Спартак. Гладиатор Кейн Бен
– Да пожалуйста. На твое счастье, выпороть успели только первого. Он чересчур легко отделался. Мой командир телохранителей лишь разогревался.
Спартак оторвал голову от деревянной рамы и злобно взглянул на подошедшего Фортиса. Не обращая на него внимания, торговец изучал его спину.
– Ты прав, государь. Это быстро заживет.
Он прошел дальше и принялся разглядывать двоих других, щупая их мускулы и осматривая зубы, словно перед ним были лошади. Дойдя до бритой головы Севта, работорговец одобрительно фыркнул:
– Это чтоб враги не могли схватить тебя за волосы в рукопашной?
Севт злобно зыркнул на него, но промолчал.
Фортис посмотрел на царя.
– Государь, это справедливая цена, – признал он.
Когда Котис победно улыбнулся, Фортис пролаял приказ, и один из его людей поспешил назад, к мулам. Он вернулся с двумя тяжелыми кошельками.
– Здесь должно быть с запасом, – сказал Фортис.
Котис жестом послал к нему Поллеса. Телохранитель без церемоний вывернул кошельки на землю и с помощью еще одного воина принялся считать монеты.
– Все сходится, – через некоторое время проворчал Поллес.
– Хорошо. Значит, мы договорились. Отвяжи их.
Котис бросил на Ариадну торжествующий злобный взгляд. Он не догадывался, что ее сердце колотилось от предвкушения. У нее наконец-то появился план, порожденный полным отчаянием. Или это все же вмешался Дионис? Ариадна не знала. Ее тактика могла не сработать, но нельзя же просто стоять!
«По крайней мере, я не умру сегодня». Спартак собрал остатки сил. Когда его веревки разрезали, он сумел подняться и не рухнуть на землю. «А как же Ариадна?» Его взгляд скользнул туда, где стояла девушка, и Спартак воспрянул духом. Как ни странно, на ее лице вместо смятения была написана решимость. «Она как-нибудь выживет».
– А ну идите сюда! – рявкнул Фортис. – Вы теперь мои.
Спартак и его друзья подошли к работорговцу и позволили его людям надеть на них железные ошейники. Так они оказались скованы цепью с остальными рабами. Унижение дополняли оковы на ногах. Им не оставили ни единой возможности сбежать. Впереди ждала арена. «По крайней мере, там у меня будет шанс выжить», – убеждал себя Спартак. Участь бесконечно предпочтительнее той, что уготавливал ему Котис. Сердце Спартака сдавило от ощущения вины перед Ариадной. Девушка и до этого момента продержалась-то на одной лишь решимости.
– А нет ли у тебя еще таких людей, государь? – спросил Фортис.
– Сейчас неподходящее время года для пленных! – огрызнулся Котис. – Лучше приходи летом, когда мы устраиваем набеги на другие племена.
– Я так и говорил своему хозяину, государь, но он не стал меня слушать. Мне вообще сильно повезет, если я не попаду в снегопад на перевалах, ведущих обратно в Иллирию. Ты позволишь нам отправиться в путь?
– Можешь идти, – буркнул Котис, уже поворачиваясь к Ариадне.
Спартак сжал кулаки. Никогда еще он не чувствовал себя настолько беспомощным.
Ариадна была в ужасе, но твердо знала, что ей сейчас следует сделать. Согнав сгустки крови за щеку, она заговорила самым непреклонным своим тоном:
– Я, верная жрица Диониса, взываю к нему, всемогущему богу опьянения и одержимости, – да засвидетельствует он мое проклятие, обращенное на царя мёзов!
На площади воцарилась мертвая тишина. Поллес и другие телохранители нервно переглянулись. Даже Фортис с его людьми прервали свои дела. Котис побелел, но не посмел остановить ее.
– Котис, никто не любит тиранов и убийц. Я проклинаю тебя. Да умрешь ты преждевременной насильственной смертью. Да умрешь ты медленно, в мучениях, с вражеским мечом в животе. – Ариадна остановилась, наслаждаясь своей силой. Дионис вернулся к ней! – Последние твои мгновения будут наполнены болью. А когда твоя жалкая душа расстанется с телом, менады будут гнать ее до самого Тартара. И там твою душу чудовища вечность будут рвать на куски. – С радостью глядя на потрясенного Котиса, она плюнула ему в лицо кровью. – И наконец, я отмечаю тебя как одного из избранных Дионисом!
У зрителей дружно вырвался громкий благоговейный вздох. Глаза царя были полны ужаса. Он стоял, словно онемев, и по щекам его стекали алые капли. А Ариадна подошла к Спартаку.
– Я – жена этого человека. Я последую за ним в неволю, – громко и властно объявила она.
– Его жена?! – взревел Поллес и сделал попытку преградить ей путь.
– Именно. Мы обменялись клятвами вчера вечером, – солгала Ариадна. Она вцепилась в свой плащ с такой силой, что у нее заболели пальцы. «Дай мне пройти!»
– И мы скрепили брак, – прохрипел Спартак. – После стольких лет на войне я не мог больше ждать.
Зрители захохотали, и щеки Ариадны запылали. Вновь униженный, Котис свирепо сверкал глазами, а Ариадна позволила себе ощутить капельку надежды. Никакой царь не захочет женщину, которая отдала свою девственность другому.
– Дионис желает, чтобы я отправилась со Спартаком в изгнание! – выкрикнула Ариадна.
– Дионис! Дионис! Дионис! – взревели жители селения, поддерживая ее, и громовой рев толпы заглушил все прочие звуки.
Разъяренный Поллес отступил. Ариадна поспешно встала рядом со Спартаком.
Фортис пожал плечами. Он не собирался в присутствии сотен обозленных фракийцев спорить со жрицей, вещающей от имени бога.
– Один лишний рот прокормить нетрудно.
– Ты точно этого хочешь? – тихо спросил Спартак.
– Взгляни на альтернативу. – Ариадна едва заметным кивком указала на Котиса.
– Понял.
– Мы отправимся в Италию и посмотрим, что за судьба ждет нас там, – нараспев произнесла она, пытаясь не обращать внимания на проснувшиеся в ней новые страхи. Однако же в глубине души Ариадна была довольна. «Я могу остаться с ним – по крайней мере, пока».
Спартак тоже был рад.
– Так ты не останешься одна.
Глава III
– Пакций, покажи еще раз, – велел Карбон, протягивая гладий.
Привратник – здоровяк-самнит с копной вьющихся черных волос – меч не взял и обеспокоенно обернулся на открытую дверь таблинума, комнаты, где глава семьи проводил деловые встречи.
– Молодой хозяин, мы должны прекратить. Одно дело – биться на деревянных мечах, когда ты был маленьким, но теперь-то тебе уже шестнадцать, ты почти мужчина. Я не могу брать настоящий клинок – только если твой отец мне прикажет. Если он увидит, что я учу тебя пользоваться его собственным оружием…
– Не увидит, – бодро заявил Карбон. – Его не будет весь день. И мать вернется не скоро. Так что тут пока никого, кроме кухонных рабов. Я дал им по монете каждому, чтобы они помалкивали. Хватит беспокоиться. Наш секрет в безопасности.
– Ну если ты уверен… – грустно пробормотал Пакций.
– Уверен! – отрезал Карбон.
Пакций не знал, почему отец Карбона отсутствует. Финансовое положение Иовиана давно было неважным, а на днях ситуация еще более ухудшилась: Иовиан не сумел заплатить задолженность по займу за предыдущий квартал. Теперь они рисковали потерять ферму, дом здесь, в Капуе, и все имущество, включая рабов. Карбон узнал о трагедии семьи лишь потому, что накануне вечером подслушал разговор обеспокоенных родителей. Иовиан надеялся на то, что сегодня удастся приостановить исполнение судебного решения. В ярости от собственного бессилия юноша снова сунул самниту меч рукоятью вперед:
– Бери!
Не в силах возражать и дальше, Пакций крепко сжал костяную рукоять.
– Держать надо так. Помни: чтобы воткнуть меч человеку в живот, нужна немалая сила. Смотри! – Он сделал выпад – сильный, хорошо рассчитанный – и отвел руку. – Понятно?
– Вроде да.
– Давай я погляжу, что у тебя получается. – Пакций вернул гладий Карбону.
Мрачный и сосредоточенный юноша держал меч поближе к правому боку. Он с ворчанием повторил движение Пакция, воображая, что всаживает железный клинок в брюхо понтийского воина или сицилийского пирата. Среди прочих он представил себе Сертория[8], одного из засевших в Иберии сторонников Мария[9]. Хотя куда полезнее было бы всадить меч в главного из отцовских кредиторов!
– Так?
Пакций одобрительно поджал губы:
– Уже лучше. Еще раз.
Карбон охотно повиновался, изобразив град выпадов.
– Помедленнее. Береги силы. Одного удара в живот достаточно, чтобы разделаться с противником. Мало кто устоит, если нашинковать ему половину внутренностей. – Скривившись в притворной агонии, Пакций схватился за живот и изобразил, будто падает на землю. – В этом и заключается красота гладия. Если использовать его вместе с большим щитом вроде скутума да в плотном строю, тебя практически невозможно убить.
– Так был побежден твой народ.
Пакций скривился:
– Да, это одна из причин.
Карбон все свое детство слушал рассказы Пакция о Союзнической войне[10], когда Рим сокрушил последних, яростно державшихся за свою независимость самнитов. Он знал, что это поражение все еще мучило Пакция, который некогда был высокопоставленным воином в своей стране, теперь же превратился в обычного раба. Пока они жили на ферме, в десяти милях от Капуи, он был распорядителем работ. После переезда в город стал исполнять роль привратника и сторожа. Именно к Пакцию Карбон шел со своими проблемами. Теперь же юноша мысленно выругал себя за то, что напомнил об этой давней болезненной истории.
– Я хочу научиться сражаться и со щитом тоже, – сказал он, меняя тему. – Сходи принеси один.
Карбон опустил руку в фонтан в центре маленького двора и несколько раз обтер лицо водой, чтобы освежиться. Нечаянно коснувшись множества оспин, покрывающих его щеки, юноша нахмурился. У него испортилось настроение. «Почему эти отметины не могли остаться на груди или спине?» Сначала легко было убедить себя, что ему повезло – он выжил, в то время как более трети заболевших оспой умирали, а многие выжившие слепли. Но вступить во взрослую жизнь уродом – это совсем другое. Ситуацию усугубляло то, что большинство тех, кого Карбон считал друзьями, теперь не желали его знать. И какая женщина может пожелать его? Мать Карбона твердила ему, чтобы он не беспокоился, что они договорятся с подходящей семьей, но это не уменьшало его ненависти к себе. В то время как некоторые его сверстники уже спали с податливыми девушками, дочерьми торговцев и им подобными, Карбон не мог решиться даже пойти в публичный дом и выбрать проститутку.
Единственной его формой сексуальной разрядки, помимо рукоблудия, оставался секс с отцовскими рабынями. Две-три из них были довольно симпатичные. Разумеется, они не могли отказать Карбону, когда тот приказывал им идти в его покои. За месяцы, прошедшие после выздоровления, он не раз пользовался этой властью. Секс стал настоящей отдушиной, но трудно было не обращать внимания на то, что его внешность вызывает у рабынь плохо скрываемое отвращение. Карбону очень хотелось, чтобы кто-то принял его таким, какой он есть. Юноша моргнул. «Хватит думать о себе. Отцовские проблемы намного важнее».
– Ну наконец-то! – воскликнул он, радуясь возможности отвлечься от семейных неурядиц.
Самнит нес скутум, которым Иовиан пользовался много лет назад, когда служил в армии. Карбон жадно протянул руку к щиту.
Но Пакций его не отдал.
– Терпение! – воскликнул самнит. – Знать все о своем оружии и снаряжении так же важно, как и уметь ими пользоваться.
Карбон неохотно кивнул.
Пакций постучал пальцем по металлическому ободу в верхней части щита (такая же вставка была и в нижней части):
– Вот это для чего?
– Сверху – чтобы защитить щит от ударов мечей, а снизу – чтобы он не портился от соприкосновения с землей.
– Хорошо. А это? – Пакций указал на тяжелый металлический умбон в центре щита.
– Украшение и вместе с тем оружие. – Карбон выбросил левую руку вперед. – Если ударить им врага в лицо, тот почти наверняка отклонится назад или вбок, открывая шею. – Юноша изобразил удар гладием. – Еще один повержен. – Он горделиво взглянул на Пакция.
– Приятно знать, что ты иногда обращаешь внимание на мои слова, – только и сказал самнит. – Давай начнем с основ. Как правильно держать щит. – Он повернул скутум и протянул юноше внутренней стороной вперед.
Карбон вздохнул. Нетерпение ничего ему не даст. Если он хочет воспользоваться опытом Пакция, надо его слушаться. Юноша взял щит горизонтальным хватом.
– Что дальше?
Наконец Пакций улыбнулся:
– Подними его повыше, так чтобы я видел лишь твои глаза. Меч держи на изготовку у правого бедра. Он должен смотреть вперед.
Карбон повиновался. Пульс его тут же участился, а звуки домашней жизни исчезли. Несмотря на мирное окружение, ему нетрудно было вообразить, будто он стоит на поле битвы, а по обе стороны от него – его товарищи. Но через пару мгновений картинка потускнела. Карбон нахмурился. Вряд ли это когда-нибудь произойдет. С тех пор как они четыре года назад переехали в город, отец много раз повторял, что наилучшая карьера для сына – не труд на земле, которым занималось множество поколений его предков, и не служба в армии, о которой мечтал Карбон, но политика. «Дни граждан-земледельцев прошли. Об этом позаботилось дешевое зерно из латифундий, а также с Сицилии и из Египта». Иовиан регулярно сетовал на изменения в сельском хозяйстве, в результате которых семейные фермы были практически уничтожены обширными поместьями. «А с другой стороны, брат твоей матери, Альфен Вар, делает себе имя в Риме. Он новый человек там, но посмотри на него – стал одним из лучших юристов Рима! И он любит тебя. Если боги будут благосклонны, то возьмет под крыло». Юрист! Хуже не придумать! Выходит, кроме тренировок с Пакцием, иных возможностей воспользоваться оружием ему не представится. И он с жадностью впитывал каждое слово, слетающее с губ самнита.
Прежде чем всерьез начать учить Карбона тонкостям владения оружием, Пакций заставил юношу двадцать раз обежать вокруг дворика с гладием и скутумом в руках. Потом самнит показал Карбону, как двигаться в бою. Он постоянно подчеркивал, как важно держать строй и не отрываться от товарищей.
– Вопреки тому, что ты мог себе надумать, битвы выигрываются не героизмом одиночек. Победу приносит дисциплина, простая и незатейливая! – рявкнул самнит. – Именно она отличает римского солдата от большинства его противников, и именно она – главная причина побед легионов на протяжении последних двух сотен лет. – Он скривился. – Моему народу дисциплины не хватило.
Карбон удвоил усилия, представляя себя в рядах армии, побеждающей италиков, могучих карфагенян и гордых греков. Однако в глубине души он осознавал, что эти картины – лишь его фантазии, и это отравляло удовольствие. Сейчас важнее всего отцовские долги. И все же Карбон упорно представлял себя солдатом. Рассказы Пакция о войне волновали его с раннего детства.
– Нам пора закончить. – Пакций глянул на небо.
Карбон не стал спорить. Он весь взмок, и руки его горели. Было все еще светло, но солнце опустилось ниже красной черепичной крыши дома. Мать вскоре должна вернуться, а за нею следом и отец.
– Хорошо. – Юноша благодарно улыбнулся. – Поучишь меня завтра еще.
– Я смотрю, ты настроен серьезно?
– Да. Я хочу быть солдатом, что бы там ни говорил отец.
Пакций задумался, прикусив губу.
– Что? – нетерпеливо спросил Карбон.
– Лучший способ подтянуть твою физическую форму – тренироваться с правильным снаряжением, а не с этим вот. – Пакций без малейших усилий поднял гладий и скутум. – Новобранцы в легионе занимаются с деревянным мечом и плетеным щитом, которые вдвое тяжелее этих. Здесь мы с ними тренироваться никак не можем. А вот за городом – другое дело.
– Ты имеешь в виду ту равнину к северу от стен? – Ее использовали так же, как в Риме – Марсово поле. Юноши города, как знатные, так и простолюдины, занимались там разными видами спорта. – Туда нам нельзя. Кто-нибудь увидит. Рано или поздно это дойдет до отца.
– Я думал о пустыре на юге, куда свозят мусор из города. Там нас никто не побеспокоит, – с лукавой улыбкой объяснил Пакций.
– Хорошая идея. А отцу я могу сказать, что ты учишь меня метать копье и диск на тренировочном поле на севере. Против этого он возражать не станет.
– Я знаю торговца, у которого можно купить снаряжение. – Пакций развернулся, собираясь уходить.
– Погоди… – Карбон заколебался, но все же добавил: – Спасибо.
– Да не за что. Подожди до завтра, – предупредил Пакций. – После часа тренировок с чучелом твоя благодарность может исчезнуть.
– Не исчезнет, – пообещал Карбон. – Ты, как раб, не обязан это делать для меня.
– Ну… – Самнит кашлянул. – Я столько лет присматривал за тобой. Было бы глупо прекратить это сейчас.
У Карбона в горле внезапно образовался ком, и юноша смог лишь кивнуть.
– Хорошо. Тогда завтра утром?
– Завтра утром.
Пакций ушел, ничего больше не сказав.
Во двор ворвался порыв ветра, и Карбон задрожал, вдруг остро осознав, что весь в поту. Надо было помыться и переодеться. Подумав о задаче, стоявшей сегодня перед отцом, юноша вздохнул. «Юпитер, Величайший и Наилучший, помоги нам, молю».
Карбон перехватил Иовиана, как только тот вернулся. Отец был невысоким мужчиной с редеющими черными волосами и добрым лицом, в последнее время постоянно обеспокоенным. Но Карбон позабыл обо всем, когда кинулся объяснять отцу свою идею. К его облегчению, отец не возражал против того, чтобы Пакций обучал его, Карбона, метанию диска и копья. Однако же вскоре радость сменилась ощущением вины. Неудивительно, что он не встретил возражений. Лицо Иовиана было серым от усталости – или беспокойства.
Карбон совсем уж собрался спросить, что случилось, когда вмешалась мать.
– Так ты хоть из дому выберешься, а то последние полгода почти никуда не выходишь, – сказала она с ободряющей улыбкой.
Карбон пробормотал слова благодарности, но его хорошее настроение испарилось. Повернувшись, он заметил, как отец одними губами проговорил матери: «Три дня» и «Марк Лициний Красс». Что это – последний срок уплаты долга? Неужто главный кредитор отца – Красс, самый богатый человек в республике? Этого Карбон не знал, но, судя по мрачному лицу Иовиана и слезам матери, вывод напрашивался сам собой. Родители ничего больше не сказали, и Карбон не спал всю ночь, размышляя, чем бы он мог помочь. Но что тут придумаешь? В шестнадцать лет, не владея никаким ремеслом или профессией – ничем, кроме имени, – он не так уж много мог предложить кому бы то ни было. Досаду Карбона усугублял тот факт, что юристам, в числе которых его хотел видеть отец, платили очень хорошо. Да, на обучение всем премудростям профессии ушло бы много лет, но потом он станет получать гораздо больше, чем простой солдат.
На следующее утро Иовиан ушел рано, снова сказав, что его не будет весь день. Мать Карбона осталась в постели – ей нездоровилось. Навестив ее, Карбон отправился в город с Пакцием. Скромный дом их семьи стоял в зажиточном районе неподалеку от форума. Застенчивый, как всегда, и раздраженный, как никогда прежде, Карбон гневно сверкал глазами на людей, толпившихся на узких улочках. Ему недоставало покоя сельской местности, где прошло его детство. Ярость юноши заметил лишь Пакций. Лавочники, торгующие вином, хлебом, мясом и овощами, были заняты – зазывали к себе более перспективных покупателей. Ремесленники – кузнецы, плотники, гончары, валяльщики и колесники – трудились в своих мастерских, и им некогда было рассматривать прохожих.
На свободных местах разминались жонглеры и акробаты, готовясь к представлению. Редко появляющийся заклинатель змей сидел со скрещенными ногами и флейтой в руках, указывая на свою корзинку и описывая самых ядовитых змей, каких только можно вообразить. Было рано, и потому в дверных проемах, служащих входом в квартиры наверху, отсутствовали обычно толпящиеся здесь проститутки. Лишь изувеченные прокаженные приставали к Карбону. Они вызывали у него сардоническую улыбку: есть же на свете люди и поуродливее его.
Пакций привел Карбона в грязноватое заведение неподалеку от южных ворот. Чем дольше Карбон изучал выставленные товары, тем быстрее бежала кровь в жилах. Вместо обычных продуктов, скобяных изделий или предметов домашнего обихода здесь торговали оружием. На деревянных стойках у входа красовались дюжины мечей, по большей части гладиев. Еще Карбон заметил характерный изгиб как минимум одной фракийской сики и за ней – несколько галльских длинных мечей. К стенам лавки были прислонены связки дротиков и метательных копий, а рядом небрежно составили щиты разной формы и размера.
Зажав деньги, выданные Карбоном, Пакций вошел в лавку, чтобы поговорить с ее седеющим хозяином. Вскоре он вынырнул обратно с двумя большими плетеными щитами. Под мышкой же нес пару деревянных гладиев.
– Но мы не можем принести их домой, – встревожился Карбон. – Отец поймет, что происходит.
– Я обо всем договорился. За небольшую плату мы можем оставлять снаряжение в лавке, а по утрам забирать его.
Находчивость Пакция заставила Карбона улыбнуться. Но в следующее мгновение к нему вернулся гнев. Если отец не получит новую ссуду, у них будет три дня, и не больше. И что произойдет через три дня? Юноша не хотел даже представлять этого.
Пакций вывел Карбона за южные стены Капуи, к открытому пространству, заваленному огромными грудами мусора. Местами среди мусора валялись трупы мулов, собак, а изредка – и людей. Запах гниющей плоти присоединялся к едкой вони свалки. Неудивительно, что здесь было безлюдно. Даже нищие, приходящие сюда каждый день, чтобы порыться в грудах зловонного мусора, не задерживались на свалке сверх необходимого. От страха кожа Карбона покрылась мурашками. Боги, неужели в конце концов придется пробираться через мусор? Он глянул на черные силуэты ворон, деловито клюющих трупы.
Их двоюродные братья, стервятники, лениво парили в высоте по одному-двое, выискивая самые лакомые кусочки.
Пакций остановился у мертвого дерева, чьи ветви напоминали когти:
– Это будет твой палус[11]. Начнем здесь.
Карбон достаточно знал об обучении гладиаторов, чтобы понять, что этот узкий, корявый ствол сыграет роль столба, который ему предстоит осыпать ударами меча. Юноша свирепо ухмыльнулся, вообразив привязанного к столбу Марка Лициния Красса.
– Что я должен делать?
Пакций с выправкой ветерана показал ему, как приближаться к дереву со щитом в руке.
– Относись к нему с уважением, как будто это вражеский воин, желающий разрубить тебя на куски. Двигайся легко, на подушечках стоп. Голову держи низко, так чтобы из-за щита были видны только глаза, а меч – поближе к боку. Когда подойдешь достаточно близко, бей в живот или в сердце. – Самнит указал на почерневшее отверстие в середине ствола – какая-то болезнь сожрала часть древесины. – Отступаешь – рубишь справа, потом слева. Продолжаешь, пока я не скажу остановиться.
Подражая Пакцию, Карбон уверенно приблизился к «палусу» и насколько мог быстро вонзил гладий в дыру. От удара руку встряхнуло, и юноша отдернул тяжелый клинок. Карбон сразу же принялся с удвоенной силой наносить рубящие удары с разных сторон. От ствола полетели щепки и куски прогнившей древесины, и он удвоил усилия. К двадцатому удару Красс был давно мертв, изрублен в мелкую лапшу. Правая рука Карбона начала уставать. Юноша вопросительно взглянул на Пакция.
– Разве я сказал тебе остановиться?
– Нет.
– Ну так продолжай! – рявкнул самнит.
Карбон угрюмо повиновался. Не этого он ждал. Тренировка оказалась бесконечно далека от работы с настоящим гладием. И мишенью было простое дерево, а не человек, держащий в руках судьбы их семьи. Вскоре все мышцы руки вопили об отдыхе, а дышать было невыносимо трудно. Но остатки гордости не позволяли взглянуть на Пакция.
– Достаточно.
Облегченно хватая воздух ртом, Карбон разжал пальцы, и гладий упал на землю. И тут же Пакций без предупреждения прыгнул вперед, и его щит врезался в щит Карбона. Юноша отлетел назад, прочь от своего оружия. Самнит с рычанием принялся наступать на него с занесенным мечом.
– Это так-то ты бы сделал в настоящем сражении, а? Бросил гладий и остался безоружным? Да я никогда еще не видел такого образчика чистейшей дури!
– Но это не настоящее сражение, это всего лишь тренировка! – запальчиво возразил Карбон.
Пакций снова неумолимо надвинулся на него, осыпая щит юноши безжалостными ударами. Один из них пришелся вскользь по голове, и у Карбона потемнело в глазах. Он мог лишь держаться из последних сил. В конце концов самнит ослабил натиск.
– Ты понял теперь, почему никогда нельзя бросать оружие? – спросил он.
– Понял, – обиженно пробормотал Карбон.
К его облегчению, Пакций не обратил внимания на тон.
– Иди и подбери меч. К палусу мы вернемся позже. А сейчас пора заняться твоей физической формой. – Увидев вопросительный взгляд Карбона, Пакций рассмеялся. – Видишь вон то дерево? – Он указал куда-то вдаль.
Прищурившись, Карбон разглядел одинокий бук в полумиле от них.
– Да.
– Я хочу, чтобы ты пробежал туда и обратно. – И после короткой паузы: – Пять раз. С гладием и щитом. Без остановок.
Карбону захотелось сказать Пакцию, куда тот может засунуть себе свой деревянный меч, но он лишь решительно кивнул. «Я здесь затем, чтобы учиться!»
– Ну так вперед! Чего ждешь?
Начиная понимать, во что он ввязался, Карбон побежал быстрой рысью.
Прошло несколько часов. И за это время самнит позволил Карбону лишь три коротких перерыва – отдышаться и глотнуть воды. После забега на пять миль Пакций отправил ученика снова атаковать палус, но разрешил делать это медленнее. Далее последовали отжимания, растяжка и опять бег, а после – еще работа со щитом и мечом. К тому моменту, как самнит наконец-то объявил, что на сегодня довольно, Карбон уже готов был растянуться на земле, однако согласился бы скорее сдохнуть, чем признать это вслух.
– Ну как я? – храбро поинтересовался юноша.
Пакций взглянул на него с неодобрением:
– Ждешь похвалы за первый день тренировок? Не трудись. Тебя убили бы в первые мгновения любой битвы.
Карбон сердито сверкнул глазами.
Пакций хлопнул его по спине:
– Не падай духом. Я бы сказал то же самое любому новичку. Если уж начистоту, ты проявил куда больше энтузиазма, чем иные на твоем месте.
Карбон заулыбался. Это действительно была серьезная похвала. Но потом улыбка его поблекла. «Преуспел ли отец?»
– Что случилось? – спросил самнит. – Ты весь день чем-то озабочен.
– Ничего, – угрюмо отозвался Карбон.
Пакций приподнял брови.
«Я не могу ему сказать». Карбон посмотрел на солнце.
– Нам уже пора бы возвращаться.
– Да, не стоит вызывать подозрений у твоих родителей, – согласился самнит.
Карбон что-то буркнул. Его мысли уже были заняты другим – как бы выяснить, что там у отца. Неведение сделалось невыносимым.
Назад они брели в молчании. Вскоре добрались до последнего отрезка Аппиевой дороги. Невозмутимые волы, запряженные попарно, влекли крепкие скрипучие телеги, полные сена или корнеплодов. Крестьяне шли рядом, то подбадривая волов, то время от времени пуская в ход плетку. Торговцы шагали перед своими повозками с товарами – самосской керамикой из красной глины, амфорами с вином или оливковым маслом и тюками тканей. Их окружали охранники, небритые, угрожающего вида мужчины с копьями, дубинками, а иногда и с мечами. Колонны рабов, скованных одной цепью, тащились за хозяином и его вооруженными помощниками. Официальные гонцы на лошадях с отвращением пробирались через стада овец, которых гнали на бойню. Промаршировал отряд легионеров; щиты легонько хлопали их по спине. Они горланили непристойную песенку, а опцион[12] старательно пропускал ее мимо ушей.
Карбона захлестнула бессильная ярость. Это было то самое товарищество, которого он жаждал и которое никогда не обретет. В голове юноши принялись роиться безумные идеи. Может, ему сбежать и вступить в армию? Но совесть тут же одернула его. Нельзя бросать семью в таких тяжелых обстоятельствах. Карбон отчаянно хотел как-нибудь помочь родителям, но годовой заработок легионера и близко не покрывал отцовские долги. От досады он пнул одинокий камень, валявшийся у мощеного полотна дороги. Тот отлетел и ударил шагающую впереди нервную лошадь чуть выше копыта. Та в испуге встала на дыбы и чуть не сбросила всадника, мужчину средних лет с багровым лицом. Тот принялся сыпать ругательствами, и Карбон поспешно притворился, будто очень заинтересован пейзажем справа от него. «Жаль, что это не был Красс. Жаль, что он не грохнулся и не свернул себе шею».
– Хорошо хоть никто не заметил, как ты пнул камень, – пробормотал Пакций, когда всадник усмирил лошадь. – А то ты, пожалуй, познакомился бы с его плетью. Точно не хочешь сказать, что происходит?
Карбон покачал головой. Ему невыносимо было думать, что у Пакция появится новый хозяин и он никогда больше не увидит самнита. Тот пожал плечами:
– Ну как знаешь.
Они прошли под массивной аркой южного входа в Капую. В окружающих город стенах было несколько таких ворот. Оборонительные сооружения не использовали со времен Второй Пунической войны, когда местные политики сдуру решили переметнуться на сторону Ганнибала. Наказание, назначенное Римом, было суровым: городом и поныне правил претор, а горожанам до сих пор не вернули гражданские права, пожалованные остальным жителям Италии. «Гражданские права? – досадливо подумал Карбон. – Кто знает, не лишусь ли я их в ближайшее время?»
Вскоре они добрались до дому. Едва вошли в атриум, как раздался оклик:
– Карбон!
«О боги, он, должно быть, ждал нас. Юпитер, пускай новости будут хорошими!»
Иовиан стоял на пороге своего кабинета – скромно отделанной комнаты с выходом в атриум. Карбон ее недолюбливал. Там не было ни мечей, ни еще каких-либо воинских реликвий – лишь бюсты прославленных римских и греческих ораторов, давно умерших людей, чьи имена отец старался в него вколотить, а Карбон отказывался их запоминать. Стоило Карбону войти в кабинет, как он ощутил их взгляды из-под тяжелых век – и смутился.
Иовиан просматривал какой-то свиток. Когда Карбон подошел, он со вздохом свернул документ.
– Где ты был?
– Тренировался с Пакцием.
Иовиан непонимающе взглянул на него.
– Ну, с диском и копьем, помнишь?
– Ах да. Надеюсь, ты хорошо провел время. Отныне это не часто будет тебе удаваться.
У Карбона упало сердце.
– Что-то случилось?
– Ты, возможно, заметил, что в последнее время я был очень занят.
– Да.
– И ты понимаешь, почему мы четыре года назад перебрались в Капую?
В памяти Карбона всплыли счастливые воспоминания об их прежнем доме – солидного размера вилле, стоящей на их собственной земле.
– Не совсем.
– Я оказался не в состоянии содержать такое большое хозяйство.
В голубых глазах Иовиана отразился стыд.
– Но как это могло случиться? – вскричал Карбон.
– Оно обесценилось из-за египетского зерна. Это разорение! Я не понимаю, как местные фермеры могут с ним соперничать. Теперь вырастить пшеницу здесь дороже, чем привезти ее за сотни миль. – Иовиан вздохнул. – Я каждый год говорил себе, что все еще исправится, что урожаи в Египте уменьшатся, что боги ответят на мои молитвы. Я занял значительную сумму денег, чтобы удержать нашу ферму на плаву. И что же? Цена зерна упала еще ниже! За последние двенадцать месяцев доходов почти не было, и нет никаких шансов на улучшение ситуации.
– Выходит… – нерешительно произнес Карбон.
– Мы разорены. Разорены. Мой самый значительный кредитор – римский политик Марк Лициний Красс. Ты слышал о нем?
– Да. – «Так, значит, я правильно расслышал».
– По словам его представителя, с которым я имею дело, терпение Красса иссякло. Думаю, это неудивительно. Я задержал выплаты вот уже на три месяца. – Иовиан стиснул зубы. – Но я не могу простить Крассу, что он забирает не только ферму и виллу, но и этот дом.
От этих слов Карбон оцепенел.
– Ты меня слышишь?
Казалось, будто голос отца доносится из какого-то длинного туннеля.
– Карбон, нас выселят отсюда.
«Проклятый Красс!» Юноше едва удавалось сдерживать гнев.
– Выселят?