Крестовый поход машин Андерсон Кевин

Без всякого предупреждения Агамемнон снова вытолкнул несчастного в безвоздушное пространство, а Юнона включила свой усилитель. Испытывавший невероятные мучения офицер, казалось, вот-вот вывернется наизнанку – так неистово он извивался от боли и удушья. В глазах и ушах его полопались кровеносные сосуды, но Вергиль продолжал упорствовать. Снова оказавшись внутри сферы, он выплевывал кровь и, задыхаясь, выкрикивал ругательства. Его трясла неодолимая дрожь.

Агамемнон просунул в сферу манипулятор, схватил пленника и подтянул его ближе к себе. Генерал титанов обхватил механической рукой голову Вергиля и выпустил из пальцев острые зонды. Пробуравив череп, они вошли в мозг.

Вергиль дико закричал, пролепетал имя Ксавьера и впал в беспамятство.

– Это экстаз боли, – сказала Юнона. – Совершенно замечательное ощущение.

Кимеки одобрительно забормотали.

– Такие зонды помогут в прямых допросах, – сказал Юноне Беовульф. – Я участвовал в их разработке, а испытание системы проводил на своих рабах Эразм. К сожалению, данные получаются в формате, не доступном для мыслящих машин непосредственно.

– Мне он доступен, – сказал Агамемнон и пренебрежительно фыркнул. – Мозг этого человека переполнен преувеличениями, ложью и абсурдной пропагандой, которую распространяет профессиональный агитатор Иблис Гинджо. Наш пленник действительно во все это верит.

– Совершенно бесполезная информация, – произнесла Юнона с притворным вздохом. – Надо его просто убить. Можно я сама сделаю это, любовь моя?

– Вергиль Тантор! – обратился к пленнику Агамемнон. – Расскажи мне о моем сыне Вориане Атрейдесе. Он был твоим другом? Ты уважал его?

Глаза пленного приоткрылись, губы шевельнулись. Высокочувствительными сенсорами генерал кимеков уловил едва слышный шепот.

– Примеро Атрейдес… великий герой… джихада. Он призовет вас, машинных демонов… к ответу.

Агамемнон глубже погрузил зонды в ткань мозга Вергиля Тантора, выжав из несчастного крик боли. Пара проволочных щупов ухватила изнутри глазные яблоки жертвы и втянула их внутрь черепа.

Человек дрогнул.

– Дайте мне умереть!

– В свое время, – пообещал Агамемнон. – Но сначала ты должен помочь нам до конца испытать новые приборы Юноны.

– Это может занять некоторое время, – ласково промурлыкала Юнона.

На самом деле это заняло почти весь остаток дня, прежде чем Вергиль наконец испустил дух к великому разочарованию кимеков, которые были неистощимы на изобретение все новых и новых тестов…

Имея в своем распоряжении артиллерию, боевые корабли и живую силу, наши командиры часто забывают, что самым мощным оружием могут стать идеи.

Когитор Квина

В высокой башне когитора, в Городе Интроспекции, Серена Батлер наслаждалась уединением и безопасностью. Кроме того, здесь готовы были просветить ее и помочь советом, чего постоянно жаждала ее душа с тех пор, как погиб ее одиннадцатимесячный сын. Все эти годы древний когитор Квина была ее бесценным советчиком и наставником, учителем и слушателем.

Но есть проблемы, у которых просто нет решений.

Лишенная тела женщина-философ когда-то жила полноценной земной жизнью, а потом провела больше тысячи лет, просто обдумывая все, чему научилась раньше. Несмотря на все свои усилия, Серене доступна была едва ли капля откровений Квины… но Серена понимала, что хотя бы пытаться она должна.

Еще с тех пор, как ее захватили в плен при выполнении миссии милосердия на Гайеди Прим и сделали домашней рабыней на вилле чудовищного робота Эразма, Серена перестала видеть смысл и в своей жизни, и в жизни всего человечества.

И все же она не поддалась до конца своим сомнениям и вопросам. Она молилась и надеялась, что Квина поможет ей избавиться от смятения и просветит ее духовный взор…

Серена поднялась по ступеням башни Квины и отослала своих серафимов вместе с преданными посредниками, обслуживавшими женщину-когитора. Все знали здесь Серену, так как она часто бывала в башне, и Жрице не приходилось уже объяснять, зачем она явилась сюда. Последней ушла Нирием, самая преданная из хранительниц. Молодая женщина, остановившись в дверях, печально посмотрела на Серену, безмолвно пожелав ей получить столь необходимую помощь. Наконец и Нирием повернулась и вышла.

Серена осталась наедине с Квиной.

Улыбаясь от предвкушения, Серена закрыла глаза. Она знала, что старый, усталый мозг когитора тоже получает радость от их встреч, хотя мысли Квины всегда отличались осторожностью, и она никогда не открывалась полностью.

Каждый раз, мысленно общаясь с философом, Серена чувствовала, что в ее мозгу появляются ответы на вихрь вопросов, которые она вначале даже не собиралась задавать. После встреч Серене требовалось несколько дней, чтобы усвоить и переварить все, что вторгалось в ее мозг, и еще больше времени – чтобы справиться с сомнениями, порожденными каждым новым объяснением.

Но другого способа не было. Она уже не сможет остановиться, хотя иногда ей казалось, что мозг ее переполнен, а череп того и гляди просто лопнет и взорвется. Серена пристрастилась к этим встречам, как к наркотикам. Настанет день, и эти встречи дадут ей ответы на все вопросы.

Сложный и причудливый головной мозг Квины был помещен в емкость с электрожидкостью, раствором химических соединений, слегка вспенивающимся и шипящим в процессе выделения энергии, необходимой для поддержания жизнеспособности и деятельности мозга. Лишенная тела женщина-философ столетия провела в Городе Интроспекции, еще когда он так не назывался.

Медленно, но со страстью Серена опустила кончики пальцев в электрожидкость, едва сдерживая нетерпение. Сделав глубокий вдох, она мысленно воздвигла в мозгу защитную стену, чтобы ничего не отвлекало. Голубые глаза Серены видели только внутреннюю поверхность век; теперь физический и ментальный взор можно было обратить внутрь. Здесь, в глубинах сознания, осуществлялась прямая связь с когитором. Теперь эти два человека могли вести самый сокровенный разговор. Мысли и голос Квины текли в сознание Серены, и она улыбалась, с облегчением чувствуя, как снова сливается с мудростью философа.

– Я чувствую, что твоя ментальная сила растет от наших встреч, Серена. – Голос когитора отдавался эхом под сводами сознания Серены. – Но боюсь, что ты возлагаешь на меня слишком большие надежды. Ты желаешь не сама отыскать нужные ответы, а получить их свыше.

– Когда вокруг меня пустота, Квина, ты для меня – единственная искра надежды. Слишком часто приходится мне двигаться на ощупь, как человеку в тумане. Не лишай меня своего путеводного света, будь моим маяком.

Квина ответила не сразу:

– Иблис Гинджо полагает, что твой маяк – он.

– Да, он для меня – источник силы. Он делит со мной ответственность, которую иначе мне пришлось бы нести одной. Он придает силу джихаду. Он возглавляет и направляет борьбу. Он находит для меня ответы, которых не даешь мне ты.

Казалось, Квине не хочется обсуждать эту тему, но все же она продолжала:

– Великий патриарх не открывает ответы, как я просила делать тебя, Серена. Не получает он их и от людей, обладающих большей, чем у него, мудростью. Иблис Гинджо просто творит те ответы, какие желает слышать, а потом ищет способы оправдать их задним числом.

Серена попыталась защититься:

– Он делает то, что необходимо делать.

– Действительно ли это необходимо? Я не дам тебе ответа на этот вопрос, ты должна найти его самостоятельно. Ты сама должна открыть путь, как ты сумела сама открыть путь, который вывел тебя из безумия горя.

Серена почувствовала, как со дна ее сознания всплывают тени прошлого.

– Тогда ты тоже была моим маяком, Квина.

Пока джихад бушевал именем ее погибшего сына Маниона, Серена выздоравливала здесь от своего горя. В одиночестве, под надежной защитой этих стен, она проводила много времени со своей матерью Ливией, потерявшей сына-подростка, близнеца Окты Фредо.

Ливия убеждала дочь, что понимает ее глубокую скорбь, но Серена отказывалась в это верить. Это совершенно другое, когда твой взрослый, талантливый сын погибает от болезни – в этом нет ничьей вины. Серена же была вынуждена смотреть, как ее невинный малыш, веселый умница, был убит Эразмом из чистой мстительности.

Квина помогла Серене куда больше. Хотя лишенный тела древний мозг можно было бы счесть отчужденным и далеким от понимания человеческих трагедий, Серена с удивлением обнаружила, что именно Квина дает ей перспективу и надежду на выздоровление, чего ей не мог дать никто, включая ее собственную мать.

– Ты хороший и верный друг, Квина, бастион силы в Лиге Благородных. Если бы все люди были столь же объективны и преданы делу, то нам не пришлось бы опасаться неудачи джихада из-за недостатка решимости.

Серену очень беспокоили полученные ею сообщения о растущей волне протестов против джихада. Люди требовали отозвать храбрых бойцов с этой войны. Двадцать четыре года – слишком большой срок для войны, утверждали противники джихада, даже для эпической битвы с вездесущим злом всемирного компьютерного разума.

Но власть мыслящих машин держалась тысячу лет, а великая борьба с ними продолжается только четверть века. Люди не видят перспективы – конечно, из-за краткости собственной жизни: они просто не хотят прожить всю жизнь в войне.

– Сейчас ты говоришь словами Великого патриарха, а не словами Серены Батлер, – укоризненно произнесла Квина. – И это главный урок, который ты извлекла из моей философии? Твердую решимость во что бы то ни стало продолжать войну с мыслящими машинами?

– Я не когитор, – ответила Серена. – Я всего лишь заключенная в человеческую плоть женщина, отягощенная краткостью жизни и множеством дел, которые надо совершить. Мне необходимо действие, а не простое созерцание.

Ответ Квины начал пульсировать вокруг пальцев Серены:

– Значит, именно это ты и должна делать, Серена Батлер. Ты должна действовать.

Серена быстро вспомнила все, что она пыталась делать, вселяя силы в людей – она ходила к ним, воздавала почести погибшим, говорила с ранеными солдатами и потерявшими надежду беженцами, посещала их лагеря, потратила на благотворительность огромную долю состояния семейства Батлеров. Население любило ее, но ей хотелось дела, настоящего дела.

Услышав какое-то движение за пределами комнаты, Серена прервала контакт с Квиной, извлекла пальцы из электролита. Подняв голову, она зажмурилась от яркого света, лившегося из высоких окон кельи когитора.

У входа стояла Нирием, вытянув руки по швам. Отороченная пурпурной полосой одежда ослепляла белизной.

– Жрица Батлер, мы получили сообщение по межгалактической связи. Флот джихада возвращается с IV Анбус.

Серена радостно улыбнулась. Ксавьер и Вориан возвращаются.

– Сообщите Великому патриарху. Мы должны достойно встретить наших героев.

Предстоящего испытания Ксавьер Харконнен боялся больше, чем всех пережитых им сражений с врагом. Но теперь, возвращаясь на Салузу Секундус, он не мог и не имел права уклониться от этого последнего долга.

Долг, честь и ответственность составляли основу его характера, заложенную учебой в школе Салузанского ополчения.

Как только флот джихада прибыл в столицу Лиги, Ксавьер взял белого салузанского жеребца и отправился верхом в имение Тантора, старое аристократическое поместье, где провел детство. Он не спал ночь, но не мог отложить этот визит.

В течение последних лет имение все сильнее разрушалось. Старый Эмиль Тантор и его супруга Люцилла приняли в свой дом осиротевшего шестилетнего Ксавьера, воспитали его, а затем официально усыновили. Позже у них неожиданно родился и собственный сын.

Вергиль.

Пару десятилетий спустя Ксавьер женился на Окте и переехал из дома Танторов, а потом уехал и Вергиль, вступив в Армию джихада. Шесть лет спустя Люцилла Тантор погибла в воздушной катастрофе, оставив старика одного. В прошедшие после этого годы Эмиль довольствовался малым – он перебрался в маленькое здание, где жил в покое под присмотром нескольких преданных слуг.

Со временем это имение должно было перейти в собственность Вергиля. Теперь же оно станет домом для его вдовы и детей…

Ксавьер спрыгнул с коня и привязал его к узорчатому столбу у ворот главной усадьбы. С тяжелым сердцем шел он к человеку, которого привык называть отцом. Он нес страшную весть, способную убить старика, но не будет доброты в сокрытии ее. Ксавьер надеялся лишь, что не опоздает и что новость о гибели сына не успела еще достичь уединенного имения.

Услужливый лакей, на которого произвела должное впечатление безукоризненная ало-зеленая форма офицера Армии джихада, проводил Харконнена к Эмилю Тантору, который сидел в бельведере дома рядом с кормушками для колибри. Золотистые птички выбирали сладкий нектар, крылышки их мелькали в воздухе. Они составляли единственное общество старика, который читал книгу исторических легенд в кожаном переплете.

– Я помню времена, когда вы читали вслух мне и Вергилю, – сказал Ксавьер.

Эмиль улыбнулся, растянув губы и обнажив ряд блестящих белых зубов. Волосы старого Тантора похожи были на клуб светлого дыма над лесным пожаром. Темную кожу покрыли морщины старости, но глаза сохранили свою живость, в них не было и следа старческого утомления и отрешения. Отложив в сторону книгу, он вскочил на ноги, сам не замечая, что уже не очень устойчиво на них держится.

– Ксавьер, мальчик мой! Какой замечательный сюрприз. Что привело тебя…

Потом он, кажется, понял. Старик почувствовал недоброе, угадав его за сдержанностью Ксавьера. Чудовищное горе, обдавая чувства нестерпимым холодом, стало вползать в душу старого Эмиля Тантора. Он понял значение парадной формы Ксавьера, его скованной позы, неуверенности в глазах.

– О нет! – простонал старик. – Только не мой сын!

Ксавьер заговорил чужим голосом, словно читая рапорт, словам которого он и сам не верил:

– Мы разбили мыслящие машины в сражении у IV Анбус. Мы спасли эту планету от порабощения Омниусом и остановили дальнейшее продвижение его на территорию Лиги… – В этом месте голос изменил Ксавьеру, и он был вынужден перевести дух. – Но потом, когда мы уже думали, что битва окончена и все осталось позади, нас атаковала группа кимеков. Они нанесли нам тяжелый урон и убили многих наших людей. Они уничтожили баллисты, орудия… – он сглотнул слюну пересохшим ртом, – и взяли в плен Вергиля.

– Взяли в плен? – Было видно, с какой надеждой ухватился старик за эту последнюю тонкую ниточку. – Значит, есть надежда, что он жив? Отвечай мне честно, Ксавьер.

Ксавьер отвел глаза.

– Мы, люди, живем надеждами. Именно это и отличает нас от мыслящих машин.

На самом деле Харконнен столько лет сражался с кимеками и мыслящими машинами, что прекрасно знал об их беспощадности и жестокости. В душе Ксавьер не питал никаких иллюзий в отношении печальной судьбы своего сводного брата. Даже если младший брат уцелеет и станет рабом где-нибудь в неведомых Синхронизированных Мирах, то как смогут Ксавьер и солдаты джихада освободить его?

Он продолжал говорить, чувства распирали его, грозя задушить:

– Я бы очень хотел сказать вам, отец, что он умер мгновенно, незаметно и безболезненно – я был там, но нас разделяло такое расстояние, что я не мог ничего сделать для спасения моего брата.

Эмиль выслушал ответ, сохраняя внешнее спокойствие, не пытаясь оспорить предположение, что Вергиль никогда не вернется домой. Он протянул сильную руку и сжал ладонь Ксавьера.

– Но можешь ли ты сказать, что он достойно принял смерть?

Ксавьер кивнул головой, в глазах его сверкнули слезы.

– В этом я могу без колебаний вас заверить.

Он взял старика под руку и медленно повел его к домику. Усевшись на скамью, стоявшую посреди лужайки, они открыли бутылку старого мервиньонского вина и выпили в память Вергиля.

– Твой брат всегда тянулся за тобой, Ксавьер. Он хотел быть таким же, как ты. После Эллрама мне пришлось дать ему специальное разрешение на вступление в армию. Ведь Вергилю тогда было только семнадцать лет. Твоя мать очень не хотела этого, а я – хотя и боялся за его жизнь – больше боялся разочарования, которое постигло бы мальчика, вздумай я удержать его дома. Я знал, что он все равно уйдет, несмотря на мои возражения, уйдет, даже если ради этого ему пришлось бы солгать, и я решил уступить, желая, чтобы он по крайней мере был под защитой своего имени и родства с тобой.

– Я должен был лучше оберегать его.

– Он… мужчина, Ксавьер. Ты не мог все время его опекать.

– Да, я тоже так думаю. – Он отвернулся и посмотрел вдаль. У его лица беззаботно жужжали колибри. – В первые годы я отправил его на Гайеди Прим, где он надзирал за строительством военного мемориала. Я думал, что там он будет в безопасности.

– Твой брат всегда хотел быть в гуще событий.

Ксавьер погрузился в воспоминания. На Гайеди Прим умный и перспективный кварто Вергиль Тантор полюбил Шилу и женился на ней, когда ему исполнился двадцать один год.

Эмиль отпил вина и испустил долгий вздох облегчения.

– Теперь у меня есть все основания переселить сюда Шилу и моих внуков. Здесь будет человек, который составит мне компанию, и будет очень радостно снова слышать здесь звонкие детские голоса.

Ксавьер кивнул.

– Я позабочусь о том, чтобы доставить их сюда как можно скорее, отец, и я обещаю… – он перевел дух, потом снова заговорил, – что буду чаще приезжать домой.

Старик улыбнулся и потрепал Ксавьера по плечу.

– Мне бы очень этого хотелось, Ксавьер. Ведь теперь ты – мой единственный сын.

Даже победа требует жертв.

Древняя земная поговорка

На открытой сцене, установленной в центре Мемориальной площади Зимии, стояли рядом два героя, разительно не похожие друг на друга. Оба были одеты в одинаковую форму Армии джихада, обоим было за сорок, но Ксавьер Харконнен выглядел намного старше своих лет – вокруг глаз лучи морщин, волосы густо побиты ранней сединой.

Вориан отличался от своего товарища отсутствием морщин и мощной мускулатурой. Сын генерала Агамемнона, прошедший длительный и болезненный курс продления жизни, Вориан Атрейдес был незауряден даже на самый поверхностный взгляд.

Эти два человека сильно разнились и по своему характеру, каждый выполнял свой долг по-своему, согласно своим о нем представлениям. Оба любили Серену Батлер, и оба отправились на войну, как офицеры Армии ее джихада. Звания и должности у обоих были приблизительно одинаковыми, равным было и количество медалей и благодарственных грамот на стенах их кабинетов, хотя официально Вориан был на одну ступень ниже рангом, чем Ксавьер.

Теперь, вглядываясь в море лиц теснившейся внизу толпы, Ксавьер особенно сильно чувствовал на плечах бремя возраста и опыта. Свежие оранжевые ноготки украшали многочисленные памятники и символические гробницы Маниона Невинного.

Граждане Лиги считали отпор, данный противнику при IV Анбус, блестящей победой, помешавшей мыслящим машинам захватить плацдарм поблизости от исконной территории Лиги. Великий патриарх Иблис Гинджо объявил день чествования вернувшихся из трудного похода воинов джихада.

Но вернулись не все. Как, например, Вергиль…

Являя собой воплощение силы и благодати, Жрица джихада шла среди радостно приветствовавшей ее толпы, приветливо взмахивая руками. Как всегда, Серену сопровождали телохранительницы, агенты джипола и помощники.

Иблис Гинджо, одетый в черный с золотом мундир, шел рядом с Сереной, высоко подняв голову. Ксавьер знал цену Иблису Гинджо – этот человек разделял цели Ксавьера, но в поисках средств для них не стеснялся соображениями морали. Ксавьеру хотелось, чтобы Серена тоже это видела, хотя бы отчасти, но она все больше и больше уходила в изоляцию и верила информации, которой снабжали ее помощники и советники.

Сбоку от трибуны застыла по стойке «смирно» сотня солдат джихада. Некоторые несли отметины от участия в боях – либо в виде повязок на ранах, либо во взглядах. Им полагались медали, но Ксавьер рассудил, что лучше дать им отдых от боевых испытаний.

Среди солдат наземных войск и гинацских наемников было много тяжелораненых, а среди спасшихся с разбитого корабля Вергиля – еще и обожженных, едва живых. Еще тяжелее стало, когда военный транспорт доставил группу беженцев с Икса – Синхронизированного Мира, за который шла борьба, где повстанцы в катакомбах едва держались против охотников-кимеков.

Крови, страдания, срочных операций хватало, чтобы надолго занять лучших военно-полевых хирургов Зимии.

Серена в сопровождении Иблиса взошла на сцену. Несмотря на недавнее покушение на ее жизнь в Городе Интроспекции, Серена не проявила ни малейшего колебания или страха, но телохранительницы в белом окружили Серену, готовые при первой же опасности прикрыть ее собой.

Серена и Великий патриарх встали перед Ксавьером и Ворианом, приветствуя восторженную толпу. Иблис поднял руки, призывая народ к тишине, а Серена во все глаза смотрела на обоих примеро. Ксавьер почувствовал, как у него мурашки ползут по телу от взгляда этих синих глаз, от вида этого все еще красивого лица. Ему показалось, что Серена в каком-то религиозном трансе или… под действием наркотиков?

– Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать великую победу! – гремел над площадью голос Серены, усиленный невидимыми громкоговорителями. – Успешная оборона IV Анбус войдет в анналы джихада одной из самых славных его страниц. Настанет день, когда не будет больше мыслящих машин, не останется ни одного мучителя нашей коллективной души. Сегодня решающий миг нашей борьбы – и я призываю всех и каждого сделать все, что в его силах… нет, я призываю всех вас сделать больше, чем в ваших силах!

Серена с теплотой взглянула на Великого патриарха, и в ее глазах Ксавьер уловил обожание и почтение, намного превосходящие те, которых этот человек заслуживал. Неужели она не видит, как Иблис манипулирует ею, рассказывая ей только то, что она хочет услышать?

Теперь через громкоговорители над площадью разносился звучный голос Иблиса:

– Мы доказали – на Земле, на Гайеди Прим, в Колонии Перидот, на Тиндалле, а теперь и на IV Анбус, – что можем наносить поражения Омниусу! Мы отбираем у него планету за планетой! Мы должны захватить и освободить все Синхронизированные Миры… а для этого нам будут нужны все новые и новые добровольцы. Каждая планета Лиги должна теперь же выставить новых бойцов, чтобы продолжалась наша мужественная борьба! Нам нужны сыновья и дочери всех свободных планет и народов. Я взываю к Гинацу – пусть он выставит своих лучших в мире наемников, доказавших свое умение доблестно драться с врагом. Обучайте их, закаляйте их в испытаниях! С вашей помощью планеты, принадлежащие машинам, рухнут одна за другой в цепной реакции нашей победы!

Ксавьер вспомнил трагическую судьбу Вергиля, и у него желудок свело судорогой, но он сумел взять себя в руки. Стоя по стойке «смирно», воплощая собой несгибаемого солдата, он салютовал ликующей толпе.

Все планеты Лиги Благородных находились в постоянной боевой готовности. Дважды за прошедшие четверть века столица Лиги – город Зимия – становилась объектом атаки. Первое нападение пеших кимеков случилось, когда Серена была еще младшим членом парламента, а второе – через несколько лет после атомной бомбардировки Земли. И оба раза люди выстояли.

В бурном море джихада Серены Батлер не было тихих гаваней. Ее людям некогда было почивать на лаврах, они были вынуждены постоянно сохранять бдительность, ожидая удара. И так будет до тех пор, пока чума мыслящих машин не исчезнет из обитаемой вселенной навеки.

Шествуя подобно ангелу по коридорам и палатам госпиталя в Зимии, Серена испытывала еще большую решимость, чем обычно. Несмотря на обилие цветов почитания и благоговения, каким было окружено имя Маниона, вид раненых бойцов, лежащих на госпитальных койках, пробуждал в ее душе тягу к действию.

Люди – невероятно уязвимые существа, вынужденные жить в своей хрупкой оболочке, которую так легко может разрушить мыслящая машина. Ее убитый сын был всего лишь самой знаменитой жертвой, но он не был первым ребенком, убитым роботом, и не был, к несчастью, последним. И ему не пришлось так страдать, как другим детям. Серена хорошо знала, на что были способны Омниус и Эразм. Однако смерть именно ее ребенка вселила дух сопротивления в триллионы людей, заставила их отважно выступить против мыслящих машин под знаменем ее джихада. Она подавила глубокий вздох при мысли о своих погибших сторонниках.

Сейчас на Серене был простой белый больничный халат со знаком Лиги на лацкане – алая раскрытая ладонь. Переходя от койки к койке, она одаривала солдат приветливыми улыбками, ободряла словами сочувствия и бережными касаниями руки.

Одному из солдат оторвало взрывом обе руки, и он лежал в коме. Подойдя к его кровати, Серена прикоснулась прохладной рукой к бинтам, к восковому лицу и сказала, что гордится его самопожертвованием.

Молодой загорелый врач подошел к койке и стал снимать показания с линейки приборов. Табличка на лацкане халата говорила, что это доктор Раджид Сукк, один из самых талантливых молодых хирургов.

– Мне очень жаль, но он вас не слышит.

– Нет, он слышит.

Серена почувствовала, как дернулась щека солдата у нее под пальцами. Раненый открыл глаза и застонал от боли. Некоторые из раненых сочли это чудом.

– Есть много путей к выздоровлению, – сказал доктор Сукк, обращаясь к своим коллегам. – Серена, вы только что вывели этого человека из комы.

Раненый обнаружил, что у него нет рук, и зарыдал. Системы внутривенного введения тут же автоматически подстроились, улучшая его жизненные показатели. К кровати подошла медсестра и приложила к груди больного седативную подушку. Когда лекарство подействовало, раненый вопросительно взглянул на Серену. Она погладила его по лбу и, склонившись над изголовьем, что-то зашептала…

Позже, уже выйдя из палаты, Серена тихо обратилась к доктору Сукку:

– Ему сделают операцию по замене рук?

– Все время идут бои, у нас дефицит конечностей и органов на замену. Фермы по выращиванию органов на Тлулаксе не справляются, – печально покачал головой врач. – Год пройдет, не меньше, пока он станет хотя бы кандидатом на восстановление.

Серена гневно вздернула подбородок.

– Я поговорю с представителями Тлулакса. Они называют себя нашими союзниками, так пусть наращивают свои фермы органов, чего бы это ни стоило. В этой битве за все человечество они могут и должны тесно сотрудничать с нами, не гоняясь за сверхдоходами, – ради тех, кто рискует жизнью за нашу свободу!

Она возвысила голос, чтобы ее могли слышать раненые солдаты.

– Я гарантирую, что у вас будут и конечности, и органы. Я сумею потребовать этого от Тлулакса!

Ни один человек в госпитале не усомнился в ее словах.

В этот вечер четыре агента джипола во главе с самим Иблисом Гинджо вошли в затемненный дом удовольствий, заполненный сладковатым дымом и странной атональной музыкой. Внутри, на подушке, с отрешенным видом, словно погруженный в медитацию, сидел низкорослый Рекур Ван. На световые блики, выхватывавшие из темноты стройные женские силуэты, он никак не реагировал.

Иблис, не дожидаясь приглашения, сел на подушку рядом с тлулаксианским торговцем живым товаром. Работорговец пошевелился, возмущенно фыркнул и положил на столик ломтик апельсинового кекса, который держал в руках с длинными холеными пальцами. Агенты джипола со зловещим видом уселись рядом. Темные глаза Рекура Вана нервозно забегали.

– Мне нужна помощь, – сказал Иблис, достаточно тихо, чтобы его не могли подслушать. После недавнего успешного набега на планету IV Анбус Рекур Ван доложил Иблису о тревожном присутствии роботов в этой планетной системе. – Я тебе сохранил твой лучший источник рабов, сделай теперь и ты для меня кое-что.

Подбежал было служитель с лакейской улыбкой, но Иблис шевельнул рукой, и агенты джипола тут же его перехватили и шуганули, чтобы не подслушал ненароком.

Рекур Ван скривился:

– Куда ж я денусь?

– Серена Батлер пообещала всем раненым бойцам джихада увеличение поставок запчастей – рук, ног, внутренних органов – для всех, кому они нужны. Так что поставлять будете вы, тлулаксы.

– Так у нас же просто не хватит сил. – Работорговец недовольно скривился. – Как вы могли допустить, чтобы она такое сказала? Вы что, потеряли контроль над джихадом?

– Я не присутствовал, а ее слова зафиксированы, и наша задача – чтобы эти слова исполнились. Жрица джихада не может взять свое обещание обратно. Так что фермы органов Тлулакса увеличат поставки немедленно.

– Это не так легко сделать. Понадобится сырье…

– Твое дело обеспечить поставки. Как ты это сделаешь – твое личное дело. Мое ведомство, насколько это возможно, санкционирует твои действия… учитывая жизненную важность этой «просьбы». Уверен, что Армия джихада может пообещать бонус. Скажем, пять процентов сверх ваших обычных счетов?

Тлулаксианский торговец, сперва подавленный масштабом требований, теперь расплылся в довольной улыбке.

– С такими стимулами для джихада не будет невозможного.

– Невозможного для джихада нет. Твой корабль в космопорту?

– Да. – Рекур Ван стряхнул крошки с одежды. – Я закончил свои дела и через три дня улетаю.

Иблис встал, всей тушей навис над тщедушным торговцем.

– Ты летишь сейчас.

Агенты джипола поставили Рекура на ноги.

Не обращая внимания на возмущенные протесты работорговца, Великий патриарх и его свита вывели его из дома удовольствий.

– Пока не будет сделано то, что я сказал, Лига Благородных с вами никаких дел вести не будет.

Подобное требование он уже выставил командирам школы наемников на Гинаце. Люди были главным ресурсом джихада в этой войне против механических чудовищ, и Иблис хотел, чтобы линия поставки людей работала бесперебойно.

Рекур Ван потел и сильно нервничал. Взгляд темных глаз блуждал, словно торговец лихорадочно искал возможности бежать.

– Вы принуждаете меня к тяжелой сделке.

Иблис позволил себе улыбнуться.

– Я только действую в интересах человечества.

Инструмент в необученных руках может оказаться самым страшным оружием.

Мастер меча Джав Барри

Остров посреди центрального Гинацского архипелага мирно дремал под выцветшим дневным небом. Большое желтое солнце плыло над иссиня-зелеными водами, на изогнутый подветренный берег лагуны медленно и лениво накатывались теплые волны.

Идиллию нарушал бешеный лязг оружия.

Йоол Норет смотрел, как его отец наносил и парировал удары, сражаясь с устрашающим боевым роботом. Все тело Зона Норета было свито из мышц и сухожилий, плотно охватывающих крепкие кости. Он был бос, а длинные золотисто-седые волосы развевались, как хвост кометы, когда он с боевым кличем бросался в атаку, действуя импульсным мечом. Его оружие, выполненное в виде безупречно сбалансированного клинка, заключало в себе генератор, порождающий в металле точные разрушительные импульсы. Эти импульсы могли создавать запредельные нагрузки и разрывать сложные гелевые контуры мыслящих машин.

Механический противник Норета тоже мелькал неразличимой пеленой, прикрывая корпус шестью металлическими руками, используя заземленные броневые листы и непроводящие распорки для защиты своих схем.

Умелый ветеран вел учебный бой, демонстрируя сыну технику и оттачивая собственное мастерство. На полях яростных битв джихада Зон видел несчетно поединков – в последний раз в героической обороне IV Анбус, где был ранен, – и этот учебный бой был для него детской забавой. Ветеран сделал глубокий выпад, проскрежетал клинком по одной из шести рук робота и поразил небольшую, но уязвимую секцию самоподдерживающейся схемы. Одна рука боевой машины бессильно повисла.

Йоол, гордясь отцом, воскликнул:

– Это лучший удар в твоей жизни!

– Не совсем, сын мой. – Зон Норет шагнул назад, чтобы перевести дух. – Вершины своих возможностей можно достичь, только когда сражаешься за свою жизнь.

Согласно правилам, Хирокс, боевой робот, мог перезагрузить систему после минутной задержки, но Йоол подумал, что поврежденную руку придется чинить в мастерской. Зон сделал пару глубоких вдохов и снова бросился на робота, нанося серию стремительных, сливающихся между собой ударов.

Робот защищался оставшимися пятью руками.

Около ста лет отчаянный разведчик с Гинаца обнаружил подбитый космический корабль мыслящих машин и нашел на нем боевого робота. Разум стерли с гелевых контуров, но боевую программу оставили. Хирокс стал на Гинацском архипелаге инструктором, обучая не вполне ортодоксальным, но весьма эффективным приемам машинного рукопашного боя. Он уже давно не подчинялся всемирному разуму и послушно тренировал уже четвертое поколение бойцов Гинаца, включая и самого Зона Норета. Скоро по его стопам последует и Йоол, один из многих сыновей ветерана гинацских наемников.

По форме боевой робот напоминал человека, но имел три пары рук, отходящих от туловища. В каждой руке было оружие – меч или кинжал, которые могли изменять свою форму и длину. У робота имелась мощная система оптических сенсоров на отлитом из твердого металла лице – у других роботов лицо делалось из зеркального флоуметалла. Этот робот был сконструирован только для одной цели – для рукопашной схватки.

В каком-то смысле Хирокс все же был мыслящей машиной… но так как его функции и механизмы поддавались строгому контролю и управлению, его можно было не считать таковой. Хирокс был одним из немногих роботов, которые все еще эксплуатировались на территории Лиги и ее союзников. Эти механические бойцы были настолько эффективны в своих разрушительных способностях, что Омниус уже давно не считал нужным совершенствовать их конструкцию и программное обеспечение. Это давало солдатам джихада непредвиденное преимущество, так как в их распоряжении был технологический стандарт, опираясь на который, они могли оттачивать свое мастерство.

Семейство Норета и его ученики считали Хирокса своим сенсеем, учителем боевых искусств, наставником в технике боя. За время джихада Серены Батлер многие роботы были уничтожены благодаря навыкам, которым научил людей Хирокс.

Юный Йоол сидел на корточках на теплом крупном песке, внимательно вглядываясь в схватку нефритовыми глазами. Волосы у него были светлые, выгоревшие на солнце, на лице выделялись широкие скулы и острый подбородок. Он был худощав, но под этой худобой скрывалась недюжинная сила. На тренировках он подчас превосходил быстротой движений даже отца.

Сейчас сын внимательно следил за каждым движением Зона Норета, за сливающимся мельканием стального клинка, послушно выполнявшего сложнейшие выпады и удары; смотрел, как отец, словно танцуя, наносит удары по экзоскелету механического сенсея.

Как и всегда, юноша восхищался отцом, так как слышал множество восторженных рассказов о подвигах Норета-старшего на полях битв джихада. Йоол всей душой хотел бы оказаться на IV Анбус, когда была взорвана плотина и воды реки смыли армию роботов. Отец был в первой группе гинацских наемников, которые добровольно пошли на службу джихада спустя восемь лет после гибели Земли.

В гинацском обществе семьи были весьма многочисленными – требовалось много детей, чтобы возместить потери, но близость между родителями и отпрысками не поощрялась. Старый ветеран Зон был исключением из общего правила, особенно когда дело касалось его любимца Йоола. Герой, много раз доказывавший свою доблесть, Зон был желанным отцом, поэтому каждый раз по возвращении с войны он по настоятельным просьбам зачинал очередного ребенка.

Йоола без натяжки можно было назвать лучшим бойцом среди его четырнадцати братьев и сестер, да и вообще он был лучшим среди представителей своего поколения. Видя такие способности, Зон Норет обратил на него особое внимание, желая, чтобы сын со временем занял его место в элитном Гинацском Корпусе, солдаты которого не без оснований считались лучшими наемниками Галактики. Многие планеты поставляли в войска наемников, но ни у одной другой группы не было такого высокого соотношения потерь противника и своих.

Гинац соглашался, что у всех людей сейчас один общий смертельный враг, но наемники предпочитали сохранять независимость, не вступая официально в ряды Армии джихада, не становясь винтиками в армейской иерархии. Если Армия джихада предпочитала вести крупные военные операции, нападая на противника с дальнего расстояния и применяя тяжелое вооружение, то гинацские бойцы предпочитали сходиться с врагом в рукопашной схватке. Они нанимались в войска сражаться и не боялись, чтобы их использовали для самоубийственных заданий как смертников – если, конечно, цель операции была достаточно важной.

Зон отличился на передовой и в тот раз, когда машины атаковали Колонию Перидот: тогда люди сумели защитить планету, но при этом погибли восемьдесят процентов гинацских наемников. В конце концов именно они отогнали роботов, но Омниус приказал своим машинам применить при отступлении тактику выжженной земли. Хотя часть колонии претерпела сокрушительный урон, зато остальная часть планеты не подпала под иго роботов.

Три года назад, во время схватки с боевыми роботами на борту корабля машин Зон Норет получил множественные ранения и ожоги, и его отправили для выздоровления на центральный остров архипелага. Именно тогда он заметил у своего сына Йоола выдающиеся способности и отличные бойцовские качества. Теперь, после курса интенсивных тренировок, сын в чем-то даже превосходил своего прославленного отца.

Покрытый потом Зон наносил и парировал удары так быстро и эффективно, как его сын еще никогда не видел. Йоол знал, как сильно отец хочет вернуться в строй и отправиться на войну – не важно куда именно. Армии джихада всегда требовались бойцы, и Гинац предназначил для этого основную часть своего населения.

– Я бы посоветовал тебе быть осторожнее, мастер Зон Норет.

Голос Хирокса был спокоен и бесстрастен, словно и не происходило столь жаркого тренировочного боя.

– Чепуха, – с гордым вызовом ответил мастер. – Продолжай драться на пределе своих возможностей.

Роботу ничего не оставалось, как последовать приказу.

– Я запрограммирован учить тебя, мастер Норет, но я не могу принудить тебя учитывать мои предостережения и наставления.

Он сделал выпад всеми своими руками, держа в каждой из них меч или кинжал.

Ветеран презирал формализованные инструкции, утверждая, что они отвлекают от развития настоящих бойцовских навыков.

– Лучший способ учиться и расти – это просто смотреть. Механическое запоминание бесполезно для настоящего сражения. Напротив, надо тренироваться до полного изнеможения, до того момента, когда ты перестаешь воспринимать себя как отдельную личность. Не может и не должно быть никакой пропасти между духом и телом. Ты должен превратиться в живое, текучее боевое движение. Вот этим движением наемник и должен быть.

Но, хотя отец достиг наивысших отличий среди гинацских наемников и ему было обещано место в Совете ветеранов, Йоол уже превзошел отца в мастерстве путем долгих тайных тренировок.

Как и все молодые воины острова, Йоол Норет провел детство, учась обращаться с самым разнообразным оружием под руководством бывалых ветеранов многих сражений и слушая лекции по технике боя у беременных женщин-наемников. Но только Зон и небольшая горстка фанатичных и эксцентричных учеников использовали боевого робота Хирокса. Некоторые из консервативно настроенных ветеранов считали такие занятия опасными, но Зон всегда заявлял, что это наилучший способ научиться понимать – и побеждать – реального противника.

Теперь, став почти взрослым, Йоол пошел по стопам отца, но сделал при этом еще один шаг вперед. Зон так и не понял, каким образом сыну удалось превзойти максимальные возможности робота, но Йоол изучил принципы работы машины и расшифровал его боевую программу. Год назад, когда отец работал инструктором на соседнем острове, Йоол инсталлировал в робота модуль алгоритма адаптации, который сделал из Хирокса «суперробота», своими боевыми возможностями превосходящего все, что допускала его изначальная боевая программа. С этим модулем робот-сенсей приобрел способность не отставать от своего ученика и тем лучше драться самому, чем лучшим бойцом становился Йоол. Единственным ограничением для робота были способности самого Йоола.

Йоол всегда тренировался с Хироксом либо поздней ночью, либо когда был уверен, что они одни на песчаном пляже. Он и сейчас ощущал приятное жжение в мышцах после тренировки, которую провел с боевым роботом сегодня на рассвете, когда отец не мог их увидеть.

Когда-нибудь Йоол удивит отца своими способностями, но пока молодой боец был не вполне доволен собой. Он хотел стать лучшим наемником Гинаца, он знал, что сможет им стать, если только преодолеет скованность. Цепи самоограничения опутывали его, и инстинкт самосохранения был тем стеклянным потолком, выше которого он пока не мог прыгнуть.

Но даже при всем том Йоол превосходил всех других бойцов, с которыми ему до сих пор приходилось сталкиваться. Так говорил и сам Хирокс, а он воспитал не одного из лучших наемников и не мог не быть объективным и честным…

Теперь, сидя на песке под горячими лучами солнца, Йоол смотрел, как его отец атакует и защищается, восхищаясь одновременно умением и выносливостью, которые демонстрировал механический сенсей. Зон сражался яростно, словно стараясь что-то доказать самому себе. Удивительно, но он даже показал несколько новых приемов, которых Йоол раньше не видел. Молодой человек улыбнулся.