Темный мир. Возвращение Лисина Александра
– Магия рун – это исконно магия Создателей.
– Это и наша магия тоже.
– Да, – кивнула она. – С некоторых пор.
– Вы не одобряете нас за это? – неестественно ровно уточнил эльф.
– Не знаю, – после томительной паузы отозвалась владычица. – Я еще не слишком хорошо понимаю причины.
– Имеете в виду наше «предательство»? – мягко спросил Тиль, краешком глаза следя за собеседницей, и Эланна, словно почувствовав это, поспешила отвернуться.
– Не ваше, ллер. Просто прошлое.
Тирриниэль понимающе кивнул:
– Я слышал вашего летописца, в его изложении прошлое выглядит довольно неприглядно. Но я склонен с ним согласиться, что наша сила, включая рунную магию, была получена от Создателей – для этого есть все предпосылки: «Огонь жизни», его неожиданная для Алиары мощь, наша общая ярость, которую порой нелегко держать в узде…
– Создатели были вспыльчивыми существами, – неохотно согласилась владычица. – Однако их сила, отданная в руки ушедших, привела к катастрофе.
– Вы о войне?
– И о ней тоже. Говорят, когда ушедшие… а тогда их называли просто Ищущие… изменились…
Тиль болезненно поморщился.
– Они созвали совет старейшин, чтобы предстать перед владыкой и показать новые умения. Владыка ответил, что в силе Создателей слишком много непознанного и той ярости, которой не противостоит такая же могучая сила созидания. Поэтому было бы опрометчиво использовать ее, не умея контролировать.
Владыка Темного леса нахмурился.
– Иными словами, им отказали?
– Да, – ровно отозвалась Эланна. – И это было мудрое решение, потому что вмешиваться в естественный ход вещей – неправильно. Ищущие получили силу от Создателей – это верно. Но как это случилось, никто из нас доподлинно не знает. Сами они утверждали, что это был дар, однако то, что произошло впоследствии, заставляет сомневаться в правдивости этих слов. Более того, Создатели во всеуслышание заявили, что обряд был проведен без ведома и согласия стаи. Без благословения Матери. Именно поэтому было принято решение о вашем изгнании… но это случилось немного позже. Когда же закончился первый совет и было решено, что больше никто из нас не коснется этого сомнительного дара, отступники пришли в ярость. А потом мы воочию увидели, как сильно они изменились и как пагубно сказалась на их разуме дарованная сила. Мой дед, который правил Алиарой в то время, именно так и заявил, за что был обвинен главой рода Ираэль в трусости.
– Гм… – неопределенно кашлянул Тиль. – Насколько я понимаю, по итогам этого разговора между нашими родами произошла довольно серьезная ссора?
Владычица холодно на него посмотрела:
– Вставал вопрос об отречении, ллер. Полагаю, вам не нужно объяснять, до какой степени был взбудоражен совет, если все зашло так далеко?
– Мне почему-то кажется, что одними обвинениями мои предки не ограничились.
– После их ухода наш дворец превратился в руины. Хотя, к счастью, никто не погиб.
Тирриниэль отвел глаза: кто-кто, а он-то отлично знал, на что способен «Огонь жизни». А «Огонь жизни» в руках неопытных магов… о-хо-хо. В роду Л’аэртэ каждый мужчина тратил годы только на то, чтобы научиться им управлять. Для этого юных магов тренировали, учили жить с мыслью о постоянном контроле над эмоциями, часть которых способна стать воистину смертоносными. Такие как ярость, злость, ненависть…
Вероятно, те из Создателей, кто рискнул поделиться с его предками силой, не предполагали, к чему это приведет. И не слышали мудрой поговорки, что оружие бога никогда не должно попасть в руки смертных. И пусть Создатели не боги, но, умея создавать и разрушать миры, они должны были подумать о последствиях. Предположить, что разум молодых эльфов окажется недостаточно стоек. И догадаться, что этот разум может просто-напросто угаснуть в тот момент, когда неистовствующий «Огонь» захватит его целиком.
В то, что дар Создателей достался ему не по праву, Тиль не верил: никаких иллюзий по поводу собственных возможностей он не питал. Ни пятьсот лет назад, ни тем более сейчас. А вот с рассуждениями Белки был согласен, потому что в те далекие времена ни у кого из его предков не было и не могло быть шансов, чтобы безнаказанно потребовать, получить обманом или украсть этот самый дар.
Истинная же проблема состояла в другом: подвергнувшиеся изменению эльфы (возможно, не все, а лишь некоторые из них) вполне могли возгордиться новыми способностями. Не удержаться от соблазна и, не получив признания сородичей, противопоставить себя совету старейшин и владыке. А то и начать раздумывать о смене правящей династии. «Огонь жизни» – весомый аргумент в пользу завышенной самооценки. И он становится еще более весомым, когда речь заходит о собственном превосходстве. Искушение могло быть слишком велико. А соблазн поддаться амбициям и вовсе непреодолимым.
– Как повели себя наши предки после ссоры? – осторожно покосился Тирриниэль на Владычицу.
– Им было запрещено пользоваться силой. На их умения наложили заклинания ограничения. Главы трех родов на время были лишены статуса старейшин и отстранены от заседаний в совете. Однако до отречения дело не дошло: для правящей ветви… а тогда они были очень близки к ней… все-таки сделали исключение. Но запретили появляться во дворце до тех пор, пока не истечет срок, в течение которого им давалась возможность одуматься. Таково было условие совета: пятьсот лет без права пользоваться магией. Временное изгнание. И вместе с тем полная изоляция от народа.
– Судя по всему, мои предки вскоре нарушили запрет? – так же ровно осведомился Тиль, ничуть не сомневаясь в ответе.
– Да, – кивнула Эланна. – Через двести лет после ухода они покинули выделенный им остров и, вопреки приказу владыки, вернулись на Эоллар.
Владыка кивнул. Все правильно: как только эльфы осознали, чем владеют, и поняли, что теперь для них никто не соперник, то могли так озлобиться, что решили отомстить. Возможно, намеревались сперва попугать, а потом…
Тирриниэль снова покосился на владычицу.
– Вероятно, эта встреча прошла не слишком спокойно?
– Главы трех ваших родов вернулись с множеством невыполнимых требований. Угрожали совету и владыке. Пытались запугать придворных, кого-то даже сожгли…
«Похоже, ошалели от собственного могущества, – спокойно заключил Тиль. – Вполне могу их понять – то ядро, что стало основой нашей магии, действительно способствует усилению инстинктов. В том числе зависти, мстительности… а уж если за годы отлучения эльфы научились ненавидеть сородичей, то вполне вероятно, что после их возвращения на Эолларе произошел небольшой апокалипсис».
– Они никого не пожелали слушать, – с горечью продолжила Эланна. – Посчитали, что имеют право делать все что угодно. Они посмеялись, когда владыка сказал, что они потеряли души. «Огонь жизни» свел их с ума и превратил в чудовищ! А когда владыка разгневался и потребовал отречения, они… они выпустили свою магию на свободу…
Она отвернулась и до боли сжала кулаки.
– Это было страшно, ллер. Я видела, что случилось, в памяти отца. Тогда он был молод и не претендовал на трон, потому что наследовал лишь в третью очередь после старших братьев. Однако в тот день из всей нашей ветви уцелел только он. И дед, который усилиями лекарей прожил еще несколько столетий, прежде чем обрел покой. В тот далекий день Эоллар пострадал от магии отступников. Земля покрылась пеплом по щиколотку. Тысячи погибших, многие тысячи раненых, над Алиарой несколько месяцев полыхали пожары… весь народ взялся за оружие, чтобы остановить безумцев. А с нами – люди, гномы… все, кто посчитал своим долгом помочь. Но наших сил все равно не хватило, чтобы остановить их, поэтому мы… мы проиграли, ллер. Мы ничего не смогли им противопоставить, и именно это было страшно!
Она прерывисто вздохнула.
– Я не стану вас утомлять подробностями. Достаточно сказать, что из мужчин нашего народа в той войне уцелела лишь треть. Мы потеряли почти всю правящую ветвь. На Алиаре из одного материка образовалось сразу четыре, морское дно на большем своем протяжении опустилось, а где-то, напротив, сильно поднялось. То, что было построено, оказалось разрушено до основания. То, что жило, оказалось безвозвратно уничтоженным. Нам пришлось начинать все заново. Да и то лишь тогда, когда в войну вмешались Создатели, потому что только с их помощью войну удалось остановить.
– Значит, потом был суд? – недобро прищурился Тирриниэль. – Судили тех, кто уцелел в той войне?
– Да. На Скальных берегах, где испокон веков обитали Создатели, – тихо ответила Эланна. – Но это было еще одной ошибкой. Правда, уже не нашей, а Создателей.
– Почему вы так считаете?
– Никто из нас не присутствовал на суде, ллер, – твердо посмотрела на Тиля владычица. – Однако зарево над Скальными берегами было так велико, что его видели даже на Бравегоне. Конечно, мы не знаем, что именно там случилось, но именно в тот день Скальные берега оказались разрушенными. А Создатели покинули Алиару, и больше их никто не видел.
– Вы тоже полагаете, что это – наша вина?
– Не ваша, – устало отвернулась эльфийка. – Поверьте, я понимаю разницу. Это вина ваших далеких… для вас – далеких, конечно… предков, которых мы искренне считали погибшими. Однако, как недавно выяснилось, какая-то их часть сумела выжить и смогла уйти в другой мир.
– А теперь вернулась, – хмуро закончил Тиль.
Эланна тяжело вздохнула.
– Я должна была вам это рассказать, чтобы вы лучше понимали, почему нам так трудно. С тех пор на Лиаре прошло много времени… много даже для бессмертных. Вы стали другими. Сумели найти равновесие со своей силой. Обуздали «Огонь жизни» и сохранили разум. Однако для нас время текло иначе. На Лиаре в это время прошли многие сотни эпох, за которые не осталось никого из тех, кто принес сюда великое горе… у вас сменились многие поколения бессмертных, в чьей жизни не осталось даже памяти, не говоря уж о былой неприязни… а в этом мире минуло лишь шесть тысячелетий. Совсем немного для тех, чей век исчисляется десятками эпох.
– Мне жаль, – неожиданно обронил темный владыка. – Жаль, что наш приход означает для Алиары возрождение старых страхов. Жаль, что он принес вам лишь горькие воспоминания. И еще больше жаль, потому что я не могу сказать, что они совсем беспочвенны. Однако мне бы не хотелось, чтобы они встали между нашими народами неодолимой стеной и подтолкнули к неверным решениям. За годы изгнания мы многое забыли, но и многое обрели. Мы научились ладить со своим «Огнем». Мы нашли новый дом, леди. Настоящий дом, и нам нет нужды зариться на ваш. Ведь в некотором роде мы – это не те ушедшие, которых вы так боялись. К тому же вернулись сюда мы, а не они. Мы – понимаете, леди? Я не хочу сказать, что мои предки не совершали ошибок, и не имею в виду, что мы совсем за них не в ответе, однако сегодня мы все же здесь. И пришли в том числе для того, чтобы показать – мы не враги Алиаре.
Эланна слабо улыбнулась:
– Мне бы хотелось в это верить.
Тиль серьезно кивнул:
– Мне бы тоже хотелось, чтобы вы поверили.
Она ненадолго замолчала, нервно теребя тонкими пальцами кружевной платок и изучая клубящуюся темноту под ногами.
– Я видела ваш мир, ллер. Не скажу, что было легко на это решиться. Но когда я пришла в Золотой лес, то подумала, что прошлое действительно осталось для вас далеко позади. Я долго сомневалась, наблюдала, изучала вас, сравнивала с образами из памяти рода, что подарил мне отец… но Лиара цветет рядом с вами. Одаривает, как собственных детей. Вы сумели полюбить ее, а она за это приняла вас. Это чудо, ллер. Самое настоящее чудо, раз те, кто нес с собой только смерть, вдруг научились ценить жизнь.
Тиль благодарно поклонился:
– Я рад, что вы сумели это увидеть. Но таковы законы мироздания, и их не обойти никому. Признаться, я много думал об этом. Особенно в последние несколько дней, потому что в вашем мире меня почему-то стали посещать очень странные…
Тирриниэль осекся и прислушался. Какое-то время стоял неподвижно, с силой стискивая похрустывающие от такого напора перила, но потом на его лице появилось непонятное выражение, а из груди вырвался долгий вздох.
– Что не так? – беспокойно повернулась Эланна, едва не позабыв, о чем сейчас говорила.
– Таррэн…
– А что с ним?
– Вы не слышите?
Рен Эверон обратился в слух. Какое-то время он ничего не понимал, потому что вечер слишком уж сильно полнился шелестом листвы, стрекотом цикад, порыкиванием эолларских львов. Но потом что-то изменилось в воздухе. Неуловимой тенью пронеслось над притихшими садами, заставляя крикунов умолкнуть, шебуршащихся у корней грызунов – неверяще замереть на месте. А самых чутких и понимающих – изумленно привстать на задние лапы и всем существом потянуться в сторону южного крыла, из которого полилась мелодия эльфийской флейты.
Рен Эверон ошеломленно моргнул.
Бездна… Неужели чужаки играют?! Неужели среди них нашелся кто-то, кто способен разбудить музу и упросить ее спеть для ценителей этого чуда?!
Леди Эланна, мгновенно растеряв свою холодность, ахнула:
– Как это, Таррэн?! Он что, поет?!
Тиль прикрыл глаза:
– Он играет… для Бел.
Леди Эланна оторопела. Точно так же, как оторопел растерянный и почти раздавленный новым знанием Сорен ал Эверон. Потому что это было невероятно… невозможно… немыслимо! Но темный лорд действительно играл! Тихую, печальную песнь, в которой только недалекий глупец мог не распознать тщательно укрываемого отчаяния!
Голос невидимой флейты будил странные чувства. Мелодия звучала во внезапно наступившей тишине, делясь своей болью с каждым, кто мог ее понять. Она беззвучно шептала в замершем от неожиданности лесу. Заставляла ветер сочувственно вздыхать. Молча вычерчивала в небе огненные знаки, настойчиво зовя за собой, обещая, умоляя. Она, как живая, разговаривала с миром. И, как путеводная ниточка, указывала дорогу к той, для которой была предназначена.
– Как красиво, – зачарованно прошептала Эланна, завороженная магией песни. – Что это, ллер? О чем он играет?
Тирриниэль поколебался, но потом все же решился и тихо, стараясь не перебить мелодию еще звучащей флейты, запел:
- По серым дорогам в обрывках одежд
- Бродит без сна одинокий скиталец.
- Когда-то живой, полный сил и надежд,
- Способный на песнь и чарующий танец.
- Когда-то давно был он молод, красив,
- Обласкан вниманием юных прелестниц.
- Когда-то горяч был, безумно ревнив
- И верил, что может познать бесконечность.
- Он был на вершине, великий Творец,
- Но вдруг это все потеряло значенье
- Лишь оттого, что однажды во сне
- Дыханием чуда был нежно овеян.
- Она появилась из грез, как луна,
- Возникла из мрака прекрасным виденьем.
- Богиня. Волшебница. Чудо. Мечта.
- Всевышнего знак и его откровенье.
- Любовь закружила его до утра,
- Крылами надежды его наделила.
- Заставила сердце пылать без огня
- И верой мятущийся дух озарила.
- Он счастлив был ею, безумен до слез,
- Желая кружить ее в медленном танце.
- Смеялась Любовь, говоря, что из грез
- Способна не раз для него возрождаться.
- Не зная отказов и страстью гоним,
- Он ринулся к ней невозбранно и смело,
- Желал подхватить, но опасно забыл,
- Что чудо не может жить в клетке из тела.
- Едва лишь коснулся рукою мечты,
- Как вскрикнула муза и с болью упала.
- «Зачем? – прошептала беззвучно. – Ведь ты
- Мог счастлив быть здесь…» И ее вдруг не стало.
- Он замер, неверяще шаря по тьме
- Пустыми, лишенными света глазами.
- Но не было больше любви в этом сне.
- Ушло упоенье ее чудесами.
- Осталась лишь горечь на серых губах,
- Осталась лишь рана на сердце умершем.
- Осталась лишь мука в потухших глазах
- И боль от ошибки его сумасшедшей.
- С тех пор так и бродит по царству теней
- Невидимый призрак, не зная покоя.
- Живущий единственной мыслью – о ней,
- Несчастный безумец с пустою душою…[1]
Рен Эверон судорожно вздохнул. Разве он мог подумать, что чужаки сумеют сохранить наследие своих родов?! Разве мог хотя бы на миг предположить, что хоть кто-то из них окажется не просто магом, а творцом?! Творцом слов, создателем рифмы и настоящим богом почти утерянного искусства, которому на Алиаре были готовы поклоняться, как исчезнувшим в веках Создателям?!
Он во все глаза уставился на того, в ком никогда бы не заподозрил такого творца: лорд Тирриниэль… непримиримый, насмешливый, суровый, жестокий… и вдруг – творец?! А его сын – не только сильнейший и опаснейший маг своего мира, не только прямой потомок Изиара, но еще и созидающий?! Лорд Таррэн?!
– Это старая песня, – донесся до его затуманенного сознания бархатный голос темного владыки. – Еще с тех времен, когда не было Изиара и расовых войн, в которых он потерял разум. Ее сочинили светлые эльфы, леди. А пару лет назад нам снова напел ее проснувшийся Лабиринт.
Эланна подняла подозрительно блестящие глаза:
– Это очень красивая песня, ллер. Благодарю, что исполнили ее для меня.
– Честно говоря, давно этого не делал, – неловко кашлянул Тиль. – Поэтому прошу прощения, она не стала лучшей в моей жизни.
– Нет, – медленно покачала головой эльфийка, – вы не правы, это восхитительная песня. Я не знала, что Таррэн умеет так играть.
– Бел тоже умеет, – со вздохом признался Тиль. – Так что, надеюсь, оценит ее по достоинству. Если услышит, конечно.
– Да, за такую песню… я бы, наверное, простила все.
Он не ответил. Только посмотрел на печально замершую владычицу, которая подошла к нему совсем близко, и смотрел так долго, внимательно, что она неуловимо порозовела. А потом едва не утонула в мерцающих изумрудах глаз, в которых снова, как и в прошлую их встречу, взволнованно закружились огненные снежинки. В какой-то миг они оказались так близко, что кожу на лице Эланны едва не обожгло этим пламенем. Но все закончилось так же внезапно, как и появилось, потому что Тиль вдруг вздохнул и отвернулся.
– Прошу прощения, – тихо сказал он, отойдя на шаг. Юная владычица наконец опомнилась и тоже отстранилась. – Со мной все еще опасно находиться рядом.
– Опасно даже мне? – попыталась улыбнуться она, с некоторым трудом приходя в себя, и вздрогнула, потому что из его глаз на мгновение проступила алая бездна.
– Любой огонь может нести тепло. Но это не значит, что он стал безобидным: пожары случаются даже в благополучных домах. И при определенных обстоятельствах наш «Огонь» может быть опасным. А мне бы не хотелось, чтобы кто-то пострадал.
«Почему?» – едва не спросила Эланна, но вовремя прикусила язык. После чего напомнила себе, что стоит рядом с потомком одного из ушедших, запоздало вернула лицу бесстрастное выражение и церемонно наклонила голову.
– Благодарю за предупреждение, ллер. Я запомню.
– Вам пора: темнеет, – довольно сухо заметил владыка Темного леса, переведя помрачневший взгляд на горизонт, и Эланна снова едва не вздрогнула, уколовшись о холод его слов. Правда, на этот раз она пришла в себя гораздо быстрее. А опомнившись, еще церемоннее кивнула и так же холодно согласилась:
– Доброй ночи, ллер.
Рен Эверон еще долго с подозрением следил за неподвижно стоящим эльфом, однако Тирриниэль не сделал попытки догнать Эланну или извиниться за резкий тон. Он, казалось, даже не дышал, пока неотрывно смотрел на клубящуюся под ногами бездну. Только пальцы сжал с такой силой, что перила под ними жалобно хрустнули, да прикрыл нещадно горящие веки, чтобы сгустившаяся темнота не испугалась его жутких глаз.
Глава 3
В южном крыле снова царила неестественная тишина. Было настолько тихо, что Тиль даже начал надеяться, что Бел все-таки вернулась. Однако увидел у дверей стражников Эланны и тут же понял, что ошибся.
Кажется, эта часть дворца была ошеломлена музыкой. Слишком уж невероятно было услышать ее здесь. И слишком ценили алиарцы владеющих голосом, чтобы позволить себе нарушить волшебство, оставшееся после умолкшей флейты.
Равнодушно пройдя мимо почтительно склонившихся эльфов, владыка Л’аэртэ плотно прикрыл за собой дверь, молча кивнул Ташу, как раз дежурившему в коридоре, а затем направился в дальнюю комнату, существование которой до сих пор оставалось для алиарцев тайной за семью печатями. Она была маленькой, эта запретная комната, однако ее единственному обитателю большего и не требовалось – молодому, но уже смело разросшемуся белоснежному ясеню пока было рано показываться на глаза посторонним.
Остановившись на пороге, Тиль, как и всегда, почтительно наклонил голову, отдавая дань покровителю своего рода, которого они рискнули пронести в этот мир. Просто удивительно, что ясень смог так быстро прижиться. Невероятно, что он согласился принять эту землю. Немыслимо было видеть и понимать, что в самом средоточии силы чужого владыки вдруг проросло и активно продолжало развиваться крохотное семечко, в котором Л’аэртэ веками черпали силу.
Хотя если уж начистоту, первым его принес сюда Таррэн. Ему требовался источник на случай, если нельзя будет воспользоваться порталом. А когда темный лорд в спешке покидал Алиару, росток, которому он позволил вырасти прямо во дворце Эланны, не только не погиб, а разросся еще больше, раздобрел, набрался сил. И, словно понимая, что на Эолларе он все еще слаб, затаился. А когда хозяин вернулся, этот хитрец так резво пошел в рост, что даже Таррэн удивился.
Тирриниэль, ощутив теплую волну от родового дерева, благодарно зажмурился, однако не позволил себе расслабиться, потому что у корней, низко склонив голову и горестно обхватив ее руками, сидел его единственный сын, который отчаянно нуждался в помощи.
– Таррэн?
Таррэн медленно обернулся, и у владыки Темного леса сжалось сердце: таким измученным он не видел его никогда. Бледное лицо, глаза – как два провала в бездну. Бескровные губы, серая кожа… казалось, что-то сжигает его изнутри, каждый миг отнимая жизнь. Так, бывает, смотрят безнадежно больные на пришедшего к ним жреца. Так страшно меняются люди, когда в одно мгновение теряют смысл жизни. Так приговоренные ждут смерти от удара палача. И так безмерно страдающие мертво следят, как утекают последние капли крови из порезанных вен.
Увидев обреченный взгляд сына, Тиль едва не отшатнулся.
– Святые небеса… Таррэн, что случилось?! Где Элиар?!
– Ушел, – глухо отозвался тот.
– Почему?!
– Я отпустил его, отец. Все оказалось бесполезным: его сила, твой венец, мои узы. Мы рискнули отпустить на свободу силы ясеня, но и это, как видишь, не помогло: Белка… мне кажется, она не вернется.
Владыка Л’аэртэ вздрогнул, когда Таррэн без сил опустился на колени, согнувшись как сломленный болезнью старик. А потом оторопело воззрился на скорбно застывшее дерево.
Погодите… как он сказал?! Эти безумцы позволили корешкам ясеня выбраться за пределы южного крыла и расползтись по дворцу в поисках Белки?! Рискнули засветиться и позволить отцу Эланны узнать, что во дворце, где он искренне считал себя неуязвимым, существует совсем иная сила. Та самая, которой ему будет нечего противопоставить, потому что природа ясеня, как и самой основы магии Создателей, такова, что он станет постепенно прорастать внутрь стен, полов, потолков, камня и заменять их собой! Избавляясь от лишнего, подстраиваясь под новые условия, неумолимо разрастаясь и постепенно превращая дворец владыки Эоллара в самые настоящие чертоги, которые будут подвластны лишь одному хозяину – старшему в роду Л’аэртэ!
Тирриниэль судорожно сглотнул.
