Расследование Фрэнсис Дик

– Спасибо.

Я прошел через гостиную в спальню. Ее пальто лежало на моей кровати бесформенной грудой. Полосы черного и белого меха. Я подобрал его, обернулся и обнаружил, что Роберта проследовала за мной.

– Большое спасибо. – Она повернулась ко мне спиной и расставила руки, готовая принять от меня пальто. Процедура одевания состоялась, после чего она повернулась ко мне и стала медленно застегивать шубку на пуговицы – сияющие черные блюдца.

– Квартира у вас сказочная. Кто делал интерьер?

– Человек по имени Келли Хьюз.

Она удивленно подняла брови:

– Я сразу вижу руку профессионала…

– Большое спасибо.

Она опять вздернула подбородок:

– Ну, если вы не хотите говорить…

– Очень хочу. Собственно, я все уже вам сказал. Я сам спланировал интерьер. С шестилетнего возраста я занимался побелкой свинарников…

Она никак не могла решить, рассмеяться или обидеться, и потому решила сменить тему.

– Этот портрет… это ваша жена, да?

Я кивнул.

– Я ее помню. Она была так мила со мной. Она всегда понимала меня. Когда она погибла, я страшно переживала.

Я изумленно посмотрел на нее. Люди, с которыми Розалинда была особенно мила, как правило, сильно страдали. Она умела почуять в окружающих неладное и оказать поддержку, не дожидаясь, пока ее об этом попросят. Я бы ни за что не сказал, что Роберта Крэнфилд относится к категории несчастных, но, возможно, в период с двенадцати до пятнадцати, когда она общалась с Розалиндой, у нее были свои проблемы.

– Жена она была неплохая, – отозвался я, и мисс Роберта Крэнфилд была явно шокирована столь легкомысленным ответом.

Мы вышли из квартиры, и на сей раз я запер дверь, хотя все мои лошади уже сбежали. Роберта поставила свой «санбимэпайн» за конюшней, поперек дверей гаража, где стоял мой «лотос». Она дала задний ход и развернулась с агрессивным шиком, и я позволил ей отъехать на значительное расстояние, прежде чем вырулил из гаража сам; мне не хотелось мчаться с ней наперегонки все те восемнадцать миль, что разделяли наши дома.

Крэнфилд жил в ранневикторианском особняке в деревушке, что была в четырех милях от Лэмберна. Агенты по продаже недвижимости назвали бы этот особняк «резиденцией джентльмена из провинции». Построенный еще до того, как индустриальная революция докатилась до Беркшира, элегантный, очаровательный, неподвластный капризам времени, он всегда восхищал меня. В отличие от его обитателей.

Как всегда, я подъехал к дому сзади и поставил машину рядом с конюшенным двором. На дворе стоял бокс для перевозки лошадей с опущенной решеткой, и кто-то из конюхов заводил в него лошадь. Как только я вылез из машины, ко мне подошел Арчи, старший конюх.

– Кошмар, да и только, – сказал он. – Это же надо такое придумать. Безобразие, форменное безобразие!

– Забирают лошадей?

– Да, кое-кто из владельцев уже прислал боксы. К послезавтрашнему дню всех лошадей должны увезти. – На его обветренном загорелом лице гнев соединялся с отчаянием и растерянностью. – Всех конюхов увольняют. И меня тоже. А мы-то со старухой только-только приобрели в рассрочку один из новых домов, что построили там, за шоссе. Шале – то, о чем жена всю жизнь мечтала. Работала, работала, копила деньги. Теперь ревет в три ручья. Переехали только месяц назад, представляете? Как нам теперь за него расплачиваться? Все до последнего фунта истратили – на первый взнос, на стряпчих, на шторы… Уютное гнездышко получилось. А все супруга – старалась изо всех сил. Не верю я, что хозяин заделал ту чертову скачку. Этот самый Пирог – хороший жеребенок, рано или поздно он должен был проявиться. Это и ежу понятно! Но если хозяин скачку сварганил, тогда оно конечно. Тогда так ему и надо, а я лично еще потребую с него компенсацию. Поди попробуй продай дом в здешних местах. Больно далеко от Лэмберна. Где они, охотники селиться здесь, вон два дома так и стоят пустыми. Джордж! – внезапно крикнул он конюху, выбившемуся из сил, затаскивая заупрямившуюся лошадь. – Не надо с ней так, она ни в чем не виновата! – Он пересек двор, сам взял лошадь под уздцы, и она, сразу успокоившись, легко зашла в бокс.

Арчи был первоклассным конюхом, таких, как он, можно было по пальцам перечесть, и успехи Крэнфилда во многом были связаны с его работой. Если Арчи продаст дом и наймется к другому тренеру, Крэнфилду не видать его больше как своих ушей. Лицензия к нему рано или поздно вернется, но такой конюх – вряд ли.

Еще один конюх подвел лошадь к боксу. У него тоже был обеспокоенный вид. Я знал, что его жена должна была вот-вот родить первенца.

Некоторые конюхи, впрочем, не беспокоились. Работы в скаковых конюшнях хватало, и, в конце концов, многим было все равно, где жить. Если они уйдут, вернуть их будет очень сложно. Вряд ли удастся заполучить назад и большинство лошадей, и их владельцев. Конюшню нельзя закрыть на несколько месяцев, а потом опять открыть. Утечет слишком много воды.

Переживая за себя и за других, я прошел по короткой аллее к дому. Машина Роберты стояла у парадного входа, а сама Роберта находилась рядом. Вид у нее был сердитый.

– А я уже думала, что вы струсили.

– Я поставил машину у конюшен.

– Я не могу заставить себя пойти туда. Отец тоже. Он не выходит из своей комнаты. Вам придется к нему подняться.

Она первой вошла в дверь, и затем мы двинулись по огромному персидскому ковру, устилавшему холл. Когда мы добрались до лестницы, дверь библиотеки распахнулась настежь и из нее вышла миссис Крэнфилд. Она всегда так открывала двери, словно подозревала, что за ними творится нечто неприличное, и пыталась застать виновников на месте преступления. Это была некрасивая женщина, не пользовавшаяся косметикой и одевавшаяся в бесформенные шерстяные платья. Со мной она разговаривала только о лошадях, и я подозревал, что больше она ни о чем говорить не может. Отец ее был ирландским бароном, что и определило, похоже, брачный интерес Крэнфилда.

«Мой тесть, лорд Кулихэн», – говорил Крэнфилд, причем делал он это слишком часто. Я подумал, не потерял ли он после общения с Гоуэри пиетет перед аристократией.

– Ах, это вы, Хьюз, – сказала миссис Крэнфилд. – Роберта сказала, что хочет привезти вас. Хотя какой от вашего приезда толк? Ведь если разобраться, из-за вас и разгорелся скандал.

– То есть?

– Если бы вы лучше проехались на Уроне, ничего бы не произошло.

Все шесть вариантов достойного ответа я вовремя забраковал и промолчал. Когда некоторым людям больно, они вымещают свои чувства на том, что попадается под руку. Миссис Крэнфилд продолжала вымещать свою боль на мне.

– Декстер был просто ошеломлен, когда узнал, что у вас есть обыкновение нарочно отдавать победы.

– Меня эта новость тоже ошеломила, – сухо произнес я.

– Мама, прекрати. – Роберта нетерпеливо вмешалась. – Пойдемте, Хьюз. Вот сюда!

Я остался стоять как стоял. Она поднялась на три ступеньки, остановилась и обернулась:

– Пойдемте, чего вы ждете?

Я пожал плечами. Чего я ждал, в этом доме мне было не дождаться. Я поднялся вслед за ней по лестнице, потом прошел по широкому коридору и оказался в комнате ее отца.

В ней было слишком много тяжелой массивной мебели красного дерева более позднего периода, чем сам дом, ковер тускло-фиолетового цвета, такого же цвета плюшевые шторы и кровать с индийским покрывалом.

На краю кровати сидел Декстер Крэнфилд – он сгорбился так, что спина его напоминала дугу, а плечи закрывали уши. Он сидел, уронив руки на колени, скрючив пальцы и уставившись в пол.

– Он может сидеть так часами, – прошептала у меня за спиной Роберта.

Увидев его, я понял, почему она говорила, что отцу нужна помощь.

– Отец! – сказала она, подойдя к нему и тронув за плечо. – К тебе пришел Келли Хьюз.

– Пусть пойдет и застрелится! – отрезал Крэнфилд.

Она увидела, как я прищурился, и по этой гримасе, похоже, решила, что я обиделся и подумал, что Крэнфилд видит во мне причину всех его бед. Я не стал конкретизировать ее смутные опасения, объяснив себе истинную причину его грубости так: Крэнфилд пожелал мне застрелиться, потому что сам думал об этом.

– А теперь пока! – сказал я Роберте, кивнув в сторону двери.

Снова инстинктивно вздернулся подбородок. Затем она посмотрела на сгорбившегося отца и снова на меня, вспомнила, с каким трудом доставила меня сюда, и ее надменность исчезла без остатка.

– Ладно, я подожду внизу, в библиотеке. Не уходите… не сказав мне что и как.

Я кивнул, и она чинно вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

Я подошел к окну. Разгороженные луга спускались в долину. Деревья наклонены в одну сторону из-за постоянных ветров. Ряд пилонов и крыши строений муниципального совета. Ни одной лошади. Окна комнаты Крэнфилда выходили на противоположную от конюшен сторону.

– У вас есть оружие? – спросил я.

Никакого ответа. Я подошел к нему и сел рядом.

– Где оно?

Крэнфилд чуть покосился в мою сторону и снова отвел взгляд. Он смотрел мимо меня. Я поднялся, шагнул к столу у постели, но ни на нем, ни в ящиках не нашлось ничего смертоносного.

Я обнаружил ружье за высоким, красного дерева изголовьем кровати. «Парди» ручной работы – вполне годится для охоты на фазанов. Оба ствола заряжены. Я разрядил их.

– Очень неэстетично, – заметил я. – И бестактно по отношению к домашним. Впрочем, вы ведь не собирались этого делать, если всерьез, а?

В этом я как раз не был уверен, но не было ничего дурного в попытке переубедить его.

– Что вы здесь делаете? – вяло спросил он.

– Пришел сказать вам, чтобы вы выбросили это из головы. У нас много дел.

– Не говорите со мной так!

– Как же иначе с вами говорить?

Крэнфилд слегка вздернул голову – прямо как Роберта. Если мне удастся разозлить его, он сделается хотя бы отчасти похож на самого себя. И тогда я со спокойной душой могу вернуться домой.

– Что толку сидеть и дуться. Этим делу не помочь.

– Дуться? – Он понемногу начинал вскипать. Но этого было мало.

– Злой дядя взял и отобрал наши игрушки? Ай как нехорошо! Но от того, что мы будем сидеть по своим углам и дуться, ничего не изменится.

– Игрушки? Что за чепуха!

– Игрушки, лицензии… Какая разница? У нас отняли то, что мы ценили больше всего. Отняли обманным путем. Но вернуть их мы можем только сами. Всем прочим до этого нет дела.

– Мы можем подать апелляцию, – сказал он без особой уверенности.

– Ну конечно. Через полгода, не раньше. Но где гарантия, что наши просьбы будут удовлетворены? Единственный разумный способ – это действовать самим сейчас и узнать, кто нас подставил. Кто и почему. А когда мы узнаем, кто этот человек, я своими руками сверну ему шею.

Крэнфилд по-прежнему сидел сгорбленный, уставившись в пол. Он не находил сил взглянуть в лицо даже мне, не говоря уже обо всех остальных. «Если бы он не был таким жутким снобом, – злобно подумал я, – беда не придавила бы его так сильно». Дисквалификация придавила его в самом буквальном смысле. Он просто не мог показаться на людях с такой ношей.

Впрочем, я не был уверен, что и сам сумею отнестись к этому со стоическим спокойствием. Прекрасно, конечно, сознавать, что ты ни в чем не виноват и что ближайшие друзья в этом не сомневаются. Но к сожалению, нельзя расхаживать с плакатиком «Я тут ни при чем. Я не сделал ничего дурного. Я жертва мошенничества».

– Вам-то еще ничего, – сказал Крэнфилд.

– Святая правда, – согласился я и добавил после паузы: – Я прошел через конюшни. – Он издал тихий протестующий звук, но я продолжал: – Арчи сам за всем присматривает. Он очень переживает из-за дома.

Крэнфилд слабо взмахнул рукой, давая понять, что ему в теперешнем положении не до таких пустяков, как проблемы Арчи.

– Я думаю, вам имело бы смысл некоторое время выплачивать за дом Арчи.

– Что? – Только сейчас смысл предложения дошел до Крэнфилда. Его подбородок вздернулся дюймов на шесть.

– Это какие-то несколько фунтов в неделю. Для вас сущие гроши. Для Арчи – это вопрос жизни. Если вы потеряете его, у вас никогда не будет первоклассной конюшни.

– Вы… вы… – Он кипел от негодования, но по-прежнему смотрел вниз.

– Качество работы тренера зависит от его конюхов.

– Глупости!

– Сейчас у вас хорошие конюхи. Вы избавились от бездельников, лентяев, грубиянов. Чтобы создать хорошую команду, требуется время, и без нее нельзя рассчитывать на победы в больших призах. Лицензию-то вам в конце концов вернут, только вы не вернете этих ребят, а чтобы восстановить нынешний уровень конюшни, понадобятся годы. Если это вообще удастся. А я слышал, вы уже предупредили их об увольнении.