Перстень с чёрным агатом Пустошинская Ольга

Старуха Мельникова, которой было под девяносто лет, занемогла и как-то враз обезножела. Лежала на узкой кровати, дожидалась смерти, сложив на груди худые руки со старинным кольцом на пальце. Дочь Анна то и дело подходила, вглядывалась в серое лицо с заострившимся носом, слушала едва различимое дыхание.

В ворота часто стучали, и тогда она с ворчанием спешила во двор, приоткрывала калитку и неласково спроваживала гостей:

– Уходите, болеет мать, не принимает никого.

Старуха с трудом поднимала веки:

– Кто там, Анка?

– Нет никого. Назад отправила… после придут, как поправишься.

– После… – эхом повторяла Мельникова, – не будет после. Смерть не обманешь.

Однажды она подозвала Анну, указала на табурет рядом с кроватью: сядь. Долго молчала, собираясь с силами, потом стянула с пальца перстень.

– Анка… прими.

Та испуганно охнула, затрясла головой:

– Нет-нет, я не могу… боюсь.

– Не хо-очешь… – простонала старуха. – Неволить не стану… Помни, что говорила: кольцо не продавай, хоть какие деньги предлагать будут.

– Я знаю… помню.

– Сделай, как условились.

– Всё сделаю, мама.

Старуха долго смотрела на закатное солнце, заливающее мягким светом комнату, слабая улыбка тронула белые губы.

– Хорошо… Летом и умирать хорошо… не замёрзну в своей домовине.

Она сомкнула веки и будто уснула, а в ночь умерла.

В доме Мельниковых собрались родственники близкие и дальние, приходили люди проститься с покойной. Тот человек появился к вечеру, вошёл в распахнутую дверь и окинул цепким взглядом комнату. На двух деревянных табуретах стоял тёмный гроб, горели свечи, пахло воском и ладаном.

Незнакомец перекрестился, постоял, понурив голову, потом наклонился и поцеловал покойницу в белый лоб. Пробормотав соболезнования, справился о похоронах и замолчал, сложив на пухлом животе руки. Хоть молодой – и сорока нету, – а уже рыхлый и с лысиной, череп вон блестит. Анна ждала, когда он уйдёт, но скорбящий уходить, похоже, не собирался.

– Кхе-кхе, – откашлялся он, – замечательная женщина была Клавдия Фёдоровна… Я хорошо знал её.

– Её многие знали, многим помогла.

– Я Николай.

– А-а-а… – протянула Анна. Имя ничего ей не говорило.

Лысый дождался, когда сын Анки выйдет во двор и вкрадчиво продолжил:

– Был у вашей мамы перстенёк старинный… серебряный, с чёрным камнем.

– Да, она его почти не снимала.

Оба посмотрели на руки покойницы.

– Где он теперь? Я бы купил, – помедлив, сказал Николай, – люблю всякие антикварные штуки. Назовите цену, мы договоримся.

Анна через силу улыбнулась, поправила чёрную головную повязку:

– Это уникальный перстень, уникальный. Мама очень беспокоилась, что он попадёт не в те руки.

– Помилуйте, какие не те руки? Могу заверить, что я не бандит и не вор, а самый обычный че…

– Мама очень беспокоилась, – повторила Анна, – поэтому передала кольцо мне.

Николай задохнулся, как будто получил под дых, вытаращил глаза, ставшие похожими на серые стекляшки.

– А теперь уходите, время позднее.

Она взяла гостя под локоток и мягко, но решительно повела к выходу. Лысый, красный от злости, тихо выругался, уселся в большую чёрную машину и резко взял с места, подняв в воздух клубы пыли.

Глава 1. Работа на пару дней

В тот день мы с Игорьком Макаркиным сидели в летнем кафе, потягивали холодную кока-колу через соломинку и ждали, когда официантка принесёт пиццу с мясом и грибами. Настроение было отличным: сессия благополучно сдана, закончилась нервотрёпка и зубрёжка – можно расслабиться.

– Слушай, ты заработать хочешь? – неожиданно спросил Игорь, провожая взглядом девушку в коротеньких джинсовых шортах. – Хорошие деньги платят, а дел на пару дней.

Я посмотрел на его худое лицо с тёмными глазами-щёлочками и рассмеялся:

– Когда ты так говоришь, лучше отказаться сразу. Больше я в твои авантюры впутываться не хочу.

– Глеб, ты чего? Какие авантюры? – Макаркин сделал вид, что обиделся.

– Такие! Забыл, как мы чуть в полицию не попали?

– Ну не попали же. И вообще, кто старое помянет… Дай глазик!

– Отстань, Макарыч.

– Да ты спроси сначала, сколько платят. Сказать?

– Ну.

Он наклонился к самому уху и шёпотом назвал сумму.

Я вытаращил глаза:

– Ого! Это за что столько? Убить кого-то?

– Ага, – усмехнулся Игорь и стянул с головы бейсболку, обнажив тёмный ёжик волос. – Знаешь что-нибудь о чёрных копателях?

– Которые патроны и оружие ищут? Ну знаю.

– Всякие ценности, не только патроны. Надо найти один перстень. Вот, посмотри. – Он вытащил из кармана смартфон и показал снимок.

– Старинный, что ли? – спросил я, возвращая приятелю телефон. Серебряный перстень с чёрным круглым камнем и узорами из веточек на ободке был не столько красив, сколько оригинален.

Игорёк промолчал, потому что подошла официантка с пиццей на круглой деревянной дощечке. Он дождался, когда девушка оставит заказ и уйдёт, потом сказал:

– Это артефакт, принадлежал раньше какому-то купцу. Ценности, по слухам, зарыты возле одного заброшенного дома. Там не только кольцо, наверняка золотые монеты и разные женские цацки. Кольцо надо отдать, остальное – наше.

Макаркин стал рассказывать, что есть человек, которому позарез нужен этот перстень. Он даёт координаты и задаток (двадцать процентов). Мы едем в одну деревню, находим перстень и получаем остальную сумму. Всё очень легко и просто.

«Если всё так просто, то почему тот человек сам не откопает кольцо?» – подумал я, и приятель, будто перехватив мысль, тут же сказал:

– Сам не может, какие-то обстоятельства.

Я ещё колебался, но Игорь сообщил, что уже согласился и получил на карту задаток, отказаться теперь нельзя. И попросил меня помочь.

– А ты его видел? Ну… этого… заказчика, – поинтересовался я и взял второй кусок пиццы.

– Не видел. Его зовут Николай, мы переписывались в интернете. Но деньги-то реальные на карту пришли. Половина твоя, прямо сейчас и переведу. Ну что, согласен?

– Да погоди, дай подумать…

Жалею, что не надавил тогда Игоря, не узнал подробностей, иначе отказался бы сразу и его отговорил. Если б знать…

– А у тебя металлоискатель есть? Как будем клад искать?

Игорь как будто смутился.

– У меня нет, но могу одолжить. – И, считая вопрос решённым, добавил: – Завтра и поедем на твоей машине, а бензин пополам.

Ехать предстояло в одну небольшую деревню, Берёзовку, от нашего города до неё было пятьсот километров. Весь вечер я возился с машиной: мыл окна, менял масло, накачивал шины. Отец, конечно, заметил эти приготовления.

– Ты куда собрался?

– К тётке Игоря на Солёнку, дня на два или три.

Солёнка – это солёное озеро. У него имелось официальное название, которое сразу же выветривалось из головы. А вот Солёнка прижилось ещё с тех пор, как лет затопило соляной карьер и появилось густое от соли озеро.

Ну наврал, дурак я… а что было делать? Сказать про кольцо и копателей нельзя: отец бы начал отговаривать и стращать неприятностями, а Солёнка никаких вопросов не вызывала.

В багажнике лежали стянутые скотчем лопаты и небольшой металлоискатель.

– Пользы от него не будет, – лениво обронил Игорь, развалившись на переднем пассажирском сиденье, – слишком слабый. Да я и так знаю, где копать.

– Зачем тогда взял?

– Да ты пристал как банный лист с этим детектором. – Он вытянул худые ноги и вдруг расстегнул ремень безопасности.

– Слушай, Макаркин, не выделывайся, пристегнись. Тебе жить надоело или штраф хочется платить? Здесь через каждые сто метров ДПС.

Друг отмахнулся:

– Да ладно…

– Пристегнись, говорю, или высажу, – предупредил я.

Игорь, ворча под нос, защёлкнул замок ремня:

– Ну ты и зануда, Глебыч!

Я промолчал. Игорёк хороший парень, но иногда ему ударяла моча в голову, хорошо, что это случалось редко. И вот опять он пристал:

– Обгони, чего ты плетёшься за этой фурой?

– Нельзя, дороги не видно. И вообще, кто водитель: я или ты?

Игорь покосился, но промолчал. Вытащил из сумки бутылку воды, отпил прямо из горлышка, немного повозился и притих – задремал. Прошёл час или полтора, и дорога стала оживлённее. На обочине по правую сторону всё чаще попадались люди с намалёванными от руки картонками: «Жильё недорого» – явный признак того, что близко Солёнка.

Игорь пошевелился, поморгал и огляделся по сторонам:

– О, до тёткиного города доехали. Давай свернём к озеру и искупаемся!

– Разве мы не торопимся? – удивился я. – Хочешь копать в темноте?

– Ну фонарь я взял. И лучше будет, если мы приедем в Берёзовку вечером. Не надо, чтобы местные пялились.

– Ты же говорил – дом заброшен и стоит в стороне.

– Нет, всё равно лучше не маячить, – возразил Игорь, – махнём?

В этом был какой-то резон, и я согласился.

К тётке мы заезжать не стали. Она бы обрадовалась, конечно, начала собирать на стол, нажарила бы сковородку картошки, порезала салатик из помидоров и огурцов, в своём саду выращенных, но тогда мы не то что к вечеру, к ночи бы в Берёзовку не попадём – так сказал Макаркин.

Я отыскал свободное место и припарковал «пежо» у железной ограды. В выходные, говорят, очереди здесь огромны, но сегодня был понедельник, и возле касс стояло всего несколько человек. Мы прихватили сумки с пляжными принадлежностями, которые пришлось взять согласно легенде, купили билеты и прошли за турникет.

Несколько лет назад я был на озере с родителями, за это время здесь ничего не изменилось: магазинчики и палатки с полотенцами, панамами, одеждой и шлёпанцами, резиновые мячи и надувные круги гроздьями, многочисленные кафешки, где прямо на улице готовили в огромных котлах плов и мясо; полураздетые люди с пятнами соли на коже, душ с ледяной водой, батуты для детей – всё осталось прежним.

Мы миновали галдящую толпу и вышли к озеру. Свободных лежаков и зонтиков не было видно, мы бросили сумки прямо на белый от соли песок, скинули одежду и осторожно, чтобы брызги не попали в глаза, вошли в воду. Она оказалась очень тёплой и густой от соли, и у меня сразу же засаднила царапина на ноге. Над поверхностью озера торчали как поплавки людские головы. Кто-то релаксировал, раскинувшись звёздочкой, кто-то полулежал, как в кресле, едва шевеля руками. Я окунулся и поплыл, вода выталкивала, не давала погрузиться полностью. Так утонуть невозможно, если ты в сознании, конечно. Не понимаю, зачем люди тащат на пляж надувные круги?

…Тело покрылось белым соляным налётом, кожу стянуло. Игорь сразу надел рубашку, чтобы не обгореть, и кивнул в сторону озера с лечебной грязью:

– Глянь, чумазые, как черти.

Отдыхающие за свои кровные хотели получить все положенные блага. Мазались с головы до ног жирной, чёрной, пахнущей солью и йодом грязью, становясь похожими на негров; набирали жижу в баночки и пластиковые бутылки. Выносить её не разрешалось, но где администрации уследить за всеми!

Мы ещё немного посидели, съели по горячему чебуреку и пошли к выходу. Пора ехать, а то и до утра не доберёмся.

Глава 2. В Берёзовке

В Берёзовку мы приехали к вечеру, когда стемнело.

– Останови здесь, – велел Игорь и указал на кладбищенскую ограду.

Я выключил мотор, вышел наружу и с недоумением огляделся: никаких домов рядом не было. Ни заброшенных, ни жилых – никаких. Людей тоже.

– А где дом? – спросил я.

– Сейчас увидишь, – буркнул Игорь, – открой багажник, лопаты возьму.

К моему удивлению, приятель толкнул калитку ограды и уверенным шагом направился по гравийной дорожке в глубину кладбища. Я прихватил металлоискатель и двинулся следом, почему-то стараясь ступать как можно тише. Темнели кресты и памятники на фоне угасающего неба, стояла тишина, нарушаемая только хрустом гравия под нашими ногами. Я вдруг подумал, что ещё ни разу не был на кладбище так поздно. Не то чтобы боялся (в призраков и ходячих мертвецов я не верил), но было жутковато.

Игорь шёл вперёд, иногда бросая взгляд в телефон, светившийся в темноте ярким прямоугольником, как будто сверялся с картой. Неожиданно он остановился у какой-то могилы, посветил смартфоном табличку на толстом деревянном кресте.

«Мельникова Клавдия Фёдоровна», – успел прочесть я. Дата смерти – июнь этого года, всего месяц назад.

– Пришли, – сказал Макаркин и положил лопаты на землю.

– В каком смысле «пришли»? – вытаращил глаза я. – А где дом?

Игорь криво улыбнулся и похлопал ладонью по кресту.

– Вот он, дом. А что, не так разве? Последнее пристанище.

Я всё ещё не понимал. Подумал, что приятель шутит, что сейчас рассмеётся, согнётся пополам: «Здорово провёл? Ну и рожа у тебя!», но Игорь и не думал шутить. Он отбросил ногой искусственные венки и бумажную тарелочку с печеньем, сложенные на земляном холмике, зажёг фонарь и огляделся по сторонам.

– Глеб, пойми правильно, ну не мог я сказать, что придётся раскапывать могилу, ты бы не поехал. А один я не справлюсь.

У меня отвисла челюсть.

– Погоди… кольцо в могиле прикопано?

– Да… то есть не прикопано, оно в гробу.

Худое лицо Игоря, голубоватое от света фонаря, было смущённым, взгляд вилял в сторону.

– Что?! Ты серьёзно сейчас говоришь? – оторопел я. – Оно в гробу?.. Ты хочешь сказать, что собираешься раскопать могилу, открыть гроб и взять у покойницы перстень?!

Не настолько же Игорь спятил, чтобы осквернить захоронение неизвестной усопшей Мельниковой, этого просто не может быть.

– За это хорошо платят, забыл? – зло вскинулся тот. – Любишь ты всё усложнять.

…«Любишь ты всё усложнять», – сказал Макаркин и сунул за пазуху бутылку ликёра. Нам было по шестнадцать лет – самое время попробовать горячительных напитков.

– Здесь же камеры! – схватил я приятеля за рукав.

– Толку от камер, если запись не смотрят, – ухмыльнулся Игорь и кивнул в сторону пустого кресла охранника. – Деньги есть, я бы купил, да не продают. Идём!

Он с независимым видом направился к кассе, взял со стойки шоколадный батончик и положил на ленту.

– Всё? – подняла глаза продавщица.

– Всё.

– А в куртке что?

– Ничего.

– Бутылку доставай.

Игорь понял, что попался, и рванул к выходу, я метнулся за приятелем. За спиной слышались крики и шлёпанье резиновых тапок. Продавщица нас не догнала, к счастью. Отделались мы в тот раз лёгким испугом, но сейчас-то дело куда серьёзнее украденной бутылки.

– Ты дурак… Нет, я всё ещё не могу поверить. Реально хочешь раскопать могилу? – повторил я.

– Да! Да! Реально раскопать! – разозлился Макаркин. – Ну что тут такого, работы на пару часов, зато нормальные деньги. Не ссы, всё будет пучком. Вдвоём быстро управимся, бери лопату, ну?

– Да пошёл ты! – заорал я, и плевать, что кто-то мог услышать. – Это уголовное дело, не знал? За это в тюрьму сажают!

Обмануть меня, притащить в такую даль и нести ахинею, что ничего ужасного в раскапывании могилы нет. Кретин! Злой, с дрожащими руками, я схватил бесполезный металлоискатель и быстро зашагал, почти побежал к выходу.

– Ты куда? Глеб, постой! Ты что, решил меня бросить?

Игорь испугался: в его голосе уже не было бравады и напора, появились истерические нотки. Что-то стукнуло, позади захрустел гравий – это приятель (или уже бывший приятель?) догонял меня. Схватил за плечо и резко повернул, да так, что я едва не упал.

– Не тронь, получишь в морду! – вскипел я.

– Глеб, ты уезжаешь? Бросаешь меня вот так?

– А по мне видно, что я устраиваюсь на ночлег? Конечно уезжаю. А ты можешь оставаться и хоть всё кладбище перекопать.

– Да подожди ты!

Остановиться я не мог. Открыл машину, сунул металлоискатель в багажником и завёл мотор. Свет фар выхватил из темноты фигуру Игоря с поникшими плечами.

– Ну и катись! Без тебе обойдусь! – крикнул он с отчаянием.

Я открыл пассажирскую дверь:

– Садись, и мы забудем эту историю.

– Я не могу, понимаешь, не могу! Заказчик пригрозил неприятностями!

– А неприятностей из-за вандализма ты не боишься?

Макаркин стал горячо доказывать, что никто не узнает, но я не захотел слушать. Громко хлопнул дверью, как точку в споре поставил, и тронул машину с места. Вырулил на дорогу и не смог удержаться, обернулся: Игорь брёл назад, на кладбище. И пусть, его дело.

Я вцепился в руль, как будто хотел раздавить его, ехал по пустому шоссе и вслух костерил Макаркина. Какой гадёныш, втянул меня в такую кошмарную историю!

Два километра от Берёзовки, три километра, пять… Чем дальше я уезжал, тем сквернее становилось на душе, хотя казалось, что противнее уже некуда. Остановился у обочины и долго сидел, не выключая мотора, всё думал, думал… и повернул обратно.

– Глеб, ты? – Игорь застыл сусликом у раскопанной могилы, испуганно всматриваясь в темноту. Шум мотора он, наверно, не услышал.

– Нет, покойник, – мрачно ответил я, злясь на себя за минутную слабость.

Поднял валяющуюся на земле лопату и буркнул:

– Имей в виду: помогу только с земляными работами, остальное ты сам.

Земля была мягкой, и Игорь успел выкопать приличную яму. Крест лежал неподалёку, глянцевито поблёскивала табличка от света фонаря. Я подсчитал, что Мельникова Клавдия скончалась на девяносто первом году жизни.

– Игорёха, давай начистоту. Что это за кольцо? Вдруг его вообще нет в могиле?

Приятель, не отрываясь от работы, стал рассказывать, что про кольцо заказчик много не говорил. Скинул фото, упомянул, что это артефакт – ценная вещь. Наследники почему-то не захотели оставить себе перстень, с ним и похоронили – это Николай точно знает из достоверного источника.

– А как он тебя нашёл?

– Есть у меня один приятель, – нехотя сказал Игорь, – ну как приятель… так… общались раньше. Это он посоветовал.

– Я всегда знал, что ты с головой не дружишь, но чтобы настолько! И этот Николай сто пудов из психушки сбежал.

Игорь выпрямился, вытер вспотевший лоб:

– Он узнал, что бабка умерла, и поехал к её дочери. Просил продать кольцо, по-хорошему просил, а она не согласилась. Ни себе ни людям, я считаю.

Я подумал, что этот незнакомый Николай самая настоящая скотина: сам не стал заниматься эксгумацией, чистеньким захотел остаться. Не при делах как бы. Тьфу!

Работали молча. Игорь – спокойно, будто перекапывал грядки на даче, а я с озлоблением втыкал лопату и отбрасывал глину по обе стороны могилы. Сухая земляная пыль щекотала нос, лезла в глаза. Время от времени я поглядывал по сторонам, очень боялся, что нас застукают. Макаркин успокаивал: кладбище старое, хоронят здесь очень редко. И днём людей не бывает, ночью – тем более.

Лопата стукнула о дерево, Игорь перевёл дух: наконец-то! Я вдруг понял, что практически стою на крышке гроба, и поспешил выбраться из ямы. Присел, устало вытер грязное лицо краем майки.

– Гвоздодёр дай, – донеслось снизу, – он в рюкзаке.

Я отыскал гвоздодёр, подал не глядя:

– Возьми.

– Слушай, подержи фонарь, а то не видно ничего. Не надо помогать, просто посвети, это ведь ты можешь?

Скрепя сердце я взял фонарь. Не хотел смотреть, но почему-то не отводил глаз от тёмного гроба. Игорь ловко орудовал инструментом, как будто всю жизнь гвозди из гробов вытаскивал.

– Готово, – сказал он и шумно выдохнул. – Открываю.

Мне было страшно, ему наверняка тоже.

– Погоди, может, не будем…

Игорь так посмотрел, что отговаривать пропала охота. Он взялся за крышку гроба, под которой оказалась какая-то накидка, прикрывающая тело. Я хотел отвернуться, но продолжал смотреть. Ожидал вони, смрада, трупного запаха – и не дождался. А ведь он должен быть, потому что месяц прошёл. В памяти всплыли какие-то статьи и передачи, в которых говорилось о проблеме кладбищ: тела перестали разлагаться из-за обилия консервантов в еде. Выкапывают покойника через тридцать лет, а он как огурчик.

– Лицо открывать не буду, вдруг ещё сниться начнёт, – сказал Игорь сиплым голосом. – Опусти фонарь ниже.

Он отвёл в стороны складки ткани (его просто колотило), показались сложенные на груди крупные серовато-бледные кисти рук. На среднем пальце тускло поблёскивал перстень, тот самый, с чёрным камнем.

– Перчатки дай… там, в рюкзаке. И телефон… заснять надо.

– Спятил?

– Ничего не спятил. Как доказательство сохраню на всякий случай.

Я подал резиновые жёлтые перчатки, в которых моют посуду, Игорь надел их и после секундного колебания решительно потянул кольцо, придерживая руку покойницы. Перстень не поддавался.

«А если не снимется?» – запаниковал я.

– Не снимается, чёрт, палец распух, – пропыхтел Макаркин. – Придётся резать… Глеб, дай нож.

– Что? С ума сошёл?! – Я мгновенно взмок под рубашкой. За спиной почудились шорохи, казалось, что чей-то взгляд буравит мне затылок.

– Тогда помоги, чего время тянешь.

Я спустился в яму, бормоча проклятья. Второй пары перчаток Макаркин не припас, и ради гигиены пришлось обхватить запястье покойницы через накидку. Игорь крепко сжал перстень и дёрнул. От рывка сбилась ткань, накрывающая лицо усопшей, я вскрикнул и зажмурился: на меня уставились два мёртвых тусклых глаза на изрытом морщинами лице.

– Она смотрит!

– Тише ты, чего орёшь? Кто смотрит?

Тёмные веки покойной были плотно закрыты. Показалось…

– Всё равно не снимается. – Игорь скривился, сплюнул. – Вылезай и подай нож.

…Через несколько минут я вытянул Макаркина из ямы. Он показал перстень на ладони, удовлетворённо улыбнулся:

– Всё окей. Палец назад приставил, как и было.

Мы торопливо закидали яму землёй, не тратя время на разговоры, установили на место деревянный крест и постарались привести могилу в прежнее состояние.

Стало светать. Игорь погасил фонарь и придирчиво осмотрел холмик, поправил его лопатой. Дело было сделано, он успокоился и повеселел. Сорвал несколько стебельков каких-то синих полевых цветов, растущих у дороги, воткнул возле венков.

– Прости, если можешь, Клавдия Фёдоровна.

Глава 3. Друг мой Игорь

Макаркин надел кольцо на палец и удивился:

– Думал, что мало будет, а оно как влитое. Что за камень, ты не знаешь?

– Агат, наверно… тебе идёт, – покосился я. Перстень сделал его руку красивой, даже изящной.