Светлый демон Бакшеев Сергей

13

Я проснулась от пения птиц. Длинные тени деревьев на глазах съеживались. Влажный туман стелился по разнотравью, сползал вниз по склону, стремясь укрыться от солнечных лучей. «В низине река», – догадалась я и потянулась.

Николай спал, по-детски подложив ладошку под щеку. Он так устал за двое суток скитаний по лесу, что отключился, не закончив рассказ.

Из его слов я узнала, что новые уколы загадочного Доктора принесли неожиданный эффект. Хомутов не обрел былой силы, а уснул так крепко, что был похож на труп. Его можно было ворочать, щипать, обливать водой – он не подавал признаков жизни. Даже Доктор всполошился: светил фонариком в зрачки, слушал через стетоскоп, брал кровь на анализ. Потом заверил, что всё нормально, и ушел вбивать данные в ноутбук.

Стас тоже получил укол, но не отрубился. Он тупо глядел на безвольное тело Хомута и вдруг произнес:

– Лежит, как Танька.

– Какая Танька? – неосторожно спросил Глынин.

– Соседка по подъезду, школьница.

– Красивая?

– Ноги длинные, юбка короткая, глаза накрашены, грудка тугая, а кожа, ммм, – замычал Стас, крутя башкой, – и пахнет от нее…

– Расскажи про Таньку. Ты трогал ее грудь? Расскажи! – не унимался Глынин в предвкушении цветистой солдатской байки о любвеобильной и покладистой девушке.

И Стас начал рассказывать. Его прорвало. Плотина из молчания и обмана, закаленная допросами следователя и подозрением соседей, выдержавшая испытание временем, разом рухнула. Стас признавался в жестоком преступлении.

Взбалмошная девятиклассница Танька, обладательница вполне оформившейся фигурки, частенько курила с подружками за углом дома, прикрытого от дороги кустами. В тот день Стас увидел ее одну. Он подошел, составил компанию, перекинулся парой шутливых фраз. Девчонка вяло огрызалась и проклинала слабость и трусость парней. «С парнем поругалась?» – предположил Стас.

Грянул весенний гром, ливанул дождь. Только что начатые сигареты бросать не хотелось. Они отошли к дому и пристроились на ступеньках, ведущих в подвал. Крупные капли барабанили над головой по жестяному навесу.

Девочка успела намокнуть. Тонкая блузка облепила грудь, от волос исходил запах проснувшихся духов. Она сказала что-то циничное про школьного хлюпика. И тут Стас почувствовал нарастающее возбуждение. Он сильный и смелый, именно о таком парне мечтает эта девчонка. Его распирало необузданное желание. Он обхватил ее, прижал к себе. Она удивилась, потом начала брыкаться. Но сильные мужские руки не разжимались. Стас заметил, что вход в подвал открыт. Он приподнял ее и, сгорая от животной страсти, потащил вниз по лестнице. Таня попыталась кричать. Он испугался, закрыл ладонью рот, но она кусалась.

И тогда он сдавило ей горло. Потом сорвал ее одежду, обезумел от вида наготы и долго терзал девичье тело, пока не обессилел.

Прозрение пришло позже. Он изнасиловал задушенную девушку! Когда он рвал ее трусики, Таня была уже мертва.

Бежать! Скорее бежать, пока его не заметили!

Холодный ливень вернул разум. Отпечатки, сперма, ДНК… Что там еще в ходу у следователей? Стас вернулся в подвал. После уличного холода внутри показалось особенно жарко. Над головой шла толстая труба в пыльном кожухе. Стас потрогал торчащий вентиль. Железо обжигало. В их доме, рядом с городской котельной, вода всегда была особенно горячей. Он разыскал отрезок трубы и что есть сил саданул по вентилю. Кран развалился. Сквозь образовавшуюся дырку ударила мощная струя кипятка и пара. Стас перекатил тело девушки под струю. Вода била в нежный девичий пах. Оставалось надеяться, что Таню найдут не сразу.

Обо всем этом Стас поведал в каком-то нервном угаре. Он хвастался, что смелый расчет оправдался. За несколько часов кипяток уничтожил все улики, а последний раз Таню видели ссорящейся с одноклассником. Стас отбился от косвенных подозрений и поспешил уйти в армию. Поэтому он и не спешит возвращаться домой, хотя знает, что вместо него упекли в тюрьму невинного парнишку…

14

«Стасу вкололи «сыворотку правды», – догадалась я.

Хороший набор ампул оказался у Доктора. Полный комплект для элитного спецподразделения. Тут тебе и амфетамины, утраивающие силы, и обезболивающие при ранениях, и сверхсекретная «сыворотка правды», развязывающая язык, и наркотическое снотворное, чтобы упаковать пленника. Серьезные боевики многое отдали бы за подобный арсенал.

Я вспомнила неутешительный прогноз онколога. Кое-что из темных ампул и мне бы пригодилось. Сначала обезболивающие, а уж потом, когда метастазы расползутся по организму, – ударная доза снотворного для вечного сна.

В довольно мутную историю попал вчерашний солдат Николай Субботин. Но это еще не объясняет, почему его усердно разыскивает милиция и хотят убить крутые «северяне».

Я спустилась к реке, желая помыться. Полностью разделась и вошла в воду. Страх привычным капканом сковал ноги. С того страшного дня, когда Мир Рухнул, я не в силах зайти выше колена в любой водоем. Вы думаете, я не умею плавать? Отнюдь. Я уверенно держалась на воде. Но… но это было в другой, прежней жизни.

Переждав первые панические минуты, я наклонилась. Ладони щедро черпали чистую воду и растирали по телу. Прохлада бодрила.

В какой-то момент я спиной почувствовала взгляд чужака. Многолетняя осторожность и одиночество развили во мне почти звериное чутье. Я всегда ощущаю, как на меня смотрят. На этот раз взгляд не царапал опасностью, а щекотал любопытством. Я обернулась. Почти по пояс в тумане стоял Субботин. Застигнутый за подглядыванием, он стыдливо присел, желая спрятаться, но все равно оказался выше влажной дымки. Я прыснула, с трудом подавив смех. Видел ли он когда-нибудь голую женщину?

Я невозмутимо продолжила водную процедуру. Пусть смотрит, с меня не убудет. Обнаженное тело – самое ласковое в мире оружие. Как и всяким оружием, им надо уметь пользоваться. Знать самые убойные детали, скрывать слабые стороны. А еще ухаживать и беречь. Помните об этом, женщины.

Мое тело сохранило подтянутость и упругость. Самоограничения и тренировки немного развили плечи и руки, что позволяет при необходимости маскироваться под мужчину. Грудь у меня небольшая, под свободной одеждой ее незаметно. Однако когда требуется, я облачаюсь в короткую юбку или откровенное платье и туфли на высоких каблуках. Я знаю, что в этом случае мужики глазеют на мои стройные ножки. На это и расчет. Пусть смотрят ниже пояса. Зато потом свидетели не смогут вспомнить мое лицо. Их взгляды как по команде цепляются за трепещущую оборку платья, с глупой непосредственностью норовя проникнуть под нее.

Однако в средствах обольщения требуется мера. Половина на половину – лучшее правило. Открыт низ, значит, закрыты плечи, и наоборот. Глубокое декольте лучше всего сочетается с платьем ниже колен. А если обнажена спина, то спереди ткань под горло. В противном случае вы впадаете в вульгарность. Для мужиков это означает доступность, а доступные женщины их неправильными мозгами хорошо запоминаются.

Я уверена в притягательности своего тела как для мужчин, так и для некоторых женщин, но редкий счастливчик получает право прикоснуться ко мне. Я сама делаю выбор. Редко и лишь тогда, когда очень этого хочу.

Но был в моей жизни особо гадкий период, когда с моим мнением не считались.

По вечерам в палату закрытой психиатрической клиники, куда меня упекли по решению суда, повадился заходить завотделением Клыженко. Жирный и противный, с пористым рыхлым лицом, он был похож на жабу. Я так его и называла. Жаба заходил, запирал дверь и расстегивал штаны. Мои руки и ноги предварительно привязывали к углам кровати услужливые санитары. Я выкрикивала ругательства, пока Жаба не заклеивал мне рот скотчем. Потом он задирал мою рубашку, его сальные глазки подолгу разглядывали мой голый живот и беспомощно растянутые ноги. Руками он нервно теребил мошонку. Палата наполнялась его гнусным постаныванием. Чаще всего Жаба кончал надо мной, стремясь брызнуть спермой в пупок. Но иногда, распалившись, он наваливался огромной тушей, пыхтел и насиловал.

Со временем ему это наскучило, и Жаба стал приводить в палату своего приятеля. Длинного, вертлявого и неприятного. Я назвала его Червяком. Жаба хвалился перед Червяком, что я самая лучшая сучка в клинике и обожаю всяческое насилие. В первый же день он продемонстрировал свои слова самым изуверским способом. Червяк был очарован предельной формой моего унижения, его глаза туманились от вседозволенности, по губам сползала слюна. Они выпивали на моем животе, щипали грудь и лобок и по очереди насиловали. Особенно усердствовал Червяк. Он был уверен, что осчастливливает меня. Если он получает удовольствие, то слабоумная девка, запертая в четырех стенах, и подавно.

Однажды парочка негодяев решила потешиться одновременно. Они привязали меня поперек кровати и разлепили рот. Это была их роковая ошибка. Когда возбужденный Червяк сунул свою набухшую вонючку, я сжала челюсти.

И долго их не разжимала.

Жаба лупил меня нещадно, но мое дергающееся тело и крепкие зубы доставляли воющему Червяку лишь дополнительные страдания. Я решила идти до конца. За мои унижения кто-то должен заплатить. И будь что будет.

Жаба догадался вколоть ударную дозу снотворного, когда Червяку уже ничто не могло помочь. Я отключилась избитая, но улыбающаяся…

Я вышла из реки, тщательно вытерла голое тело, ощущая пылкий взгляд молодого человека. Меня забавляла пикантная ситуация. Женские игры забавнее и чище мужских. Я надела трусики, проигнорировала лифчик, облачилась в верхнюю одежду и, расчесывая волосы, весело предложила:

– Можешь искупаться, Субботин. Я подожду.

Солдат словно загипнотизированный стянул куртку с рубашкой. Он шел к воде, а глаза косились на меня, словно я до сих пор была обнаженной. Он так загляделся, что угодил в ямку и пошатнулся.

– Не споткнись! – я перехватила его взметнувшуюся руку. На меня смотрели красные воспаленные глаза. – Да ты горишь. Простужен?

– Я не знаю, – пробормотал парень.

Я заметила красную язвочку на сгибе локтя.

– Это что? Тебя тоже кололи?

Он кивнул.

– Ты же рассказывал, что не согласился. Захотелось силы утроить? Или кайф поймать?

– Я ничего не хотел. Я спал. Когда проснулся, меня держали «черные», а Доктор колол.

– Какие «черные»?

– Они вчера гнались за нами.

– «Северяне», – поняла я. – Значит, ты их знал раньше. Кто они такие?

– Я видел их тогда в первый раз. Они появились с Доктором на рассвете. Он сделал уколы мне и Глыне. Мы не могли сопротивляться.

– Каков был эффект от уколов?

– Никакого. Ни у Глынина, ни у меня. Два дня нас обследовал Доктор, брал кровь, просил сплевывать на круглую стекляшку.

– И?

– Я чувствовал себя как обычно, а потом сбежал.

– Почему?

– Из-за Стаса. Когда его мозги встали на место и он въехал, что признался в изнасиловании и убийстве несовершеннолетней, то струхнул. Он подумал, что мы его заложим. Или я, или Глынин. Мы двое слышали его исповедь.

Субботин замолчал, открытые глаза смотрели в прошлое. Он был где-то далеко. Я дала возможность ему помолчать, а потом дернула:

– Так что у вас произошло?

– Когда я зашел в нашу бытовку, Стас душил Глыню. Моего единственного друга… Тот уже лежал на полу. Стас стягивал веревку, а Глыня беспомощно дергался. Я бросился на Стаса, но получил удар локтем в лоб. Когда очнулся, всё было кончено… Стас заметил, как я поднимаюсь, и спросил: ты не подох? А потом он предложил закопать Глыню на стройке в котловане. Я поплелся в угол, где висели автоматы. Он разгадал мое желание и перегородил путь. Мы застыли лицом к лицу. Стас продолжал меня уговаривать, но в его глазах я видел совсем другое. Пока я думал, что предпринять, в его руке блеснул нож, и Стас бросился на меня. Я чудом отбился и убежал.

– Почему не рассказал Хозяину?

– Я хотел это сделать. Притаился в лесу за стройкой, чтобы его дождаться, а затем случилось самое ужасное.

15

Геннадий Барсуков проснулся и посмотрел на электронные часы на комоде. Около шести. Рядом безмятежно раскинулась красавица жена. От ее разомлевшего теплого тела веяло податливой мягкостью. Полковник милиции оценил степень собственного возбуждения и грубо овладел женщиной сзади. На минуту он превратился в напористый механический насос, толкающий поршень. Когда рывки закончились и мужчина отвалился, женщина рывком поправила задранную ночную сорочку и буркнула:

– Спасибо за доставленное удовольствие.

Полковник не стал извиняться. В жизни масса проблем покруче нудного бабского ворчания. Одна из них появилась два дня назад в виде трупа на объекте. Но это полбеды, для того он и подбирал в охрану сирот и одиночек. Их никто не хватится. Гораздо хуже, что сбежал неизвестно куда чертов придурок Николай Субботин. Вот это реальная проблема. Если ее не решить в ближайшие сутки, то неприятная ситуация выйдет из-под контроля и многократно вырастет в масштабах. Так, по крайней мере, уверяет Доктор. Он, конечно, та еще сволочь, но про темные ампулы вряд ли врет.

Барсуков накинул халат, прошел на кухню и включил кофейный аппарат. Он знал, что больше не уснет. Требовалось действовать. Размешивая фруктовый сахар в широкой кофейной чашке, полковник вспоминал, где же он допустил ошибку.

…Дней пять назад Доктор доложил, что непроверенной осталась лишь одна серия черных ампул с аббревиатурой VRA13. Они хранились в особом запечатанном стальном боксе.

– Так проверяй! – рявкнул Барсуков. Ему хотелось быстрее завершить необычный, но весьма прибыльный бизнес-проект.

– Вы не понимаете, – вкрадчиво и витиевато объяснял Доктор. – Я уже изрядно засорил два подопытных организма. Мне трудно вычленить чистый эффект, он микшируется с остаточным действием предыдущих препаратов. Надо дать передышку нашим пациентам или подключить к эксперименту новые чистые организмы.

– Да всё я понимаю! Субботин и Глынин еще выкобениваются?

– Я не могу применять силу. Я убеждаю, завлекаю, действую, как искуситель.

«Змей-искуситель, – ругнулся про себя Барсуков. – Жирный беспринципный змей, у которого вместо ядовитого зуба ядовитый шприц».

– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он вслух.

Тогда же полковнику доложили о гостях с Северного Кавказа. Барсуков отпустил Доктора и распорядился:

– Пусть войдет старший группы. Остальных проверить. Как обычно.

В кабинет вошел кавказец с надменным непроницаемым взглядом, представился майором милиции. Полковник не ответил и не удосужился приподняться.

– Тархан прислал нас за товаром, – пришлось объяснять гостю. – Он передает аванс.

Майор положил на стол большой кейс, намереваясь его открыть. Холодная гордость и собственная значимость расправляли его плечи и делали выше.

– Не надо, – осадил Барсуков. – Поставь под вешалку.

Он показал в угол, где под вымокшей на дожде курткой образовалась лужица. Дикарь с первых минут должен понять свою ущербность. Проехал через полстраны с чемоданом наличных, как будто нет других способов цивилизованной оплаты. Взять хотя бы благотворительный Фонд Помощи Сиротам, которым руководит госпожа Барсукова. Местные бизнесмены регулярно переводят туда деньги. Фонд оказывает помощь детским домам, школам-интернатам и их выпускникам. По бумагам огромные суммы уходят на ремонт и оборудование детских учреждений, на экскурсии, организацию праздников и питание детей. На деле достаточно подкармливать руководителей детдомов, которые с удовольствием подмахивают нужные бумаги и через прессу поют благодарность Фонду.

А еще существуют вполне законные рекламные, консультационные и юридические услуги. Почему бы Тархану не заказать рекламу Кавказских Минеральных Вод или, на худой конец, родного аула? Сейчас бы его неотесанные посланцы видели красивые заснеженные вершины на паре городских билбордов. Цена услуги договорная, проще говоря, безразмерная. Закинул деньги на счет карманной фирмочки, и не надо таскать наличку, вводить в искушение бедных инкассаторов и тупых головорезов, насмотревшихся американских боевиков.

Однако мысленное брюзжание опытного чиновника гость не услышал. Покупатель на специфический товар нашелся только на Северном Кавказе. Спасибо хотя бы за то, что одиозный Тархан прислал курьеров с настоящими милицейскими корочками и командировочными предписаниями. Это позволяло открыто общаться в здании управления.

– Ты рано приехал, – заметил Барсуков, когда удивленный майор поставил кейс в лужу.

– Тархан торопит.

– Я не закончил испытания. От них зависит окончательная цена.

– Цену обсуждай с Тарханом. Я здесь, чтобы обеспечить сохранность товара…

– После того, как я его передам. А пока, – полковник развел руки, – придется ждать, майор.

– Я не привык сидеть без дела.

– Пожалуй, есть возможность ускорить процесс, – после некоторого колебания решил Барсуков. – Сейчас я тебя сведу с Доктором. Он объяснит, что надо сделать.

В коридоре послышались шум и грубая возня. Судя по звукам, приезжие кавказцы ругались с местными сотрудниками. Майор напрягся, полковник сохранял спокойствие. Дверь распахнулась. Озлобленного гостя в черной куртке сдерживали несколько сотрудников милиции. Тот выкрикнул фразу на своем языке, ключевым словом в которой было «калаш».

Полковник легко угадал смысл недовольства. Его предельно жесткий взгляд уперся в майора.

– Я не пускаю людей с автоматами в свой город, – отчеканил он.

– Но мы…

– Никаких исключений! Здесь моя территория и мои законы.

«Молнии» из глаз горца рассыпались о каменное лицо начальника УВД по Валяпинску.

16

Я дотронулась до оцепеневшего солдата. Тот чуть расслабился. Я мягко спросила:

– Ужасное… Ты вспомнил про ужасное. Что это было?

– Я убежал со стройки недалеко и спрятался в лесу. Оттуда заметил, как приехал Доктор. Он должен был наткнуться на мертвого Глыню. Я ждал, что будет. Очень скоро примчался Хозяин. С ним были милиционеры. Я подумал, что Стаса арестуют и я смогу выйти. Появился Стас. Без наручников. Он тыкал ручищами в направление леса и что-то объяснял. Милиционеры достали пистолеты и пошли в мою сторону. Я понял, что Стас свалил убийство Глынина на меня. Я испугался. Если они меня схватят, я не смогу оправдаться, ведь убежал именно я, а не Стас! И я побежал дальше. Я долго кружил по лесу, а потом вернулся. Я хотел пробраться к Хозяину и всё ему объяснить, он бы понял и поступил справедливо. Но машины Хозяина около бытовок уже не было. Потом я увидел, как Стас и Хомут тащат в лес тело Глыни, завернутое в одеяло. За ними шел Доктор. На нем были резиновые перчатки, защитный фартук и маска. Они остановились недалеко от меня и стали рыть яму. Когда Глыню бросили на землю, одеяло распахнулось. Его живот был разрезан сверху донизу и зашит грубыми стежками. Потом Глыню спихнули в яму, облили и подожгли. Доктор швырнул в огонь свою защитную одежду. Меня вырвало. Они услышали, и Стас побежал за мной. Он меня почти догнал, но споткнулся о корень. Мне удалось скрыться. Я спал в лесу, а потом целый день шел вдоль дороги, пока не встретил вас.

– Выходит, тебя разыскивают за убийство.

– Но я никого не трогал! Я рассказал правду!

Чистая душа, как он боится этого слова. Недаром общество придумало благозвучные синонимы: ликвидация, казнь, высшая мера и самое «благородное» – заслуженная кара. Но суть остается прежней. Разумное существо, используя свой разум, лишает жизни себе подобного.

Давным-давно я тоже была чистой и непорочной… Пока не наступил день, когда Мир Рухнул.

– Я дружил с Глыней. Он был для меня как брат, – продолжал оправдываться Субботин.

– Обвинение в убийстве многое объясняет. Активность милиции, оперативников в придорожном кафе…

Я осеклась. Я поняла, что высказала совершенно неверное предположение. Мысль, произнесенная вслух, становится рельефной, осязаемой, обретает пространственную форму, что сразу делает ярче ее достоинства и изъяны. Когда обвиняют в убийстве, не уничтожают поспешно труп. И не планируют «шлепнуть и закопать» обвиняемого при первой возможности. Значит, Субботина ищут не как убийцу, а по иной причине. Какой же?

Формально – он не выполнил договор с предпринимателем и сбежал с работы. За это наказывают рублем, увольнением, но отнюдь не смертью. Еще он свидетель убийства, которое почему-то решили скрыть. Неужели для того, чтобы не всплыло более тяжкое преступление? Но какое? Субботин всего лишь охранял старый склад. Правда, там хранятся внутривенные препараты с весьма специфическим эффектом. Прямо говоря, секретные препараты, которые не купишь ни по одному рецепту.

Свободного времени в моей жизни немало, киллеры не трудятся ежедневно от звонка до звонка. Как большинство городских одиночек, я пристрастилась к Интернету, черпая оттуда массу полезных и на первый взгляд ненужных сведений. Электронной почтой и Интернетом меня научил пользоваться Паук, с которым судьба свела в Екатеринбурге, куда я бежала из Валяпинска после ликвидации мэра. Ликвидации! Как видите, я тоже прикрываю красивыми заплатками суть своей профессии.

Паук, а именно так он и представился, несмотря на легкомысленное прозвище, был серьезным мужчиной лет тридцати с незапоминающейся внешностью. «Интернет – это Всемирная паутина, – объяснил он, – и я в ней живу». Он приходил по вечерам в маленькую квартирку, из которой я не могла выйти. Приносил продукты и не разрешал включать свет. Темную комнату освещало лишь мерцание цветного монитора. Компьютеры к тому времени я уже видела, а вот Интернет еще был в диковинку. Интернат и Интернет – такие похожие слова. Раз так, лихая интернатская девчонка должна обязательно освоить премудрости Интернета.

Я склонялась над клавиатурой, Паук сидел сбоку и терпеливо объяснял. За два месяца обучения он так и не открыл своего настоящего имени, а меня без тени улыбки называл Светлым Демоном, к чему я быстро привыкла. Он научил меня методам шифрования сообщений, элементам конспирации и выуживанию информации из Сети. В конце обучения он принес мне паспорт на имя Светланы Никитичны Михалковой и несколько фотографий, где я была запечатлена в компании известного всей стране усатого режиссера.

«Держись уверенно и намекай на родство с известным кланом», – посоветовал Паук. Совет оказался не лишним. Служители правопорядка быстро теряли спесь при виде паспорта бойкой барышни с подоткнутой под обложку фотографией.