Орел стрелка Шарпа. Золото стрелка Шарпа Корнуэлл Бернард
– Что такое?
– А вы не видите, сэр? – Харпер был взволнован, но говорил совсем тихо. – Вон там! Проклятье! Не разглядеть.
– Да что, ради всех святых, что там такое?
Харпер повернулся к нему:
– Вы подождете, сэр? Две минуты.
– Птичка? – Шарп хмыкнул.
– Точно. Сорока с голубым хвостом. Перелетела на другой берег, вряд ли она далеко. – Лицо Харпера светилось, он забыл о сражении, а взятый в плен «орел» казался ерундой по сравнению с тем, что ему наконец удалось увидеть редкую птицу.
– Валяй, я подожду тебя здесь, – сказал Шарп.
Сержант бесшумно направился к реке, а Шарп остался среди мертвых тел на окутанном дымом берегу. Мимо пробежала лошадь, она спешила куда-то по своим делам, ее бок был залит кровью. Вдалеке, за языками пламени, трубачи созывали на построение оставшихся в живых солдат. Шарп посмотрел на «орла», на молнию, зажатую в когтях, на венок, надетый на шею птицы, и снова почувствовал, как его охватывает ликование. Теперь никто не пошлет его в Вест-Индию! Симмерсон может из кожи вон вылезти, но человеку, добывшему первого французского «орла», нечего бояться сэра Генри.
Шарп улыбнулся, поднял «орла» так, что на его крыльях заиграли солнечные блики, и вдруг услышал топот копыт у себя за спиной. Ружье так и осталось лежать на земле, когда он метнулся в сторону, чтобы избежать клинка Гиббонса. Лейтенант, в глазах которого полыхал дикий огонь, вытащил свою кривую саблю и наклонился в седле; оружие просвистело над головой стрелка, тот упал на землю, откатился, потом встал на колени и увидел, как Гиббонс натянул поводья, одной рукой развернул лошадь и пустил ее вперед. Лейтенант не дал Шарпу времени даже на то, чтобы вытащить саблю. Он выставил свое оружие, словно копье, и пришпорил коня; клинок должен был вонзиться прямо в живот его заклятого врага.
Шарп прижался к земле, и лошадь проскочила мимо, потом быстро развернулась, и вот уже Гиббонс навис над своим противником, направив саблю вниз. Никто из них не произнес ни слова. Лошадь заржала, встала на дыбы, забила копытами, и Шарп успел нырнуть в сторону. Потом он изо всех сил размахнулся «орлом» и попытался попасть в голову лошади, но Гиббонс был умелым всадником и, уверенно повернув коня, легко избежал удара, а потом вновь занес саблю над Шарпом:
– Отдай мне «орла», Шарп!
Стрелок огляделся. Заряженное ружье лежало в пяти ярдах, и он бросился к нему, зная, что не успеет. Клинок ударил по ранцу на спине и сбил капитана с ног. Шарп упал на «орла», метнулся вправо, лошадь опустила копыто совсем рядом с его лицом, занесенная сабля сверкнула в лучах солнца. Шарп снова перекатился вправо, почувствовал, как копыто ударило в плечо, но ему все еще удавалось избегать клинка Гиббонса. Однако положение становилось все более и более безнадежным. В ноздри ударил терпкий запах травы, мелькали копыта, в любой момент острие сабли могло пригвоздить его к земле. Он был зол на себя за то, что забыл о Гиббонсе, который, вероятно, уже давно, скрываясь за завесой дыма, преследовал их с Харпером.
Шарп едва мог шевелить правой рукой, она почти совсем онемела после удара копытом, однако он еще раз отчаянно взмахнул «орлом», словно дубиной, пытаясь заставить лошадь отступить. Будь проклята эта сорока! Неужели Харпер ничего не слышит?
В следующий миг сабля оказалась возле его живота. Шарп поднял глаза и увидел улыбающееся лицо Гиббонса. Рука с саблей застыла в воздухе.
– Мне было хорошо с ней, Шарп. А теперь я еще и «орла» получу.
Казалось, Гиббонс смеется над ним – рот лейтенанта расходился все шире и шире, но он медлил и не наносил последнего удара. Вдруг его глаза округлились, и Шарп начал откатываться подальше от сабли, вскочил на ноги и увидел, как изо рта Гиббонса медленно, а потом все быстрее потекла кровь. Шарп продолжал двигаться, «орел» описал широкую дугу, и крыло французского трофея угодило Гиббонсу в лицо, сломало зубы, отбросив назад голову. Впрочем, лейтенант был уже мертв. И хотя «орел» заставил его отклониться, тело в результате упало вниз, в сторону Шарпа, потому что спину лейтенанта пробил французский штык, вышедший наружу между ребрами на груди. С противоположной стороны лошади стоял сержант и с веселой ухмылкой смотрел на Шарпа.
Тело Гиббонса соскользнуло на землю, и Шарп принялся разглядывать французский мушкет с примкнутым штыком, который насквозь пробил его легкие и теперь торчал из груди.
Шарп поднял глаза на Харпера:
– Спасибо.
– Я и сам получил большое удовольствие. – Усмешка сержанта стала еще шире, словно ему понравилось наблюдать за тем, как Шарп борется за жизнь. – Ради таких моментов стоит служить в армии.
Капитан оперся о древко «орла», с трудом перевел дыхание. Еще никогда он не был так близок к смерти.
– Этот ублюдок чуть не покончил со мной! – покачав головой, негромко проговорил Шарп. Казалось, его это удивило, словно он и представить себе не мог, что Гиббонс окажется столь опасным противником.
– Ну, сначала ему пришлось бы покончить со мной, сэр.
Слова были сказаны в шутливом тоне, но Шарп знал, что это правда, и улыбнулся. Потом отошел в сторону и поднял ружье.
– Патрик?
– Сэр?
– Еще раз спасибо.
Харпер сделал небрежный жест рукой:
– Вы уж постарайтесь, чтобы они дали нам побольше ста гиней. Не каждый день удается захватить такие трофеи.
Вещей у Гиббонса оказалось совсем немного: горсть золотых монет, часы, разбившиеся при падении, и дорогая сабля, которую пришлось оставить. Шарп наклонился над телом и засунул руку за воротник Гиббонса – там он нашел то, что искал: золотую цепочку. Большинство солдат носили на шее что-нибудь ценное, и Шарп знал, что в случае его смерти какой-нибудь вражеский солдат найдет мешочек с монетами.
Харпер поднял глаза на капитана:
– Я этой штуки не заметил.
Внутри медальона они обнаружили портрет девушки. Блондинка, как и Гиббонс, но, в отличие от него, у нее были полные губы. И хотя портрет был совсем маленьким, казалось, глаза девушки смотрят на мир удивленно и радостно. Харпер наклонился к Шарпу:
– Что там написано, сэр?
Шарп прочитал слова, выгравированные на внутренней крышке медальона:
– «Да хранит тебя Бог. С любовью, Джейн».
Харпер тихонько присвистнул:
– А она хорошенькая, сэр.
Шарп засунул медальон в сумку с патронами и бросил взгляд на мертвого Гиббонса, худое лицо которого было залито кровью. Знала ли Джейн, каким человеком был ее брат?
– Пошли, сержант.
Они зашагали по сухой траве, сквозь тлеющие остатки пожара, и вскоре заметили одинокое желтое знамя Южного Эссекского.
Первым Шарпа и Харпера увидел лейтенант Ноулз. Он что-то закричал, и уже через несколько мгновений их окружила вся рота легкой пехоты, солдаты громко и восторженно вопили. Героев повели к группе всадников, стоявших возле знамени. Рядом с сияющим Форрестом Шарп увидел Лоуфорда.
– Сэр?
Лоуфорд рассмеялся, глядя на удивленное лицо Шарпа:
– Насколько я понимаю, вам принадлежит честь командовать моей ротой легкой пехоты?
– Вашей?
Лоуфорд приподнял брови. Он был, как всегда, исключительно элегантен.
– Вы этого не одобряете, капитан Шарп?
Шарп ухмыльнулся и покачал головой:
– А сэр Генри?
Лоуфорд слегка повел плечами:
– Скажем так: сэр Генри вдруг ощутил необоримое желание вернуться к добропорядочным обитателям Паглшэма.
Шарпу ужасно захотелось рассмеяться. Он сдержал обещание, данное Ленноксу, но капитан прекрасно понимал, что истинная причина, по которой он добыл французского «орла», заключалась совсем в другом: он должен был спасать свою шкуру. И вдруг оказалось, что все это зря. Смерть Денни и многих других – только ради того, чтобы он не отправился в Вест-Индию?
Шарп поднял добытый такой дорогой ценой трофей, и позолоченный «орел» засверкал на солнце.
– У батальона не хватает одного знамени, сэр. Ничего лучшего нам с сержантом Харпером найти не удалось.
Лоуфорд посмотрел на двух великанов-стрелков, на их заострившиеся от усталости лица, покрытые грязью, пороховой гарью и кровью, на прорехи в зеленой форме, оставшиеся от скользящих штыковых ударов. А потом взял в руки «орла», не веря своим глазам, но зная, что теперь гордость британцев восстановлена, и высоко поднял вражеский штандарт над головой.
Южный Эссекский, над которым так долго смеялась вся британская армия, увидел его, и воздух огласили победные крики. Солдаты хлопали друг друга по спине, радостно подбрасывали в воздух мушкеты и вопили до тех пор, пока другие батальоны не начали подходить, чтобы выяснить, что тут происходит.
А генерал Хилл, стоявший на вершине Меделина, услышал шум и навел свою подзорную трубу на батальон, который чуть не привел британскую армию к поражению. Он увидел «орла», и челюсть у него отвисла.
– Будь я проклят! Да благословит меня Бог! Удивительное дело!.. Южный Эссекский захватил «орла»!
У себя за спиной Хилл услышал смешок и, обернувшись, увидел сэра Артура Уэлсли.
– Сэр?
– Будь и я проклят тоже, Хилл! На моей памяти вы выругались всего третий раз в жизни. – Уэлсли взял подзорную трубу из рук Хилла и посмотрел вниз, на склон холма. – Черт возьми! Вы правы! Давайте спустимся и взглянем на эту чудесную птичку!
Эпилог
В хрустальных бокалах искрилось багряное вино, полированная поверхность стола отражала свет двух десятков свечей в серебряных канделябрах. Тусклыми бликами мерцал лак старинных картин, на которых были изображены предки древнего испанского дворянского рода, в чьем замке в Талавере сэр Артур Уэлсли давал званый обед.
Даже угощение соответствовало торжественности случая. За неделю, прошедшую после сражения, ситуация с продовольствием заметно ухудшилась, испанцы не выполняли своих обещаний, и войскам приходилось довольствоваться урезанными пайками. Уэлсли, как и положено генералу, питался лучше, чем другие, и Шарп отдал должное водянистому куриному бульону, насладился тушеным зайцем и вволю поел баранины, которую так любил Уэлсли. Гости осушали одну бутылку вина за другой и ворчали по поводу вынужденной диеты. Папаша Хилл тоже был здесь – его широкое лицо раскраснелось, глаза весело блестели, он все время улыбался Шарпу, качал головой и повторял: «Боже мой, Шарп, „орел“!»
Напротив Шарпа сидел Роберт Кроуфорд, Черный Боб, которого Шарп не видел с отступления к Корунье. Кроуфорд опоздал на битву при Талавере всего на один день, хотя его дивизия умудрилась пройти сорок две мили за двадцать шесть часов, когда он пытался воссоединиться с Уэлсли. Среди других войск, прибывших вместе с ним из Англии, был и первый батальон 95-го стрелкового полка, так что однополчане уже успели как следует поздравить Шарпа, организовав в его честь офицерскую пирушку. Однако этим они не ограничились: Шарпу подарили новую форму, и теперь капитан сидел за столом Уэлсли в великолепном зеленом мундире, отделанном черной кожей и серебряными позументами. Он не выбросил свою старую форму. Завтра, когда армия снова выйдет на марш, он наденет перепачканный кровью кавалерийский мундир и удобные французские сапоги, сохранив новую форму и легкие ботинки для торжественных случаев.
У Черного Боба Кроуфорда было отличное настроение. Он слыл самым суровым поборником дисциплины в британской армии, настоящим тираном, подверженным вспышкам отчаянной, безумной ярости; солдаты одновременно любили и ненавидели своего командира. Лишь немногие генералы столько спрашивали и столько получали со своих людей. Его требования часто подкреплялись суровыми наказаниями, но солдаты знали, что у Кроуфорда не бывает любимчиков и он всегда справедлив.
Шарп вспомнил, как однажды Кроуфорд увидел ротного офицера, которого солдат переносил на закорках через ледяной ручей в северных горах.
– Бросьте его, сэр! Бросьте! – крикнул генерал удивленному рядовому, и, к удовольствию продрогших солдат, офицера без всяких церемоний швырнули в воду, так что тот промок насквозь.
Сейчас Кроуфорд окинул Шарпа язвительным взглядом и постучал по столу серебряной вилкой:
– А вы счастливчик, Шарп, настоящий счастливчик!
– Да, сэр.
– Только вот не надо мне этих «да, сэр». – Шарп заметил, что в глазах Уэлсли заплясали веселые искорки. Кроуфорд подтолкнул бутылку красного вина к Шарпу. – Черт возьми, вы потеряли почти половину своей роты! Если бы вам не удалось добыть «орла», вас следовало бы разжаловать в рядовые. Разве я не прав?
– Правы, сэр. – Шарп опустил голову.
Довольный Кроуфорд откинулся на спинку стула и поднял свой бокал в честь стрелка:
– Однако сделано это было чертовски здорово!
По столу прокатился смех. Лоуфорд, временно назначенный командующим Южным Эссекским, как всегда безукоризненно элегантный, поставил на стол еще две откупоренные бутылки.
– А как наш замечательный сержант Харпер?
– Потихоньку поправляется, сэр. – Шарп улыбнулся.
– Он что, был серьезно ранен? – Хилл наклонился вперед, и на его круглом лице появилось сочувствие.
– Нет, сэр. – Шарп покачал головой. – Сержанты первого батальона пригласили его на вечеринку. Я слышал, как Харпер заявил: «Один настоящий мужчина из Донегола способен выпить столько, сколько три англичанина вместе».
Хоган в восторге ударил кулаком по столу. Инженер, уже успевший хорошенько приложиться к спиртному, поднял свой бокал, глядя на Уэлсли:
– Мы, ирландцы, никогда не сдаемся. Не так ли, сэр?
Уэлсли приподнял брови. Он пил еще меньше, чем Шарп.
– Я никогда не считал себя ирландцем, капитан Хоган, хотя в данном вопросе вполне разделяю их точку зрения.
– Черт возьми, сэр! – проревел Кроуфорд. – Я слышал, как вы утверждали, что тот, кто родился на конюшне, не обязательно становится лошадью!
Все снова рассмеялись. Шарп сидел, откинувшись на спинку стула, и прислушивался к разговорам, наслаждаясь приятной тяжестью в желудке. Слуги принесли бренди и сигары, значит обед подходил к концу. Шарп всегда чувствовал себя не в своей тарелке во время таких пирушек; он не был рожден для подобных развлечений и присутствовал всего на нескольких, но эти люди приняли его в свой круг, они делали вид, будто не замечают, как капитан ждет, пока другие офицеры возьмут ту или иную вилку или нож, поскольку стрелок не знал всех правил поведения за столом. Шарп еще раз рассказал о том, как они с Патриком Харпером пробились сквозь ряды врага, о гибели Денни, о том, как их захватила волна отступающих и как они отбились при помощи палаша и французского топорика.
Он потягивал вино, потихоньку шевелил пальцами ног в новых сапогах и размышлял о своей судьбе. Вспомнил об унынии перед битвой, об ощущении, что ему не удастся исполнить данные обещания; однако все закончилось благополучно. Может быть, он и в самом деле счастливчик, как утверждают солдаты; впрочем, он многое бы отдал за то, чтобы узнать, как сохранить удачу.
Шарп вспомнил тело Гиббонса со штыком в груди, падающее с коня, и снова подумал о том, что Харпер вернулся вовремя. На следующий день все следы преступления были сожжены. Погибшие, и Гиббонс среди них, были раздеты, сложены штабелями, после чего живые разожгли костры, и тела сгорели в жарком пламени. Трупов было так много, что похоронить всех не представлялось возможным, поэтому солдатам пришлось жечь костры в течение двух дней, и тяжелый сладковатый запах висел над городом до тех пор, пока ветер не развеял пепел по долине Портины. О сражении напоминало лишь разбросанное повсюду испорченное снаряжение, которое уже не могло никого заинтересовать, да черная, выгоревшая трава, где среди пламени нашли смерть многие раненые.
– Шарп?
Он вздрогнул. Кто-то произнес его имя, а он отвлекся и не слышал кто.
– Сэр? Прошу прощения.
Ему улыбался Уэлсли.
– Капитан Хоган рассказал мне, что вы укрепляете англо-португальские отношения.
Шарп посмотрел на Хогана, в глазах которого плясали озорные огоньки. Всю неделю ирландец очень весело рассуждал про Жозефину, и Шарпу ничего не оставалось, как улыбнуться и скромно пожать плечами, ведь на него смотрели три генерала.
– Судьба награждает храбрых, верно, Шарп? – весело проговорил Хилл.
– Да, сэр.
Шарп откинулся на спинку стула, а разговор тем временем продолжался. Он скучал по Жозефине. Прошло чуть больше двух недель с той ночи, когда он последовал за ней из гостиничного дворика на окутанный тенями берег реки. С тех пор он провел с ней всего пять ночей. Больше Жозефина не подарит ему ни одной. Он понял это, когда вернулся в Талаверу утром после сражения. Жозефина поцеловала его и улыбнулась, а в другом конце комнаты Агостино упаковывал кожаные седельные сумки и складывал платья, которых Шарп так на ней и не увидел.
Они отправились погулять по городу, Жозефина крепко держалась за его локоть и заглядывала в лицо, точно была маленьким ребенком.
– Это не могло тянуться долго, Ричард.
– Я знаю. – На самом деле он считал иначе.
– Правда?
Она хотела, чтобы прощание получилось красивым, и это было самое маленькое, что Шарп мог для нее сделать. Он рассказал ей про Гиббонса; про выражение его лица, когда штык вошел в тело.
Жозефина крепко сжала руку Шарпа:
– Мне так жаль, Ричард.
– Гиббонса?
– Нет. Что тебе пришлось это сделать. Я сама была во всем виновата, я вела себя глупо.
– Нет. – «Как странно, – подумал Ричард, – когда люди прощаются, они берут всю вину на себя». – Ты ни в чем не была виновата. Я обещал тебя защищать. И не сумел.
Они вышли на маленькую, залитую солнцем площадь и стали разглядывать монастырь. Полторы тысячи раненых британских солдат находились в его здании. На первом этаже работали армейские хирурги. Из окон неслись отчаянные крики, время от времени оттуда вылетали ампутированные конечности – возле дерева их собралась здоровенная куча, она постоянно увеличивалась, а возле нее стояли на посту два скучающих солдата; в их обязанности входило не подпускать голодных собак.
Шарпа передернуло от этого зрелища, и он вознес к Небесам солдатскую молитву: просил Бога уберечь его от хирургов в залитых кровью передниках, с тупыми ножами в руках.
Жозефина сжала его локоть, и они отвернулись от монастыря.
– У меня есть для тебя подарок.
– А у меня для тебя ничего нет. – Шарп посмотрел на девушку.
Она казалась смущенной.
– Ты должен мистеру Хогану двадцать гиней?
– Не вздумай давать мне деньги! – Шарп не стал скрывать своего негодования.
Жозефина покачала головой:
– Я ему уже вернула. Не сердись! – Он попытался выдернуть руку, но она не отпускала. – Ничего уже не изменить, Ричард. Деньги я отдала. Ты делал вид, что у тебя их достаточно, но я знала, что ты взял в долг.
Жозефина протянула Шарпу крошечный бумажный пакетик. Зная, что Ричард расстроен, она старалась на него не смотреть. Внутри пакета лежало серебряное кольцо, на котором был выгравирован орел. Не французский орел с молнией в когтях, но все равно – орел.
Жозефина подняла голову, радуясь выражению, появившемуся на лице Шарпа.
– Я купила его в Оропезо. Для тебя.
Шарп не знал, что ответить, и принялся смущенно бормотать слова благодарности. Теперь же, сидя за одним столом с генералами, он тихонько поглаживал серебряное кольцо у себя на пальце. Шарп проводил Жозефину до дома, возле которого они встретили кавалерийского офицера с двумя запасными лошадьми.
– Это он?
– Да.
– Богат?
– Очень. – Жозефина улыбнулась. – Он хороший, Ричард. Тебе понравится.
– Сомневаюсь. – Шарп рассмеялся.
Он с удовольствием сказал бы ей, как сильно ему не понравится Клод Харди, у которого такое дурацкое имя, дорогая форма и великолепные лошади. Драгун наблюдал за ними.
– Я не могу оставаться с армией, Ричард.
– Поэтому ты возвращаешься в Лиссабон?
Она кивнула:
– Мы же не идем в Мадрид, правда?
Шарп покачал головой.
– Значит, придется вернуться в Лиссабон. – Жозефина улыбнулась. – У него дом в Белеме; целый особняк. Мне так жаль, Ричард.
– Не стоит жалеть.
– Я не могу идти за армией, Ричард. – Жозефина умоляла ее понять.
– Я знаю. А вот армия следует за тобой, да? – Неуклюжая попытка вести себя галантно – Жозефина была довольна.
Однако пришло время прощаться, а Шарпу так хотелось, чтобы она осталась. Он не знал, что сказать.
– Жозефина, прости меня.
Она легко дотронулась до его руки, и в ее глазах блеснули слезы. Жозефина на секунду опустила ресницы, а потом, стараясь, чтобы голос звучал весело, сказала:
– Когда-нибудь, Ричард, ты полюбишь подходящую девушку, обещаешь?
Он не видел, как она ушла к драгуну, – быстро отвернулся и отправился к своей роте, которая занималась погибшими на боле брани.
– Капитанам не следует жениться. – Кроуфорд с размаху треснул кулаком по столу, и Шарп подпрыгнул на месте. – Верно?
Шарп ничего не ответил. Он подозревал, что Кроуфорд прав, и решил как можно быстрее забыть Жозефину. Она направлялась в Лиссабон, в большой великолепный дом, собиралась жить с человеком, который будет служить в Лиссабонском гарнизоне, ее жизнь наполнят танцы, веселье и интриги. Проклятье!.. Шарп осушил бокал, потянулся за бутылкой и заставил себя прислушаться к разговору, который был таким же невеселым, как и его мысли. Речь шла о раненых, размещенных в монастыре; их придется оставить на попечение испанцев.
Хилл с сомнением посмотрел на Уэлсли:
– А Куэста о них позаботится?
– Мне очень хотелось бы ответить утвердительно. – Уэлсли маленькими глотками пил вино. – Испанцы нарушили все данные нам обещания. Оставить им наших раненых было совсем непросто, но у нас нет выбора, джентльмены, нет выбора.
– Новость о нашем отступлении будет плохо принята в Англии, – промолвил Хилл и покачал головой.
– Да провались она пропадом, эта Англия! – резко воскликнул Уэлсли, и в его глазах вспыхнул гнев. – Я знаю, что скажет Англия; они заявят, что нас снова выгнали из Испании, и это правда, джентльмены, чистая правда!
Он откинулся на спинку стула, и Шарп заметил следы усталости на лице генерала. Остальные офицеры молчали, они внимательно слушали Уэлсли и, как и Шарп, понимали, какое трудное решение он вынужден был принять.
– Только на этот раз… – генерал провел пальцем по бокалу с такой силой, что тот зазвенел, – на этот раз нас изгнали не французы, а союзники. – Уэлсли ненадолго замолчал, давая всем возможность оценить смысл сказанного. – Голодная армия, джентльмены, еще хуже, чем полное ее отсутствие. Если наши союзники не в состоянии обеспечить нас продовольствием, значит нам необходимо отправиться туда, где мы сможем сами найти себе пропитание. Но мы вернемся, я обещаю вам это, и вернемся на своих собственных условиях, а не на тех, которые диктуют испанцы. – Послышался шепот одобрения. Уэлсли сделал еще несколько маленьких глотков. – Испанцы во всем нас предали. Они обещали продовольствие, но не доставили ничего. Обещали прикрыть нас от Северной армии Сульта, но я недавно узнал, что и этого они не сделали. Сульт, джентльмены, находится у нас за спиной, и если мы не выступим немедленно, то окажемся в окружении и наша армия начнет голодать всерьез – и все это только потому, что мы поверили генералу Куэсте и его обещаниям. Теперь он обещал присмотреть за нашими ранеными. – Уэлсли покачал головой. – Я знаю, что произойдет. Он будет настаивать на том, чтобы выступить против французов, которые с ним быстро разделаются, после чего генерал отдаст город врагу. – Уэлсли пожал плечами. – Я убежден, джентльмены, что французы отнесутся к нашим раненым куда лучше, чем союзники.
За столом наступила тишина. Колеблющийся огонь свечей отражался от полированного дерева. Откуда-то издалека лились звуки музыки, но они стихли вместе с ветром, переставшим шевелить тяжелые занавеси на окнах. Что теперь будет с Жозефиной? Шарп наполнил свой бокал и передал бутылку Хиллу. Если Уэлсли прав – а в этом не приходится сомневаться, – тогда уже через несколько дней французы окажутся в Талавере, а британская армия вернется в Португалию, возможно, даже войдет в Лиссабон. Шарп знал, что не сможет так быстро забыть Жозефину. Что будет, если превратности войны снова сведут их вместе?
В дверь постучали, в комнату вошел штабной капитан и протянул Уэлсли запечатанный пакет. Офицеры заговорили о чем-то своем, чтобы Уэлсли мог раскрыть пакет и без помех переговорить с капитаном. Хилл принялся рассказывать Шарпу о театре на Друри-Лейн: знает ли Шарп, что театр в феврале сгорел? Шарп кивнул, улыбнулся, произнес соответствующие случаю слова, но при этом он смотрел на трех генералов, этих английских аристократов, и думал о приютах и тюрьмах, которые так хорошо изучил еще будучи ребенком. Он вспомнил о вонючих бараках, где на каждых нарах спали по два человека, о жестоких побоях, об отчаянной борьбе за выживание. И что теперь? Пламя свечей трепетало на сквозняке, красное вино было ароматным и терпким… но Шарп не знал, на какой дороге окажется завтра и куда приведет его холодный рассвет. Если им суждено разбить Бонапарта, то начавшийся завтра марш будет продолжаться долгие годы, пока британская армия не подойдет к воротам Парижа.
Капитан ушел, и Уэлсли постучал по столу. Разговор стих, все посмотрели на своего генерала с орлиным носом, а тот помахал в воздухе полученной депешей:
– Австрия заключила мир с Бонапартом. – Он подождал, когда все замолчат. – Иными словами, джентльмены, мы остались одни. Теперь вполне можно ожидать новых французских войск. Не исключено, что даже самого Наполеона, да и дома у нас появится больше врагов. – (Шарп подумал о Симмерсоне, отправившемся в Лондон. Сэр Генри наверняка уже плетет интриги против Уэлсли и британской армии в Испании.) – Однако, джентльмены, в этом году мы уже побили трех французских маршалов, так пусть же Господь даст нам хоть небольшую передышку!
Офицеры дружно взялись за свои бокалы. Часы на башне пробили восемь. Сэр Артур Уэлсли встал и высоко поднял бокал:
– Я вижу, уже принесли сигары. Завтра нам предстоит рано выступить, джентльмены, поэтому я предлагаю тост за короля.
Шарп отодвинул свой стул, встал с бокалом в руках и вместе со всеми произнес:
– Боже храни короля!
Шарп успел сесть, дожидаясь бренди и одной из генеральских сигар, когда заметил, что Уэлсли продолжает стоять. Шарп быстро выпрямился, проклиная собственное дурное воспитание и надеясь, что остальные не видят, как он покраснел. Уэлсли ждал его.
– Я помню еще одну битву, джентльмены, которая могла бы сравниться по количеству павших с нашим недавним победным сражением. После Ассайе я благодарил юного сержанта, сегодня мы салютуем уже капитану.
Он поднял свой бокал в честь Шарпа, которого захлестнула волна смущения. Капитан видел, как улыбаются остальные офицеры, поднимая бокалы в его честь, и украдкой бросил взгляд на серебряного орла. Он пожалел, что Жозефина не видит его сейчас и не слышит слов Уэлсли. Он и сам слышал их не очень четко.
– Джентльмены! Давайте выпьем за «орла» капитана Шарпа!
Историческая справка
Сэр Артур Уэлсли (который вскоре станет благодаря событиям 27 и 28 июля 1809 года виконтом Веллингтоном Талаверским) потерял в этом сражении 5365 человек мертвыми и ранеными. Около 15 % – сразу. Французы потеряли 7268 человек, а испанцы около шестисот. Французы также лишились 16 пушек, но, к счастью для себя, сохранили всех своих «орлов». Первый «орел», отбитый британцами во время испанской войны, был захвачен прапорщиком Кеогхом и сержантом Мастерменом из 87-го ирландского полка во время сражения при Бароссе 5 марта 1811 года. Кеогх умер от многочисленных ран, а Мастермен выжил и получил очередной чин, присоединившись, таким образом, к небольшому числу офицеров британской армии в Испании (около 5 % от общего числа), вышедших из рядовых. Надеюсь, души Кеогха и Мастермена и нынешние потомки солдат 87-го полка Королевских ирландских рейнджеров простят меня за то, что я описал их подвиг.
Не существует места под названием Вальделаказа, так же как никогда не было Южного Эссекского полка, но все остальное в описании Талаверской компании правда. В рассказе о сражении только приключения Южного Эссекского и захват «орла» выдуманы; за французов действительно воевал голландский батальон, и я взял на себя смелость передвинуть их с позиции, занимаемой ими напротив испанских укреплений, и отдал в жертву Шарпу и Харперу. С сожалением должен признать: все, что сказано об испанской армии, не выдумки; они и в самом деле бежали накануне сражения, испугавшись своих собственных залпов, а через несколько дней генерал Куэста повел их в бой, где они потерпели полное поражение. Талавера была оставлена французам, которые, как и предсказал Уэлсли в романе, обращались с британскими ранеными с участием и заботой. Бесполезность испанской армии более чем компенсировала храбрость партизан, из-за которых Наполеон был вынужден сравнить Испанию с «занозой».
Большинство деталей взято из писем и дневников современников. Сцены вроде растущей кучи рук и ног, сваленных у стен монастыря в Талавере, поражают воображение и могли появиться только из рассказов очевидцев. Вдобавок я много пользовался работами Майкла Гловера «Испанская война», Джека Уэллера «Веллингтон в Испании» и леди Элизабет Лонгфорд «Веллингтон: годы меча». Этим авторам я приношу свою особую благодарность.
Ричард Шарп и Патрик Харпер, к сожалению, являются вымышленными героями. Надеюсь, сегодняшние Королевские зеленые куртки, которые когда-то именовались 95-м стрелковым полком, не станут стыдиться приключений этих героев на долгом пути, который в конце концов приведет их к Ватерлоо.
Золото стрелка Шарпа[14]
С огромной благодарностью посвящаю эту книгу Эндрю Гарднеру
Пошел я в солдаты, чтобы славу сыскать
И пасть за шесть пенни в день.
Чарльз Дибдин, 1745–1814
Глава первая
Война была проиграна. Не закончена, но проиграна. Это понимали все – от генералов, командующих дивизиями, до лиссабонских шлюх. Англичане пойманы, ощипаны, выпотрошены, и теперь Европа ждет, когда шеф-повар Бонапарт переправится через горы, поглядит, всё ли его поварята сделали как надо, и позволит зажарить дичь. Потом выяснилось, что маленькая британская армия не заслуживает даже крупицы внимания великого завоевателя – и это еще сильнее уязвляло гордость тех, кто ожидал неминуемого поражения.
Война была проиграна. Испания пала. Разбитые в пух и прах, испанские армии сгинули, не оставив следа в исторических хрониках; от былого оплота католической веры осталось всего ничего – укрепленный Кадисский залив да вооруженные крестьяне, сражавшиеся по законам герильи – «малой войны». В дело у них шло все: испанские навахи и английские мушкеты, засады и террор – благодаря чему французские солдаты ненавидели и боялись всех испанцев.
Но ведь любому известно: малая война – не война. А настоящая война была проиграна.
Капитан Ричард Шарп, некогда рядовой 95-го стрелкового полка его величества, а ныне – командир роты легкой пехоты Южного Эссекского полка, вовсе не считал поражение неминуемым, но и он пребывал в дурном настроении. Да и как не хмуриться и не раздражаться по любому поводу, если дождь, выпавший на рассвете, превратил дорожную пыль в чавкающую, брызгающую из-под ног жижу, а привычный зеленый мундир – в мокрое, липкое, холодное тряпье?
Шарп шагал, прислушиваясь к солдатской болтовне, но сам помалкивал, а лейтенант Роберт Ноулз и сержант Патрик Харпер, которые в иной ситуации охотно завели бы разговор с командиром, сейчас держались в сторонке. Лейтенант Ноулз попытался было выяснить, что гложет Шарпа и нельзя ли чем-нибудь ему помочь, однако рослый ирландец помотал головой:
– Его не развеселить, сэр, уж я-то знаю. Нашего ублюдка хлебом не корми, дай покукситься. Ну и пусть его, сэр. Само пройдет.
Ноулз пожал плечами. Ему совсем не нравилось, что сержант называет капитана ублюдком, но скажи он об этом – и Харпер прикинется невинной овечкой, будет уверять, что капитановы родители не были обвенчаны, а ведь это правда; и к тому же Харпер не первый год воюет рядом с Шарпом, заслужил его дружбу – чему Ноулз изрядно завидовал. Не один месяц понадобился лейтенанту, чтобы понять: ошибаются многие офицеры, считая, что в основе этой дружбы – прошлое Шарпа, служба рядовым, походы и бои в солдатском строю и все такое; неспроста, мол, он, вознесясь на армейский олимп, предпочитает, как встарь, общаться с нижними чинами. «Кто родился крестьянином, крестьянином и умрет», – с усмешкой сказал некий офицер, а Шарп услышал и оглянулся на него, и Ноулз заметил страх, вызванный этим холодным дерзким взором.
Разница в званиях не позволяла Шарпу и Харперу вместе коротать досуг, но и за уставными отношениями Ноулзу было нетрудно разглядеть их дружбу. Оба были рослыми, а ирландец вдобавок силен как бык – и оба всегда держались очень уверенно. Ноулз никак не мог вообразить их без мундиров. Казалось, оба родились для битв и сражений, и на поле брани, где любой больше всего заботится о своем выживании, эти двое понимали друг друга с полуслова. Как будто поле битвы для них – дом родной, с завистью думал Ноулз.
Он взглянул на небо, на тучи, просевшие до холмов по сторонам дороги.
– Ну и погодка, чтоб ее!
– Эх, сэр, ей-же-ей, дома мы б такой денек назвали славным.
С сержантского кивера капала дождевая влага. Харпер ухмыльнулся и окинул взглядом роту, едва поспевавшую за быстроногим Шарпом. На скользкой дороге она слегка растянулась, и Харперу пришлось крикнуть:
– Эгей, протестантское отребье! Война вас дожидаться не будет!
Он гордился, что рота легкой пехоты обогнала весь полк, и вдобавок радовался, что Южный Эссекский продвигается на север, навстречу неизбежным летним баталиям. Патрик Харпер всякого наслушался про французов и их нового командующего, однако не собирался терять сон, гадая, что ждет впереди Южный Эссекский, – пусть даже полк почти обескровлен. В марте из Портсмута вышел конвой с пополнением, но угодил в шторм – ходили слухи о сотнях трупов, выброшенных на южные бискайские берега, – и теперь народу в Южном Эссекском меньше половины от списочного состава. И что с того? При Талавере француз вдвое превосходил числом, а сегодня вечером в Келорико, куда стекаются войска, найдутся женщины на улицах и вино в лавках. Стало быть, не так уж нынче тяжела жизнь у парня из Донегола – бывало и похуже. Подбодрив себя такими мыслями, Харпер стал насвистывать.
Шарп услышал этот свист и хотел было рявкнуть на сержанта, но в последний миг спохватился – нельзя срывать злость на подчиненных. Всегдашнее самообладание Харпера сейчас, однако, ощутимо действовало на нервы. Шарп и сам не верил в неминуемость поражения – для солдата поражение немыслимо, оно достается только врагу. И все же Шарп был собой недоволен, – словно неотвязный кошмар, его изводила логика. У французов численное превосходство, а одной веры в победу все-таки маловато. Эта мысль заставила Шарпа прибавить шагу, как будто ходьба на пределе сил способна излечить от уныния. Как ни крути, у них наконец хоть какое-то дело.
После Талаверы полк охранял южную испано-португальскую границу, – боже, какая длинная, какая скучная зима! Снова и снова над убогими пустошами поднималось солнце, солдаты занимались боевой подготовкой и ходили дозорами по голым холмам – слишком спокойная, уютная, размягчающая жизнь. Офицеры нашли нагрудник французского кирасира и приспособили его вместо тазика для бритья, и как-то раз Шарп с отвращением обнаружил, что привык к маленькой роскоши – ежедневному ковшу горячей воды. А еще к свадьбам. Только за последние три месяца их справили два десятка, так что теперь в нескольких милях от последней из девяти рот Южного Эссекского плетется обоз с детьми, женами и шлюхами – ни дать ни взять бродячая ярмарка. Но все-таки этим необычно влажным летом они идут на север, туда, где неизбежно встретят французов, а в бою все сомнения и тревоги развеются в один миг.
Дорога взобралась на гребень, являя взорам неглубокую долину с деревенькой посреди. В деревне стояла кавалерия – тоже, вероятно, из наступающих на север войск. При виде многочисленных коней Шарп дал-таки раздражению выход – сплюнул под ноги. Проклятая кавалерия, черт бы побрал ее франтовство, чванливость и нескрываемую снисходительность к пехоте! Но при виде спешившихся кавалеристов Шарп устыдился своего гнева. Он узнал синие мундиры немецких легионеров, а немцев стоило уважать за профессионализм – он ведь и сам был профессиональным солдатом. Хоть и поневоле. Когда нет денег на офицерский патент, будущее зависит только от твоего ума и опыта.
Опыта было хоть отбавляй. Из своих тридцати трех лет Шарп семнадцать провел в строю. Первое время служил рядовым, потом сержантом, и вдруг – головокружительный прыжок в офицеры, и каждое продвижение по службе добыто на поле боя. Он дрался во Фландрии, в Индии, а теперь – на полуострове, и всегда прекрасно понимал: если вдруг наступит прочный мир, он вылетит из армии, как раскаленное докрасна пушечное ядро. Только на войне нужны такие мастера, как он, как Харпер, как жилистые немцы, сражавшиеся с французами в армии английского короля.
На деревенской улице, под любопытными взорами кавалеристов, Шарп скомандовал: «Рота! Стой!» Один из немцев, офицер, выдернул из земли кривую саблю и подошел к Шарпу.
– Капитан? – Легионеру пришлось спросить – на звание Шарпа указывали только красный пояс и палаш.
Шарп кивнул:
– Капитан Шарп. Южный Эссекский.
У немецкого офицера брови полезли вверх, губы расползлись в улыбке.
– Капитан Шарп! Талавера! – Он стиснул Шарпу руку, хлопнул его по плечу и повернулся выкрикнуть несколько слов своим людям.
Глядя на Шарпа, кавалеристы в синем заухмылялись, закивали. Кто ж не слыхал об английском офицере, который в бою при Талавере захватил французского «орла»?
Шарп мотнул головой, указывая на Патрика Харпера и роту:
Читать бесплатно другие книги:
