Я тебя (не) прощу Николаева Юлия

Глава 3

На следующее утро мы продолжили путь в напряжении. Мысль о людях давила и на ребят, только по другой причине: они не знали, чего ждать от жизни. Если в начале пути они шарахались от треска ветки, боясь зверей и леса в принципе, то теперь опасность стала вполне осязаемой. Я даже усмехалась, размышляя на тему того, что человечество превратилось в весьма жалких существ. Вместо того чтобы объединяться, мы, наоборот, бежим друг от друга в разные стороны. В конце концов, мы будем уничтожены. Мой внутренний голос на это хмыкнул:

«Не переживай, ты наверняка сдохнешь раньше».

Когда до места оставалось совсем немного, я обратилась к ребятам:

– Люди очень близко. Я слышу их.

Они посмотрели недоверчиво, прислушиваясь, но, конечно, ничего не услышали. Что неудивительно: они же не провели в лесу столько времени, сколько я.

– Ты уверена? – спросил Витя.

– До них около семисот метров, – сказала я, – как и до нашего места.

Витя чертыхнулся, видимо, до последнего надеялся, что обойдется.

– Мы не знаем, что это за люди, – продолжила я, – потому остаток пути надо быть осторожными вдвойне. Мы можем подобраться и посмотреть на них, постаравшись остаться незамеченными. Потом думать о дальнейших действиях.

– Еще варианты? – влезла Света.

– Можем вернуться назад, – этот ответ никого не устроил, – или же вы отправитесь к ним, познакомитесь, возможно, объедините усилия. Здесь вы уже не потеряетесь.

– А ты? – спросил Витя.

– Отправлюсь домой, меня новые знакомства не интересуют.

– Как же мы вернемся? Ты не можешь нас бросить, у нас договоренность.

Я вздохнула. Можно, конечно, наплевать на договоренность, в конце концов, я получила только половину суммы, а рисковать не обязана. Но я понимала, меня все равно найдут. Лучше раньше, по крайней мере, буду знать, от кого ждать беды.

– Хорошо, давайте подкрадемся, осмотримся, а там будем решать? – предложила я.

Этот план был принят, и мы отправились вперед, стараясь не шуметь. У поляны я жестом велела следовать за мной, мы обогнули ее, чтобы подобраться к кустам, сильно разросшимся с одной стороны. На поляне был разбит лагерь, чуть поодаль шли раскопки. В общей сложности человек десять. Значит, подошли к делу ответственно. Возле одной из палаток струился дымок – там готовили на костре. Мне все это не понравилось, было видно: люди знали, куда ехали, и знали, где искать. Конкуренты им ни к чему, пусть даже никакого клада тут нет. Они-то об этом не знают. Убивать, конечно, не будут, но разговора не избежать. Я не была уверена, что он мне нужен. Обернувшись к ребятам, поймала задумчивый взгляд Вити и знаками велела отходить. Тут-то все и полетело к чертям. Андрей наступил на какой-то камень, тот лежал непрочно. Мужчина споткнулся и грохнулся в кусты. Среди палаточного городка наметилось оживление, люди выпрямились, вышли из палаток, глядя в нашу сторону. Я приготовилась бежать, но Витя проявил благоразумие.

– Давайте поговорим с ними. Они вроде мирные ребята.

Появилось два бравых парня, и я натянула на голову капюшон, чтобы прикрыть лицо. Андрей, выставив вперед руки, сказал:

– Спокойно, ребята, давайте поговорим.

Мы двинули в сторону поляны. Я шла, опустив голову, периодически оглядываясь. Мы приблизились к палатке, когда из нее вышел высокий полный краснолицый мужчина лет сорока. Споткнувшись, я замерла, понимая, что теперь участь моя решена. Один из ребят сказал:

– Вот, нашли в кустах. Вроде не легавые.

Мужчина оглядел нас: я стояла, опустив голову, так что меня он не узнал.

– И откуда вы здесь взялись? – поинтересовался он хрипловатым голосом с одышкой.

Витя с Андреем переглянулись, и первый нехотя сказал:

– У нас есть карта, мы пришли по ней.

– Серьезно? Покажи.

Также нехотя Витя вытащил карту.

– Вот это да, – усмехнулся тот, осматривая ее, – настоящая. Надо же, какое совпадение. А кто же вас привел сюда, проводников нигде нет.

– Она привела, – указал на меня Андрей, и я напряглась, ожидая, что будет дальше. Мужчина подошел, скинул капюшон и замер, выпучив глаза. Рот его приоткрылся, он тяжело дышал, не произнося не слова. Наконец, прикрыв рот, в крайнем изумлении прошептал:

– Не может быть.

Бросив на него быстрый взгляд исподлобья, я отвернулась.

– Это ты, – все еще не веря, сказал он, а потом засмеялся, по-прежнему прикрывая лицо рукой, – я глазам своим не верю.

Смеялся он, впрочем, недолго. Закончив, снова сказал:

– Это ты.

Я тяжело вздохнула.

– Я это, Боря, я, – заметила, не выдержав, и это вернуло все на свои места. На меня смотрели все, кто с интересом, кто с удивлением.

– Это грандиозно, – выпалил Борька и начал распоряжаться, – этих троих в сторону, а с девушкой я побеседую отдельно.

Он размашистым жестом пригласил меня под навес, и я пошла, а что было делать?

– Расспроси их, – кинул кому-то Борька напоследок, идя за мной. Здесь было что-то вроде столовой, стоял небольшой сколоченный из бревен стол и складные стулья. Я уселась на один из них, устало потирая лицо. Борька замер, прислонившись к столу, и некоторое время рассматривал меня.

– Долго еще пялиться будешь? – не выдержала я; он хмыкнул.

– Вижу твое недовольство, Милана Сергеевна, но не могу себе отказать.

– Прикидываешь перспективы?

– И это тоже. Кто бы мог подумать, какой удачный поход. Если мы еще клад этот треклятый найдем…

Я промолчала, Борька продолжил:

– Ну, что расскажешь?

– Не буду я тебе ничего рассказывать.

– Шифруешься? – хмыкнул он, доставая сигарету и закуривая. – Понимаю, но это не поможет. Уверен, твои дружки быстро расколются, стоит только на них надавить.

– Не усердствуй. Во-первых, никакие они мне не дружки, а во-вторых, проверь лучше, что за ребята. А то надавишь, а потом проблем не оберешься.

– Умная какая стала, – снова усмехнулся Борька, выдыхая дым и разглядывая меня, – правда, такая же красотка, как раньше. Только теперь твоя красота тебя не спасет.

– Не зарывайся, Боря, – мирно сказала я, – полагаю, ты все еще на Леху работаешь, он тебя по голове не погладит, если начнешь себя плохо вести.

Борька недобро оскалился.

– Не пугай меня, Милана Сергеевна, я не из пугливых. А если думаешь, что красота твоя на Дьявола по-прежнему действует, то не надейся, он с тебя шкуру в один миг спустит, подобного он не прощает.

Тут усмехнулась я.

– Хорошо ли ты его знаешь, Боря, у нас с ним свои отношения. В конце концов, была ли кроме меня хоть одна женщина, сумевшая его обуздать? – Борька зло насупился, я продолжила. – Так что еще посмотрим, кто кого. Я всплакну у него на груди о своей несчастной судьбе, он меня приласкает, а там, глядишь, все само собой и сложится.

– Сука, – сказал Борька совершенно беззлобно. Честно говоря, я блефовала. То, что меня не отпустят, было ясно, а значит, к Лехе я попаду точно. Отношения у нас с ним совсем непростые: то, что я сделала, он не простит, тут Борька прав.

– Значит, ничего не скажешь? – поинтересовался он. Я пожала плечами. – Ну и ладно, я и так узнаю. Ребята твои молчать не будут. Что с тобой делать только? А то опять сбежишь, я такой утраты второй раз не переживу.

– Сильно досталось тогда? – не удержалась я.

– Лучше не вспоминать. То, что он тебя не нашел – это для тебя счастье. Нам пришлось несладко, потеряли двух парней, пока выбирались из леса. Забрали сильно за запад, столкнулись в итоге с какой-то группой, те нас вывели. Ладно, пойдем побеседуем с твоими спутниками, раз ты говоришь только в присутствии адвоката.

Мы вышли на поляну, я разместилась на траве. Борька, потоптавшись, позвал паренька и велел глаз с меня не спускать. Сорвав травинку, я принялась ее жевать, глядя перед собой. Борька чуть в стороне беседовал с ребятами, кстати, мирно; мне даже показалось, они нашли общий язык. Паренек, приставленный ко мне, некоторое время приглядывался, потом не выдержал и заявил:

– Я знаю, кто ты.

Бросив на него взгляд, я опять уставилась перед собой, заметив:

– Я очень рада.

Он, видимо, посчитал, что я не поняла, потому что продолжил:

– Восемь лет назад ты сбежала с Витязем. Я ищу его.

– Удачи.

Моя немногословность парня обескураживала. Помолчав, он сделал еще одну попытку:

– Ты знаешь, где он?

– Понятия не имею, – снова ответила я коротко.

– Почему ты не хочешь помочь?

– А с какой стати мне тебе помогать?

– Я устрою твой побег, если ты поделишься информацией.

– Как ты вообще в команду попал с такими настроениями? – поинтересовалась я.

– Пришлось постараться. Они надеются найти клад, а я следы Витязя.

– Спустя восемь лет?

– Я ищу его все это время.

– Откуда такое рвение?

Ответить он не успел, потому что Борька снова направился ко мне. Велел пареньку принести оставленные на дороге вещи, тот ушел, напоследок бросив многозначительный взгляд.

– Милана Сергеевна, – обратился Борька ко мне, – я могу тебя так называть, или ты теперь предпочитаешь имя Людмила?

Я только взглянула на него и отвернулась. На Борьку мои взгляды не действовали, настроение у него было отличное.

– За пару дней мы тут управимся, – продолжил он. – Не знаю, найдем ли что, по мне, эта карта пустышка. Ну, да Бог с ней, когда мы нашли такое сокровище, – намекнул на меня, – работать тебя не заставляю, можешь отдыхать, но в пределах поляны.

Борька подозвал другого парня.

– Смотри за ней в оба. Потеряешь девчонку – я с тебя голову сниму. Она хитрая и наглая, так что не ведись на провокации. Извини, Милана Сергеевна, – снова обратился он ко мне, – меры жестковаты, но уж очень не хочется тебя лишиться.

Я только в очередной раз отвернулась. Моя троица после ухода Борьки приблизилась, уселись рядом.

– О чем договорились? – поинтересовалась я у Вити, он пожал плечами.

– Они не против нашего участия в раскопках. Но не уверены, что вообще что-то найдут. Пришлось рассказать о тебе, – посмотрел он виновато. Я усмехнулась. Какой хороший все-таки, и где такие берутся? – Ты знакома с этим толстым?

– Вроде того.

– Почему он зовет тебя Миланой?

Посмотрев с усмешкой на парня, я уставилась перед собой.

– Ты по-прежнему хочешь знать то, что тебе не нужно.

Витя что-то шепнул Свете, и они с Андреем разместились в стороне. Витя посмотрел на меня.

– Ты пряталась от этих людей? Это они пытались убить тебя? Поэтому ты сменила имя?

– У тебя богатая фантазия, – усмехнулась я, – все гораздо проще. Мой тебе совет: забей на эту историю, ищи свой клад, а потом поезжай домой и радуйся жизни.

Витя зло засопел.

– Я хочу тебе помочь, но ты только и делаешь, что упрямишься. Если ты пойдешь мне навстречу, возможно, станет лучше.

Я посмотрела на него, качая головой. Как мало он знает о происходящем. Но такое рвение, конечно, сложно не оценить.

– Он не пытался меня убить, – все же сказала я, – и вообще, меня никто никогда не пытался убить. Это ты сам себе придумал, я ничего подобного не говорила. Шрам – последствие несчастного случая. Борька не сделает мне ничего плохого. Когда-то я жила под другим

именем, не буду спорить, и мы были с ним знакомы. Но потом мне захотелось все поменять, и я подошла к данному желанию с размахом.

– Так ты поедешь с ним?

– Скорее всего, – пожала я плечами.

– А ты можешь уйти, если захочешь?

Я улыбнулась.

– Конечно, надо только придушить ночью вот этого паренька, – кивнула в сторону моего конвоя. Он стоял недалеко и наш разговор слышал. На мои слова хмыкнул.

– Значит, ты все-таки несвободна, – констатировал Витя. Я не стала отвечать.

Сидела и смотрела на происходящее. Вернулся паренек с нашими рюкзаками, нам стали готовить палаточные места. Борька ходил и громко раздавал указания. Если бы тут была связь, уже, наверное, позвонил бы и рассказал о своей находке. Я сидела, не дергаясь. Не было никакого смысла бежать. Куда? В городе меня быстро найдут. Лечь на дно не получится, других документов у меня нет. Да и не факт, что я вообще убегу дальше этой поляны, даже если попытаюсь.

Я смирилась с неизбежностью будущего, загорала, собирала цветы, просто дремала в тени. Меня никто не трогал, хотя взгляды на себе я ловила постоянно. Кто-то меня знал, кто-то слышал обо мне, слухи разлетелесь по палаточному городку моментально. Витя к ним прислушивался, хмурился, но с разговорами не лез. И слава богу. Они с Андреем помогали в раскопках, Света в основном крутилась возле без дела.

Когда стало ясно, что никакого клада нет, стали собираться обратно. Проводник, сухощавый высокий мужчина под сорок, свое дело знал, вел нас по дороге, освоенной заново после урагана. Она была тяжелее, но короче. У всего есть свои плюсы и минусы. На меня мужчина поглядывал с интересом, полагаю, профессиональным, но не приближался. То ли боялся, то ли Борька запретил, кто его знает.

Через четыре дня мы оказались в городе, где наши пути с моей троицей должны были разойтись. Не обращая внимания на Борькины взгляды, я отошла попрощаться. Впрочем, Андрей и Светлана мне только кивнули, зато Витя смотрел с грустью.

– Ты хороший человек, – сказала я ему, он покачал головой.

– Я тебе помогу, – заявил в ответ.

– Это вряд ли.

– Честное слово.

Я его обняла и погладила по спине. Все-таки редко встретишь подобного парня. Поцеловав в щеку, вернулась в машину, Борька хмыкнул.

– У тебя поменялись вкусы? Блондин бы тебе больше подошел.

– Его девушка оказалась против.

Борька рассмеялся, и мы тронулись с места. Он позвонил Лехе, это я поняла из разговора.

– Не нашли, – ничуть не печально ответил Борька на вопрос, – зато нашли кое-что другое, поверь, ты не будешь разочарован… Увидишь на месте, мы выдвигаемся. – Борька повесил трубку и уставился на меня через зеркало заднего вида. – Ну, Милана Сергеевна, готовься к встрече.

– А что это ты меня все по имени-отчеству? – усмехнулась я, и он в ответ.

– Привык, знаешь ли, с незапамятных времен.

Я вспомнила нашу первую встречу. Борька заехал к Лехе, а я как раз шла по коридору в мужской футболке на голое тело.

Леха вдруг сказал:

– Детка, познакомься, это Борис, помощник во многих моих делах.

Борька, стараясь смотреть куда угодно, только не на мои ноги, протянул руку, я подала свою в ответ.

– Борис, – кивнул он, я важно сказала:

– Милана Сергеевна.

Борька кинул на Леху недоуменный взгляд, тот усмехнулся и ответил, разведя руками:

– Что я могу сказать? Милана Сергеевна – значит Милана Сергеевна.

Так и прижилось, он говорил мне ты, но обращался по имени-отчеству. Видимо, действительно, привык. От дурных привычек, как известно, сложно отделаться.

– Времена меняются, – сказала я все-таки, – пора избавляться от отчеств.

– Мне так привычней, я, знаешь ли, консервативен.

– А чего не сказал Лехе, что меня нашел?

– Шутишь? – он даже хохотнул. – Я ни за что на свете не пропущу момент, когда Дьявол увидит тебя.

– Надеюсь, кто-нибудь напоет ему раньше.

– Пусть попробуют, – Борька потряс кулаком в воздух. Если учесть, что один из его людей перебежчик из вражеского племени, то угрозы весьма условны. Кстати, сам перебежчик сидел со мной рядом, и я ощущала его напряжение. Попытается ли он продолжить свои разговоры? Теперь это будет сложнее. Да и нечего мне ему сказать, так что все равно бессмысленно.

Путь был неблизкий, и большую его часть я провела в дреме. Если не спала, то сидела с закрытыми глазами. Разговаривать не было никакого желания. Постепенно подкрадывалось волнение. Что меня ждет в родном городе, я не знала. Вряд ли, конечно, Леха настолько меня ненавидит, чтобы… Чтобы что? Издеваться? Не той он масти человек. Скорее всего, ему просто все равно. Прошло слишком много времени, чтобы помнить одну из своих женщин.

Гнала мысли прочь, решив положиться на судьбу, но они все равно возвращались, и волнение вместе с ними. Правда, к тому моменту, когда мы прибыли к Лехиному дому, я уже столько раз накрутила себя, что даже успокоилась. Сил не осталось, чтобы переживать.

– Ждите меня в машине, – сказал Борька ребятам, а мне заметил, – надень капюшон для эффектности.

Я проигнорировала его слова.

– Характер такой же скверный, – буркнул Борька, выбираясь из машины и тяжело дыша. Я почувствовала движение, обернувшись, увидела, как паренек, настойчиво выпытывавший о Витязе, сунул мне в карман шорт записку. Я только брови вздернула в удивлении, но говорить ничего не стала. Мы с Борькой направились к двери подъезда, ребята остались на улице, разминая ноги.

– Этаж напомнить? – язвительно спросил Борька, пропуская меня вперед, я в очередной раз промолчала. Мы поднялись на лифте, прошли к квартире, Борька потянул ручку и открыл дверь, она была не заперта. Он прошел вперед, я услышала Лехин голос:

– Что ты темнишь? Что случилось?

Борька сделал шаг в сторону, и я, чувствуя, как сильно колотится сердце, вошла в холл.

Леха стоял, нахмурив брови и сунув руки в карманы домашних штанов. Увидев меня, замер. Не знаю, какого эффекта ожидал Борька, но ни один мускул на его лице не дрогнул, правда, он так и стоял, не двигаясь и глядя на меня. Борька, кажется, боялся вздохнуть, наблюдая за ним. Я кинула на Леху взгляд, но тут же отвела, осматривая холл. Изменений не заметила. Тут Леха сказал:

– Боря, оставь нас, пожалуйста, я с тобой свяжусь.

Борька, не ожидавший подобного развития событий, тихонько сбежал, прикрыв за собой дверь.

Леха приблизился, разглядывая мое лицо. Я не знала, что сказать, а смотреть на него боялась. Когда подняла глаза, он залепил мне пощечину. Развернувшись, направился в гостиную, кинув на ходу:

– Идем за мной.

Я потерла щеку, глянув в зеркало: она стала ярко-красной и горела. Пощечину я получила заслуженно, потому молча прошла через гостиную в кухню, отделенную аркой. Леха стоял у окна и курил, глядя на улицу. Я села за стол. Докурив, он затушил окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике, и потер лицо. Я украдкой рассматривала его. За эти годы он почти не изменился: высокий, хорошо сложенный, выбритые виски, серьга в ухе. Карие глаза смотрят серьезно, пухлые губы плотно сжаты. Многие Лехины знакомые утверждали, что он никогда не смеется и даже не улыбается – отчасти это было правдой. Смеялся он очень редко, я лично была свидетелем подобного всего несколько раз. В такие моменты у него появлялись ямочки на щеках, и он был похож на озорного мальчишку. Улыбку Леха как будто считал излишней роскошью, так что люди могли наблюдать ее жалкое подобие в те моменты, когда он быстро ухмылялся, и уголки губ на мгновенье растягивались. Леха был серьезен всегда.

Сейчас он уселся напротив меня, поглядывал, сохраняя тишину, потому ничто не мешало воспоминаниям, всплывавшим в голове.

Глава 4

Надо сказать, вся моя жизнь виделась сплошным недоразумением. Воспитанием моим занималась мать – женщина богобоязненная и готовящаяся к жизни после смерти в Царстве Небесном. Сумеет ли туда пробраться отец, она не знала, но вот меня вознамерилась взять с собой, потому с ранних лет я воспитывалась в предельной строгости. В детский сад не ходила, а когда пришло время идти в школу, была отправлена в женский пансион с церковным уклоном. Годы обучения были одними из самых тягостных в жизни. Я не понимала и не принимала того, что нам прививали, и в голове моей витали мысли совершенно противополжные. Касались они той, другой, жизни, которая мне виделась не такой уж ужасной. В переходный возраст к этим мысялм добавились новые, которые терзали не только ум, но и тело. Стоило завести об этом разговор, как мне ужесточили режим. Вот тогда и стало ясно: лучше молчать и делать вид, что меня все устраивает. А свои мысли и желания оставить при себе. Я оказалась отличной притворщицей – никто и заподозрить не мог, насколько на самом деле я далека от церковных истин и чем живу в своих мечтах.

После школы я вернулась в наш город и поступила на филологический факультет по велению мамы. Она бы с удовольствием отдала меня в семнарию, но отпускать в Москву не считала возможным, потому выбрала самый безопасный на ее взгляд факультет. После пар я сразу должна была идти домой, у мамы с дисциплиной было не менее строго, чем в пансионе. А мне, конечно, хотелось другого. Я расцвела, превратившись из подростка в красивую девушку с сексуальными формами. По крайней мере, мне так казалось, когда я тайком просматривала в библиотеке журналы.

Подруг у меня не было, в институте звали монашкой, потому что я одевалась и вела себя соответствующе. Вся моя жизнь сосредотачивалась на книгах – в них я искала отдушину, окунаясь в истории любви. Жизнь шла день за днем, и каждый прошедший был копией следующего. Я терпела, надеясь, что когда-нибудь смогу вырваться и начать жить так, как хочется мне.

Все вышло случайно. В тот год мать пристроила меня в местный хор барабанщиц, так что в моей жизни добавились еще часы нудных репетиций. Делать вид, что мне интересно, становилось все сложнее, характер рвался наружу, и приходилось прикладывать много сил, чтобы сдерживаться.

Проводя основное время в молитве, мама требовала того же от меня, не замечая, насколько я далека от подобного образа жизни. Возможно, попробуй она подать свою идею доступнее, все бы получилось. А так во мне росли только протест и раздражение: на семью, на жизнь, на Бога. С папой отношения были доброжелательными, но неблизкими, чему также способствовала матушка. Я долгое время удивлялась, как они умудрились сойтись. У папы был мягкий, спокойный характер. В свое время его бросила жена, он подался в церковь, где встретил матушку. Что-то там на небесах замкнуло, потому что мама, которой в тот момент было тридцать восемь, вцепилась в мужчину. Через год появилась я, хотя смутно представляю матушку, занимающуюся любовью с отцом. Впрочем, я в прицнипе смутно представляла весь данный процесс.

Я до сих пор помню день нашей встречи с Лехой до мелочей, потому что он стал поворотным для всей моей жизни.

Леха Дьявол получил свое прозвище за то, что прослыл бессмертным. Началось все в детстве. В семь лет мальчик Леша ехал на велосипеде и попал под грузовик. Вмятина на бампере, велосипед вдребезги, а он без единой царапины. Вот тогда кто-то впервые сказал, что Леха родился в рубашке. После этого случая у мальчика замкнуло в голове, и он стал вести безбашенный образ жизни. К шестнадцати годам Леха перезанимался всеми экстремальными видами спорта, не получив ни одной серьезной травмы и заслужив несколько КМС. Спорт его интересовал мало, хотя ему пророчили блестящее будущее. Леха бросил все разом: он просто проверял теорию о том, что родился в рубашке. Чем больше она подтверждалась, тем больше он рисковал. Окончив школу, Леха поступил в институт на физвос. Проскучав два года, подался в армию, решив, что лучшего способа проверить удачу, нет. Отвоевал четыре года в горячей точке и вернулся без единого ранения. Решил заняться бизнесом. К нему пришли ребята бандитского вида, и Леха, почуяв азарт, бросился с головой в новый для себя вид деятельности. Подался в низы и очень увлекся. Очнулся через четыре года, поняв, что бороться не с кем, он добился всего, чего хотел. И это в двадцать шесть лет. В ту суровую годину он и получил свое прозвище. Леху называли везунчиком, дела его шли как по маслу, недовольные люди откалывались, не причиняя вреда, а многочисленные попытки устранить его не привели к успеху. В шутку говорили, что Леха заключил договор с дьяволом, потом кто-то пошутил, что он сам как дьявол, и прозвище неожиданно прижилось.

Когда мы с Лехой Дьяволом встретились, мне было девятнадцать, а ему двадцать семь.

Казалось бы, такие, как мы, не пересекаются, но судьба любит смеяться над людьми, сталкивая их в совершенно неуместных ситуациях.

Было лето, пару дней назад я закрыла сессию третьего курса и теперь активно барабанила в хоре, готовясь к торжественному параду в честь дня города. Я возвращалась с репетиции, волоча за спиной барабан и размышляя о том, как буду идти в первом ряду, одетая в уродскую юбку и блузку, в то время как остальные девочки будут сверкать красивыми нарядами. Матушка велела не разглядывать людей на улице, но я все равно это делала, потому что большинство мне казались представителями другой планеты, и я занималась тем, что придумывала про них истории. Дожидаясь зеленого сигнала светофора, пялилась на стоящего неподалеку фрика со смешной прической, одетого в яркие шмотки. Когда началось движение, зашагала по зебре, переключив внимание на дорогу. Возле пешеходного перехода на другой стороне стояла красивая машина, ее владелец, парень лет двадцати пяти, курил, привалившись к капоту. На мгновенье мы с ним встретились взглядами, и внутри неожиданно екнуло. Можно назвать это предчувствием. Я не интересовалась мужчинами, не рассматривала их с точки зрения привлекательности, но тогда странное внутреннее ощущение заставило остановиться и обернуться, когда он меня окликнул. Естественно, в любой другой день я бы пошла дальше, делая вид, что не слышу, или коротко и емко дав отпор. Но я остановилась, и теперь уходить казалось неприличным. Парень подошел, окинув взглядом, вздернул левую бровь и спросил:

– Вы музыкант?

Я мучилась самим фактом, что мы стоим вместе, и не знала, что говорить. Молча кивнула.

– Играете на барабане? – продолжил он. Я кивнула, это его позабавило, он снова вздернул левую бровь, а я не могла почему-то отвести от нее взгляда.

– Готовитесь к концерту?

Я чуть снова не кивнула, но, поняв, как это глупо выглядит, заставила себя сказать:

– Будем выступать с оркестром на дне города.

И снова левая бровь ползет вверх.

– Будете на площади выступать? – Я кивнула. – Приду посмотреть.

Не зная, что сказать, я неловко улыбнулась.

– Как вас зовут? – он продолжал меня разглядывать.

– Милана.

– Я Алексей. У вас красивое имя, редкое. Кто придумал так назвать?

– Папа.

Вообще, матушка крестила меня в Меланью, потому что в церковном календаре имени Милана не было, но по документам я была Миланой и предпочитала зваться именно так.

– А что вы будете делать после парада? – спросил он, и я растерялась, не ожидая такого вопроса. Мы же вроде про имя говорили. Вообще, после парада я собиралась либо домой, либо на чаепитие с оркестром. Мама, хоть и со скрипом, дала на это согласие. Оба варианта были мне безразличны, да и озвучивать их ни к чему, потому я неопределенно пожала плечами.

– Если хочешь, можем погулять, – предложил он, переходя на ты, а я сделала такое лицо, словно парень сказал несусветную чушь. Он на это отреагировал очередным вздергиванием брови, приписав мою реакцию себе, хотя относилась она больше к подобному событию в моей жизни. Пытаясь сгладить неприятность, я улыбнулась, пожимая плечами:

– Все может быть, – сказала ему, – извините, мне надо идти.

И оставила его стоять на дороге в недоумении. Леха ничего обо мне не знал, потому списал подобное поведение на женскую заносчивость. Хотя и выглядела я скромно, он не мог поверить, что настолько не умею общаться с мужчинами. Был уверен – только изображаю из себя примерную девочку. И если зрить в корень – так оно и было.

Всю дорогу домой я улыбалась, было так легко, хотелось взлететь вместе с барабаном. Думала, сумею выкинуть этот эпизод из головы, а на деле только и делала, что вспоминала его. И даже решила: я смогу провернуть все так, чтобы после парада встретиться с этим парнем.

На параде я выглядела хуже всех: на мне была широкая юбка ниже колен и белая просторная блузка с закрытым горлом – такая одежда скрывала фигуру. Остальные девчонки были в коротких юбках, и на их фоне я выглядела еще нелепее. Народу собралось много, я высматривала Леху, но не увидела, впрочем, неудивительно. Стало обидно, я, между прочим, решилась на отчаянный поступок, все устроила. Мама на работе, папа заберет барабан, а я сделаю вид, что пойду на чаепитие, когда на самом деле улизну на встречу. Только, кажется, никто меня не ждет.

После выступления я отправилась к автобусу, пытаясь высмотреть Леху, но его нигде не было видно. И когда уже отчаялась, увидела его у машины на парковке. Сердце пропустило ход, а на лице расплылась улыбка. Все-таки пришел, ждет! Быстро распрощавшись с девчонками, я двинула в нужную сторону, поглядывая по сторонам. Боясь оказаться пойманной, подошла к Леше и сказала:

– Давай уедем.

Он лишних вопросов не задавал, открыл дверцу машины.

Так завязались мои первые отношения: странные и неоднозначные. Поначалу они были платоническими, мне этого хватало, уровень адреналина и так зашкаливал. Может, Леха воспринимал наши встречи как свидания, я же как на вулкане сидела.

Если мы гуляли, то в закоулках парков, если сидели в кафе, то в таких местах, куда не могли заглянуть мои знакомые. Леха, поняв, что звать меня куда-то не имеет смысла, отдал право выбора места встреч мне. Я вообще была для него загадкой: он думал, что я его стесняюсь. Ему даже в голову не могло прийти, на какие ухищрения я иду, чтобы выкроить себе свободный вечер и сбежать из дома под благовидным предлогом. При хороших обстоятельствах мы виделись два раза в неделю. К концу первого месяца я, наконец, расслабилась, и меня начало прорывать: появился человек, перед которым не надо притворяться богобоязненной овечкой, – я быстро осмелела. Непонятно, откуда что взялось: подтрунивала над ним, язвила и вела себя стервозно. Мне это нравилось, он тоже был не против. Через месяц состоялся первый поцелуй. Для Лехи это, наверное, был нереальный срок, а мне казалось, что все развивается очень быстро. В тот день он вышел из машины, открыл мою дверцу и подал руку. Как только я оказалась снаружи, прижал к машине своим телом, обхватив за талию.

В первый момент я испугалась, хотя и поняла, что сейчас произойдет. Я понятия не имела, что надо делать. Леха наклонился и, легонько обхватив мою губу своими, потянул. Это было приятно, по телу пробежала дрожь, и я, закрыв глаза, подалась навстречу. Обхватила его губу в ответ и его самого за плечи. Сначала мы целовались медленно, словно дразня друг друга. Голова начала кружиться, воздух в груди как будто закончился, а еще низ живота приятно заныл. Я прикусила его губу, и уЛехи сдали тормоза. Вжал меня сильнее в машину, а рукой заскользил по телу, я застонала ему в рот, зарываясь руками в волосах. Леха подключил к поцелую язык и в это же время сжал мою грудь. Терпеть это было невозможно: в голове темнело, низ живота так сильно тянуло, что я сама начала жаться к Лехе, чувствуя его возбуждение. Я понимала: еще чуть-чуть, и это случится прямо в машине.

Потому, приложив огромное усилие, отстранилась. Леха смотрел мутным взглядом, тяжело дыша. Я и сама была не лучше. Но все-таки улыбнулась, говоря:

– Тише, парень, а то взорвешься.

Усмехнувшись, он отошёл, достал сигареты и закурил, не сводя с меня глаз. Покачав головой, сказал:

– Почему я все это терплю?.. Ладно, куда мы там собирались?

Поцелуи вошли в нашу программу, и я понимала: долго не протяну. С каждой встречей желание усиливалось, и сдерживаться становилось все труднее. Тем не менее я продержалась еще почти месяц, прежде чем решила: пора.

Так как моя жизнь была взлелеяна французскими классическими романами, я считала, что событие это должно быть необычным. У меня в голове вообще творилось не пойми что: будучи оторванной от реальной жизни, я видела все вокруг в ином свете, чем те, кто воспитывался в обычной среде. Потому романы были для меня не художественным произведением, а инструкцией к действию. Украшая свою жизнь книжными реалиями, я была уверена, что она такая и есть, действует по тем же законам.