли и дальше молиться святым, совершать паломничества или даже дозволено ли им принимать причастие.
– Нам нужна определенность, – заявил Джон, сев во главе семейного стола в Снейпе в первый вечер по возвращении домой. – Король нарушил естественный порядок вещей. Люди тревожатся о безопасности своих душ.
У Кэтрин не было ответа. Она не думала, что король рискнет потерять лицо, вернувшись под пастырский надзор Рима, и втайне поддерживала его решимость избавить английскую Церковь от суеверных практик и злоупотреблений. Зачем просить святых о заступничестве, если можно обратиться к самому Господу? Об исчезновении из церквей статуй святых Кэтрин тоже не сожалела. Господь приказал: «Не сотвори себе кумира», – так что в этом отношении она была заодно с королем. Однако в большинстве окрестных церквей священники и паства не хотели расставаться с дорогими их сердцам статуями.
Ропот недовольных становился все громче. Джон слышал его всякий раз, встречаясь со своими соседями и арендаторами.
– Они все верные подданные, – говорил он дома. – Никто не желает свержения короля. Люди хотят лишь восстановления старой веры, сохранения монастырей и устранения негодных министров вроде Кромвеля. Без его пагубного влияния король скорее прислушался бы к своему народу. Но эти реформисты, они кормят его ложью… – И он, сердитый, пошел умыться перед обедом.
А вот Кэтрин принятые королем меры казались мудрыми и необходимыми. Она не могла представить себе ни одного правителя, который с радостью выслушивал бы критику своих решений, подсказанных учеными и совестливыми людьми. Неудивительно, что говорили, будто его милость стал в последнее время чрезмерно обидчивым и раздражительным, особенно если учесть, что он горевал о своем юном сыне, бедном герцоге Ричмонде, который, как сообщил ей Уилл, в конце июля внезапно умер. По общему мнению, король был человеком умным, хорошо образованным и искушенным в вопросах теологии. Кэтрин не сомневалась, что он обладает нужными знаниями для принятия верных решений по вопросам религии. Однако свои мысли она держала при себе.
Как-то раз, ближе к концу сентября, Джон вернулся из Рипона в большом возбуждении.
– Распускают не одни только монастыри, – сказал он Кэтрин. – Церкви тоже планируют позакрывать. Мои друзья из городского совета слышали, что королевские порученцы объедут с инспекцией все церкви на Севере. Ей-богу! – Джон стукнул кулаком по столу. – Этот король – антихрист! Он покончит с религией и отправит нас всех в ад!
– Вы точно знаете, какова цель приезда этих посланцев короля? – спросила Кэтрин, находя сообщение мужа невероятным. – Может быть, они едут проверить, соблюдаются ли в церквях новые законы.
– Да, ровно так же, как они сделали в монастырях, – набросился на нее Джон. – А теперь закрывают их один за другим. Только самые мелкие обители, так нам сказали, но, помяните мое слово, в конце концов их уничтожат все до единой. И король присвоит себе церковные богатства.
Кэтрин не показала мужу письмо Уилла, в котором тот говорил про опасения его милости, что монастыри – это рассадники папизма. Она понятия не имела, обоснованны ли эти страхи, а вот то, что монахи привержены старому порядку, не подлежало сомнению.
Джон расхаживал взад-вперед, топая каблуками по плитам пола.
– Когда монастыри закроют, мы увидим на улицах монахов и монахинь. Кто станет поддерживать бедняков, лечить больных, содержать школы? Кто сохранит книжное знание, которое вам так дорого? Кейт, это нужно остановить! Здешние люди желают прекращения реформ. В воздухе носятся разговоры о восстании.
– А кто возьмется останавливать все это? – спросила Кэтрин. – Вы хотите подняться против короля? И рискнете подвергнуться аресту за измену? Вспомните о том, что делают с изменниками, Джон! Подумайте о детях, которых могут лишить наследства. И обо мне! – Она вдруг заметила, что в мольбе заламывает руки.
Муж молчал. Он стоял к ней спиной, и Кэтрин не могла прочесть выражения его лица.
– Подумайте о ваших арендаторах и обо всех, кто от вас зависит, Джон. Вы для них хороший хозяин. Лучшего они никогда не найдут. Прошу вас, проявите рассудительность, прежде чем решиться на какой-нибудь отчаянный поступок. Вы и правда считаете, что слеплены из того же теста, что и мученики?
Джон повернулся к ней, хмурясь, и спросил:
– Вам безразлична ваша вера, Кейт? Вы будете спокойно смотреть, как ее попирают и предписывают нам новые порядки?
Вопрос мужа ошеломил Кэтрин. Посмеет ли она сказать ему, что разделяет подходы короля к вопросам религии?
– Конечно нет, – сказала она. – Вера для меня – все, но и вы тоже, и мне бы не хотелось, чтобы вы рисковали, особенно когда нам неизвестно доподлинно, правдивы ли эти слухи насчет посланцев короля. Нет, Джон, люди должны обратиться с прошением к его величеству и взывать, чтобы он, в своей отеческой милости, прислушался к их тревогам.
– Когда это Генрих Тюдор прислушивался к кому-нибудь? – бросил ей в ответ Джон. – Он не отступится от своих эгоистических планов, а остальные пусть выкарабкиваются, как могут!
Кэтрин оставила этот спор и пошла сказать повару, что пора подавать обед. Атмосфера за столом была напряженная. Джон напоминал разъяренного быка, готового броситься на первого встречного. Джек сидел молча, и даже Маргарет, обычно разговорчивая, притихла. Кэтрин попыталась завести разговор, но никто не поддержал ее. Когда настал момент подняться из-за стола, она с радостью скрылась в своей комнате. Джон не пошел за ней. Никогда еще он не бывал в таком дурном расположении духа.
В начале второй недели октября к ним заехал близкий друг Джона, лорд Редмэйн из замка Хэрвуд, расположенного милях в тридцати к югу от Снейпа.
– Приветствую! – сказал он. – Я еду в замок Миддлхэм и в другие места, чтобы поднять тревогу. Вы знаете, что в Линкольншире началось восстание?
Кэтрин и Джон изумленно уставились на него.
– Боже правый, как это вы не слышали колокольного звона оттуда?! – продолжил лорд Редмэйн. – Все началось в Лауте. Один викарий призвал паству к восстановлению старой религии и убедил начать протесты. Его послушались, и скоро все окрестные городки бунтовали. Королю отправили петицию. Расплата наступила быстро. Не прошло и десяти минут, по крайней мере так казалось, как в Линкольншир вступила королевская армия под предводительством герцога Саффолка. За пару недель восстание было подавлено.
Джон недовольно присвистнул. Кэтрин не смела взглянуть на него, понимала, что прочтет на его лице не высказанное вслух: «Я же вам говорил».
– Видите, Кэтрин, чем оборачивается отправка петиций королю! – воскликнул Джон.
Лорд Редмэйн с любопытством взглянул на нее, но ничего не сказал. Они угостили его вином, и он отправился дальше.
– Слушайтесь меня впредь, – более мягким тоном произнес Джон, когда супруги вошли в дом с крыльца.
Кэтрин кивнула:
– Вы были правы. – Ей хотелось, чтобы отношения между ними наладились.
Уилл вместе с войском герцога Саффолка пришел на Север и прислал Кэтрин письмо с рассказом о произошедшем:
Мы разбили бунтовщиков. Они плохо подготовились. Я был в Лауте и Хорнкасле, производил надзор за повешениями. Смерть собрала обильный урожай заблудших душ. Думаю, люди теперь подумают дважды, прежде чем восставать против короля.
Три дня спустя их среди ночи разбудил Уолтер Роулинсон, управляющий Джона.
– Прошу прощения, милорд, но прибыл аббат из Жерво и просит встречи с вами.
– Какого черта ему понадобилось?! – проворчал Джон, вставая и надевая ночной халат.
– Он говорит, это срочно, милорд.
Когда мужчины спустились вниз, Кэтрин выскочила из постели и тоже быстро накинула халат. Ей нужно знать, что происходит. Она бросилась вслед за мужем и застала его в холле, в обществе высокого монаха в накидке с капюшоном.
– Милорд, я молю вас дать мне убежище, – слегка задыхаясь, говорил монах. – У ворот аббатства Жерво собрались сотни вооруженных людей. Они пришли час назад и потребовали, чтобы мы вместе с ними встали на защиту старой религии и монастырей. Некоторые мои монахи загорелись идеей, так как боятся закрытия обители, хотя до этого пока не дошло. Но мне отвратительно ослушание королю. Я запер ворота гейтхауса и убежал через потайную дверь рядом с конюшнями. Я летел сюда как ветер. Да простит меня Господь, я оставил своих братьев, и это будет выглядеть так, будто я их бросил, но мне нужно было найти подмогу. Бунтовщики настроены решительно. Боюсь, они станут искать меня.
– Не бойтесь, отец аббат, – без колебаний ответил ему Джон. – У меня есть мыза недалеко отсюда. Она стоит на отшибе, так что никто не вздумает соваться туда. Мой управляющий проводит вас. Вам нужно взять с собой еды.
– Я позабочусь об этом, – сказала Кэтрин и торопливо ушла на кухню, где сложила в корзину холодное мясо, несколько кусков пирога с голубятиной, яблоки, хлеб, сыр и вино.
Они поступали правильно. Насилием и угрозами не решить никаких проблем. Давая убежище человеку, который боялся, что его принудят к восстанию против короля, они могли заслужить только королевское одобрение.
Аббат с благодарностью взял корзину:
– Благослови вас Господь, миледи, и вас, милорд. Я не забуду вашей доброты. По крайней мере, если они явятся сюда, вы будете готовы.
Уолтер и аббат оседлали коней и ускакали в ночь. Кэтрин и Джон смотрели им вслед.
– Что мы будем делать, если они придут? – спросила Кэтрин; появление бунтовщиков казалось ей неизбежным.
– Мы тоже запрем перед ними двери, – мрачно ответил Джон. – Это одно из преимуществ жизни в замке.
Больше Кэтрин заснуть не удалось. Она лежала в постели и напряженно прислушивалась, не раздадутся ли стук копыт или голоса. Но было тихо. На следующий день она занималась своими обычными делами, то и дело поглядывая в окно и чутким слухом стараясь уловить любые тревожные звуки.
В полдень, когда они только-только закончили обедать, появился молодой монах.
– Милорд, миледи, – сказал он, сильно картавя на йоркширский манер, – прошу прощения за беспокойство, но не показывался ли у вас наш аббат? Нам нужно, чтобы он вернулся в обитель. Бунтовщики грозят, что сожгут ее, если он не явится, и настроены весьма воинственно. Они требуют от него клятвы, что он поддержит их. Прошу вас, помогите, милорд!
Джон сперва заколебался, но потом быстро проговорил:
– Думаю, я знаю, где укрылся ваш аббат, – объяснил монаху дорогу и отправил его туда. – Пусть он убедит своего аббата вернуться, – сказал Джон, обращаясь к Кэтрин. – Господу известно, я так же горячо желаю восстановления старых порядков, как и эти бунтари, но восставать против короля – чистая глупость. Посмотрите, что случилось с Линкольнширом.
– Только бы они не явились сюда, – нервно проговорила Кэтрин.
Больше супруги ничего не слышали ни про аббата, ни про сожжение монастыря Жерво, а потому решили, что настоятель вернулся в обитель и дал клятву.
Три дня прошли без всяких происшествий. Джон отправился по делам в Рипон и взял с собой Кэтрин. В рыночной толчее она невольно прислушивалась к разговорам и заметила некое общее волнение. Люди говорили кто возбужденно, кто с опаской, и именно там она впервые услышала имя – Роберт Аск, причем оно было на устах у многих. Встретившись с Джоном на постоялом дворе, где они оставили лошадей, Кэтрин спросила мужа, слышал ли он об этом человеке.
– Слишком много раз сегодня, – ответил тот. – Кажется, он поднимает весь Йоркшир на борьбу за старую веру. Но протест будет мирный. Они называют это Благодатным паломничеством.
– Как бы они его ни называли, это восстание, – сказала Кэтрин, садясь на лошадь и выезжая вслед за Джоном со двора.
– Да, именно так отнесется к этому король.
– И тот сброд у Жерво вовсе не был настроен протестовать мирно. Тоже мне паломничество!
Когда они вернулись в Снейп, их ждал Уолтер.
– Милорд, пришло известие из Жерво. Аббат вернулся, а эти сволочи избили его и заставили принести клятву.
– По крайней мере, он сможет сказать королю, что у него не было выбора, – заметил Джон и перекрестился.
– Милорд, – продолжил Уолтер, – вскоре после этого сюда прибыли несколько джентльменов. Все они ранены и просят убежища. Я не посмел отказать им, потому как один из них сказался вашим знакомым, миледи, и добавил, что он королевский сборщик налогов.
– Полагаю, это сэр Уильям Аскью, – сказала Кэтрин, вспоминая свой визит в Стэллингборо шесть лет назад, когда ей привиделся ночной кошмар. – Джон, вы помните, я вам рассказывала, что он друг лорда Боро, и у него была чудесная дочь. – Она повернулась к Уолтеру. – Что случилось с этими джентльменами?
– Думаю, они сами вам расскажут, миледи.
Это и правда оказался сэр Уильям, с ним были трое его помощников. Кэтрин тепло приветствовала его и представила Джону, который велел подать вина, заметив:
– Судя по вашему виду, вам всем это необходимо.
И верно: одежда у них была испачкана кровью, заляпана грязью, у всех ссадины, у кого где, и синяки под глазами. Один лишился зуба, у другого был сломан нос. Кэтрин послала Маргарет за горячей водой и полотенцами и приказала двум своим горничным промыть мужчинам раны. Когда это было исполнено, гости начали рассказ.
– На нас напали, когда мы отправились выполнять свои обязанности, – сообщил сэр Уильям. – Эти негодяи сказали, что не станут платить налоги и тем поддерживать религиозную политику короля. Они избили нас, похитили собранные к тому моменту деньги и сбежали. Нас запросто могли убить. Милорд, прошу у вас прощения за то, что мы явились сюда, но я с большой приязнью вспоминаю леди Латимер и, боюсь, взял на себя смелость полагаться на это.
– Мы вам очень рады, сэр Уильям, – с улыбкой ответил Джон, подливая гостю вина.
– Приятно видеть вас даже при таких обстоятельствах, – поддержала мужа Кэтрин. – Как ваша семья?
По лицу сэра Уильяма пробежала тень.
– Наша старшая дочь Марта не так давно умерла, упокой Господь ее душу. Это был тяжелый удар. Она должна была выйти замуж за одного местного джентльмена, сэра Томаса Кайма. Теперь его супругой станет ее сестра Анна. – Он нахмурился. – Ей только что исполнилось пятнадцать.
– Она рада, что займет место Марты? – спросила Кэтрин, ощущая, что тут что-то неладно.
Последовала пауза.
– Анна понимает, что этот брак поможет мне финансово, так как приданое Марты невозвратное. Но мне пришлось ее уговаривать.
Кэтрин подумала: «Интересно, какую форму приняли эти уговоры?»
– Но теперь она согласна?
– Да, миледи. Думаю, что так.
– Сэр Уильям, вы бывали при дворе в последнее время? – спросил Джон.
– Я был в числе присяжных во время суда над королевой Анной.
– Что вы думаете по поводу доказательств? – поинтересовалась Кэтрин, стремясь получить побольше информации.
– Нет сомнений, что по ней плачет ад, – ответил сэр Уильям. – Дело против нее было разобрано в деталях, со всем тщанием.
Кэтрин все равно не могла понять, почему королева, так горячо поддерживавшая реформы и с достойной удивления легкостью добивавшаяся своих целей, вела столь беспорядочную личную жизнь. Одно противоречило другому.
– Королева Джейн – очень милосердная леди, – продолжил сэр Уильям. – Такой контраст с той, прежней. Леди Мария выразила схожее мнение, когда я заезжал к ней летом.
«Раз сэр Уильям в хороших отношениях с леди Марией и почитает королеву Джейн, значит он держится католической веры», – заключила Кэтрин.
– Вы слышали о Роберте Аске? – спросил сэр Уильям, обращаясь к Джону.
– Да, больше, чем мне хотелось бы, – ответил тот, мрачно поджав губы.
– Он мой родственник, хотя я с ним никогда не встречался, а теперь и вовсе постараюсь держаться от него подальше. Этот человек – глупец, к тому же опасный.
– Проблема в том, что он благочестивый глупец, а такие хуже всех, – заметил Джон. – Он не понимает, что, хотя сам движим принципами, открывает шлюзы мятежникам всех мастей.
– Вы поступите правильно, если не станете примыкать ни к кому, – сказал сэр Уильям, а его помощники согласно закивали. Потом он встал. – Мы должны поблагодарить вас за доброту и отправиться дальше.
– Останьтесь у нас на ночь и отдохните, – предложила Кэтрин.
– Благодарю вас, дорогая леди, но я хочу вернуться в Линкольншир до того, как там вспыхнет восстание.
От соседа из замка Рипли, сэра Уильяма Инглби, Джон вернулся весьма озабоченный.
– Инглби, может, еще и молод, но хорошо информирован. Он сказал, что два дня назад Роберт Аск вступил в Йорк во главе десяти тысяч человек и после мессы в соборе заставил всех принести составленную им клятву – Клятву достойных людей, как он ее назвал, и все дружно поклялись. Она обязывает защищать Католическую церковь, охранять короля и его наследников, изгонять дурных советников и радеть о восстановлении истинной религии и монастырей. Кейт, это путь к гражданской войне. Они собираются идти маршем на Лондон под знаменем с Пятью ранами Христа. – Джон начал расхаживать по комнате. – Бог знает, я против отмены старой веры, но это восстание, не меньше, и я не уверен, что мне следует его поддержать.
Кэтрин задрожала. Она никогда не решилась бы высказать мужу свои личные взгляды на это дело; в конце концов, жена должна слушаться супруга и быть преданной ему. Более того, она любила Джона и хотела, чтобы он остался целым и невредимым, а значит, нужно убедить его не примыкать к мятежникам, не участвовать в их изменнической авантюре, способной нанести удар по делу реформ.
– Не вмешивайтесь в это, муж мой, – сказала Кэтрин. – Вспомните, как жестоко было подавлено восстание в Линкольншире. Эти люди подвергают опасности свои жизни и могут лишиться всех средств к существованию.
Было видно, что Джон колеблется.
– Верно, Кейт, но речь идет о спасении наших душ и сохранении привычного образа жизни.
Кэтрин разгорячилась:
– Заботьтесь о безопасности своей души, и пусть эти глупцы разрушают собственные жизни! Молю вас, Джон, не впутывайтесь в это дело! Вы можете потерять все, и где тогда окажемся я и дети?
– Мне могут не оставить выбора, Кейт, – пробормотал он и одним глотком осушил кубок вина. – Инглби говорит, что паломники, как они себя называют, являются в дома джентльменов и, застав их врасплох, как аббата из Жерво, требуют присоединиться к ним.
– Если они покажутся здесь, им придется иметь дело со мной! – заявила Кэтрин с уверенностью, которой вовсе не ощущала, понимая, однако, что из них двоих внутренней силы, пожалуй, больше у нее.
Страшнее всего, что, если мятежники придут к ним, Джон, скорее всего, сдастся, так как он поддерживал их идейно. Вопрос состоял в том, окажется ли для него долг чести более важным, чем жена, дети, титул, собственность и даже жизнь. Однажды он говорил, что спасение души для него важнее всех благ земных, но насколько сильно в нем это убеждение? Кэтрин молилась, чтобы его основательность не подверглась проверке на прочность.
Через несколько дней, когда земля покрылась ковром из пожелтевших листьев и с востока задул холодный ветер, мятежники явились в Снейп. Тут не было ни гейтхауса, ни рва, чтобы остановить их. К дому подошла разношерстная шайка человек в пятнадцать: большинство, судя по одежде, работники с ферм, двое с виду напоминали писарей; на рукавах у каждого – эмблема с вышитым знаком Пяти ран Христа, и все вооружены – кто кинжалом, кто копьем, кто вилами.
Кэтрин заметила их из окна своего маленького кабинета, потом раздался стук железного молотка в дубовую входную дверь, послышались шаги Уолтера, который торопливо пошел открывать, и она поспешила за ним в холл. Джон уже был там. По его лицу было ясно, что он опознал незваных гостей.
Читать бесплатно другие книги:
