Увечный бог. Том 2 Эриксон Стивен

– Как?..

Сеток пожала плечами.

– К’чейн че’малли никогда не враждовали со зверями. Им незачем было доказывать свое превосходство, истребляя все вокруг. Ими не движут страх, невежество и… жалкая гордость. Мне кажется, Волки не считают, будто к’чейн че’малли заслужили быть уничтоженными.

– Изменят ли они свое мнение, когда ящеры на нас нападут?

Сеток обратила на него пронзительный взгляд.

– Что, по-твоему, увидят Волки? Они увидят, как к’чейн че’малли убивают… людей.

– Не просто людей, а изморцев!

– Значит, будем надеяться, что мы не сойдемся с к’чейн че’маллями на поле битвы.

– Теперь, Дестриант, ты понимаешь, какое бремя лежит на нас? Нам нужно держаться в тени форкрул ассейлов. Нам нужна возможность самим решать, где, когда и, главное, с кем сражаться. Пусть ассейлы верят, будто подчинили нас, и мы с радостью умрем за них.

– Ты идешь по очень тонкому лезвию, Кованый щит.

– Мы – Серые шлемы, и наша миссия – исполнить волю Волков.

– Так и есть.

– Именно поэтому нам следует двигаться на пределе возможностей, чтобы не дать ящерам времени решить, как с нами поступить. Так мы приведем их к армии ассейлов, а когда два древних врага кинутся друг на друга…

– Нам достаточно лишь отойти.

Он кивнул.

Сеток ненадолго отвела взгляд. Правда ли я чувствую в нем предательство? Должна ли я отвергать его намерения, даже если не согласна с его методами? Игра, которую он предлагает… свести двух смертоносных противников… осуществимо ли это?

Нет, Сеток, вопрос не в этом. Вопрос в том, можно ли поступить иначе?

Она снова посмотрела на Танакалиана. Он по-прежнему не отрывал от нее взора, исполненного надежды.

– Тебе хватит хитрости это провернуть?

– Иного пути нет, Дестриант. – Он помолчал, потом решился: – Каждую ночь я молю Волков Зимы, чтобы…

Теперь она отвернулась совсем.

– Твои слова уходят в пустоту, Кованый щит.

– Что?

– Они не понимают тех, кто им поклоняются. – Сеток закрыла глаза. – И никогда не понимали.

Снова один неизвестно где: кругом темнота, нестерпимо давит толща воды, бурные течения грозят сорвать плоть с костей и всюду обломки кораблей, торчащие из ила. Поросшие водорослями амфоры, оловянные и свинцовые слитки, сотни круглых бронзовых щитов. Окованные сундуки стоят раскрыты, вокруг них рассыпаны монеты и драгоценные камни. Недвижные останки морских тварей. И все новые обломки, не переставая, падают сверху.

Брис Беддикт шел, застревая ногами в прогнивших досках, отпихивал с пути кости, вокруг которых взметывался молочный туман из пузырьков. Он знал этот мир. Что это: очередной сон? Полузабытое воспоминание? Или его душа наконец вернулась в то место, которое станет ей домом?

Но сильнее толщи воды давило одиночество, и под таким напором не выдерживали ни плечи, ни ноги, ни воля. В смерти мы одиноки. На последнем пути нас никто не сопровождает. Мы напрягаем глаза, протягиваем руки… Где мы? Неизвестно. Ничего не видать.

Он хотел лишь одного. Того, чего хотели все. Чтобы кто-то взял за руку. Дотянулся сквозь темноту. Поприветствовал, уверил, что одиночество, против которого ты боролся всю жизнь, наконец кончилось.

И что смерть есть самый прекрасный из даров.

Тысячи мудрецов и философов отчаянно цеплялись за горло этой… этой тайны. И либо отшатывались в ужасе, либо самоотверженно кидались ей навстречу. Расскажи, пожалуйста, яви доказательства. Расскажи, что у забвения есть лицо и на этом лице благословенная улыбка узнавания. Неужели мы о многом просим?

И в этом кроется тайный страх, лежащий в основе любой религии. Вера возникает там, где отсутствие веры заставило бы ужаснуться перед бесцельностью жизни, отчаяться от осознания, что надежды бессмысленны, что они падают из рук – и тонут в густом иле, пока от них не остается и следа.

Некий мой знакомец изучал окаменелости. Всю жизнь этому посвятил. Готов был без умолку рассказывать, как собирается разгадать тайны далекого прошлого. Долгие десятилетия эта цель поддерживала его, пока однажды ночью он не покончил с собой. В предсмертной записке он рассказал, к чему на самом деле привели его поиски: «Я наконец раскрыл главную тайну прошлого, и вот она. В истории мира было гораздо больше форм жизни, чем мы можем себе представить. Они жили и умирали, и единственное, что напоминает об их существовании, – окаменелые скелеты, погребенные в земле. В этом-то и кроется ужасная истина. Все бессмысленно. От нас останутся лишь кости. Все бессмысленно».

Нетрудно понять, отчего он наложил на себя руки. Когда понимание дарует бескрайнюю пустоту, единственный выход – погрузиться в черную пучину.

Брис продолжал идти по мучительным воспоминаниям – или по стране грез? – и перед ним возник знакомый образ. Тегол. В его глазах было такое выражение, словно он вот-вот плюнет в лицо всем богам, когда-либо жившим и будущим, а потом пойдет утешаться к угрюмым мендикантам, философам и всклокоченным поэтам.

Будь они все прокляты, Брис. Никому не нужен повод, чтобы отказаться от жизни, и те, кто утверждает иначе, постоянно возникают словно ниоткуда. Сдаваться легко, сражаться труднее. Однажды я читал о смертоносных мечах, что постоянно смеются. Можно ли представить более удачную метафору борьбы?

Конечно, брат, я помню того собирателя костей. Между прочим, у него был выбор: либо отчаяться, либо восхититься. Ты бы как поступил? Вот я, например, глядя на тщету и бесцельность бытия, могу только восхищаться.

Все умирают, брат, тебе ли не знать. Бьюсь об заклад, те создания тоже боялись и тоже устремлялись в темноту, не зная, что ждет их впереди. Почему разумные звери вроде нас должны отличаться? В смерти мы сравнимы с тараканами, крысами и земляными червями. Верить, Брис, не значит тупо повернуться спиной к бездне и притвориться, будто ее нет. Так мы поднимаемся над тараканами, взбираемся на самый верх лестницы. Всего семь ступенек, а какая разница! Восемь? Ну пускай будет восемь. Уж оттуда-то боги наверняка нас увидят, да?

Помнишь другого мудреца, который говорил, что мухи забирают душу из тела? Убьешь муху – убьешь душу. Именно поэтому боги дали им крылья, чтобы они могли подняться к небу. Странная теория, но по-своему логичная, тебе не кажется?.. Так, погоди, о чем это я?

Ах да, точно: где ты, брат?

Лицо Тегола растворилось, и Брис снова остался один. Где я, Тегол? Я… нигде.

Он продолжал идти вслепую, на ощупь, сгибаясь под невыносимым весом, который невозможно было сбросить. И со всех сторон его окружала непроницаемая темнота…

Но что это?.. Свет? Неужели…

В отдалении возник огонек фонаря – мутный и мерцающий.

Кто там? Ты… ты меня видишь?

Рука из темноты. Благословенная улыбка узнавания.

Кто ты? Зачем ты здесь? Чтобы подарить мне откровение?

Незнакомец держал фонарь низко, как будто не нуждался в его свете, но Брис разглядел, что перед ним тисте эдур. Кожаный доспех обтрепался и щупальцами болтался у него за спиной.

Шаг за шагом серокожий воин подходил ближе. Брис ждал.

Наконец воин остановился и поднял голову. В темных глазах вспыхнул внутренний огонь. Он зашевелил губами, словно забыл, как разговаривать.

Брис протянул руку в знак приветствия.

Эдур схватил ее и вдруг навалился всем весом, так что Брис крякнул. Разложившееся лицо оказалось близко-близко.

– Узнаешь меня, друг? – произнес эдур. – Благословишь меня?

Когда Брис распахнул глаза, Араникт уже была готова к тому, какие безысходность и потрясение увидит на его лице. Она крепко обняла возлюбленного и сердцем ощутила, что теряет его.

Он уходит, и я не могу его удержать. Не могу. Брис дрожал в ее объятиях, кожа у него была холодная, почти сырая. И пахнет от него… солью.

Не сразу, но он совладал со своим дыханием, а потом снова заснул. Араникт аккуратно отползла в сторону, поднялась, накинула плащ и вышла из палатки. Еще не рассвело, и в лагере царила кладбищенская тишина. Нефритовые путники над головой рассекли чуть ли не половину неба и казались когтями, занесенными для удара.

Араникт достала трутницу и самокрутку. Курение перебивало голод.

Эти земли были бесплодными – даже хуже, чем Пустошь. При этом вокруг сохранились следы былого процветания. Теперь деревни пустовали, дома поросли травой, а брошенные предметы обихода покрывала пыль. От полей остались лишь глина да камни – почва вся выветрилась. Вместо деревьев – одни пни да ямы, откуда пни выкорчевали. Никаких животных, никаких птиц, а из колодцев и речных русел подчиненные Араникт маги смогли извлечь только жидковатую грязь. Лошади были на последнем издыхании; до Коланса не дойдет ни одна. Мы, впрочем, не лучше. Еды мало, все силы уходят на рытье колодцев… а впереди нас поджидает отдохнувший и сытый противник.

Араникт глубоко затянулась и посмотрела на восток, где разбили лагерь болкандцы. Костров не было. Даже штандарты напоминали поломанные мачты с оборванными парусами. Боюсь, нас не хватит, чтобы исполнить то, что задумала адъюнкт. Весь этот поход закончится поражением и смертью.

Брис вышел из палатки и встал рядом. Взял самокрутку у нее из пальцев и затянулся. Он пристрастился к растабаку в последние несколько недель, видимо, чтобы снимать напряжение после кошмаров. Араникт не возражала. Ей нравилось курить в его компании.

– Я почти чувствую, о чем думают солдаты, – произнес Брис. – Нам придется забить и съесть последних лошадей. И все равно не хватит, даже если мы не станем тратить воду на рагу… Эх, будь здесь чем поживиться, мы бы справились.

– Еще не все потеряно, любовь моя.

Прошу, умоляю, только не надо грустно улыбаться! С каждой такой улыбкой я чувствую, как ты отдаляешься от меня.

– Их больше всего тревожит нарастающая слабость. Они боятся, что станут бесполезны в бою.

– У изморцев ситуация еще хуже.

– Однако у них будет несколько дней, чтобы восстановить силы. К тому же опасаться следует армии ассейлов.

Она прикурила вторую самокрутку и обвела рукой окрестности.

– Если весь Коланс такой, то вряд ли у них вообще есть армия.

– Королева Абрастал уверяет, что Коланс кормится морем, да и провинция Эстобанс полна плодородных земель, надежно укрытых от засухи.

И каждую ночь тебя мучают кошмары. Каждую ночь я не сплю, глядя на тебя и думая, что все могло бы быть иначе.

– Почему мы подвели ее? – спросила Араникт. – С чем мы не справились?

Брис поморщился.

– Всегда есть риск, когда ведешь войско в неизвестность. Конечно, ни один командир в здравом уме не станет и помышлять о подобном безрассудстве. Даже перед вторжением на новые земли полагается все досконально разведать, завести связи с местными, собрать как можно больше сведений: об истории, о торговых путях, прошлых войнах…

– Значит, без болкандцев мы бы действительно шли вслепую. Если бы Абрастал не решила, что наш поход отвечает интересам ее королевства… Брис, а не заблуждаемся ли мы насчет адъюнкта? Может, зря мы полагали, будто она знает, на что идет? Зря поверили, будто ее задумка осуществима?

– С какой стороны посмотреть.

– То есть?

Он потянулся за еще одной самокруткой.

– Зависит от того, удастся ли ей пересечь Стеклянную пустыню.

– Пересечь которую нельзя.

Он кивнул.

– Именно.

– Брис, даже воли адъюнкта недостаточно, чтобы заставить малазанцев совершить невозможное. Мироздание задает определенные рамки, и ты либо подчиняешься им, либо погибаешь. Посмотри: у нас почти кончились еда и питье. Почва бесплодна; все земледельцы и поселяне кто сбежал, а кто умер от голода, и нас ждет та же суровая действительность. Эта страна несет смерть.

Брис уставился на небо.

– Мой отец не отличался широтой взглядов и никак не мог найти общий язык со мной и Теголом – особенно с Теголом. Халл, с другой стороны, казался идеальным старшим сыном, но отец отрекся от него. – Он немного помолчал, затягиваясь и выдыхая дым, затем продолжил: – В дополнение ко всем знаниям, что нам давали учителя, отец желал вдолбить нам, пусть даже через боль, самый главный урок – о ценностях прагматизма. А прагматизм в его понимании, как ты наверняка догадываешься, лишь рациональное принятие реальности со всеми ее ограничениями, трудностями и требованиями.

Араникт наморщила лоб, силясь понять, к чему клонит Брис.

– Любовь моя, из всех, кого я знаю, Тегол кажется мне наименее прагматичным.

Он посмотрел на нее.

– А я?

– Ты – другое дело. Ты все-таки мастер по оружию. Про Халла ничего не могу сказать, я его не знала.

– Значит, ты утверждаешь, что из троих братьев Беддиктов только я усвоил суровые уроки прагматизма?

Она кивнула.

Брис снова отвел взгляд и посмотрел на юго-восток.

– Как думаешь, далеко ли до побережья?

– Три дня скорого марша, если карты, которые предоставила Абрастал, точны.

– О, в этом можно не сомневаться, – пробормотал Брис.

– Уже почти светает.

– Сегодня мы никуда не пойдем.

Араникт вскинула брови.

– День отдыха? В нынешнем положении это… неразумно.

Брис щелчком выбросил самокрутку, проследил за тлеющим огоньком.

– До того как… пересмотреть свои взгляды, Тегол стал богатейшим человеком в Летере. Думаешь, ему бы это удалось, не усвой он ни капли прагматизма? – Он посмотрел на лагерь. – Сегодня мы доедаем остатки еды и допиваем остатки воды.

– Брис?

– А не прогуляться ли до лагеря болкандцев? Пойдешь со мной, любимая?

– Болотные боги, женщина! Ты что творишь?

Абрастал подняла голову.

– А на что, по-твоему, похоже, Спакс?

Огненно-рыжие косички усеивали пол шатра. Королева сидела, завернувшись в одеяло, судя по всему, голая. Не обращая внимания на баргаста, она продолжила срезать волосы ножом.

– Я смотрю на это и чувствую, как во мне умирает желание.

– Давно пора. Я вовсе не собиралась возлечь с тобой, дикарь.

– Дело в другом. Похоть доставляла мне удовольствие.

– Ты жалок.

Спакс пожал плечами.

– А какие еще радости жизни есть у уродливого мужчины?

– Ты трахаешь мою дочь.

– По ее прихоти. Так она хочет позлить тебя.

Абрастал замерла, не дорезав очередную косу.

– И как, успешно?

Спакс расплылся в улыбке.

– Конечно. Я каждую ночь рассказываю ей, как ты шипишь и брызжешь слюной от негодования.

– Уродливый и хитрый. Смертоносное сочетание для мужчины.

– Как и для женщины, осмелюсь предположить.

– Зачем ты пришел?

– С побережья вернулись мои разведчики. У них новости.

Наконец она почувствовала какую-то значительность – то ли в его взгляде, то ли в голосе, то ли в поведении.

– Нас окружают?

– Нет, королева. Врага не видно.

– Что тогда? Ты смотри, я вооружена, а терпение у меня не длиннее оставшихся волос.

– Корабли. Множество судов, торговых и военных.

– Корабли?! И под чьим флагом?

– Под летерийским, королева.

Абрастал вскочила на ноги и отбросила нож. Одеяло сползло на пол, и взгляду Спакса предстало ее восхитительное тело.

– Впрочем, с короткими волосами тебе тоже неплохо.

– Убирайся. И отправь гонца к Брису.

– Незачем, королева. Это я про гонца. Принц с Араникт уже приближаются к нашему лагерю.

Абрастал рыскала взглядом по шатру в поисках одежды, но вдруг замерла.

– Они это продумали заранее!

Спакс пожал плечами.

– Может, и так. С другой стороны, почему нас не предупредили?.. Все же я склонен полагать, что это целиком задумка короля.

Абрастал хмыкнула.

– Возможно, ты прав. Что еще видели разведчики?

– Высадку. Целый батальон летерийской пехоты и несколько ауксилий. А припасов у них на целую армию.

– И кто командует? Сам король Тегол? Там был имперский штандарт?

– Только батальонные стяги, насколько смогли разобрать разведчики. Еще они сообщили, что прошлой ночью на их след напали всадники. Скоро будут здесь.

Абрастал по-прежнему стояла перед Спаксом во всем нагом великолепии.

– И почему ты все никак не уйдешь?

– Отвечаю на твои вопросы, королева.

– Вопросов больше нет. Выметайся.

– Ах да, чуть не забыл, – произнес Спакс. – Думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что среди ауксилий есть теблоры.

Абрастал и Спакс стояли у королевского шатра; оба, как заметила Араникт, при полном параде. Королева выглядела исключительно царственно, несмотря на остриженную половину головы, а вождь гилков был увешан оружием и облачен в длинный плащ из черепашьих панцирей. Что случилось? Какой повод?

Первой заговорила Абрастал:

– Принц Брис, похоже, скоро у нас будут гости.

– Предвосхищая ваш вопрос: нет, такой договоренности не было. Однако последние посланники, которых я отправил к брату, имели примерное представление о нашем маршруте. К тому моменту мы уже десять дней шли по Пустоши.

– И все же своевременность… поразительна.

– Седа моего брата способен даже на большом расстоянии чувствовать колдовство, связанное с водой. – Брис кивнул в сторону Араникт. – Как вы знаете, маги нашего легиона проводят ритуалы по поиску грунтовой воды с тех самых пор, как мы покинули Пустошь.

Взгляд Абрастал стал еще более подозрительным.

– То есть ваш седа сумел выследить нас по подземной воде… хотя сам находится во дворце в Летерасе? И вы полагаете, что я в это поверю, принц? Даже богу такое не под силу.

– Что ж. Вот.

С юго-востока донесся лошадиный топот. Лагерь болкандцев очнулся. Уставшие, изможденные солдаты вышли из палаток и выстроились вдоль центрального прохода. Послышались выкрики, и Араникт увидела отряд авангарда.

– Да, принц, это летерийцы, – сказала она Брису, вглядываясь в стяги. – Только я не узнаю символику. Какой это батальон?

– Рискну предположить, что совсем новый, – отозвался Брис.

Командир жестом остановил отряд и выехал вперед. Позвякивая доспехами, он спешился, снял шлем, затем подошел к принцу и опустился на колено.

– Идист Теннедикт, командующий Канцлерским батальоном, к вашим услугам, сэр.

– Встаньте, – сказал Брис. – Ваше прибытие – радостная весть. Фамилия Теннедикт мне знакома, только никак не соображу откуда.

– Так точно, сэр. Мой отец был одним из главных пайщиков компании вашего брата и потерял все в День убытков.

– Ясно. Однако, насколько я вижу, ваша семья сумела оправиться от этого… несчастья.

– Да, и король должным образом вознаградил нас…

– Прекрасно.

– …общественной службой согласно программе Долга перед народом, сэр. Будучи средним сыном без права на наследство, я избрал военную стезю, тогда как остальная часть семьи Теннедикт послана вытаскивать из бедности коренных островитян.

Абрастал издала звук, выражавший нечто среднее между отвращением и удивлением.

– Позволю себе перебить вас, командующий. Я правильно понимаю, что король Летера разорил вашу семью, а теперь еще и требует от вас общественной службы?

– Именно так, ваше величество.

– Разве это справедливо?

Идист позволил себе легкую улыбку.

– Если говорить о справедливости, то король Тегол многое может высказать моему отцу и всем тем, кто наживался на чужих долгах.

Абрастал хмыкнула.

– С высоты своего положения – еще бы!

– Ваше величество, думаю, в этом и смысл.

– Командующий, – вмешался Брис, – вы, я так понимаю, прибыли не один, а с подкреплением?

– Верно, сэр. Кроме того, я привез письменное послание от короля лично вам.

– Оно у вас с собой?

– Так точно, сэр.

– Тогда, прошу, зачитайте его.

Молодой командир удивленно вскинул брови.

– Сэр?.. Это, наверное, личное…

– Вовсе нет, командующий. У вас зычный голос, как у сержанта на плацу. Будьте добры, озвучьте им слова моего брата.

У Идиста на лбу выступил пот, и Араникт стало даже его жалко.

– Любовь моя, может, передумаешь? – спросила она, наклонившись к Брису. – Это ведь послание от твоего брата.

– Да, и?..

– Собственноручное.

Принц нахмурился.

– Хм, об этом я не подумал…

Однако Идист уже вскрыл свиток и начал читать:

– «Король Летера Тегол Единственный приветствует принца Бриса Беддикта. Дражайший брат, ну как, ты уже переспал с ней?»

Командующий мудро сделал паузу и посмотрел на принца. Абрастал, Спакс и все солдаты в пределах слышимости не проронили ни звука. Араникт со вздохом запалила самокрутку.

Брис прикрыл глаза ладонью и вяло махнул рукой Идисту, мол, продолжай, чего уж.

– «Впрочем, об этом поговорим в другой раз, однако помни, что как король я имею право истребовать от тебя все подробности вплоть до, кхм, мельчайших, естественно пообещав, что ни слова из этого не скажу своей супруге, поскольку, как ты, уверен, уже понял, кроватные беседы бывают смертельно опасны.

Так что я, пожалуй, перейду к скучной официальной части, а сочные подробности подождут до твоего возвращения. Думаю, мои ожидания оправданны, поскольку, как я узнал, женщины действительно с ужасающей скрупулезностью обсуждают мужской пол в компании своих наперсниц, а посему не вижу причины не обсудить их перси со своим наперсником».

Спакс громко гоготнул и тут же вжал голову в плечи.

– Прошу прощения. Это от неловкости.

– «Итак, к делу, – продолжил чтение Идист. – Бугг организовал собственный батальон, подобрал способного командующего и зафрахтовал флот, чтобы перевезти данные подкрепления вместе с таким количеством припасов, которое удалось распихать по трюмам. Затем я издал указ, провозглашающий независимость коренного населения Островов, и в летерийскую армию с намерением сопровождать Канцлерский флот вдруг хлынули теблоры. Между нами говоря, это, пожалуй, самый непоследовательный народ, который мне известен. В общем, пока Бугг все это организовывал, я, понятное дело, изрядно утомился и потому великодушно принимаю твое сочувствие. В итоге батальон подкрепления пополнился ауксилией из трех сотен теблоров. Кажется, за их воодушевлением стоит некое древнее пророчество.

И веря, что мое собственное пророчество о твоей любовной жизни исполнилось, я тоже испытываю огромное воодушевление, но, уверяю, в рамках приличия. Я не извращенец. Так что жду от тебя не рассказов о битвах и походах, а романтической истории! Думаю, ты в состоянии вообразить всю безысходность положения человека, который заключен во дворце и прикован к единственной женщине.