Противостояние. Романы Семенов Юлиан

Из коридора вернулась Надя.

– Вот телефон, – сказала она.

– Звоните ему.

– Что сказать?

– Скажите, чтобы он немедленно п-приехал.

– А если откажется?

– Уговорите.

Садчиков позвал одного из сотрудников и шепнул ему на ухо:

– Быстренько установите адрес, б-берите людей – и туда.

– Есть.

– Только без глупостей, – сказал Садчиков Наде, – н-не вздумайте с ним б-беседовать о нас. С-скажите, что у вас для него есть а-американский костюм. Он же любит костюмы. С-скажите, чтобы он немедленно приезжал пос-смотреть.

Надя набрала номер. К телефону подошел Сударь.

– Здравствуй, Саша, – сказала Надя и улыбнулась Садчикову жалкой улыбкой. – Кот у тебя?

– Зачем он тебе? – ответил Сударь. – Я лучше. Как спортсмен?

– Мы с ним расстались.

– Приезжай к нам.

– Потом. Ты позови Кота.

– Сейчас, – сказал Сударь и крикнул: – Эй, киря! Тебя.

– Алло, – сказал Чита.

– Это Надя.

– А я думал – Софи Лорен… – хохотнул Чита.

– Костя, ты можешь сейчас ко мне приехать?

– Что, надоело развлекаться с бывшим князем, а ныне трудящимся Востока?

– Не говори глупостей.

Садчиков, нагнувшись к трубке, слушал каждое слово Читы.

– У меня есть хороший костюм, Кот. Из дакрона. Очень красивый.

– С разрезом?

– Да.

– А какого цвета?

– Белый, в серую полоску.

– Сколько?

– Совсем недорого…

– Я вечером приеду.

Садчиков быстро взглянул на женщину и отрицательно покачал головой…

– Нет, – сказала она, – его через час заберут.

– Как же быть? У меня сейчас дело…

– Приезжай на пять минут, – повторила Надя то, что Садчиков сказал ей шепотом.

– Я сейчас не могу.

Садчиков снова посмотрел на женщину.

– Тогда ничего не выйдет, – сказала она. – Костюм уйдет.

– Он новый?

– Еще не одеванный.

– Подожди.

Чита сказал Сударю, который уже стоял на пороге:

– Я на полчаса к ней сгоняю, ладно?

– Не пойдет.

– Там костюм дакроновый.

– В этом походишь.

– Знаешь что?! Иди к чертовой матери! Тоже командир здесь нашелся! «Нельзя»! «Не пойдет»! Что я, тебе подчиняюсь? Тогда вообще топай сегодня один!

– Кончил?

– Да.

– Кретин. Если за полчаса не управишься – пеняй на себя.

– Санечка, я обернусь, – обрадовался Чита, – на такси туда и обратно.

– Опоздаешь ведь. Ты как баба – время ценить не умеешь… Ладно, едем – я еще раз дом посмотрю, а с Прохором увижусь, как условились. Ты будь к трем. И пистолет возьми, сюда мы не вернемся…

Чита сказал:

– Надюш… Сейчас приеду.

– Жду, – ответила Надя и, медленно положив трубку, заплакала.

– Ч-что это вы? – спросил Садчиков.

– Ничего… Просто неприятно себя чувствовать сволочью.

– В-вы сейчас поступили правильно. Д-дальше мы во всем разберемся, хочу вас только спро-осить: вы знали, когда он последний раз участвовал в грабеже?

– Что?!

– То, что слыш-шите.

– Я ничего не знала.

– Ладно. Сколько времени он сюда проедет?

– Не знаю. Минут двадцать – двадцать пять.

Пришел оперативник и, вызвав Садчикова в прихожую, сказал:

– Александр Николаевич Ромин, тридцать четвертого года рождения, по кличке Сударь, проживает вот здесь. – Он протянул листок бумаги с адресом. – В прошлом тренер.

– Хорошо, – сказал Садчиков, – берите людей из управления – и немедленно туда. Если его нет, останьтесь в засаде. Имейте в виду, там есть оружие. Мой звонок: три раза короткие, а четвертый – звоню очень долго.

– Есть, товарищ майор.

– Что со мной будет? – спросила Надя, когда Садчиков вернулся в комнату.

– Р-разберемся.

– Но я действительно ничего не знала о нем, честное слово…

– А об этом? – кивнул Садчиков на спортсмена. – Тоже ничего не знаете?

– Не-ет…

– А к-как же с ним спите?

– Мы встречаемся…

– Это у вас называется «встречаться»? – усмехнулся Садчиков.

– Врет, – сказал спортсмен, – заманила меня, проститутка. Я ее позавчера только увидел, клянусь мамой.

– Ты б пап-пой лучше клялся, – сказал Садчиков.

– Зачем оскорбляете? – спросил спортсмен. – Я спортсмен. Что мне, с женщиной общаться нельзя?

– Общаться можно, – согласился Садчиков. – Хватит разговоров. С-сидеть тихо. К-когда он постучит, молчите, мы сами откроем дверь.

– Если он на меня полезет, резать буду, – сказал спортсмен.

– Чем будешь р-резать? – поинтересовался Садчиков.

– Зубами, – ответил спортсмен, – как волк ягненка.

– Это можешь, – разрешил Садчиков, – только не до с-смерти.

Прохор сидел рядом с Витькой в машине и быстро говорил:

– Ты чудной, Витек, прямо как ребенок. Ты меня слушайся, я всем вам добра хочу. Любочку зря ты обидел, она прямо как ягодка – красавица, глаз с нее не свесть. Был бы помоложе – отбил бы, право слово, Витек…

Витька хмыкнул, потому что представил рядом с Любой старенького Архипа Ивановича.

– Чего, – словно угадав его мысли, мелко засмеялся Прохор, – думаешь, не смог бы? Милай, хорошенький, ты меня и не знаешь вовсе, и каким я красавцем был, за мной бабы табуном ходили…

Витька засмеялся. Прохор махнул рукой и укоряюще вздохнул. Закурил. Начал напевать песню тоненьким бабьим голосом.

– Ты чего меня звал, Архип Иваныч? Если б у тебя внучек серьезно заболел, ты б грустный был, а так песню поешь.

– Ты хитрый, Вить, ух какой хитрый! И умненький. Тебя не проведешь. Эхе-хе, старость не радость. Угадал ты, Витек. Один я как сокол. Нет у меня племяша, и внучка нет. Только вот вы и есть, вас-то я и люблю. Ты уж меня выручи, старика, Вить. В последний раз, а? Вить? Чего молчишь?

– Не буду выручать, Архип Иваныч. Завязал.

– Шнурок завязывают, Вить… Чего тебе завязывать-то? Если б ты какой бандит, спаси господи, был, а то работяга, шофер. Откуда ты знаешь, чего везешь? Попросил Архип Иваныч, ну ты и подсобил больному старику. Сударик мои вещички, три чемоданчика, на Курский отвезет – и все. Триста рябчиков я тебе сразу выкладываю.

– Не пойдет, Архип Иваныч, – сказал Витька и улыбнулся. – У меня жена рожать вздумала. Все. Завязал.

– Господи, вот радость-то! – сказал Прохор. – Дите – оно в семью всегда мир приносит. Это вы здорово решили. А твой?

Витька не понял.

– Младенец-та чей? – спросил Прохор. – Твой?

– А чей еще?

– Она уж полтора месяца одна, не ровен час согрешила…

Витька резко тормознул. Машина остановилась.

– Вылазь, – сказал Витька, – старый дурак.

– Да что ты? – всполошился Прохор. – Я чего? Я ничего, Вить, я ж за тебя страдаю…

– Вылазь, – повторил Витька.

– Вить, Вить, – заторопился Прохор, – ты не серчай, ну, ты меня прости, старика. У меня так жена согрешила, я и напуганный теперя, Вить. Если бы я со зла, а то ведь от всего сердца. Ты не ругайся со мной, Вить, а то нам всем нехорошо будет, Вить…

– Тебе будет нехорошо, а мне что?

– Тебе тоже будет несладко. Один в наши дни кто захочет тонуть? Вдвоем – все веселей.

– Вот я сейчас поеду в милицию и сдам тебя, понял?

– И-и-и, милай, – засмеялся Прохор, – куда ты меня повезешь? Я тя сам куда хочешь отвезу. Только я этого делать не буду. Зачем это мне? Живи себе как хочешь. Лады, отвези меня ко мне домой, в Мамонтовку, и господь с тобой.

– Ты ж в Тарасовке живешь, Архип Иваныч, – сказал Витька. – Советская, сорок. Что я, не помню?

– Да не, там я не живу, там Сударев брат жил двоюродный.

Прохор быстро резанул взглядом Витьку. Глаза у него сейчас стали белые, холодные и пустые. Но так было только мгновение. Когда Витька, почувствовав на себе взгляд Прохора, обернулся, он увидел добрые стариковские глаза, в уголках которых поблескивали беспомощные и добрые слезинки.

– Да ты не бойся, – сказал Витька, – я только так, чтоб ты отвязался, Архип Иваныч. А то «согрешила», «согрешила»!

Прохор всхлипнул и тяжело шмыгнул носом.

– Ну, брось, Архип Иваныч… – попросил Витька. – Ну извини меня, если что не так. Да хватит тебе, Архип Иваныч, ты прямо как женщина.

– Эх, люди, люди… Верно говорят, что они крокодилово порождение. Им с добром, а они все в черном норовят отплатить. Лады, поворачивай. Заедем к тебе, пол-литра махнем, и езжай себе куда хочешь. Не нужно мне от тебя ничего. Деньги-то есть?

– Есть.

– А то можешь взять в долг-то…

– Да нет, пока не надо. Я ж говорю, завязал.

– У тебя есть что закусить?

– Есть. Только мне пить нельзя.

– Стопку?

– Попадусь, тогда хана.

– Миленький, дак ты не попадайся. Потихоньку поедешь-то, гнать не будешь. И потом у меня орешек есть. Мускатный. От него трубочка не краснеет.

– Какая?

– Раппопорта этого самого, дружка твоего.

– Ты только одну бутылку бери, Архип Иваныч, две не надо.

– Ладно, ты меня тут ссади, а сам топай домой. Дверь не запирай, чтоб мне не стучать. Соседи дома?

– Нет. Они до семи.

– И ладно. А то Любушке стукнут: пил-де водку Витька, пил ее, окаянную… Ты дверь не запирай, чтоб я не колотился, лады?

– Лады.

Прохор купил две бутылки водки, холодного копчения осетрины и полкило сыру. Пока ему заворачивали покупку, он пошел в автомат и позвонил Сударю: он хотел его предупредить, что машины не будет. Но Сударя дома не оказалось.

«Ничего, – решил Прохор, – я за час управлюсь, как раз приду ко времени. А нет – подождет, не привыкать…»

– Ты книжки про сыщиков читал? – спросил Росляков Леньку.

– Конан Дойля?

– Нет, про нас.

– Читал. Только вас не называют сыщиками. Вас называют в книгах «сотрудниками».

– Вообще, конечно, сотрудник. Только это все равно, что повара называть работником нарпита, а писателя – подвижником культурного фронта. Я знаешь, почему спросил тебя про книги?

– Нет.

– Вот ты с нами второй день ходишь и, наверное, смеешься: все в книгах про нас врут. Да?

– Нет…

– Ну да… Обязательно смеешься. По книге нам только какую-нибудь пуговицу покажи – мы тут же убийцу разыщем. Или посмотрим на человека – и сразу скажем, кто он такой, откуда родом и чем занимался десять лет назад. Глупость какая! А ведь печатают и читают.

– У вас очень трудная работа.

– Шататься по улице?

– Что вы со мной, как с ребенком, разговариваете? Я ведь понимаю, что к чему…

Росляков обрадовался.

– Ты не сердись, – сказал он, – это я тебя проверял.

Ленька хотел что-то ответить, но ничего не ответил, потому что увидел, как из такси вылезал Чита. Он хотел закричать ему: «Стой, сволочь!» Он хотел броситься на него, на этого черного красавчика, который, улыбаясь, что-то говорил шоферу.

Росляков посмотрел на Леньку, заметил, как побледнел парень, перевел взгляд туда, где стояло такси, и увидел человека со шрамом на лбу.

– Отойди, – тихо, улыбаясь во весь рот, шепнул он Леньке и пошел к машине, глядя вроде бы в сторону, а на самом деле упершись взглядом в карманы Читы.

Ленька как стоял на месте, так и замер. Сердце бешено колотилось, а руки и ноги сделались мокрыми и ватными, словно совсем чужими. Он понимал, что ему сейчас надо повернуться и уходить, чтобы Чита не заметил его и не заподозрил неладное, но он не мог двигаться, он стоял в оцепенении, как человек, увидавший перед собой злейшего врага, губителя своей жизни.

И Чита заметил Леньку. Секунду он вспоминал его, а вспомнив, ужаснулся. Снова чутье – какое-то звериное, не его, а мудрое и далекое чутье пещерных предков – подсказало ему опасность. Он не обратил внимания на парня, одетого ладно и небрежно, который шел к такси. Он видел того самого мальчишку, который был с ними в кассе. И он видел, как тот стоял, бледный и напряженный, словно перед прыжком.

Чита рывком открыл дверцу и плюхнулся к шоферу. Все в нем затряслось, и спазма сдавила горло. Он сказал:

– Едем. Быстро, – и потянулся к дверце, чтобы захлопнуть ее. Но в тот же миг рука того самого парня, который шел к такси, с силой рванула его тело из машины. И еще он услыхал пронзительный голос мальчишки, который был с ним в кассе. Тот кричал: «Сюда! Сюда! На помощь!»

Росляков схватил Читу и, подняв его, понес в подъезд. Чита закричал и начал бить парня коленями по животу. Росляков занес его в подъезд и прижал к стене. Сразу же образовалась толпа. Люди кричали:

– Безобразие! Куда смотрит милиция?! Милицию сюда!

Росляков сопел и держал Читу в железных объятиях, а тот верещал и по-прежнему бил его коленями в живот. Сквозь толпу протиснулись Костенко и оперативник. Они схватили Читу за руки, а Росляков полез к нему в карманы. Толпа шумела и гневалась. Росляков вытащил из заднего кармана брюк теплый пистолет. Все враз замолчали и шарахнулись в стороны, будто отнесенные ветром.

– Вот сюда смотрит милиция, – отдуваясь, сказал Росляков, пряча пистолет, отобранный у Читы. – И давайте расходитесь, пожалуйста. Ничего интересного здесь нет.

Допрос начали сразу же, как только Читу привезли в управление.

– Я требую объяснений, – сказал Чита, когда Садчиков предъявил ему постановление на арест. – Я не понимаю, за что меня задержали.

Он пытался говорить спокойно, но его выдавали пальцы: они мелко дрожали.

«Главное, ни в чем не сознаваться, – повторял себе Чита. – Санька говорил, что главное – не сознаваться… Только не сознаваться…»

– Вас арестовали за четыре преступления, Назаренко, – сказал Росляков. – Вас арестовали за убийство милиционера Копытова, за ограбление скупки и приходной кассы и за незаконное хранение оружия.

– Я никого не грабил и не убивал. Оружие я нашел только что в такси и хотел его передать в милицию.

– Вы что, сейчас ехали в милицию?

– Да.

– А почему вы отпустили машину на улице Горького?

– Я хотел позвонить по телефону и узнать адрес, куда надо везти револьвер.

– Ах так… Ясно, – сказал Росляков. – А почему же тогда вы вдруг передумали звонить и решили быстро уехать?

– Я вспомнил, что вы помещаетесь на Петровке. И вам я сопротивлялся только потому, что думал, вы грабители и это ваш пистолет. Я думал, что вы следили за мной.

– Н-ну, хорошо, – сказал Садчиков, – м-может быть, это так и было. С-скажите, а когда вам надо было заехать за дакроновым костюмом?

– Что? – упавшим голосом переспросил Чита.

– То самое, – сказал Костенко.

Чита сидел на стуле посредине комнаты, а Садчиков, Росляков и Костенко стояли прямо перед ним – стеной, закрывавшей окно. Поэтому Чита не видел их лиц и их глаз, он видел только яркие черные контуры трех людей, которые каждым своим вопросом вбивали ему в голову, прямо в темечко, страшные гвозди. Эти гвозди причиняли ему неимоверную боль, он должен был привыкнуть к этой боли, а уже потом, привыкнув к ней, быстро придумать ответ и сказать возможно спокойнее и беззаботнее:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– С-слушай, Чита, – сказал Садчиков, – ты только из себя б-борца не р-разыгрывай. Тут зрителей нет. И п-пьяных пижонов, которые стоят около ресторанов и к-которых можно легко сбить с ног, тоже нет, и мы, как ты заметил, не девицы, а сыщики…

– Подумайте сейчас о себе, – продолжил Росляков. – Мы возьмем Сударя, и он нам расскажет все. Понимаете? И вы будете последненьким. А это плохо – оказаться последненьким в признании, суд это не очень-то одобрит.

– А за что меня судить?

– Я могу п-повторить еще раз…

– Не надо ваньку валять, – сказал Костенко, – с нами такие номера не проходят. Это у тебя только со Шрезелем такие номера проходили. Это ты ему мог «динамо вертеть», а у нас не получится.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– З-начит, ты отказываешься давать показания? Так следует понимать тебя, да?

– Нет, почему же…

– Мы повторяем свои вопросы, Назаренко, – сказал Росляков, – послушайте нас еще раз: расскажите, как произошло убийство Копытова, кто и как вам помогал при ограблении скупки и кассы, куда с награбленным ездили и сколько времени вас ждал в машине Витька?

«Все знают! – пронеслось в мозгу у Читы. – Про Витьку тоже знают! Конец!»

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – тихо ответил он, – я просто удивляюсь…

– Хорошо, – сказал Костенко, – сейчас мы тебя отправим в камеру. Но имей в виду следующее: я скажу Сударю, что ты молчишь и таким образом берешь на себя роль главаря банды. Думаю, что Сударя это устроит. Он даст показания, если ты молчишь и если сам себя пускаешь главарем. Имей в виду. Ты, конечно, потом откажешься от молчания и будешь показывать все на Сударя. Суд пришлет нам дело на доследование. Мы терпеливые. Мы тебя выслушаем еще раз, мы запишем твои новые показания и заново будем допрашивать Сударя. Но он-то наверняка от своих прежних показаний не откажется. Это уж ты поверь мне. Он скажет, что ты выкручиваешься и лжешь. Ты понимаешь, что он поступит именно так. И я не знаю, как суд посмотрит на твои измененные показания. То молчал, а то вдруг все стал валить на содельца. Вот об этом я должен тебе сказать. Подумай. Взвесь все. У нас есть время. Мы можем подождать…

Чита попробовал улыбнуться. Он откашлялся и сказал:

– Спасибо вам большое за разъяснение, но я просто не знаю, в чем мне сознаваться… Вы говорите про какого-то милиционера, которого убили… И вообще… Я ничего об этом не знаю.

Садчиков позвонил по внутреннему телефону и спросил:

– Как экс-спертиза? Что? Ага. Н-ну хорошо, давайте ее сюда…

– Что? – спросил Костенко.

– Т-так вот, – нагнувшись над Читой, сказал Садчиков. – Тот пистолет, который мы взяли у тебя, принадлежал убитому сержанту милиции Копытову, Ч-чита. По номеру мы это сразу узнали, а эк-кспертиза нам подтвердила научно.

– Да, но я его н-нашел…

– Т-ты меня не передразнивай, – посоветовал Садчиков, – н-не стоит.

– Я не передразнива-аю! – взмолился Чита. – Это у меня само!

– Испугались? – спросил Росляков.

– Нет, просто…

– Не так уж все это просто, – сказал Костенко. – Что, вызывать конвой? Пойдешь в камеру молчальником, Чита?

– Но я нашел этот пистолет в машине!