Девочка из города Воронкова Любовь
– Весной пойдём, когда растает.
– А я знаю, где одна птичка живёт! – сказал Романок. – В малиннике. Как лето, так и опять там живёт. Гнёздышко и сейчас там висит…
– Птичка? – обрадовалась Валентинка. – И каждый год прилетает? В своё гнёздышко? Какая она – серенькая?
– Как зола. А грудка синенькая…
– Это варакушка.
– А ты почём знаешь? – удивилась Таиска. – Видела разве?
– Живую не видела, – ответила Валентинка, – а в книге видела. Такая маленькая, серая, с голубой грудкой… Ты мне её покажешь, Романок?
– А в этой книге и другие птицы были? – спросила Варя.
– Да. Там все птицы были, какие только есть на свете. Все нарисованы. Мама читала мне про них, а я глядела картинки. Там и колибри есть.
– Какие колибри?
– Такие. Маленькая птичка, с напёрсток. И вся будто драгоценными камнями усыпана, так и блестит!
– Такие не бывают, – сказала Алёнка.
– А вот и бывают! – крикнула Таиска. – Мало ли какие бывают! И не такие ещё – с горошину бывают!.. Правда, Валентинка?
– А где эта книга? – спросила Варя. – Ты её не принесла с собой?
– Нет.
– Эх ты, завязала бы в узелок и понесла!
– Я не знала…
– Что не знала?
– Я не знала, что всё так будет…
Таиска быстро оглянулась на мать и прошептала:
– А как всё было-то? Немцы твоих родных убили, да?
– Да.
– И мамку твою, да?
– Да.
Валентинка перестала улыбаться. Она тихо и безучастно положила в ящик куклу в жёлтом платье…
Ей сразу вспомнился страшный день, последний её день в городе… Город бомбят. Их дом стоит, окутанный дымом и пылью. Вместо окон тёмные дыры. На ступеньки выбегает мама с маленьким Толей на руках. Валентинка видит её как живую. Вот она – в синем платье, с чёрной развевающейся прядкой волос. Она испуганно кричит: «Валя! Валечка!..» Вдруг – удар. Бомба… Валентинка опомнилась среди каких-то разбитых брёвен – видно, её отбросило волной – и отсюда увидела чёрную яму, груды обломков и клочья синего платья под рухнувшими кирпичами… Она царапала эти кирпичи, раскидывала их, кричала, звала маму. Мама не откликнулась. Чужие женщины оттащили её от развалин и насильно увели куда-то. И потом дорога, деревни, снега, лес… И всё время мороз…
– Вы чего там затихли? – беспокойно спросила мать. – Что случилось?
Она вошла в горницу и сразу увидела помертвевшее лицо Валентинки.
– Об чём разговор был, ну? – обратилась она к девчонкам. – Вы что ей сказали?
– Мы ничего… – ответила Варя. – Мы только про книжку…
– А про немцев даже и не говорили, – добавил Романок. – Таиска только спросила: правда, что её мамку фашисты убили?
Мать рассердилась. Ух, как она рассердилась, даже покраснела вся! Она схватила Таиску за руку, нашлёпала и выгнала из горницы.
– Бессовестная! – кричала она на Таиску. – Жалости у тебя нету! Сердца у тебя нету! Или у тебя вместо головы пустой котелок на плечах?!
Таиска ревела, а девчонки, видя такую грозу, бросились в кухню, поспешно надели свои валенки и одна за другой шмыгнули за дверь.
– Иди сюда, дочка! – ласково сказала мать Валентинке. – Иди посиди со мной, послушай, что я расскажу тебе.
Валентинка молча уселась на скамеечку возле её ног. Мать рассказывала какую-то сказку. Валентинка не слышала её. Мама стояла у неё в глазах, стояла такая, какой она видела её в последний момент, испуганная, с развевающейся прядкой. И Толя, обхвативший её шею обеими руками…
«Мама! Мамочка! Мамочка!..» – повторяла про себя Валентинка, обращаясь не к этой живой, а к той, умершей. И вдруг посреди весёлой сказки она уткнулась в серый фартук женщины и громко заплакала.
Мать не утешала Валентинку. Она только гладила её тёмные волосы:
– Поплачь, поплачь, дочка! Поплачешь – сердце отойдёт…
Таиска, у которой давно высохли слёзы, с удивлением смотрела на Валентинку. Что это? Таиска ревела – так ведь её нашлёпали. А Валентинка чего ревёт? Ведь ей же сказку рассказывали!
– Большая, а плачет, – сказал Романок. – Я, когда был большой, никогда не плакал!
– Дурачок! – прошептала мать и улыбнулась сквозь слёзы.
Мать устраивает необыкновенную баню
В субботу вечером, убрав скотину, мать вытащила из печки огромный чугун с горячей водой и сказала:
– Ребятишки, готовьтесь!
– Сейчас в печку полезем! – закричала Таиска. – Париться!.. Валентинка, в печку полезем!
Валентинка думала, что Таиска вышучивает её. Как это они вдруг полезут в печку?
– Чудная эта Валентинка, – сказала Груша, – ничего не понимает. А ещё городская!
Тем временем мать вытащила из печки все горшки и кринки, настелила всюду свежей соломы – и в самой печке, и на шестке, и на полу возле печки. Налила в таз горячей воды, сунула в него берёзовый веник и поставила в печку.
– Баня готова, – сказала она. – Кто первый?
– Я! – закричала Таиска, живо сбрасывая платье. – Я готова!
– Ну уж нет, – возразила Груша, – ты успеешь. Тут и постарше тебя есть!
Но пока-то Груша говорила, пока-то развязывала поясок, Таиска уже залезла в печку. Мать прикрыла её заслонкой, а Таиска плескалась там и выкрикивала что-то от избытка веселья.