Первые и Вторые. Первый сезон. Медведь Шелег Дмитрий
– Олег Ярославович! Научите меня «знаниям».
Хранитель помотал головой и совершенно серьезно ответил:
– Для того, чтобы обрести знания, надо обладать высшим разумом, который выше человеческого. Все живое имеет разум, разум нужен для понимания, а понимание нужно для действия.
Камень не имеет разума, поэтому просто лежит на своем месте, и ничего не понимает, и ничего не делает.
Растение имеет разум. Творец даровал растениям жизнь, чтобы они были пищей для животных и человека, и разум им дан только для этого. Цветок чувствует и знает: когда приходит ночь и становится холодно, ему надо закрыть свою чашу, чтобы сберечь семена, а когда выходит солнце, он поворачивает свою чашу к нему и раскрывается, чтобы напитаться солнечной энергией. Когда мало питательной воды, он углубляет свои корни, чтобы больше вырасти. Но растению не дано понять большего. Оно не понимает, кто это – животное.
Животное имеет разум больше разума растения, Творец даровал животным жизнь, чтобы они служили человеку. Для этого Творец даровал им глаза, уши, нюх, чутье, но разум животным дан только для этого. Жить и размножаться. Дикое животное знает, какое растение вкусное, а какое горькое. Оно понимает: чтобы не быть убитым, надо убежать или спрятаться. Животные строят себе дома, они живут вместе стаями, выбирают себе пару и дают потомство. А за домашними животными смотрит сам человек. Животные понимают, кто это – человек, потому что призваны служить ему.
Человек – самый разумный из всех живущих на земле, он понимает и растения, и животных. Человек призван учиться. Если не умеет плавать, как рыбы, чтобы проплыть через моря, то строит себе водный корабль. Если не умеет летать, как птица, чтобы перелететь через горы, то строит воздушный корабль.
Загадка замысла Творца в том, что, сколько бы простой смертный человек ни стремился понять замысел Творца, он не сможет этого сделать – Творец не дал ему такого разума. Эта загадка посильна только Первым, а каждый Первый должен самостоятельно ее отгадать. Но Забава не напрасно тебя выбрала!
Тихомир изумленно слушал простое, но совершенное для понимания объяснение и после паузы спросил:
– Олег Ярославович! А как вы стали Хранителем?
Хранитель поерзал на лавке и пригладил усы:
– История это давняя. Родился я в Ингерманландии. И чуть окрепшим младенцем был подброшен – оставлен на берегу острова Валаам на Ладожском озере. Так я попал в Валаамский монастырь. Подброшен был в воскресенье, отсюда и фамилия моя такая – Воскресенский. Типичные русские фамилии ведут начало от имени или прозвища основателя рода. Однако фамилия Воскресенский относится к самым необычным русским именованиям, имеющим искусственное происхождение. Даже бытовала поговорка, в которой перечислялись основные источники искусственных фамилий: «По церквам, по цветам, по камням, по скотам, и яко восхощет его преосвященство». Отчество свое я получил от инока Ярослава, который меня нашел. А имя Олег мне дали по Святцам – в третий день октября.
Внезапно свеча на столе резко вспыхнула и начала гореть большим пламенем. Тихомир увидел отблеск огня на лезвии топора у печи, и его зрачки расширились.
Хранитель обеспокоенно спросил:
– Вы что-то увидели?
Тихомир не знал, что ответить.
Хранитель спешно поднялся и зашагал во двор проверить Третьяка.
В это же время Игнат незаметно подкрался к Третьяку и ударил его обухом топора по голове. Третьяк со стоном завалился на землю.
Игнат первой же попавшейся жердью подпер дверь и начал поджигать избу: сначала у двери, а затем пошел по кругу и закончил соломенной крышей. Сухое трухлявое дерево и солома быстро занимались огнем.
Хранитель попробовал открыть дверь, но ничего не получилось. Окна были слишком маленькие, чтобы в них пролезть.
Он стал плечом выбивать дверь и прокричал:
– Тревога!
Тихомир поначалу растерялся, но потом бросился к Марфе и начал ее будить:
– Вставай и быстро собирайся!
В избе уже явно чувствовался запах дыма и начал пробиваться огонь.
Марфа спросонья ничего не понимала – началась паника!
Тихомир выхватил револьвер и обернулся.
Хранитель уже выбил дверь вместе с завесами и бросился на Игната. Началась борьба.
Тихомир увидел, что Игнат берет верх над Хранителем, и прицелился. В ночной тиши раздался выстрел, после которого Хранитель замер и, цепляясь за Игната, сполз на землю.
Игнат рассмеялся и пошел в сторону Тихомира.
Из избы выбежала Марфа, держа в руках завернутое невесть во что дитя. Увидев происходящее, она во все горло завопила.
Тихомир целился в Игната, револьвер в его руке дрожал. Он выстрелил – промах.
Игнат приостановился, еще пуще рассмеялся и снова широко зашагал на Тихомира.
Тихомир на мгновение оцепенел, но потом скопил неизвестно откуда появляющиеся силы и выстрелил…
Пуля отбросила Игната навзничь, и в его лбу зазияла черная дыра.
Тихомир обернулся и с ужасом увидел, как перед горящей избой, причитая в голос, мечется Марфа.
В полыхающую избу было не зайти – там заживо горел второй ребенок.
Утром бабки-соседки провожали погорельцев:
– Мой Ванька их до города довезет. Там шпиталь открыли.
– А я говорила! А я говорила! Печку-то надо было хорошо смотреть. Городские…
На передке телеги рядом с мужиком, который управлял лошадью, сидел Тихомир в одной косоворотке и штанах.
Чуть за ним сидела Марфа, одетая в какие-то бабские тряпки, и держала на руках дитя, завернутое с головой в толстый платок.
Тихомир обернулся назад и увидел, что Третьяк с перевязанной головой, лежащий под старой овчиной, приоткрыл глаза.
Рядом с Третьяком на боку лежал Хранитель и, редко моргая, смотрел через утреннюю поволоку в небо.
Тихомир облегченно вздохнул и кивнул Марфе, которая откинула платок с головы дитя – это был Первый.
14 серия
Эпизод 1
Фельдшер
21–22 мая 1862 года Тверь
Под вечер добрались до окраины Твери.
Еще на подъезде была видна высокая кирпичная заводская труба.
Телега ехала по безлюдным улочкам.
Раздался фабричный гудок, и улица заполнилась людьми – это рабочие возвращались со смены. Рабочие были одеты в основном как крестьяне.
Один рабочий прижимал к груди руку, замотанную в тряпку, а другой советовал ему:
– Идти в больницу. Эх и угораздило тебя.
Тот запротивился:
– Да нет, до утра отлежусь. И денег жалко!
– Идем, заведу тебя. Больница при мануфактуре бесплатная, – настаивал другой.
Тихомир услышал этот разговор и растолкал полусонного возницу:
– Ванька, правь за ними.
Ванька развернул телегу и уставился на мужика с рукой.
Присмотревшись хорошенько, он окликнул:
– Ждан!
Мужик с рукой обернулся и через силу заулыбался:
– Ванька? Здорово. Какими судьбами?
– Вот погорельцев в больницу везу, – ответил Ванька и предложил: – Садитесь, нам по пути.
Ехали недолго.
Под козырьком входа в небольшое здание больницы горел керосиновый фонарь, а через окна пробивался тусклый свет.
Попутчики спрыгнули с телеги.
Товарищ Ждана постучал в дверь, но никто не открывал. Он дернул за ручку – дверь оказалась незапертой, и мужики зашли вовнутрь.
Тихомир ждал в телеге с полчаса, когда товарищ Ждана вышел и объявил:
– Дело плохо! Фельдшер сказал, что отнимут руку: кости раздробило. Уже не работник!
Ванька охнул:
– Дождусь его. Потом в село завезу. Сосед поди!
– Ахош, замолвлю словечко? Сейчас на мануфактуре люди нужны, а он насовсем выбыл, – предложил товарищ Ждана.
Ванька согласно закивал:
– Только клячу куда?
Товарищ Ждана предложил:
– Так давай поговорим с фельдшером. Он добрый – сочувствует, видно, сильно верующий! У них тут и стойло казенное есть.
Тихомир попросил:
– Так и за моих словечко замолвите.
Они оба кивнули и зашли в больницу.
Мужики вышли довольные и повели лошадь в стойло.
Вслед за ними появился и фельдшер.
Тихомир взволнованно прохаживался возле крыльца.
Фельдшер вопросительно посмотрел на него.
Тихомир подошел и попросил:
– Будьте любезны, посмотрите, пожалуйста! Мы погорельцы, а двоих сильно завалило при пожаре!
Фельдшер оказался не такой уж и «добрый», как описывали. Он сделал суровое лицо, что-то невнятное пробурчал, но к телеге подошел.
По очереди окинул взглядом Третьяка, Хранителя и Марфу со «свертком» и заявил:
– Больница содержится за счет ткацкой мануфактуры, и лечат только работников! Иногда местных, но за деньги.
Тихомир с горечью произнес:
– Так все сгорело! И деньги тоже!
Фельдшеру явно не нравился московский говор Тихомира, и он ответил:
– Я не могу принимать решение самостоятельно, а доктор на выезде. В больнице работает до полудня. Такой порядок.
Хранитель, внимательно слушавший разговор, вдруг произнес какую-то тарабарщину:
– Масу зетил еный ховряк, в хлябом костре Ботусе матырится клевая оклюга. Видка?
Фельдшер удивленно посмотрел на него, затем по сторонам, и почему-то шепотом сказал:
– Заходите.
Фельдшер обработал рану «на вылет» под лопаткой Хранителя и голову Третьяка.
Потом он о чем-то шептался с Хранителем.
Марфа с Первым на руках дремала на кушетке.
Тихомир тоже начал кемарить, но Хранитель потрепал его за плечо:
– Сейчас надо уходить, потому что утром придет доктор. Мы отсидимся в доме у фельдшера – Святослава Владимировича. Третьяка он пока оставит в больнице – ему лучше полежать несколько дней.
Дошли быстро, несмотря на то что Хранитель шел тяжело, да и фельдшер прихрамывал, опираясь на деревянную трость.
Пока шли, фельдшер рассказал:
– Под больницу на двадцать пять коек недавно перестроили старый цех. Все за счет мануфактуры. Такое указание было – реформы!
На мануфактуре сейчас работает очень много крестьян. Для них это «отхожий промысел».
После реформы по отмене крепостного права крестьянам надо для покрытия платежей за землю добывать наличные деньги, причем в таком размере, какой почти невозможно получить с имеющейся у них земли. Поэтому мужики ушли в город на заработки и «перекачивают» деньги из города в деревню. Городские квалифицированные рабочие получают хорошую зарплату, а крестьяне выполняют подсобную работу по двенадцать, а то и больше часов в смену и «за гроши».
Уже ночью обустроились в доме фельдшера.
Фельдшер предложил:
– Вы тут располагайтесь, а я в больницу вернусь. Тут места маловато, да и за вашим больным присмотрю.
Хранитель искренне поблагодарил фельдшера и отошел с ним в сторонку:
– Святослав Владимирович, нам бы бланков паспортов с печатями?
Фельдшер задумался и спросил:
– На всех?
Хранитель кивнул, снял ремень, достал из потайных кармашков восемь платиновых двенадцатирублевиков чеканки Николая I:
– Все что есть.
Фельдшер кивнул, взял деньги и вышел за дверь.
Тихомир ворочался и заснул только под утро. Он никак не мог понять, почему фельдшер после разговора с Хранителем вызвался им помочь.
Утром Тихомир первым делом спросил у Хранителя:
– Олег Ярославович. Как вам удалось уговорить фельдшера?
Хранитель, как обычно, хитро улыбнулся:
– Я уловил в речи фельдшера нотки офенского языка. Офенский язык – это тайное наречие русского языка. Он используется для того, чтобы обсуждать темы, о которых присутствующим при разговоре знать не нужно. Считается, что изобрели этот язык «офени» – торговцы-разносчики, которые переходили из одного в другой город с коробами своего товара. Они продавали книги, иконы, одежду, украшения, да и вообще что угодно. Но на самом деле такой язык был испокон веков, на нем писали письма русские воеводы. Такое письмо не мог прочитать торговый человек или священник, потому что там был свой шифр – тайнопись. Воеводское письмо мог прочитать только воин, который знал шифр.
Тихомир внимательно слушал дальше.
– В середине позапрошлого века Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович провели церковную реформу, и богослужение стали вести по греческим канонам. Русский народ и большинство церковников имели мнение о «превосходстве» русского благочестия над греческим, а московского – над киевским, потому что Константинополь был в упадке и греки подписали унию с католиками, а Киев был то под Польшей, то под Литвой. Поэтому произошел раскол русской церкви. Противники реформы, старообрядцы, а это много – седьмая часть населения, стали подвергаться гонениям. Старообрядцы проводили богослужение по старым книгам и со старыми иконами. За открытую продажу старообрядческих икон можно было угодить в тюрьму, поэтому появился один из самых больших и доходных «черных рынков» в русской истории. Обеспечивали этот рынок офени-иконщики. А деньги там крутились очень большие. Во-первых, старообрядцы готовы были хорошо платить за новописные образа. Ктому же их общины обитали в труднодоступных местах, подальше от «никониан» и властей. Во-вторых, офени-старинщики выменивали или покупали древние иконы, которые затем перепродавали коллекционерам во много раз дороже. Так что было, о чем беспокоиться, что скрывать и от обывателей, и от полиции. А там, где есть «черный рынок», всегда есть преступность, поэтому именно говор «офеней» стал основой для воровского жаргона «фени».
Тихомир понятливо закивал и спросил:
– Так что вы сказали фельдшеру?
Хранитель рассмеялся и перевел:
– «Мне говорил один господин, что в столичном городе Москве строится чудесная церковь. Правда?».
Днем вернулся фельдшер, который привез на телеге Ваньки уже заметно окрепшего Третьяка и взволнованно рассказал:
– В больницу приходила полиция! А после «свои люди» нашептали, что из Москвы приехали бандиты, и не какие-то там «золоторотцы», а видно, что серьезные – убийцы. Все вас ищут. Надо срочно уезжать!
Хранитель понятливо кивнул, а фельдшер передал ему бланки паспортов.
– Только три, – с сожалением сказал он.
Хранитель посмотрел на бланки и удовлетворенно сказал:
– Малость пожелтевшие. И печати под разным углом. Это замечательно!
Они крепко пожали друг другу руки.
Марфа засуетилась собираться.
Хранитель, вздохнув, подошел к маленькому умывальнику с зеркальцем и пригладил усы. Он с сожалением начал бриться.
После процедуры Хранитель уселся за колченогий стол, разложил бланки паспортов и начал заполнять один из них правой рукой:
– Ну что же, господа хорошие! Придумывайте себе имена да фамилии!
Читать бесплатно другие книги:
