Воображаемый друг Чбоски Стивен
Мэри Кэтрин заплакала. Бросилась к матери, обняла. В уме приготовила безупречную фразу.
– Мне нужно поесть, мама. Ребенок голодает. Но я клянусь: у меня никогда не было секса. Не знаю, как я забеременела. Спасибо, что ты за мной пришла. Спасибо за помощь. Спасибо, что ты меня спасаешь. Спасибо, что все еще меня любишь.
Но из-за рыданий и хлюпанья носом это прозвучало совершенно нечленораздельно. Очевидно, для матери это был просто поток безумия, потому что она держала Мэри Кэтрин, как холодную сторону подушки.
– Нам пора, Мэри Кэтрин, – грустно сказала она.
Отдышавшись, Мэри Кэтрин в конце концов заговорила более отчетливо.
– Куда, мама? – спросила она.
– В церковь. Пора.
Глава 110
Джерри выступил вперед, на свет. В одной руке бутылка. В другой пистолет.
– Ты почему от меня сбежала? – спросил он.
Кейт попятилась. Джерри влил в себя оставшийся виски и осторожно поставил бутылку на письменный стол.
– Не пугайся, – сказал Джерри. – Я завязал. Прости, что так получилось. А где, кстати, Кристофер? Хочу покидать с ним мячик.
У нее заметались мысли. Ей нужно было уходить. Спешить в больницу к сыну. Джерри вытащил четыре пачки банкнот, стянутые, каждая по отдельности, белым бандерольным кольцом.
– Вижу, ты мне не веришь, но обещаю… Я больше не лузер. Могу позаботиться о вас обоих. Я сорвал куш – сорок одну штуку баксов. И почти ничего не промотал. Вот, только ствол себе прикупил.
Тук. Тук. Тук.
Динь-динь.
– Кейт, ты дома?! – прокричали с крыльца.
Пришла мать Тормоза Эда.
– Бетти! Я здесь! – крикнула она в ответ.
Джерри подошел на шаг ближе.
– Не открывай, Кейт, – забормотал он. – Не убегай от меня. Прости. Я себя не помнил. Торчу здесь не один час. Приехал с кучей задумок в голове. Воздушные шары привели меня в школу. В директорском кабинете полный бардак, но я все же откопал твой адрес.
Тук. Тук. Тук.
Динь-динь.
– Открой! В городе творится какая-то жуть! – выкрикнула Бетти.
Джерри вытянул вперед руки с пачками денег.
– Умоляю, Кейт. С этого дня ты меня не узнаешь. У тебя классный сын. Я заменю ему отца. И многому смогу его научить. И даже если не будет слушаться, я не стану поступать с ним так, как поступал мой отец.
Джерри поспорил на сто баксов. Но у нее был один козырь. Той женщины, которую Джерри знал в Мичигане, больше не существовало.
Смирись или борись.
Она сунула руки в карманы. Где перцовый баллончик? Да он же в сумке. А сумка где? В машине. Зато ключи тут. Ключи от машины.
Брелок. С тревожной кнопкой.
Джерри сделал еще один шаг. Прямо в кармане Кейт нажала тревожную кнопку. Взвыла сигнализация. Джерри обернулся, чтобы посмотреть в окно. Проскочив мимо него, Кейт рванула на себя входную дверь.
Но цепочку заело.
Это западня! Через щель шириной с ладонь Кейт видела мать Тормоза Эда. У нее за спиной стояли другие. Отец Тормоза Эда. Матери Майка и Мэтта.
– Где наши сыновья, Кейт? – потребовала ответа Бетти.
– Да. Мы проснулись, а Эдди нету дома.
– Майка и Мэтта тоже нет.
– Я не знаю! Помогите! – завопила она.
– Помочь тебе? Да твой сын увел наших мальчиков. Где его черти носят, Кейт?
– Вот-вот. Колись, пока он наших детей не погубил, – голосила Бетти.
Родители ломились в дом. Стучали, орали. Пытались сорвать цепочку. Кейт толкала дверь от себя, чтобы не дать им войти.
Джерри стоял рядом.
С пистолетом в руке.
– Тебе было сказано: не убегать. А ты не послушалась, – ледяным тоном выговорил он, потирая налитые кровью глаза. – Нового хахаля себе завела? Верно я говорю? Чем же он лучше меня? Вы с ним надо мной насмехаетесь? Ты надо мной насмехаешься, когда он тебя трахает? Да ты, я вижу, и сейчас лыбишься? Не советую, лучше прекрати.
До слуха Кейт Риз донесся стук по стеклу раздвижных дверей, ведущих на задний двор. Она обернулась. На заднем дворе собирался лесной народец. Старуха из мансарды сжимала в руке огромный мясницкий нож.
Дзынь. Дзынь. Дзынь. Нож бил в стекло.
Джерри поднял пистолет.
– Нечего мне пудрить мозги, Кейт. Не смей надо мной глумиться! Больно много о себе возомнила. Я ради нее из Мичигана примчался, а она нос воротит! Смотришь, над чем бы еще поглумиться, стерва?!
Джерри взвел курок.
– Ты прав, Джерри! – вскричала она. – Я поступила, как последняя стерва. Хотела тебя испытать. Замела следы. Но ты все равно меня отыскал. Поехали в Мичиган прямо сейчас.
– Что?
– Я думала, тебе на меня плевать, но ты выдержал проверку. Ты – настоящий мужик, Джерри. Увези меня в Мичиган, только ехать надо прямо сейчас. Где твой пикап?
Тук-тук-тук.
Дзынь-дзынь-дзынь.
– На улице, – обалдело выдавил он.
– Тогда забираем Кристофера и возвращаемся в Мичиган.
– Продинамишь, – сказал Джерри.
– Нет. На меня тогда просто накатило. Ты меня ударил. Я хотела, чтобы ты за это поплатился.
Дверная цепочка еле держалась.
Раздвижная стеклянная дверь треснула.
– Это твой последний шанс, Джерри. Не заберешь меня прямо сейчас – больше не увидишь.
Человеки-почтари смели раздвижную дверь. Изранили руки стеклом. Вслед за ними в дом вбежала старуха с мясницким ножом.
БАХ!
Джерри прострелил ей ногу.
В прихожей рассыпалась дверная цепочка.
Первой через парадный вход ворвалась Бетти, остальные родители тоже не мешкали. Кейт схватила Джерри за руку и потащила в гараж, заперев за собой дверь. Резко ударила по кнопке пульта от гаражной роллеты. Напряглась. И приготовилась к бегству.
Гаражная дверь ползла вверх с хриплым стоном. Кейт видела чьи-то ноги. У нее в ушах стучала кровь. Кристофер оставался наедине с этим безумием. Ее спасение было теперь спасением Кристофера. Нужно было спешить к сыну.
– Джерри, – поторопила она. – Вези меня домой.
Джерри осклабился; дверь наконец открылась. Он повел Кейт сквозь толпу.
БАХ! БАХ! БАХ!
Одному он прострелил руку. Двум другим – грудь. На подъездной дорожке Кейт увидела «Кадиллак» Эмброуза. Шины проколоты. Лобовое стекло разбито. Она побежала к пикапу Джерри и рванула на себя дверь. Джерри впрыгнул на водительское место.
– Заводи, Джерри, – крикнула Кейт.
Он достал из кармана ключи. Связка выскользнула у него из руки.
– Да заводи же свое корыто!
Из леса бежала миз Ласко. Обезумевшая от трезвости. Пикап взревел. Джерри включил первую передачу. И направил автомобиль в тупик. Сдать назад не было времени. К ним бежали десятки человеков-почтарей во главе с миз Ласко. Джерри резко объехал эту свору. Пикап занесло, но колеса все же нашли тротуар; из тупика удалось выбраться, и безумие осталось позади.
Чувствуя прилив адреналина, бывшие любовники переглянулись; Джерри неудержимо хохотал. Кейт старалась улыбаться, невзирая на боль в боку. Взгляд ее остановился на пистолете в руке Джерри.
До больницы оставалось десять минут.
Глава 111
Кристофер посмотрел вверх с прозекторского стола.
Все столпившие в морге не сводили с него глаз. Сестра Тэмми. Мистер Хендерсон. Врач со скальпелем. Вооруженная охрана. Все предвкушали, как умрет Кристофер, разрезанный на тысячу кусков.
Кристофер огляделся в поисках подмоги. На столах по левую руку лежали неподвижные тела. Помощники шерифа. Несколько стариков и старушек из «Тенистых сосен». Все с закрытыми глазами. Все дышали. Все были еще живы.
Старики, застонав, начали садиться.
Кристофер перевел взгляд на ближайшую к нему металлическую поверхность. И увидел выцветшую татуировку орла на дряблой коже. Марлевую повязку на глазах. Это был Эмброуз Олсон. Похоже, старика ударили ножом.
– Мистер Олсон! Мистер Олсон! Проснитесь! – закричал Кристофер.
Он схватил Эмброуза за руку, пытаясь исцелить. Из носа хлынула кровь. Но старик затерялся где-то глубоко во сне.
– Криссстоффферрр, – шептали голоса за спиной.
Старики поднимались. Их глаза были злыми от мучительных болезней. Кристофер видел, как они сползают со столов и встают. Один за другим. Морщинистые ноги опускались на холодный кафельный пол. Бедренные кости трещали, как сверчки.
– Почему ты не даешь нам умереть? Нас терзает боль.
Старики устремились к нему. Он уже ощущал прикосновения их тел. Дрожь в суставах. Черные массы в легких. Он чувствовал у себя на лбу их дыхание. С кислым запахом старости. Старческие пальцы мешали ему сомкнуть веки. Морщинистые руки оторвали его от Эмброуза. И грубо развернули лицом к толпе.
– Каков будет порядок действий, доктор? – спросила сестра Тэмми.
– Думаю, надо отдать Кристофера этим, – сказал врач.
– Правильно! Отдать его этим! – согласились старики.
Охранники двинулись к стене, сплошь заставленной стеллажами холодильных камер с выдвижными ящиками для трупов. И забарабанили прикладами по дверцам.
– Просыпайтесь там! Просыпайтесь!
Окружив Кристофера, старики подняли его со стола.
– НЕТ! – завопил он.
Кристофер отбивался изо всех сил. Правой рукой он цеплялся за руку шерифа. Левой – за руку Эмброуза. В отчаянии. Крепко. Посылал обоим свой самый громкий шепот. От ламп дневного света исходило электрическое жужжанье. В прозекторской повеяло озоном. Запахи облаков сталкивались один с другим.
Шериф! Надо просыпаться!
Мистер Олсон! Мы еще успеваем спасти вашего брата!
Старики отдирали его пальцы один за другим, и вскоре Кристофер просто дрыгал руками и ногами, хватаясь за воздух. Ящики-лотки начали выдвигаться. Руки впивались в металлические борта. Находившиеся внутри тела извивались. Вопили: «Дайте нам умереть!» Кристофер выхватил взглядом тело в среднем ящике. Оно было завернуто в белую простыню.
Туда и затолкали Кристофера, а потом заперли. В ящике сделалось темно – хоть глаз выколи. Вопли Кристофера эхом отдавались от холодных металлических стенок. Он ничего не видел, но ощущал рядом с собой чужое тело. Неужели оно шевельнулось? Неужели задышало? Кристофер коснулся рук покойника, выпростанных из-под белого полотна. На ощупь они были холодны и безжизненны. Без следов электричества. А этот запах… который запомнился Кристоферу с похорон отца. Похожий на смертоносную детскую присыпку. Исходит ли он от живого тела? Или от мертвого? Кристофер напряг все свои извилины. Чтобы найти хоть какой-нибудь выход. Он принялся обшаривать собственное тело.
Телефон.
Чуть не забыл. Мобильник миссис Коллинз. Так и остался у него в кармане, вместе с ключом шептуньи. Кристофер включил телефон. На стенки металлического ящика упал слабый свет. Теперь можно было оглядеться. Он увидел старческие, иссохшие руки. А штрихи с дисплея исчезли.
Свет погас.
Кристофер повторно включил телефон. И еще раз осмотрел эти руки. Теперь они лежали ладонями кверху. В темноте труп сменил позу.
Дисплей погас. Кристофер снова включил телефон. Руки шевелились.
Дергались. Пальцы тянулись вверх. Задевали шею Кристофера.
– Крисссстофер, – раздался шепот.
Кристофер вскрикнул. Труп приподнялся.
– Как меня зовут? Напомни-ка мне мое имя, Кристофер.
На шее Кристофера сомкнулись руки миссис Кайзер. Он, как мог, отбивался, но ее хватка отличалась нечеловеческой силой. Воздух уже выходил из его тела, когда вдруг по всему моргу разнесся чей-то голос:
– НЕТ! ОН – МОЙ!
В прозекторской настала тишина. Руки миссис Кайзер разжались. Ящик со щелчком отомкнулся и медленно выехал в зал. Кристофер поднял взгляд и увидел, что из центра зала его сверлят глаза. Черные, налитые кровью. На лице читалось воплощенное зло.
Это был шериф.
– За что ты убил ее, Кристофер?
Кристофер оцепенел. Шериф пылал ненавистью. Его бледное лицо приобрело восковой оттенок. Этот шепот царапал руку Кристофера. Уже пропорол кожу. И готовился расцарапать до кости.
– Она была всего лишь маленькой девочкой. За что ты ее убил?
– Я ничего такого не сделал, сэр. Честное слово.
– А его за что убил? Он был всего лишь маленьким мальчиком, – раздался другой голос.
Кристофер обернулся. И увидел, как с каталки поднимается Эмброуз Олсон. Глаза его были черны от ярости.
– Я не убивал Дэвида, сэр. Мы еще можем его спасти! – взмолился Кристофер.
Одновременно нагнувшись, шериф и Эмброуз выдернули Кристофера из ящика. Тот старался не потерять рассудок.
– Стоит мне уснуть, как ты убиваешь ее снова и снова. У меня нет сил раз за разом смотреть, как она умирает. Я должен тебя остановить, пока ты снова не взялся за свое! – орал шериф.
– Стоит мне уснуть, как ты убиваешь Дэвида снова и снова. У меня нет сил раз за разом смотреть, как умирает мой брат. Мы должны тебя остановить, пока ты снова не взялся за свое! – шипел Эмброуз.
Шериф протянул руку к собравшимся.
– У кого есть ствол – дайте сюда, – приказал он.
Охранник протянул шерифу пистолет. Мистер Хендерсон удерживал Кристофера за правую руку. Врач с сестрой Тэмми – за левую. Миссис Кайзер, изогнув позвоночник, словно хищница, поднималась из ящика. Эмброуз попятился, пробился сквозь толпу и присоединился к шерифу. Они загораживали спинами входную дверь. Все остальные стояли позади Кристофера. Шериф направил пистолет в его сторону.
– Ты сам напросился, – сказал он. – Сейчас все закончится.
С этими словами шериф передернул затвор и сделал четыре выстрела. Пули, просвистевшие мимо ушей Кристофера, сразили врача, сестру Тэмми, мистера Хендерсона и миссис Кайзер. Вся четверка повалилась к ногам толпы, отрезав путь к выходу. Шериф подхватил на руки Кристофера и выскочил с ним за дверь. Эмброуз мгновенно запер толпу в морге и, повернувшись к Кристоферу, бережно положил руку ему на плечо.
– Ну вот. Теперь надо поскорее тебя отсюда вытащить.
Глава 112
Сжавшись на заднем сиденье отцовского «Мерседеса», Мэри Кэтрин смотрела в окно. В городе было тихо. Дороги опустели. В витринах магазинов и окнах домов сверкали праздничные украшения. Но праздника не ощущалось. Всюду витала какая-то мрачность. На улице не было ни души. Издалека доносился запах пожарищ. Она хотела спросить, в чем причина, но родители, забрав ее из лечебницы, так и не проронили ни звука, и Мэри Кэтрин побоялась сказать что-нибудь не то.
– Приехали, – негромко сообщил отец.
«Мерседес» свернул на парковку.
Мэри Кэтрин загляделась на храм. Нынче он был особенно прекрасен. Оазис на фоне зловещего ночного неба. Да и Рождество у них в семье всегда было особенным праздником. Один день в году родители стряхивали напряжение. Мама пила красное вино. Отец пил хмельной «гоголь-моголь» и, размякнув, даже обнимал маму.
Их «Мерседес» остановился на постоянном месте.
– Пошли, – скомандовал отец.
– Но… – выдавила Мэри Кэтрин.
– Что еще? – взорвался отец.
Мэри Кэтрин хотела сказать, что ее привезли сюда в больничной рубахе. Хотела попросить хоть какую-нибудь пару обуви и пальто. Но побоялась раскачивать лодку и ответила одним словом:
– Ничего.
Все трое вышли из машины. Мэри Кэтрин брела следом за родителями. На парковке было холодно. Босые ноги ступали по грязной снежной жиже.
Мэри Кэтрин знала, что произошла какая-то чудовищная ошибка, но возвращаться в лечебницу не хотела. Она хотела одного: чтобы родители вновь ее полюбили. И всеми своими мыслями обратилась к храму. Вокруг царила тишина, хотя на парковке яблоку негде было упасть. Великолепные гирлянды радовали глаз. Ей вспомнилось, как в детстве она сочиняла истории про человечков, которые живут в цветных витражах. Это были ее воображаемые друзья.
Родители отворили церковную дверь.
Мэри Кэтрин заглянула внутрь. Церковь освещалась мягкими, теплыми огоньками свечей. Сюда, будто ко всенощной, стянулись все прихожане. Но люди не переговаривались. Не подпевали хору. И даже не преклоняли колени, чтобы помолиться.
Они попросту таращились на нее.
Мэри Кэтрин огляделась в поисках какого-нибудь дружелюбного лица. Она узнала своих бывших одноклассников из молодежного приходского клуба. В раннем детстве все эти ребята и их родители перезнакомились в Общинном католическом центре. Но теперь она общалась только с Дагом, который сейчас сидел на скамье рядом с Дебби Данэм. И держал ее за руку. В его лице появилось нечто странное. Как будто следы от иголочных уколов вокруг рта. Да и все здесь было чужим. Мэри Кэтрин невольно попятилась к выходу.
И наткнулась на кого-то спиной.
– Мэри Кэтрин, – окликнул чей-то голос.
Она обернулась и встретила милую улыбку миссис Рэдклифф, своей наставницы из Общинного католического центра.
– Ничего не бойся. Мы собрались, чтобы тебе помочь. Даже место для тебя приготовили, – указав рукой, проговорила миссис Рэдклифф.
Кивнув, Мэри Кэтрин выжала ответную улыбку. Она растерялась. А потому направилась к обычному месту их семьи во втором ряду.
– Нет. Не там, деточка, – остановила ее миссис Рэдклифф. – У алтаря.
Мэри Кэтрин обернулась к родителям, чтобы те подсказали, как ей быть. Отец хранил суровый вид. Мать нервно отводила глаза. Взяв Мэри Кэтрин за руку, миссис Рэдклифф мягко потянула ее к алтарю. У наставницы был жар: на коже поблескивали капельки пота.
– На колени, дитя мое, – приказала миссис Рэдклифф.
Мэри Кэтрин обернулась к матери, но та не решилась встретиться взглядом с дочкой.
– Прошу тебя, Мэри Кэтрин: преклони колени, – взмолилась мать.
Мэри Кэтрин повиновалась. Пропасть у нее внутри опустилась еще ниже. Кожа зудела.
– Хорошо, Мэри Кэтрин. А теперь… исповедуйся, – сказала миссис Рэдклифф.
Мэри Кэтрин стала подниматься с колен. Чтобы этого не допустить, миссис Рэдклифф положила ей на плечо пышущую жаром ладонь.
– Куда это ты собралась? – удивилась она.
– В исповедальню, – ответила Мэри Кэтрин.
– Нет. Прямо здесь, – потребовала миссис Рэдклифф.
– Ммм… будь по-вашему, миссис Рэдклифф… но где же отец Том? Он должен выслушать мою исповедь.
– Насчет отца Тома не волнуйся. Можешь исповедаться перед нами.
Мэри Кэтрин покивала. Ей грозила жуткая опасность. Подняв глаза, она остановила взгляд на прекрасной статуе распятого Иисуса, как делала каждое воскресенье, сколько себя помнила.
– Покайся, – мягко поторопила миссис Рэдклифф.
У Мэри Кэтрин в горле застрял ком. Пропасть внутри ширилась. Краем глаза она увидела, как миссис Рэдклифф подошла к боковому входу. Отворила дверь. На обледенелом тротуаре лежал отец Том. С многочисленными ножевыми ранениями. Над каждой раной, как над решеткой люка, поднимался пар.
– Кто отец, Мэри Кэтрин? – преспокойно спросила миссис Рэдклифф.
Она вырвала из рук отца Тома корзину для пожертвований. Вернулась. И пустила корзину по рядам.
– Я не знаю, кто отец, – ответила Мэри Кэтрин.
И повернулась к матери. Мать застыла от ужаса.
– Прошу, скажи им, Мэри Кэтрин, – взмолилась она.
– Я не могу сказать того, чего не знаю.
– Молю! Скажи им, кто отец!
– Не знаю. Я – девственница.
Обернувшись, Мэри Кэтрин увидела, как по храму плывет корзина для пожертвований, передаваемая из рук в руки. Но прихожане почему-то не спешили опускать туда деньги.
На сей раз они доставали из корзины камни.
– СКАЖИ ИМ! УМОЛЯЮ! – вскричала мать Мэри Кэтрин.
– Мама, я девственница. Как Пресвятая Дева Мария.
– Богохульство! – пронеслось по рядам. – Покайся!
– Назови любое имя, Мэри Кэтрин, – зарыдала мать.
– Мама, не заставляй меня лгать в храме Божьем. Прошу тебя.
– ПОКАЙСЯ ПЕРЕД НАМИ! А НЕ ПЕРЕД НЕЮ! – заорала миссис Рэдклифф.
Теперь она не сводила глаз с алтаря. Мэри Кэтрин в больничной рубахе с разрезом сзади стояла на коленях. Вся паства видела ее голую спину. Мэри Кэтрин замерзала, как Дева Мария в яслях. Под рубахой не было даже белья. Прихожане поднялись со своих мест и столпились у нее за спиной. Корзина переходила из рук в руки. Люди разбирали камни, как яблоки.
– Боже милосердный, Иисус Христос. Помоги, – молила Мэри Кэтрин.
– Покайся! – выкрикнула миссис Рэдклифф и бросила первый камень.
Камень угодил в оконный витраж.
– ПОКАЙСЯ! – эхом подхватили остальные.
По храму носилось одно слово. Покайся. Покайся. Покайся. Мэри Кэтрин, сдаваясь, воздела руки над головой. И повернулась лицом к прихожанам. Те сжимали в руках камни. Отец Том лежал на улице в луже запекшейся крови. Паства одержала верх. В приюте распоряжались безумцы. Готовые забить ее до смерти.
– ХОРОШО! Я КАЮСЬ! КАЮСЬ! – вскричала Мэри Кэтрин.
Все умолкли. В ожидании. Мэри Кэтрин обернулась к матери.
– Мама, – начала она дрогнувшим голосом. – В ту ночь я не могла успеть домой к назначенному времени.
Когда у нее с языка сорвалась правда, Мэри Кэтрин расплакалась.
– Что? – Мать не поверила своим ушам.
– В ту ночь, когда я нашла Кристофера. Мне было никак не успеть домой к двенадцати часам. Я солгала вам с папой. Чтобы не лишиться водительских прав. Я поступила плохо. И теперь расплачиваюсь.
– В этом нет греха. Говори: кто отец? – завопила миссис Рэдклифф.
– Мама, скажи я тогда правду, вы бы отняли у меня права. Не выскочи я тогда на шоссе, мне бы не пришлось объезжать оленя, и я бы не врезалась в машину с ребенком. Я причинила страдания мальчику, потому что боялась попасть в Ад. Я проявила себялюбие. ТОЛЬКО В ЭТОМ мой грех. Но клянусь… я не знаю, кто отец. Душой своей клянусь: я – девственница. Ты мне веришь?
Сквозь слезы она смотрела на мать. Та посветлела лицом, как будто увидела перед собой ту девочку, которую воспитала.
– Верю, дочка, – кивнула она.
– А ты, папа?
