Прохождение Венеры по диску Солнца Крапивин Владислав
«Бу-ра-ти-но! Бу-ра-ти-но!..» – скандировал телевизор.
– Досмотришь кино, и сразу спать, – распорядилась Лидия. И пошла к дверям.
– Хорошо, тетя Лидия, – сказал ей в спину Вовка. Будто послушный племянник в гостях у тетушки. Он оглянулась.
– Иван, ты тоже не сиди долго.
– Хорошо, тетя Лидия…
Вовка прыснул в кулак.
Я и правда не стал сидеть долго. Сказал Вовке, чтобы после фильма не забыл выключить телевизор, и ушел в спальню. Лидия читала (или делала вид). Я разделся, но было почему-то неловко укладываться «по-супружески», словно Вовка мог нас видеть из соседней комнаты (а может, и правда мог?). Я натянул пижамные штаны и лег поверх покрывала, на краешке кровати. Лидия покосилась понимающе и ничего не сказала.
Многоэтажка за окном светилась, как айсберг. Телевизор стал почти не слышен – Вовка деликатно убавил звук. Я закрыл глаза. Сразу кубарем покатились мысли про невероятные сегодняшние события – вперемешку со страхами, надеждами и вновь ощетинившимися вопросами: «Неужели такое может быть? Неужели он в самом деле оттуда? Господи, откуда оттуда?..» Потом вдруг задребезжала в мозгах гитарная мелодия старой песни:
- «Духи» школу спалили в предгорье,
- Дым слоится там сизым пластом…
- На дороге учебник истории
- Шелестит обгорелым листом…
Это уже не имело отношения к нынешним делам и к Вовке. Имело отношение к Венере. И к армейскому времени… Я тряхнул головой, прогоняя струнный звон и строчки. Лидия сбоку глянула на меня:
– Приснилось что-то?
– Разве я спал?
– Здрасте. Даже похрапывал… Ваня, мне что-то не по себе. Думаю: как там он?
– Ну что «как»? Смотрит «Буратину»…
– «Буратина» давно кончилась. Я боюсь, что он сидит у компьютера и гоняет «игрушки»…
– Ну и что? Он же не обычное дитя, которому «на горшок и спать». Знает, что делать…
– Ваня, сходи все же, глянь…
Я сразу встал. Понял, чего боится Лидия, и сам испугался того же: вдруг его там нет? Исчез, растворился в пространствах Вселенной…
Пошел на цыпочках, двинул подло запищавшую дверь… Боялись мы с Лидией напрасно: Вовка не растворился. И даже не сидел у компьютера, а честно улегся в постель («Хорошо, тетя Лидия»). Откинул одеяло, укрылся до подбородка одной простыней и лежал на спине. Даже несмотря на клен за окном, в комнате было светло. Июньские ночи у нас почти как в Петербурге, без темноты. Я увидел, как блестят Вовкины открытые глаза.
– Не спишь?
– Не-а… – выдохнул он.
Над головой у меня выскочила из часов кукушка, вякнула один раз: половина двенадцатого.
– Может, отключить эту птицу? Чтоб не мешала.
– Она не мешает… Иван, посиди со мной, – вдруг шепотом сказал Вовка. Я тут же дернул вертящийся стул, подкатил к тахте, уселся: вот, мол, я; не бойся, Вовка, я с тобой… Хотя… Господи, а чего могут бояться ангелы-хранители?
Он серьезно сказал:
– Я не боюсь. Я… просто… У тебя ведь куча вопросов, да?
– Еще бы! – сразу признался я.
– Ты… тогда спрашивай. Конечно, я сам не знаю про много всего, но что знаю, расскажу. Тут нету никаких военных тайн…
Наконец-то!.. А что спрашивать? С чего начать?
– Вовка… тебе трудно пришлось нынче, да?
– Чево-о? Подумаешь, подрались малость… Ты не бойся, насчет квартиры я правду сказал.
– Да я и не боюсь! Я не об этом…
– А завтра я попробую еще… чего-нибудь…
– Вовка, ты расскажи о себе. Как ты стал… таким …
Он подышал из-под кромки простыни.
– А чего я… Ну, я раньше жил в Сургуте, с родителями. Но они давно умерли. Отец от рака, а мама скоро простудилась и тоже… Мне шесть лет было. Меня сперва в детский дом… А потом отсюда приехала бабушка, мама отца. Она с родителями не очень ладила почему-то, но, когда их не стало, забрала меня к себе, привезла сюда. Сказала: «Это где же видано, чтобы родной внук болтался по приютам»… Сперва меня не хотели ей отдавать, говорили: старая, мол. Но она такой скандал устроила!.. Хотя я это плохо помню…
– Хорошая бабушка, да? – вставил я, потому что Вовка вдруг замолчал.
– Ага, хорошая… ну, всякая… Иногда ругала за двойки или когда подолгу на улице бегал, даже отлупить грозилась. Но ни разу не отлупила… Ваня, знаешь что?
– Что? – шепнул я. (Он впервые мне сказал не «Иван», а «Ваня». Случайно?)
– По правде говоря, я не так уж ее любил. Бывало, что она как-то… каменела. Купит чекушку, сядет за стол, нальет рюмку и глядит перед собой долго-долго. Я спрошу чего-нибудь, а она: «Иди, не мешай мне пока». Хотя это нечасто было, но все равно… Знаешь, я даже не очень плакал, когда она умерла…
– А когда это случилось?
– В две тыщи втором году. Мне одиннадцать лет было… Я тогда испугался: куда меня теперь денут, из этого дома? Дом-то я очень-очень любил, больше, чем бабушку. Будто он живой… Он большой такой, столетний, скрипучий, с разными закоулками и лесенками. Я там играл и всякие сказки сочинял… Например, придумал, что в этом доме живут гномы. Сперва они будто жили в заброшенных вагонах на старой станции, а потом перебрались в дом… Ваня, ты чего? – тревожно спросил он, потому что я вздрогнул.
– Все в порядке… А что было дальше?
– Дальше было нормально. Приехала из Тюмени бабушкина дочь, моя тетка. Папина сестра. Я про нее раньше и не слыхал. Оказалось, что неплохая тетка. Осталась жить в этом доме, потому что была одинокая, разведенная. Молодая еще, вроде тети Лидии… Я, наверно, не очень был ей нужен, только все равно она всем сказала: «Какие там интернаты! Будет жить, где жил, в своем доме…» И мы неплохо жили, она была веселая такая и не придиралась. А я старался тоже… Ну, чтобы это… взаимопонимание. Когда я закончил шестой класс, как раз год назад, она подарила мне велосипед. Я на радостях вскочил в седло, погнал! По одной улице, по другой. Потом по дороге, что на деревню Патрушево. Не по самой дороге, а сбоку, по тропинке. В одном месте мост через овраг, а тропинка по его краю… А в овраге камни на склоне… Ваня, я потом узнал, что колеса сорвались и я головой о камни. Но сам ничего не помню. Люди, если с ними такое случается, не помнят последний миг… И я запомнил только, что подъезжаю к мосту… А потом – сразу там…
– Где?
– Поле такое… Широкое-широкое, до горизонта. Кусты всякие, трава, цветы, иногда деревья… Облака белые, пушистыми грудами, но солнце не закрывают. И солнце очень хорошее, не жаркое… Мне сказали: «Теперь, если хочешь, иди…» И я пошел…
– Кто сказал-то?
– Не знаю. Там это неважно. Будто рядом кто-то. Спросишь – ответят, не знаешь – подскажут… А иногда бывает, что голос издалека… В общем, я пошел, ничему не удивляюсь, просто мне хорошо. Смотрю, белая рубаха на мне… ну, та самая. Легко в ней так, словно ты весь из воздуха…
– А крылья? – не удержался я.
– Да чего там крылья. Они это так… Хочешь – они на тебе, не хочешь – нету их. Можешь полетать, если вздумается, только я почти не летал. Идти было лучше. Пить захотел – ручей журчит. Проголодался – рядом яблоня с большущими яблоками. Только редко хотелось. Просто идешь, идешь…
– И ты… целый год шел?
– А чего? Это не трудно и не скучно. Не кажется, что долго. Наоборот, интересно. Столько бабочек разных вокруг…
– Вовка, и что же? Это со всяким так бывает, кто попадает… туда?
– Наверно, нет. Наверно, у каждого по-своему. Со мной вот так…
Очень осторожно я спросил:
– А все же сколько там идти? Я слышал, что те, кто оказывается на небесах… они вроде бы попадают к престолу Бога…
Вовка не удивился.
– Ну да, я тоже слышал. Но это же не сразу. Путь-то знаешь какой… невероятный. Надо еще столько пройти… Это как у космонавтов.
– Что у космонавтов? – озадаченно сказал я.
Вовка коротко посмеялся (отчего бы это?).
– Ты же помнишь. Как выведут на орбиту новую станцию или просто полетит кто-нибудь, сразу крик по всем каналам: «Покорители космоса, капитаны звездных кораблей!» А от этой орбиты, да и от Луны и даже от Солнца, до звезд расстояние – все равно, что от Земли, никакой разницы… Мне кажется, что слой Вселенной, куда я попал, это как первая орбита. Над ним еще ой-ей-ей сколько слоев, и до престола надо пройти их все… Ваня, ты читал книгу «Роза любви»… или «Роза мира»?
– Читал, конечно.
– Я не читал, но мне тетя Света, моя тетя, рассказывала. Там, кажется, про такое написано. Может, не совсем как на самом деле, но похоже.
Я спросил еще осторожнее, чем прежде (удержаться не мог):
– И что же… тебе придется идти через все эти слои?
Вовка отозвался довольно беззаботно:
– Не знаю. А чего такого? Времени-то навалом… То есть его там вроде бы и нет. То есть не существует. Или оно не такое… В общем, поживем – увидим.
«Господи! «Поживем»!..»
– Вов… Значит, смерти нет?
– Чево-о? Ерунда какая!.. То есть такой, какой люди боятся, конечно, нет… Страшно другое…
– Что же? – шепотом спросил я. С холодком на коже.
Вовка будто комок сглотнул и тихо объяснил:
– Страшно расставаться. С теми, кого любишь… Или хотя бы с домом… Там хорошо, на этом поле, но идешь, идешь и вдруг как вспомнишь…
Тут бы мне и заткнуться, но опять потянуло идиота за язык:
– А встретиться с родными… там нельзя? Ну, с бабушкой, например?
– Можно. Только не сразу. Тоже надо долго идти… И еще надо, чтобы они тоже хотели встретиться…
– Разве они не хотят? Родители, бабушка?
– Может, они еще не знают, что я уже там. Не думают, что я попал туда так рано. Или, может, они в других слоях… А еще, наверно, я сам виноват…
– Почему?
– Потому что я все же не привык еще там… до конца… Я же говорил: скучаю по дому. Наверно, поэтому меня и отпустили: родных-то здесь уже нет, никто не удивится, не напугается, а с домом повидаться можно…
– Подожди… а тетка?
– А ее давно тут нет! Полгода назад уехала в Канаду, вышла там замуж по объявлению. За какого-то фермера. А дом продала «новому русскому». Тот его сломает и построит на этом месте коттедж…
– Ты это еще там знал, на своем поле?
– Да… Только без подробностей… А сегодня заглянул в Косой переулок, на полчасика. Смотрю, дом заперт, окна заколочены. Ну, я расспросил старую соседку, она почти слепая, меня не узнала… А узнала бы, дак не поверила… Я сказал, что ищу знакомого мальчика, с которым был два года назад в летнем лагере, и назвал свое имя. Она разохалась, запричитала, ну и выложила мне все. И про меня, и про тетку… А я обошел дом со всех сторон, будто поздоровался… и опять попрощался…
Вовка рассказывал это, повернувшись лицом к стене. Положил под щеку с синяком ладонь. Сейчас мне показалось, что в горле его заскреблись слезинки. Я виновато молчал. Вовка тоже молчал. Потом я услышал, что он дышит ровно и спокойно. Присмотрелся. Вовка спал.
Я тихонько вышел из комнаты.
6
Утром Лидия торжественно вручила Вовке новую зубную щетку. Затем обследовала его синяк на щеке. Синяк был теперь бледным и не очень заметным. Однако Лидия все же припудрила его.
– Чтобы ты не выглядел драчуном и хулиганом…
Вовка и не выглядел. Вполне нормальный мальчишка. Особенно когда Лидия своим гребнем расчесала его соломенные вихры. Он даже пальцы не вытирал о штаны, когда завтракали творогом и яичницей.
Лидия сказала, что придет на обед, и чтобы мы в это время были дома. Вовка отозвался уклончиво:
– Это как получится. Дела ведь…
– Какие сегодня дела? Это лишь несчастные вроде меня работают по субботам, а нормальные люди отдыхают.
– А мы не нормальные, – суховато сказал Вовка (или он имел в виду «ненормальные»?).
Делами мы занялись, как только Лидия отправилась в свой салон. Вовка сел к столу с компьютером и сказал слегка насупленно:
– Иван, иди сюда.
Я подошел. Вовка слегка поднял над столом прямую ладошку. Между ней и лакированным деревом возникла пачка прямоугольных бумажек. Вовка убрал руку, я замигал.
– Вов… откуда это?
Он хмыкнул:
– «Оттуда»… Командировочный резерв. Пришлось потратить еще одну защиту.
– Здесь же обалдеть сколько баксов…
– Не бойся, настоящие. А без них сегодня не обойтись. Ты сейчас позвони адвокату Семейкину, пообещай ему, сколько запросит… Конечно, в конторе Махневского уже пошла кой-какая раскрутка, но, если Семейкин со своей стороны подтолкнет, будет еще лучше…
– Вов, а какая раскрутка?
Он весело крутнулся на стуле.
– А я и сам не знаю! Знаю только, что онапошла. Куда надо…
Почему-то я вдруг сразу успокоился, поверил Вовке.
– Слушай, а что это за защиты у тебя? Ты уже не раз их вспоминал.
Он ответил и дурашливо, и серьезно:
– Вот такие «защиты». Вроде как патроны в твоем нагане. Только там в патронах сжатый воздух, а в защитах сжатая энергия. Для всяких полезных дел.
– И много их у тебя… этих патронов?
Вовка посопел слегка озабоченно.
– Не очень. Мне дали с собой двенадцать, сказали, что хватит.
Я вдруг спохватился:
– Вовка, а когда ты все это успел? Собраться, защиты получить и… даже инструктаж какой-то? Я ведь только подумал… про ангела-хранителя… и ты – сразу…
– Я же говорил: там время не такое…
– А… сколько защит осталось-то? – не сдержал я беспокойства.
Он виновато почесал припудренный синяк.
– Вот смотри… Две я сразу потратил на компьютеры: чтобы сперва влезть в твой, а через него – в сеть Махневского. Одну когда из осколков бокалы склеивал, чтобы доказать тете Лидии. Ты же сам просил… После этого еще две – сперва когда внешнюю охрану у офиса «Дешевых рынков» обходил, потом внутреннюю.
– И еще небось когда вы с Егором сцепились.
– Не-е! Мы без этого, по-честному. Да и нельзя, потратили бы оба все, что есть… Видишь, уже пять. А шестая – вот… – он кивнул на доллары.
«Значит, осталось еще полдюжины? Хватит ли на все дела?» – опасливо мелькнуло у меня. Но сказал я другое, от души:
– Спасибо тебе, Вовка.
Он заулыбался и ответил тоном пройдохи-сантехника:
– «Спасибо» – это чересчур, а вот…
– Чего? – с готовностью вскинулся я.
– Можно я возьму из холодильника помидор? Самый большой? Я их страсть как люблю…
– Ну, что ты спрашиваешь! Ешь хоть все!
– Нет, я один. Он во какой!.. Хорошо, что футболка красная, не страшно закапать. – Вовка ускакал на кухню.
– Вымыть не забудь! – крикнул я вслед.
– Ты совсем как тетя Лидия! – радостно отозвался он. – Звони давай Семейкину, не тяни!
– А ты откуда знаешь про Семейкина?
– Здрасте! Я здесь зачем, по-твоему?
Я услышал, как он хлопнул дверцей и зачавкал (конечно, не помыл помидор).
Семейкин был знаменитый адвокат. О нем упоминал другой юрист, не такой известный и дорогой – тот, к которому мы кинулись, когда началось разорение журнала. Он честно сказал: «Дело кислое, ребята, я ничего не обещаю. Вам бы связаться с Ильей Рудольфовичем, он бы, возможно, справился…» Но Илья Рудольфович Семейкин брал такие гонорары, что всей нашей оставшейся казны не хватило бы на первый взнос.
Я оглянулся на Вовку, который с помидором в зубах возник в комнате.
– Слушай, а может, я привлеку к делам Костю Травкина? Он у нас как бы менеджер, продюсер, генеральный директор, завхоз и прочая, прочая. Больше меня в курсе всех дел…
Вовка взял помидор в измазанные соком пальцы.
– Не надо, Иван. Я ведь твой хранитель, а не ихний. Не Кости Травкина, не Лены Терещенко, не Глеба Перевалова… – Он перечислил всю бывшую журнальную компанию. – И они уже думают не о том. Знают, что журнала больше не будет. Всего вам теперь все равно не вернуть… Да и не нужен журнал, ты сам понимаешь…
«Тоже мне, провидец! – внутренне ощетинился я. – Опять, что ли, влез в мои мысли?» Но злиться не имела смысла, Вовка был прав. Если говорить честно, ведь еще до всех бед, после второго номера, я чувствовал: выходит не то, что хотели. Развлекать читателей получалось, да, а вот пошевелить их души, постараться, чтобы задумались всерьез о добре и зле в нашей жизни… Конечно, мы надеялись на будущее, но сейчас я чуял: не вышло бы. Ни у меня, ни у всех остальных. Ребята хорошие, да опыт не тот… И кроме того, ну да, хорошие, пока только вместе были, пока увлекались общим делом. А как поняли, что «кранты», сделались сами по себе, лишь бы выплыть. Нет, не ссорились, не подставляли друг друга, но скисли и глядели мимо друг дружки…
Я ничего не ответил, стал набирать на телефоне справочное, чтобы узнать номер Семейкина.
Вовка сказал мне в спину:
– Ноль-ноль четыре, сорок семь, семьдесят семь…
Илья Рудольфович откликнулся тут же. Суть вопроса уяснил сразу.
– Да, я слышал о вашей проблеме. Должен сказать, что она непростая, вы затянули дело. Но я попробую… Надеюсь, вы сможете перечислить мне сегодня через «Экстра-юнион»… – И назвал сумму, от которой меня пошатнуло. Вовка сказал одними губами:
– Не торгуйся…
Я и не стал. В конце концов, пачка банкнот была солидная…
– Хорошо, Илья Рудольфович. Займусь этим сейчас же.
– Весьма признателен… Однако встретиться с вами я смогу лишь послезавтра утром, сейчас уезжаю на дачу. Будьте добры продиктовать мне ваш телефон…
Я продиктовал, и мы с Вовкой (он все еще жевал помидор – на ходу, как мороженое) пошли на улицу Добролюбова в «Веста-банк». Там было почти пусто, прохладно и строго, все пространство простреливалось взглядами охранников. Так и казалось, что сейчас спросят: «Откуда у вас, господин Тимохин, эта валюта?» Не спросили. Я с полчаса под руководством терпеливой кассирши, возился с заполнением бланка. Наконец расплатился, и мы с Вовкой выкатились под жаркое солнце.
– Может, по стаканчику пломбира? А?
– Ага!
– А… потом что?
– Вань, а потом… пока ничего. Надо ждать. Ты займись всякими своими делами, а я погуляю до вечера.
Я сразу напрягся. Вовка сбоку быстро глянул на меня:
– А можно вместе… если хочешь.
Я хотел! Во-первых, все еще сидел во мне страх: а вдруг он уйдет и больше не появится? А во-вторых… мне просто было хорошо с Вовкой. Независимо от всех дел. Словно оказался у меня младший брат, приехал на каникулы…
С детских пор я мечтал о братишке, маме говорил, однако появилась Лёлька. Тоже неплохо, но девчонка все-таки, да к тому же теперь большая. Не сестренка, а сестра (кстати, надо позвонить в Тальск, узнать, как сдает экзамены).
Мы купили пломбир, посидели в сквере у фонтана с большущим гранитным глобусом. Я вдруг заметил, что Вовка стал какой-то неуверенный.
– Ты что? Может, хочешь еще?
– Не-а… Я про нашу прогулку… Тебе, наверно, это не понравится. Тогда не ходи…
– Куда?
– Я хочу на кладбище побывать, где бабушка… Я вчера про нее как-то нехорошо говорил. А она ведь бабушка все равно…
– Идем, конечно!
– Это Черданское кладбище, старое. Туда на троллейбусе надо.
Мы сели на троллейбус шестого маршрута. Жарко было и тесно, ехали стоя. Вовка не мог дотянуться до поручня под крышей, держался за меня. Сердито сказал толстой девице:
– Глядеть надо, куда топаешь, ногу отдавила, корова. – Вот тебе и ангел. Девица пфыкнула накрашенными губами.
Приехали взмокшие и помятые. «Ты еще живой? – чуть не спросил я Вовку и ахнул про себя: – Дубина!»
У каменных ворот бабки торговали цветами. Вовка неловко затоптался.
– Ваня, дай десять рублей, а? Я бы ромашки, вот эти…
Прижимая букет к индейскому вождю на футболке, Вовка повел меня по кладбищенским дорожкам. Кладбище было старинное, заросшее, попадались мшистые надгробья надворных советников и купцов разных гильдий. По ним прыгали мелкие пичуги. Дорожки сперва были широкие, утоптанные, потом, после нескольких поворотов, сделались уже, стали путаться в лопухах и мышином горохе. Вовка сперва шагал уверенно, но затем начал сбивать шаг, оглядываться.
– Забыл дорогу?
– Не… То есть маленько… Если бы дорога, а то джунгли… Кажется, вон туда… – И Вовка потянул меня за рубаху сквозь чащу репейника и зацветающего кипрея. – Ух ты, крапива гадючья…
Все-таки он вышел куда надо. Я увидел заросший холмик и рыжий от старости венок на решетчатой железной пирамидке. Вовка деловито отнес его на ближнюю мусорную кучу. Под венком открылся побитый эмалевый медальон с фотографией. Обычное, почти знакомое старушечье лицо со сжатыми губами, темная косынка на голове. Мелкая надпись под снимком: «Тарасова Ксения Леонидовна». И даты рождения и смерти. Но эмаль с них отскочила, не разобрать.
Вовка вернулся, положил на холмик ромашки, быстро глянул на меня, отвернулся, стянул с головы бейсболку и замер. Я отступил на несколько шагов. Показалось, что он меня стесняется. Вовка стоял с полминуты и вроде бы шептал что-то. Может, просил у бабушки прощения за вчерашние слова? Потом он быстро перекрестился.
А меня вдруг, словно холодным воздухом, овеяла догадка: «Ох, а ведь сам-то он… наверно, тоже где-то здесь…»
Вовка спиной отступил от бабушкиной могилы. Встал рядом, прохладными пальцами взял меня за локоть. И который уже раз угадал мои мысли. Сказал тихонько:
– Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями…
Я будто воочию увидел мраморную дощечку с именем. И с фото…
– Ты что… хочешь туда?
Он покрепче взял меня за локоть.
– Нет, не хочу… Это и нельзя. Может утянуть обратно… раньше срока…
«А какой срок? – обдало меня новым холодом. – Сделаешь все, что надо, и уйдешь? Когда?»
Такая мысль подкрадывалась и раньше, но я суеверно гнал ее. А теперь вопрос встал прямо и беспощадно. И Вовка его наверняка тоже почуял. Но никак не отозвался. Тихо подышал рядом, отпустил мою руку, натянул бейсболку:
– Ладно, Ваня, пойдем… Нет, не обратно, а напрямик, вон туда. Там дыра в заборе…
– Опять изжалишься, – проворчал я, делая вид, что не было у меня никаких таких мыслей.
– А, теперь уже все равно…
«Давай посажу на плечи», – хотел предложить я, но почему-то не посмел.
Мы рывком преодолели все чертополохи и через дыру в каменной кладке выбрались к окраинной дороге. Вовка, видимо, разом избавился от кладбищенской грусти. Весело вертел головой, поджимал ноги, чесал покусанные икры. Потом вдруг выпрямился, глянул вверх, поднял перед лицом согнутый мизинец. Ему на сустав сразу села крупная коричневая бабочка.
– Иван, смотри, это «павлиний глаз»! Они редко встречаются, не то что всякие крапивницы и капустницы!
Бабочка и правда была с лиловыми кружочками на крыльях. Вовка дунул на нее, помахал вслед. Глянул на меня через плечо:
– Ну, что? На троллейбус?
Я, прогоняя бодростью все еще не отступивший страх, заявил:
– Никаких троллейбусов, хватит. Сейчас поймаем тачку, у меня есть еще семь червонцев. И… куча твоих баксов. Переслал-то я меньше половины. Оставшиеся можно тратить?
– Наверно, можно, если немного…
Доллары не понадобились (да и где бы я разменял сотенную купюру?). Хозяин пыльного «жигуленка» согласился доставить нас до центра за сорок рублей.
Он оказался лихим водителем, этот похожий на кавказца парень. Помчал нас по разбитому асфальту со скоростью звука (видать, спешил в город по своим делам). Один раз мы едва не впилили во встречный самосвал. В последний миг эта зеленая громада с драконьими глазами-фарами рванулась влево и уже у нас за спиной завыла тормозами и сигналами.
Читать бесплатно другие книги:
