Сталинский сокол. Комэск Нестеров Михаил
Девушка Северову понравилась, разговорились. Ее звали Анна, ей действительно двадцать пять лет. Она работала на одном из ленинградских заводов после окончания техникума. Уже три года вдова – муж погиб на озере Хасан в 1938 году, детей они завести не успели. Снимала комнату она с подругой недалеко от домика, где остановился Олег, так что обратно с пляжа они шли вместе.
Вся следующая неделя пролетела в кружении чувств и страсти. Подруга Анны уходила на их прежнее место, а они уходили подальше, где люди почти не появлялись. Купались, загорали… Северов не был уверен, что Аня знает, кто такие нудисты, поэтому осторожно поинтересовался про отсутствие купальника. Аня ответила, что рядом все равно никого нет. Дома она тоже загорала и купалась, где людей мало, вот купальник и не нужен. Северов был не против такого здравого подхода. Весна, крымская чудесная погода, присутствие рядом красивой и ласковой молодой женщины привели его в приподнятое настроение. Ощущение, что все прекрасно, мгновенно испортила мысль о том, что Аня из Ленинграда. Города, который уже через полгода узнает, что такое блокада. И шансов пережить ее у Ани не так много. И здесь, в Крыму, через год будут немцы, и выживет ли добрейшая Ирина Павловна, неизвестно. А он, военный летчик и обладатель всего этого знания, ничего с этим поделать не может. Аня уловила смену настроения Северова и подумала, что это из-за нее. Но Олег уже справился с собой и задумчиво произнес:
– Ты ведь понимаешь, что скоро может начаться большая война?
– Ты что-то знаешь?
– Аня, я младший лейтенант, а не маршал! Это просто здравый смысл. Ленинград находится очень близко от границ, поэтому бомбить его будут очень сильно. Если ваше предприятие будут эвакуировать, непременно уезжай! Обещай мне!
Аня смотрела с удивлением и страхом:
– Ты все-таки что-то знаешь!
– Ну да! В Кремль вызывали и специально рассказывали! Я военный человек, командир, меня учили анализировать ситуацию. Я говорю о том, что может быть, а не о том, что обязательно будет.
– Но ведь наша армия…
– Аня, я лучше знаю, что собой представляет наша армия. Товарищ Сталин специально всеми силами оттягивает начало войны, чтобы армия успела перевооружиться. А наши враги стремятся этого не допустить. Это же просто и понятно. Еще раз повторяю, если война начнется, уезжай в эвакуацию! Обещай мне!
– Хорошо-хорошо, обещаю!
Аня надела платье и обернулась к Олегу:
– Пойдем, мне еще собраться надо. Скоро ехать, отпуск заканчивается.
Она не просила Северова писать, не стала давать ему свой адрес. Умная женщина, она понимала, что будущего у них нет и не может быть. Разница в возрасте, а он еще даже не знает, где именно придется служить. У них просто курортный роман, но она ни о чем не жалеет. Это была самая лучшая неделя в ее жизни. «А может, и в моей», – подумал Северов.
Перед расставанием Аня задумчиво сказала:
– Иногда мне кажется, что ты старше меня и что я у тебя далеко не первая, хотя ты точно не бабник.
Прижалась к нему и сказала:
– Прощай, провожать не надо.
Аня ушла, а Северов пошел собирать свои нехитрые вещи – завтра он тоже уезжал.
Рано утром, когда Северов прощался с Ириной Павловной, к ней постучался новый жилец – капитан-летчик бомбардировочной авиации с женой и маленьким сыном. Узнав, что Северов получил назначение в КОВО, посоветовал ехать в Севастополь:
– На аэродроме скажешь, что от капитана Каргина, тебя ребята на борт до Киева устроят. Самолеты туда часто летают, долго ждать не придется.
Капитан не обманул, Северов добрался до аэродрома около обеда и уже через пару часов вылетел в Киев на «ПС-84». До Киева добрались уже вечером, поэтому Северов переночевал на аэродроме, на диване в пустом домике для дежурной смены несуществующего пока полка ПВО. А утром прибыл, как предписано, в штаб округа за назначением.
На удивление Олега принял сам Птухин, который почитал бумаги и принялся расспрашивать, как получилось, что его вдруг перевели, летные школы с кадрами расстаются неохотно. Северов честно сказал, что ему ничего особо не объяснили, но, может быть, это потому, что он выиграл воздушный бой у майора, фамилии которого он не знает, только имя-отчество – Иван Васильевич.
Птухин призадумался, может, знал этого майора. Потом хлопнул рукой по столу:
– В общем, так! Служить будешь в 64-й авиадивизии, в 12-м истребительном авиаполку. Он базируется на аэродроме Боушев вблизи Станислава. Думаю, командир полка Герой Советского Союза майор Коробков Павел Терентьевич твои таланты оценит!
До аэродрома удалось добраться на машине, везущей из штаба какие-то тюки, и даже с попутчиком до самого Боушева, младшим политруком, оказавшимся на проверку новым полковым особистом. Миша Ногтев оказался не очень разговорчив, просто сказал, что назначен для дальнейшего прохождения службы в 12-й ИАП. Северову он понравился, чувствовались в нем спокойная уверенность и солидность, что не очень характерно для молодого человека лет двадцати двух – двадцати трех. Вскоре они забрались в старый «ТБ-3», который кряхтя взлетел и неспешно направился в Станислав с грузом запчастей для базирующихся там истребителей.
Город Станислав был довольно крупным городом, областным центром, имел около 200 тыс. населения, примерно 60 % населения составляли поляки, остальные в основном украинцы и евреи. Имелась также и довольно многочисленная армянская община.
Аэродром был расположен за южной окраиной города. На нем базировалось 66 истребителей «И-16» и «И-153» 12-го истребительного авиаполка. Пилотов было пока значительно меньше.
На аэродром «ТБ-3» приземлился уже в сумерках, поэтому Северов переночевал в полупустой казарме, а Миша пошел знакомиться с сослуживцами по особому отделу.
Наступило утро 30 мая, сияющий как медный пятак младший лейтенант Северов направился в штаб полка представляться майору Павлу Терентьевичу Коробкову. Герою Советского Союза, участнику боев против японских милитаристов на реке Халхин-Гол в 1939 году, похода советских войск в Западную Белоруссию 1939 года и советско-финской войны 1939–1940 годов.
Павел Терентьевич, серьезный черноволосый мужчина лет тридцати, внимательно изучив документы новоприбывшего летчика, небрежно бросил бумаги на стол и принялся разглядывать их обладателя.
– А скажи-ка мне, молодой да красивый, в школе тебе чего не сиделось?
– Я боевым летчиком стать хочу, а не инструктором всю жизнь оставаться, – попытался объясниться Северов. – Будет боевой опыт, можно его передавать. А сейчас мне что там делать?
– И как же так получилось, что тебя взяли и отпустили, такого перспективного?
– Почему отпустили, могу объяснить, – разозлился Северов, командир подозревает, что с его переводом в полк дело нечисто. – А могу и показать, если, конечно, посмотреть хотите!
– О как! Ну ты нахал! Но бить тебя я не буду.
И обратился к дежурному:
– Найди-ка мне командира первой эскадрильи!
– А бить меня вряд ли получится! – усмехнулся, в свою очередь, Северов.
В кабинет командира полка вошел крепкий светловолосый старший лейтенант:
– Вызывали, товарищ командир?
– Да, Василий! Вот прислали к нам из Борисоглебска целого младшего лейтенанта, грозу воздуха!
Северов хмыкнул, а комэск-1 удивленно спросил:
– После летных школ вроде сержантов дают?
– Вот-вот! Он там инструктором работал. Так что давай, проверь этого гения в воздухе.
Олега привели к новенькому зеленому «ишачку» без кока винта, в котором он определил тип 28 с двигателем «М-63». Двигатель отличался большей, чем «М-25», мощностью, но меньшей надежностью. А вот вооружение из двух 20-мм пушек «ШВАК» и двух 7.62-мм пулеметов «ШКАС» не могло не радовать.
– Принимай аппарат, – сказал комэск-1 и ушел к своему самолету, а к Северову подошел старшина лет под сорок, с седеющим ежиком когда-то черных волос и шикарными буденновскими усами.
– Старшина Новоселов Алексей Михайлович, можно просто Михалыч. Механик этого самолета.
– Младший лейтенант Северов Олег Андреевич.
Механик Северову понравился. Спокойный, рассудительный мужик. Видно, что добродушный, но с хитринкой. Наверняка в меру куркулистый, знающий себе цену. А Михалыч тем временем рассказывал:
– Аппарат в порядке. Все проверено, его заместитель командира полка капитан Червоненко сам облетал, хотел себе взять, да передумал. Говорит, к своему прежнему привык, а у этого вроде как движок ненадежный. А что в нем ненадежного? Я его с этими двумя обалдуями, – старшина показал на двух подошедших младших сержантов, – отрегулировал, проверил. Работает как часы!
Сержанты смиренно стояли в стороне, разглядывая нового летчика, но вид у них был очень шкодливый. Парням было лет по двадцать с небольшим, довольно высокие, жилистые, чем-то похожие друг на друга. Один из них открыл было рот, чтобы что-то сказать, но второй ткнул его локтем в бок, а Михалыч показал кулак. Северов хмыкнул и полез осматривать аппарат. Самолет ему понравился. Технику Олег чувствовал, как опытный конник чувствует характер лошади. После стандартной проверки он обошел вокруг истребителя, погладил «ишачка» по обшивке, прошептал несколько приятных слов, улыбнулся чувству, что самолет тоже ему рад и хочет скорее подняться в небо. Краем глаза поймал одобрительный взгляд старшины, видимо, Олег ему тоже понравился.
Наконец от самолета комэска-1 замахали руками, Северов надел поданный Михалычем новенький летный шлем и снова полез в кабину.
Олег взлетел легко, мотор тянул, самолет великолепно слушался рулей.
Заняв высоту 3500 метров, истребители разошлись в разные стороны и начали воздушный бой. Старший лейтенант был опытным пилотом, судя по ордену Красной Звезды, имел боевой опыт, но чтобы победить Северова, этого оказалось мало. На стороне Олега был не только немалый опыт пилотирования, но и известный на начало 21 века опыт воздушных боев, которого не имели пилоты 1941 года. А также великолепная выносливость и мощный мотор. Сесть себе на хвост Северов не дал. Видя, что противник использует виражи, стал работать на вертикалях, имея в виду также более мощный двигатель своего самолета. Олег его просто «перелетал», зашел, наконец, в хвост и не дал себя сбросить, хотя старший лейтенант очень старался.
Олег сел следом и вылез из самолета. На стоящего неподалеку комэска-1 больно было смотреть, однако Михалыч имел очень довольный вид, а сержантов прямо распирало от избытка чувств. К штабу начали подтягиваться летчики и прочий аэродромный люд. Подошел капитан лет тридцати пяти, габаритами и лицом похожий на известного Олегу по прошлой жизни Владимира Турчинского по прозвищу Динамит. Он имел немного оттопыренные уши и волосами был не так богат – коротенький ежик. С ним пришел худощавый жилистый старший лейтенант лет тридцати. По их движениям Северов предположил, что они рукопашники весьма высокого класса, так что скорее всего не летчики.
Тем временем комэск-1 подошел к Коробкову и стал что-то ему говорить, время от времени размахивая руками. Северов подошел поближе и стал ждать, когда командир полка сам его позовет. При его приближении комэск-1 развернулся к нему лицом и прекратил свой монолог, молча стоял и злобно смотрел на Олега.
– Подойди, чего там встал! В первую эскадрилью ты теперь не пойдешь!
– А дайте его мне, – попросил капитан лет тридцати, стройный блондин весьма аристократического вида.
– Бери! Младший лейтенант Северов, вы назначаетесь в третью эскадрилью!
И, не дожидаясь ответа, Коробков ушел в штаб, видимо, сильно переживал за Васю. Тот поплелся следом.
– Я комэск-3 капитан Ларионов Игорь Васильевич, – представился блондин. Его рукопожатие было крепким, а улыбка искренней.
– Северов Олег Андреевич.
– Завтракал?
Узнав, что Северов не завтракал и еще не разместился, Ларионов показал ему место в домике командного состава (летчики, имеющие выслугу менее четырех лет, согласно приказу НКО № 0362 от 22 декабря 1940 г., жили рядом в казарме) и повел Олега в столовую.
В эскадрилье должно было быть пять трехсамолетных звеньев, но из-за недостатка летчиков звеньев было три. Не успели они получить свой завтрак, состоящий из макарон с мясом и какао с булочкой, как к ним за столик присели замеченные Северовым ранее капитан и старший лейтенант. Познакомились.
Здоровяка капитана звали Олегом Петровичем Булочкиным, он был командиром БАО. Старлей назвался Денисом Авериным, командиром роты охраны.
– Скажи-ка, что ты имел в виду, когда сказал, что бить тебя вряд ли получится? – вдруг спросил Булочкин.
Пришлось сказать, что за себя он постоять сумеет, занимался рукопашкой довольно серьезно, можно сказать с душой.
– Мы тут тоже… хм… занимаемся понемногу. Подходи, если хочешь.
И тут Северов, неожиданно для себя, сделал маленькое открытие. Сидел бы да ел, так вздумалось макароны похвалить, люблю, мол, макароны по-флотски. Сидящие рядом уставились на него, как будто он на китайском заговорил, потом Булочкин поинтересовался:
– Ты что, на флоте служил? Когда успел-то?
Олег, что называется, подзавис. Пришлось наплести про знакомого, который на флоте служил и макароны с мясом так называл, дескать, как на флоте. Никто из присутствующих по морям не ходил, так что похмыкали, и все. А ведь еще в ранней молодости Северов читал у Пикуля в романе «Моонзунд», как из-за этих самых макарон, вернее, перловой каши вместо них, на Балтийском флоте случился бунт. И вот такая история получилась, блюдо есть, а названия привычного пока нет. Не ляпнуть бы еще чего, хотя как тут угадаешь.
Третья эскадрилья уже позавтракала и ждала командира около стоянки самолетов. Ларионов представил подчиненным нового летчика и сказал, что тот назначается к нему вторым ведомым. После этого отправил всех в тактический класс на плановое политзанятие, а Северова послал на склад за летным обмундированием и прочим положенным пилоту имуществом.
Где находится склад, Северов еще не знал, но рядом оказались знакомые сержанты-техники. Они и вызвались его проводить, заодно помочь дотащить вещи обратно в его комнату. Ребята назвались Глазычевым Андреем и Шведовым Павлом. Паша оказался очень словоохотливым и поведал, что комэск-1 Вася мужик неплохой, но последнее время зазнался, считал себя самым крутым летчиком после комполка, а тут такой облом. И от кого – зеленого новичка, можно сказать, вчерашнего курсанта! Комэск-3 Ларионов – хороший летчик и справедливый командир и, хотя официально числится сиротой, поговаривают, что дворянского рода, родители его в гражданскую то ли погибли, то ли его потеряли в той кутерьме. Так что красноармейцы сдали маленького Игоря в детдом, где он и вырос. Капитан Булочкин и старший лейтенант Аверин раньше служили то ли в военной разведке, то ли еще где, но точно не на кабинетной работе. И вышел у Булочкина конфликт с кем-то из большого начальства, отчего он оказался командиром БАО их полка. Вскоре к ним перешел и его бывший подчиненный Аверин. Петрович жутко хозяйственный мужик, у него всегда все есть, а интенданты его боятся как огня – за растрату или порчу имущества вывернет наизнанку. У обоих есть боевой опыт – Хасан, Халхин-Гол, финская. Имеют награды. У Петровича Красная Звезда и «ХХ лет РККА», у Дениса медаль «За отвагу», ну это Олег и сам видел. Роту охраны гоняют сами, теперь это настоящее противодиверсионное подразделение. В ней все старослужащие с реальным боевым опытом, их Петрович с Денисом сами собирали чуть ли не по отдельному человеку. Коробков этому не препятствовал, все-таки они стоят на территории, которая еще недавно была чужой. Националистов и прочих бандитов хватает. Инженер полка военинженер 3-го ранга Берг Яков Карлович в авиационной технике царь и бог, раньше он работал в каком-то КБ, его даже Михалыч очень уважает.
За этими разговорами они подошли наконец к складам. Северов выложил свой вещевой аттестат и получил летний полетный комбинезон, перчатки и даже пальто-реглан. Возвращаясь к домику, Олег встретил военинженера 3-го ранга, худощавого черноволосого мужчину лет тридцати пяти – сорока. Сержанты его представили как того самого Якова Карловича Берга, самого лучшего авиаинженера всех времен и народов.
Поскольку время наступило обеденное, все вместе направились в столовую. По пути Берг сказал, что командир БАО капитан Булочкин совершенно уникальный человек. В хозяйстве у него идеальный порядок, а питание личного состава налажено просто великолепно. С этим нельзя было не согласиться, кормили вкусно и разнообразно. Берг также рассказал Олегу, что поработал в КБ у Поликарпова и в Перми, у Швецова, а в войсках он недавно, с начала 41-го года. Яков Карлович посетовал, что квалификация многих техников невысока, из-за чего моторы бывают неправильно отрегулированы и не выдают заявленной мощности, а то и выходят из строя. Сказал также, что Северову с механиком повезло, старшина Новоселов – замечательный специалист, а Глазычев со Шведовым, несмотря на несерьезное отношение ко многим вещам, ребята очень грамотные и даже талантливые. А рядом с Михалычем и с ним, Бергом, быстро и охотно учатся.
Словоохотливый Яков Карлович что-то еще рассказывал про свою работу в КБ, но Северов слушал вполуха, вспоминая гарнизоны, где ему приходилось служить в прошлой жизни. Вдруг он уловил промелькнувшее слово «впрыск».
– Простите, Яков Карлович, что вы сказали?
– А, незнакомый термин услышал! Я говорю, что даже несправедливо получается. Принцип работы впрыска топлива известен довольно давно, причем первые опыты у нас в России еще перед революцией делали. И что имеем сейчас? Немцы его до ума довели, двигатели на «Мессершмитте» с впрыском идут, а у нас дело не ладится.
«Вот так поворот! – подумал Северов. – Не иначе придется в прогрессоры подаваться!»
Каждое лето маленький Олег проводил у бабушки с дедушкой в небольшом городке, на окраине которого у них был куплен дом с участком. Неподалеку располагался аэродром ДОСААФ, молодые ребята и девушки учились летать на легких самолетах и прыгать с парашютом. Из машин побольше там имелись пара «Ан-2» и старый «Ил-14», который в воздух практически не поднимался. Компания ребят, среди которых был и Олег, любила приходить к аэродрому и смотреть, как крутят фигуры пилотажа летчики и тренируются парашютисты. Северов уже тогда мечтал стать десантником и с нетерпением ждал, когда возраст позволит ходить в секцию парашютного спорта. Однажды они помогли пожилому мужику дотащить до стоянки самолетов какие-то коробки, за что тот разрешил им залезть в «Ил» и посидеть на местах пилотов. Мужчина спросил, не хотят ли они помочь ему в ремонте самолета. Трое отказались, возиться с техникой им было неинтересно, а вот Олег с приятелем согласились. Техник дядя Витя оказался не только хорошим специалистом, но и просто интересным человеком. Отставник, как и многие здесь, возиться с молодежью он любил и умел. Он занимался ремонтом двигателей «Ила», а ведь на нем стояли «АШ-82Т», дальнейшее развитие уже имеющихся сейчас «М-82» именно с впрыском топлива. Дядя Витя, в рамках поднятия общей грамотности населения, рассказывал ребятам об устройстве этого самого впрыска и истории развития знаменитого двигателя. Еще одним колоритным персонажем, помогавшим дяде Вите, был дед Паша. Если дяде Вите было под шестьдесят, то деду Паше было около семидесяти, если не больше. Руки он имел золотые, но отличался интересной особенностью, редким был матерщинником. Собственно, этим на Руси удивить трудно, но дед Паша не был банальным сквернословом, вставляющим мат через слово в каждую фразу. Нет, он изобретал новые слова для обозначения самых разных вещей, основой для которых были матюги. Иногда со стороны создавалось впечатление, что дед уронил себе на ногу кувалду или приложился обо что-то, а он всего лишь объяснял дяде Вите, как собирал тот или иной узел. Возились ребята все лето, почти полных три месяца, так что перебрали вместе с дядей Витей и дедом Пашей оба движка.
– Кстати, Яков Карлович! Общий принцип работы впрыска мне известен, но вот я думал на досуге…
В ходе беседы Олег изложил, как смог вспомнить, устройство впрыска на «АШ-82», попутно расспрашивая Берга об известных ему проблемах с впрыском. В конце разговора Берг на секунду завис, потом хмыкнул, быстро допил компот, попрощался и чуть ли не бегом направился к себе.
– Придумал чего-то! – уважительно сказал Глазычев. – Он периодически в КБ письма шлет, всякие улучшения предлагает.
После обеда Северов сел за изучение района, надо будет сдать зачет штурману полка.
Время шло, Северов освоился в полку. Зачет у штурмана полка по знанию района он получил быстро – сказалась хорошая память. Топливо было, поэтому полеты проводились ежедневно, а Олег стал внушать Ларионову, что работа истребителей парами гораздо эффективнее трехсамолетного звена. Обратил внимание на то, что при многих совместных эволюциях третий самолет явно не поспевает за другими. Ларионов раздосадованно махнул рукой:
– Думаешь, один ты такой умный? Я Коробкову об этом давно талдычу. Он, может быть, и сам все это не хуже нас с тобой понимает. Да тут случай был. Приезжал к нам в начале года какой-то чин из ГУВВС, полковник. Терентьич ему про пары самолетов и выложил, хотел как лучше, а получилось… В общем, московский гость такой скандал учинил, что я думал, все, будет у нас новый командир. Да еще базу идеологическую подо все подвел. Так что заикнись Коробков снова об этом, могут и под трибунал отдать. Вот так!
Тогда Северов зашел с другой стороны. В эскадрилье из шести летчиков приличными навыками пилотирования и воздушного боя владели всего три человека: Ларионов, Северов и лейтенант Алексей Бабочкин – ведущий второго звена, с которым Олег делил комнату в домике командного состава. Алексей участвовал в войне с финнами, имел боевой опыт, сбитый финский «Фоккер» и вообще, понравился Олегу вдумчивым подходом к любому делу и хорошей эрудицией. Лейтенант много читал, был приверженцем использования радиосвязи, прекрасно ориентировался на местности и выдумывал более эффективные способы управления авиационными подразделениями в бою. Северов рассказал ему в общих чертах о радиолокации и нанесении тактической обстановки на планшет. Этого оказалось достаточно, чтобы Алексей засел за подбор и изучение литературы по этому вопросу.
Итак, три летчика из шести имеют шанс потягаться с немцами, а остальные? Сержанты прошлогоднего осеннего выпуска. Минимальный налет часов, практически отсутствующие навыки стрельбы, неплохой моральный дух, но слабая дисциплина из-за перевода в состояние срочнослужащих. В полку с ними, конечно, занимались, но топливо появилось всего месяц назад, до этого экономили. Техника не новая, много времени тратится на ее ремонт и обслуживание, а, учитывая неважную подготовку технических специалистов, эти ремонты и обслуживание качество имеют соответствующее. Кроме того, со дня на день прибудут сержанты – выпускники летных школ 1941 года.
Северов предложил все-таки разбить эскадрилью на пары и отработать совместный пилотаж. Без докладов наверх, по-тихому. Комполка, конечно, все увидит сам, но, если Ларионов с ним поговорит, может сделать вид, что не заметил. А там, про себя добавил Северов, и война уже начнется, всего три недели осталось.
На такую авантюру комэск-3 неожиданно легко согласился, а Коробков обещал не замечать. Уважение к нему со стороны Северова возросло, он понимал, чем тот рискует, если что…
Еще одной новостью стало появление Берга с целой полуторкой какого-то оборудования. Оказалось, что он давно раздумывал над впрыском топлива и разговор с Северовым просто «сложил мозаику» в его голове. Он привез «М-63» с впрыском! Мощность около 1200 л.с.! В Станиславе локомотиворемонтный завод имел очень приличный станочный парк, так что за две недели Берг сумел довести до рабочего состояния свою модель впрыска, над которой колдовал с самого прибытия в полк. А Глазычев и Шведов, прозванные Олегом Винтиком и Шпунтиком, установили на его самолет радиостанцию с экранированной проводкой. От нее отказался, что характерно, комэск-1 Вася, мотивируя тем, что работает плохо, больше шумит, лишний вес. Прозвища прижились, а сержанты теперь в свободное время активно занимались физподготовкой вместе с ротой охраны. Олег и сам по утрам с удовольствием бегал с ними, занимался гимнастикой, силовыми упражнениями, а также рукопашным боем с Петровичем и Денисом. По просьбе Олега Винтик и Шпунтик сделали ему пару прекрасных метательных клинков и нож по типу собровских «Кобры» и «Акелы». Они были выполнены из прекрасной стали от швейцарского подшипника. Себе они сделали такие же, но из стали попроще, и теперь учились их метанию и ножевому бою. Сам Северов освоил работу с ножом еще в Афгане, научил капитан-разведчик, чье подразделение базировалось по соседству.
Свой «ишачок» с новым двигателем Олег облетал 12 июня и остался им очень доволен. Михалыч с ребятами поколдовал с его обшивкой, убрал, по возможности, все щели и неплотно прилегающие крышки. По замерам скорость получилась около 500 км/ч, точнее сказать было трудно. По сравнению с «Ме-109Е», а тем более «F», не очень впечатляло, но все же намного лучше серийных машин, особенно с «М-25».
Иногда на Северова накатывала тоска от того, что он ничего не может изменить, что погибнут миллионы людей, что почти никто из тех, кто его сейчас окружает, не доживет до Победы. Олег гнал эти мысли, занимал себя работой, но временами они вновь посещали его, особенно по ночам. И чем ближе к 22 июня, тем чаще.
14 июня, в субботу, командир полка дал личному составу выходной. Некоторые, собрав компанию любителей рыбалки, отправились во главе с комэском-1 Васей на какое-то его «особое» место. Часть, разбившись на две команды, устроила футбольный матч. А некоторые, в число которых входил и Северов, поехали в Станислав. Летчики разбрелись по городу, Северов решил посмотреть памятники архитектуры – единственную на Украине ратушу в стиле модерн, Коллегиальную церковь Пресвятой Девы Марии в стиле барокко и другие.
На следующей неделе начали прибывать выпускники летных школ, шесть из них пришли в третью эскадрилью. Теперь в ней было двенадцать летчиков – четыре трехсамолетных звена. К сожалению, отработать работу парами не удалось, совершили только пару вылетов. Еще несколько вылетов сделали в составе уставных трехсамолетных звеньев.
В четверг 19 июня Булочкин поехал в Станислав забрать прибывшее по железной дороге имущество БАО и дополнительное вооружение для роты охраны. Олег поехал с ним – Коробков хотел убедиться, что запасные приборы для истребителей именно те, которые были заказаны, накладки у снабженцев не были большой редкостью. Поэтому послал с ним первого попавшегося пилота – Северова.
В Станислав они приехали слишком рано, на складе их ждали только через пару часов, поэтому решили пообедать в соседнем ресторанчике. Полуторку, на которой они приехали, загнали в соседний переулок, чтобы не оставлять ее посреди улицы.
Когда Булочкин с Северовым подошли к машине после обеда, их внимание привлекло истошное карканье. Через двор, выписывая замысловатые пируэты, летела ворона. На ее спине, вцепившись когтями в шею, сидел маленький котенок. Ворона выделывала фигуры высшего пилотажа, которым позавидовал бы любой истребитель.
– Ну прямо Чкалов! – восхитился Петрович.
Тем временем ворона все-таки стряхнула маленького наездника, и тот свалился в куст смородины.
– Хорошо, что не в крыжовник! – прокомментировал Булочкин, а Олег полез в куст и вытащил оттуда брата-летчика. Котенок оказался короткошерстным с интересным серым волнистым окрасом. Его решили забрать с собой. Петрович предложил назвать котенка Валерой в честь Чкалова.
Приборы оказались нужными, и вскоре друзья вернулись в расположение полка. Валера поселился в комнате Олега.
В пятницу 20 июня Северов подошел к Булочкину:
– Петрович, отмени увольнительные своим людям в эти выходные!
– Чего вдруг?
– Не вдруг! Разговоры про действия диверсантов последнее время идут, к тому же нападение в выходной день дает больше шансов, что часть командиров будет отдыхать. Ведь никого из них на казарменное положение не перевели. Ну и самая короткая ночь.
Булочкин несколько секунд раздумывал, потом кивнул и ушел к себе, а Северов пошел к Коробкову и попытался набиться дежурить с субботы на воскресенье. Коробков отказал и, собрав комэсков, приказал выделить дежурное звено из второй эскадрильи и держать его в двухминутной готовности. В воскресенье многие летчики хотели поехать в Станислав на стадион, а Олег решил остаться на аэродроме.
Глава 3
Около половины четвертого Северов пришел в штаб. Дежурный что-то писал в журнале, дежурное звено находилось около машин. Это были три «Чайки» «И-153».
– Чего не спишь?
– Как обстановка? Связь есть?
Удивленный дежурный поднял трубку телефона. Тишина.
– Что это значит?
– Поднимай полк по тревоге! Вражеские диверсанты перерезали связь. Переходи на связь по радио! Посылай связистов на линию в сопровождении охраны!
Ошеломленный таким напором дежурный принялся отдавать приказания и послал за командиром полка.
Отделение из роты охраны аэродрома со связистами выдвинулось по линии для поиска повреждений. Роту охраны Булочкин поднял в ружье. В штабе появился командир полка.
– Ты что вытворяешь!? – разозленный Коробков напустился на Северова. – Я тебя под арест посажу, паникер!
В это время невдалеке раздались выстрелы, отделение охраны, ушедшее на линию, приняло бой с диверсантами. Им на помощь немедленно выдвинулось еще два отделения того же взвода. Немцы, не ожидавшие, что со связистами будут солдаты, да еще так хорошо обученные, сначала ввязались в бой, а потом попытались оторваться, но быстро были уничтожены подоспевшим подкреплением. Связисты исправили повреждение, и в штабе зазвонил телефон. В четыре часа из штаба дивизии сообщили, что немецкие самолеты пересекли государственную границу. Коробков немедленно дал команду на взлет дежурному звену, «Чайки», ревя моторами, ушли в начинающее светлеть небо.
Первым поднялся командир звена младший лейтенант Леонид Бутелин. Когда «Чайки» его звена набрали высоту, немецкие самолеты двумя группами уже подходили к Станиславу. «Юнкерсы-88» шли довольно низко, плотным сомкнутым строем – так легче вместе отбиваться от атак истребителей, тем более что своего истребительного прикрытия не было. Времени на построение атаки с задней полусферы не было, Леонид повел свое звено в лобовую атаку. Он решил сосредоточить огонь на ведущем первой группы, это должно подействовать на остальных и нарушить их строй.
«Чайки» его звена были вооружены крупнокалиберными пулеметами «БС» и двумя «ШКАСами» винтовочного калибра. Для бомбардировщика этого было маловато, но лучше, чем четыре «ШКАСа» на большинстве других «Чаек». Не обращая внимания на встречный пулеметный огонь, Бутелин прошил ведущий «Юнкерс» длинной очередью из всего бортового оружия. Пули попали в бензобаки, и охваченный пламенем бомбардировщик ушел к земле. Другие летчики его звена оказались менее удачливыми и, совершив боевой разворот, пытались атаковать «Юнкерсы» сзади. Это не такая уж легкая задача, тем более что пилоты не очень опытны. Оба истребителя были повреждены, но им также удалось повредить два самолета противника, один из них тяжело. Через некоторое время он упал.
Тем временем Леонид, совершив несколько атак, заметил, что один из бомбардировщиков второй группы совершает заход на бензохранилище. Младший лейтенант прекратил атаку и устремился к новой цели. Ему удалось совершить заход на бомбардировщик сзади, но пулеметы молчали – Леонид расстрелял все патроны. Тогда он увеличил обороты мотора, решив таранить врага. «Юнкерс-88» является скоростным бомбардировщиком, если бы он успел отбомбиться, догнать его на «Чайке» или «ишачке» не удалось бы. Но он шел с максимальной бомбовой нагрузкой, и Бутелин на полном газу настиг врага, винт его истребителя врубился во вражеский хвост. Леонид в спешке пристегнулся только поясным ремнем, а разница в скоростях была приличной – Бутелин боялся не успеть сорвать атаку на бензохранилище. От удара его бросило на прицел, летчик потерял сознание. «Чайка» Леонида рухнула на землю вместе со сбитым им немецким самолетом.
Для отражения налета сил было слишком мало, «Юнкерсы» вывалили свой груз на аэродром. Взлетно-посадочная полоса практически не пострадала, но больше десятка самолетов превратились в обломки. Пострадали дома командного состава, казармы, здание штаба.
Сразу после ухода вражеских бомбардировщиков третья эскадрилья в полном составе поднялась на прикрытие Станислава, звено первой эскадрильи ушло на разведку противника.
Северов шел сзади Ларионова метрах в ста, правее и выше метров на двадцать. Другой ведомый, сержант Зайченко, старался держаться поближе к комэску, так он чувствовал себя более уверенно. Остальные звенья шли клином, также в плотном строю. Кроме машины Северова радиостанции были только у Ларионова и Бабочкина, у других командиров звеньев были только приемники, а у рядовых летчиков не было и их. Все команды подавались покачиванием крыльев или взмахами рук.
Зона патрулирования находилась западнее Станислава, и эскадрилья успела набрать 3 километра высоты. Северов активно крутил головой, но атаку «Мессершмиттов» все равно прозевал. Две четверки сто девятых атаковали сверху со стороны солнца, Олег заметил их, когда разворачиваться навстречу врагам было поздно. «И-16» бодро порскнули в разные стороны, но, пока немцы разворачивались, быстро построились в оборонительный круг.
Игорь Ларионов не хотел рисковать. Если бы все пилоты в эскадрилье были уровня Бабочкина или Северова, можно было бы предпринимать активные действия. Наших было двенадцать против восьми, но Игорь понимал, что техническое и тактическое превосходство на стороне противника, поэтому решил действовать на контратаках. Это было оговорено заранее. Звено комэска-3 вышло из круга и резко развернулось навстречу ближайшей паре «Мессеров», а круг вновь сомкнулся. В лобовой атаке капитан поджег ведомого, а Северов и Зайченко отстрелялись по ведущему. Поврежденный «ишачок» сержанта пошел к земле, а немец резко спикировал и пошел на запад, оставляя за собой небольшой белый след, видимо, была повреждена система охлаждения.
– Молодец, Олежек! Минус два! – Ларионов был доволен.
Впрочем, радовался он зря. Подошли еще две четверки «Мессершмиттов». Игорь был опытным воздушным бойцом, но в таком бою помимо индивидуальных качеств важна тактика, необходимы управление и связь. А тактика была устаревшей, управления почти не было (не считать же наличие передатчиков на трех машинах и приемников еще на двух за полноценную связь).
Пилотаж пары Ларионов – Северов на гансов впечатление произвел. Сбить им больше никого не удалось, но еще два немецких истребителя, видимо, получив повреждения, вышли из боя и ушли на запад. Остальные предпочли не рисковать и, покружившись у оборонительного круга, тоже ушли.
Формально победа осталась за советскими летчиками, но Северов эйфории не испытывал. Во-первых, он понял, что, летая ведомым, вряд ли раскроет себя полностью. Его задача – держать хвост Игорю, приспосабливаться к его манере ведения боя. А она далеко не безупречна. Во-вторых, наши ходят плотным строем, по высоте не эшелонируются, связи нет, самолеты качественно уступают противнику. Последний фактор сам по себе не фатален, но вместе с первыми тремя…
Страха, сковывающего движения и мысли, у Олега не было – в прошлой жизни в него стреляли много раз, штурмовик собирает на себя аплодисменты из всего, что только может стрелять в данный момент. Равнодушно это воспринимать нельзя, но держать себя в руках, а иногда и выключать инстинкт самосохранения Олег давно научился. Однажды он посмотрел фильм «Первый рыцарь» с Ричардом Гиром в одной из главных ролей. На вопрос, как научиться быть настоящим воином, его герой отвечает, что нужно мастерски владеть оружием, предугадывать действия противника, а еще тебе должно быть все равно, жив ты или уже умер. В прошлой жизни Северов это умел, не разучился и сейчас.
Подходя к аэродрому, Северов предложил Ларионову оттянуться назад и прикрывать посадку эскадрильи. Он знал, что немцы любят ловить на взлете и посадке. Расчет оказался верным, пара «Мессеров» вынырнула с северо-востока, но, увидев развернувшееся на них прикрытие, шарахнулась в сторону и ушла.
До вечера Северов летал еще два раза примерно в тот же район. Первый раз ходили снова эскадрильей, никого не встретили. Второй раз работали парой с комэском, болтались на трех тысячах, видели, как примерно на пяти с половиной – шести на восток прошли три девятки «Юнкерсов-88». Потянулись было за ними, но, естественно, догнать не смогли. Охранение – четверка «Мессеров» – связываться с ними не стала, зато с высоты со стороны солнца спикировала еще четверка и чуть не завалила Игоря. Спас Северов, успел вывернуться с линии огня и дать очередь, заставив отвернуть ведущего атакующей пары. Ведомый был в менее выгодной позиции для стрельбы и доворачивать не стал, уклонился. Здесь не надо было пасти менее подготовленных пилотов, связь у пары Ларионов – Северов была, решили потягаться. Дотягались до дыр в плоскостях и хвосте, у Олега пару раз бахнуло по бронеспинке, но и гансы получили свою порцию незабываемых эмоций. Сбить никого не сбили, но подырявили всех четверых изрядно, жаль не нанесли серьезных повреждений. «Мессеры» разошлись – более пострадавшая пара ушла к земле, другая – на высоту. У наших кончался бензин и боекомплект, преследовать не имело смысла, шансов догнать не было.
Зайченко появился поздно вечером. Он посадил «ишачка» недалеко от места боя. Его ястребок при посадке серьезно пострадал, и сам он, помимо ранения в руку, тоже побился. Так что его направили в госпиталь, за истребителем ушла машина.
За первый день войны полк потерял только на земле более половины своих машин – тридцать шесть, в основном в первой волне налета. Была и вторая волна, уже днем, когда третья эскадрилья вылетала второй раз. Четыре самолета техники брались восстановить. Всего заявлено одиннадцать побед – другие эскадрильи тоже сделали по паре вылетов.
«Вот так обычно и бывает, – подумал Северов, – трах-бах, и в первый же день боевых действий половины полка нет. Все, как дед и его друзья рассказывали. Ладно, спать, потом будем воевать дальше».
Следующие дни прошли в напряженном ожидании новостей, вылетах на разведку и прикрытие Станислава, поисках вражеских диверсантов и спорах с начальством. Многие, особенно молодые люди, верили в быструю победу (ну да, малой кровью и на чужой территории), некоторые даже рассуждали о скорой пролетарской революции в Германии. Северов осторожно, чтобы не вызывать подозрений, разубеждал наивных и продвигал мысли о новой тактике, приводил примеры из последних воздушных боев, после каждого вылета проводил разбор действий. Вернее, выглядело все так, что разбор проводил Ларионов, но на самом деле все проходило с подачи Олега.
Между тем даже те немногие сведения, что поступали из дивизии, совсем не радовали. Потери были велики, немцы успешно наступали, связь и управление войсками были потеряны.
Северов не помнил во всех подробностях хронику боевых действий, представлял лишь общую картину и некоторые даты, типа взятия Минска или оставления Одессы. Пока все вроде шло без отклонений.
Однако уже на третий день войны третья эскадрилья на патрулировании шла этажеркой! Северов убедил Игоря в преимуществах нового построения, они долго обсуждали свои действия, а затем тренировались пешим по-летному всей эскадрильей. Конечно, отсутствие опыта и связи очень сильно сказывалось, но эффективность работы возросла.
Первое звено из четырех машин находилось на высоте около трех тысяч, с превышением на тысячу висело второе звено, тоже из двух пар, примерно на пяти – пяти с половиной находилась пара Ларионов – Северов. В эскадрилье были собраны «И-16» тип 28 с моторами «М-63», двумя пушками и двумя пулеметами. Стараниями Михалыча, под руководством которого работали другие техники, а также вездесущих Винтика и Шпунтика моторы работали как часы. За июнь удалось радиофицировать половину машин, так что все ведущие имели радиостанции. Берг нашел толкового специалиста по радио и добился его перевода в полк.
Первый же вылет в новой формации принес свои плоды. Подошла немецкая четверка, но работа по принципу ударил – убежал не получилась – их вовремя заметил Бабочкин. Еще одна четверка была намного выше, примерно на пяти тысячах, но на пяти с половиной был резерв – пара Ларионов – Северов. Их немцы не заметили, так как Игорь заходил со стороны солнца. В результате уработали троих: двух – звено Бабочкина, одного – Ларионов и Северов. И еще двое ушли поврежденные, этих гоняло нижнее звено. Правда, три машины были повреждены, их пришлось ремонтировать два дня. Коробков отнесся к докладу комэска-3 несколько недоверчиво, уж больно все выглядело гладко, 3:0 в нашу пользу. Но восторженные донесения очевидцев с земли и благодарность командира 64-й ИАД сомнения развеяли. Другие эскадрильи полка также воевали не без успеха, но и несли значительные потери. В первой эскадрилье осталось всего пять «ишачков», во второй и четвертой по шесть «Чаек», а в пятой – всего две. К тому же «ишачки» были тип 18 с четырьмя «ШКАСами», «И-153» с таким же вооружением. Действовали они в основном против бомбардировщиков, поэтому большим количеством сбитых похвастаться не могли, а сами несли потери от истребителей прикрытия и стрелков бомбардировщиков. Вообще, уничтожить даже истребитель из пулеметов винтовочного калибра не так просто, а уж бомбер – тем более. Но сбить два «Мессера», два «Юнкерса-87» и «Хейнкель-111» ребята смогли.
Только за 23 июня полк сделал 58 самолето-вылетов, на следующий день почти столько же.
Вечером 24 июня, когда третья эскадрилья ужинала, за стол к Олегу подсел Петрович. С аппетитом уминая картошку с мясом и хрустя соленым огурчиком, он посетовал:
– Диверсанты, сволочи, оживились! Ладно бы только немчура, так и местные возятся. Куда лезут, идиоты безмозглые? Их ведь гансы сразу прижмут, церемониться не будут.
– Поляки?
– Они! Что за нация такая? То с немцами дружат, то собачатся. Тут же нам гадят. Мы-то им что сделали? Сколько помню, они нас всегда ненавидели.
Северов кратко рассказал историю раздела Польши в восемнадцатом веке, заметив, что далеко не все поляки нас ненавидят до потери человеческого облика.
– Ну да, – вздохнул Петрович. Мужик он был, несмотря на прошлое, невредный и отходчивый. – Обидно только. Гоняли вчера группу диверсов, точно немцы. Всех уничтожили. Но они подранили поляка-подростка, полез за нашими спинами, посмотреть захотел, дурак. Ничего страшного, руку прострелили в мякоть, пустяки. Так когда уезжали мы оттуда, какая-то сволочь нам в спину стрелять стала.
– Вернулся?
– Да ну их, потом разберемся. Сразу было видно, у стрелка ни ума, ни опыта. Я к чему говорю. Если вдруг собьют, полякам не верь!
Северов кивнул, а сам подумал:
«Ты, Петрович, догадываешься, а я-то знаю! Так что за предупреждение и заботу спасибо, только я это уже проходил. По истории».
Усталый Олег удобно устроился на койке, под мышкой уютно мурчал котенок. Аэродром жил негромкой ночной жизнью. Заканчивался третий день войны.
Утром Северова послали на разведку в район Жолквы.
– У тебя машина – зверь! – сказал Коробков. – К тому же с радиостанцией. Пойдешь один, прикрытие дать не могу. Машин в полку мало, а дел много. Удачи!
После взлета Северов пошел по нижней кромке кучевых облаков, на высоте около полутора тысяч, внимательно осматривая горизонт. Вражеская авиация излишней активности не проявляла. Пару раз на севере на пределе видимости прошли небольшие формации бомбардировщиков с прикрытием, Северов на всякий случай уходил в облачность. Южнее Львова оборона Красной Армии проходила примерно по государственной границе, а вот севернее ситуация была значительно хуже. Оборону старались удержать по линии Рава Русская – Жолква – Броды – Луцк – Ковель. Получалось не очень хорошо.
Северов уточнил положение линии фронта, отметил движение моторизованных частей противника в общем направлении на юго-восток и развернулся в сторону своего аэродрома, когда с северо-востока показалась пара «Мессеров». Их явно вызвали наземные части, убегать было бессмысленно, поэтому Северов решил просто оттянуть их по максимуму к линии фронта и принять бой. Не получилось, с востока подходила еще пара. Олег энергично развернулся навстречу первой паре, гансы среагировали поздно – ведомый выпустил полосу черного дыма и пошел к земле. Короткая очередь из двух пушек прошла снизу по фюзеляжу и корню левого крыла. Боевой разворот навстречу второй паре, но «Мессеры» резко ушли вверх и, развернувшись, пытались атаковать сами. Олег виражил с максимальной перегрузкой, резкими маневрами сбивал противнику прицел. Его маневры не были ограничены защитой хвоста ведущего, перегрузки были такие, что немцы быстро сдулись и решили разорвать дистанцию, традиционно пошли на высоту. Северов, наоборот, ушел еще ниже. Обрадованные птенцы Геринга посыпались вниз, стремясь зайти Олегу в хвост. Тот дал им приблизиться, резким маневром ушел с линии атаки, немцы проскочили мимо и тут же пошли вверх. Но это было предсказуемо, поэтому ведомый получил несколько снарядов, задымил и ушел в сторону. Ведущий второй пары не угомонился и продолжил атаки. Северов дал зайти себе в хвост, выполнил размазанную бочку со скольжением и расстрелял его с короткой дистанции из перевернутого положения. Немецкий летчик вывалился из своего неуправляемого «фридриха», но парашют не раскрыл. Ведущий первой пары ушел не попрощавшись.
Расход топлива в воздушном бое значительно возрастает, но до аэродрома Олег дотянул. Напряжение отпускало, на смену возбуждению пришла усталость. Северов с трудом выбрался из кабины и присел на траву около крыла. Михалыч, не говоря ни слова, подал фляжку с холодной водой. Северов с наслаждением выпил несколько глотков и вылил остальное себе на голову.
Новоселов тем временем осматривал самолет, свежие пробоины свидетельствовали о воздушном бое. Подбежали Винтик и Шпунтик, подошли свободные летчики, начались расспросы.
– Видно, погоняли тебя, – сочувственно сказал подошедший Ларионов.
– Кто еще кого погонял! – усмехнулся Олег. – Две пары мастерились. Двоих приземлил, одного повредил и один ушел, гад.
Воцарилась тишина, потом Игорь осторожно спросил:
– Подтверждение есть? Над нашими позициями дрались?
– Подтверждения не будет, если только кто-то из будущих пленных расскажет. Дрались за линией фронта.
– Так что вы нам тут сказки рассказываете! Этак каждый по десятку побед с вылета привозить будет!
Все обернулись. Говорившим оказался капитан лет тридцати, полные губы кривились в пренебрежительной усмешке, большие, навыкате, светло-серые рыбьи глаза буравили младшего лейтенанта.
– Молчи, не связывайся, – успел прошептать Михалыч.
Олег понял, что это какая-то очередная знаменитость, поэтому не стал ничего говорить, не спеша поднялся и принялся разглядывать капитана. Знавшие Северова в прошлой жизни говорили, что взгляд у него в такие минуты становился очень тяжелый. Капитан, видимо, что-то почувствовал, глаза у него забегали, но он еще хорохорился:
– Я вам тут не дам очковтирательством заниматься! Я прослежу, чтобы все данные о сбитых перепроверялись! А вы, товарищ младший лейтенант, можете быть уверены, за вами я буду следить особо! Никаких наград за свое вранье вы никогда не получите! Это всех касается! Узнаю о подобных случаях, держитесь у меня! Я вам тут…
Незаметно подошедший Петрович так хлопнул оратора по спине, что тот хрюкнул он неожиданности и громко пукнул.
– Чего развоевался, Лева? У них через полчаса боевой вылет, а ты их недоверием обижаешь!
Лева смешался, видимо, Петровича побаивался, но потом опять встрепенулся:
– Времени достаточно! Я должен довести важную информацию! Лейтенант, принесите побыстрее мой портфель, я его оставил в штабе! – обратился он к стоявшему ближе всех Леше Бабочкину.
До штаба идти было неблизко, к тому же летчики были неприятно удивлены таким откровенным выражением недоверия и угрозами.
– Уже бегу, волосы назад, – пробурчал побритый наголо Алексей.
– Что?!
– Я говорю, разрешите выполнять!? – спросил Бабочкин.
– Выполняйте, и побыстрее!
Алексей повернулся и пошел в сторону штаба, довольно громко пробурчав:
– Пердун!
Не успел он отойти, как раздалась команда на взлет. Все исправные самолеты полка ушли в западном направлении. В «ишачке» Северова копались техники, а сам он направился в штаб за дальнейшими приказаниями. По пути его перехватил Булочкин. Капитан сжал локоть Олега и тихо произнес:
– Этот говнюк называется Лева Кольский. Сейчас он какой-то чин в штабе КОВО, вернее, уже Юго-Западного фронта. Не связывайся с ним, он тварь злопамятная и в разные двери вхожая. Крови может выпить много. Он будет тебя провоцировать, чтобы потом на тебя рапорты катать, и Коробков прикрыть не сможет, слишком высоко для него бумажки эти летать будут. Да и не до того сейчас. Воевать надо, а не подковерной возней заниматься. Понял меня?
Северов кивнул. На ровном месте прикопался, гаденыш, во задница какая!
Капитан Вальтер Оезау, командир III./JG3, стоял у капонира своего самолета и смотрел на проплывающие по небу облака. Сегодня в его душе что-то перевернулось. Когда он получил сигнал о пролете одиночного русского самолета, его захватил охотничий азарт. Он решил славно поохотиться, используя в качестве загонщиков пару лейтенанта Курта Штольца. Однако этот чертов русский вместо того, чтобы стараться убежать, развернулся им навстречу и срезал ведомого Вальтера, обер-фельдфебеля Лемке. А затем показал такой класс пилотажа, что Оезау, опытный воздушный боец, сразу понял – этот русский просто перелетает его, маневрировать с такими дикими перегрузками невозможно. Значит, надо разорвать дистанцию и уйти на высоту. Русский за ними не успеет, у него старый самолет, он потеряет скорость и станет легкой добычей. Но хитрый русский вверх не пошел, он пошел вниз. Тогда они развернулись и атаковали его, а иван опять их перехитрил и Штольц тоже лишился ведомого, тот был ранен, но до аэродрома дотянул. Злость затмила его разум, русский дал зайти себе в хвост и, когда бедняга Курт уже праздновал победу, каким-то невероятным способом вывернулся, сам зашел ему в хвост и сбил, демонстрируя превосходные навыки стрельбы из перевернутого положения. У Вальтера кончалось горючее, и он принял решение возвращаться. Хотя зачем обманывать самого себя, он просто ушел от этого страшного русского, который расправился с его ребятами, он вдруг понял, что ничего не сможет сейчас сделать и просто погибнет сам. Руки и ноги все сделали сами, когда гауптман опомнился, русский уже ушел, а сам он подлетал к аэродрому.
Сбоку раздался шорох, капитан Оезау повернул голову и увидел майора Гюнтера Лютцова, командира JG3.
– Вальтер, что случилось?
– Гюнтер, я не знаю, как это получилось! Я не знаю! Один русский, один! На старом «И-16»! Он сбил Штольца и Лемке, Дорн ранен. Он пилотировал с такими перегрузками, что мы ничего не могли сделать!