Вечерняя звезда Соловьева Екатерина
– Ошибаетесь. Он деспот, ему нужна именно нюня. Таких, как я, не потиранишь.
– Вам он… совсем не нравится? – спросила она с трепетной надеждой.
– Нет. Мне нравится другой… человек.
– А вы – ему?
– И я ему. Но мы не можем быть вместе, он очень далеко.
– А когда-нибудь сможете?
– Больше всего на свете я бы желала этого.
– Ему нельзя приехать к вам? Или вам – к нему…
– Пока нет. Но я жду. Я буду ждать. А вы… Знаете, Елена, вы – потрясающе красивы, но он не видит вашей красоты: она откровенна и безыскусна, вы – бриллиант в кимберлитовой трубке, без огранки, без оправы. Без ценника. Вы – не предмет охоты, не дорогой приз. А он хочет быть победителем и получать самое лучшее.
– А всё лучшее априори недоступно, иначе оно – не лучшее, – сказала она с горечью. – Но он – генеральный и владелец, богат, из известной семьи. А я что? Обычная, как все. Бухгалтер на зарплате.
– Станьте необычной. Недоступной. Потратьте зарплату на яркую бессмысленную мишуру. Пусть за вами заедет ослепительный мужчина на шикарной машине и увезёт… хотя бы за угол.
– Но это как-то смешно.
– Ну и хорошо. Заодно посмеётесь.
– Не хочется начинать отношения со лжи.
– Тогда берите вот того, – я кивнула на дверь комнаты напротив. – Он смотрит на вас, как на вишенку с торта.
– Чернов?.. Никогда не замечала.
– Где вам замечать, – усмехнулась я, – у вас времени нет – надо отчёт составить, поплакать, ведомость закрыть, ещё поплакать. «Каждый день – рубец на сердце!» Ваш бизнес-план нелегко выполнить.
Она улыбнулась.
– Почему вы мне помогаете?
– Помните, у Джейн Остин: «Если героиня одного романа не может рассчитывать на покровительство героини другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты?»
– Не помню. Я читала только «Гордость и предубеждение».
– А «Нортенгерское аббатство»? Что же вы? Взялись страстно любить, терзаться-мучиться, и не подготовились? Матчасть не выучили. Двойка.
Она засмеялась.
– Одна моя подруга, – сказала я, – очень счастлива в любви. Её избранник – умный и тонкий человек, ему плевать на условности, его не смущает, что он – королевских кровей, а она – простая девчонка. Но даже он не разглядел бы её в прежней… униформе.
– Ох… Я не разбираюсь в моде.
– Дам вам телефон отличной стилистки. – Я начала рыться в сумке.
– Вряд ли я смогу себе такое позволить. Родители – пенсионеры, папа болеет… Дача разваливается.
– Перестаньте. Стилисты получают премию от магазина, назову вас моей родственницей, отделаетесь лёгким испугом. Слушайтесь её и ни в чём не перечьте.
В понедельник документы на подпись Павлу принесла блондинка с локонами, уложенными в непринуждённый пучок, затянутая в костюм la Mugler, с узкой юбкой, закончившейся над худыми коленками, и на шпильках-гвоздях.
У меня отпала необходимость в страшном свитере. Выражение лица Павла говорило о том, что стилисты едят свой хлеб совершенно заслуженно.
Перед уходом (Павел спешно уехал по делам) я зашла к Елене.
– Ну, как? Никольский оценил?
– Если бы один Никольский! – В тончайшей подводке и с чёрными ресницами её голубые глаза стали как озёра. – Общественным транспортом не поехала, шиканула на такси. Таксист до самого офиса пялился. Охранник на входе не узнал, мужчины комплиментами завалили! Так неловко! Хочется закричать: «Да это я! Всё та же самая!»
– Лучше молчите. Не поверят. А Никольский – что?
– «Мне говорили, что у меня бухгалтер – красивая женщина, а я не обращал внимания». У него бухгалтер. Представляете?
– Ещё как.
– Только после ваших лепестков сон приснился странный: я на балу, в сказочном платье, как мы в детстве рисовали, танцую с принцем, всё чудесно, но туфли ужасно жмут. И на часы постоянно смотрю, вроде мне уехать нужно, и так жаль его покидать, на душе тяжело. И страх, что не увижу больше. Я проснулась, лежу в кровати и не понимаю: кого не увижу, принца или Пашу… Вы как думаете?
– Время покажет.
Через три дня Никольский приехал к нам в офис. Всю беседу Феня внимательно переводил взгляд с него на меня и обратно.
– Лизок, длинный тебя клеит, – заявил он, проводив заказчика.
– С чего ты взял, Фенечка?
– Нутром чую. Печёнкой.
Феня принёс из буфета салат оливье в пластиковом контейнере и с аппетитом поедал его чайной ложечкой.
– Мon cher, не ешь всякую дрянь – и не будешь чувствовать лишнего печенью, – бросила Аполинэр. – Скоро Новый год, корпоративы, родственники, она тебе ещё пригодится.
– Лизкины женихи на мои внутренние органы не влияют.
– Женихи? – оживилась Света, выныривая из-за перегородки. – Где женихи?
– Да разошлись уже. А были – вау! И тип, и размер, и банковский счёт! – хихикал Феня.
– А почему мне не сказали? Я же – за перегородкой! Ничего не вижу!
– Значит, судьба твоя такая – сидеть за перегородкой и ничего не видеть.
– Противный ты, Феня! Полина, как ты его терпишь?
– Кто без изъяна?.. – философски заметила Аполинэр, пролистывая документы.
Феня поднял указательный палец:
– Поняла?
– Чего тут понимать, – фыркнула Света. – Но обидно: все видели жениха, а я – нет.
– Свет, не слушай Феню, он прикалывается, – успокоила я коллегу.
– Пойду проветрюсь, – хмурый Саша хлопнул дверью.
– Едрён-батон! – застонал Валера. – Просил же не хлопать! С утра целый час дверь ремонтировал, и опять двадцать пять!
– Чувства, Валер, чувства. – Феня доел оливье и выбросил контейнер. – Э-мо-ци-и!
В последующие дни происходило нечто забавное: при Елене Павел вспыхивал и нервничал, при мне – забывал о бухгалтерии, устремляясь к архитектуре и дизайну. Это было очень смешно. Высокий, внушительный мужчина мечется щеночком между столбиками: какой бы обрызгать?! Мы с Еленой не обсуждали его метания, и, слава богу, она не присутствовала на наших встречах с Павлом. Ей было бы неприятно.
Приближался Новый год.
В очередной визит, ожидая Никольского, я зашла к Елене. Она наряжала маленькую ёлочку. И была очаровательна в синем платье с запхом и с большим белым английским воротником. Я всегда о таком мечтала, но выбрала бы зелёное. Платье шло ей неимоверно, чего нельзя сказать о слезах.
– Что случилось?
– Миша уволился.
– Миша?
– Чернов.
– А чего ты плачешь?
– Не знаю, – всхлипнула она, – почему-то грустно. Он так глянул… И пожелал счастья.
– А с Павлом у тебя как?
– Ходим обедать. Смотрит. Необычно смотрит, внимательно. В субботу пришлось к нему в загородный дом поехать – договор подписать, чтобы в воскресенье передать в самолёт. Познакомил с родителями и с сестрой. Хорошо посидели, и они разглядывали меня, понимаешь, расспрашивали. А он так себя вёл, будто я – не просто бухгалтер. Ох… На прощанье в дверях поцеловал. В щёку. Ничего не понимаю. Вчера пригласил на вечеринку к партнёрам. Раньше никогда не приглашал. Я должна быть рада до обморока, а я…
– А ты?
– Как под уколом. Когда успокоительного вколют – что воля, что неволя, всё равно.
Я решила не делиться с Еленой приёмами, которые развернули Павла в её сторону. Он пытался поцеловать меня не только в щёку. Как-то вечером набился подвезти до дома, у подъезда сгрёб в охапку. Хочется спросить мужчин: вы действительно думаете, что, обслюнявив нам половину лица, наберёте недостающие очки? Писал дурацкие сообщения в телефон. Звонил за полночь и уговаривал провести с ним каникулы в Таиланде. Приличные люди не звонят за полночь! Особенно тем, кому вставать в семь. А однажды выкинул совсем уж невообразимый номер, свидетелями первой части которого стали Женька и Люся Окулова.
В тот пятничный вечер мы с Шидликом встретились в кафе, она наконец-то вернулась из командировки. Подруга чмокнула меня своей малиновой помадой.
– Жень, духи новые?
– Ага. «Пустынный призрак». Свекруха подарила. Лиз, Люська звонила, сейчас придёт.
– Зачем ты её позвала?
– Горе у неё.
– Юбку утюгом прижарила?
– Нет. Любимый бросил. Тяжко ей, страдает.
– Да ладно!
– Правда. И на старушку нашлась прорушка. Влюбилась наша Люська без памяти в иногороднего, а ведь зарок давала: только москвичи и только с жилплощадью. Даже в квартиру свою поселила и на работу устроила. А он к её начальнице переметнулся. Ну, та уволила Люську со скандалом. Она месяц ревела. Две недели как пошла на новую работу, загрузили по самое «не балуйся», вздохнуть некогда, но забыть не может, мается. Короче, готовься: будем слушать русские народные страдания. Без гармони.
Люся пришла бледная, с отсуствующим лицом. Говорила тихим голосом, ела без аппетита, а заказывая ужин, едва глянула на цены и не терзала по своему обыкновению официанта тысячей вопросов. Мне она не задала ни одного, зато поведала всю историю своей несчастной любви от и до. В красках. Объект поражал воображение. Покидая её квартиру, юноша прибрал новый планшет и игровую приставку, которую она купила племяннику на день рождения. И на работе при любовнице обвинил в краже денег. То есть обобранной безработной Люсе пригрозили ещё и заявлением в полицию и статьёй. Люсю было жалко.
– Вот урод! Перекрестись и забудь.
– Тебе легко говорить. Ты так не любила.
Так я точно не любила.
Мы уже заказали десерты, когда через стеклянную стену кафе я увидела, как ко входу подъехала красная «Ауди». Из неё вышел…
Этого не хватало!
Павел обозрел зал и бодрым шагом направился к нашему столику.
– Здравствуйте, дамы! – он обворожительно улыбнулся. Если ничего про него не знать, можно залюбоваться. Но я диссонансу внешности и душевных качеств уже не удивляюсь: после Золушкиного принца меня ничем не проймёшь.
Уселся с нами, сообщил, как обрадовался, случайно заметив знакомое лицо в окне кафе, и приступил к тому, что мужчины любят больше всего на свете: начал пушить хвост.
Шидлик загадочно щурилась, Люся, забыв про похищенный планшет, любовь к перебежчику и правила приличий, активно кокетничала с Павлом. Её щеки озарились румянцем, взгляд приобрёл тягучесть, а голос наполнился соблазнительными нотками. Словно она собралась спеть арию Далилы и бессовестно погубить Самсона[29]. Но по реакции Павла было ясно, что Самсоном подруга ошиблась.
Одеваясь, Шидлик шепнула:
– Окулова не слишком раздухарилась?
– Да пусть забирает. На здоровье!
Несмотря на льстивые комплименты автомобилю Павла, Люсе пришлось довольствоваться такси. Попрощавшись с девочками, я спросила его:
– Зачем вы приехали? Вы меня выслеживаете?
– Лиза, предлагаю перейти на «ты».
– В этом нет никакого смысла.
С некоторых пор меня не тяготило общение на «вы».
– Почему?
До чего же ты нудный!
– Павел, давайте сохраним добрые отношения, для них «вы» – не помеха.
– Удивительно, Лиза, как ваш нежный облик сочетается с жёстким характером! Вы не по-женски категоричны: говорите – будто режете. Откуда это в вас?
Я не стала объяснять ему, что несочетаемость облика с характером нынче повсеместна.
– Хорошие учителя были.
– Хм… Ладно. Пусть будет «вы». Позвольте отвезти вас домой.
– Но держите себя в рамках.
Он поехал незнакомой мне дорогой.
– Где мы?
Показалось или мой кулон завибрировал?
– Так быстрее. Пятница, пробки.
Дорога нырнула в лесок, на деревьях белой ватой лежал снег, машин было мало, как за городом. Вдруг он свернул с трассы и метров через двести остановился.
– Что вы делаете?
– Я хочу поговорить.
Положил руку на плечо.
– Павел, перестаньте.
Приблизился, глаза блестят как у сумасшедшего.
– Лиза, вы мне безумно нравитесь.
А вот вы мне уже совсем не нравитесь.
– Я предупреждала. Пожалуйста, без объятий и поцелуев.
– А то что?
– А то убедитесь, что у меня не только характер жёсткий.
– Вы мне угрожаете?
– Нет. Я вам клянусь.
Он не поверил.
– Если я захочу вас поцеловать, поцелую. Вы не справитесь, я намного сильнее.
Есть чем гордиться…
– Справляться с вами буду не я.
Мои слова развеселили его.
– Полиция? Личная охрана? Открою секрет, – он перешёл на шёпот, – они не успеют.
– Драконы. Они успеют.
– Кто?.. Это спецподразделение? Я чего-то о вас не знаю?
– Вы ничего обо мне не знаете. И даже не представляете, до какой степени это подразделение «спец».
– Да бросьте! У вас богатый любовник? Он за вами присматривает? Я не удивлён, у такой красивой девушки не может быть другого. Но почему я не нашёл никаких свидетельств его присутствия?
Значит, всё-таки следил. Заняться нечем? Деньги лишние?
Я подняла руку с кольцом Элорда.
– Наше устройство связи. Он всегда знает, что со мной. Если я сниму кольцо, он насторожится, а если поверну камень, через минуту будет здесь.
В то же мгновение топаз полыхнул золотым пламенем ему в лицо.
Ошарашенный Павел закричал и отскочил так, что ударился головой о боковую стойку, я и сама еле удержалась от крика. И от смеха: он очень смешно испугался.
До дома доехали молча.
– Что сделать, чтобы вы поверили?
– Поверила?
– В искренность моих чувств. И… в чистоту намерений.
Боже ты мой! Да верю я, верю! У тебя все чувства искренние: любовь к себе, самодовольство, трусость. А намерения… Хотя бы протирай иногда.
– Павел, чтобы я не наговорила грубостей, давайте закончим сегодняшний вечер на дружеской ноте. Всего вам… позитивного!
– Я буду ждать.
На моём пути были злые волшебники, добрые феи, тюрьма, кандалы, короли, драконы, а теперь будут дураки. За что мне это, волк?
Тридцатого декабря примчалась Женька поздравить с наступающим. Я сварила её любимые макароны: со сливочным соусом и креветками. И добавила хвост семги. Получилось офигительно!
– Ой, Лизка, как вкусно! Что ты в них кладёшь?
– Чеснок, петрушку. Пармезан. Добавки?
– Давай!
Мы сидели на кухне. Погода была вполне новогодняя. Во дворе жильцы нарядили большую живую ёлку и пару кустов боярышника.
За кофе подруга потребовала самого подробного отчёта о моих приключениях. Я предложила умеренно подробный, он потянул на два кофейника и целый чайник с коробкой Женькиного печенья.
– Лаура печёт похожее. И заворачивает в него бумажки с предсказаниями.
– Сбываются?
– Всегда.
– Мне бы к твоей Лауре!
– Зачем?
– Судьбу узнать.
– Нельзя этого делать без повода.
– Повод есть.
– Какой?
– Устала я жить одна, Лиз. Вокруг сплошные кретины. А так хочется, чтобы за тобой кто-то стоял. Даже не в плане денег, хотя, конечно, содержать мужика я никогда не буду, уж лучше одной. Надоело розетки чинить и гвозди забивать. Но и это – не главное. Нормального хочется, а не…
– Представителя фауны, – закончила я за неё словами разбойницы.
– Точно. А почему тебе Павел не нравится? Красивый, воспитанный. Молодой, но солидный.
Я осветила ей некоторые подробности.
– Ох… – вздохнула она. – Если за таким фасадом одна труха, то я вообще не знаю, что делать.
– Жаль, он на Люсю не запал. Они подошли бы друг другу.
– Да ничего они не подошли бы! – возмутилась Женька. – У них абсолютное несовпадение целей. Люське нужен мужчина, который отдаст ей свои деньги. А Павлу нужна женщина, которая отдаст ему свою душу, тело, время и оставит ради него все свои интересы. У Люськи пробел на половину его списка: ни души, ни интересов.
– По справедливости неприятные люди должны образовывать пары. Это была бы своего рода их нейтрализация.
– А кто же будет нас мучить? И исправлять нашу карму? – засмеялась Женька. – Слишком много хочешь!
– Шидлик, давай я тебя с Валерой познакомлю.
– Для исправления кармы?
– Нет, для жизни.
– С работы?
– Ага.
– Архитектор?
– Художник по мебели.
– Художник?.. Не хочу художника.
– Ну, по мебели – это скорее конструктор.
– Разведённый?
– Он вроде и не был женат.
– А лет ему сколько?
– Тридцать четыре, десятого июня день рождения. Я запомнила, потому что у тётьзоиного Арсения тоже десятого.
– Значит, Близнец.
– Кажется, да.
– Плохо. Двойной знак. Двойные вечно колеблются, сами не знают, чего хотят. У Лорки с третьего этажа был Близнец. Всю душу измотал! Мы в гороскопе прочитали: «Если в понедельник он пошёл за хлебом, а в четверг вернулся с молоком, вам достался семейно-ориентированный Близнец».
– Жень, это ж индивидуально! Я вообще не представляю, чтобы Валера ушёл в понедельник, а вернулся в четверг. Он домашний.
– И не женился ни разу? Может, с ним что-то не так? Пьющий?
– Нет. Всё с ним так.
– Тогда у него есть женщина.
– Да, конечно. Поэтому он сидит в офисе до девяти вечера каждый день. Жень, он скромный, одеваться не умеет, но рукастый, всё нам ремонтирует. И в компьютерах разбирается. Добрый, никогда в помощи не откажет.
– А фотка есть?
Я поискала в телефоне нашу общую фотографию с прошлого Нового года, Валера на ней отлично получился.
– Симпатичный! – удивилась Женька. – А мама у него – не мегера?
– Хорошая у него мама. Когда он голеностоп растянул, я к нему заезжала по делу, она меня очень тепло встретила. Ужином угостила. Переживает, что сын неженатый. Внуков хочет.
– Она своих внуков хочет, – вздохнула Женька. – А я ей для начала чужого подкину.
– У неё дочка второй раз замуж вышла. С двумя детьми.
– Так то – дочка, а то – невестка, змеюка подколодная.
– Жень, мне кажется, ты далеко заглядываешь. Начни с малого.