Бездна… выходит, сегодняшнюю песню слышал не только он, а все живущие тут эльфы! Живые и мертвые, смертные и бессмертные, люди и нелюди… И ладно Таррэн – без Белки он сам не свой… но Элиар?! О чем думал этот белобрысый мерзавец, когда пошел на это, не посоветовавшись со старшими?!
Владыка Темного леса открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, однако бросил взгляд на склонившегося до самой земли сына и неожиданно передумал.
– Таррэн… – Тиль осторожно присел рядом, тронув его за плечо. – Таррэн, не надо.
– Мне плохо, отец…
– Бел вернется. Она ждала тебя не для того, чтобы бросить. К тому же у вас есть Тор, Тебр, Милле. Даже Тир все еще нуждается в вас! Как бы Бел ни обиделась, она вернется – ради детей, дочери и внуков. А когда это случится, ты сможешь все ей объяснить.
Таррэн медленно покачал головой:
– Ты не понимаешь, отец.
– Чего именно?
– Мне больно, – глухо уронил Таррэн, не поднимая глаз. – Мне так больно, что это уже невозможно выносить… Будто сжигает что-то изнутри. Что-то, чего не было прежде и с чем я, как оказалось, совсем не умею бороться.
Тиль нахмурился:
– О чем ты?
– Мне больно, отец. – Таррэн крепко зажмурился, с силой прижав левую руку к груди, где гулко и безрадостно билось сердце. – Днем и ночью. В покое и в лабиринте. Когда беру мечи, когда смотрю, разговариваю… и особенно, когда вспоминаю. Каждый миг. Каждое мгновение. И я не знаю, как это остановить.
– Таррэн? – Тирриниэль нахмурился еще сильнее, а потом заставил сына поднять голову и похолодел: его глаза были пустыми, как выжженный дотла котлован. Но в то же время тлело в них что-то такое, отчего у немолодого владыки мороз пробежал по коже. – Что с тобой происходит?!
– Не знаю, – прошептал Таррэн, пошатнувшись, словно от порыва ветра. – Кажется, я схожу с ума, отец… но каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу, как она умирает, и ничем не могу помочь. Это сон… но и не сон тоже, потому что каждый раз мне становится больно. Невозможно остановиться… невозможно успеть… и спасти ее тоже невозможно. Я сделал что-то не так, отец. Я позволил ей погибнуть. И это сжигает меня изнутри.
Тиль совсем встревожился:
– Таррэн, опомнись! Это просто сон!
– Нет, отец… я не справился. Или не справлюсь… очень скоро…
– Это просто сон! – не сдержавшись, рявкнул владыка Темного леса, встряхивая сына за плечи. – Ничего больше!
– «Огонь» говорит обратное, – шепнул Таррэн непослушными губами. – За последнее время он стал еще сильнее. Я едва могу удерживать его внутри. Он злится… в бешенстве оттого, что я не пускаю его на волю. Не знаю, сколько еще я смогу… но Бел так и не пришла. Разорвала узы, а без них «Огню» некуда деваться. Когда-то я еще мог… один… даже здесь. Но сейчас все по-другому. Почему-то я больше не могу с ним бороться… почему, отец?
На Тиля взглянули два алых провала на месте некогда зеленых глаз, и владыке стало нехорошо – столько мощи оттуда выплеснулось, так много магии… причем магии, почти ничем не сдерживаемой! Эта борьба отнимала у Таррэна все силы! Она причиняла ему боль! Выматывала сильнее, чем что-либо другое! Хотя, конечно, не так сильно, как невесть откуда взявшееся чувство вины за ничтожный проступок, на который в прежние времена никто и внимания бы не обратил. Даже Белка. Однако здесь, на Алиаре, это все-таки случилось: Таррэн, похоже, впервые не сдержал своего раздражения… она тоже вспылила и заупрямилась… и это почему-то сделало «Огонь жизни» нестабильным! Как в те времена, когда на Лиаре правил владыка Изиар, а его магия срывала покров безумия с бесчисленного количества разумов.
– Бездна… Таррэн, держись! – Тирриниэль сорвал с ветки опустошенный венец, из которого не так давно выкачали всю магию, и спешно всунул в ладонь сына.
Читать бесплатно другие книги:
