Робин Гуд Дюма Александр
С этими словами Робин Гуд взял свой рог и поднес его к губам. На его зов прибежали Маленький Джон и Красный Уилл.
— Сэр рыцарь, — сказал Робин, — гостеприимство кончилось, соблаговолите заплатить по счету, мои казначеи готовы принять деньги.
— Поскольку вы рассматриваете лес как постоялый двор, то счет расходов, несомненно, соответствует обширности леса? — спокойно спросил рыцарь.
— Точно так, сударь.
— И вы за одну цену потчуете рыцаря, барона, герцога и пэра Англии?
— Одинаково, — ответил Робин Гуд, — и это справедливо; не хотите же вы, чтобы такой бедный крестьянин, как я, даром кормил обладающего гербом рыцаря, графа, герцога или принца: это нарушило бы правила этикета.
— Вы совершенно правы, дорогой хозяин, но вы составите себе довольно скверное мнение о своем сотрапезнике, когда он признается вам, что все его состояние состоит из десяти золотых.
— Позвольте мне поставить под сомнение это утверждение, сэр рыцарь, — ответил Робин.
— Дорогой хозяин, я прошу ваших товарищей обыскать мою одежду и убедиться, что это суровая истина.
Маленький Джон, который редко упускал возможность показать, какое место он занимал в обществе, поспешил воспользоваться этим предложением.
— Рыцарь сказал правду! — разочарованно воскликнул он. — У него в самом деле всего десять золотых.
— Эта сумма в настоящую минуту представляет все мое состояние, — добавил незнакомец.
— Вы промотали наследство? — со смехом спросил Робин Гуд. — Или оно было невелико?
— Нет, я унаследовал значительное состояние, и я его не растратил, — ответил рыцарь.
— Как же тогда случилось, что вы столь бедны? Ведь признайтесь, ваше теперешнее положение очень напоминает следствие расточительства.
— Видимость обманчива, и, чтобы вы поняли мое горе, мне нужно рассказать вам одну плачевную историю.
— Сэр рыцарь, я слушаю вас с глубоким вниманием, и, если могу быть вам полезен, располагайте мной.
— Я знаю, благородный Робин Гуд, что вы защищаете всех угнетенных и все они пользуются вашим добрым вниманием.
— Оставим это, сударь, — прервал его Робин, — и вернемся к вашим делам.
— Меня зовут Ричард, — продолжал незнакомец, — и мой род ведет свое происхождение от короля Этельреда.
— Значит, вы сакс? — спросил Робин.
— Да, и мое благородное происхождение послужило причиной многих моих несчастий.
— Позвольте пожать вашу руку как своему брату, — сказал, весело улыбаясь, Робин Гуд, — саксов, богаты они или бедны, в Шервудском лесу принимают бесплатно.
Рыцарь ответил на рукопожатие и продолжал:
— Меня прозвали сэр Ричард Равнинный, потому что замок мой лежит в обширной низине, примерно в двух милях от аббатства Сент-Мэри. Еще в молодости я женился на девушке, которую любил с раннего детства. Небо благословило наш союз и ниспослало нам сына. Никогда еще отец и мать не любили так нежно своего ребенка, а тот не был настолько достоин их любви, как наш Герберт. Мы поддерживали добрососедские отношения с монастырем Сент-Мэри, и я был дружен со многими монахами. Однажды один послушник, к которому я питал искреннюю приязнь, попросил у меня разрешения побеседовать со мной несколько минут.
"Сэр Ричард, — сказал он мне, — я не сегодня-завтра приму постриг и навсегда отрешусь от мирских дел, но я оставляю в мире могилу жены и дочь-сироту, без средств к существованию, без всякой защиты. Я посвятил себя Богу и надеюсь, что строгость монастырского существования позволит мне вынести тяготы жизни еще несколько лет. Я пришел просить вас во имя божественного Провидения проявить сочувствие к моей бедной дочери".
"Дорогой брат, — ответил я этому несчастному, — благодарю вас за доверие, и, поскольку вы на меня понадеялись, я пашей надежды не обману и паша дочь станет моей".
Этот человек был растроган до слез; он горячо поблагодарил меня за великодушие и по моей просьбе послал за своей дочерью.
Никогда мне не приходилось испытывать такое волнение, как в ту минуту, когда я увидел это дитя.
Девочке было двенадцать лет, она была высокой и стройной, чрезвычайно изящной, и на ее хрупкие плечики падали шелковистые белокурые локоны. Войдя и зал, где я ее ждал, она изящно поклонилась и посмотрела мне прямо п лицо огромными синими печальными глазами. Вы сами понимаете, любезный мой хозяин, что эта прелестная девочка сразу завладела моим сердцем; я взял ее ручки в спои и отечески поцеловал ее в лоб.
"Вы видите, сэр Ричард, — сказал мне монах, — что это дитя достойно защиты любящего человека".
"Да, брат мой, признаюсь, что в жизни не видел более очаровательного создания".
"Лили очень похожа на свою бедную мать, — ответил монах, — и, когда я вижу ее, горе мое усиливается, удаляя мой дух от всего Небесного и заставляя думать снова и снова о той, что спит вечным сном под холодной могильной плитой. Удочерите мое дитя, сэр Ричард, вы не раскаетесь в своем милосердии: Лили обладает редкими душевными качествами, у нее прекрасный характер, она благочестива, ласкова и добра".
"Я буду ей отцом, и отцом нежным", — взволнованно ответил я.
Бедная девочка, изумленно слушала нас, беспокойно переводя взор с одного на другого, а потом сказала:
"Отец, вы хотите…"
"Я хочу твоего счастья, мое любимое дитя, — ответил монах, — настало время нам расстаться".
Не стану описывать, мой любезный хозяин, душераздирающую сцену, последовавшую за этими словами; ребенок был в отчаянии, монах плакал вместе с ним, а потом по знаку этого несчастного я взял Лили из его объятий и увез из монастыря.
Первые дни своей жизни в замке Лили казалась грустной и задумчивой, но постепенно время и общество моего сына Герберта умерили ее печаль. Дети выросли вместе, и, когда Лили сравнялось шестнадцать, а Герберту — двадцать лет, я понял, что они любят друг друга нежнейшей любовью.
"Их юные сердца, — сказал я моей жене, сделав это открытие, — еще не ведали горя, и избавим их от него. Герберт обожает Лили, а Лили нежно любит нашего дорогого сына. Не важно, что Лили незнатного происхождения, пусть отец ее был прежде бедным саксонским земледельцем, ныне он святой человек. Благодаря нашим заботам Лили приобрела все качества, которые составляют достояние ее пола; она любит Герберта и будет ему верной супругой".
Моя жена от всего сердца одобрила мое решение, в тот же день мы обручили детей.
Приближался уже и день, на который была назначена свадьба, как вдруг в аббатство приехал один норманнский рыцарь, чье небольшое имение было расположено неподалеку в Ланкашире. Этот норманн видел мое поместье, и оно ему очень понравилось. Ему тут же захотелось завладеть им. Никак не проявляя своих намерений, он разузнал, что у меня есть приемная дочь на выданье. Справедливо предполагая, что часть своего имения я дам в приданое за Лили, норманн явился к воротам замка и под тем предлогом, что он хочет осмотреть его, познакомился со всей семьей. Как я вам уже сказал, Робин, Лили была очень хороша собой и пленила воображение моего гостя; он приехал вторично и поведал мне, что любит невесту моего сына. Не отклоняя лестных предложений норманна, я ответил, что девушка уже обещала свою руку, но по-прежнему вольна распоряжаться собой.
Тогда он обратился прямо к ней.
Лили отказала ему в самых любезных выражениях, но бесповоротно: она любила моего сына.
Прийдя в отчаяние, норманн покинул замок, поклявшись отомстить нам, как он выражался, за нашу наглость.
Сначала мы просто посмеялись над его угрозами. Но последующие события показали нам, насколько эти угрозы были серьезны.
Два дня спустя после его ухода старший сын одного из моих вассалов прибежал и сообщил мне, что милях в четырех от замка он встретил незнакомца, приезжавшего до того ко мне в гости, а теперь увозившего мою заплаканную дочь. Новость повергла нас в отчаяние, я не мог этому поверить, но мальчик подтвердил свои слова:
"Сэр Ричард, — сказал он мне, — к сожалению, я говорю правду, и вот каким образом я узнал, что мисс Лили похищена: я сидел на обочине дороги, когда в нескольких шагах от меня остановился всадник, державший в объятиях рыдающую женщину; за ним ехал оруженосец. Что-то разладилось в сбруе, и он с угрозами потребовал, чтобы я ему помог. Подойдя к ним, я увидел, что мисс Лили в отчаянии ломает руки. "Приведи в порядок удила", — грубо приказал мне всадник. Я повиновался, но незаметно перерезал подпругу седла, а потом, наклонившись якобы для того, чтобы посмотреть, не потеряла ли лошадь подкову, сумел сунуть камешек ей в копыто. После этого я побежал со всех ног предупредить вас".
Мой сын Герберт не стал и слушать дальше; он побежал в конюшню, оседлал лошадь и понесся вдогонку за похитителем.
Хитрость парня удалась. Когда Герберт догнал норманна, тот уже вынужден был спешиться.
Этот негодяй и мой сын долго и жестоко сражались, но справедливость победила, и мой сын убил похитителя.
Как только о смерти норманна стало известно, за моим сыном был послан отряд солдат. Я спрятал Герберта и отправил слезное прошение королю. Я сообщил его величеству о недостойном поведении норманна и объяснил, что мой сын сражался со своим врагом и убил его, лишь подвергаясь риску быть убитым самому. Король даровал помилование Герберту, заставив нас заплатить большой выкуп. Я был так счастлив спасению сына, что постарался тут же удовлетворить желание короля. Моя казна была почти пустая, я обратился к вассалам, продал посуду и мебель. Я исчерпал все свои возможности, но мне все же не хватало четырехсот золотых. Тогда настоятель аббатства Сент-Мэри предложил мне одолжить нужную сумму под залог моего недвижимого имущества; я, разумеется, согласился на его любезное предложение. Условия займа были таковы: фиктивная продажа моего имения должна была обеспечить ему получение дохода с него в течение года. Если в последний день двенадцатого месяца этого года я не верну ему четыреста золотых, моя собственность перейдет в его владение. Вот каково мое положение, любезный хозяин, — закончил рыцарь, — день платежа приближается, а у меня всего только и есть, что десять золотых.
— И вы полагаете, что настоятель аббатства Сент-Мэри не согласится дать вам отсрочку? — спросил Робин Гуд.
— К несчастью, я уверен, что он не даст мне ни одного часа и ни одной минуты. Если я не вручу ему в срок всю сумму до последней монеты, он сохранит мое имение за собой. Увы! Я очень несчастен: у моей жены не будет крова, не будет хлеба у моих бедных детей. Если бы мне пришлось страдать одному, я бы еще набрался мужества, но видеть страдания тех, кого я люблю, выше моих сил. Я просил помощи у людей, которые в дни моего благоденствия называли себя моими друзьями, но одни отказали мне ледяным тоном, а другие проявили полное равнодушие. У меня нет больше друзей, Робин Гуд, я один.
Сказан это, рыцарь закрыл лицо руками, и Робин Гул услышал судорожные рыдания.
— Сэр Ричард, — сказал Робин, — наша история печальна, но не следует никогда терять надежду на Господне милосердие; Господь хранит нас, и я думаю, что и нам Небо нот-нот пошлет помощь.
— Увы! — вздохнул рыцарь. — Если бы мне удалось получить отсрочку, я, быть может, сумел бы расплатиться. К несчастью, я ничего не могу предложить в обеспечение, кроме обета Пресвятой Деве.
— Я принимаю это обеспечение, — ответил Робин Гуд, — во имя Божьей Матери, нашей Небесной защитницы, я одолжу вам четыреста золотых, которые нам нужны.
Рыцарь вскрикнул.
— Вы, Робин Гуд? О, да будет над вами благословение Господне! И клянусь нам со всей искренностью признательного сердца, а оно никогда не солгало, я вам честно верну все эти деньги.
— Надеюсь, сэр рыцарь. Маленький Джон, — сказал Робин, — вы знаете, где лежат деньги, потому что вы наш казначей, принесите мне четыреста золотых, а вы, Уилл, сделайте мне одолжение и посмотрите, не найдется ли в моем гардеробе одежды, достойной нашего гостя.
— Вы чересчур добры, Робин Гуд! — воскликнул рыцарь.
— Помолчите, помолчите, — смеясь, прервал его Робин Гуд, — мы с вами заключили соглашение, и оно мне делает честь, потому что и моих глазах вы посланец Божьей Матери. Уилл, добавьте к одежде несколько локтей хорошего сукна, а потом наденьте новую сбрую на серую лошадь, которую доверил нашим заботам епископ Херефордский, и, наконец, Уилл, друг мой, добавьте к этим скромным дарам все, что ваше изобретательное воображение вам подскажет и что, по нашему мнению, сможет пригодиться рыцарю.
Маленький Джон и Уилл поспешно кинулись выполнять поручение.
— Братец, — сказал Джон, — ваши руки половчее моих; вы отсчитайте деньги, а я отмерю ткань, и мой лук будет меркой.
— Ну, — со смехом ответил Уилл, — можно быть спокойным, мера будет полной.
— Конечно, вот сейчас сами увидите.
Маленький Джон взял лук, развернул штуку сукна и принялся для видимости мерить отрез.
Уильям расхохотался.
— Давайте, давайте, дружище Джон, глядишь, штука и кончится: ваш локоть идет, считай, за три.
— Помолчите, болтун! Вы что, не знаете, что Робин был бы еще щедрее, если бы он отмерял сам?
— Ну, тогда и я добавлю несколько золотых, — решил Уильям.
— Несколько пригоршней золотых, братец; мы их получим назад с норманнов.
— Готово!
Видя щедрость Джона и великодушие Уилла, Робин улыбнулся и поблагодарил их взглядом.
— Сэр рыцарь, — сказал Уилл, подавая золото гостю, — в каждом свертке сотня монет.
— Но их здесь шесть, мой юный друг!
— Вы ошиблись, любезный гость, — их только четыре, — возразил Робин. — А впрочем, какое это может иметь значение? Спрячьте деньги в кошелек, и не будем больше об этом говорить!
— А когда я должен их вернуть? — спросил рыцарь.
— Через год, день вдень, если вас этот срок устраивает и если я буду еще на этом свете, — ответил Робин.
— Согласен.
— Под этим деревом.
— Я явлюсь на свидание точно, Робин Гуд, — сказал рыцарь, с признательностью пожимая руку разбойника, — но, прежде чем мы расстанемся, позвольте сказать вам, что все похвалы, которые люди расточают вашему благородству, ничто по сравнению с теми, которые переполняют мое сердце: вы спасли больше чем мою жизнь — вы спасли мою жену и детей.
— Сударь, — ответил Робин Гуд, — вы сакс, и уже поэтому имеете все права на мою дружбу, а кроме того, у вас есть всемогущий заступник передо мной — ваше несчастье. Я тот, кого люди называют разбойником и вором, пусть так, но если я вытряхиваю кошельки богатых, я ничего не беру у бедняков. Я ненавижу насилие, не проливаю крови; я люблю свою родину, а норманны мне омерзительны, потому что они не только обездолили нас, но и тиранят. Не благодарите меня: я дал вам то, чего вы не имели, — это только справедливо.
— Что бы вы ни говорили, вы вели себя по отношению ко мне благородно и великодушно; вы сделали для меня, чужого вам человека, больше тех, кто называет себя моими друзьями. Да благословит вас Бог, Робин, за то, что вы вернули моему сердцу радость. Всегда и повсюду я буду с гордостью говорить, как я обязан вам, и молю Небо ниспослать мне случай в один прекрасный день выказать вам свою признательность. Прощайте, Робин Гуд, прощайте, мой настоящий друг, через год я приеду сюда вернуть вам долг.
— До свидании, сэр рыцарь, — ответил Робин Гуд, дружески пожимая руку гостя, — если когда-нибудь обстоятельства сложатся так, что мне потребуется ваша помощь, я попрошу вас о ней с полным доверием и не стесняясь.
— Да услышит вас Бог! Самое большое мое желание — отплатить вам добром за добро.
Сэр Ричард пожал руку Уиллу и Джону и вскочил на серого в яблоках коня епископа Херефордского. Собственную же лошадь, нагруженную подарками Робин Гуда, он вел на поводу.
Глядя, как его гость исчезает за поворотом дороги, Робин Гуд сказал своим товарищам:
— Мы помогли человеку обрести счастье: день прошел недаром.
V
Марианна и Мод уже месяц жили в замке Барнсдейл, и к прежнему образу жизни они должны были вернуться только полностью восстановив свои силы: читатель, вероятно, помнит, что обе молодые женщины стали матерями.
Робин Гуд не мог долго выносить отсутствие любимой супруги. В одно прекрасное утро он с частью своих людей обосновался в Барнсдейлском лесу. Уильям, который, естественно, последовал за своим атаманом, вскоре заявил, что подземное убежище, наспех сооруженное в окрестностях замка, куда лучше убежища в Шервудском лесу, и если в нем чего-то и не хватает для удобства обитания, то это с лихвой возмещается близостью к поместью Барнсдейл.
Итак, Робин и Уильям были чрезвычайно довольны переменой жилья, и еще двое наших старых знакомцев разделяли их чувства. Этих молодых людей звали Маленький Джон и Мач Кекл, сын мельника. Робин скоро заметил, что они оба постоянно и без видимых поводов отлучаются и ночью и днем. Это стало таким частым явлением, что Робин решил выяснить его причины; он расспросил кого мог, и ему рассказали, что его двоюродная сестра Уинифред очень любит прогулки, а потому просила Маленького Джона показать ей самые живописные уголки Барнсдейлского леса. "Прекрасно, — сказал Робин, — с Маленьким Джоном все ясно, а что же Мач?" Ему ответили, что мисс Барбара, разделяя интерес сестры к красотам природы, хотела вместе с нею погулять по окрестностям, но Маленький Джон проявил достойную всяческих похвал осторожность и заявил девушке, что ответственность за одну женщину и так достаточно велика, и потому он не может согласиться взять с собой двух и принять на себя сопряженные с этим обязательства. Вследствие этого Мач предложил свою защиту мисс Барбаре, и мисс Барбара согласилась. И теперь обе парочки бродили по лесу, по самым тенистым и таинственным его уголкам, и, ведя беседы Бог весть о чем, забывали полюбоваться красотами природы, на которые они пришли смотреть, и не обращали никакого внимания ни на старые корявые дубы, ни на раскидистые буки, ни на вековые вязы. И еще более странным было то, что обе парочки не только не уделяли должного внимания великолепию леса, но и постоянно уклонялись от торных троп, а потому встречались только у ворот замка, когда на вечернем небе проступали первые звезды.
Эти ежедневные прогулки объяснили Робину постоянное отсутствие обоих его товарищей.
Однажды вечером, после жаркого дня, когда подул освежающий ветерок, Марианна и Мод, об руку с Робином и Уиллом, вышли подышать душистым лесным воздухом на поляну, Уинифред и Барбара составили им компанию, а Маленький Джон и его неразлучный Мач следовали за сестрами как тени.
— Здесь хоть дышать можно, — сказала Марианна, подставляя ветру побледневшее лицо, — мне кажется, что в комнатах недостает воздуха, и мне не терпится снова очутиться в лесу.
— Значит, в лесу жить приятно? — спросила мисс Барбара.
— Да, — ответила Марианна, — там много солнца и света, много тени, много листьев и цветов!
— Мач говорил мне вчера, — продолжала Барбара, — что Шервудский лес намного красивее, чем Барнсдейлский; наверное, это просто чудо какое-то, ведь и здесь у нас есть прелестные места.
— Значит, Барбара, вы считаете, что Барнсдейлский лес очень красив? — спросил Робин, пряча улыбку.
— Очарователен, — живо ответила девушка, — здесь есть просто волшебные уголки.
— И какая же часть леса больше всего привлекает ваш взор, сестрица?
— Я не могу точно ответить на ваш вопрос, Робин. Однако, кажется, мне особенно запомнилась одна долина, равную которой вы вряд ли найдете в старом Шервудском лесу.
— И где же она находится?
— Далеко отсюда; но вы никогда не видели более свежего, тихого и благоуханного уголка. Представьте себе, братец, большую лужайку, а вокруг зеленые склоны, на вершине которых растут разные деревья. Листва их в солнечном свете кажется волшебной: то перед вашими глазами изумрудный занавес, то многоцветная драпировка. Трапа похожа на зеленый ковер, и на нем нет ни складки. Под деревьями и по склонам растут красные, лиловые и золотистые цветы, на дне оврага журчит прозрачный ручеек — вот такой оазис есть в Барнсдейлском лесу. И потом, — продолжала девушка, — в этом райском уголке так тихо, а воздух там так чист, что сердце переполняет радость. В жизни я не видела такого восхитительного места.
— И где же эта волшебная долина, Барбара? — наивно спросила Уинифред.
— А разве вы не вместе всегда гуляете? — смеясь, спросил Робин.
— Да, конечно, — ответила Уинифред, — но только мы вечно теряем друг друга… я хотела сказать часто… точнее, иногда. И вообще, я хочу сказать, что Маленький Джон ошибается дорогой, и мы остаемся одни; мы ищем друг друга, но я уж не знаю, как это получается, однако только нам никогда не удается друг друга найти, пока мы не вернемся в замок. Но я вас уверяю, что все это происходит по чистой случайности.
— Конечно, по чистой случайности, кто же думает иначе? — насмешливо откликнулся Робин. — А потому, отчего вы краснеете, Барбара? А вы почему опустили глаза, Уинифред? Поглядите-ка, ни Джон, ни Мач ничуть не смущены, они-то хорошо знают, что вы сами не заметили, как заблудились в лесу.
— Бог ты мой, да, — ответил Мач, — и, зная любовь мисс Барбары к уединенным и тихим местам, я и отвел ее в ту долину, которую она вам описала.
— Придется предположить, что Барбара очень наблюдательна, — заметил Робин, — если она с первого раза запомнила все, о чем нам сейчас рассказывала. Но скажите, Барбара, не встретилось ли вам в этом Барнсдейлском оазисе, как вы изволили назвать открытую Мачем долину, чего-либо более привлекательного, чем пестрые листья, зеленая трава, говорливый ручеек и яркие цветы?
Барбара покраснела.
— Не знаю, о чем вы говорите, братец.
— Да неужели? Я надеюсь, Мач лучше поймет меня. Ну — ка, Мач, скажите честно, не забыла ли Барбара рассказать нам об одном интересном случае, происшедшем во время вашего пребывания в этом земном раю?
— О каком случае, Робин? — сказал, чуть улыбаясь, молодой человек.
— Мой скромный друг, — ответил Робин, — а вы знали о том, что двое молодых людей, влюбленных друг в друга, ходили одни в прелестный уединенный уголок, о котором так тепло вспоминает Барбара?
Мач сильно покраснел.
— Так вот, — продолжал Робин, — двое хорошо знакомых мне молодых людей несколько дней тому назад посетили этот зеленый рай. Придя на цветущий берег прелестного ручейка, они сели рядышком. Сначала они любовались природой, слушали пение птиц и несколько минут сидели молча; потом молодой человек, которому уединенность места и легкий трепет, пробегавший по телу его спутницы, придали смелости, взял ее белые ручки в свои. Девушка не подняла на него глаза, она просто покраснела, и этого ее спутнику было достаточно. И тогда голосом, который звучал для девушки слаще пения птиц и нежнее шелеста ветерка, юноша сказал ей: "В целом мире нет никого, кого бы я любил так, как вас; и лучше мне умереть, чем потерять вашу любовь; если вы согласитесь стать моей женой, я буду счастливейшим из смертных". Скажите-ка, Барбара, — с улыбкой спросил Робин, — вы не знаете, благосклонно ли девушка приняла просьбу своего поклонника?
— Не отвечайте на нескромные вопросы, Барби! — воскликнула Марианна.
— Ответьте вы за Барбару, Мач, — предложил Робин.
— Вы задаете нам очень странные вопросы, — ответил Мач, которому казалось, что Робин присутствовал при его объяснении с Барбарой, — и я совершенно не могу понять зачем.
— Клянусь честью, Мач, — сказал Уильям, — мне кажется, что Робин сказал чистую правду; во всяком случае, если судить по вашему смущенному виду и яркому румянцу моей сестрицы, вы и есть влюбленные из той долины. О Боже, Барбара, меня называют Красным Уиллом из-за цвета волос, а тебя скоро будут называть Красной Барби, потому что щеки твои так и пылают. Ведь правда, Мод?
— Сэр Уильям, — весьма недовольно сказала Барбара, — если бы я могла до тебя дотянуться, я с удовольствием вырвала бы клок твоих мерзких волос!
— Ты бы имела на это право, если бы они росли на другой голове, — ответил Уильям, взглянув на Мача, — а голова твоего брата не твое достояние, у нее свой собственный хозяин, ведь так, Мод?
— Да, Уилл, но я вас никогда за волосы не таскала.
— Ну, и до этого дойдем, дорогая женушка!
— Никогда, — со смехом ответила Мод.
— Так значит, Мач, вы не хотите говорить, что ответила девушка?
— Если вы эту девушку где-нибудь случайно встретите, Робин, нужно будет у нее самой спросить.
— Не премину. А вы, Маленький Джон, разве не знакомы с одним любезным молодым человеком, который очень любит оставаться наедине с некоей очаровательной особой?
— Нет, Робин, но если вы хотите познакомиться с этой влюбленной парочкой, я постараюсь ее найти, — простодушно ответил Маленький Джон.
— Мне пришла в голову одна мысль, Джон, — со смехом вмешался Уилл. — Эту парочку, о которой говорил Робин, вы прекрасно знаете, и готов биться об заклад, что тот парень, о ком идет речь, это мой двоюродный брат, а девушка — прелестная особа, что идет с ним рядом.
— Это неправильная мысль, Уилл, — ответил Джон, — речь идет не обо мне.
— И правда, я не тот след взял, — согласился с улыбкой Уилл, — о вас речь идти не может, брат: вы же никогда не были влюблены.
— Прошу прощения, — спокойно возразил великан, — но я давно и всем сердцем люблю одну красивую, очаровательную девушку.
— А-а! — воскликнул Уилл. — Маленький Джон влюблен, это что-то новенькое!
— А почему бы и нет? — добродушно спросил Джон. — Мне думается, в этом нет ничего необыкновенного.
— Конечно, мой храбрый друг; я люблю, чтобы все вокруг были счастливы, а счастье — это любовь. Но, клянусь святым Павлом, я хотел бы познакомиться с дамой вашего сердца.
— С дамой моего сердца? — воскликнул молодой человек. — Но кто же это может быть, как ни ваша сестра Уинифред, братец Уилл? Ваша сестра, которую я с детства люблю, как вы любите Мод, как Мач любит Барбару!
Искреннее признание Джона было встречено взрывом всеобщего смеха; все стали поздравлять Уинифред, а девушка с нежным упреком смотрела на своего жениха.
— Видите, Мач, — вновь заговорил Робин, — рано или поздно, но истина всплывает. Я правильно угадал в вас героя сцены, происшедшей в Барнсдейлском лесу.
— Так вы были ее свидетелем? — спросил Мач.
— Да нет, догадался, а точнее, вспомнил собственные впечатления. Год назад со мной случилось то же самое: Марианна увлекла меня…
— Как, это я вас увлекла? — воскликнула молодая женщина. — Это вы сделали, Робин, и если бы я тогда могла хотя бы предположить, что вы так будете обращаться со мной после свадьбы…
— То что бы вы сделали, Марианна? — прервала ее вопросом Барбара.
— Я бы вышла замуж раньше, — ответила молодая женщина, улыбаясь Робину.
— Вот ответ, который должен, я надеюсь, подтолкнуть вас к признанию, тем более что вы и так его невольно сделали, шалунья Барби. Давайте говорить откровенно, ведь здесь только свои. Скажите нам, что вы любите Мача, а Мач нам признается в том же.
— Да, признаюсь! — взволнованно воскликнул Мач. — И громко скажу: я люблю всей душой Барбару Гэмвелл. И скажу всем, кто хочет знать: ее глаза для меня — это свет дня, а голос — сладостное пение птиц. Я предпочту ее общество радостям пиршества и упоению танцами на майском лугу; за ее улыбку, за нежный взгляд и пожатие белой ручки я готов отдать все сокровища мира; я ей предан душой и телом и скорее сам попрошу шерифа Ноттингема меня повесить, чем доставлю ей хоть какую-нибудь неприятность. Я люблю эту белокурую девочку, друзья мои, и молю ежечасно Небо благословить ее. Если она разрешит мне защищать ее и принести в дар мою преданность и мое имя, я обещаю ей счастье и нежную любовь.
— Ура! — закричал Уилл, подбрасывая в воздух шапку. — Прекрасно сказано! Сестричка, вытрите ваши прелестные глазки, и — я вам это разрешаю — подставьте поцелуям вашего славного жениха свои розовые румяные щечки. Если бы я был не храбрым парнем, а нежной девушкой и если бы уши мои услышали столь приятные признания, я бы уже оказался в объятиях своего жениха. Разве ты бы не так сделала, Мод? Ведь так, правда?!
— Да нет же, Уилл, скромность…
— Мы здесь в кругу семьи, и, следовательно, незачем стесняться столь естественных поступков. Я уверен, Мод, что ты тоже так думаешь. Если бы я был Мачем, а ты — Барби, ты бы уже была в моих объятиях и поцеловала бы меня от всего сердца.
— Я склоняюсь на сторону Уильяма, — сказал Робин, лукаво улыбаясь. — Барбара должна дать нам доказательства своих чувств к Мачу.
Девушка вошла в середину веселого круга и робко произнесла:
— Я искренне верю в любовь Мача, я очень ему благодарна, и должна признаться, что и я…
— …что и ты любишь его, как он тебя, — живо добавил Уилл. — Тебе сегодня, пил по, трудно говорить, сестрица; я тебя уверяю, мне меньше времени понадобилось, чтобы объяснить Мод, как я сильно ее люблю. Правда, Мод?
— Да, правда, Уилл, — ответила молодая женщина.
— Мач, — уже серьезно продолжал Уильям, — я отдаю вам в жены милую Барбару, у нее доброе сердце, и вы будете с ней счастливы. Барби, любовь моя, Мач — порядочный человек, храбрый сакс, надежный, как сталь; он не обманет твоих надежд и всегда будет любить тебя.
— Всегда! Всегда! — говорил Мач, беря свою невесту за руки.
— Поцелуйте свою будущую жену, друг Мач, — предложил ему Уилл.
Молодой человек повиновался и, несмотря на притворное сопротивление мисс Гэмвелл, коснулся губами ее разрумянившихся щек.
Баронет согласился на замужество дочерей, и тут же был назначен день этих двух свадеб.
На следующее утро Робин Гуд, Маленький Джон и Красный Уилл, а с ними еще человек сто веселых братьев расположились на поляне под большими деревьями в Барнсдейлском лесу, как вдруг появился молодой человек, проделавший, казалось, не ближний путь, и, подойдя к Робину, сказал:
— Мой благородный хозяин, у меня для вас есть добрые новости.
— Прекрасно, Джордж, — ответил Робин, — рассказывайте скорее, в чем дело.
— А дело в том, что его преосвященство епископ Херефордский с двумя десятками слуг собирается сегодня проехать по Барнсдейлскому лесу.
— Прекрасно! Новость и в самом деле добрая. А не знаешь ли ты, в каком часу его преосвященство собирается оказать нам честь своим присутствием?
— Около двух часов, атаман.
— Превосходно! А как ты узнал о поездке его преосвященства?
— Один из наших людей был в Шеффилде, и там ему сказали, что епископ Херефордский собирается посетить аббатство Сент-Мэри.
— Ты славный малый, Джордж, и я благодарю тебя за то, что в голову тебе пришла такая прекрасная мысль — известить меня о поездке его преосвященства. Ребята, — продолжал Робин, — слушать внимательно мою команду! Сейчас мы с вами славно посмеемся. Красный Уилл, ты возьмешь два десятка человек и пойдешь с ними наблюдать за дорогой, которая проходит около замка твоего отца. Ты, Маленький Джон, возьмешь столько же людей и пойдешь к дороге, проходящей по северному краю леса. А вы, Мач, с остальными отправляйтесь к восточному краю. Я же устроюсь на большой дороге. Мы не должны упустить его преосвященство, я хочу его пригласить на королевский пир; мы угостим его на славу и счет выставим соответственный. Ну а ты, Джордж, выбери лань поудачнее и косулю пожирнее, и пусть они будут главным угощением на моем столе.
Когда все три его помощника со своими отрядами ушли, Робин приказал своим людям нарядиться пастухами (на случай переодеваний у лесных братьев был целый склад разнообразной одежды), а сам надел неприметную блузу. После этого над костром подвесили лань и косулю, в костер подбросили сухого хвороста, и скоро мясо зашипело на огне, распространяя вокруг соблазнительный запах.
Около двух часов, как и предупреждал Джордж, епископ Херефордский и его свита показались на той дороге, которую занимал Робин и переодетые пастухами лесные братья.
— Вот и добыча на подходе, — смеясь, сказал Робин, — ну-ка, друзья веселые, полейте жаркое жиром: наш сотрапезник явился.
Епископ и его свита продвигались быстро, и скоро вся эта компания оказалась рядом с пастухами.
Увидев гигантский вертел, медленно вращавшийся над костром, прелат гневно воскликнул:
— Это еще что? Негодяи, что это значит?
Робин Гуд поднял глаза, поглядел на епископа с непонимающим видом и ничего не ответил.
— Вы слышите меня, негодяи? — повторил епископ, — я спрашиваю, кому вы готовите такое великолепное угощение?
— Кому? — переспросил Робин, великолепно изображая из себя глупца.
— Да, кому? Олени в этом лесу принадлежат королю, и вы отъявленные наглецы, раз осмелились посягнуть на них. Отвечайте на мой вопрос: кому предназначена эта дичь?
— Нам, ваше преосвященство, — со смехом ответил Робин Гуд.
— Вам, болваны?! Вам?! Хорошенькие шутки! Я думаю, вы не станете убеждать меня, что эта прорва мяса предназначена в пищу вам?!
— Я сказал правду, ваше преосвященство, мы очень проголодались, и, как только мясо прожарится, сядем есть.
— Из какого вы имения? Кто вы?
— Мы простые пастухи, пасем стада. А сегодня нам захотелось отдохнуть от трудов и поразвлечься. Вот мы и убили двух прекрасных косуль, которых вы видите.
— Ах вот как, поразвлечься хотели! Честный ответ! А скажите-ка мне, кто разрешил вам охотиться на королевскую дичь?
— Никто.
— Ах, никто, презренный! И вы надеетесь спокойно съесть так нагло украденную вами добычу?
— Безусловно, ваше преосвященство, но если и вы согласитесь ее отведать, мы будем польщены такой честью.
— Ваше предложение оскорбительно для меня, дерзкий пастух, и я с негодованием отвергаю его. Вы разве не знаете, что браконьерство карается смертной казнью? Ну, хватит пустых слов. Сейчас вы будете препровождены в тюрьму, а оттуда на виселицу.
— На виселицу?! — воскликнул Робин, всем своим видом изображая отчаяние.
— Да, мой мальчик, на виселицу!
— Но у меня нет желания быть повешенным, — жалобно простонал Робин Гуд.
— Убежден в этом; но это не столь важно, ты и твои товарищи заслуживаете петли. Ну же, придурки, собирайтесь и идите за мной, нет у меня времени с вами разговаривать.
— Простите, ваше преосвященство, тысячу раз простите, мы согрешили по неведению, будьте снисходительны к несчастным беднякам, они достойны жалости, а не осуждения.
— Несчастные бедняки, которые едят такое славное жаркое, не заслуживают жалости. Вы, молодчики, лакомитесь королевской дичью; хорошо, очень хорошо! Мы вместе предстанем перед королем и посмотрим, дарует ли его величество вам прощение, в котором отказываю я.
— Ваше преосвященство, — умоляюще сказал Робин, — у нас ведь есть жены, дети, будьте милосердны, заклинаю вас слабостью женщины и невинностью детей; что с ними станется без нас?
— Меня не волнуют ваши жены и дети, — жестко сказал епископ. — Схватить этих негодяев, — приказал он, повернувшись к сопровождавшим его людям, — а если они попробуют скрыться, убить без пощады.
— Ваше преосвященство, — сказал Робин Гуд, — позвольте дать вам добрый совет: возьмите назад эти несправедливые слова, от них веет насилием, и нет в них христианского милосердия. Поверьте мне, куда благоразумнее принять мое предложение и разделить с нами трапезу.
Читать бесплатно другие книги:
