Пропавшая сестра Джеффрис Дайна
Вернулся Оливер. Белл он принес фужер шампанского, а себе пиво. После недолгих колебаний, решая, стоит ли пить шампанское, она взяла фужер.
– Смотрю, вы успели познакомиться с нашим американским журналистом, – сказала Глория.
Оливер насмешливо поклонился:
– Иностранный корреспондент «Вашингтон пост» к вашим услугам.
– И прочих газет, – с оттенком сарказма добавила Глория.
Оливер пожал плечами и, игнорируя Глорию, обратился к Белл:
– Миссис де Клемент имела в виду мои колонки в «Рангун газетт».
– Которые живописуют нас не в лучшем свете, – заметила ему Глория.
– Нас? – не поняла Белл.
– Англичан, дорогая. Вас и меня. – Она обвела рукой пространство, где веселились гости. – Всех нас. Он считает, что Бирма должна принадлежать бирманцам… Простите, я еще не со всеми поздоровалась. Не монополизируйте нашего нового ангела, – бросила она Оливеру. – Белл тоже нужно познакомиться со здешним обществом.
Глория чмокнула Белл в щеку, сухо кивнула Оливеру и удалилась.
– Удивлен, что она не утащила вас с собой. – Журналист лукаво взглянул на Белл.
– Она не жалует ваши статьи. Скажите, Глория права?
– Естественно, – улыбнулся Оливер. – Я не скрываю того, что не разделяю гордости британцев за их империю. В равной степени я не одобряю их слепоту по поводу моральной стороны колониализма.
– Вот оно что. В таком случае позвольте спросить: почему вы здесь?
– Вопрос по существу. Не правда ли, загадка?
– Это не ответ, – покачала головой Белл, прищурившись на него.
Оливер улыбнулся, отчего его глаза вспыхнули:
– Может, мне хочется посмотреть, как запылает Рим.
– Серьезно?
Он пожал плечами:
– Бирма не перестает меня удивлять. Она поставляет лучшие в мире рубины. Добавьте к этому изрядное количество тиковой древесины, нефти и риса. Британская империя солидно наживается на Бирме. Но времена меняются, и я хочу быть свидетелем перемен.
– Что вы имеете в виду?
– А то, что дни британского владычества сочтены.
– Я бы так не сказала, – возразила Белл, глядя на беззаботные лица гостей.
– Большинство из них слепы. Но приглядитесь к здешней жизни, и вы многое поймете. Забастовка студентов университета шестнадцать лет назад была первой ласточкой.
– Забастовка?
– Совет и администрация университета целиком состояли из англичан и избирались правительством. Студенты взбунтовались против этого.
– Наверное, у них были основания, – пожала плечами Белл.
– Веские основания, – подхватил Оливер. – Невзирая на угрозы правительства, забастовка ширилась. Последовали перемены, но они лишь частично притушили воинственный дух студентов.
Оливер пристально смотрел на нее. Чувствуя, что краснеет, Белл коснулась щеки. Взгляд у Оливера был слишком прямым. Наверное, для журналиста это полезно.
– Что-то изменилось с тех пор?
– Бирманцы, работающие в секретариате, получают значительно меньше своих сослуживцев-англичан. Это тоже является источником недовольства.
– Могу представить.
– Неужели можете? – удивился Оливер.
– Конечно.
– В таком случае вы одна из немногих. А большинство англичан до сих пор убеждены, что единственный способ сохранить британское владычество – это относиться к бирманцам как к людям второго сорта. Кое-кто из ваших соотечественников прожили здесь большую часть жизни, однако не знают ни слова по-бирмански.
– Уму непостижимо, – покачала головой Белл.
– Но так оно и есть. А если кого-то обвиняют в пробирманских взглядах, это считается оскорблением.
– Вы, насколько понимаю, придерживаетесь таких взглядов?
– Думаю, да. Перемены происходят, но мне невыносимо, что немало англичан считают Бирму чем-то вроде «маленькой Англии».
Оливер замолчал, словно решал, продолжать ли разговор на эту тему.
– И?..
– Если вам это действительно интересно…
– Да.
– За благопристойным фасадом прячутся жестокие репрессии, эксплуатация, рабский труд и страдания обездоленных. Все это отвратительно. – Он снова замолчал. – Не будем об этом, а то я заведусь. Лучше расскажите мне свою историю.
Белл несколько опешила. Этот человек работает в газете, а ее отец никогда не доверял журналистам.
– Так для вас всё – лишь история? – наконец спросила она. – Тема для статьи?
– Простите, – засмеялся Оливер. – Сформулирую по-другому. Почему бы вам не рассказать о себе?
Белл подавила сомнения. Они поговорили о своем детстве, и она ощутила нарастающую симпатию к американцу. Он родился и вырос в Нью-Йорке. Его семья владела компанией, занимавшейся импортом и экспортом товаров. Оливера это не привлекало. Ему хотелось видеть мир и писать об увиденном. Так он сделался независимым корреспондентом нескольких газет. По его словам, ему повезло: небольшого наследства хватило на первые два года, пока он утверждался в газетном мире.
Белл рассказала ему о Челтнеме и своей карьере певицы, затем, сама того не желая, вдруг заговорила о родителях и сестре, о существовании которой узнала совсем недавно. Оливер внимательно слушал, напрочь забыв, что они окружены толпой веселящихся людей, отчего ей захотелось рассказать ему больше. Казалось, одним лишь вниманием он без особых усилий поощряет ее говорить. Белл радовалась знакомству с человеком, с которым у нее возникла взаимная симпатия. Она даже рассказала Оливеру, что когда-то ее родители жили в Золотой Долине.
Он молчал. Похоже, о чем-то раздумывал. Белл надеялась, что не наговорила лишнего.
– Если хотите, можем прогуляться туда, где они когда-то жили. Вдруг найдутся люди, помнящие те времена. Вам там понравится. Золотая Долина – это большой сад в пределах Рангуна. Из некоторых его мест видна пагода Шведагон.
– Я бы с удовольствием. – Белл кивнула, тронутая его добротой. – Но я рассказала вам не все.
– Вам незачем рассказывать мне подробности.
– Но мне хочется рассказать. Дело в том, что после исчезновения сестры мою мать арестовали. Я привезла сюда газетные вырезки.
Оливер удивленно вскинул брови:
– Раз это появилось в газетах, должно быть, ваши родители кому-то сильно наступили на хвост. Англичане обычно избегают огласки скандалов, а в то время их боялись еще больше. Все это подозрительно. Вам стоило бы обратиться в полицию. У них хранятся протоколы. У меня есть знакомства среди рангунской полиции. Могу вас свести с одним человеком.
– Серьезно? – Белл замялась. – Если честно, я не уверена, так ли уж сильно хочу узнать об этом, но мне было бы интересно осмотреть место, где когда-то жили родители.
– Я передам в отель записку с именем моего знакомого из полиции. Когда у вас выходной день?
– В среду.
– Как насчет экскурсии в Золотую Долину?
Белл улыбнулась, но увидела, что внимание Оливера привлечено происходящим за ее спиной.
– С утра? – спросила она.
– Разумеется… Сюда идет брат Глории. Мы с ним… не в самых лучших отношениях. – Оливер коснулся руки Белл, и его глаза вспыхнули. – До среды. Вам удобно в восемь утра? Успеем до жары.
Она кивнула, довольная собой.
– Кстати… Не знаю, предупреждал ли вас кто. Словом, держитесь подальше от бродячих собак. Среди них попадаются бешеные. И будьте осторожны, если окажетесь в районе портовых баров. Большинство из них – просто вывески, прикрывающие опиумные курильни и бордели.
– О боже, мне никто и слова не сказал!
– А должны были бы. Рангун изначально строился на болоте. Так что здесь ежегодно вспыхивают эпидемии холеры. Не в моих правилах советовать вам не выходить за пределы английских кварталов и центра города, но, если будете гулять одна, это благоразумно.
Оливер ушел. Вскоре к Белл с вальяжным видом приблизился Эдвард. Как в прежние разы, он учтиво поздоровался с ней, однако на его лице что-то промелькнуло. Эдвард попытался замаскировать это обаятельной улыбкой. Но что именно хотел скрыть брат Глории: антипатию к Оливеру или нечто большее?
– Рад, что вы здесь, – сказал Эдвард. – Хочу немного просветить вас. Мне подумалось, что лучшее место, где у вас есть шансы встретить людей, помнящих ваших родителей, – это клуб «Пегу». Оплот государственных служащих старшего поколения. Согласны отправиться туда в субботу, к ланчу?
– Вы очень добры.
– Ничуть. Знаю, что и моя сестра решила принять участие. Она хочет свозить вас в Уголок Сплетен.
– Какое странное название, – засмеялась Белл.
– На самом деле это очаровательное место с видом на Королевские озера. Там собираются женщины. – Эдуард сжал руку Белл и, пристально глядя ей в глаза, заговорил участливым тоном: – Порой бывает очень нелегко примириться с некоторыми событиями, но вам не стоит жить прошлым.
Белл нахмурилась:
– Я и не собиралась. Обычное любопытство, и не более того.
– Это хорошо.
Белл молча вперилась глазами в землю.
– Хорошо, – повторил Эдвард и потрепал ее по плечу. – Желаю приятных выходных. Развлекайтесь.
– Постараюсь.
– В следующую субботу в полдень я заеду за вами. И помните: если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете мне позвонить. В отеле вам скажут мой номер.
Белл поблагодарила Эдварда, но ее мысли были полны американским журналистом и его предложением насчет Золотой Долины.
Глава 10
Я любила сад, начинавшийся за нашим домом в Золотой Долине. В июне и июле там цвели розы. Большие кусты пуансеттии радовали ярко-красными цветками. Я выращивала антуриумы и пурпурные астры, вокруг которых постоянно порхали голубые бабочки. В нашем саду рос куст орхидей с сердцевидными листьями и цветками белого и розового оттенков. Помню птиц, особенно с блестящим зеленым оперением. Помню ястребов, кружащих в безоблачном синем небе над древним падауком, появившимся здесь задолго до постройки дома.
Когда мы приехали, я спросила у бирманского садовника, как называется падаук по-английски. Он ответил, что в английском языке такого названия нет и что дерево относится к семейству бобовых. У падаука твердая древесина, чем-топохожая на розовое дерево. Садовник предложил срубить падаук, но я отказалась. В апреле я поблагодарила себя за предусмотрительность. Стояла ужасная жара. В воздухе носилась пыль. Я думала, что не выдержу такой погоды. И вдруг падаук расцвел, буквально за ночь покрывшись золотистыми цветками. По вечерам, когда их тонкий аромат наполнял воздух, мы с Симоной выходили в сад. Мы следили за древесными змеями и отмахивались от докучливых насекомых. Мы угощались джином с тоником, смеялись над чудачествами наших мужей и порой, незаметно для себя, напивались допьяна. Тогда мы вставали в пять утра, дабы избежать дневного зноя. Потом я почти весь день спала.
От садовника я узнала, что в середине апреля здесь празднуют Тинджан – водный праздник, заканчивающийся в день бирманского Нового года. Всякого, кто рискнет появиться на улице, могут окатить ведром воды. «Совсем неплохо», – подумала я, учитывая апрельскую жару. Правда, Дуглас запретил мне выходить на улицу, а спорить с ним бесполезно.
У нас был красивый дом. Белые стены, просторные комнаты, куда проникал ветерок с веранды, окаймлявшей здание. Днем я часто отдыхала в шезлонге в гостиной второго этажа, где сквозняки хотя бы частично избавляли от жары. Паркетные полы из твердых пород дерева натирались до зеркального блеска, в них можно было смотреться. Ярко-зеленые деревянные ставни быстро выгорели и приобрели более бледный оттенок, и он нравился мне больше. Фасад дома прятался в тени пальм. По бокам извилистого пруда росли тропические кусты.
Что касается прочих деревьев, у нас росли одно дерево бодхи, акация и раскидистый тамаринд, под которым айя[4] ставила коляску с моей дорогой малышкой.
Никогда не забуду день, когда полицейские перекопали вдоль и поперек мой драгоценный сад. Они спустили воду в пруду, погубив рыбу, и срубили кусты вокруг пруда. И что же нашли эти блюстители порядка после своих многочасовых «раскопок» под палящим солнцем?
Глава 11
Ранним утром понедельника, вопреки своим убеждениям, Белл отправилась в управление полиции. Она постоянно думала о субботнем разговоре с Оливером Донохью, вспоминала его пронзительные синие глаза и ловила себя на том, что с нетерпением ждет среды, когда вновь его увидит. Несмотря на его антиколониальные взгляды, ей импонировало великодушие американца. Белл чувствовала, что ему можно доверять. Верный обещанию, он прислал ей записку с именем своего знакомого из полиции. Этого человека звали Норман Чабб. Белл знала, что нижние чины рангунской полиции набирались преимущественно из сикхов, однако руководство состояло из англичан. Чабб был детективом. «Весьма кстати», – подумалось ей.
Белл вошла в помпезное здание управления и остановилась в вестибюле, пристально оглядывая помещение. В вестибюль выходили четыре двери – все закрытые и на вид неприступные. Белл постучалась в самую большую: массивную темно-коричневую дверь, надеясь, что поступает правильно. Ей никто не ответил. Выждав немного, она постучалась вторично. Раздался сердитый голос, велевший «убираться прочь». Белл поморщилась. Ее дыхание участилось, а сердце заколотилось. И все же, не обескураженная ответом, она постучалась в третий раз и открыла дверь. Она попала в тесный кабинет, где за громадным письменным столом, среди хаоса бумаг, восседал крупный мужчина с редеющими ярко-рыжими волосами.
– Черт вас побери! – не поднимая головы, пробормотал он. – Ну что еще там стряслось? Неужели не понятно, что я пытаюсь вздремнуть?
Белл кашлянула:
– Прошу прощения.
Мужчина поднял голову, и теперь, увидев его лицо, Белл решила, что ему где-то под шестьдесят.
– За каким чертом вас принесло?! – сердито спросил он.
– Меня зовут Аннабель Хэттон. Я разыскиваю мистера Нормана Чабба.
– Вот оно что. И позвольте спросить, в каких отношениях вы с инспектором Чаббом?
– Ни в каких. Мне его имя назвал один знакомый.
– И кто же этот знакомый?
– Оливер Донохью.
– А-а, американский журналист.
– Вы его знаете?
– А как вы думаете? – Мужчина помолчал и добавил: – Мы все знаем Оливера Донохью.
– Инспектор Чабб на месте?
– Нет.
Ответ поверг Белл в замешательство. Ей было жарко, платье прилипло к потной спине. Может, ей лучше уйти и вернуться, когда Чабб окажется на месте? И все же она решила переговорить с хозяином кабинета.
– Вы не возражаете, если я присяду? – вежливо спросила она, награждая его обворожительной улыбкой.
Он молча шевельнул пальцем, указав на стул с внешней стороны стола. Белл уселась, нервно разглаживая влажное платье. Примерно так же она чувствовала себя в школе, когда ее вызывали к миссис Ричардс.
– Что у вас за дело?
Белл смотрела на его ярко-красные щеки и усы торчком. «Какой толстяк, – подумала она. – И глазки совсем как у поросенка, прячутся в складках на лице». Удержавшись от вопроса, приведшего ее сюда, она вначале спросила, не занят ли он.
– Всегда, мисс… как вас там?
– Хэттон.
– Да, мисс Хэттон. Я всегда занят.
– Еще раз простите, что помешала вам… Пожалуйста, подскажите, как к вам обращаться?
Толстяк выпрямился, провел рукой по потному лбу, затем по волосам.
– Старший инспектор Джонсон, начальник Чабба. Все, что вы намеревались сказать ему, можете изложить мне.
– Вопрос довольно деликатный.
– Мисс, давайте без предисловий. Как я уже сказал, я весьма занят.
Белл сомневалась в этом, но, наградив старшего инспектора извиняющейся улыбкой, спросила, сохранились ли протоколы по делу о новорожденном ребенке, пропавшем из сада частного дома в Золотой Долине.
Джонсон подался вперед и принялся листать бумаги. Его пальцы двигались со скоростью улитки.
– Что-то не припомню, – наконец сказал он. – Это было недавно?
– В одиннадцатом году, – покачав головой, ответила Белл.
У старшего инспектора отпала челюсть. Щеки стали еще краснее. Он расхохотался.
– Я не ослышался? – несколько успокоившись, спросил он. – Вас интересует происшествие двадцатипятилетней давности?
– Да.
– А почему оно вас интересует? – спросил Джонсон и поджал губы.
Белл взглянула на яркий солнечный свет, льющийся через зарешеченное окно, затем вновь повернулась к старшему инспектору Джонсону. Лучше не проявлять излишней напористости, хотя ей было трудно принимать всерьез этого глупца.
– Родители того ребенка были моими отцом и матерью. А исчезнувшая малышка была бы моей старшей сестрой.
– Так. Понятно. А с какой целью вы хотите заглянуть в протоколы? Родители еще живы?
– Нет. Отец недавно умер. Но эта история не дает мне покоя.
– Вот что, мисс… Хэттон. Могу вам сказать… я тогда уже служил в здешней полиции, но мало что помню. Такие дела у нас называют глухими. Хотя были разные версии. И слухи. Слухов хватало.
– Версии? – переспросила Белл.
– Самой убедительной была версия про знахаря из племени ва. Их еще называют охотниками за головами. Якобы этот знахарь заплатил за похищение младенца.
– С какой целью?
Джонсон надул щеки:
– Вы уверены, что хотите услышать ответ? – (Белл кивнула.) – Говорили, будто ему понадобились внутренности младенца для приготовления своих снадобий. – (Белл невольно вздрогнула.) – По другой версии, ребенка похитила шайка преступников для продажи богатой сиамской семье. То и другое не выглядело убедительным. Ходили слухи, будто это месть родни человека, которого ваш отец осудил за какое-то преступление.
– Вы считаете, что младенец погиб?
– Боюсь, что да.
Прежде чем задать новый вопрос, Белл тщательно подобрала слова.
– А моя мать?
– Если я правильно помню, вашу мать поместили под домашний арест.
– Ее невиновность была доказана?
– Случай был и впрямь странный. – Старший инспектор скривил рот. – Я думал, ей предъявят обвинение, но затем они с вашим отцом спешно покинули Рангун. Никто не знал, чем это было вызвано. Я сказал «никто», но кто-то непременно знал. Все произошло втихомолку.
– В таком случае можно ли мне все-таки ознакомиться с протоколами расследования?
– Увы, нет, – состроил печальную мину Джонсон. – Через несколько лет в управлении случился пожар. Все здание пришлось отстраивать заново.
Белл на мгновение усомнилась в его словах, но затем прогнала эту мысль. Какие у него могут быть причины для лжи? Она внимательно смотрела на старшего инспектора, надеясь, что он расскажет еще что-нибудь. Но он молчал, а через какое-то время сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, качнув опавшими щеками.
– Рад был с вами познакомиться, мисс Хэттон.
Поняв намек и не желая испытывать его терпение, Белл встала.
Обрадованный ее готовностью уйти, старший инспектор даже поднялся со стула и проводил ее до двери.
Белл торопливо возвращалась в отель. Встреча с полицейским не оставила в душе ничего, кроме досады. Вроде бы он хотел ей помочь, однако ей было не избавиться от мысли, что мистер Джонсон рассказал ей далеко не всю правду о трагических событиях январского дня в далеком 1911 году. Усилием воли Белл прогнала эти ощущения. Она остановилась и огляделась по сторонам. Ноги принесли ее в торговый квартал. Ей давно хотелось попасть туда, где не было ничего английского. Хотя Оливер и советовал ей проявлять осторожность, квартал находился на одной из центральных улиц и потому казался ей вполне безопасным.
Внешне это выглядело как скопление шатких прилавков со снедью. Белл не сразу сообразила, что за ними скрывается вход на базар, но пряные запахи в воздухе подзуживали пойти и взглянуть собственными глазами. Она попала в лабиринт темных проходов, где было шумно, людно и грязно. Все это должно было бы ее оттолкнуть и отвратить от мысли о дальнейшем путешествии. Но она шла все дальше, к центру базара. Ее толкали и пихали, хотя и без злобы. Место, куда она попала, скорее напоминало громадный склад под балочным потолком. Прилавки вдоль каждого прохода буквально ломились от товаров. Здесь торговали прекрасными лоунджи, шалями, шелками и другими тканями. Продавцами были преимущественно индийцы в белых рубашках и брюках. Стоило Белл прикоснуться к чему-либо на прилавке, как продавец с пугающей быстротой вскакивал со скамеечки, на которой сидел, и начинал умолять английскую леди купить его товар. Белл не понимала ни слова, однако угадывала их смысл. Она бормотала что-то вроде «Вернусь попозже» и шла дальше. Запах пряностей продолжал ее дразнить, и она решила последовать за ним.
Теперь ее окружали опрятно одетые бирманские девушки в лоунджи и коротких кофточках, стоявшие за прилавками с разными злаками. Девушки застенчиво опускали голову и прыскали в кулак. Белл понятия не имела, что это за злаки. Она несколько раз пыталась узнать, как пройти к лоткам с пряностями. Слыша ее вопросы, девушки снова хихикали, начинали спорить между собой и указывали диаметрально противоположные направления. Белл пошла дальше. Ей попались прилавки с кусочками дерева, из которого готовили тханаку – странную желтую пасту, которой бирманки покрывали лица. Тут же торговали семечками и орехами.
Доверившись собственному носу, Белл наконец добралась до прилавков с дурманящими пряностями. Ее взгляд притягивали большие корзины с желтыми, красными и оранжевыми порошками, а также мешки и мешочки с перцем чили. Миски, полные коричневых шишковидных плодов, соседствовали с мисками кореньев. Взяв один корень и поднеся к носу, Белл почувствовала знакомый запах имбирного печенья. Другие торговцы предлагали тигровые шкуры, черепа животных и различные части их скелетов. Кому и зачем они могут понадобиться, Белл понятия не имела.
Ее возбуждали пьянящие ароматы, постоянно напоминая, что она находится в Бирме и вокруг нет ничего английского. Белл купила немного имбиря и мешочек красного порошка с фантастическим ароматом. Она оглянулась по сторонам, ища выход с базара, но найти его оказалось не так-то просто. Громадное пространство базара сбивало с толку. Белл заблудилась. Правда, паника, охватившая ее, была недолгой. Выбрав направление, она решила идти не сворачивая и через какое-то время увидела просвет. Запах древесного угля подсказывал, что она близка к цели. У выхода она наткнулась на торговцев овощами и фруктами. Что-то было ей знакомо, а что-то она видела впервые. Белл купила большую зеленую дыню, намереваясь полакомиться вместе с Ребеккой. Нос уловил запах рисовой водки. Этот «аромат» исходил от неопрятной женщины, судя по виду – крестьянки. Она продавала такие же неопрятные куски жесткого рисового пудинга. Белл поспешила на улицу и увидела рикшу. На крыше его повозки важно сидела синяя птица с оранжевым клювом. Подозвав рикшу, Белл попросила отвезти ее в отель.
В темном коридоре, почти у самой двери комнаты, Белл наткнулась на высокого мужчину, шедшего ей навстречу. Он кивнул и быстро прошел мимо. Наверное, кто-то из служащих, хотя было странно видеть мужчину, особенно мужчину евразийской внешности, в этой, целиком женской части отеля. Войдя в комнату, Белл застала Ребекку сидящей на полу по-турецки. Соседка читала записную книжку Белл, ту часть, где она время от времени записывала сокровенные мысли и где хранились газетные вырезки. Белл охватила ярость. Подскочив к Ребекке, она вырвала у той книжку и закричала:
– Как ты смеешь?! Это личное!
– Чего ты орешь из-за пустяка? – невозмутимо спросила Ребекка. – Я нашла ее на полу, причем открытую. Думала, ты не станешь возражать.
– Ты нагло врешь! Я не оставляла книжку на полу.
– Клянусь тебе!
– Не верю. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: записная книжка с моим именем – это вещь, куда другие не имеют права совать свой нос. Или там, откуда ты родом, записные книжки в диковинку?
– Не надо мне грубить. – Ребекка встала. – Я же извинилась.
У Белл кровь горячо прихлынула к щекам, из глаз сами собой потекли слезы. Она сердито смахнула их, но слезы продолжали течь.
Ребекка подошла к ней, положила руку на плечо и осторожно сжала:
– Да не расстраивайся ты так. Это всего-навсего книжка.
– Но она… – всхлипывала Белл, не желавшая продолжать разговор. – Она только для меня, и там есть…
Ребекка подвела ее к кровати:
– Сядь и успокойся, а я принесу тебе бренди.
– Я совсем не… – начала было она, но соседка уже покинула комнату.
Слезы не унимались. Белл пыталась разобраться в клубке своих мыслей. Что, если Ребекка прочла вырезку, где сообщалось об обвинении, предъявленном Диане Хэттон? Белл мысленно отчитала себя за беспечность. Надо было прятать книжку в чемодан. Что, если Ребекка все узнала? Перед глазами замелькали картины. Казалось, все личное, что Белл держала при себе, теперь выплеснулось наружу. Смерть отца, ужасная новость о пропавшей сестре, встреча с полицейским и неприязненное отношение танцовщиц.
В детстве, когда она грустила, ей хотелось, чтобы кто-нибудь спросил о причинах грусти. Миссис Уилкс старалась быть ей кем-то вроде старшей подруги, но эта вечно хлопочущая женщина терпеть не могла «разной чепухи». Постоянные хлопоты составляли образ жизни экономки в этом несправедливом мире. Белл вспомнила ее сверкающие глаза и внушительный зад. Дорогая миссис Уилкс, пекшая потрясающе вкусные пироги с яблоками зимнего сорта «брамли», что росли у них в саду. Те же яблоки она консервировала в банках «Килнер»…
Воспоминания немного успокоили Белл. Она вытерла глаза и впервые попыталась представить старшую сестру, о существовании которой узнала совсем недавно. Младенец. Обыкновенный младенец трех недель от роду.
Вернулась Ребекка. Сев рядом, протянула ей бокал с бренди.
Белл залпом проглотила бренди. По телу разлилось тепло. Наверное, пора менять свое отношение к спиртному… Она же не такая, как ее мать.
– Теперь расскажи, почему ты так разволновалась? – осторожно попросила Ребекка.
– Я думала, что оставила записную книжку под подушкой.
– Честное слово, она валялась на полу.
Белл кивнула:
– Я уходила второпях. Наверное, книжка просто выпала.
– А помимо книжки?
– Меня все ненавидят.
– Девки наши, что ли?
– Да. – Белл скорбно шмыгнула носом.
– Не волнуйся. С этими красотками я разберусь. – Ребекка подала ей носовой платок. – Чистый. И все-таки в чем дело? Вряд ли ты разревелась только из-за своей книжицы и наших девиц.
В окно долетали приглушенные звуки уличного движения. Слушая их, Белл во второй раз за день вспомнила прошлое: смерть отца, разбор библиотеки и обнаружение вырезок с историей о пропавшей малышке. Она опять шмыгнула носом и почувствовала, что вопреки усилиям не придавать особого значения этой истории дело о пропаже старшей сестры вдруг стало более реальным. Ребекка была хорошей слушательницей и терпеливо ждала, пока Белл закончит рассказ.
– Так, а теперь расскажи мне про свою книжку, – наконец попросила она. – Я едва туда нос сунула, как ты влетела.
– Я там писала о своей матери.
– Она по-прежнему жива? – (Белл не знала, как ответить.) – А другие братья-сестры есть?
– Никого.
Ребекка обняла Белл за плечи:
– Ах ты, бедняжечка! И теперь ты приехала сюда и чувствуешь, что мы жестоко с тобой обходимся.
– Это не имеет значения.
– Имеет. И отношение к тебе изменится. Обещаю.
– Я такая тряпка. Прости.
– Ты успела хлебнуть горя.
– Я познакомилась с одним человеком. Он обещал сводить меня туда, где жили мои родители.
– И кто же он?
– Оливер Донохью. Журналист.
Читать бесплатно другие книги:
