Вечерняя звезда Соловьева Екатерина

– Не трогайте! – крикнула я, надрезая себе руку. Моя кровь смешалась с королевской. Во второй раз. Похоже, мы действительно родственники.

– Это не убьёт его? – спросил Ноальд.

– Нет, только так я заживлю внутренние разрывы.

Виктор лежал без сознания.

Я залепила свою рану лепестком. Мне уже можно давать значок почетного донора и скидку на госуслуги.

– Симона, осколок двигается!

Он действительно потихоньку полз к краю кровати, набрав скорость после того, как вылез из лужи крови. Видимо, примесь моей его угнетала.

– Не торопись, голубчик.

Я поднесла к нему медальон. Осколок остановился.

– Ноальд, откройте шторы, нужно больше света.

Луч солнца вошёл в кристалл (тот вспыхнул, будто наполнился пламенем) и, преломившись в его сияющих гранях, ринулся к осколку, который растаял без следа.

Я повалилась на кровать, кажется на ноги Виктора.

Проснулась поздно ночью в своей постели. Я мечтала о ней три дня! Встала, накинула халат и поспешила проведать короля.

Дворецкий спал в кресле. Пришлось разбудить.

– Как он?

– Дыхание ровное. Лекарь осмотрел его пару часов назад, сказал, положительные изменения очевидны.

– А разбойники где? И баронесса?

– Разбойники спят, уснули в библиотеке. Мы перетащили их в гостевую комнату. А баронесса ушла к себе: всё ворчала, она-де чересчур стара для таких приключений.

– Ну ладно, зовите меня, когда король очнётся.

Король очнулся утром.

– Ты и вправду настойчива.

Он выглядел гораздо лучше.

– А что я говорила? Как ты себя чувствуешь?

– Честно? Ужасно. Но первый раз за двадцать лет мне хочется кого-то обнять.

– Ты меня пугаешь! Свидетельство о браке порвал?

– Нет ещё.

– Рви. Сейчас рви.

Виктор улыбнулся. Какая чудесная у него улыбка! Вынул из-под подушки свиток и разорвал его театральным жестом. А какие красивые руки!

– Подойди, прошу.

Мы обнялись. Он погладил мою щёку и поцеловал в лоб.

– Ты больше не моя жена. Ты – моя сестра.

– Ну, это ещё терпимо.

Пока служители хранилища искали смягчитель сердца, я решила навестить пророчицу в деревне, отдых на свежем воздухе мне не помешал бы. Ведьме отправила заговорённого почтового голубя, а перед отъездом заехала к Мелвину.

– Слышал о вашей оглушительной карьере, Симона. Вы объявлены сестрой его величества, герцогиней Эдер.

– А куда делась прежняя герцогиня Эдер? Я не успела спросить его величество.

– Умерла. Её отравил муж. Он в тюрьме, наследников нет. Вы – единственная. Даже не знаю, прилично ли теперь к вам так запросто обращаться! Зато на старости лет напишу в мемуарах, как мы вместе заклинали фасоль.

– Издеваетесь?

– Мщу.

– Ну вы и злодей!

– Не смущайте, прошу! У нас в Ордэсе это сродни безудержной лести.

– Думаю, уже нет.

– Кстати, не вы ли рекомендовали меня на должность министра сельского хозяйства?

– Ну… Я же сестра короля, должна заботиться о государстве. А вы против министерского поста?

– Ещё как! Придется работать вдвое больше.

– Глупости. Назначьте грамотных заместителей.

– Неужели король согласился?

– Разумеется.

– Свет истинной любви? Он преобразил его величество?

– Тсс! Никому не говорите.

– Да мне и некому говорить.

– А у меня для вас сюрприз. Вот, возьмите.

– Подлизываетесь? Элегантное кольцо. Откуда оно и для чего?

– По случаю прихватила в хранилище, как сестра короля. Имею право. С ним вы не пройдёте мимо вашей суженой.

– Боже! Вы с моей тётей спелись?

– Нет. Она, конечно, жаловалась на вас, но кольцо – моя личная инициатива. Вы так заняты своими растениями! По выходным – рыбалка. Теперь ещё и министр! Вам некогда в сторону глянуть, а оно притянет вас к ней.

– Симона, я не очень доверяю амулетам.

– А чему же вы доверяете?

– Интуиции. И я бы точно не прошёл мимо суженой. Разве только она суженая кого-то другого.

– И что, вот прямо изменился? Стал хорошим? – Пророчица наливала чай и хлопала карими глазищами. – Я столько ужасного об этом Викторе слышала!

Я замычала: мой рот весь вечер был набит то блинчиком, то пирожком, то творожной запеканкой.

– А он красивый?

Я проглотила.

– Не то слово!

– Красивее, чем твоё чудовище?

– Ну… Во-первых, в настоящем облике я Вольфрама не видела, а если сравнивать, кого видела… Красивее.

Я вспомнила насмешливые и одновременно грустные глаза, чуть надменную линию рта.

Никогда и никого в моей жизни не было прекраснее тебя. Где ты, моё чудовище? В каком ты теперь облике? Я узнаю тебя, когда встречу? Я тебя встречу?..

Мы сидели на веранде. Начиналась осень, пока обозначаясь лишь изобилием фруктов и волнующим ароматом поздних роз.

– Симона, ты уверена, что они отыщут смягчитель?

– Если Орлик не отыщет, значит, его нет. Он теперь служит помощником главного хранителя. Старается.

– Вот это да! – удивилась пророчица. – Из разбойников – в хранители! Обалдеть. – И положила в вазочку варенья.

– Человек нашёл своё призвание. Разбойница сказала, нельзя вставать на пути таланта. А как твои успехи на ниве танцев?

– Ну… – она вздохнула. – Не слишком. Мне никто не нравится.

– Ты же говорила, парни симпатичные.

– Но скучные. Они все хотят жениться. И скорее завести маленьких мельников, фермеров и лавочников.

– А разве плохо?

– Плохо. Никакой романтики! Мне нужно что-то другое. И потом, прежде чем сделать предложение, они подробно выясняют, сколько у тёти плодовых деревьев, коз и кур, размер огорода, когда ремонтировали крышу. От этого свихнуться недолго! Даже стихов не знают. Одни неприличные прибаутки! Короче, судьбы своей я здесь не найду. – Она в сердцах откусила ватрушку.

– Вот и с клубникой подоспели! – Тётя пророчицы поставила на стол блюдо горячих пирогов и кувшин молока. – Рыжик, угощай гостью!

– Спасибо, тётушка! – Я погладила её по натруженной руке. – Уже так наугощалась, скоро юбка треснет.

– А я через год вообще не пролезу ни в одну дверь и выйду замуж за кого угодно, – обречённо бросила пророчица.

– Почему бы тебе не погадать и не успокоиться? – спросила я. – А, Рыжик? – мне понравилось её домашнее прозвище.

– Боюсь, – призналась она. – Вдруг исполнится.

Перед сном мы пошли прогуляться. Деревня была чистая, ухоженная, богатая. Цветы в палисадниках, разноцветные скамеечки перед домами с белёными окнами, фонари, столики у таверны на площади. Принарядившиеся к вечернему моциону жители рассматривали меня с любопытством, не стесняясь. Взгляды, устремлённые на пророчицу, надевшую красное разбойничье платье, были ещё экспрессивнее.

– Для всех девушек и их семей я – враг номер один, а для парней – сахарная косточка. – Она поминутно улыбалась и кланялась, ей улыбались в ответ, но под улыбкой у каждого второго угадывался припрятанный кактус. – Когда жила в городе, внимания никто обращал, а тут – звезда! Вон та баба, – она растянула румяный ротик: «Как поживаете, матушка Тук, а ваш сынок? Всё кашляет? Ох, сочувствую…» – распускает сплетни, будто я бросила мужа с годовалым младенцем! Представляешь? Кикимора болотная.

– Ты гардероб сменила, помнишь? Оденься в свою хламиду.

– Ага, и меня сожгут. Обвинят в чёрной магии. Там было спокойнее. Как ни странно…

Уже лежа на широкой перине и почти погрузившись в сон, я получила тычок в спину.

– Давай погадаем. Всё равно не усну.

Рыжик проверила занавески и ставни («А то шляются всякие!»), вынула из сундука толстую книгу, мешочек с кубиками навроде игральных костей и лист бумаги.

– Слушай сюда, – сказала она. – Это специальные кости, для очень особенных случаев. Гадать самой гадалке есть смысл только на них, больше ничего не действует. Значит, я кидаю, записываю код, а ты ищешь его в книге.

– Принято.

Она сцепила пальцы.

– Что сейчас делает мой суженый?

– Не проще спросить, кто он такой и где находится? – шепнула я.

– Не проще, – строго отрезала пророчица. – Книга не любит прямых вопросов.

– Почему?

– Ну… Может, ей скучно.

Она долго и старательно трясла кости, потом срисовывала хитрые закорючки на них, потом показала рисунок.

Я нашла в табличке выпавшую комбинацию. Ещё немного поисков и!..

«Он спит».

– Чего он спать завалился в такую рань? Деревенский, что ли? – недовольно буркнула она.

И ещё раз бросила кости.

«Выпил лишнего», – ответила книга.

– Ой, ну я так и знала, – скуксилась пророчица.

– Погоди переживать. Допустим, он на юбилее был. Или на крестинах.

Она снова потрясла кости.

– Что он делал сегодня?

«Сажал капусту».

Пророчица упала на кровать и минуту лежала неподвижно.

– Господи, кто сажает капусту осенью? Он ещё и дурак! – Она совсем расстроилась.

– Может, это озимая капуста? – предположила я. – Такая бывает?

– Будешь гадать на чудовище?

Я прикусила губу.

– Буду.

Зажмурилась и постаралась успокоиться.

– Зайди издалека, – посоветовала пророчица. – Так надёжнее. Вслух произносить необязательно.

Я взяла в руки мешок.

Кости легли рядом, образовав правильный круг.

– Симона, смотри внимательно, нечего не перепутай. Любая ошибка влияет на предсказание.

С замиранием сердца и почти не дыша я открыла нужную страницу, но прочитать не хватило духу. Слова расплывались.

– Не могу.

Сунула книгу ей, она пробежала глазами строчку с оттиском моего ногтя.

– Жив.

Теперь мы обе рухнули на кровать.

– Опиши его, – попросила она.

– Ну… Высокий, широкоплечий. Прямые волосы по шею, густые, чёрные, с лёгкой проседью.

– Старый? – удивилась пророчица.

– Нет, но и не молодой.

– Это ничего, – она поспешила загладить свою оплошность. – А глаза у него какие?

– Серые, как пепел. Ресницы длинные.

– А лицо?

– Узкое.

– А губы?

– У него красивый рот. И подбородок.

Я не сказала ей, что мне бесконечно хочется дотронуться до его губ, обвести пальцем их гордую линию, задержаться на них взглядом. Об ином я даже не мечтаю.

– Брови?

– Средние, не слишком широкие, но и не тонкие.

– А нос?

– Прямой.

– Большой? Не люблю носатых. Ой, прости! Может, ты любишь…

Я давно не задумывалась, каких я люблю. Последние года четыре я не любила никаких, правда, периодически с кем-то несерьёзно встречалась, отзываясь на настойчивые ухаживания. Несколько ничего не значащих свиданий – кино, театр, кафе – и запрет на входящие звонки чересчур упрямых абонентов. Неупрямые после пары отказов отваливались сами.

Алексей и Глеб пошатнули мою веру в мужчин, благодаря отцу она рухнула окончательно. Он всегда представлялся мне сильным и надёжным, флагманом семейного флота, а вышло, что в лучшем случае он – баржа на буксире.

– Нет, нос скорее средний. Прямой с тонкими крыльями.

– А волосы почему короткие – простолюдин?

– Вроде бы он принц. Может, их колдун отрезал?

– Вот чудовище! – возмутилась пророчица. – Ой. Опять не то ляпнула.

Мы легли спать. Я вспоминала, вспоминала… Серые глаза, тёмные волосы, нос как у Камиля Лакура. Я никогда не видела настоящего Вольфрама и не успела узнать у Доральда, сохранился ли где-то портрет моего принца. Или волшебник хотя бы слышал о его внешности. Может, злой колдун изменил её безвозвратно? И, вернув человеческий облик, он никогда не станет прежним. Каким же ты будешь? А вдруг маленьким гномом с толстыми пальцами и кривыми ногами? Или большеухим, смешным и с тонкой шеей? Благородным добрым уродцем. Что, если я не нужна тебе? Никакому. И все мои сарабанды и сонаты – игра воспалённого воображения? А ты живёшь где-то спокойненько. Никто не прислал мне телеграмму: «SOS! Спаси, погибаю!» Я даже не знаю, как тебя зовут! Но ради тебя я бросила привычный мир, друзей и родных, скитаюсь нищенкой, режу себя, заливаюсь собственной кровью, не сплю сутками, сижу в темницах, стираю кожу кандалами. И собираюсь пойти к местному Волан-де-Морту и одновременно – сумасшедшему борцу за правду. А он меня спросит: «Много ли врала, голубушка? Обманывала, запутывала. Мозги пудрила. Не пытайся юлить! Всё вижу! Как тройку по географии в журнале стирала, как на свидание с Танькиным Димкой бегала, как на экзамене списывала… От гаишника в переулок ныряла, накладную вместо заказчика подписывала. И за это…»

Силы мои кончились, я уснула.

– Симона, вставай! Курьер приехал. Эликсир твой нашли.

– А… Что?..

Я с трудом разлепила веки.

Пророчица улыбалась, протягивая стакан воды с долькой фрукта, напоминавшего лимон. Я так и не запомнила его название.

– Ещё тебе письмо.

«Ваша Светлость! Надеюсь, Вы благополучны. И на лоне природы восстановили силы после тяжёлых событий, выпавших на Вашу долю. Орлик обнаружил нужное снадобье. Опробовать его мы не можем, но с радостью вручим Вам по приезде в столицу. Радость эта, впрочем, будет несколько омрачена состоянием Его Величества. Государь, волшебным образом переменившись, осознал меру недобрых дел, невольно совершённых им за время правления, и пребывает в ужасном расстройстве. Меры, принимаемые Его Величеством к выходу из сего состояния, плодов не дают и несут урон здоровью. Потому нижайше прошу Вас приехать скорее, ибо Ваше влияние на Его Величество благотворно, как ничьё больше. С искренним почтением, преданный Вам, Ноальд Дэвор, Виконт».

– Собирайся, – сказала я пророчице. – Едем в Ордэс.

– А я там зачем?

– Король запил. Чувствую, ты нужна.

– Боже мой! – она всплеснула руками. – И он – туда же. Он вообще пьющий?

– Вообще нет. Но сейчас ему очень несладко.

– Когда он злобствовал, было проще, – шептал дворецкий по дороге к покоям короля.

Пророчица бежала следом за нами.

– Почему?

– Притерпелись, ваша светлость.

– Давайте без «светлостей». Просто Симона.

– Хорошо, Симона. Знали, как не попадаться под запал. Выкручивались.

– Помогало?

– Не всегда. Но привыкли бояться, уже и не замечали. Не зря говорят: привычка – второе счастье.

– Ещё говорят: страх – брат смерти. А теперь получается, без страха хуже?

– Теперь его жалко. Сердце обливается кровью, как на него посмотрю.

– А что случилось-то?

– Проникся он, сударыня, каким был монстром, сколько душ невинных загубил. Раскаялся. Казни отменил, пытки запретил. Все дела – на доследование. Мамаш с малолетними детьми из казематов выпустил, стариков, инвалидов – всех на волю. С одной стороны – слава богу, народ истерзан. Да и тюремщики вздохнули, а то сажать уже некуда. Но с другой… Совсем-то людей расслаблять нельзя – обнаглеют.

– Нельзя, – согласилась я.

– Пострадавшим на королевской службе – пенсию, выслугу лет и тому подобное. Вот и повалили толпой калечные, убогие. Сам по пьянке обезножил, под карету попал, а вопит: «Изувечен жестокостью монархической власти!» Безобразие.

– Как вы с ними справляетесь?

– Сообщили подданным: его величество в отпуске по состоянию здоровья. Заботу о королевстве взял на себя ваш покорный слуга, назначенный премьер-министром. Два-три дня аудиенций, прохиндейный люд понял: за наглость пенсию не платя – и подуспокоился. Тут-то мы разберёмся, а что делать с королём…

– Не переживайте, Ноальд, всё будет хорошо.

– Надеюсь, сударыня. Всё и было неплохо, пока он не нашёл дневник Герды. Это я, дурак старый, сунул его в ящик шкафа в малом кабинете, нет бы зарыть подальше… Нашёл. Рыдал сутки. Потом говорит: «Давайте посадим розу, которую мне подарила Герда». Отчего не посадить? Давайте. Но где ж её взять? Он же сам, как вернулся от Снежной королевы, разбил горшок, цветы растоптал. Кричал: «Чтобы духу их мерзкого здесь не было!» Бросились искать. Думали, найдём хотя бы семена, ведь розу когда-то вывел главный королевский садовник. Как сейчас помню, сорт назывался «Не забывай!».

– Романтично.

– У него жена страдала беспамятством. Садовник ставил ей на окно розу, а к горшку прикреплял список дел. У цветка такой сильный аромат, не захочешь, а голову повернёшь. Короче, семена нашли. Розу посадили. Да лучше не стало! Плачет, не спит, не ест. Ключи от винного погреба я забрал, но ему уже достаточно натащили, ящика три. Эх… Прошлый раз вы помните.

– Ноальд, мне не нравится эта тенденция. В роду склонных к пьянству не было?

– Как же, сударыня? Были. Дедушка его величества по отцу. И прапрадед с материнской стороны.

– Нехорошо.

– Куда уж хуже… Но вы же сумеете избавить короля от пагубной наследственности, тем более что она едва проявилась?

– Я?

– С помощью волшебства.

– Я же не волшебница, Ноальд.

– Отнюдь, сударыня. Отнюдь. Ваша магия, правда, необычна, но я заметил: все ваши желания исполняются, пусть и не так легко, как хотелось бы.

– Симона! – Виктор бросился ко мне. Он был почти трезв, но бледен и пасмурен сверх всякой меры. – Господи! Если бы ты знала, что я творил! Как это пережить?

– Не ты. Это творил не ты, а осколок зеркала. Ты не должен ни в чём винить себя.

Мы сели с ним на диван, я обняла его. Вот удивительно, никогда и ни к кому я не испытывала таких чувств! Я была готова оправдать все его ошибки, странности и даже преступления. Я любила его безоговорочно и абсолютно, как… брата. До чего странный мир! Стоит в нём кого-то назвать братом, и он им становится.

– Мой дорогой, ты похудел. Тебе нужно поесть.

– Не хочу.

– Я не спрашиваю, хочешь или нет. Нужно, родной.

– Симона, мне не до еды, – печально опустил глаза. Огромные зелёные глаза с длиннющими ресницами.

– Не капризничай. Ноальд, пожалуйста, пусть накрывают к обеду. Только ни капли вина.

– Слушаюсь, сударыня.

– Что ты хочешь вкусненького?

– Ничего. – Он положил голову на моё плечо.

– А твой любимый суп из перёпелки?

– Не хочу. Симона, зачем ты со мной как с маленьким?