Мертвый лес Колодан Дмитрий
– Когда ты соизволишь умереть, – сказала бабушка, – обещаю, я приду к тебе первой. А прежде того и не надейся, а то ишь какой пуп земли выискался. От матери, поди, нахваталась.
Ива стиснула зубы. Ну и ладно, не очень-то и хотелось… Сама она пуп земли, если уж на то пошло.
Обида на бабушку немного привела ее в чувство. Мертвые не обижаются, а раз так, значит, еще не все кончено? Впрочем, прошла, наверное, целая вечность и пара минут в придачу, прежде чем Ива осмелилась поднять голову. Загадочное «мягкое и влажное», на котором скрючилась Ива, обернулось кучей ветоши и старых тряпок. Достаточно большой, чтобы смягчить любое падение.
Кое-как Ива села и огляделась, хотя ее и мутило и кружилась голова. Она оказалась в пещере – это слово первым пришло на ум, и на нем Ива и решила остановиться. Перед ней простиралась огромная и пустая зала, больше любой из комнат в Доме Матушки. С высоким потолком, до которого Ива не смогла бы дотянуться, даже если бы встала на плечи крестному. И все здесь – стены, пол и потолок – было слеплено из мусора. Ну конечно же, ее ведь проглотил урбунд, так что глупо ожидать чего-то иного. Она внутри чудовища… Вот же угораздило!
Ива подумала об Охотнике и о Куэ – с ними-то что случилось? Рядом их не было, но значит ли это, что им удалось спастись, она не знала. Задрав голову, она поискала место, откуда она упала на тряпки, но ничего такого не увидела. Ее окружал мусорный мешок, без входа и выхода, выбраться отсюда будет непросто. Хотя, с другой стороны, у нее есть нож, а мусорные стенки не выглядели такими уж плотными. Худшее, что могло с ней случиться, уже случилось. Пришел ее черед делать ход.
Ива немного взбодрилась, но с места не сдвинулась. Раз уж некуда спешить, то стоит хорошенько все обдумать. Найти самое уязвимое место чудовища и нанести удар.
Изнутри мусорная плоть вепря вовсе не выглядела цельной. Сквозь дыры, а их хватало, косыми лучами пробивался тусклый солнечный свет. Здесь он был неприятного желтоватого оттенка и казался таким плотным, что можно потрогать руками. В световых столбах бестолково роились тучи крошечных мух и мошек.
Очень осторожно, расставив руки для равновесия, Ива поднялась на ноги. Она хотела отсюда выбраться, однако же помнила, на какой высоте находилось брюхо урбунда. Такое падение вполне могло обернуться сломанной шеей.
Мусорный пол колыхался так, словно под ним плескалась вода, но смог ее удержать. Ива сделала пару осторожных шагов – все равно что идти по зыбким болотным кочкам. Сложно, но можно приноровиться. Она сделала еще один шаг, поскользнулась на яблочной кожуре и во весь рост растянулась на подвижном полу мусорной пещеры. Сердце замерло. Мелькнула мысль, что сейчас под ней разверзнется бездна или же ее поглотит неведомая трясина, но все обошлось. Пол прогнулся и тут же упруго распрямился, чуть ли не подбросив ее вверх.
Отдышавшись, Ива снова поднялась на ноги. Теперь бы еще понять, куда идти. Сколько бы она ни оглядывалась, особой разницы не видела – мусорный мешок, он и есть мусорный мешок. Ну, доберется она до стены, а потом? Так и будет ходить кругами? Она могла вскарабкаться по стене до самого потолка, но какой в этом смысл? Сверху, и снизу, и со всех сторон – все едино. Мусор, отбросы, и ничего кроме.
Ива провела ладонью по лицу, размазывая грязь. Должен существовать еще какой-то выход, просто не столь очевидный. Нужно собраться, успокоиться, и тогда она найдет решение. Но вместо мыслей в голове была растекающаяся каша. Сосредоточиться никак не получалось, и от этого Ива только сильнее заводилась. Паника подступала откуда-то снизу, вместе с тошнотой, сдавившей горло, и не поддаваться ей стоило огромных трудов.
Может, развести костер и посмотреть, что из этого получится? В карманах лежали и огниво, и трут, а уж топлива под ногами валялось предостаточно… Но это была крайне сомнительная затея. Все равно что забраться на кучу сухого хвороста, облить себя керосином и поджечь. В ее планы не входило сгореть заживо или же задохнуться от ядовитого дыма. Даже если таким образом она сможет убить урбунда, в чем Ива сомневалась, цена слишком высока. К тому же он и так уже горит – она вспомнила алое пламя, полыхающее в его глазницах, значит, огонь не причинит ему вреда. Не выдержав, она закричала:
– Эй! Эй! Здесь кто-нибудь есть?
Не то чтобы она рассчитывала на ответ, но ей важно было услышать собственный голос. Пусть даже тихий, испуганный, но живой.
– Эй?
Ива замерла, прислушиваясь. Показалось или нет? Наверняка сказать нельзя, но, кажется, в глубине пещеры что-то закопошилось. Или кто-то… Может, просто мусор сдвинулся с места, а может, кто-то и в самом деле там прятался. Затаился, выжидая подходящего момента, чтобы напасть… Кто знает, какие чудовища живут внутри чудовища? От одной мысли об этом у Ивы засосало под ложечкой.
Она сжала рукоять кортика, подаренного ей лейтенантом Юстасом, и медленно вытянула клинок из ножен. Сталь тускло блеснула в странном желтоватом свете. Не то чтобы это придало ей уверенности, но Ива решила, что, если ей суждено здесь погибнуть, она погибнет с оружием в руках. Она ощерилась, как куница на лису, и взмахнула клинком, рассекая воздух. Пусть знают, что у нее есть острые зубы.
– Эй! Выходи, я тебя вижу! – Ива шагнула в сторону, где ей почудилось движение. – Можешь не прятаться, я знаю, что ты здесь!
Еще один шаг. Подумала: а что, если ей и в самом деле померещилось? Что, кроме нее, здесь никого нет и ее представление останется без зрителей? Но в тот же миг из теней показались бледные фигуры и двинулись ей навстречу.
Потерянные дети
Ива замерла, выставив перед собой кортик. Она была уверена, что в мусоре прячется кто-то один, однако же их оказалось семеро. И это были вовсе не жуткие чудища и не монстры, а всего-навсего дети. Растерянные и напуганные, с опухшими от слез глазами. Просто дети.
Тем не менее оружия Ива не опустила. Слишком уж избитый трюк – притвориться кем-то, кто выглядит слабым и беззащитным. А кто выглядит беззащитнее ребенка? Но внешность обманчива. Китайские Младенцы, которые жили на Чердаке в Доме у Матушки, тоже выглядели детьми, они даже ходить не могли, а только ползали. Но Ива не раз видела, как за общим ужином Китайские Младенцы набрасывались на еду и за считаные секунды сгрызали все без остатка, даже кости. Так что детской внешностью ее не обмануть.
– Стойте! – крикнула Ива, взмахивая кортиком. – Ни шагу больше!
И бледные дети тут же остановились, таращась на Иву темными глазами. Ива едва заметно расслабилась. Будь они хищниками, они бы не стали ее слушать. Будь они хищниками, они бы попытались взять ее в кольцо, кружили бы вокруг нее, выжидая подходящий момент, чтобы напасть. Но ничего подобного. Они сбились в кучу и испуганно жались друг к дружке.
На вид всем им было лет по пять, не больше, если судить по росту и сложению, однако лица при этом выглядели не по-детски серьезными и строгими. Одежды они не носили, так что Ива сразу поняла, что эти дети не люди, а принадлежат скорее к роду Куэ. Во всяком случае, Ива не увидела ни пупков, ни сосков.
– Кто вы? – спросила Ива, опуская кортик. Разве можно бояться того, кто при виде тебя сам дрожит от страха?
Дети переглянулись. Простой вопрос, но, похоже, он поставил их в тупик, Они не ответили, а только плотнее сбились, цепляясь друг за друга тонкими ручонками. И на Иву вдруг нахлынуло странное и незнакомое ей чувство: захотелось обнять их всех разом, прижать к груди, защитить, спрятать. И не важно, от какой угрозы. Она смутилась и растерялась.
– Кто вы? – спросила она громче. – Что вы здесь делаете?
Она уже знала ответ на свой вопрос или, по крайней мере, догадывалась, но ей важно было его услышать. Дети задрожали, как задрожала бы березовая рощица под порывом сильного ветра.
– Ты наша мать? – спросили они хором, и прозвучало это жутковато.
– Что? Нет! – Ива отступила на полшага. – Ваша мать? Нет, конечно… С чего вы взяли?
Она никак не могла понять, живы ли эти дети или только притворяются живыми. Может, они призраки или неупокоенные мертвецы? Куэ сказала, что мусорный вепрь сожрал детей ее племени, и Ива поняла это так, будто все они погибли. Но ведь урбунд проглотил и ее саму, и она до сих пор жива, так может, и дети деревьев смогли уцелеть?
– Он обещал нам найти мать, – сказали дети. – Мать, которая будет заботиться о нас и рассказывать нам сказки… Это ты? Ты знаешь сказки?
Ива сглотнула. Уж чего, а сказок она знала предостаточно, но она и подумать не могла, что когда-нибудь придется рассказывать их внутри гигантской свиньи из мусора. Да и рассказчица она так себе, не то что Матушка. Но оттого, как на нее смотрели эти бледные дети, у Ивы сжалось сердце. Да кто она такая, чтобы отказывать им в сказке?
– Кто обещал вам это? Кто обещал найти вам мать?
Дети задвигались, затоптались на месте, и на секунду Иве показалось, что сейчас они бросятся врассыпную. От страха, но куда больше – от смущения. Если они и были чудовищами, то чудовищами очень стеснительными.
– Не бойтесь, – ласково сказала Ива. Она опустилась на корточки, чтобы стать с ними приблизительно одного роста. – Не бойтесь, я вас не обижу. Кто обещал вам найти маму?
Дети переглянулись. Кто-то из них кивнул, но Ива не могла сказать, кто именно – для нее все они выглядели на одно лицо, похожие друг на друга больше, чем бывают похожими близнецы.
– Первый, – наконец сказали они. – Тот, кто позвал нас за собой и привел сюда.
– Первый? Он здесь? Среди вас?
Но дети замотали головами.
– Нет. Он прячется. Он боится.
– Что? Боится? Меня? – Мысль показалась ей глупой. Но дети смотрели на нее так, что с первого взгляда становилось понятно – они и не думали шутить. Если бы она засмеялась, то мгновенно бы растеряла те крупицы доверия, что ей удалось завоевать. А она должна увидеть загадочного первого. Раз он смог привести сюда этих детей, то, возможно, он сможет и вывести их отсюда?
– Ладно, – вздохнула Ива. – Я поняла – он боится и не хочет выходить. Но вы можете проводить меня к нему?
Дети замерли. Очевидно, над такой постановкой вопроса они не думали и теперь не понимали, как поступить.
– А ты будешь петь нам колыбельные? – наконец спросили они, чем окончательно смутили Иву. Одно дело – рассказывать сказки, а вот с пением у нее точно никогда не ладилось. Что поделаешь – дитя воронов, а у воронов не самые мелодичные песни. Однажды Ива спела одну из песенок собственного сочинения Розе, так Повариха чуть не переменилась, и кто знает, как ее пение подействует на странных детей. С другой стороны, не хотелось пугать их отказом.
– Ну, мы же пока не собираемся спать? – сказала она мягко. Дети переглянулись, такой ответ их устроил. – Тогда ведите меня к вашему первому…
Не успела она договорить, как дети разом сорвались с места, устремившись к дальнему краю пещеры. Они передвигались с поразительной быстротой и легкостью. Не столько бежали, сколько порхали, перескакивая с одной кучи мусора на другую, и Ива едва за ними поспевала, поскальзываясь через шаг. Она привыкла думать о себе как о ловкой и быстрой, но на фоне этих детей чувствовала себя неуклюжей, как лосиха на льду.
– Он здесь, здесь… – слышала Ива их голоса. – Выходи, не прячься… Она пришла, как ты и обещал, наша мама…
«Я не ваша мама!» – хотела сказать Ива, но сдержалась. Не хватало еще вспугнуть таинственного первого, кем бы он ни оказался – на этот счет у нее уже были определенные подозрения. И то, о чем она подумала, ее не обрадовало.
Наконец дети остановились перед чем-то вроде мусорного холмика высотой им по пояс. Сама по себе Ива в жизни бы не обратила на него внимания – куча мусора среди других мусорных куч. Порванные пакеты и разноцветные картонки, яблочные огрызки и битое стекло, драный зонтик с выкрученными спицами и смятая жестяная банка – самым примечательным оказалась только фигурка бородатого человека в треугольной шляпе, но при этом с оторванными руками.
– Здесь… – сказали бледные дети. – Здесь он прячется…
Они встали у мусорной кучи полукругом, смотря на Иву так, будто ждали, когда же она их похвалит. Ива заставила себя улыбнуться, но и этого оказалось достаточно: дети чуть ли не пустились в пляс.
– Выходи… – зашелестели они. – Мы привели маму, она совсем не страшная… Она будет петь нам колыбельные… Она…
Холмик всколыхнулся, немного приподнялся и опал, снова приподнялся… Но не так, как если бы кто-то попытался выбраться наружу. Куда больше это походило на то, как если бы под мусорной плотью забилось огромное сердце.
В тот же миг пол под ногами тряхнуло, и Ива и дети попадали наземь.
– Первый! Первый! – заверещали бледные дети.
Но Ива молчала. Поджав губы, она смотрела, как бьется мусорное сердце и как сгущается желтоватый свет, обращаясь в некое подобие человеческой фигуры. И только когда она окончательно сформировалась, Ива прошептала одно-единственное слово:
– Урбунд.
Сердце зверя
Он был маленький, совсем маленький, даже меньше бледных детей. Но Ива не могла сказать, сколько же ему лет. В его случае само понятие «возраст» казалось неуместным.
Когда Охотник рассказал ей про урбунда, Ива особо не задумывалась, как тот может выглядеть. Образ чудовищного вепря затмил все остальное. Из-за этого она и пропустила самое главное: то, что урбунд, – это всего лишь ребенок. Брошенный и забытый ребенок… Но он не был призраком, это Ива поняла сразу. У всех привидений есть личность или некое ее подобие. Урбунд же представлял собой скорее идею, самую суть брошенного и забытого ребенка, который никогда не жил, которому не досталось даже имени.
Его лицо было полностью лишено индивидуальных черт. Ива не могла сказать, ни какого он пола, ни какого цвета у него кожа и волосы. Как будто это и не лицо вовсе, а набросок-заготовка. Ему бы дать хотя бы капельку индивидуальности, и он бы стал кем-то, но этого его лишили.
Маленькая фигурка зависла в воздухе в полуметре над мусорной кучей. А та продолжала ритмично пульсировать, биться, как и полагается сердцу. Но сердце бьется не просто так – оно гонит кровь, оно дает жизнь… Здесь же, похоже, не было ничего, кроме бессмысленных толчков.
Впрочем, присмотревшись, Ива заметила, что урбунда связывают с мусорной кучей тонкие нити золотистого света. Не пуповина, скорее они походили на спутанное вязание Матушки или на паутину. И на каждый удар «сердца» эти нити дрожали, а вместе с ними вздрагивал и урбунд.
Ну конечно же! Как она сразу не догадалась?! Урбунд взял себе все, что мог взять, но у него ничего не было, кроме ударов материнского сердца… И, может быть, ее голоса, который пел ему колыбельные и рассказывал сказки, пока он находился в утробе. А потом его выбросили, от него отказались. Лишили не просто жизни, а всего того, что составляло его жизнь. Но сам он от этого не отказался и продолжил искать…
Ива опустилась на пол, села скрестив ноги и зажала уши ладонями. Голова раскалывалась, сердце билось в унисон с сердцем зверя. Она хотела помочь этому существу, и ему, и бледным детям, но не понимала, что ей делать. Она же не могла остаться с ними, петь им колыбельные и рассказывать сказки – этому ведь не будет конца. Как долго она протянет без еды и без воды, среди тошнотворных миазмов? А главное, что будет потом, когда ее не станет? Мусорный вепрь переварит ее и отправится на поиски новой матери?
Нет! Это неправильно. Должен существовать иной выход. Этот урбунд – он понимает, чего он хочет, но не знает, что ему нужно на самом деле. А настоящая мать дала бы ему именно то, что нужно. Не просто сказки с колыбельными, а нечто совершенно иное.