Закон торговца Силлов Дмитрий

И начал представлять.

С воображением у меня хорошо, накачал как мышцу, записывая истории о самом себе. В этом деле без него никак. Прикрыл глаза, сосредоточился. Так, ладони теплеют, нагреваются, вбирают в себя свет ламп, висящих под потолком. Горячее. Еще горячее. Раскаляются, словно стальные манипуляторы биоробота, нагреваемые в плавильной печи…

Запахло паленым. Слегка так, еле-еле. Но вполне ощутимо для того, чтобы я открыл глаза.

Руки не жгло, нет. Совершенно. Представляй свое мясо раскаленным, не представляй, ничего не изменится, это и лысому ежу понятно. Это ж я так, чтоб академик отстал. Однако запах шел снизу, и я невольно бросил взгляд на свои ладони…

И застыл, словно древнегреческий ловец удачи, решивший полюбоваться на личико Медузы Горгоны.

Мои ладони светились. Изнутри. Словно живая кожа была натянута на лампы, формой повторяющие мои руки. Еще не веря тому, что вижу, я пошевелил пальцами. Наваждение не пропало. Правда, я заметил, что свечение медленно угасает.

– Невероятно! – потрясенно прошептал Захаров, о котором я и забыл, увидев такое. – Поразительно! Моё безумное предположение подтвердилось! И если это так, то очень прошу вас – попробуйте изменить в своем лице что-нибудь. Например, немного подкорректировать подбородок. Или нос. Я вас очень прошу! Это не мне надо. Это для науки. Для всего человечества!

Честно говоря, плевать я хотел на человечество – которому, в свою очередь, глубоко положить на меня. Но Захарову я был обязан – по крайней мере, я так считал. Поэтому я поднял руку и дотронулся пальцем до нижней челюсти.

Паленым запахло сильнее. Ага, вон оно что! Это волосы у меня на руках горели, оттого и запах. Сейчас же вонь жженой шерстью стала сильнее – на моем лице задымилась щетина. Но не это было главным!

Там, где я нажал пальцем, в челюсти наблюдалась вмятина. Заметная такая, я сдуру ткнул нормально так. Хорошо что не со всей силы, а то, подозреваю, кость бы сломал, несколько зубов себе в пасть вбил и язык бы снизу прям через свою морду почесал заодно. Или дырку б в нем прожег.

– И что это за нахрен? – повернулся я к академику.

Хотя вопрос был риторическим. И так ясно, что это за нахрен. Получается, я стал ходячим «фотошопом». Живым артефактом, способным лепить из себя всё, что на ум придет. Сомнительное достижение. Так-то меня всё вполне устраивало до этого. И как теперь эту вмятину убирать? Я ж не скульптор. Последний раз в детстве из пластилина голову чёртика слепил, и на этом все мои достижения в лепке закончились. О чем я и сообщил академику.

– Чертик хорошо получился? – поинтересовался он. Глаза горят, руки мелко трясутся. Ну, блин, точно – все настоящие ученые немного психи. Особенно когда стоят на пороге чего-то для них очень важного.

– Ну, неплохо вроде… – с сомнением в голосе отозвался я. – А к чему…

– К тому, молодой человек.

Захаров справился с собой, спрятал за спину руки и стал похож на профессора, втирающего двоечнику-студенту элементарные истины.

– К тому, что вас в Зоне ищут все. Без исключения. Цена за вашу голову взлетела втрое. И теперь, чтобы заполучить пятиэтажный домик у речки на Большой земле, не нужно лезть в аномалии и штурмовать Саркофаг. Достаточно один раз выстрелить. Потому вас и доставили сюда в условиях строжайшей секретности. Признаться, я думал, что придется делать вам пластическую операцию, но сейчас всё стало гораздо проще.

– То есть вы хотите сказать…

– Именно! Вот прямо сейчас, возле этого зеркала, вы измените себе внешность. Сами. Без чьей-либо помощи. Разве что типаж вам подберем.

– Это как?

– Хм-м-м…

Академик наклонил свою голову к лацкану белого халата, в котором он разгуливал по своей лаборатории-крепости, и сказал:

– Касси, принеси-ка нам что-нибудь из твоих журналов для девочек.

– Касси? – удивился я. – Она здесь?!!

– Где же ей еще быть? – поднял седые брови Захаров. – Это она дотащила меня, израненного, до этой лаборатории. Можно сказать, жизнь спасла. Ну и, понятное дело, в качестве телохранителя любому мужчине приятнее видеть красавицу, нежели мордоворота.

– Телохранителя? Касси?!!

– Почему нет? – пожал плечами академик. – Убивать она умеет не хуже любого мужика. Плюс собеседница интересная. От нее я узнал много всего о «фотошопе», например. Кстати, вот и она.

Я даже не заметил, как Касси появилась в этой пыточной. Вошла легкой походкой богини, знающей себе цену. Красивая, мать ее за ногу, до невозможности. У меня аж в паху как-то неуютно стало, когда ее увидел. Ухоженная, накрашенная, светлые волосы рассыпались по плечам, упругая грудь из разреза короткого халатика только что не вываливается.

– Догадались, для кого она старалась? – заговорщически шепнул мне Захаров. – Как узнала, что вас сюда привезли, прям как подменили ее. Автозагар, косметика, фены-лаки, все дела. А между прочим, в Зоне эти женские штучки стоят порой дороже некоторых артефактов…

Касси подошла ближе. Она смотрела на меня не отрываясь. Так, словно в первый раз видела. В глазах – любопытство, интерес, возможно, желание… Черт… Когда нереально красивая девушка так смотрит на мужчину, у того все мысли, вся его житейская мудрость мигом выветривается из башки, где остается только инстинкт. Один. Основной. Очень ярко выраженный. Хорошо всё-таки, что я штаны всегда посвободнее выбираю, чтоб ногами было махать удобно, бегать, например… Вот и сейчас помогло. Надеюсь, в них не так заметно, насколько я рад видеть свою давнюю спутницу по Зоне живой и здоровой.

– Ну, привет, Снайпер, – сказала она с придыханием. – Вот и снова свиделись.

– Ага, здорово, – сказал я, стараясь дышать при этом как можно ровнее. Хоть инстинкт и забивал все связные мысли, но я всё-таки осознавал, что реагировать на девушку как оголодавший кобель с высунутым языком как-то несолидно для бывалого сталкера, который, типа, даже легенда Зоны и всё такое прочее.

– Я слышала, о чем вы говорили, – продолжила она, дотронувшись пальчиком до гарнитуры в ухе. – Значит, ты теперь что-то типа живого «фотошопа»? Очень занятно. Господин Захаров, я правильно поняла? Вам нужна моя помощь, чтобы изменить внешность Снайпера?

– Да-да, – немного рассеянно проговорил академик. Надо же, старый перец, типа, смущенно отвернувшийся в сторону, краем глаза всё-таки косил на глубокий вырез в халате Касси. Ишь ты, кто бы мог подумать, что в его возрасте подобные темы еще интересуют? Хотя Касси в полной боевой раскраске вполне может возбудить даже мертвого.

– В таком случае оставьте нас одних, – мило улыбнувшись, попросила девушка. – Вам ли, как творческому человеку, не знать, что при работе посторонние только отвлекают.

– Но я хотел бы… – попытался возразить Захаров.

– Понимаю, – мягко перебила его Касси. – В этой лаборатории четырнадцать камер записывают всё в постоянном режиме. Я потом лично смонтирую для вас подробнейший фильм с комментариями.

– Да-да, конечно, – несколько расстроенно проговорил академик. – Ухожу-ухожу.

И ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Надо же, слушается, – сказал я ровно для того, чтобы что-то сказать.

– Ну да, – просто сказала Касси, бросая журнал в раковину под зеркалом. – С чего бы ему меня не слушаться? В группировке Всадников я была Скульптором. Делала другим лица и фигуры, а однажды собралась с духом и сделала себе и то, и другое. Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, лучше сделать это самому. По-моему, получилось недурно.

– Трудно не согласиться, – сказал я, невольно сглотнув набежавшую слюну. Ну точно кобель, сделавший стойку на красивую суку! Аж самому противно.

– Только, боюсь, без подготовки ничего у нас не выйдет, – вздохнула Касси, нарочито медленно развязывая поясок белого халата.

– Ты о чем? – выдавил я из себя.

– Дергаться будешь, – сказала она, освобождаясь от халатика, под которым не было абсолютно ничего. – А работа скульптора требует, чтобы кусок глины не отвлекался на посторонние раздражители и сидел смирно. Так что заканчивай хлопать глазами и иди сюда.

– А как же… четырнадцать камер? – во второй раз за две минуты сказал я лишь для того, чтобы сотрясти воздух, так как всё моё тело, казалось, без помощи рук само стремительно освобождалось от камуфлы.

– А тебе не пофиг? – поинтересовалась она, грациозно присаживаясь на краешек операционного стола. – Кому интересно – пусть смотрят, не жалко. А кому неинтересно, тем просто лечиться надо.

Она была права. Через полторы секунды мне стало пофиг совершенно на всё. Думаю, даже плотоядный мутант, вцепившийся мне в задницу, не смог бы оторвать меня от Касси.

Было в ней что-то настолько притягательное, что мою бедную крышу, битую пулями и прожженную кислотными дождями Зоны, сорвало напрочь. Вглухую. Так, что основательный импортный стол, рассчитанный на серьезные перегрузки, поскрипывал и постанывал, словно древний старик, которого двое усердный банщиков старательно охаживают березовыми вениками.

…Я понятия не имею, сколько времени мы с Касси занимались подготовкой. Как говорится, счастливым часы по барабану – или что-то в этом роде. Не помню, как там правильно, забыл на фиг. Потому что в это время я был по-настоящему счастлив и не хотел ни о чем думать. Бывают девушки, которые тебе подходят в интимном плане, с которыми ты забываешь о себе, о времени, о том, что ты кому-то чего-то должен, и что нехорошо вот так, по-сотски трахаться в чужом доме. Но это всё остается за кадром, проходит мимо, когда ты сливаешься воедино с той, кто тебе подходит как никакая другая. И пусть, возможно, тебе сейчас это только кажется, и, может, на самом деле ты это всё себе просто придумал, чтоб оправдать кобелячье своё поведение. Пусть. Наплевать. Тебе сейчас хорошо. Очень хорошо. И остальное просто не имеет значения…

Потом я лежал на столе, словно препарированный труп, а Касси на подгибающихся ногах шла к своему халатику, валяющемуся на полу. Тоже хорошие мгновения. Как мелодичный звон ударившейся об пол гильзы после выстрела, когда ты уже точно знаешь, что попал в цель. Жаль, что такие моменты быстро заканчиваются, как и всё хорошее в этой жизни.

– Животное, блин, – ворчливо сказала Касси, запахивая халатик поплотнее. – Баб, что ли, не видел после меня?

– Если и видел – не замечал, – соврал я, мысленно отгоняя навязчивый образ Рут, смотревшей на меня как на последнюю скотину.

– Брешешь как сивый мерин, – довольно усмехнулась девушка. – Знаю, что брешешь, кобелина, но всё равно приятно. Ладно, покувыркались – пора и за дело. Давай одевайся и пошли твой портрет править. Думаю, уважаемому академику гораздо интереснее смотреть на результат своих предположений, чем на твои причиндалы, которые ты по лабораторному оборудованию раскидал.

– Слушаю и повинуюсь, прекрасная пэри, – ухмыльнувшись, сказал я, слезая со стола. Многие жестоко отлюбленные девчонки после интимной битвы любят покомандовать нашим братом. Повосстанавливать таким образом самолюбие, слегка помятое самцом-доминантом. Это ничего, это можно. Но только немного, чтоб в привычку не вошло.

– Прекрасная кто?

Понятно. В восточной мифологии Касси была не сильна, что, впрочем, ее нисколько не портило.

– Неважно, – отмахнулся я. – Ну, и что от меня требуется?

– Ничего особенного, – пожала плечами Касси. – Подходи к зеркалу, разогревай ладони, а дальше я помогу.

…Это было странное ощущение.

Моё лицо на ощупь напоминало теплый пластилин. Коснешься – остается вмятина. Ущипнешь – появляется бугорок. И совершенно не больно. Фантастика…

– Аккуратнее, – предупредила Касси. – Не больно, пока с кожей работаешь. Начнешь мышцы вытягивать и кости править, мало не покажется. Но терпи. Если с анестезией работать, то внутреннее кровотечение наверняка начнется и отеки пойдут жуткие. Вся морда с черепа вниз стечь может и мешком на подбородке повиснет. Было такое в лагере Всадников, сама видела.

И я терпел…

Касси, словно опытный хирург, манипулировала моими пальцами. Там нажмет на указательный, там мизинцем что-то подправит. Я фактически только две руки держал возле своего лица, а остальное делала она.

Ее кисти были затянуты в толстые резиновые перчатки – объяснила, мол, если до моих пальцев дотронуться, когда они «разогретые», можно своих лишиться. Размякнут и отвалятся. Сама она была предельно сосредоточена, аж бисеринки пота на лбу выступили. Чего скрывать, мне было приятно наблюдать за ее отражением в зеркале. Гораздо приятнее, чем смотреть на то, что она делала с моим лицом. Я-то к своему старому привык, но сейчас Касси моими руками лепила из него что-то совершенно иное. Уж не знаю, что за идеал она там нашла в своем журнале, но то, что я видел в зеркале, мне решительно не нравилось.

Подбородок Касси вылепила какой-то слишком уж правильной формы, хоть в рекламе средств для бритья снимай такой подбородок. Морщины и шрамы все разгладила. Брови слегка раздвинула – мол, хмурый я больно по жизни – и их форму изменила. Уши уменьшила. Нос, сломанный раза четыре или пять, выпрямила – и, опять же, сделала его каким-то не таким. Вроде это называется аристократический, ага. Такой, к которому любой нормальный русский мужик подсознательно примеривает свой кулак…

И да, это было больно. Нереально больно. Примерно как если на живую, без наркоза ломать кости, вытягивать жилы, рвать мышцы. Но я терпел, сжимая зубы и очень стараясь не сжать кулаки. Потому что фиг его знает, что будет потом с этими кулаками. Может, сплавятся в два комка из мяса и костей, да так и останутся навсегда. Так что терпи, сталкер, терпи. Тебе не впервой, ты с болью на «ты». Судьба у тебя такая – терпеть, преодолевать, идти вперед. Потому что если по-другому, то какой же ты нахрен сталкер?..

Наконец всё закончилось.

– Всё, – выдохнула Касси. И уронила свои руки. Понимаю ее, часа полтора возилась. Я же свои попытался опустить – и чуть не взвыл от боли в локтях. Затекли. Но это была терпимая боль. В отличие от той, которую я только что пережил. Тяжелая это тема – терпеть нестерпимые муки. Хотелось рухнуть на пол и отрубиться прямо на ледяном кафеле. Но я этого не сделал.

Я смотрел. В зеркало. Из которого на меня пялился мачо. Самый настоящий, увидев которого девчонки даже не пытаются унять дрожь в коленках, ошпаренных внезапным кипятком. Это мне Касси такое сейчас сказала. И добавила, что хоть и устала как крысособака, но не прочь с таким плейбоем и повторить недавний марафон.

А мне вот в зеркало плюнуть хотелось. Потому что подташнивает меня слегка от такой вот модельной внешности. Неестественная она, не из этого мира, провонявшего кровью, порохом и ржавчиной. Да и приметная больно, запоминающаяся, что в моем положении совершенно ни к чему. О чем я скульпторше и сказал.

– Тебе не угодишь! – фыркнула она. – И это вместо «спасибо». Не нравится – лепи сам какую захочешь. Только на череп сильно не дави, а то последние мозги вытекут.

Я глянул еще раз в зеркало, вздохнул и выдавил из себя:

– Благодарю.

И правда – старалась девка, душу вкладывала, а я веду себя словно псевдокритик, ни хрена не умеющий, кроме как полить дерьмом чужой труд – не нравится, мол, мне. Всё не то и не так. Правильно она сказала. Не устраивает – сам сделай лучше. Или заткнись.

Ну, я и заткнулся, смирившись со своей новой харей. В конце концов, мне ж не любоваться на нее и не на подиуме с ней шастать, нацепив на себя то, что нормальный человек никогда не наденет.

– Считай, Снайпер, что это маскировка такая, – сказал Захаров, входя в комнату. – Так проще будет привыкнуть к новой внешности. Ну, а теперь о деле. Повторяю свое предложение об обмене – жизнь Кречетова на жизнь двоих ваших друзей. Что скажете?

– А как же «фотошоп»? – поинтересовался я.

– Зачем он мне, когда есть вы? – пожал плечами академик. – Надеюсь, после того, как я верну к жизни ваших друзей, вы не откажетесь погостить в моей лаборатории еще сутки? Этого времени мне вполне хватит для того, чтобы взять у вас некоторые анализы и провести пару совершенно безболезненных тестов.

При этом Захаров красноречиво покосился на Касси. Ишь ты, нашел замануху. Хотя, надо признать, знал чем зацепить. И если бы не мой моральный кодекс…

– Думаете об этической стороне моего предложения? – усмехнулся академик. – А не хотите вспомнить, сколько раз Кречетов пытался вас убить? Кстати, в последний раз, помнится, он отловил вас и продал, словно охотничий трофей. У этого человека нет ничего святого, ради своих интересов он родную мать продаст.

– А вы не такой? – поинтересовался я.

– Всё на этом свете продается и покупается, – развел руками Захаров. – Но, в отличие от Кречетова, я на вашей стороне. Поэтому вместо того, чтобы, в свою очередь, продать вас тому, кто больше заплатит, я предлагаю вам сделку. Которая, кстати, полностью совпадает с вашими интересами. Ну что, по рукам?

Я хотел сказать «нет» – и призадумался.

А почему, собственно, нет? Кто для меня важнее – Савельев с Рудиком, которые ценой своей жизни спасли мою, или психопат-ученый, для которого люди словно лабораторные крысы: сдохла одна – ничего страшного, еще десяток наловим. Или купим по дешевке, благо в любом из миров этот товар ни разу не дефицит.

Подумал я – и сказал:

– Согласен.

Тухло тому, кто первый раз в Зону попал. Страшно. И его можно понять. Куда ни кинь взгляд – кривые деревья, изуродованные радиацией. Серая трава. Пасмурное небо, сплошь затянутое тучами, сквозь которые почти никогда не видно солнце. Постоянно болотная вонь, куда ни сунься, к которой частенько примешивается сладковатый запах гниющей крови. Вдоль разбитых дорог если не трупы валяются, то чьи-то кости – обязательно…

Ну и мертвые дома, куда ж без них. Если до Припяти живым дойдешь или до Чернобыля-2, то встретят тебя там многоэтажки, похожие на огромные старые надгробия. А так по Зоне преимущественно сельские строения разбросаны. Одноэтажные. Одни в землю вросли по самые окна, от других только печи остались, заваленные трухлявым деревом…

Правда, есть и те, что целехонькие стоят, словно их вчера построили. Эти – самые жуткие. От них лучше подальше держаться, потому что это уже не просто дома, а смертельно опасные аномалии. Они, как любой плотоядный хищник, стараются выглядеть совершенно безопасными. А на деле войдешь в такой домишко, ну и всё. Отходился по зараженной земле сталкер-новичок, упокой его Зона.

Мне же все эти атмосферные пейзажи – как золотарю экскременты. Осознаёшь, конечно, что с вонючим дерьмом дело имеешь, но ничего не попишешь. Работа такая. Да и привык я к этим унылым ландшафтам и кровавой вонище, которые незаметно стали частью моей жизни. Объяснили ж мне, что предназначение у меня такое, фекалии разгребать, мир от всякой пакости зачищать. Вот и зачищаю… И при этом понимаю, что нельзя выгребать дерьмо и не пропахнуть им с головы до ног, не измазаться так, что с первого взгляда не отличить, где зло, а где борец с этим злом…

Впрочем, я не особо заморачивался насчет задания, которое мне выдал Захаров. Отчасти потому, что помимо задания выдал мне академик нехилую снарягу. «Нулевый» защитный комбез в камуфляжной расцветке с вшитыми в него бронепластинами, американские берцы, рюкзак с запасом всего необходимого…

И, конечно, оружие.

Поскольку миссия мне предстояла деликатная, я выбрал себе в качестве основного ствола автомат «Вал», снабженный простым и надежным оптическим прицелом ПСО-1. Патронов взял нормально так, с запасом, а также штатный жилет прихватил российского производства, спецом разработанный для этого бесшумного оружия. На жилете разместил шесть запасных магазинов к «Валу», три гранаты, бесшумный пистолет ПСС с запасным магазином, а также прихватил стреляющий нож НРС-2 «Взмах» – в дополнение к «Бритве», которую мне вернул Захаров. Уж не знаю, как ему удалось ее раздобыть, но факты вещь упрямая. Выдал вместе с остальным оружием как нечто само собой разумеющееся. Ну, а я вопросов не задавал. К чему они? Если в твоей жизни случилось что-то хорошее, надо просто его принять, а не языком трепать попусту.

Ну вот, стало быть, шел я сейчас к Киевскому филиалу Института аномальных зон, то есть к кордону. Туда, где последний раз видел Кречетова. Шагал себе весь такой из себя красивый и в пятнисто-зеленом, отключив детектор аномалий и время от времени кидая новехонькие, из упаковки болты во всякие подозрительные места – чисто чтоб батарею детектора не сажать. Он еще может пригодиться ближе к кордону, где болота местами заросли камышом в рост человека и куда без детектора лучше не соваться.

Шел я, значит, и думал о том, как выгляжу сейчас со своей новой мордой, «нулевой» снарягой и болтами этими, не с ржавых тракторов да самосвалов скрученными, а поблескивающими никелем и тонким слоем консервационной смазки. Увидит нормальный сталкер такой болт на дороге и, вместо того чтобы подобрать, обойдет его по обочине. Хрен знает, откуда он в Зоне взялся. Не иначе аномалия какая, лучше подальше от него держаться.

Короче, ощущал я себя эдакой мухой, попавшей под струю краски и сейчас аккуратно ступающей по дерьму, чтобы случайно не запачкать белоснежные крылья. Неприятное ощущение. Не потому, что привык я бродить по Зоне как бомж, грязный, небритый и вонючий, – тут все такие, и здесь это норма, так как незараженная вода и лезвия для станка стоят как чугунный мост. А потому, что уж больно заметный я стал. Муха должна быть тёмненькой, сливаться с дерьмом, тогда гораздо меньше вероятность, что ее склюют те, кто питается насекомыми.

Думал-думал я и надумал на свою голову. В Зоне как нигде ощущается, что мысли материальны, поэтому тут подумал – всё равно что накликал. «Думать вредно» – это сто процентов говорят в народе про чернобыльские зараженные территории, где только мелькнула в голове мысль про то, что быть беде, – и вот она, нарисовалась во всей красе, нацелив тебе в брюхо полдюжины стволов.

Они вышли из-за развалин какого-то кирпичного сарая, притулившихся метрах в тридцати от дороги. Шесть нормальных сталкеров в застиранных, но всё равно уже грязных комбезах. В руках – автоматы, с деревянных прикладов которых давно облезла заводская краска. Похожие друг на друга, словно патроны в магазине. Мелкокалиберные. Но всё равно опасные для жизни.

– Опа-на, пацаны, гля, какой хабар сам к нам в руки пришел! – с наигранной радостью сказал один, прыщавый, словно огурец. – Слышь, пешеход! Теперь твоё погоняло Хабар, усвоил?

Ну понятно. Нарвался. Романтики с большой дороги. Те, кому надоело шастать по Зоне в поисках артефактов, которые не каждому даются в руки. Так, конечно, заработать намного проще. А не выстрелили они потому, что заценили новую снарягу, которую не хотят дырявить и пачкать кровью. Поэтому сейчас сначала будет беседа «по-хорошему». А потом, когда жертва отдаст всё, включая исподнее, процентах в девяноста девяти – по-плохому. Правильно, зачем оставлять в живых потенциального мстителя? Проще ткнуть ножом в горло, а за ночь мутанты от трупа даже костей не оставят.

Все шесть стволов смотрели мне в лицо. Их хозяева ждали ответа. Если «клиент» дернется, не приняв правил игры, бандиты плюнут на то, что потом придется отстирывать от крови новую камуфлу, и предпочтут не рисковать.

Я – принял.

– Усвоил, – сказал я. – И что дальше?

– Дальше автомат положи на землю, нож свой – туда же, – миролюбиво сказал прыщавый. – Потом встань на колени и веточки свои на затылке сцепи. Остальное мы сами сделаем. Если будешь себя нормально вести, даже дадим старый, штопаный, но еще приличный шмот и «макарова» впридачу. Вполне для того, чтобы снова подняться. Мы ж нормальные люди, с понятием, не беспредельщики какие-нибудь. Ну, чего скажешь?

– Будь по-вашему, – вздохнул я, кладя оружие на землю. Потом неуклюже опустился на колени и положил руки на затылок.

Прыщавый рассмеялся, за ним облегченно заржала вся банда, хором опуская стволы. Ну логично же. Куда денется безоружный придурок с Большой земли, возомнивший себя крутым сталкером, вложивший серьезные деньги в «нулевую» снарягу и полезший в Зону на поиски приключений. Уверен, именно такой зеленой «отмычкой» сейчас казался я банде хохочущих кидал. Сейчас они наверняка чувствовали себя матерыми ветеранами зараженных земель по сравнению с придурком, стоящим на коленях. Над которым можно безопасно поглумиться, прежде чем ограбить, раздеть и убить.

– И куда ж ты полез, лошара, со своей холёной мордой? – почти ласково сказал прыщавый, подходя ко мне. – Сидел бы себе в своем коттедже, попивал виски, омаров жрал. А сейчас вот приходится перед нормальными людьми на коленочках ползать. Вот она, справедливость Зоны, которая всё ставит на свои места!

Он говорил, приближаясь ко мне, и по его глазам я видел, что он сейчас примеривается, как бы половчее вломить с ноги по моей журнальной физиономии. Два шага ему оставалось до того, чтоб свое желание осуществить. А я ждал, пока его фигура закроет мою от глаз его товарищей.

Один шаг…

Пора.

Прыщавый занес было ногу, чтоб от души, как по футбольному мячу отвесить пинчища по намеченной цели…

Но вдруг поскользнулся на раскисшей грязи и со всего маху рухнул на спину. Во всяком случае, так показалось его товарищам, которые, затаив дыхание, ждали бесплатного развлечения.

Но не дождались. Потому что как только прыщавый заслонил меня собой от их взглядов, я нащупал пальцами рукоять стреляющего ножа, который пристроил на спине под воротником, резко выдернул его и нажал на спуск.

Звук от выстрела из НРС-2 практически бесшумен, сравним со звуком хорошей пощечины. Потому расслабившиеся бандиты лишь заржали над неловким товарищем, который, раскинув руки, шлепнулся в грязь. Но быстро заткнулись, увидев, что стало с его лицом.

Пуля патрона СП-4 представляет собой тупорылый стальной цилиндр, который, врезаясь в кость, не пробивает ее, как обычная коническая пуля, а проламывает. Я попал прыщавому в лоб, чуть выше бровей, отчего лицо бандита мгновенно превратилось в маску из фильма ужасов. Кровища, осколки костей торчат из вытекающих глаз, мозговое вещество, словно белая каша, из ноздри вылезло…

Были б на месте бандюков прожженные вояки Зоны, не раз видевшие подобное, типа тех же «борговцев» или «вольных», через долю секунды валялся бы я на дороге, нашпигованный свинцом, словно пельмень фаршем. У нормальных бойцов на такое реакция одна – вскидывай автомат и стреляй в потенциальную опасность, даже если не уверен, что это она.

Но передо мной была местная гопота из деревень Закордонья, промышляющая в Зоне грабежом сталкеров-одиночек. Которая от неожиданности подвисла, пялясь на развороченное лицо вожака и подарив мне драгоценную секунду. Коей вполне достаточно для того, чтобы, не вставая с коленей, рухнуть в грязь, схватить свой автомат и одной длинной очередью перечеркнуть пятерых бандитов.

На расстоянии в десять метров «Вал» – страшное оружие, полностью оправдывающее свое название. Пять ростовых фигур дружно попадали, похоже, даже не поняв толком, что произошло. Лох, стоящий на коленях, шлепнулся на брюхо – и вдруг во всем твоем теле обнаружилась приятная слабость… И вот уже ничего не нужно тебе в этом мире, который стремительно становится каким-то размытым, тусклым и ненастоящим. А после, меньше чем через мгновение – тьма. Вечная…

Я встал на ноги и негромко матернулся. Новая снаряга была вся в грязище и даже кое-где местами в крови и мозгах прыщавого, которые щедро плеснули во все стороны из его развороченной башки. Впрочем, продуманная ткань не впитывала влагу, поэтому я лишь пристегнул «Бритву» обратно к поясу, подошел к ближайшему трупу и, откромсав ножом от его одежды приличный кусок материи, тщательно обтер им свою камуфлу, снарягу и оружие.

Ну, вроде всё, можно идти.

И тут меня словно в спину что-то толкнуло!

Я понимал, что не успеваю перевести автомат из положения за спиной в боевое. Поэтому выхватил пистолет ПСС из потайной кобуры и, резко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, в конечной точке того разворота вышел в положение для стрельбы с колена.

Успел!

У меня на мушке был еще один тип с автоматом. Правда, оружие он держал стволом вниз и, похоже, стрелять в меня не собирался. Потому и я, выдавив практически полностью слабину спускового крючка, не дожал пальцем пару миллиметров. А увидев, что тип, щелкнув переводчиком огня, забросил автомат за спину и примирительно поднял руки, несколько ослабил давление на спуск, продолжая при этом держать незнакомца на мушке.

– Они моего брата ограбили и убили, – сказал тип, кивнув на трупы. – А я по их следу шел, чтобы долг отдать. Но ты, по ходу, меня опередил. Жаль. Я сам хотел с ними рассчитаться. Так что ты теперь мне их жизни должен.

Парню было лет двадцать восемь, может, тридцать. Блондин, стрижка ёжиком. Глаза светло-серые, почти белые. Лицо скуластое и какое-то хищное, что ли. Боец, сразу видать. Но в то же время в Зоне недавно. Это сразу видно по цвету лица. Тут оно у всех старожилов нездоровый сероватый оттенок имеет, под цвет унылого пейзажа. Говорят, аномальное излучение на кожу так действует. А у этого пока еще кожа нормального цвета. Значит, меньше месяца по зараженной земле шастает.

– Чушь не пори, – сказал я, пряча пистолет обратно в кобуру. Дернется блондин – я ПСС обратно всяко раньше успею достать, чем он свой АК в боевое положение развернет. – Жизни я ему должен, ага. Скажи спасибо, что и тебя не пристрелил заодно. Если хабар с трупов нужен – забирай. И на этом расходимся. Есть возражения?

– Хабар не нужен, – качнул головой неудавшийся мститель. – А вот от помощи не откажусь. Я пока за ними гонялся, заплутал маленько и карту с компасом потерял. Как ты уже, наверно, понял, я в Зоне недавно, и больше мне здесь делать нечего. Так что буду признателен, если доведешь меня до кордона кратчайшей дорогой.

Ну точно, зелень зеленая. Не ошибся я. Карту и компас он потерял, лечь не встать. Хотя… о чем это я? Зона – девушка веселая, и с картой так закружить может, что век не выберешься. Но, как бы то ни было, попутчики мне нафиг не упали. О чем я блондину и сказал.

Тот кивнул, понял, мол. После чего сунул руку в карман и, достав оттуда пачку баксов, выдал:

– Тут десять тысяч долларов. Доведешь до кордона, получишь еще столько же.

Я призадумался. Деньги мне были нужны, так как я уже понял, что оживление моих друзей даже в случае очень большой удачи обойдется недешево. Не сказать, что я не верил Захарову, но в то же время было ясно, что для осуществления задуманного могут понадобиться наличные – хотя бы для закупки дополнительного снаряжения или для подкупа той же охраны Кречетова, если он её успел за это время завести и если не получится справиться с ней бесплатно.

Да и, по большому счету, цели наши совпадали. Мне тоже надо было в Призонье, где, собственно, и находился филиал Института аномальных зон. А значит, к кордону. Так почему не взять попутчика, который предлагает за это хорошие деньги? Правда, вечерело уже, а это значило, что немедленно двинуться в путь ну никак не получится.

– Ладно, договорились, – сказал я, забирая деньги. – Только недалеко мы уйдем, коли на ночь глядя по Зоне потащимся. Заночевать надо где-то, а с утра двинем.

– Я тут неподалеку чью-то старую стоянку видел, – сказал блондин. – Вроде ничего так оборудована, с умом.

– Пойдем, покажешь, – сказал я.

Стоянка и правда была оборудована грамотно. Большая поляна посреди рощи, в центре которой кто-то навалил узловатых, кривых деревьев, огородив ими небольшую площадку. Получился эдакий деревянный бруствер, сквозь щели которого можно было обозревать местность на триста шестьдесят градусов. Правда, ночью особо ничего не разглядишь, но всё равно хоть какая-то защита. Причем неведомые строители с внутренней стороны бруствера торчащие ветки тщательно срезали, а с внешней – заточили, превратив их в острые колья. Плюс еще и укрепили оборонительное сооружение наскоро оструганными бревнами, перпендикулярно вбитыми в землю. Так что с наскока даже ктулху такое препятствие не преодолеет. Всё это я рассмотрел внимательно, когда мы с моим новым знакомым перелезли через заграждение в единственном месте, где это можно было сделать, не рискуя напороться промежностью на заточенный сук.

– Грамотная засека, – оценил я. – Самое то для ночевки.

В самом центре стоянки на земле чернело большое пятно. Понятно, костры тут жгли все, кто зависал в этом месте. И пламя со стороны не видать, что большой плюс ночью – никакой незваный гость не припрется на огонек…

Однако приперся.

Не успели мы как следует осмотреться, как через колючий бруствер длинным прыжком перемахнуло мускулистое, гибкое тело. Я было рефлекторно вскинул «Вал», чтоб соответствующе встретить нежданную опасность, но в следующую секунду, крутанувшись, сам ударил прикладом по стволу «калаша» блондина, который отреагировал на мутанта точно так же, как и я.

– Ты чего? – выдохнул тот. – Это ж мут!

– Мут, – сказал я, хватая в охапку бросившегося обниматься Лютого. – Мой мутантище. Можно сказать, домашний зверь.

– Ничего себе питомец! – удивленно произнес блондин, закидывая свой «калаш» за спину. – И как познакомились?

– Котёнком подобрал на перроне, когда возвращался из армии домой, в Москву.

Да уж, много лет прошло с тех пор, и много чего произошло с нами… Я стал тем, кем стал, – Меченосцем с предназначением убивать всё, что шевелится не так, как угодно мирозданию. А Лютый превратился в мутанта. Мускулистого, когтистого, клыкастого, умеющего обмениваться со мной мыслеобразами. Своеобразными картинками, возникающими в мозгу. Не полноценное общение, конечно, но всё лучше, чем «мур-мяу» от обычного кота, которые любой хозяин расшифровывает так, как ему нравится думать.

– Надеюсь, он не скушает нас ночью вместо ужина? – поинтересовался блондин.

– Он скорее сожрет любого, кто захочет нами поужинать, – сказал я. – Или, во всяком случае, попытается. Так ведь, Лютый?

В ответ в моей голове возникла неаппетитная картинка: кровь, кишки, трепыхающееся, только что вырванное сердце. И над всем этим мясным кошмаром – грозная фигура моего каракала, крупнее, чем в жизни, раза в три, положившая окровавленную лапу на чью-то оторванную голову.

– Ох, ё! – выпучил глаза блондин, видать, тоже поймавший мощный мыслеобраз, которые порой могут принимать и обычные люди. – Он еще и разговаривает, что ли?

– Он еще и крестиком вышивать может, и на машинке штаны подрубить – запросто, – сказал я, хлопая каракала по спине – хорош, мол, обниматься. Мог бы и раньше от кормушки Жмотпетровича оторваться и хозяина найти. – Хватит уже на кошака моего любоваться, давай-ка лучше костром займемся.

Дров внутри периметра было заготовлено примерно на неделю отсидки за деревянной загородкой.

– Не иначе маркитанты тут зависают по пути от одной торговой точки до другой, – заметил я, чиркая зажигалкой с претенциозной гравировкой: «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине». – Уж больно хорошо тут всё продумано.

– Кто? – переспросил блондин.

– Эээ… торговцы, – поправился я.

Иногда я уже сам забываю, где нахожусь – то ли во вселенной Кремля, то ли в чернобыльской Зоне. Оба мира для меня как один стали. Да с тем порталом загадочным, который так и не закрылся по непонятным для меня причинам, получается, так и есть. Две вселенные стали как колбы огромных песочных часов с отверстием-порталом между ними, через который просачиваются туда-сюда мутанты… И люди. Которые порой хуже любых самых страшных мутантов.

Вещмешок блондина оказался тощим, всего-то четверть булки черствого хлеба нашлось в нем да кусок зеленоватой колбасы. Скудный ужин для одного, вряд ли полезный для желудка.

– Оставь себе это для худших времен, – посоветовал я, доставая из своего рюкзака армейские сухпаи, которые я набрал на продскладе Захарова, – и весят относительно немного, и с калориями полный порядок. – Или выкини нафиг, а то еще отравишься. Зря ты, конечно, сидоры тех бандюков не обшарил, глядишь бы в них что-то более питательное нашлось.

– Зачем? – пожал он плечами. – Я за ними шел налегке, точно рассчитав продовольствие. Если б они меня грохнули, еда бы мне точно не понадобилась. А если б я их, то провианта мне бы хватило точно на обратный путь. Вот только карта с компасом подвели, потерялись…

– Ладно, тут на всех хватит, – сказал я, протягивая попутчику коробку с сухпайком. – Приятного аппетита.

…Саморазогревающаяся упаковка – великая вещь. Через несколько минут мы сидели у костра, уплетая за обе щеки горячий гороховый суп с мясом на первое и рисовую кашу с тушенкой на второе. Лютый всё то же самое употребил холодным. Удобный зверь, без заморочек. Жрет всё подряд. Заточив в несколько кусов сухпай, он подошел к выброшенному блондином хлебу с колбасой, понюхал и их сожрал тоже.

– Проглот, – хмыкнул я, на что Лютый лишь довольно облизнулся и, сыто жмурясь, улегся возле костра.

– Звать-то тебя как? – поинтересовался блондин.

– В Зоне Снаром кличут, – зевнул я – вкусная и сытная еда способствует сонливости. – Что-то типа позывного.

Первому встречному совершенно необязательно рассказывать о том, кто ты есть на самом деле. Особенно когда тебя вся Зона мечтает отловить ради нереальных бабок, которые готовы заплатить за твою голову все группировки зараженных земель, дабы перепродать «мусорщикам» за еще большие деньги.

– А меня Талом, – сказал блондин.

– Странное погоняло, – отметил я.

– Это от слова «Итальянец», сокращение, – пояснил Тал. – А то пока в бою окликнешь, или тебя грохнут, или перестрелка закончится.

– А почему «Итальянец»? – вяло поинтересовался я, борясь с желанием рухнуть на утоптанную землю и отрубиться.

– Работал я в Италии долго, – отозвался блондин.

– Понятно, наслышан, – кивнул я. – Родина Микеланджело, лазаньи и знаменитых неаполитанских воров.

– Ну, великих людей кроме Микеланджело в Италии родилось довольно много, – слегка оскорбленным тоном заметил Тал. – Воров же гораздо больше в Риме, чем в Неаполе. А настоящую лазанью теперь в Италии не встретить. Осталось лишь одно место, где её готовят так, как надо, – во Флоренции, в ресторане «Финистерра», который находится в двадцати шагах от памятника великому Данте, что на площади Синьории…

– Ты, по ходу, там и работал, – кивнул я. – Поваром или официантом?

Тал нахмурился. Похоже, обиделся.

– Да ладно, это я так, к слову, – сказал я. – Как ночью дежурить будем?

– Спи, – коротко бросил блондин. – Ты, по ходу, еще немного, и головой в землю воткнешься. Через четыре часа разбужу.

– Годится, – кивнул я.

Не сказать, что я с ходу прям доверился человеку, которого первый раз вижу. Но рядом жмурился на костер Лютый, которому я подкинул мысль последить полночи за новым знакомым. На что мой кошак послал мне картинку бодрого монструозного каракала, замершего над спящим мной. При этом я был какой-то мелкий и скукоженный в отличие от бугрящегося мышцами гигантского мутанта. То ли Лютый хотел себя таким видеть, то ли реально где-то подхватил вирус мании величия. Впрочем, мне-то какая разница, как он себя видит? Главное, чтоб за блондином последил.

Я даже под голову ничего себе подложить не успел, так меня снесло. Прям на землю голову положил и вырубился. Бывает такое, когда ничего больше не надо, только закрыть глаза – и гори оно все синим пламенем. По ходу, устал я от всей этой беготни по Зонам. Смертельно устал…

Мне показалось, что я только закрыл глаза, как получил довольно чувствительный толчок в плечо. Я даже проснуться толком не успел, а уже обнаружил себя с ножом в руке и стоящим на полусогнутых. Вот что значит рефлексы психа ненормального, которых в Зоне называют сталкерами, а по ту сторону кордона считают за мутантов.

– Псих ненормальный, – так и сказал Тал, отпрыгивая в сторону. – Так же зарежешь человека, даже глаза не продрав.

– Что случилось? Уже моя смена? – не став вдаваться в дискуссию, я по привычке сразу перешел к сути вопроса. Тоже, кстати, отработанный рефлекс.

– Да нет, час еще тебе спать по идее, – пожал плечами блондин. – Просто что-то кошак твой волнуется. А я, в отличие от тебя, с ним разговаривать не умею.

И правда, Лютый стоял на задних лапах и напряженно смотрел в ночь через щель между бревнами. Может, крысу заприметил? Как я понимаю, он до них большой любитель.

«Что там? – послал я мысль каракалу. – Крыса?»

«Человек», – последовал ответ в виде темной фигуры, прячущейся в ночи. И тут же следом картинка, где этих фигур несколько, что можно было понять как: «Много людей».

– Этого нам еще не хватало, – сказал я, вкладывая «Бритву» в ножны и берясь за «Вал».

– Что такое? – поинтересовался Тал.

– По ходу, поспать тебе сегодня не судьба, – сказал я. – Окружают нас. И их много.

– Кто?

– А я почем знаю кто? – пожал плечами я. – Те, кому мы зачем-то понадобились.

И заорал во всю мочь своих легких и луженой глотки.

– Эй, бродяги! Чего надо?

В ночи повисла тишина. Я даже услышал звон комара у себя над головой, потому что других звуков не было. А потом по ту сторону бруствера, метрах в ста раздался хриплый, очень неприятный голос. Словно и не человек проорал, а животное какое-то, чьи голосовые связки не предназначены для внятной речи, но оно всё равно напряглось и выдало:

– Вас надо. Выходите без оружия, тогда умрете быстро. И не больно.

А вот это я люблю. Когда противник четко обозначает, чего хочет. Не как давешние бандиты, трали-вали за любовь к ближнему перед тем как замочить, а просто и ясно. Мы пришли вас убивать. По крайней мере честно. Уважаю таких врагов. Их и убивать не противно, как некоторых: выстрелил – и словно клопа раздавил, руки помыть охота.

Вместо ответа я поднял «Вал», просунул ствол меж узловатых бревен и выстрелил на голос.

И понял, что не попал. Интуитивно. Это я всегда знаю. Чувствую. И не мистика это ни разу, а просто опыт того, кто много стрелял в живых существ. И много попадал, при этом редко промахиваясь. Я и сейчас должен был попасть…

Я ждал, что сейчас на наше укрытие обрушится шквал огня, но не тут-то было.