Провал Русенфельдт Ханс
– Лисе-Лотте… – произнес он, узнал, и его лицо расплылось в улыбке. Теперь он видел, что это она. Те же светлые волосы, как тогда, даже длиннее. Голубые глаза такие же бодрые, хотя их окружает немного больше морщинок. Ее улыбка вообще не постарела.
– Что ты здесь делаешь? – продолжил Торкель, внезапно чувствуя, что мысли о расследовании на мгновение оказались вытесненными и сменились откровенной радостью. Лисе-Лотте Патрикссон. Господи, прошла целая вечность.
– Я живу здесь, в Ульрисехамне. Работаю директором школы. – Улыбка несколько спала с ее лица. – Это я обнаружила труп.
– Я читал отчет… – задумчиво наморщив лоб, сказал Торкель. – Но я не узнал имени, разве оно не было испанским?
– Гонсалес, – кивнула Лисе-Лотте. – Я вышла замуж за чилийца. – Голос почти отсутствующий, мысли по-прежнему вокруг обнаружения трупа, предположил Торкель, проклиная себя.
– Ты в порядке? – выдавил он. – Это один из твоих учеников? – Первым делом следовало, естественно, спросить, как она себя чувствует, проявить заботу. Не пытаться разобраться с разными фамилиями. Он слишком долго проработал в полиции.
– Нет, но у меня, разумеется, был шок, – осторожно ответила она. – Я собиралась просто пройтись по школе и…
Она не закончила предложение, встретилась с ним взглядом. Торкель огляделся в относительно заполненном посетителями ресепшне.
– Пойдем со мной. Здесь так много народу, – предложил он, указывая на дверь, отделявшую общедоступные помещения от остальной части отделения.
– Но у тебя наверняка множество дел.
– Да, но они могут немного подождать, – сказал Торкель. – Я не видел тебя… сколько же, лет тридцать?
– Вроде того. Время идет, – засмеялась Лисе-Лотте.
Торкель улыбнулся ей и провел карточкой по считывающему устройству. Дверь зажужжала.
– Но ты ничуть не изменилась, – заметил Торкель, придерживая дверь и пропуская Лисе-Лотте вперед, правда, тут же сообразил, что его откровенное признание факта может быть воспринято как комплимент ради флирта.
– Как давно ты замужем? – поспешно спросил он, чтобы свести возможность толкования его слов к минимуму.
– Мы развелись десять лет назад. А как ты?
– Тоже разведен. Даже дважды, – ответил Торкель, указывая ей в сторону помещений для персонала. – Две дочери, Вильма и Элин. Восемнадцать и четырнадцать.
– У меня одна дочь, Тереза, ей уже двадцать один.
Войдя в столовую для персонала, они умолкли. Быстрый обмен новостями закончен. Дальше сложнее. С чего начать? С общих воспоминаний? Или попытаться лучше узнать друг друга? Все-таки прошло тридцать лет. Чего она хочет? Зачем она его разыскала?
– Я услышала, что ты отвечаешь за расследование, поэтому и решила просто заглянуть и поздороваться, – словно прочтя его мысли, сказала она.
– Отличная идея. Мы, наверное, все равно бы увиделись, мы обычно встречаемся со всеми свидетелями, – отозвался он, но сообразил, что этим чаще всего занимаются другие члены команды. Он, скорее всего, пропустил бы ее. – Но я ужасно рад тому, что ты заглянула, – на полном серьезе сказал он.
Она кивнула и улыбнулась ему. Они опять замолчали.
– Хочешь кофе?
– Да, спасибо.
Быстро указав ей в сторону столов, он пошел за изогнутый кухонный островок, к кофейному автомату. Какой она хочет кофе, Торкель не спросил, а просто взял чашку, поставил ее на место и нажал на обычный кофе.
Пока напиток готовился, он взглянул в сторону Лисе-Лотте, которая как раз усаживалась на один из розовых стульев за ближайшим столом. Воспоминаний много, но он мог честно признаться, что не думал о ней… целую вечность.
Они были парой в последние два года гимназии. Молодые и влюбленные, потом они отдалились друг от друга, когда Торкель пошел в армию, а она начала учиться в Линчёпинге. Расстояние или амбиции. Он так и не понял, что стало причиной. Но отношения, в любом случае, закончились. Конец им положила она. На странной студенческой вечеринке в университете Линчёпинга.
Он ушел оттуда под дождем, один. Злой и разочарованный.
Торкель забрал чашку с кофе и поставил на ее место другую, пустую. Опять нажал на обычный кофе. Автомат зажужжал, и в ту же минуту к Торкелю подошла Эва Флурэн.
– У вас есть время?
– Да.
– Приехали люди из Буроса и Йончёпинга. Я подумала, что вы захотите с ними поговорить.
Торкель кивнул. Они вызвали дополнительный персонал, чтобы посадить за указанные для обращения телефоны, которые, видимо, довольно скоро начнут звонить. Можно надеяться, что все в курсе того, что им следует выслушивать и о чем спрашивать, но лучше их все-таки проинформировать. Он быстро посмотрел на Лисе-Лотте и вновь перевел взгляд на Эву.
– Одну минуточку.
– Мы наверху, – сказала она, кивнув на второй этаж, и удалилась.
Торкель взял обе чашки и пошел к Лисе-Лотте.
– Сожалею, но мне надо работать, – поставив перед ней одну чашку, произнес он.
– Ничего страшного, я понимаю.
– Но ты можешь, если хочешь, посидеть здесь и выпить кофе.
– Меня больше привлекала компания, чем кофе, – ответила она с улыбкой, вставая и машинально одергивая на бедрах платье. – Но если у тебя найдется время, мы, возможно, могли бы как-нибудь вечером вместе поужинать, пока ты здесь?
– Это было бы замечательно, – сказал он, пожалев, что сам не задал этого вопроса. – Я постараюсь найти время.
– Отлично. Позвони мне.
– Обязательно.
Он протянул руку для сердечного рукопожатия, но Лисе-Лотте, проигнорировав ее, обняла его. От нее пахло ландышами.
– Приятно было снова увидеться, – разжав руки и забирая с соседнего стула сумочку и велосипедный шлем, проговорила она.
– Действительно приятно, – согласился Торкель. – Так я позвоню.
Улыбка, легкий взмах руки, и она исчезла.
Торкель взял свою чашку и пошел вверх по лестнице к ожидавшим его полицейским. Он сам того не знал, и никто ничего не сказал, но все отметили, что руководитель Госкомиссии по расследованию убийств выглядит невероятно радостным.
16
У Эббы целый день в голове звучала песня.
«Can’t Hold Us» Маклемора и Райана Льюиса[7]. При пробуждении у нее почти всегда в голове звучала какая-нибудь песня. Иногда новая, иногда старая. Эббе было даже не обязательно ее предварительно долго слушать, она просто возникала. Почти каждое утро.
Эбба подумывала создать в блоге раздел «Песня дня» и выкладывать звуковой файл или давать отсылку на «Спотифай»[8]. Она считала, что это может понравиться их читателям. Останавливало ее только то, что тогда Сара, наверное, тоже захочет выкладывать по песне в день или, по крайней мере, иногда, а у нее такой до обидного плохой музыкальный вкус.
В прошлую субботу это подтвердилось. На присуждении премий за лучший летний блог. Прямо после красной ковровой дорожки их поймала какая-то радиостанция и спросила, что они сейчас слушают. Эбба не могла даже думать об этом, не краснея…
Обычно она за сестру никогда не стыдилась. Это немыслимо. Все равно что стыдиться за саму себя, так тесно они связаны. Сара старше, но с того момента, как одиннадцатью минутами позже родилась Эбба, они держались вместе. Были не разлей вода. Эбба знала, что родители временами волновались из-за того, что они не заводят себе никаких других близких друзей, но им никогда не требовался никто, кроме друг друга.
Они по-прежнему жили в одной комнате, хотя имели возможность получить каждая свою. Учились в одном классе гимназии. Ходили в одну и ту же танцевальную группу, на один и тот же фитнес. И еще у них был блог.
Когда они в 2011 году начали его вести, он назывался «Орел или Решка», и идея заключалась в том, чтобы описывать одни и те же события как бы с двух разных точек зрения.
Сара считает, Эбба считает.
Потом им надоело: приходилось слишком сильно и слишком часто напрягаться, чтобы их впечатления казались разными. Различия, конечно, существовали, но чаще всего они думали одно и то же обо всем, что делали и что с ними происходило. Тогда они закрыли старый блог и начали вести новый.
«Родственные души».
Если вдуматься, совершенно естественно.
Вместо того чтобы привлекать внимание тем, какие они разные, они решили строить блог на том, как они похожи.
Как они близки.
Как уникальна их связь.
Написать о своем дне может кто угодно, но немногие могут показать жизнь с точки зрения близнецов. Это была их изюминка, и она сработала очень, очень хорошо.
Их заметили, они стали частью блогосферы, на их страницу заходило все больше народу, у них непрерывно увеличивалось количество подписчиков, и в прошлую субботу на вручении премий они победили в категории «Главный блог лета».
В понедельник позвонили из фирмы «Нивея», поинтересовались, не хотят ли они с Сарой написать о том, что пользуются их продукцией для ухода за кожей, и стать одним, или вернее двумя, из их лиц. Им собирались за это платить. Если еще какие-нибудь фирмы надумают к ним обратиться, то вскоре они смогут жить за счет блога. Мелинда, одна из подруг, прикрепила ссылку «связывайтесь со мной для сотрудничества» к электронному адресу на странице, где она предлагает, за плату, выставлять торговые марки у себя в блоге или в Инстаграме. Она начала вести блог в прошлом году и уже выписывает счета с налоговым уведомлением предприятия.
Им с Сарой тоже бы следовало так действовать, подумала Эбба.
Она разок стукнула по закрытой двери, прежде чем открыть ее. В сущности без всякой необходимости – они знали друг о друге абсолютно все, но если дверь в их комнату была закрыта, они стучались. Так уж повелось.
Сара сидела за письменным столом перед открытым ноутбуком.
– Я только что обновила пост.
– О чем?
– О том, насколько мы ненавидим «Арриву».
Компания «Аррива» занималась у них в городе автобусными перевозками. Сара уже не впервые писала об их ужасном сервисе: неприятные шоферы, опаздывающие автобусы и отмены рейсов. Эбба предположила, что «Аррива» не станет одной из компаний, которые появятся на пороге, когда они начнут поиски рекламодателей.
– Что ты наденешь сегодня вечером? – поинтересовалась она, открывая их общий шкаф.
– А что мы сегодня вечером делаем?
Эбба мысленно вздохнула. Есть все-таки одна область, в которой они отличаются друг от друга. Сильно. Для Сары тот факт, что ей утром предстоит позавтракать, мог оказаться сюрпризом. Планировать, соблюдать порядок и быть в курсе событий – это не ее. Эбба считала виноватой себя. Она рано взяла на себя ответственность за то, чтобы школьные работы сдавались, назначенное время соблюдалось, жизнь планировалась.
Она была аккуратной. Сара – небрежной.
– У нас будут брать интервью.
– Кто?
– Тот, что звонил после вручения премий.
Сара обернулась с таким выражением лица, будто она совершенно точно впервые слышит о том, что после вручения премий кто-то звонил. Эбба никогда не сердилась на сестру, а если бы сердилась, то это был бы подходящий случай.
– Я же говорила, – терпеливо принялась объяснять она. – Фрилансер. Свен какой-то там…
Королевский технологический институт
Секретарю
Швеция-100 44 Стокгольм
Обжалование решения о назначении на должность профессора (VL-2914-00071)
Настоящим я обжалую решение о назначении другого соискателя на анонсированную профессорскую должность VL-2914-00071.
Комиссия по трудоустройству служащих в своем заключении нашла, что я отвечаю всем требованиям данной должности как в плане педагогической, так и научной компетентности.
Кроме того, в § 8 протокола номер 4/2013 комиссия по трудоустройству служащих пишет, что отдел «ищет человека, который может не только создать исследовательскую группу, но и способен объединить всю деятельность отдела, вести преподавание и привлечь внешнее финансирование».
Исходя из этих критериев, я, несомненно, прекрасно подхожу (см. прилагаемое резюме) и помимо этого, являюсь популярным и ценным сотрудником и педагогом с наработанными контактами как в Королевском технологическом институте, так и за его пределами.
В отличие от человека, принятого на должность, я, кроме того, обладаю широким общим образованием, горячим интересом к передаче знаний и пониманием важности обучения и знаний для нашего будущего. Я смог бы не только образцовым образом возглавить школу, я стал бы отличным послом для всего Королевского технологического института и был бы важным противовесом распространяющимся в обществе поверхностной культуре и презрению к знаниям.
Поэтому я являюсь наиболее подходящим для должности кандидатом и требую изменения решения, касающегося должности VL-2914-00071, в мою пользу.
17
– Торкель!
Он поднял взгляд от наполовину съеденного, наполовину разогревшегося обеда, который он оказался даже не в силах выложить на тарелку, а ел прямо из фольги. Котлеты и вареная картошка с коричневым соусом. Правда, каким-то вкусом обладала только брусника, баночку которой он нашел в холодильнике. К нему направлялась Эва Флурэн.
– У нас был один звонок…
Торкель понял, что она имеет в виду какой-то особенный звонок. Поскольку у них был не один звонок. В последний час им звонили каждые пятнадцать секунд. Звонки начались практически сразу после пресс-конференции и так и не прекращались.
Люди видели на улицах таинственных мужчин, «похожих на журналистов». Наблюдали машины перед школами, перед всеми, не только перед школой Хильдинг. Кому-то казалось, что они слышали крики в заброшенных зданиях, а кому-то, что соседи в последнее время вели себя странно. Многие были уверены в том, что видели во вторник Мирослава Петковича. В нескольких разных местах, с несколькими разными мужчинами. (На удивление многие видели его и в среду тоже, хотя он был уже мертв.)
То же самое с Патрицией Андрэн. Хотя в отношении нее сведения расходились еще больше. Со времени ее убийства прошло больше времени, и память во многих случаях оказывалась продуктом скоропортящимся.
Вызванный дополнительный персонал, состоявший в основном из сержантов полиции и отдельных стажеров, выслушивал всех, записывал и передавал сведения командной группе, которая, в свою очередь, их анализировала и распределяла по степени важности. Руководила командной группой Эва Флурэн.
Сейчас она выдвинула стул и села напротив Торкеля.
– Мы получили сведения о том, где обедали Петкович и Катон.
Торкель проглотил остатки несомненно сухой котлеты и с интересом посмотрел на Эву.
– Достоверные?
– Две официантки и один из посетителей, – кивнула она. – Независимо друг от друга указывают то же место. Петкович со спутником.
Она передала Торкелю листок бумаги, который тот сразу начал просматривать.
– У вас там немного соуса, – сказала Эва, и Торкель поднял взгляд. Эва показала на собственный уголок рта. Торкель легонько провел рукой по своему.
– С другой стороны, – уточнила Эва, и Торкель, предпочтя не рисковать, вытер оба уголка большим и указательным пальцами.
– Хотите, чтобы я отправила туда кого-нибудь, или вы возьмете это на себя?
Положив листок, Торкель стал быстро обдумывать. Он пожалел, что отпустил сразу и Билли, и Ванью. Один из них сейчас очень бы пригодился здесь. Себастиана с Урсулой «командой мечты» не назовешь, а посылать кого-то из них в одиночку – тоже далеко не оптимальное решение. В случае Себастиана это немыслимо. Урсула, безусловно, справилась бы, но допросы свидетелей не являются самой сильной ее стороной. Он немного поиграл с мыслью поехать вместе с Урсулой самому, но быстро отбросил ее. Он не может покинуть здание полиции сейчас, всего через несколько часов после того, как они дали расследованию новый толчок. Однако посылать местные силы, о которых он ничего не знал, тоже не хотелось.
– Мы возьмем это на себя, – ответил он, отодвигая форму из фольги. – Спасибо.
Они оба встали. Эва, покинув кухню, пошла вверх по лестнице, к звонящим телефонам. Торкель, допив оставшуюся в стакане воду, пошел и выбросил форму из фольги, поставил остальное в посудомоечную машину и направился в их комнату.
Когда он вошел, Себастиан оторвал взгляд от материалов расследования и других разложенных перед ним бумаг.
– У меня есть нечто, похожее на психологический портрет преступника, – сообщил он, откидываясь на спинку стула. – В общих чертах, но все-таки.
– Портрет может подождать. У меня есть для тебя работа.
18
Урсула вышла из машины и посмотрела на «Курортный отель». Или на «Новый курортный отель», как он явно назывался. Что произошло со старым, она не имела понятия. Сейчас это, во всяком случае, было желтое одноэтажное деревянное здание в форме буквы «Т» с темно-красными деталями вокруг окон и над дверью. Чувство цвета у Урсулы было развито не особенно хорошо, но ей показалось, что здание выглядит омерзительно.
Она услышала, как Себастиан захлопнул дверцу с пассажирской стороны, и заперла машину. Они вместе двинулись к гостинице по гравиевой дорожке между ухоженными газонами.
– Как обстоят дела с Торкелем? – поинтересовался Себастиан, когда они прошли примерно половину пути.
– Что значит, как обстоят дела с Торкелем?
– Вы, вроде бы, тесно общались на свадьбе Билли. Я ночью слышал его голос у тебя в номере…
– Ревнуешь?
Не определить, шутит она или нет.
– Проявляю любопытство. Не надо быть психологом, чтобы заметить, что как бы там у вас ни было, Торкелю хочется большего.
– Тебя это не касается, – отрезала Урсула. Она не собиралась рассказывать Себастиану, что ее план состоял в том, чтобы дать Торкелю немного больше уже этим вечером.
– Я волнуюсь за вас, хочу, чтобы вы были счастливы.
– Чушь, – фыркнула Урсула.
– Нет, ладно, я хочу, чтобы ты была счастлива, на Торкеля мне действительно наплевать.
Урсула остановилась и повернулась к нему. Ее глаза внезапно потемнели от сдерживаемой ярости.
– Ничто из того, что ты делаешь или когда-либо делал, не свидетельствует о том, что ты хочешь, чтобы я была счастлива.
– Это, пожалуй, не совсем справедливо… – попытался возразить Себастиан, совершенно не готовый к обороту, который принял легкий, на его взгляд, тон беседы.
– Разве? Когда ты хотел, чтобы я была счастлива? – продолжила Урсула. – Когда изменял мне с моей сестрой? Или когда твоя бывшая сожительница выстрелила в меня у тебя дома, а ты даже потрудился прийти в больницу, чтобы узнать, как я себя чувствую?
– Мне жаль, что так вышло. Я просто не мог… Я ведь говорил тебе на свадьбе.
– Слишком поздно, Себастиан.
Урсула резко развернулась и двинулась к гостинице. Через несколько шагов она остановилась и вновь повернулась к нему.
– Вместо того чтобы поступать, как говнюк, а потом просить за это прощения, тебе никогда не приходило в голову просто перестать быть говнюком?
Она быстрым шагом пошла дальше, к входу.
Себастиан остался стоять, по-прежнему удивляясь тому, как его невинная, поддразнивающая болтовня могла привести к такому. Конечно, на долю Урсулы выпало несколько очень тяжких месяцев. Ее бросил Микке, тяготили плохие отношения с дочерью, да еще потеря глаза. Наверное, просто чаша переполнилась, и теперь все это выплеснулось на него. Он действительно не считал, что так уж часто обижал или предавал ее, однако, вновь двинувшись вперед по дорожке, он предположил, что если предательства серьезные, то их не обязательно должно быть много.
Хостес проводил Себастиана и Урсулу в комнату рядом с рестораном и попросил посидеть на одном из черных кожаных диванов, пока он приведет девушек. За время ожидания они не сказали друг другу ни слова. Себастиан не имел желания возобновлять беседу, а Урсула явно не намеревалась ее продолжать. Когда хостес вернулся в компании двух женщин – одной около двадцати, второй немного за тридцать, обе в черных юбках и белых блузках с логотипом гостиницы на груди – они встали, представились и изложили свое дело.
Женщины уселись в кресла напротив них. Урсула щелкнула шариковой ручкой и приставила ее к лежавшему у нее на коленях маленькому блокноту.
– Вы обе работали здесь в прошлый вторник? – начала она.
– Да, – кивнув, подтвердили обе женщины.
– Рассказывайте.
– Что рассказывать? – спросила Сисси, младшая из них.
– Вы сказали, что Мирослав Петкович здесь обедал. Вместе с каким-то человеком.
– Да.
– Где они сидели? – вставил Себастиан.
– Там, в зале, – ответила Эмма. Она обернулась и показала через стеклянные двери на ресторан, который ровными рядами столов, простыми деревянными стульями и маленькими белыми скатертями больше напоминал школьную столовую, чем гостиничный ресторан.
– Самый дальний столик у окна. Мирре сидел у стены, а второй человек напротив.
– Как он выглядел?
– Он подстригся, – сразу выпалила Сисси, не сумев сдержать почти влюбленной улыбки. – Классно, и еще на нем была голубая футболка и светлые…
– Черт возьми, – с глубоким вздохом прервал ее Себастиан. – Нам наплевать, как выглядел Петкович. Второй. Тот, с кем он обедал. Как он выглядел?
– Это был убийца? – с любопытством во взгляде спросила Эмма, а Сисси откинулась в кресле, слегка обескураженная выговором.
– Как он выглядел? – повторил Себастиан.
Никто из них сразу не ответил, они переглянулись, Сисси пожала плечами, а Эмма вновь повернулась к Урсуле и Себастиану.
– Он был… старый.
– Насколько?
– Не знаю, возможно, лет пятьдесят пять.
– Старше, – вставила Сисси. – Моему дедушке семьдесят, он выглядел так же.
Урсула посмотрела на цифры у себя в блокноте и мысленно вздохнула. Между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью огромная разница. Пару лет туда-сюда, и получается возрастной зазор в двадцать лет. Безнадежно для составления фоторобота.
– Как вы думаете, сколько лет мне? – спросил Себастиан, явно думавший в том же направлении.
Женщины по другую сторону низкого столика посмотрели на Себастиана.
– Шестьдесят, шестьдесят пять? – с некоторым сомнением произнесла Сисси и взглянула на Эмму в поисках поддержки, и та согласно кивнула.
Себастиан ничего не сказал. Возможно, пора все-таки слегка заняться собой. Он бросил беглый взгляд на Урсулу и мог поклясться, что она развеселилась.
– Борода, – вдруг сказала Эмма. – У него была борода. Седая борода.
«Может, поэтому им показалось, что он выглядит старше, – подумала Урсула, записывая в блокноте под цифрами: «седая борода». – Впрочем, у Себастиана бороды нет, а они все равно дали ему почти на десять лет больше фактического возраста».
– Он все время сидел в кепке. В такой стариковской кепке.
Урсула кивнула и записала. Хорошо, уже становится на что-то похоже. При большом количестве деталей неопределенный возраст, возможно, особой роли не играет.
– И в очках, – сказала Сисси.
– Точно, в таких, с тонкой оправой, – добавила Эмма. – Как продаются на бензоколонке.
– Что-нибудь еще? – призывно спросила Урсула.
– Нет.
– Диалект? – поинтересовался Себастиан. – Вы слышали, как он разговаривает? Помните что-нибудь про голос?
Женщины переглянулись, отрицательно покачали головами.
– Разве заказывал не он? – настаивал Себастиан.
– Да, но я ничего особенного не запомнила. Просто голос.
– Вы помните, как он расплачивался? – спросила Урсула. Она не смела надеяться на кредитную карточку, но иногда самые ловкие преступники совершают глупейшие ошибки.
– Наличными, – ответила Эмма, быстро похоронив маленькую надежду.
– Ничего другого вы не запомнили?
Опять переглядывание, покачивание головами.
– Значит, бородатый мужчина в кепке и очках, который выглядит и звучит, как все другие старики в возрасте от пятидесяти пяти до семидесяти лет? – подвел итог Себастиан с видимым разочарованием.
Сисси и Эмма снова переглянулись и на этот раз кивнули.
– Да…
– Тогда спасибо.
Сисси и Эмма встали и ушли. Урсула закрыла блокнот и откинулась на спинку дивана. Задумалась, стоит ли привозить сюда полицейского художника, но пришла к выводу, что решать Торкелю.
Себастиан встал и подошел к стеклянным дверям, отделявшим комнату, где они сидели, от ресторана.
Они могли бы выступить с призывом связаться с полицией всем, кто обедал здесь в прошлый вторник. Кто-нибудь из других посетителей, возможно, сумел бы дать лучшее описание. Если повезет, окажется, что кто-нибудь сфотографировал Петковича вместе со Свеном Катоном.
Хотя Катон умен. Наверняка он предусмотрел такую возможность.
Сидели в углу, спиной к остальному залу… В лучшем случае они получат фотографию шеи и спины. Значит, у них по-прежнему ничего нет.
19
Билли проник в ноутбук Патриции Андрэн.
Без особых трудностей. Пароля для авторизации у нее не было, и, войдя в оперативную систему, Билли смог через буферную память установить, какие страницы Патриция обычно посещала. Он начал с Фейсбука, куда она заходила чаще всего, и ему сразу повезло.
Здорово повезло.
Патриция не вышла из аккаунта. Билли с энтузиазмом принялся прокручивать ее ленту сообщений. Эффект от пресс-конференции оказался потрясающим. В течение дня комментарии буквально хлынули потоком.
Множество.
До абсурдного много.
Похоже, все почувствовали необходимость сказать что-нибудь личное, выразить страдание. Рассказать, как они оплакивают человека, с которым встречались только через экран телевизора. Это казалось странным и в то же время слегка банальным. Все 7187 подписчиков Патриции скорбели, независимо от того, насколько хорошо они ее знали. Судя по откликам и комментариям, ей после смерти предстояло стать более популярной и любимой, чем она когда-либо была при жизни.
Билли начал крутить назад, мимо последних постов, и вскоре добрался до последней записи, сделанной самой Патрицией. С ее мобильного телефона, в 14:46, в день, когда ее убили. Селфи, снятое в парикмахерском салоне, а под ним текст: «Скоро иду на интервью, пожелайте мне удачи».
Он продолжил искать дальше – среди множества будничных, повторяющихся записей, которые тем или иным образом сообщали, как все хорошо, как все вкусно и как классно можно жить – пока не нашел нечто интересное. 8-го июня, в 13:24, под другим селфи, снятым на работе, она написала: «Только что звонили из “Сюдсвенска дагбладет”. Намечается огро-о-о-мное интервью! Буду держать вас в курсе».
Билли записал себе в ноутбук: 8/6 13:24.
Читать бесплатно другие книги:
