Последняя битва Злотников Роман

4

– …и это рыбье дерьмо все, что ты сумел насобирать?

Худой чернявый нищий с лицом, изуродованным ударом обсиданового ножа, зло уставился на Кремня. Сержант спокойно выдержал злобный взгляд и, изобразив подобие насмешливой улыбки, смиренно ответил:

– Да, старшой.

Чернявый зло взрыкнул:

– И зачем Убогно навязал мне на шею это убожество? Да у меня любой пацан или старуха собирают за день в три раза больше, чем ты.

И на этот раз голос сержанта был тих и смиренен:

– Я знаю, старшой.

Чернявый раздраженно сморщился, но, как видно, предупреждение, которое Кремень сделал чернявому две луны назад, все еще сохраняло свою убедительность, потому что нищий только дохнул сквозь злобно стиснутые зубы и кивком головы отпустил сержанта. Кремень все так же смиренно поклонился и отошел к дальней галерее, где располагался его десяток. В принципе он мог бы и ничего не приносить, поскольку это был последний день их пребывания в этой крысиной норе.

Они прибыли на «ночной двор» Эллора почти две луны назад. Сначала их всех собрали в Одиннадцатом форте, о котором уже давно ходили всякие странные слухи. Кто говорил, что в нем хранится золото Корпуса и поэтому внутри этого форта устроен специальный лабиринт с жуткими тварями, которых приручил сам Грон, когда ходил внутрь Проклятого острова. Другие рассказывали, что его строители были умерщвлены сразу после завершения работ по страшному степному обряду безногим рабом, бывшим тасожским колдуном из рода Черной змеи, а их изуродованные останки замуровали в стены. Но сам Кремень больше склонялся к версии, что этот форт облюбовали «ночные кошки». Отсюда и вся эта чертовщина с пугающими нечеловеческими воплями и воем, ночными шабашами и иной необъяснимой дребеденью, что регулярно творилась рядом с Одиннадцатым фортом. За время службы он три раза ходил в конвое, сопровождавшем обозы, которые следовали в Одиннадцатый форт. И все три раза конвой доводил обоз до широкой поляны, где повозки с таинственным грузом, плотно укрытые грубым некрашеным полотном, окружали молчаливые фигуры, затянутые в черные и синие комбинезоны «ночных кошек», и на этом работа конвоя считалась законченной. Так что дорога до форта была ему знакома. И когда повозка, которой управлял весело балагурящий и горланящий песни Булыжник, свернула с Восточной рокады на узкую, неприметную дорогу, которая, несмотря на свою крайне скромную ширину, была идеально отсыпана щебнем и лёссо-земляной подушкой, поверх каковой была высеяна тщательно отсортированная травяная смесь, Кремень сразу понял, куда они едут.

В форт прибыли перед самым закатом. Когда повозка со слегка поутихшим Булыжником на облучке миновала знакомую поляну, Кремень влез на козлы и уселся рядом с возницей. Джуг, дремавший в соломе, вскинул морду, но, увидев, что хозяин просто переменил дислокацию, вновь опустил морду на лапы и смежил веки. Такая мелочь, как птичий гомон, боевого пса совершенно не интересовала. Булыжник бросил на присоединившегося к нему Кремня понимающе-насмешливый взгляд:

– Интересуешься?

Кремень молча кивнул.

– Командоровых тварей опасаешься?

Кремень скорчил рожу, по которой сразу можно было установить направление, в котором он видал этих тварей, и еще пуще завертел головой, с любопытством оглядываясь. Вокруг все казалось совершенно мирным. То есть окружающий лес спокойным назвать было нельзя. По обеим сторонам дороги вовсю трещала, верещала и заливалась разнообразная пернатая сволочь, в глубине сумрачных лесных прогалин то и дело мелькали рыжие беличьи тела, а где-то впереди с громким треском продирался через бурелом кабан. Внезапно до Кремня дошло, что живности вокруг как-то многовато. Уж какой глухой ни выглядела эта дорога, все же не так далеко, в паре лиг впереди стоял гарнизон числом не менее нескольких сот рыл. И можно было дать голову на отсечение, что эти рыла активно шляются по этому лесу. А значит, все это лесное зверье и пернатые суматошники, по идее, давно должны были выбрать себе для проживания местечко поспокойнее, а их тут было едва ли не больше, чем в самой глухой чащобе. Он озадаченно нахмурился, пытаясь понять, в чем тут секрет. Булыжник некоторое время с усмешкой наблюдал за его потугами, потом спросил:

– Удивляешься, откуда здесь столько птиц?

Кремень неопределенно пожал плечами. Булыжник натянул вожжи, остановил повозку и, соскочив на землю, подошел к ближайшему дереву.

– Вот, смотри. – Он откинул большую ветку и, поманив к себе Кремня, указал куда-то наверх.

Кремень задрал голову и удивленно присвистнул. Вверху, на высоте трех или четырех человеческих ростов, к стволу была примотана конструкция, в которой он с некоторым трудом опознал обыкновенную птичью кормушку.

– И зачем это? Летом в лесу птицам и так еды от пуза.

– Эта кормушка не столько для кормежки, сколько для того, чтобы привязать птиц к нужному месту. Птицы – отличные сторожа и достаточно сообразительны, чтобы отличать тех, кто насыпает им корм, от всех остальных. Как ты наглядно убедился на нашем примере, секреты охранения могут не только услышать, что по дороге или, скажем, через лес следуют какие-то чужаки, но и, используя птичий гомон, издали отслеживать скорость и направление перемещения.

Кремень усмехнулся:

– Хитро придумали. Да тут часовому можно спать в секрете. Такой шум мертвого подымет.

Булыжник усмехнулся в ответ:

– Все не так просто, старина. В линиях птичьей охраны есть довольно большие промежутки. Иногда ведь надо кое-кого, наоборот, провести в форт так, чтобы ни одна живая душа не догадалась, что кто-то прошел. Так что большинство секретов перекрывает именно те тропы, а охрана вдоль дороги выставляется в основном в случае резкого осложнения обстановки.

Кремень кивнул, пару минут подумал и осторожно спросил:

– А почему ты все это мне рассказываешь?

Булыжник беззаботно пожал плечами:

– А что?

– Мне казалось, что все это тайны Корпуса.

Булыжник усмехнулся:

– Да, ты прав, вот только это те тайны Корпуса, которые отныне придется беречь и тебе тоже. И это еще не самые большие из тайн, которые тебе предстоит беречь.

Об этом Кремень уже и сам догадался. Поэтому он с непроницаемым лицом перебрался обратно на повозку и, завалившись на спину, уставился в темнеющее небо, спрашивая себя: а стоило ли ему вляпываться во все это дерьмо? Впрочем, сейчас вопрос был уже чисто риторическим. Кремень был уверен, что если бы даже он сейчас соскочил с повозки и попытался дернуть в лес, то не успел бы сделать и десятка шагов, как у него между лопаток выросло бы новое украшение в виде черенка арбалетного болта. Джуг повернул морду, лизнул хозяина в ухо и снова отвернулся. В этот момент дорога сделала поворот, и повозка выкатилась из леса на вырубку, в дальнем конце которой возвышалась укрытая вытянувшимися предзакатными тенями мрачная громада Одиннадцатого форта.

В форте они провели почти три луны. Кремень всегда считал себя неплохим бойцом. Даже до того, как вступил в Корпус. Для того чтобы держать в руках буйную вольницу «лихих», нужно постоянно подтверждать, что ты самый сильный и злой пес во всей своре. И сам Корпус тоже немало добавил к его воинскому умению. Именно тогда он понял, что позволяет сотне «длинных пик» практически без потерь порвать на холодец впятеро и более многочисленного противника. Превосходство в вооружении и тактике, всесторонняя индивидуальная подготовка и железная дисциплина – вот что. Однако именно здесь, в Одиннадцатом форте, он понял, почему на бойцов специальных подразделений не распространяется ограничение одного пятилетнего контракта. Таких бойцов нельзя было выпускать в Оокону без жесткой и короткой узды Корпуса. Ибо все его воинское искусство по сравнению с тем, что умели «ночные кошки», теперь казалось ему детской игрой. И он был полностью согласен с теми, кто считал, что Одиннадцатый форт населен жуткими тварями. Вот только эти твари имели по две руки и ходили на двух ногах.

Впрочем, Булыжник был настроен более скептически:

– Да, все эти штуки, конечно, впечатляют, но арбалетному болту по большому счету глубоко плевать, умеешь ты карабкаться по абсолютно гладкой стене или бегать бегом по натянутой веревке. А что касается всех этих метательных колец, чакр и сюрикенов… то хотел бы я посмотреть, как эти ребятки подберутся на расстояние броска к парню из «мокрой команды» со старым добрым «пружинником» в руке.

Но занимался он охотно. И дела у него шли гораздо веселее, чем у Кремня.

Однажды вечером, когда уже подходила к концу третья луна их пребывания в Одиннадцатом форте, ворота распахнулись и внутрь въехала кавалькада из пары дюжин всадников. Они с Булыжником как раз успели набить брюхо вечерней пайкой, которая была не в пример обильнее и разнообразнее обычного довольствия, каковое Кремень и так при всем желании не рискнул бы назвать скудным. Впрочем, при таких нагрузках они все равно перед каждым приемом пищи испытывали легкое чувство голода. Когда ворота форта распахнулись и первый из всадников показался в проеме ворот, Булыжник, пялившийся из-под ладони на ворота, внезапно тихо присвистнул. Кремень повернул голову.

– Что?

За последнее время они уже привыкли переговариваться друг с другом односложными словами, условными знаками или сигналами. Булыжник цыкнул, продолжая напряженно вглядываться в гостей. Когда за последним из прибывших закрылись тяжелые ворота, он отнял руку ото лба и, повернувшись к Кремню, коротко произнес:

– Финиш!

Кремень чуть вскинул брови, показывая, что желал бы получить разъяснения. Булыжник понимающе усмехнулся:

– Первый – капитан Слуй.

Да, если в форте появился сам Черный Капитан, это действительно означало финиш. Кремень нахмурился и несколько мгновений переваривал информацию, потом спросил:

– Остальные?

Булыжник пожал плечами и то ли ответил, то ли спросил:

– Небось такие же, как мы?..

На следующий день занятия отменили. До обеда они приводили в порядок оружие и снаряжение, если это можно было так назвать (Кремень диву давался тому, как вроде совершенно безобидные предметы в умелых руках внезапно оказывались убийственно смертоносными), а сразу после него их пригласили в Зал собраний форта.

Когда они вошли в помещение, там уже находились начальник форта, несколько бойцов из состава гарнизона и все прибывшие вчера вечером. Капитан Слуй сидел чуть в стороне, как раз напротив дверей, и, как только они возникли на пороге, Кремень почувствовал, как в него воткнулся жесткий, цепкий взгляд. Но он сделал вид, что ничего не заметил.

Спустя минуту после того как двери были плотно закрыты, начальник гарнизона, испросив взглядом разрешения у Черного Капитана, негромко подал команду:

– Господа офицеры!

Офицеров среди присутствующих было едва ли четверть, но по традиции считалось, что любой сержант спецподразделения обладает статусом офицера. Это выражалось и в их «бессрочном» контракте, и в том, что их нормы обеспечения всеми видами довольствия полностью соответствовали офицерским. Капитан Слуй приподнялся с легкого кресла и, чуть кивнув головой, так же негромко произнес:

– Господа офицеры… – И после короткой паузы: – Прошу садиться.

Кремень мысленно усмехнулся. Если бы подобная команда подавалась где-нибудь на совещании, пусть даже офицерского состава, но линейных подразделений, то она была бы произнесена так, что у соседей подававшего команду еще с минуту звенело бы в ушах. А здесь все негромко, с некой демонстративной мягкостью. Дескать, «мы, конечно, члены Корпуса и соблюдаем всю эту уставную дребедень, но не обращаем на нее особого внимания». Однако в следующее мгновение ему стало не до размышлений по поводу нюансов поведения. Черный Капитан выпрямился во весь рост и оперся руками о спинку креслица, на котором прежде сидел.

– Господа, настал тот день, которого вы так долго ждали… – Он окинул взглядом присутствующих, и Кремню показалось, что уголки его рта слегка приподнялись в легкой улыбке. Впрочем, через мгновение он уже готов был поклясться, что это ему почудилось. А Черный Капитан продолжал: – Всех вас отобрали из числа обычных бойцов линейных подразделений, уволенных из рядов Корпуса по окончании стандартного пятилетнего контракта. Это было сделано неспроста. По нашим предположениям, те, кому мы противостоим, располагают возможностями следить за перемещениями наших подразделений. Вот почему, хотя для выполнения предстоящих задач мы вполне могли бы использовать уже имеющиеся в составе Корпуса подразделения, нам пришлось отказаться от этого и предложить возобновить сотрудничество с Корпусом вам. – Капитан помолчал, переводя внимательный взгляд с одного лица на другое.

– Некоторые из вас проходят подготовку уже в течение двух лет, большинство были отобраны из состава прошлых команд уволенных, а некоторым пришлось довольствоваться подготовкой всего в течение нескольких лун. Правда, из последних команд мы постарались отобрать людей, уже имеющих опыт самостоятельных действий, пусть даже, так сказать, не на нашей стороне. И, судя по последним докладам инструкторов, они сумели даже за столь короткое время показать вполне удовлетворительные результаты.

Черный Капитан умолк и уставился прямо на Кремня, которому показалось, что ему со всего размаха засветили веслом по затылку. Он никогда особо не верил разговорам о «втором шансе», во всяком случае в отношении себя. То есть всякую мелкую шушеру типа рыночных воров и ночных грабителей, конечно, могли простить или, вернее, «не заметить», но у него самого на руках было столько крови, что он был совершенно уверен в том, что, если бы кто из офицеров узнал, кто он такой на самом деле, его ждала бы прямая дорога на колесование. Поскольку на его совести были не только жирные купцы и тупые систрархи мелких городишек, но и несколько членов Корпуса, среди которых было даже два офицера. А такого Корпус не прощал никому. Собственно, все его трудности как раз и начались в тот момент, когда он напал на Корпус. Смешно, но тогда он считал, что поймал свою самую большую в жизни удачу. Потому что когда с неприметной, но крепкой повозки был откинут еще склизкий от крови бойцов Корпуса полог, ему в лицо ударил жирный блеск золотых брусков. А потом начался ад… И вот оказалось, что все это время в Корпусе знали, кто он такой! Между тем капитан Слуй заговорил снова:

– Так вот, сегодня вы наконец узнаете, для чего вас так упорно готовили. – Он повернулся к стене, задернутой тяжелым пологом-занавесью (Кремня всякий раз, когда он бывал в этом зале, мучило любопытство, что же там, за этим пологом), и одним движением отдернул его. За пологом оказалась белая оштукатуренная стена, покрытая множеством линий и значков. До Кремня не сразу дошло, что это карта. За время службы в Корпусе он имел дело с множеством карт, да и сам овладел неплохими навыками картографии. Его десяток получал раз двадцать задание откартографировать заданный район или разведать обнаруженную тропу, что в обязательном порядке предусматривало изготовление кроков. Но эта карта была совершенно другой. Такую Кремень видел только один раз, когда, еще во время прохождения «давильного чана», к ним в десяток пришел офицер-обучитель Академии. Он начал урок с того, что вежливо поздоровался и (страшно подумать) предложил десятку присесть. Безымянные (как называли всех, проходящих «давильный чан»), привыкшие к оглушительному реву сержантов и к тому, что все, даже отправление естественных надобностей, им теперь необходимо научиться делать не только стоя, но еще и на бегу, пару мгновений оторопело пялились на мужчину в легком поддоспешнике с капитанским эполетом на левом плече, а потом осторожно опустились на землю. Офицер благодарно кивнул и таким же мягким, занудным голосом принялся рассказывать о картографии, видах карт и способах их вычерчивания. Через пару минут большинство бывших бродяг, фермеров, беглых рабов и воров, уже начавших было задумываться, действительно ли контракт с Корпусом стал их спасением или это просто один из наиболее изощренных способов наказания, впало в некое остекленение, которое часто охватывает страшно недосыпающего человека в тот момент, когда ему монотонно бормочут о чем-то совершенно неинтересном. Но Кремень успел уловить холодную льдистость взгляда этого внешне такого мягкого и вежливого (особенно по сравнению с сержантами учебного полка) человека. Поэтому он изо всех сил боролся со сном и вслушивался в монотонный голос.

– …я бы хотел, чтобы вот тот молодой человек в серой тунике повторил все, что я только что сказал.

Кремень готов был поклясться, что в тот момент, когда офицер-обучитель произносил эти слова, ни его голос, ни интонация совершенно не изменились. Только страшный шрам, располосовавший ему левую щеку, слегка потемнел. Произнеся эту фразу, офицер замолчал и уставился на совершенно другого бойца. Десяток очнулся от оцепенения и уставился на того, на кого был устремлен офицерский взгляд. Офицер молча подождал секунды две, нарочито ленивым движением завел руку за спину и, произнеся:

– Я попросил повторить все, что я рассказал… вас! – резким движением выбросил вперед руку с внезапно появившимся в ней боевым бичом в сторону того самого бойца в серой тунике, к которому обращался, но на которого в это мгновение не смотрел вовсе. Боец, абсолютно не ожидавший нападения, взревел от боли и опрокинулся на спину. Но это ему не помогло. Следующий удар рассек ему губу, очередной располосовал кожу на животе, затем он лишился глаза, а потом рухнул на землю, зажимая руками место, где у мужчины обычно находятся гениталии. Завершающим ударом офицер разрубил ему кадык, и надсадный рев убиваемого тут же перешел в клокочущий хрип. Офицер отбросил конец бича назад, пару раз щелкнул им, отряхивая от крови и кусочков приставшей плоти, потом одним легким движением кисти скатал его в кольцо и повесил на крюк, прикрепив к поясу сзади, откуда он его и извлек. За спинами десятка раздался рев сержанта:

– Эй, третий, восьмой, отволоките эту пад…

– Не стоит, сержант. – Голос офицера был все так же тих, вежлив и монотонен. – До конца занятий у нас остался всего лишь один колокол, так что не будем терять время. Труп уберете потом. – Он повернулся к десятку, снова впавшему в оцепенение, на сей раз от скорой и жестокой расправы, и спокойно произнес: – Итак, рассмотрим преимущества проекции обучителя Кларма для карт особо мелкого масштаба. – С этими словами он развернул карту, которая очень напоминала ту, что сейчас была изображена на стене…

Капитан Слуй посмотрел на присутствующих:

– Как вы уже, вероятно, поняли, это – карта Ооконы, известной нам части мира. Кроме многого другого на ней отмечены все Корпусные школы, расположенные за пределами Атлантора, Элитии и Новых земель (так назывались земли на севере, на которых утвердились поселения свободных бондов и ветеранов Корпуса). И у нас есть основания полагать, что вскоре все эти школы подвергнутся скоординированной атаке.

Черный Капитан замолчал и прошелся вдоль стены с картой, давая всем возможность как следует разглядеть рисунок. Да уж, там было обозначено гораздо больше, чем Корпусные школы. Кремень насчитал все двенадцать пограничных фортов, отыскал линии аж трех строящихся, рокады в Новых землях, заметил, что рядом с Герленом и другими базами флота мелом выведено число кораблей, базирующихся на них. От жадного разглядывания карты его оторвал голос Слуя:

– Так вот. Уровень координации действий и силы, задействованные для подготовки этого нападения, позволяют предположить, что за этим стоит извечный враг Корпуса – Орден.

В зале прошелестел изумленный вздох. Орден – жив?! Это было страшной новостью. Слуй несколько мгновений наблюдал за удивленно напрягшимися лицами.

– Да, – сухо сказал он. – Как оказалось, Орден гораздо сильнее и изощреннее, чем мы думали. За прошедшие годы он сумел оправиться от удара и вновь пытается нанести вред Великому Грону и Корпусу. И Корпусные школы всего лишь первый рубеж, по которому они хотят ударить. Но мы хотим, чтобы этот удар не только не достиг цели, но и в процессе его отражения мы смогли бы захватить кое-кого, кто был бы осведомлен о дальнейших планах Ордена.

Кремень понимающе кивнул. Что ж, все ясно. Сказать по правде, он не очень-то понял, с какой стати предпринимать такие усилия для защиты этих Корпусных школ. Поскольку, по его мнению, все, что в них было от Корпуса, – это только название. Сами школы располагались за пределами гарнизонов, а часто и вообще в местах, где не было никаких гарнизонов. И хотя обучение в них было обязательным для всех бойцов Корпуса на протяжении пяти лет службы, никто не воспринимал их персонал как своих. Поскольку ни обслуга, ни большинство обучителей не имели к Корпусу никакого отношения. Они не проходили «давильного чана». Так что подавляющее большинство бойцов относилось к Корпусным школам как к некой причуде Великого Грона, которую такому человеку вполне можно простить.

– Вы замените всю обслугу этих школ. А некоторые, те, кто на это способен, заменят и часть обучителей. И в тот момент, когда враг атакует школы в полной уверенности, что ему предстоит славная резня беззащитных обучителей… – Тут Черный Капитан сделал паузу и усмехнулся. Всем стало ясно, что он имеет в виду. И это им всем понравилось. Но капитан Слуй тут же стер улыбку с лица и заговорил жестким тоном: – По нашим сведениям, в качестве основной ударной силы они собираются использовать городскую чернь. Поэтому, прежде чем вы разъедетесь по назначенным вам школам, вам предстоит еще пройти… скажем так, стажировку на «ночном дворе» Эллора. Вы должны хорошо изучить повадки ваших будущих противников, их условные знаки, сигналы, психологию, слабые места. Ваша стажировка будет продолжаться не более двух лун. Постарайтесь использовать это время по максимуму. Потому что мне не нужна ваша победа любой ценой. Мне нужна «самая дешевая победа»!

И все поняли, что инструктаж закончен. Ибо этой фразой заканчивались все инструктажи в любом подразделении Корпуса.

5

Часовой, скукожившийся под набухшим от дождя плащом, настороженно встрепенулся и высунул из-под полы короткий пружинный морской арбалет, зло блеснувший в сумраке непогоды острием болта. В этот момент чавкающий звук, который как раз и привлек его внимание, повторился еще раз. На этот раз гораздо ближе, чем раньше. Часовой с облегчением вздохнул. Если бы к посту приближался недруг, он вряд ли подарил бы часовому возможность второй раз услышать свое приближение. А если это даже и недруг, то такой, который не заслуживает особого внимания. И когда звук раздался еще раз, часовой окончательно успокоился и опустил взведенный арбалет, одновременно выпустив изо рта сигнальный свисток. Спустя мгновение из-за поворота тропы появилась согбенная щуплая фигура, почти полностью скрывшаяся под огромной вязанкой хвороста. Этого низкорослого аборигена часовой уже встречал. Этот тип был здесь чем-то вроде слуги и ключника. Часовой ухмыльнулся (вот чудак, ну кто собирает хворост в такую погоду?) и беззлобно проворчал:

– И чего ты шастаешь? Мозгов не хватило подождать, пока дождь не кончится?

Тщедушная фигура на мгновение замерла, попытавшись разогнуться и получше рассмотреть того, кто тут собирается его учить, но огромная (для столь невеликого тела) масса хвороста отклонилась назад, и щуплому носильщику, чтобы восстановить равновесие, пришлось тут же отчаянно качнуться вперед всем телом. Поэтому он только ругнулся и, пошатываясь, засеменил дальше по направлению к приземистому хлевоподобному строению, которое было единственным капитальным сооружением на всем плато. Часовой тихонько хохотнул – уж больно потешно было наблюдать, как этот дохляк пытается одновременно двигаться и ругаться, – и, поплотнее закутавшись в плащ, вновь повернулся в сторону тропы, ведущей вниз, в ущелье. В конце концов у него своя работа…

В принципе никто толком не знал, почему Грон решил собрать Совет командиров здесь, на этом забытом всеми богами плато в глухой горной местности между Роулом и Дожирской долиной. Среди тех, кто был посвящен в сам факт внезапного созыва Совета, ходили самые невероятные слухи, но никто не знал ничего конкретного. Бойцы из подразделений, выделенных для охраны, затерзали вопросами сержантов «ночных кошек», из числа которых Грон традиционно набирал конвойные десятки, но те либо по привычке отмалчивались, либо отвечали, что сами ни хрена не понимают. Но заявляли они это с таким наглым видом, что все пришли к выводу: проклятые «кошаки» все-таки что-то знают. Правда, похоже, пытать их об этом бесполезно.

Командиры начали съезжаться на плато еще луну назад. Первыми прибыли флотские, которые тут же застолбили для себя самый живописный уголок в конце долины, рядом с небольшим озерком. Чуть погодя прибыли продубленные зимними степными ветрами полковники, командиры строевых полков, два дня назад съехались генералы, а сегодня в обед прибыл и сам Грон…

Грон сидел у камина, протянув ноги к огню. Комнатка была маленькой, и камин занимал большую ее часть. Еще в комнатке был большой сундук, на котором была устроена лежанка, стол со стоящим на нем массивным подсвечником, полка, заваленная свитками, и кресло, в котором как раз и сидел Грон. На лежанке валялась пара изрядно потертых медвежьих шкур, еще одна шкура занавешивала входную дверь, а вторая дверь, более массивная и, судя по цвету плах, прорубленная гораздо позже, чем входная, не была завешена ничем. Огонь в камине уже почти потух, и только редкие дрожащие язычки, лениво облизывавшие лиловые угли, бросали на лицо сидящего багровые отблески. Грон не отрываясь смотрел на огонь. В этот момент входная дверь со скрипом распахнулась и в комнатушку, откинув медвежью шкуру, с шумом ввалился ее хозяин, щуплый мужичонка.

Грон окинул вошедшего ироническим взглядом, наклонился вперед, взял кочергу и, пошуровав ею, другой рукой подкинул в камин пару полешков. Огню это понравилось, и он, с минуту потужась, загорелся веселее.

– Ну как, много насобирал?

Мужичок разинул рот, собираясь, судя по всему, произнести что-то сердитое, но… чихнул. Как видно, подобное развитие ситуации ему крайне не понравилось, потому что он сердито насупился, молча скинул насквозь промокший плащ и, с трудом дотянувшись до деревянной перекладины сушилки, укрепленной на стене у левой стенки камина, натянул на нее плащ. И только после этого сварливо проворчал:

– Почему твои сержанты такие зануды?

Грон усмехнулся:

– Прости, но это основной критерий, по которому я отбираю сержантов. Понимаешь, сержант может быть умным или глупым, сильным или слабым, храбрым или трусливым – это уж как повезет, но он должен быть абсолютным занудой. Иначе это не сержант, а… недоразумение.

– Надо же, а я-то считал, что у тебя в Корпусе не так уж много слабых, тупых и трусливых. Во всяком случае, гораздо меньше, чем в армии венетского царя или Верховного жреца Хемта.

Грон кивнул:

– Да, это так. Но только потому, что я выбираю самых сильных, толковых и смелых зануд. Не зануда не может стать хорошим сержантом. Бойцом – возможно, офицером – не исключено, певцом, ученым, архитектором – вполне вероятно, но сержантом… – Грон замолчал. Хозяин комнаты совершенно не ожидал столь подробного развития этой темы, и потому речь гостя слегка выбила его из колеи. Он задумчиво потерся щекой о плечо и, наклонившись над камином, протянул к огню озябшие ладони. Постояв так несколько минут, он тихо заговорил:

– Ты умеешь очень хорошо управлять людьми, Грон, как это говорят, дергать их за ниточки… лучше всех, кого я знал в своей жизни. И я не вижу ни одного, кто мог бы тебя заменить… Ты твердо решил уйти?

Грон повернул голову и посмотрел в лицо собеседнику, которое в причудливой игре бликов было похоже на ритуальную маску какого-нибудь черного колдуна диких народов, по слухам обитающих далеко на юге Хемта.

– Да.

Его собеседник поежился и, хотя разгоревшийся камин дышал жаром, поплотнее закутался в накидку, скрывавшую его тщедушное тело от подбородка до самых пяток.

– Я не понимаю… Ты всегда был для меня загадкой, Грон. Ты мог бы завоевать весь мир… Как военной силе Корпусу до сих пор нет равных. А уж после уничтожения Горгоса у тебя в руках была армия, способная пройти сквозь всю Оокону, как горячий нож сквозь масло. Все, все лежали бы у твоих ног – и венеты, и Хемт, и остальные страны и народы… Почему?

Грон пожал плечами:

– А зачем? Вот твой Орден когда-то добился всего того, что ты предлагаешь мне. И что?

– Они властвовали над этим миром пятьдесят тысяч лет! Во вселенной не было владык могущественнее, чем они.

Грон усмехнулся:

– А сами при этом были слугами безмозглого устройства типа колодезного ворота.

Его собеседник, когда-то носивший имя брата Эвера из Тамариса, досадливо дернулся:

– Я уже слышал это твою тупую аналогию.

Грон ухмыльнулся:

– Согласен, аналогия не слишком изящная. Все дело в том, что она правильная. Понимаешь, несмотря на все наши беседы, ты все еще продолжаешь считать, что Творец всего лишь некий посредник между Посвященными и богами. А это не так…

– Чушь! Ну как ты не понимаешь? Хранитель Творца не раз обращался к нему за советом либо предсказанием, и Творец всегда, понимаешь, всегда оказывался прав.

– И в моем случае тоже?

– Да! Представь себе. Вспомни Книгу Мира Тридцать третьей Эпохи! Он еще семнадцать Эпох назад предсказал, что появится Измененный, который сможет временно прервать череду Эпох. Но в этом предсказании было сказано, что спустя некоторое время Орден сумеет вновь вернуть ситуацию под свой контроль.

Грон поморщился:

– Слушай, ты же сам заметил, что эта приписка сделана совершенно другими чернилами и явно другой рукой. Так что, скорее всего, она была сделана позже. Каким-нибудь дальновидным Хранителем. Для того чтобы у грядущих поколений Посвященных не возникло сомнений в незыблемости существующего порядка.

– Но даже если это и так, все равно ты не сможешь отрицать, что Творец предвидел твое появление!

Грон вздохнул:

– О боги, ну сколько тебе можно объяснять, что даже в мое время существовали механизмы и устройства, способные одновременно хранить, обрабатывать и выдавать объем информации, равный, скажем, десятку тысяч книг, и при этом основным своим предназначением они имели рутинную работу типа той, что исполняет писец или раб, зажигающий свечи. Они назывались компьютерами, и в моем мире их было как грязи. А Творца явно создал кто-то более знающий, чем самые крутые умники из моего времени. И чтобы сделать такое предсказание, достаточно только заложить в него возможность статистической обработки материала. В моем мире один шутник доказал, что если… м-м, тупому и безграмотному рабу дать перо и предоставить бесконечное количество времени, то рано или поздно он напишет все философские трактаты, которые только смогли напридумывать мудрецы. Это – статистика. – Грон на мгновение замолчал и добавил убедительным тоном: – Поверь, Я – был в контакте с Творцом и точно знаю, что это всего лишь тупой исполнительный механизм.

В комнате воцарилась напряженная тишина, которую нарушил тот, кого когда-то звали Эвером.

– Тогда почему ты все-таки не стал владыкой мира? – тихо спросил он.

Грон ответил не сразу. Он снова пошуровал кочергой, подкинул в камин еще пару поленьев, откинулся на кресло, жалобно заскрипевшее под его тяжестью, и лишь после этого повернулся к собеседнику:

– Понимаешь, я никогда не испытывал желания, как бы это сказать, забраться на самую вершину. Для этого надо быть человеком совершенно особого склада, основным отличительным признаком которого является непомерное властолюбие. А я всегда считал таких убогими. Если бы Орден не пытался с таким маниакальным упорством отделить мою голову от тела, я бы, скорее всего, прожил тихую, спокойную жизнь торговца лошадьми и мирно кончил бы свои дни в собственной постели в кругу семьи.

Карлик скептически скривил губы, явно собираясь возразить, но Грон не дал ему открыть рот:

– Да нет, не надо меня ловить. У меня действительно довольно много власти. Но ее ровно столько, сколько мне надо для того, чтобы я мог делать то, что считаю нужным. И… довольно.

Его собеседник поджал губы.

– Распространять «грязное знание»?

Грон усмехнулся:

– И это тоже. Но это, как ты его называешь, «грязное знание» не самоцель, а всего лишь средство. В частности, для того чтобы удержать ту толику власти, которая мне нужна.

Карлик хмыкнул:

– Толику?

Грон никак не отреагировал на выпад, поэтому его собеседник продолжил:

– Для того чтобы удержать твою толику власти, тебе достаточно было бы всего лишь прекратить увольнять бойцов из Корпуса по окончании пятилетнего срока их службы.