Черная магнолия Любенко Иван
– Да, это незабываемое зрелище.
– Здравствуйте. Мы очень довольны вашей работой. На ваш банковский счет в Лондоне переведена сумма в триста фунтов.
– Благодарю.
– Следующая встреча ровно через неделю в это же время в городском саду. Я буду сидеть на третьей лавочке слева от входа. Честь имею кланяться, – тихо произнес долговязый человек. Поменяв трость, он зашагал прочь, судорожно вспоминая, где же он видел того импозантного господина в черном костюме, который так внимательно смотрел в его сторону.
Выйдя к дороге, он нанял извозчика и быстро нагнал двух мужчин, неспешно следующих мимо Александровского сквера. Поравнявшись с ними, незнакомец аккуратно выглянул из-за полога коляски и сразу же вспомнил эти правильные черты лица. Правда, теперь на нем не осталось и следа от роскошных, завитых кверху усов. «Несомненно, это он – тот самый Курт Вагнер – русский агент, выдававший себя за австрийца. Семь лет назад я разрядил в него почти весь барабан своего уэбли. А он все-таки выжил… Интересно, что же он тут делает? Придется разбираться…»
7
Старый знакомый
Начальник Иностранного отдела Бюро секретных служб Соединенного Королевства капитан Менсфилд Камминг с удовольствием сделал глоток любимого индийского чая с молоком. Поднявшись из-за стола, он подошел к окну штаб-квартиры, расположенной на Уайтхолл-Корт. Март выдался холодным. В Лондоне шел дождь. Косые струйки били по стеклу и, превращаясь в капли, послушно стекали вниз.
По тротуарам семенили прохожие. В лужах, как в кривом зеркале, отражались фонари, стволы деревьев и водосточные трубы. В такие минуты бывшему морскому офицеру казалось, что столица британского королевства превращается в какой-то сказочный, нереальный мир, где все предметы живут, дышат и чувствуют точно так же, как и люди. Он любовался городом, закутанным вуалью тумана, и жалел, что Господь не наделил его искусством живописца.
Менсфилд снова отхлебнул из фарфоровой чашки и улыбнулся: теперь можно было немного расслабиться и не спеша обдумать план дальнейших действий. Главное – майор Кадберт Борнхил сумел удачно легализоваться в России и уже наладил связь с источником. Доказательством того являлась шифровка, полученная час назад по телеграфу из русской столицы. Лист веленевой бумаги с коротким сообщением лежал на зеленном сукне письменного стола начальника разведывательной службы Британии.
Мистер Камминг гордился тем, что система связи с агентом была разработана им лично. Несмотря на кажущуюся простоту, она полностью оправдывала себя, хоть и была до крайности проста: агент, выехав предварительно в другой город, отсылал зашифрованное письмо вполне невинного содержания на адрес ничего не подозревающего обывателя, допустим, в Великие Луки. Последний, будучи уверен, что все дело в тайной любовной связи, за вознаграждение пересылал почту на указанное имя в какой-нибудь Выборг или Малоярославец с отметкой «до востребования». В условленный день курьер получал нужный конверт и привозил его в Петербург, где оставлял в тайнике, в так называемом «почтовом ящике», откуда стараниями британского дипломата оно попадало в английское посольство. Несколько длинно – зато надежно. Но в случае если вдруг сообщение удастся перехватить противной стороне, то выйти на агента будет практически невозможно, потому что обывателя использовали «втемную» и на нем вся длинная нить обрывалась.
Разведывательная служба Британии официально получила свой статус всего три года назад. Чувствовалось, что война с Германией не за горами. Немцы желали потеснить англичан в колониях и не скрывали агрессивных намерений. В прошлом году, находясь на дипломатическом приеме, Менсфилд лично слышал, как германский посол в Лондоне Вольф-Меттерних заявил помощнику статс-секретаря по иностранным делам сэру Артуру Никольсу буквально следующее: «Между 1866 и 1870 годами Германия сделалась великой державой, но побежденная ею Франция и Англия поделили между собою мир в то время, как Германия получила одни крохи. Теперь настала для Германии минута предъявить свои законные требования». Да и перехваченная тогда же телеграмма русского посла в Лондоне, графа Бенкендорфа, свидетельствовала о том, что к осени Германия потребует от Франции территориальных уступок в Северной Африке. Так и случилось. После нескольких воинственных демаршей в октябре 1911 года обе стороны подписали Марокканское соглашение, по которому Германия признавала особые права Франции на Марокко, но взамен Париж согласился расстаться с частью своих владений на этом континенте. Теперь на пути дальнейшей немецкой экспансии стоял только Лондон.
Но если народ Германии так хочет войны, то пусть воюет с Россией, а не с Британией. И для этого есть все условия: на Балканах разгорается конфликт Сербии, Черногории, Болгарии и Греции с Турцией, уже втянутой в войну с Италией. Газеты ежедневно сообщают, что турецкие части панически оставляют окопы, стоит лишь появиться в небе дирижаблям-бомбометам. Что и говорить, задача, поставленная правительством ведомству Камминга, была непростой – любой ценой втянуть Россию в конфликт на Балканах. В таком случае на помощь османам немедленно придет Австро-Венгрия, а с ней и Берлин. Стало быть, Россия и Германия увязнут в бесконечном самоубийственном конфликте.
И все складывалось как нельзя лучше: Великий князь Николай Николаевич уже почти убедил своего царствующего племянника, что война России сейчас необходима; с ее помощью удастся не только объединить нацию вокруг Государя, но и выполнить историческую миссию – вернуть Константинополь в лоно христианства. И в тот момент, когда император уже был готов выступить на стороне Балканского союза, появился этот неграмотный сибирский мужик – Григорий Распутин. Вот уж действительно от русских можно ожидать чего угодно!
Однако теперь предстояло его убрать, но сделать это необходимо так, чтобы на Лондон не упала даже тень подозрения. Кандидатов на проведение операции было несколько, но агент Донн считался лучшим, и потому можно было не сомневался в успехе, если бы не новое обстоятельство…
Камминг вновь пошел к столу и уже в который раз стал вчитываться во вторую часть секретного послания: «Возникли непредвиденные трудности. В Ялте находится бывший русский агент, в прошлом выдававший себя за подданного Австро-Венгрии. Он был ранен мною в Стамбуле в июне 1905 года, тогда ему удалось перехватить личное послание премьер-министра А. Бальфура нашему представителю на переговорах с Россией по разграничению сфер влияния в Персии. Его имя – Клим Ардашев. В настоящее время он вышел в отставку и является присяжным поверенным Ставропольского окружного суда. Имеется вероятность моего раскрытия. Прошу разрешение Центра на его устранение. Донн».
«Итак, майор уверен, что легко справится с этим русским адвокатом. Дай-то Бог, дай-то Бог, – Камминг плюхнулся в кресло и нервно забарабанил пальцами по столу. – А если нет? Если этот Ардашев почувствует неладное? Что тогда? А может, направить в Ялту другого агента, который и займется Распутиным, а майора Борнхила немедленно отозвать в Лондон? Но сколько уйдет на это времени? И что я доложу премьер-министру? На Даунинг-стрит мои оправдания и слушать никто не захочет…» Камминг взял бланк для составления шифрограммы и аккуратно вписал всего одно предложение: «Ликвидацию К. Ардашева разрешаю. Центр».
8
Вербное воскресенье
I
Император Всероссийский Николай II с борта яхты «Штандарт» холодно взирал на убранную гирляндами зелени и цветастыми коврами Ялту. Волны бежали и разбивались о мол, оставляя позади сердитые белые гребни. Неистово бесновались бакланы, точно предчувствуя скорый шторм. Город искрился в лучах полуденного солнца. В Александровском саду возвышались трибуны симфонического оркестра. Вся правая сторона набережной была занята публикой: курортники, жители Ялты и окрестностей ждали своего Государя. Страна, которой он управлял уже восемнадцать лет, шла вперед семимильными шагами.
Николай Александрович гордо расправил грудь. Жизнь ста восьмидесяти миллионов верноподданных на одной шестой части земной суши всецело зависела от него. Империя становилась крепче день ото дня. Европа и даже далекая Америка с опаской посматривали на огромную державу. И если к бакинской нефти, уральскому чугуну, сибирскому лесу и южно-российскому зерну за рубежом давно привыкли, то понимание того факта, что Россия выдвинулась на первое место в мире по производству дизелей и тяжелых четырехмоторных самолетов, на западе вызвало шок. Повсеместно возникали новые заводы и фабрики. Для многих государств золотой червонец являлся самой предпочтительной валютой. Государство с тысячелетней историей окрепло настолько, что могло позволить себе масштабную военную реформу: от повсеместного введения нового солдатского обмундирования до создания авиационных отрядов. Кто бы мог подумать, что эта темная в недавнем прошлом крепостная страна сумеет достичь таких невероятных успехов и – чем черт не шутит! – грозит теперь поглотить не только отсталую Османскую империю, но и подчинить себе передовую Европу. И стародавняя мечта Екатерины II о православном Константинополе могла наконец стать явью. А ведь еще совсем недавно помазанник Божий был вынужден выслушивать многочисленные наставления своих царственных дядей. Каждый из них полагал своим долгом поучать молодого Государя. И всем чего-то от него было нужно. Николай Николаевич мнил себя великим военачальником. Алексей Александрович – флотоводцем. Сергей Александрович считал, что московская губерния – его собственное имение. Владимир Александрович зорко следил за развитием театров, художественными выставками и деятельностью писателей. Все они считали себя непререкаемыми авторитетами в своих областях и без особого энтузиазма позволяли Государю вмешиваться в контролируемые ими сферы. В результате произошло то, что должно было случиться: позорное поражение в русско-японской войне и беспорядки 1905 года. Волна восстаний городского населения прокатилась по всей стране. И только славный Петр Алексеевич Столыпин сумел вывести страну на верную дорогу. Но и его убили. Бунтовщики ликовали. Как сообщал директор Департамента полиции, один молодой социал-демократ, узнав о смерти председателя правительства, пришел в такой неистовый восторг, что на радостях вытащил из кармана браунинг и выстрелил в затылок проходящему мимо околоточному надзирателю. А потом долго хохотал… «Господи! Неужели именно такой свободы они хотят? Безнаказанно убивать, насиловать, грабить? – мысленно возмутился император. – Ведь даже студенты – будущее страны, а как вели они себя, эти базаровы, и трофимовы, в феврале девятьсот первого в Петербурге, Москве и Харькове? Доставленные в манеж на Моховой молодые лоботрясы развлекались не только хоровым пением и антиправительственными речами, но и на глазах у всех бессовестно предавались групповой любви со случайно задержанными проститутками».
Одолеваемый невеселыми мыслями Николай Александрович не заметил, как судно пристало к молу. С мачты спустили императорский штандарт, и в ближайшей церкви Святого Александра Невского раздался колокольный звон – верный знак того, что Его Императорское Величество Государь Император с августейшим семейством изволили покинуть яхту и отбыть.
II
Ардашев, Новгородцев и Аристарх Рюрикович Яблонский – сотрудник частной конторы недвижимости «Ненароков и К°» – оказались именно теми счастливчиками, мимо которых должен был последовать Государь.
– Вот-вот, господа, еще минутку, и они появятся, – тараторил Яблонский – полный мужчина средних лет со шкиперской бородкой и бегающими веселыми глазами. Посланный по поручению своего хозяина сопроводить заезжих покупателей до дома продавца двух дач Яблонский говорил без умолку. Казалось, он знал подробности отвода каждого земельного участка и стоимость любого здания. Сыпал фамилиями титулярных и коллежских советников, получивших ту или иную взятку за выдачу разрешения на возведение строения.
И только аккорды народного гимна, сыгранные оркестром по случаю прибытия Государя, заглушили его трескотню. Тут же раздались отдаленные раскаты «ура!», подхваченные тысячами восторженных голосов. Со стороны мола показались первые экипажи царского кортежа.
– Обратите внимание, господа, – бросился объяснять Аристарх Рюрикович, – впереди едет наш губернатор – граф Апраксин. За ним в экипаже стоит начальник ялтинской полиции Гвоздевич, а дальше, вон там, Думбадзе – начальник ялтинского гарнизона.
Через несколько секунд на набережной возникла открытая, запряженная парой великолепных лошадей коляска. В ней восседали Государь и Государыня. Благодаря тому, что лошади шли мелкой рысью, августейшую семью было хорошо видно: Николай Александрович сидел рядом с Александрой Федоровной, а впереди – цесаревич Алексей и великая княжна Ольга Николаевна. Царь с супругой поклонами отвечали на приветствия восторженной публики. Гремел оркестр.
– Смотрите-смотрите, – воскликнул комиссионер, – а следом едут их дочери: великие княжны Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна с фрейлиной Тютчевой. А за ними, если я не ошибаюсь, – министр императорского двора барон Фредерикс, ну и, вероятно, дворцовый комендант, а вот кто остальные – сказать затрудняюсь, – извинительным тоном проговорил Яблонский, будто знание придворных чинов являлось обязательным для посредника по продаже недвижимости.
– Далее следуют генерал-адъютант Дедюлин, флаг-капитан, генерал-адъютант Нилов, генерал-майор свиты князь Орлов, флигель-адъютант Дрентельн, – невозмутимо продолжил список Ардашев.
Сопровождающий округлил от удивления глаза и осведомился:
– Вы, верно, при дворе служили?
– Нет, – рассмеялся Ардашев, – в номере под ножкой тумбочки я обнаружил туго свернутую страницу прошлогоднего выпуска «Русской Ривьеры» за двадцать первое сентября. Там я и прочел о приезде Государя в Ялту по случаю постройки нового Ливадийского дворца. А фамилии запомнились сами собой. Однако вижу, что с того самого времени ничего не изменилось. И кортеж тот же, и церемония повторяется.
– Вы правы, – повеселел Яблонский. – Но в этом нет ничего удивительного. Церемонии двора не меняются столетиями. А нам надобно идти. Повернем на Екатерининскую, а оттуда уже на Виноградную.
Миновав трехэтажную гостиницу «Санкт-Петербург», построенную в стиле итальянского ренессанса, Яблонский повел клиентов вверх по улице. За Курзалом располагалась публичная библиотека. Доктор невольно повернул голову в сторону ее входных дверей, из которых показался офицер в полковничьей форме и с картонной папкой в руках.
– Николай Петрович! – обрадованно воскликнул военный.
– Надо же! – расцвел гиацинтом Нижегородцев. – Вот уж не ожидал тут вас встретить!
– А вы, я смотрю, и здесь неразлучны с Климом Пантелеевичем! И каким же ветром вас сюда занесло?
– Ставропольским, – отшутился Ардашев.
После рукопожатия доктор поинтересовался:
– А вы вроде бы в Москву собирались?
– Был и там, но пришлось ехать сюда… Что поделаешь – служебная надобность. А вы, я вижу, без своих половин следуете…
– Мы, Василий Ильич, тут тоже по сугубо важным делам, – с едва слышимой иронией проговорил врач, – во-первых, только что мы встретили Государя, а во-вторых, собираемся приобрести в Ялте два небольших, но вполне уютных домика, где надеемся коротать время в старости – она ведь не за горами. А вы где проживаете?
– Вот те на – о старости заговорили! А как же ваши знаменитые расследования? – вскинул от удивления брови офицер. – Вы же, Клим Пантелеевич, без них со скуки умрете!
– Займусь сочинительством, – махнул рукой Ардашев. – Кстати, Василий Ильич, а как насчет того, чтобы вечерком расставить пирамидку? Можно хоть здесь, – он указал на дверь Клуба с изображением двух перекрещенных бильярдных киев.
– Рад бы, – тяжело вздохнул полковник. – Но мне предстоит подготовиться к одной очень важной аудиенции. – Он на секунду задумался: – А давайте сделаем вот что: вы сообщите мне, где вы поселились, а я, как только немного управлюсь со своими заботами, сразу же вас отыщу. Идет?
– Хорошо. Мы остановились в «России». Я в двенадцатом, а Николай Петрович в тринадцатом номере.
– Вот и договорились. Не буду вас задерживать. Честь имею.
– До встречи, – присяжный поверенный проводил удаляющегося полковника внимательным взглядом. Повернувшись к Нижегородцеву, он тихо спросил: – А вы не находите, что Левицкий несколько скрытен?
– Да. Так и не сказал, где квартирует.
Забытый всеми Яблонский безропотно ждал в сторонке, заложив руки за спину.
– Вы уж простите нас, Аристарх Рюрикович, что мы вас задержали, – извинился Клим Пантелеевич, – далеко еще?
– Мы почти у цели, – объяснил комиссионер, – вот за поворотом налево – «Общество взаимного кредита», а рядом – усадьба господина Илиади.
Пройдя десять саженей, он остановился у массивной двери дома с четырьмя колоннами и нажал на пуговку электрического звонка. Вскоре отворилась дверь, и на пороге появилась прислуга:
– Я из конторы Ненарокова. Хозяин дома?
– Константин Георгиевич в отъезде. Будет только в среду, 21-го марта. А Элеонора Марковна на набережной – смотрят приезд Государя, – пролепетала стеснительная горничная, видимо, оторопевшая от компании столь солидных господ.
– Какая жалость! Мы вроде бы договаривались о встрече, – растерянно заметил посредник.
Опустив глаза, девушка молчала.
– До свидания, – сухо сказал ей Яблонский и повернулся к спутникам. – Что ж, господа, прошу извинить. Как видите, моей вины в этом нет. Однако я готов показать вам другие дачи. Если не возражаете – пройдемте прямо сейчас.
В этот момент раздалось тихое женское всхлипывание. Ардашев обернулся. Совсем рядом, саженей в четырех, между двумя зелеными кипарисами виднелась женская головка в берете. Утирая глаза крохотным платочком, на деревянной скамейке тихо плакала брюнетка. «Господи, так это именно она гуляла на днях с собачкой на набережной. Точно – она», – вспомнил присяжный поверенный. Приблизившись, он спросил:
– Извините, мадам, могу ли я чем-нибудь вам помочь?
– Да… нет… я не знаю. У меня собака пропала. Ошейник порвался. Вилли бегал вокруг, я все его поймать хотела, а тут, как назло, в кустах дворняга показалась. Он и погнался за ней. Больше я его не видела. Что делать теперь? – лепетала она.
– Вы только не волнуйтесь, найдется, – успокоил Нижегородцев.
– Главное, чтобы пес был с ошейником, – вставил реплику Яблонский. – Ошейник – первый признак того, что собака хозяйская, а не дворняжка безродная. А то ведь фурманщики с ними особо церемониться не будут – поволокут крюками на живодерню, и все – поминай как звали. Так, скажите: был у вашего Шарика ошейник или нет?
– Нне-ет!.. – пуще прежнего зарыдала женщина, подняв с земли два куска сыромятной кожи.
– Плохо дело. Я бы сказал – хуже не придумаешь. Сварят теперь мыло с вашего Трезора и «ой» не скажут. Или еще хуже, – вытирая платком потный лоб, давал волю разгулявшейся не к месту фантазии комиссионер, – отдадут фельдшерам – аппендиксы будут на нем учиться резать. Сначала удалят подопытному одну почку, потом – другую. Или лапы по очереди отнимут…
– Аристарх Рюрикович, вы свободны, – сухо проговорил Ардашев. – Если вы нам понадобитесь, мы с вами свяжемся.
– Ну, как знаете, – хлопнул себя по бедрам Яблонский и стал похож на большую жирную птицу, пытающуюся взлететь. – А то я по доброте душевной дамочке помочь собирался…
– До свидания, – настойчиво повторил присяжный поверенный.
Дождавшись, пока Яблонский удалится, Ардашев присел на лавочку. Дама все еще плакала беззвучно. Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что любуется незнакомкой. «Надо же, красивые женщины всегда привлекательны; даже когда рыдают… Ей, должно быть, нет еще и тридцати».
– Вы, пожалуйста, успокойтесь. Пуделя вашего я найду. И сделаю это прямо сейчас.
Она впервые подняла на него глаза и, удивленно наморщив лоб, спросила:
– А откуда вам известно, что Вилли пудель? Я вам, по-моему, этого не говорила.
– Вы правы. Но я видел, как вчера в полдень вы гуляли с ним на набережной.
– Да, – закивала брюнетка, – это правда.
– Так куда, говорите, он побежал? Туда? – указывая тростью в сторону цветущей белыми гроздьями резеды, поинтересовался Клим Пантелеевич.
– Да.
Раздвинув руками кусты, Ардашев пробрался сквозь небольшие заросли и увидел удивительную картину. Тот самый пудель лежал рядом с маленькой дворняжкой. Судя по всему, их близкое знакомство уже состоялось.
Стараясь не нарушить собачью идиллию, адвокат вернулся к брюнетке.
– Идите сюда, – прошептал он и поманил ее к себе.
Женщина встала и в сопровождении доктора начала осторожно пробираться сквозь ветки.
– А вот и ваш Вилли.
– Вилли! Вилли! Ко мне! – закричала обрадованная дама.
Пудель бросился к хозяйке и тут же оказался в ее руках.
– Вот, собственно, и все, – снимая с костюма прошлогодний репейник, проговорил Ардашев. – Нам пора.
– Я даже не знаю, как благодарить вас, – она хлопала большущими глазами и растерянно улыбалась.
– Всего доброго, – Нижегородцев склонил голову в прощальном поклоне и удалился.
Приятели шли назад молча. Первым заговорил доктор:
– Согласитесь, Клим Пантелеевич, эта дама с собачкой весьма недурна собой. Не находите?
– Глупо было бы это отрицать…
– Было бы удивительно, если бы вы со мной не согласились! Видано ли, чтобы один из самых известных адвокатов, в костюме, шитом на заказ у лучшего московского портного, чуть ли не на четвереньках продирался по кустам в поисках чужого пса!
– А разве есть мужчины, равнодушные к очаровательным особам противоположного пола? – усмехнулся адвокат и, вздохнув, добавил: – Да еще у которых такие бездонные глаза!
Нижегородцев рассмеялся. Ему в ответ с макушки старого тополя что-то беспокойно прокричал грач, за ним затрещал дрозд. А на самом горизонте разлитой ртутью покоилось море. Стоял штиль.
9
Английская партия
Кадберт Борнхил был не просто англичанином, он был джентльменом. Выросший в аристократической семье, Кадберт с ранних пор привык не только к роскоши, но и к порядку. Еще в детстве он никак не мог уразуметь, почему, когда его учили этикету, старшие всегда употребляли французскую фразу noblesse oblige – «положение обязывает», хотя в английском варианте она звучала намного понятней – nobility obliges. Это ведь только невежа думает, что аристократом становятся раз и навсегда. Формально, возможно, это и так, но в реальности поведение настоящего дворянина, будь он граф, виконт или барон, должно оставаться безукоризненным в течение всей жизни. Если, конечно, он не шпион. Шпиону прощается многое: воровство, убийство, шантаж, прелюбодеяние – все что угодно, лишь бы это делалось на благо британской короны. Но наступает момент, когда в душе человека появляется конфликт между воспитанием и действительностью. Это приводит к раздвоению личности. Чем лучше агент, тем он бессовестней, лживей и коварней. Некоторые из них пытаются сравнивать себя с актерами – ничего подобного! Артист играет пьесу, написанную для него другим человеком. Он действует по правилам сценического искусства, и ни одно из них не противоречит библейским заповедям. Другое дело разведчик. Он думает, что сам себе Бог. Но это не так. И позже на Страшном Суде гореть ему в адовом пламени вместе с остальными грешниками. Может, именно поэтому Кадберт и выбрал себе такой необычный псевдоним – Донн. Так у древних кельтов назывался бог смерти. Вместе со своими людьми он добрался до юго-западной оконечности острова и привел их к победе над племенами богини Дау. Но Донн возомнил себя великим божеством и посмел оскорбить богиню земли Эриу. Этого ему остальные боги не простили. Они сбросили наглеца в море. На месте его падения возник остров – Обитель Донна, – ставший царством мертвых. Именно туда уплывали души людей, окончивших свой жизненный путь. Легенда мрачноватая, но, согласитесь, красивая.
Примерно такие невеселые мысли роились в голове потомственного английского дворянина – графа Кадберта Борнхила, бывшего на сей момент по паспорту русским подданным. Сидя в кресле меблированной комнаты, он докуривал уже третью папиросу подряд и смотрел на расставленную на кофейном столике шахматную партию. «Итак, что мы имеем на сегодняшний день? – мысленно задался вопросом разведчик и передвинул белого слона. – Несомненно, что в Министерстве иностранных дел завелся русский осведомитель, который и сообщил о моей миссии. Именно поэтому из Санкт-Петербурга в Ялту командирован этот капитан. Я видел его – впечатления не производит. Ему водку хлыстать в офицерском собрании, а не на британских подданных охотиться. Ладно, о русском шпионе укажем в шифровке. Пусть Камминг сам ломает голову, кто предатель. Теперь Ардашев. Тянуть больше нельзя. Пора его убирать, – Кадберт поднял черного коня и поставил на место ладьи. – Но эту работу должен выполнить я сам. Желательно покончить с адвокатом еще до Пасхи… Но посмотрим. Тут как ни крути, а Discretion is the best part of valour, или, как говорят русские: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Агента подключать к этой операции нельзя – не стоит рисковать таким ценным источником. Каких титанических усилий стоило его завербовать! – Он усмехнулся в усы, припоминая детали той операции. – Да, было времечко! Ну да ладно, теперь главное – Распутин. Это бородатое чудище явится не сегодня завтра. Чинар – надо отдать ему должное – собрал устройство всего за два дня. У него явные способности к механике. Какая оригинальная конструкция! И как все просто! Ничего-ничего, доберусь до Лондона – запатентую это изобретение как собственное». Майор переставил черного ферзя к белому королю и объявил шах. Он улыбнулся и понял, что соперник попал в западню. «Мат. Что ж, по-моему, я неплохо разыграл эту комбинацию. Если мне не изменяет память, этот дебют носит название английской партии. Надо же! Какое совпадение! Ну и, наконец, полковник… Зачем он так настойчиво пытается попасть к Царю? Что ему нужно?» – агент Донн затушил папиросу табачной фабрики «Оттоман» и нервно заходил по комнате, пытаясь отыскать разгадку, но подходящий ответ так и не приходил на ум. «Надо за ним понаблюдать», – благоразумно решил он и наконец упокоился.
Читать бесплатно другие книги:
